Текст книги "Прощай, полуостров! Она"

Глава 8

Решившись затронуть тяжелую для Дарины тему, Анна Сергеевна попыталась вспомнить, как прошел тот день. Веселый праздник для жителей города обернулся трагедией для маленькой девочки. Сама Анна Сергеевна в тот день гуляла по центру города с подругой, радовалась погожему летнему дню, сплетничала и не думала о плохом. День города отмечали в первое воскресенье лета и, конечно же, такая пора не могла не способствовать хорошему настроению.

Жители нарядно одевались и отправлялись в центр города, где можно было пройтись по главной улице, полюбоваться пустыми прилавками и ради развлечения отстоять огромную очередь за эскимо на палочке. Это ведь тоже был праздник – отведать необычного мороженого или съесть сосиску в бистро, такую роскошь себе не позволишь каждый день в их тяжелые времена.

Как психолог Анна Сергеевна не могла не замечать, что народ, выбравшийся в это праздничное воскресенье погулять, не печалится о том, чего у него нет, а радуется простым мелочам. На центральной площади устроили небольшую ярмарку, в основном там продавалась сладкая выпечка. Анна Сергеевна с подругой, погуляв немного по городу, спустились к живописной набережной: повсюду росли плакучие ивы, под тенью которых располагались полукруглые деревянные лавочки, и в жаркий день можно было отдохнуть в спасительной прохладе и послушать журчание реки. В нескольких местах жарили и продавали шашлыки, которые подавали на жестяной тарелке, полив соусом. Подруги взяли по шашлыку и, укрывшись под низко опущенными ветками ивы, долго смеялись над тем, что ни у одной из них не получилось прожевать жесткое жилистое мясо. Бродячих псов было предостаточно, и мясо не пропало даром.

* * *

– Дарина, ты помнишь день города? Я знаю, что тебе не хочется вспоминать, но ты должна.

Казалось, что пациентка не слышит ее, однако Анна Сергеевна научилась улавливать малейшие признаки контакта с Дарой и сейчас же заметила, как задрожали ее реснички.

– Дарина, это очень важно. Ты должна подумать о том дне, ты должна жить сейчас и здесь. Я помогу тебе, твой папа поможет. Дарина, день города…

* * *

День города…

Незабываемый день…

Она так долго готовилась. Ожидание стало еще более тягостным оттого, что наступили летние каникулы, и Юлю она не видела. Дарина вновь была дома с мамой, и ее развлечениями вновь стали цветы и соседские коты. И вновь мама заняла место ее лучшей подруги, Дарина рассказывала ей свои тайны и мечты, хотя по большей части говорила о Юле.

Мама сшила ей новое нарядное платье, с юбкой-клеш, и Дарина без устали крутилась в нем. А какой красивой была мама в длинной цветной юбке и белой рубашке. На лоб мама повязала ленту в тон юбке, на шее – деревянные бусы, на руках – браслеты. Когда Люси появилась на пороге дома, Дарина увидела в солнечных лучах пылинки, кружившиеся над ее головой, лучи подсвечивали мамины пушистые волосы, и в тот миг она казалась самой настоящей сказочной волшебницей. В глазах мамы горел свет, и зажигала его она – Дарина.

Это был последний день, когда Дарина была маленькой девочкой, когда верила в сказки и видела добрую волшебницу. Казалось, что сейчас ее Люсинда раскинет руки и на них усядутся птицы. Дара, как зачарованная, смотрела на мать и улыбалась. Как могла она забыть, что ее мама такая необычная? Как могла пренебрегать ею? Сейчас Юля и школа казались такими далекими и неважными. И даже отец, маячивший где-то на горизонте, не казался таким уж сильным и значительным. Неужели ее мама-волшебница не главнее его? Она может все, ведь Дарина сама не раз наблюдала, как под ее спокойным взглядом черты лица отца смягчались, он становился совсем юным и робким.

– Мамочка! Какая ты красивая! – Дарина бросилась к маме и обняла за талию.

– Спасибо, моя хорошая. Ну что, пошли?

– А папа?

– Пойду, спрошу, – сказала мама и заглянула к папе в «кабинет», так они называли ту часть дома, где он проводил большую часть времени.

Через минуту родители показались вместе, и Дарина с замиранием сердца ждала, что папа все же пойдет с ними. Но он, как обычно, быстро чмокнул ее в макушку и сказал:

– Прости, милая, сегодня не могу.

