Текст книги "Консервативная модернизация"

Источники социальной нормы: «живые» традиции повседневности и проблематизация взрыва обыденности

Важным ориентиром рассматриваемого консервативного доворота является вопрос об источниках социальной нормы в анализируемых построениях.

Выше мы уже отмечали, что для «наивного позитивизма» характерно либо обходить проблему источника социальной нормы в рамках социологического анализа, рассматривая в качестве такого источника устоявшиеся социальные стереотипы, либо представлять в таком качестве редуцированные доктринальные построения. Для нас в данном случае не так важен конкретный доктринальный источник, порождающий представления о социальной норме. Важнее сам способ становления такой нормы.

Даже самый поверхностный анализ позволяет увидеть, что в основу многих социологических исследований положены априорные нормы, корни которых уходят в те или иные социальные доктрины. Вполне очевидно, что в основе нормы, лежащей в основе большинства опросов, связанных с выборами, лежит представление о вполне определенном типе демократии – демократии западного типа, концепции которой были разработаны философами, которых мы относим к основоположникам либерализма.

Но даже если в рамках теоретического анализа станет возможным элиминировать навязанные извне ценности и нормы, регулирующие социальный порядок, все равно в рамках нашего обсуждения проблема выявления внутреннего источника этих ценностей и норм никуда не исчезает и требует своего решения, необходим также поиск такого рода источников внутри социальных сред и сообществ. Этот поиск является продолжением отмеченных ранее наших усилий по включению в сферу анализа влияния значимых сообществ.

Рэндалл Коллинз в своей статье в защиту социологической науки в числе значимых обобщений социологической науки отмечал влияние социального взаимодействия: «Чем более длительно, интенсивно и замкнуто взаимодействие между людьми, тем больше они будут отождествлять себя с некой группой и тем большее давление они будут чувствовать и оказывать в направлении подчинения локальным образцам поведения и веры при условии равенства их сил и отсутствия конкуренции в борьбе за скудные ресурсы. Э. Дюркгейм, анализируя динамику религиозных ритуалов, пришел к сходной идее, что интенсивное сфокусированное взаимодействие порождает моральную солидарность и подчиненность групповым символам»[103]103
  Коллинз Р. Социология: наука или антинаука?


[Закрыть].

Но приведенная цитата прямо указывает, что в результате рассматриваемого процесса социального взаимодействия формируются представления (например, «групповые символы» в трактовке Э. Дюркгейма), которые выступают социальными нормами. Более того, рассматриваемый процесс социального взаимодействия выступает и механизмом поддержания социальных норм. Отмеченное Р. Коллинзом «давление» в иной трактовке рассматривается в качестве социального контроля, своими стимулами и санкциями поддерживающего норму.

Здесь следует обратить внимание на то, что эволюция истеблишментной социологии сначала предельно сузила рамки допустимого обращения к концепции социального контроля, сведя его до преодоления девиантного поведения. Позднее обращение к понятию социального контроля рассматривается уже в качестве самодоноса, признания в склонности к авторитаризму, если не тоталитаризму. Это замечание существенно для нас в связи с тем, что в рамках консервативного дискурса, ориентированного на поддержание социального порядка, устойчивости социальных институтов, вряд ли стоит поддаваться на жупелы доктринального либерализма и открещиваться от концепции социализации и социального контроля.

Возвращаясь к проблеме источника социальной нормы, мы можем заключить, что стабильное социальное функционирование порождает и закрепляет представления, выступающие в качестве нормы. Более того, эти нормы через какое-то время получают дополнительную социокультурную поддержку. Они приобретают статус традиционных норм, закрепленных в определенном локальном или более широком социуме.

Для консервативного дискурса это важно в связи с той ролью, которую в его рамках играют традиции. Здесь следует сразу же оговориться, что речь идет не о любых традициях. Регулятивную роль способны выполнить лишь «живые» традиции, признаваемые людьми в качестве нормы и регулятора повседневной социальной жизни.

Соответственно, рассматривая лишь «живые» традиции в качестве важного источника социальной нормы, мы закрываем дорогу разного рода ретроградным и архаическим вменениям, источником которых чаще всего выступают соответствующие социологические или много чаще идеологические спекуляции. Одновременно при таком понимании создаются предпосылки для инструментального анализа социальных норм, который столь важен при создании институциональной среды консервативной модернизации.

