Текст книги "Бриллиантовое ожерелье"

Глава 22
Улица Мезьер, дом шесть

В понедельник утром я ещё не могла знать, поговорил ли Люпен со своим отцом о продажных полицейских и передал ли Теофраст эти сведения инспектору Флебуру.

И хотя эти дела с человеком, найденным на берегу, и кражей ожерелья вроде бы завершились, мысленно я все время возвращалась к событиям последних четырёх дней.

Отец решил вернуться в город и велел приготовить ему коляску. Он хотел уехать сразу после обеда, чтобы вечером уже быть в Париже.

За два дня, проведённые у моря, он, похоже, отдохнул. Даже мама, обычно хмурая и неприветливая, казалось, стала спокойнее.

Я отправилась с мистером Нельсоном на почту по двум причинам.

Захотелось днём, при ярком солнце увидеть те улочки города, где путешествовала ночью. А кроме того, хотя ни за что не призналась бы в этом Шерлоку и Люпену, я слишком боялась идти в город одной.

– Все в порядке, мисс Ирэн? – спросил Гораций, когда мы прошли половину пути. – До сих вы ещё не произнесли ни слова.

В самом деле, подобное молчание не в моём характере. По дороге я присматривалась ко всяким мелочам и к каждому встречному, стараясь понять, не смотрит ли он на меня как-то особенно, или, напротив, желая убедиться – и это вероятнее всего, – что опасение быть узнанной – только мой пунктик.

– Просто я плохо спала, Гораций, – ответила я.

Он бросил взгляд на редкие облака на небе.

– Плохо или всего лишь… мало?

Я посмотрела на него, стараясь понять, заметил ли он, как я убежала через окно, и не даёт ли понять, что знает об этом. Но тёмное лицо его оставалось совершенно непроницаемым. Так молча мы и дошли до почтового отделения.

А там оказалось уже довольно много народу, и нам пришлось встать в очередь.

На этот раз не было оживлённых разговоров и обменов мнениями, как в прошлую пятницу, а только обычные взаимные приветствия и пустая болтовня о неважной погоде этим странным летом. Вчерашние тучи вроде бы предвещали грозу, но её, похоже, не будет.

– Мадмуазель! – окликнул меня кто-то, и голос показался мне знакомым.

Со мной здоровался стоявший в дверях добродушный человек в форменной фуражке с кокардой – символом французской почты. Я узнала директора почты, с которым мы разговаривали в холле гостиницы «Художник».

Я ответила, и он жестом подозвал меня.

Извинившись перед мистером Нельсоном, я подошла к директору.

– Как поживаете? – поинтересовался он, пожимая мне руку. – Нужно отправить почту?

Я объяснила, что почту моих родителей отправляет мистер Нельсон, и сразу же поняла, что он позвал меня не для этого разговора.

– Да, конечно, почта!

Он прошёл к своему заваленному бумагами столу, принялся что-то искать и между тем сказал:

– Вчера вы заинтриговали меня корреспонденцией загадочного гостя из тридцать первого номера…

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить о Жаке Ламбере, который снимал этот номер в гостинице «Художник».

– Знаете, я проверил. И насколько понимаю, ваши предположения ошибочны. Он ничего не посылал в редакции газет, ни в Гавр, ни в Брест.

– Значит, он не журналист.

– Вот и я так думаю.

Я поблагодарила его за эту новость и пообещала передать её моим друзьям.

– Они не очень этому обрадуются… Но по крайне мере можно будет исключить…

– Однако новость эта не означает, что в вопросе, касающемся корреспонденции месье Ламбера, нет ничего интересного! – с довольным видом добавил директор почтового отделения.

– Вот как?

– Признаюсь вам, это исключительно интересно! Сначала я узнал, что Ламбер отправлял все свои письма только на один парижский адрес. А потом обнаружил… вот это! – и он показал небольшой конверт.

– И что же, простите, это такое?

– Безымянный конверт, на котором, тем не менее, стоит тот же парижский адрес.

– Тот, куда посылал письма Ламбер?

– Ну да! Смотрите, тут не указан отправитель, но адрес получателя тот же. Я заметил это, когда благодаря вашей подсказке просмотрел записи в регистрационном журнале. С вечера субботы конверт находился в дилижансе, который должен был отправиться в Париж… Но я забрал его и принёс сюда, дорогая мадмуазель.