В глазах дочери и жены было такое разочарование, что он, почувствовав вину, сказал:

– Люси, мне надо принять важное решение. От него будет зависеть очень многое в нашей жизни. Мы обязательно проведем вместе целый день – мы втроем и больше никого.

– Мы любим тебя, – сказала мама, целуя отца.

– А я – только вас, – серьезно ответил папа.

Как только Дарина вышла за ворота, то сразу же забыла, что минуту назад была крайне расстроена тем, что отец не пошел с ними. Ее ожидало столько всего интересного и увлекательного, она не могла устоять на месте и еле выдержала длительную поездку в такси.

Праздник ощущался повсюду, люди были нарядными и улыбались, не осталось сегодня места серым лицам и сутулым спинам, согнувшимся под тяжестью серых скучных будней. Прохожие, как обычно, оборачивались и провожали маму взглядами, но сегодня, казалось, без осуждения. В этот день она им нравилась, видимо, их внутренний голос подсказывал, что в праздничный день можно и выделиться среди других.

Дарина с мамой съели по мороженому, выпили сладкой воды, погуляли между ярморочных столов, посмотрели концерт на главной площади и, в ожидании фейерверка, сели на лавочке на центральной улице. Дарине не терпелось увидеть салют, но и здесь, посреди главной улицы города, было не скучно: много людей, громкий смех подвыпивших, дети с шарами и мороженым.

– Люси! Как я рада тебя видеть!

К ним подошла мамина подруга с работы, тетя Света.

– Света! Вот так встреча.

– Чего же ты не заходишь к нам совсем? Наши дети по тебе скучают.

Дарина вспомнила, что детьми мама и тетя Света называли животных, с которыми работали на станции.

– Столько дел было… – махнула мама рукой. – А ты одна?

– Муж с сыном пошли на речку пускать кораблики.

– Как дела на станции?

– Все хорошо, не хочешь вернуться?

Люси неуверенно глянула на Дару, потом сказала:

– Хочу. Я осталась совсем одна. Дара взрослеет, у нее новая подруга, Боря все время работает… Зря я наплевала на себя, теперь ощущаю свою ненужность.

– Многие бы позавидовали твоей жизни.

– А кто-то презирал бы, – задумчиво ответила Люси. – Думаю, что смогу все изменить, – уже веселее добавила она. – У меня еще вся жизнь впереди, это просто этап жизни.

– Это точно! За что люблю тебя, так за твой вечный оптимизм. Скоро салют, я побегу к своим мужчинам.

– До свидания, – вежливо попрощалась Дарина.

Когда начался фейерверк, Дарине показалось, что это самое запоминающееся событие в ее жизни: такие яркие огни и вспышки, столько грохота, так много эмоций.

Когда все закончилось, мама засобиралась домой:

– Уже темно, Дарина. Вокруг много пьяных, становится небезопасно.

Дарина и не спорила, потому что очень устала за сегодняшний, такой насыщенный день и мечтала оказаться в своей кроватке. Люси поймала попутку, в которой Дара почти уснула, положив голову маме на колени, и когда машина остановилась, наконец, у их дома, не хотела выходить. Водитель то ли из вежливости, то ли потому что спешил, вышел из машины и галантно открыл пассажиркам дверь. Если бы не этот его жест, возможно, все было бы совсем иначе.

Новый дом семьи Корсаковых находился на темной узкой улице. По соседству – сплошь частные дома, и в этот праздничный день почти везде было темно, потому что люди отправились гулять. Только возле их особняка висел яркий фонарь, который освещал небольшой участок улицы перед воротами.

Когда водитель открыл дверцу, в паре метров от них зажглись фары машины, которую до того совсем не было видно. Водитель вскинул голову и посмотрел в сторону слепящего света. Он смог разглядеть лишь очертания силуэтов двух мужчин, выходящих из машины и совсем не видел, что те направили в его сторону оружие. Он протянул руку своей пассажирке, которая в последний момент все же решила, что не сможет выбраться из автомобиля с ребенком на руках. Ничего не подозревающая Люси, вышла из машины, как раз в тот момент, когда бандиты нажали на курки своих пистолетов. Люси закрыла своим телом водителя, которого эти двое приняли за Корсакова. Звук выстрелов слился в один – оглушительный грохот, разнесшийся эхом по безмолвной улице. Люси повалилась на изумленного водителя, продолжая закрывать его, и убийцы, сообразив, что не попали в цель, немедленно запрыгнули в машину, которая, взревев мотором, умчалась прочь, оставив недоуменного водителя с телом женщины на руках. Он даже не мог понять, что случилось, пытаясь поставить Люси на ноги. Мужчина никак не мог понять, почему она не стоит, а обмякла, как тяжелая тряпичная кукла.