Акцент на стабильном функционировании, выступающем основой социальной повседневности, здесь важен для того, чтобы отграничить рамки нашего рассмотрения от качественно иной социальной ситуации – от взрыва обыденности. Речь идет именно о взрыве обыденности. В тот момент, когда социальные обстоятельства уже не могут рассматриваться людьми в качестве обыденности, прежние социальные нормы оказываются под прицелом проблематизации.

Даже если определенные группы демонстративно настаивают на прежних моделях социального действия, они проблематизируют свои прежние нормы. Легко привести в качестве примера случаи, когда значительные группы наших граждан, несмотря на известные им угрозы коронавирусной инфекции, участвовали в разного рода сборищах. Отрицание ими опасности или упование на русский «авось» тем не менее являлись результатом рациональной или, напротив, эмоциональной реакции на новую ситуацию, которая выступала в качестве жизненной проблемы.

Взрыв обыденности может стать фактором закрепления или разрушения прежней нормы, запуска процесса формирования «новой нормальности». Для нашего обсуждения взрыв обыденности важен в связи с тем, что значимые изменения в функционирования социальных институтов вполне относятся к социальным процессам такого же порядка.

Модернизация, даже в самой вегетарианской, консервативной ее трактовке, не может обойтись без институциональной реновации, без замены части отжившей институциональной среды. Эта реновация всегда связана с утратой легитимности значимой части норм и правил, способных реально регулировать отношения в обществе. Одновременно, или даже прежде того, утрачивают легитимность инстанции, обладающие правом устанавливать эти нормы и правила. Значимый риск этого процесса связан с тем, что зачастую он становится самоподдерживающим – по аналогии с цепной реакцией – и неоднородным как в пространственном, так и структурном измерении. Собственно, два краха великого государства в XX веке – хорошая иллюстрация такого процесса.

Критерий консервативности модернизации – локализация соответствующей делегитимации, недопущения ситуации, когда под угрозой оказывается легитимность несущих конструкций системы.

Соответственно, в рамках консервативного доворота важно исследовать процессы эволюции социальных норм, формирующихся в результате взрыва обыденности. В связи с этим важно оценивать реальное функционирование механизмов социализации и социального контроля в условиях осуществляемой консервативной модернизации и, соответственно, вернуть сами эти проблемы в корпус актуальных проблем социологического анализа.

От «равенства ценностей» до учета специфики влияния ценностей первого порядка в качестве смысложизненных ориентиров

Еще одним кругом проблем, которые должны войти в фокус исследований в рамках консервативного доворота, является иерархия ценностей и их влияние на смысложизненные ориентиры. Эта проблема возникает в связи с тем, что в мейнстримной социологии она либо рассматривается как самоочевидная и не требующая обсуждения, либо обходится вовсе.

В первом случае иерархия ценностей представляется заданной либеральной догматикой. На ее вершине находятся ценности свободы и демократии, ценности, связанные с политическим измерением социального порядка, в целом. Попытки обсуждать преобладающий статус этих ценностей рассматриваются сторонниками такого взгляда как покушения на сами основы либеральной демократии.

В качестве аргумента, подтверждающего этот тезис, можно рассмотреть дискуссии, которые постоянно велись в рамках Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека[104]104
  Автор в течение ряда лет был членом этого Совета и может пользоваться результатами включенного наблюдения.


[Закрыть]. В составе Совета традиционно присутствуют видные отечественные либералы. Они в полном соответствии со своим статусом и обязанностями регулярно обращают внимание властей на различные рода нарушения и злоупотребления чиновников. Однако центральным сюжетом неизменно оказываются политические права. Попытки обратить их внимание на то, что такая позиция кардинально расходится с представлениями граждан, чьим приоритетом являются права социально-экономические, не имели сколько-нибудь значимого результата.

Еще более заметной эта проблема становится при рассмотрении отечественного либерального дискурса. Если в него и включаются социально-экономические проблемы, то они становятся лишь поводом для огульного осуждения нашего государства, часто вовсе бездоказательного[105]105
  Здесь также могу сослаться на результаты включенного наблюдения в качестве многолетнего участника теледебатов.