Это был небольшой конверт, слишком тонкий, чтобы в нём могли поместиться какие-либо драгоценности, и пока директор почты держал его в руках, я успела прочесть адрес – рю де Мезьер, дом шесть.

– Я поспешил сообщить об этом инспектору Флебуру, и тот вскоре придёт за ним. Вдруг здесь окажется что-нибудь полезное для следствия.

Я кивнула, задумавшись.

И в то же время продолжала повторять про себя, стараясь запомнить: «Рю де Мезьер, дом шесть, рю де Мезьер, дом шесть…»

– Это и в самом деле может оказаться большой помощью с вашей стороны, месье… – поздравила я его.

– Вот и я так думаю, – улыбнулся он. – И захотел сказать вам, потому что это ведь и ваша заслуга, и ваших друзей.

Я ещё раз поблагодарила его и хотела уже попрощаться и уйти, но тут у меня возник вопрос.

– Простите, месье директор… – сказала я, снова обратившись к нему. – Любопытно вот что: если в субботу этот пакет ещё находился в дилижансе… когда же он был передан на почту?

– Я проверил и это, – ответил директор, – но ответа на этот вопрос у меня нет. Пакет должен был отправиться ещё раньше но потом почему-то задержался дольше обычного, до субботы.

Так или иначе, это уже не имело значения, важно, что у меня имелся адрес.

Глава 23
В Париже

– Не надо сердиться на маму, будь с ней поласковей, – сказал папа, когда коляска привезла нас на вокзал к парижскому поезду.

– Ты прав, папа, – согласилась я. – Но иногда это нелегко.

– Но и хорошей мамой тоже нелегко быть. Каждый должен стараться вести себя как можно лучше.

Я не совсем была в этом уверена, но и не подумала дискутировать на эту тему. К тому же спор получился бы неравным. Папа знал, что у меня непростые отношения с мамой – то прекрасные, то плохие, а я не понимала, как объяснить постоянные трения между родителями. Узнала только много лет спустя, когда увидела свою настоящую мать.

А в тот день, когда мистер Нельсон отнёс папины чемоданы и мой небольшой дорожный несессер в вагон, мне ещё не было известно, что я – приёмная дочь.

– До скорого, Гораций! – попрощалась я с дворецким, когда раздался свисток локомотива. – Как только выясню одну вещь, вернусь к вам.

– Удачи, мисс Адлер! – дружески пожелал он мне. Казалось, ему хочется поехать вместе со мной. Ещё немного, и он ласково погладил бы меня по голове.

Надо ли говорить, что мне совсем легко удалось уговорить папу взять меня с собой в Париж и очень трудно оказалось убедить маму. Больше всего её беспокоила обратная поездка, которую мне предстояло совершить одной.

– Зачем ехать в Париж только на один день? – в волнении почти вскричала мама.

Мой ответ прозвучал едва ли не патетически. Я сказала, что мне необходимы некоторые книги из нашей домашней библиотеки и что я не могу ждать, пока папа пришлёт их. Возьму книги, сяду утром в поезд и вернусь в Сен-Мало.

– Это каприз, Ирэн! Всего-навсего каприз! – рассердилась мама, прежде чем капитулировать перед моим упрямством.

В общем-то она была права. Но даже отдалённо не могла представить себе, о каком капризе идёт речь.

В вагоне я уселась у окна, напротив папы. Он смотрел на меня, словно разглядывал какое-то небольшое сокровище.

– И кто же тебя может удержать? – спросил отец.

И получилось так, что одним только этим простым вопросом он как бы дал понять, что ему известна вся история моего тайного приключения.

* * *

Рано утром, после того, как папа ушёл на работу, я спокойно вышла из нашего дома в Сен-Жермен де Пре и отправилась пешком на рю де Мезьер в дом номер шесть.

Это было недалеко, именно поэтому я и решила пойти сюда одна, желая провести ту часть расследования, о которой ни Шерлок, ни Арсен Люпен ничего не знали.

Я прошла по рю Сен-Сульпис к парку и оттуда свернула на улочку с низкими, узкими домами.

Под номером 6 оказалась небольшая двухэтажная вилла, знавшая лучшие времена.

Я подошла к дому, когда не было ещё и восьми часов утра. Мой поезд уходил в полдень, и я взяла с собой все необходимое в дорогу, в том числе и книги, которые помогут разыграть перед мамой небольшой спектакль.