С Дарины мигом слетел сон при звуке оглушительных выстрелов, хотя девочка подумала, что кто-то бросил петарды. Она поспешила выбраться из машины и то, что увидела, было совсем странным. Мама лежала в объятиях водителя, который сидел на капоте, мимо промчалась какая-то машина, и вокруг стало тихо.

– Эй, девушка, – водитель отстранил маму и попытался поставить ее на ноги, но у него ничего не получилось. Тогда он, наконец, решился и опустил Люси на землю, прямо под фонарем и теперь, увидев, что они оба в крови, понял, в чем дело.

– Вот черт! – воскликнул он и, вскочив на ноги, затарабанил в железные ворота дома Корсакова. По всей видимости звук выстрелов привлек и отца Дарины, потому что ворота открылись почти мгновенно и на пороге показался хозяин с пистолетом в руках. Окинув быстрым взглядом водителя, Дарину и жену, он вмиг понял, что случилось. Скорее всего, потому, что давно ждал чего-то подобного.

– Папочка, что с мамой? – тихо спросила Дара, боясь приблизиться и к нему, и к матери.

– Ничего, милая, – отрешенно ответил он. Потом, схватив водителя за грудки, сказал: – Быстро едем в больницу. Дарина, садись вперед.

Дочери не пришлось повторять дважды, она как мышь проскользнула на переднее сиденье в спасительную тишину и темноту автомобильного салона. Девочка закрыла глаза и сжалась в комочек, не желая ничего понимать. Корсаков подхватил Люси на руки и с помощью водителя уселся на заднее сиденье с женой на руках.

– Люси, Люси, – прошептал он, надеясь прощупать пульс или уловить дыхание.

Они быстро мчались сквозь ночь, в тишине нарушаемой лишь шуршанием колес. Корсаков молчал, не задавая вопросов при дочери, чтобы не пугать ее еще больше, водитель пребывал в состоянии шока и мечтал поскорей избавиться от пассажиров, хотя прекрасно понимал, что спать сегодня ночью он не будет. Борис обратился к молитве, однако он понимал всю бессмысленность этого, проклиная себя за то, что обращался к богу всего несколько раз в жизни – когда ему было что-то очень нужно, пытаясь заключить с ним сделку. Он взывал к всевышнему от беспомощности и от чувства вины заполнившего его навсегда. Что он скажет Даре? Как оправдается перед ней? О чем вообще он будет говорить с ребенком, который пережил подобное по его вине? Как же хотелось сейчас сбежать из машины и отправиться мстить, убивать и наказывать. Это так просто, намного проще, чем говорить с врачами и успокаивать дочь.

Для Бориса Корсакова оказалось большим испытанием остаться в больнице, общаться с докторами, а после – с милицией, держать себя в руках и не сыпать проклятиями. Создавалось впечатление, что ему все нипочем, он спокоен и уверен в себе. На самом деле его распирало от обиды и ненависти, и перед глазами у него были лишь образы людей, которых он собственноручно убивает.

Единственное, в чем повезло им всем в тот злополучный вечер – Люси умерла мгновенно. Она не задыхалась, не протягивала рук и не пыталась что-то сказать. Просто в один миг у Дарины была мать: красивая и необычная, а в следующий ее не стало. Вот так просто может оборваться чья-то важная для тебя жизнь. Вот так просто твоя жизнь может стать совсем другой, а ты сам превратиться в нового человека.

В больнице маму куда-то увезли на каталке, но Дарина успела рассмотреть, что вся мамина одежда залита кровью, а глаза открыты и глядят в никуда. Кто-то отвел ее в сторонку и усадил на холодный кожаный диван, где она сидела неподвижно, уставившись в одну точку.

Малышка ничего не замечала вокруг, в больнице было довольно тихо, только изредка доносился грохот каталки или резкий голос санитарки. Дара не хотела ничего видеть, она погрузилась в свои мысли, надолго закрыв для себя воспоминания об этом вечере. Куда-то вдаль коридора увезли маму, и девочка смотрела туда, в ожидании, что сейчас мама вернется, и они пойдут домой. Одинокая, всеми покинутая, Дарина не чувствовала времени и не ощущала того, что ноги затекли и онемели.