[Закрыть].

Но подобная ситуация характерна не только для нашей страны.

Уместно привести позицию признанного классика исследований гражданского общества Роналда Инглхарда, который сформулировал оппозицию материальных и постматериальных ценностей. В число последних, к повышению значимости которых должно стремиться общественное развитие, Инглхард включил:

• включенность в общественную жизнь или улучшение внешнего вида городов;

• возможности влиять на решения правительства или сохранение порядка в защите свободы;

• предпочтительность общества, в котором идеи ценятся выше денег;

• движение от обезличенного общества к более гуманному обществу[106]106
  https://www.hse.ru/data/2011/09/22/1270290827/%D0%9D%D0%98 %D0%A1–1_%D1%86%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82 %D0%B8.pdf


[Закрыть]. В этом респектабельном определении явно заметно влияние известных идеологических установок.

В целом либеральная догматика задает вполне определенную структуру и, что еще важнее, иерархию ценностей, которая оказывает существенное влияние на мейнстримных социологов. Их вполне понятное желание оказывать своими исследованиями влияние на элиты, на принятие социально-политических решений, приводит к тому, что их исходные позиции вольно или скорее неосознанно подстраиваются под доминирующие представления. В результате общественная повестка дня, в значительной мере сформированная наиболее влиятельными медиа и подкрепленная «объективными» данными мейнстримной социологии, оказывается заметно отличной от структуры ценностей и представлений существенной части, если не большинства, общества.

Подобное положение вряд ли приемлемо.

Во-первых, такая ситуация становится источником накапливающихся напряжений, значительные, потенциально активные слои общества испытывают растущее отчуждение от социально-государственной системы. Результатом может быть либо растущая депрессия с выходом в разного рода девиантное поведение, либо социально-политический протест в самых разных, в т. ч. экстремальных формах. Подтверждением этого тезиса со всей очевидностью являются кадры, демонстрирующие деструктивные протесты в США и других странах Запада. Усилия леволиберальных идеологов, переводящих реальные драматические, подчас трагические проблемы афроамериканцев в политическую плоскость, сводящие их к проблеме преодоления наследия расизма, дали свои ядовитые плоды. Хуже всего то, что леволиберальная риторика блокирует возможность обсуждения реальных путей решения тяжелейших проблем и преодоления напряжений. Дэниэлс Флетч отмечает: «Одним из банальных перлов мудрости, который в последние дни повторяют до тошноты, является то, что Америке нужен честный разговор о расовых проблемах… Безусловно, ни трюкачи из СМИ, ни левые не заинтересованы в честном разговоре. В свою версию такого разговора они допускают в основном лишь лживые мысли, одобренные левым политическим флангом с целью разжигания расовой ненависти и ниспровержения Америки»[107]107
  Флетч Дэниелс (Fletch Daniels) American Thinker (США): честный разговор о расовых проблемах? // 14.06.2020336609// https://inosmi.ru/politic/ 20200614/247601803.html


[Закрыть].

Во-вторых, такое положение является вызовом принципам интеллектуальной честности, которые традиционно являлись важным нравственным основанием для социального исследователя. Нарушение этого принципа в угоду идеологическим пристрастиям разрушительно для научного дискурса и делает невозможным само существование науки с ее базовой ценностью стремления к постижению истины.

Для консервативного доворота, противостоящего деструкциям мейнстримной социологии, важно следовать сформулированным выше подходам, прежде всего alternative values. Здесь важна посылка об отсутствии априорной иерархии ценностей, характерных для различных групп и сообществ. Соответственно, это ставит задачу выявления и понимания соответствующих иерархий, значимых для разных слоев, групп и сред.

Важен также учет принципа оценки влияния регулирующего воздействия рассматриваемых ценностей. Так, в ходе исследования значимости такой ценности, как национальная гордость, было выявлено ее влияние на отношение к таким, казалось бы, далеко отстоящим проблемам, как материальное благополучие. Авторы исследования резюмируют: «Мы обнаружили, что после экономического кризиса 2008 г., когда материальное благополучие населения упало, эффект влияния национальной гордости на субъективное благополучие вырос, что свидетельствует о компенсирующем действии национальной гордости»[108]108
  Камалов Э.А., Понарин Э.Д. Национальная гордость и субъективное благополучие россиян // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2020. № 1. С. 177–205 // https://doi.org/ 10.14515/monitoring.2020.1.08


[Закрыть].