У калитки в палисадник висел медный колокольчик.

Он тихо зазвенел, когда я потянула за шнурок, и я стала ждать, пока кто-нибудь откроет мне. К моему удивлению, в дверях появилась пожилая, очень просто одетая женщина. По-видимому, я прервала её утренний туалет. Женщина поразила меня необыкновенной, но поблёкшей красотой. Время поистине безжалостно обошлось с ней.

– Что вам угодно, мадмуазель? – спросила она, вытирая руки.

Я оказалась не готова к разговору и даже не знала, как объяснить своё появление. Поэтому выбрала самый прямой путь – заговорила о том, что меня интересовало больше всего, хотя и понимала, что, вполне возможно, совершила своё путешествие напрасно.

– Извините, что беспокою вас, мадам, – с улыбкой заговорила я. – Но… даже теряюсь, с чего начать… Не знаете ли вы человека, которого зовут Франсуа Пуссен или, может быть, Жак Ламбер?

Женщина посмотрела на меня с удивлением и в то же время с огорчением, а я пыталась угадать по её лицу, о чём она думает.

– Мне известно, что время от времени он посылает письма по этому адресу… – продолжала я, все так же улыбаясь. – И подумала, что, может быть, вы или кто-то, кто живёт в этом доме…

Словно догадавшись о событиях в Сен-Мало, женщина неожиданно расплакалась. И так же неожиданно спросила:

– Что случилось? Что случилось с Жюльеном?

Глава 24
Человек с несколькими именами

В четверг днём, как и условились, мы собрались на вилле Эшкрофта. Подошли туда с разных сторон, и не все сразу, а с интервалом в несколько минут.

Шерлок появился первым, я после него, Люпен последним – приплыл на вёсельной лодке.

Каждый принёс уйму новостей, и нам не терпелось поделиться ими друг с другом.

Похоже, инспектор Флебур начал действовать. Донос на двух его продажных подчинённых убедил честнейшего служащего полиции обратиться за помощью в областное управление, чтобы с его помощью навести в городе порядок.

– Когда они появились на той площади, – рассказал Люпен с горящими глазами, – от Сальваторе Макри остались только следы.

Итальянец удрал, оставив все свои контакты и мелких рыбёшек, которые начали сотрудничать со следствием.

– По-моему, скоро станет ясно, кто убил человека с двумя именами, – объяснил Люпен и рассказал о том, что инспектор сообщил его отцу. Версия о самоубийстве напрочь отметается, потому что на затылке у утопленника оказалась огромная гематома как после сильного удара. Потом, чтобы утопить, сунули камни в его карманы. Но похоже, сбросили в море в неподходящем месте, откуда течение вынесло его на берег.

– В таком случае банда, которая совершила убийство, плохо знала море, – невозмутимо заметил Шерлок. – Иначе они не допустили бы такой грубой ошибки.

– А записка, – задумались ребята, – какой смысл был в этой записке?

Я пока молчала. Мне хотелось в последнюю очередь рассказать о поразительных новостях, которые узнала во время недолгой поездки в Париж.

– Я обнаружил, что моя мама хорошо знакома с мадам Мартиньи, – продолжал Шерлок. – И тогда подумал: какой же я дурак! Ведь мама из тех трёх дам, которые каждый день играют с ней в бридж.

Шерлок стал расспрашивать свою маму и узнал, что кража драгоценности оказалась тяжёлым ударом для мадам Мартиньи. Её муж, которому телеграммой сообщили о случившемся, даже угрожал разводом, потому что пропала действительно самая главная семейная драгоценность. А ведь он настаивал, чтобы жена не брала её с собой в курортный городок. Надо ли говорить, что мадам Мартиньи не послушалась его.

– Похоже, однако… – продолжал рассказывать Шерлок, – мамины подруги поддержали мадам Мартиньи. Кража была такой яркой и неожиданной, что и в самом деле трудно обвинить мадам Мартиньи в беспечности. – И помолчав немного, добавил: – В самом деле трудно.

При этом взгляд у него был отсутствующий, и он покусывал нижнюю губу.

– Но и это наверняка не всё? – спросила я.

– Не знаю, что и сказать… – признался Шерлок, скривив недовольную гримасу. – Что-то здесь всё-таки не сходится, по-моему…

– Думаешь, женская солидарность подруг Мартиньи не искренняя? – поинтересовалась я.