Странные невнимательные взрослые порой не в силах оценить детские чувства и переживания. Чаще всего они вообще не обращают внимания на страдания ребенка, углубившись в собственные проблемы. Большинство взрослых смотрят на чужих детей, как на бездомных животных: иной раз кольнет что-то внутри, сожмет сердце, но тут же внутренний голос скажет: «А что я могу сделать?», и человек проходит мимо, тут же переключившись на собственные дела.

Так было и с Дариной. Ее оставили одну и врачи, и отец, поспешив решать какие-то совсем не важные вещи. Возможно, прояви кто-то больше внимания к девочке в те первые часы, она не ушла бы так глубоко в себя. Она расплакалась бы, как и положено ребенку, поделилась бы переживаниями и посетовала на несправедливость мироздания. А позже стала бы выздоравливать, выкарабкиваться и жить дальше. Вместо этого маленькая Дарина на несколько месяцев убежала от действительности.

* * *

Сейчас, в кабинете психотерапевта к Дарине стало приходить осознание произошедшего. Оно не обрушилось лавиной, а постепенно, по капле, стало смывать психологический барьер и проникать в сознание. И как бы девочка ни отстранялась от действительности, она все же жила все эти месяцы со знанием того, что мамы больше нет. Она каждый день переживала свое горе сама, в глубине сознания, день за днем преодолевала свое горе и теперь оказалась готовой посмотреть миру в глаза. Ее темперамента не хватало на то, чтобы закричать, забиться в истерике, проклясть весь мир. Она смирилась с потерей и болью, нашла для них место в сердце и не старалась отныне изгнать их. Осмысление появилось в голубых глазах, и она впервые осознанно посмотрела на Анну Сергеевну и произнесла чистым голоском, звук которого заставил доктора вздрогнуть от неожиданности:

– Я помню день города. Я все помню.

Доктор немедленно взяла себя в руки и улыбнулась своей маленькой и такой сильной пациентке, уверенная, что девочка теперь сможет жить дальше.

Когда Дара ушла, психотерапевт впервые за все годы практики расплакалась от облегчения и жалости одновременно. На нее нахлынуло чувство выполненного долга, но женщина вынуждена была признать, что Дарина Корсакова – отважная малышка – справилась сама. С таким потенциалом она преодолеет все жизненные невзгоды, решила Анна Сергеевна и пожелала ей удачи.

Глава 9

«Вот и мой дом», – подумала Дарина, вернувшись в тот день от доктора. Она впервые осознанно окинула его взглядом, только сейчас заметив изменения, произошедшие за время ее «болезни». Забор, охрана… Что еще?

Еще у нее появилась новая неизменная спутница – головная боль. Девочка просыпалась с утра, и тут же глухая, стонущая боль напоминала о себе, делая Дару невеселой, малоподвижной и вялой. Она всегда была с ней по утрам, отступала иногда к обеду, а вечером, когда приходилось отправляться спать и оставаться одной, боль тут же выползала наружу. Дарина страдала, но постепенно привыкала не замечать ее, научившись жить с таким неприятным попутчиком. Доктор сказала, что это депрессивное, что это пройдет однажды само по себе, когда она научится радоваться. Малышке казалось, что такой день не настанет никогда.

Теперь за ней ходили охранники, а папу она не видела вообще. Дара вспомнила, как после смерти мамы она слышала разговор отца о том, что виновные наказаны. Эта мысль не принесла успокоения, наказание не принесло удовлетворения. Мамы-то нет, дом пустой, с отцом не поговорить. Дарина вспомнила о Юле, которую не видела давным-давно. После всего случившегося она какое-то время не ходила в школу, потом доктор посоветовала все же отвозить Дару на занятия, но она безмолвно и безучастно сидела на уроках, не слушая и не слыша, а на переменках ни с кем не разговаривала. Юля вроде пыталась с ней заговорить, но ее веселый нрав и неусидчивость не позволяли возиться с апатичной подругой, и она переключилась на других одноклассниц. Бегала на переменках, шушукалась с другими девчонками, тогда как Дара сидела неподвижно, вызывая недоумение окружающих. Детям была непонятна ее трагедия, они сторонились одноклассницу, относились как к достопримечательности класса, а другие ученики приходили, время от времени, поглазеть на «мумию».

В тот день Дарина дождалась отца и встала у него на пути:

– Привет, пап.

Корсаков вздрогнул и изумленно посмотрел на дочь. «Какая она худющая и пугающая», – промелькнула мысль, и он чуть ли не усилием воли заставил себя улыбнуться странному существу, живущему с ним по соседству. Она испугала его, словно домовой, прежде неприметный и безмолвный и вдруг заговоривший.