Соответственно, учитывая уровень регулирующего воздействия различных ценностей, относящихся к разным уровням их иерархии, нас интересуют прежде всего базовые ценности, т. е. ценности первого порядка. «Базовые ценности – это те конечные, “целевые” ценности человека, на основе которых формируется все множество инструментальных (оперативных, текущих) ценностей, направляющих его жизнедеятельность»[109]109
  Магун В.С., Руднев М.Г. Базовые ценности россиян в европейском контексте // Общественные науки и современность, 2010. № 3.


[Закрыть].

В рамках поиска иерархической структуры нас в первую очередь интересуют ценности, которые реально задают жизненные ориентиры людей и значимых для них сообществ. Прежде всего это ценности первого порядка, задающие всю иерархическую структуру ценностей, норм и представлений, обусловливающие смыслы личной и социальной жизни.

Интерес к ценностям первого порядка, связанный с их смысложизненным влиянием, крайне актуален также в связи с важной для консервативного дискурса проблемой устойчивости социально-экономической и социально-политической системы. Вполне очевидно, что удар по ценностям первого порядка – сильный импульс для дестабилизации этой системы. Более того, можно высказать предположение, что рассматриваемая система сохраняет свою устойчивость до тех пор, пока не поколеблены ценности первого порядка активных слоев и групп.

Соответственно, для решения проблемы устойчивости социального порядка необходимо выявление круга ценностей первого порядка соответствующих социальных структур. Представляется, что в решении такой задачи нам может помочь важное отличительное свойство ценностей первого порядка – их недискутабельность. Эти ценности не предмет дискуссии, они безусловны. Представляется, что эти практически сакральные свойства ценностей первого порядка, даже относящихся к секулярному их сектору, унаследованы от религиозных ценностей, которые уж точно не дискутабельны.

Собственно, это свойство неприемлемости дискуссии относительно такого рода ценностей и определяет их статус в качестве вершины рассматриваемой иерархии. Ценности же второго и более низкого порядка могут приобретать все более инструментальный характер, связываться с разного рода условиями, при которых возможна и желательна их реализация. На таком уровне иерархии ценностей становится возможной интеграция ценностей и социально-экономических интересов.

Соответственно, эмпирическая задача выявления ценностей первого порядка индивидов и значимых для них сообществ редуцируется в существенно более простую задачу выявления группы ценностей, по которым не может вестись содержательная дискуссия, а при обсуждении начинает преобладать если не аффектированная, то все же эмоционально напряженная реакция.

Все вышеизложенное позволяет нам, среди прочего, яснее понять механизмы социально-политической дестабилизации, социологию революции.

Главной задачей революционных идеологов в таком контексте является изменение традиционной иерархии ценностей первого порядка. В первую очередь необходима проблематизация актуальной иерархии и дискредитации ценностей, составляющих основу этой иерархии. Затем следует выдвижение на вершину рассматриваемой иерархии ценности, непосредственно связанной с политическим измерением общественной системы. Это могут быть секулярные ценности свободы, демократии и социальной справедливости. В этом же ряду могут оказаться нравственные ценности. Многим памятен лозунг: «Жить не по лжи».

В числе ценностей первого порядка могут оказаться и требования организации жизни в соответствии с религиозными догматами. Примером такого развития событий является не только исламская революция в Иране, но и лозунги «исламского государства»[110]110
  Экстремистские лозунги, пропаганда которых законодательно запрещена в нашей стране.


[Закрыть].

Завершающим этапом становится перестроение всей рассматриваемой иерархии ценностей в соответствии с требованиями новой ценности первого порядка. Эта обновленная иерархия призвана задавать смысложизненные ориентиры нравственно озабоченных и одновременно активных слоев и групп в направлении императивного низвержения действующего социального порядка. В новой иерархии ценностей действующий порядок уже будет явно и последовательно противостоять нравственным ориентирам активных и нравственно озабоченных групп. В сформированном таким образом нравственно-этическом противостоянии сложившаяся социально-политическая система имеет мало шансов на выживание. Вопрос только о времени и социальной цене ее низвержения.