– И в самом деле, – вмешался Люпен. – Женщины ведь не умеют работать в команде!

Я метнула на него строгий взгляд.

– Ну, за некоторым исключением, – поправился он, рассмеявшись.

Шерлок поднялся с песка, на котором мы сидели, и стал расхаживать взад и вперёд.

– Нет, дело не в этом, – сказал он. – Я нахожу совершенно нормальным, что четыре дамы, четыре подруги объединяются и поддерживают друг друга… Моя мама присоединилась к ним недавно. А другие уже давно приезжают в Сен-Мало на отдых и знакомы многие годы.

Другие, кроме мадам Холмс, это мадам Мартиньи, мадам Фуше и баронесса Жибар.

– Я всё-таки не могу понять, каким образом этот человек с двумя именами смог проникнуть в дом с крыши, украсть ожерелье и совершенно спокойно покинуть дом тем же путём!

– А что тут такого необычного? – спросила я, сгорая от нетерпения поскорее рассказать о том, что узнала в Париже от матери нашего загадочного человека, которого на самом деле звали не Пуссен и не Ламбер.

– Всё довольно просто, – ответил Шерлок. – Помните, как мы перевернули его на берегу?

Мы с Люпеном кивнули.

– Он был тяжёлый, – продолжал Шерлок. – И не только из-за мокрой одежды и камней в карманах, нет… Он был плотного сложения, но отнюдь не мускулистый.

Я взглянула не Люпена. Он согласно кивал.

– Верно. На спортсмена никак не походил.

Шерлок посмотрел на меня, как бы приглашая к разговору. Но я ничего не смогла сказать о телосложении этого человека, зато могла поведать о нём кое-что другое. Многое другое.

– Франсуа Пуссен или Жак Ламбер – это на самом деле Жюльен Ласкот, – сказала я, изумив моих друзей. – И я знаю это точно, поскольку смогла поговорить с его матерью.

Ребята так и сели на песок. И молча уставились на меня.

Теперь настала моя очередь рассказывать.

– Его мама ждала этого. Знала, что рано или поздно кто-то придёт, постучится к ней и сообщит, что её сын погиб. Ей представлялось всегда, что это будет полицейский, а пришла девочка, такая, как я.

Я улыбнулась, вспомнив, как она усадила меня в своей скромной, но красивой гостиной.

– Семья Ласкот никогда не была богатой: отец Жюльена каменщик, который обеспечивал семье некоторое благополучие благодаря своим работодателям. А Жюльен, насколько я поняла, не желал ни учиться, ни следовать по стопам отца. В шестнадцать лет он убежал из дома и потом по-настоящему так и не вернулся. И хотя его мама прямо этого не сказала, я поняла, что он сделался мелким мошенником и перебивался случайными заработками, одержимый идеей доказать, чего он стоит на самом деле. Он регулярно писал домой, сообщая о своих удачах, и всегда рассказывал о них в выспреннем тоне.

На самом деле он растрачивал все деньги и всю присущую ему привлекательность и обаяние на свои худшие страсти – на карточную игру и… на чужих жён!

Я подождала, пока эта новость уляжется в голове моих друзей, и продолжала:

– Жюльен был неисправимым лгуном. Он ни разу в жизни не сказал правду. И если какое-то дело или спор оборачивались для него неудачей, он просто перебирался в другой город и начинал всё сначала. Вот почему его мать всё время ожидала такого известия, какое принесла ей я.

– А ты уверена, что это именно он, наш человек, которого мы нашли на берегу? – спросил Люпен.

Тогда я рассказала о встрече с директором почтового отделения и о том, что, возможно, полиция тоже пришла к такому выводу.

– Я попросила мадам Ласкот никому не говорить о моём посещении… – добавила я. – И она обещала, что сохранит этот секрет. «Я ожидала этого, – сказала она, провожая меня, в дверях. – Плохо говорить такое, когда речь идёт о твоём сыне, но негодяй всегда кончает как негодяй». И попрощалась со мной.

Мы ещё долго обсуждали значение этого открытия. И в конце концов пришли к единственному разумному объяснению событий.

Люпен подытожил наши размышления.

