Текст книги "Прощай, полуостров! Она"

Глава 13

Дом Корсаковых принарядился к празднику и разважничался. У него была самая высокая и нарядная елка, наверное, елку выше можно было увидеть только где-то в лесу. Была, правда, еще та, что стояла в центре города, собранная из многих небольших елок, но игрушки здесь были намного богаче и разнообразней. Хозяйская дочка несколько дней мастерила украшения, вырезала снежинки и повсюду их развешивала. Новогодняя ночь обещала быть спокойной, в кругу семьи и близких друзей. Мама Вера готовила без устали всякие вкусности и пекла пироги, и дом наполнился ароматами Нового года: елки, апельсинов и выпечки. Дарина была счастлива. Первый настоящий Новый год в ее жизни: в большом доме, с застольем, фейерверком и главное – с отцом и хорошим настроением. Дара по-взрослому пообещала себе не грустить о маме и не думать каждую секунду о том, что если бы она была рядом… Что толку от этих мыслей?

Мама во-о-он там, у верхушки елки, спустилась с неба, чтобы провести эту ночь вместе с семьей. Она приняла вид ярких бликов от гирлянды, и когда они так дрожат, значит, Люси смеется. У Дары было красивое платье – длинное и пышное, корона и волшебная палочка, и девочка была уверена, что мама любуется своей маленькой принцессой.

Вечером стали приходить гости. Папин друг, дядя Саша, принес Даре огромного плюшевого медведя. Сперва Дарина посчитала, что подарок какой-то детский, но потом прикоснулась к мягкому меху и передумала – обнимать медведя оказалось очень приятно. Дядя Саша был в сопровождении какой-то женщины, которая лишь мельком взглянула на Дару и пошла осматривать дом, он интересовал ее намного больше. Следом пришла папина старая тетушка. Она была почти слепой и нудной, и совсем не обращала внимания на Дарину, но отец питал к старушке нежные чувства, по всей видимости, потому, что, не считая дочери, тетушка была его единственной родственницей в этом мире. Она подарила девочке древний носовой платок, пожелтевший и пахнущий нафталином. Дара вежливо приняла этот дар и незаметно сунула его в буфет. Корсаков пригласил к столу маму Веру, которая с радостью приняла его приглашение, и двоих охранников, единственных кому доверял настолько, чтобы усадить с собой за стол. Он никогда не смешивал работу и дом, но эти двое стали для него почти что семьей, и он чувствовал себя рядом с этими ребятами намного спокойней, чем без них.

Взрослые выпили шампанского, и смех зазвучал громче, телевизор бубнил, и Дарине было тепло и уютно. Мама Вера заботливо подкладывала ей в тарелку яства, а головная боль на время отступила. Дарина решила, что это самый лучший день в ее жизни. Где-то около десяти часов, когда она уже наелась до отвала, но ждать боя курантов предстояло еще целых два часа, и как их провести, чтобы не заснуть, она не знала, отец поднялся и сказал:

– Пойдем, Санек, прогуляемся.

– Куда? – Саша был крайне удивлен.

– Хочу преподнести тебе новогодний подарок.

– Да? Ну, хорошо… – в голосе звучало сомнение.

– Даринка, мы ненадолго уйдем по делу. К курантам обязательно придем, – Корсаков присел на корточки рядом с дочерью.

– Папа! Не уходи! – воскликнула Дара, ощутив прилив страха.

– Борис Владимирович, какие такие дела могут быть в новогоднюю ночь? – без смущения спросила мама Вера. Она тоже выпила шампанского, ее щеки разрумянились, и она подпевала всем выступающим по телевизору певцам.

– Оставляю Дарину на ваше попечение. Мы ненадолго, – добродушно ответил Корсаков.

Мама Вера недовольно покачала головой, но тут на экране появился Александр Серов, женщина ахнула и забыла о хозяине.

Корсаков накинул теплую куртку, вышел во двор и наслаждался морозной ночью, ожидая Сашу, который никак не мог распрощаться с девицей. Корсаков был в таком прекрасном расположении духа, что чуть ли не пританцовывал на снегу. Ребята-охранники стояли рядом, не удивляясь, не задавая вопросов и даже получая удовольствие от спонтанного поведения хозяина. Они напоминали собак, радующихся любой неожиданной прогулке и прыгающих при виде поводка.

Вот и Сашка появился на пороге, смущенный и слегка растрепанный.

– Прыгай в машину! – почти приказал Корсаков. – Какая чудная новогодняя ночь, – уже мягче добавил он, когда машина тронулась с места.

– Куда едем? – наконец спросил охранник. Это было не любопытство, парню просто надо было знать, куда везти хозяина.

– Вот тебе адресок, – протянул Корсаков лист с адресом.

Спустя пятнадцать минут машина остановилась в спальном районе, около обычной пятиэтажки. Двор был погружен во тьму, но подъезды подсвечивались тусклыми лампочками.

– И где мы? – спросил наконец Саша. Почему-то ему в голову закралась мысль, что Борис хочет подарить ему квартиру. Своей он еще не обзавелся, и покупка квартиры была для него на первом месте.