Такое понимание роли ценностей первого порядка создает предпосылки для эмпирической фиксации экстремистских позиций, отграничения экстремистов от политических критиков, ценности и установки которых оставляют возможности для содержательного диалога. Экстремисты последовательно обращаются к ценностям первого порядка и блокируют любые дискуссии относительно условий и последствий стремлений к безоговорочной реализации этих ценностей. Конструктивная оппозиция ведет диалог с властью на уровне ценностей второго и более низкого порядка, стремится к определенной конфигурации интеграции такого рода ценностей, с одной стороны, и значимых для своих сторонников социально-экономических интересов, с другой.

В связи с этим в качестве примера можно упомянуть дискуссию искровцев с «экономистами» на II съезде РСДРП. Искровцы (причем вполне справедливо) указывали, что борьба за экономические права не перерастет в борьбу политическую, которая являлась их главной задачей.

В своей политической агитации социал-демократы (и в Европе, и в России) утверждали, что решение социально-экономических проблем, в которых заинтересованы пролетарии, не может быть достигнуто без радикальных политических перемен. Здесь можно упомянуть предельно резкую негативную реакцию социал-демократического истеблишмента на предложение Эдуарда Бернштейна обсудить императивный характер такой взаимосвязи[111]111
  И это при том, что Э. Бернштейн был ближайшим сотрудником Ф. Энгельса на закате его дней и считался одним из виднейших теоретиков социал-демократии.


[Закрыть].

Эта увязка насущных экономических проблем с политическими преобразованиями существенно меняла статус политических ценностей для значительной части рабочего класса. Одновременно эта увязка повышала градус политической напряженности в условиях, когда тупость и своекорыстие российского правящего класса не позволили ему стать лидером в решении задачи, которая тогда называлась «рабочим вопросом».

Соответственно, повышение градуса политической напряженности еще более повысило статус ценностей, непосредственно связанных с политическими преобразованиями («свержение самодержавия» и т. п.). Ход событий привел к тому, что ценности справедливости, свободы и демократии приобрели в радикальных группах статус ценностей первого порядка и уже не были связаны с какими-либо конкретными институциональными формами. Это открывало возможности для соревнования в радикализме выдвигаемых революционных лозунгов и предлагаемых реформ. Какие бы то ни было рациональные доводы относительно реализуемости этих реформ уже не воспринимались.

Этот ценностный пожар может быть потушен только тогда, когда одни ценности первого порядка начинают конфронтировать с другими, столь же значимыми ценностями витального уровня (голод, холод, тотальная разруха), а также с сохраняющими свою значимость партикулярными ценностями (забота о ближних и т. п.).

В таких условиях начинается проблематизация наличной иерархии ценностей, составлявших ценную основу для революции, ее массовая рационализированная критика, связанная с осознанием условий и возможностей реализации прежде недискутабельных ценностей. Возникает их новая иерархия, в рамках которой существенно повышается статус консервативных ценностей стабильности и порядка. Создаются предпосылки для Термидора, как правило завершающего революцию. Такое понимание эволюции иерархии ценностей в условиях социальных потрясений создает теоретические и методические возможности для анализа обсуждаемых процессов.

В рамках консервативного доворота представляет существенный интерес проблема формирования устойчивых ценностных взаимосвязей между социально-экономическими проблемами, связанными с ними интересами, с одной стороны, и социально-политическими проблемами в их ценностном измерении, с другой. Формирование соответствующих устойчивых взаимосвязей создает предпосылки для повышения статуса ценностей, непосредственно связанных с политическими преобразованиями, а для ряда групп – и для превращения их в ценности первого порядка, а сами эти группы – в экстремистские сообщества.

Эти рассмотренные выше соображения важны для создания инструментальных средств поддержания стабильности, порядка и эффективного институционального функционирования – важных приоритетов консервативного дискурса.

* * *

Подводя итоги обсуждения консервативного доворота в методологии социологического исследования, важно отметить, что предлагаемые методологические и теоретические подходы призваны создать предпосылки для соответствующих корректировок в тех дисциплинах, которые должны стать научными средствами реализации программы консервативной модернизации.