– Привет, Дарина, – осторожно ответил он.

Дочь стояла и смотрела на него огромными впалыми глазами, и у грозы полуострова дрогнуло сердце.

– Что я могу сделать для тебя? Хочешь чего-то? Игрушки, сладости, платья? Только скажи, милая, – Корсаков переступил барьер, разделявший его с дочерью. Он присел на корточки рядом с ней, чтобы быть на одном уровне, а не возвышаться над ребенком.

– Я хочу… – Дара замялась.

– Что? Что хочешь? Твой папа все сделает, – его крепкие пальцы нежно сжали руку дочери.

– Мне нужна подруга. Мне нужна Юля. Она теперь не дружит со мной.

Корсаков пришел в недоумение:

– Но ведь человека не заставишь дружить…

Дарина посмотрела на него в упор, так твердо, что он содрогнулся.

– Заставь, – произнесла она.

Борис Корсаков слегка растерялся, но он умел не делать поспешных выводов, не давать быстрых ответов, а помолчать и обдумать, пусть даже это занимало порой много времени. Хотя сейчас ответ пришел быстро.

А ведь его дочь права, решил он. Почему бы и нет? Человека можно заставить сделать все, что угодно, были бы рычаги управления. Ему ли не знать? А здесь – всего лишь дети…

– Хорошо, милая. Она будет с тобой дружить. Я тебе обещаю.

Дарина впервые после Дня города улыбнулась, и Корсаков растаял, увидев ее изможденное личико, готовое стать прежним. Его функция – защищать дочь, сделать все возможное, чтобы она была счастлива. По его вине семья распалась, он не уберег ее мать и теперь должен исправить положение. Девчонка-то оказалась проницательней, чем он мог предположить. Тот пацан из ее прежней школы… Борис вспомнил ту ярость, охватившую все его существо, когда Люси сказала, что он ударил Дару в живот. Конечно, он и пальцем не тронул мальца, достаточно было пристрелить собаку, а откуда взялись побои у мальчишки наутро, он не знал. Скорее всего, его проучила собственная родня. Все это давно стерлось из памяти Корсакова, как совсем малозначительное происшествие, но вот Дарина, видимо, смогла сложить два и два.

Его дочь! Не все его слова оставались для нее неслышными и впредь надо быть осторожней и обсуждать дела выборочно. Теперь они на новом этапе, они будут учиться совместной жизни, общим ритуалам и обычаям.

Корсаков считал, что Дарина единственный человек, кому он что-то должен в этом мире. Она не выбирала, где ей родиться, потому пусть гордится своим отцом, а не проклинает его за случившееся. Люси теперь нет, и он может воспитать ее так, как сочтет нужным, привить правильные мысли и оградить от переживаний.

Взрослея, человек меняется и преображается день ото дня. В зрелом возрасте он совсем не тот ребенок, каким был когда-то и каким его воспитывали родители. Разве нужна ему сейчас любовь к животным или знание каких-то цветочков? Почему родители не готовят детей к взрослой жизни, а забивают голову такими глупостями? Разве не проще ему было бы жить и идти к цели, если бы его научили быть твердым, добиваться своего без сантиментов, не тратить время на любовные похождения и не становиться уязвимым, приобретая семью? Он бы только спасибо сказал отцу, если бы тот вовремя объяснил сыну, что мир жесток, что никто и ничего тебе не принесет на блюде, что нужно бить первым иначе убьют тебя. Такие простые, казалось бы, истины… И сколько лет понадобилось, чтобы дорасти до них. Когда-то ведь он верил, что можно добиться чего-то, не нарушая закона, честным путем. Он бы так и продолжал сидеть в той конуре, с прежними понятиями. Промелькнула мысль, что, возможно, в той конуре Люси была бы жива, но Борис отогнал ее. Ее обидчики поплатились жизнью, кроме того, помогли ему принять важное решение. И теперь, благодаря этой потере, он взобрался на вершину. Еще совсем немного – и он прочно обоснуется здесь, захватит полуостров и всю власть на нем и будет править. Кто сказал, что королем нужно обязательно родиться? Избавься от привязанностей и боли и никто уже тебя не победит. Он вспомнил о Дарине, которая вызывала в нем смешанные чувства вины и любви, досады и нежности. Как и большинство мужчин, он не стал копаться в собственных эмоциях, а попросту отринул их и переключился на дела насущные.