– Негодяй всегда кончает как негодяй, – повторил он горькие слова мадам Ласкот. – В сущности, этим объясняется всё. Наш человек с берега не был ловким профессиональным вором, как заметил Шерлок, но его жизнь так или иначе состояла из непрерывной череды всяческих ухищрений, обманов, мелкого мошенничества, случайных краж. На этот раз он сделал лучшее, на что оказался способен, мастерский удар, но этого ему показалось недостаточно. Он связался с таким человеком как Макри, и тем самым подписал себе смертный приговор.

Дело потерпевшего кораблекрушение, как назвали его жители Сен-Мало, можно считать закрытым. Конечно, оставались ещё некоторые важные детали, которые следовало уточнить, понять, например, сам ли Макри или кто-то другой из его банды приказал убить Ласкота. Но теперь, когда мы знали, что собой представлял этот человек, становилось ясно, что преступление совершили уголовные элементы.

Возбуждённые открытием, сделанным в результате нашего расследования, мы вспоминали и громко повторяли, имитируя самые важные, глупые или опасные ситуации, в какие попадали на прошлой неделе.

И вот наступил, наконец, прекрасный день, когда мы вновь можем спокойно ходить по городу, где собираемся провести ещё два следующих месяца, и встречаться в старом заброшенном доме, который стал нашим тайным прибежищем – своего рода штаб-квартирой нашего маленького кружка детективов-любителей.

– Жюльен получил по заслугам… – заключила я, – а единственный человек, который действительно пострадал в этой истории, – мадам Мартиньи.

Я смотрела, как накатывают на берег волны нарастающего прибоя. Меньше чем через час придётся сесть на вёсла, чтобы вернуться до захода солнца.

А потом, с завтрашнего дня…

«Кто знает, что будет завтра, – подумала я. – Кто знает, что случится…»

– Думаю, не только этой карты недостаёт, – сказал вдруг Люпен. Он каким-то особым образом, как научил его отец, тасовал и сбрасывал карты, чтобы выпало счастливое число.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.

Люпен быстро пересчитал карты, скидывая их на песок, и сказал:

– Вот и объяснение, почему не получается. Недостаёт одной карты.

Он разложил их по мастям, и стало ясно, что не хватает дамы пик.

– Постойте! – воскликнула я, удивившись совпадению. – Это ведь та самая карта, которую мы нашли в книге, взятой в номере Жюльена Ласкота, когда ещё думали, что его зовут Франсуа Пуссен.

И тут я увидела, что Шерлок побледнел как призрак и молча уставился на карты.

Заметив это, я почти испугалась.

– Шерлок! – обратилась я к нему. – Шерлок! Что происходит?

– Не может быть, – произнёс он и повторил: – Этого просто не может быть…

– Что не может быть? – Я посмотрела в его расширенные глаза и на карты. – Чья это колода? – спросила я Люпена.

– Моей мамы, – ответил Шерлок так тихо, что я едва расслышала его.

Глава 25
Три подруги

В пятницу на той же неделе я уговорила мистера Нельсона помочь нам. От него требовалось только одно: подольше задержать дома мадам Холмс, чтобы мы успели поговорить с другими игроками.

Мы явились в дом мадам Мартиньи, попросив прислугу доложить о нас как о детях мадам Холмс, которые хотят видеть свою маму.

Мы спокойно вошли в гостиную, смежную с той, куда, как рассказывала мадам Мартиньи, проник Жюльен Ласкот, чтобы украсть ожерелье.

– Месье Холмс… – Мадам Мартиньи приветливо встретила нас, узнав среднего из детей своей партнёрши по картам. Потом, правда, её гостеприимство несколько поостыло, потому что вместо брата и сестры Шерлока – Майкрофта и Виолетты – она увидела двух незнакомцев. И всё же не решилась спросить, в чём дело.

И мы воспользовались этим.

– Вашей мамы пока нет… – продолжала мадам Мартиньи, конечно, не догадываясь об истинной цели нашего появления в её гостиной.

– Я прекрасно знаю это, мадам, – с лёгким поклоном ответил Холмс. – Мадам Фуше… Баронесса Жибар… Извините, что прерываем…

– Вообще-то мы ещё не начали игру, месье Холмс, – произнесла мадам Мартиньи. – Как я уже сказала, мы ожидаем вашу маму.

– Боюсь, мадам, что всё равно придётся прервать игру, – сказал Шерлок. – Но сначала я хотел бы представить вам моих друзей. Мадмуазель Адлер и месье Люпен.

– Адлер, вы сказали? – прощебетала баронесса Жибар. – А не дочь ли это месье Леопольда Адлера?

– К вашим услугам, мадам, – ответила я.

– У нас было приятнейшее чаепитие в воскресенье днём, – продолжала баронесса.

Я осмотрелась. Гостиная и дамы светились золотом. Сверкали их драгоценности и элегантные наряды, сияли желтизной обивка стен и позолоченные рамы картин. На столе посередине комнаты желтела ваза с пышным букетом, сияли хрустальные бокалы и блюдца с маленькими пирожными, к которым вскоре присоединятся чайные чашки.

– Боюсь, однако, что с вашей семьёй, месье Люпен, я не знакома, – с некоторым высокомерием произнесла мадам Мартиньи.

– Но думаю, мадам, что знаете семью моей матери Генриетты д’Андрези или наших кузенов – семью Дро-Субис.

Мадам Фуше непроизвольно зажала рот рукой:

– О небо! Ну, конечно! Так, значит, вы… Бедный ребёнок!

Люпен поднял бровь и взглянул на неё таким пронзительным взглядом, что, казалось, он способен вспороть толстую парчовую штору.

– Совершенно верно, я – сын того знаменитого гимнаста, который разрушил семью Андрези.

Мадам Фуше покраснела, словно помидор.

– О простите меня, мой мальчик… Я не хотела намекать на…

– Извините, – прервал её Шерлок. – Извините, мадам, но боюсь, что этот разговор нас ни к чему не приведёт. А так как времени мало, я хотел бы сказать вам, что мы втроем долго обсуждали проблему, прежде чем прийти к вам, и что собрали неопровержимые доказательства того, что собираемся поведать.

– Неопровержимые доказательства, месье Холмс? – переспросила мадам Мартиньи.

– Совершенно верно, мадам. И полагаю, вы прекрасно знаете, о чём мы говорим.

Я заметила, как дамы, сидящие за столом, переглянулись и как задрожала губа у мадам Фуше. Если бы пришлось поспорить, кто из них сдастся первой, то я указала бы на неё.

Мадам Мартиньи произнесла:

– Месье Холмс, боюсь, что ваши слова и ваше поведение несколько неуместны.

– Точно так же, как и ваши, если позволите, – ответил Шерлок. – А теперь дайте мне сказать, потому что ситуация действительно неловкая и для меня, и для вас.

Я заметила, что голос Шерлока задрожал от волнения и что моему другу трудно совладать с собой. Но он всё же сумел.

Люпен помешал мадам Мартиньи взяться за колокольчик, которым вызывают прислугу, и предложил ей сесть.

– Мы знаем, что произошло с Жюльеном Ласкотом, – заговорил Шерлок. – Или, может, мне лучше назвать его тем именем, под которым вы имели возможность познакомиться с ним, – Франсуа Пуссен или, быть может, Жак Ламбер…

Я увидела, как глаза у мадам Фуше и Жибар едва ли не полезли на лоб, потом закрылись, и женщины вдруг как-то резко сникли и уронили руки на стол.

– Поэтому я и спрашиваю вас… предпочтёте сами рассказать, как было дело… или предоставите это нам?

– Не понимаю, на что вы намекаете, месье Холмс! – бесстрастным, ледяным тоном произнесла мадам Мартиньи. – Не понимаю, как у вас хватает смелости прийти в мой дом и…

– Это я… – прервала её баронесса Жибар.

– Аннет! – вскричала мадам Мартиньи.

– Ну да, – продолжала баронесса. – Нет никакого смысла прятаться дальше. Если дело раскрыли дети… много ли времени понадобится на это полиции? Я не могу больше жить с чувством вины… Он снится мне, каждую ночь я вновь вижу… ЕГО!

– Он умер, Аннет! – вскричала мадам Мартиньи. – Он умер!

– Он умер, ты права, – ответила синьора. – И это я убила его.

– Нет! – возразила мадам Мартиньи. – Ты не виновата!

– Ты права, Аннет, – произнесла мадам Фуше и со смущенно улыбнулась мне. – Никто из нас в отдельности не виноват… Вернее сказать – виноваты все трое…

Она медленно поднялась из-за стола и бросила на зелёное сукно колоду карт, приготовленную для игры.

– Именно так и обстоит дело, дорогие мои ребята, трое убийц в этой гостиной!