Дом – «хрущевка», довольно обшарпанный, квартиры там тоже не ахти какие, и Саша думал, что не так уж и рад подобному подарку, но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Придется принять подарок, благодарить, улыбаться и изображать восторг. Он репетировал про себя благодарственную речь, но его мысли перебил Корсаков, который обрадованно сказал:

– А вот и он! Какая пунктуальность.

– Кто? – удивился Саша и уставился в окно машины.

Из подъезда вышел мужчина, в простом синем пуховике и лыжной шапочке. Он на миг замер, посмотрел в небо на полную луну и медленно зашагал прочь.

– Пойдем, – Корсаков выпрыгнул из машины, как чертик из табакерки, словно его удерживал какой-то сложный механизм, а потом отпустил, и он, помолодев на десяток лет, преобразился и стал походить на того лихого паренька в спортивном костюме, каким был прежде.

Не дожидаясь охраны, он направился следом за мужчиной, который шел размеренным шагом, никуда не торопясь, наслаждаясь свободой предновогодних часов. Услыхав за спиной шаги, он обернулся, улыбка таилась в уголках его губ, как у человека, ожидающего увидеть знакомого. Первые несколько секунд он внимательно смотрел в лицо Корсакова, не в силах совладать с мимикой на лице, губы сами собой растянулись в улыбке. Мозг сопротивлялся и не мог поверить в то, что видели глаза, легче было предположить, что кто-то решил подшутить, явив пред ним самого Корсара.

– Тимур? – спросил Корсаков.

– Да, – удивленно ответил мужчина. Он уже успел зайти в темную часть двора, не освещаемую фонарями, однако ночь освещалась луной и подсвечивалась белым снегом, потому разглядеть приближавшихся мужчин не составляло никакого труда.

– Тимур Тагиров?

– Да, это я.

К Корсакову присоединились охранники и Саша. Тимур переводил взгляд то на одного, то на другого и, наконец, в его глазах появилось узнавание. Он понял все слишком быстро: Александр, желающий получить разрешение и донимающий его своими просьбами. Корсаков… не слишком ли большая шишка, чтобы явиться сюда к нему ночью? Но Тимур Тагиров был весьма сообразительным, ему не понадобилось долго размышлять над тем, зачем сюда явился Корсар. В глазах Александра он успел увидеть не меньшее удивление, чем в своих собственных и мигом сложил два и два: это показуха. А он просто попал под руку.

Медленно Тимур сунул руку в карман и заметил, как дернулись охранники. Но Корсар лишь слегка приподнял руку, охрана узрела в этом движении останавливающий жест и осталась стоять на месте. Тимур достал сигарету, пачка отправилась в карман, а он, чиркнув зажигалкой, с наслаждением затянулся. Вот она, значит, какая… последняя сигарета…

Тимур вспомнил о Свете и Марате, которые ждут его к бою курантов, и подумал, что был так глуп, сопротивляясь системе, упираясь, когда нет сил. Он потратил впустую на глупые принципы то время, что отведено природой. Тимур подумал и о том, что сейчас подписал бы любые бумаги, лишь бы его отпустили и пусть это назвали бы малодушием, да и черт с ним! Он мужчина, он должен был – жене и сыну – быть рядом, и ради них просто обязан был быть гибким, и, если надо, малодушничать и кривить душой. А когда ты не готов к подобным переменам в своем характере, то нечего и семью заводить.

Мысли в его голове летели быстро-быстро, сердце сжималось от горя и страха, но он не мог вымолвить ни слова. В конце концов, умолять он не будет. Да, эти принципы глубоко въелись в его сознание и подсознание, какие-то дурацкие юношеские убеждения: не сгибайся, будь горд, честен, защищай слабых и женщин. И что? Куда они привели его? Кто на коне? Бандит без чести пустит в него пулю, дети негодяя будут счастливо встречать еще много Новых годов, а его сын останется один, оплакивать отца-правдолюбца. Как же можно в нечестном мире прожить честную жизнь?

Тимур заметил, что выкурил уже половину сигареты, а бандиты ждали. Господи, какое благородство!

А его Марат? Он ведь вырастет с теми принципами, что он прививал ему. Хороша ли такая правда для ребенка? Может, проще было сказать: бери, что пожелаешь, шагай по головам, обмани, когда надо, пойди на компромисс с совестью, возьми взятку, укради, предай… Получается, что сила в этом? Наша сила в этом мире, дрянном мире, совсем не основана на тех истинах, что прививают детям. И как им выживать?

Корсаков молча глядел на Тимура, подмечая всю бурю чувств на лице этого человека. Он рассматривал его, как злой ребенок – букашку, готовясь оторвать ей крылья. А что? Это же всего лишь жук, он слабый, но за ним можно наблюдать. Корсаков все ждал, когда мужчина начнет лепетать что-то, умолять и унижаться, он видел это много раз и ничего нового не предполагал. Но мужчина молчал, предоставляя первое слово Корсару. А Борис и не знал, что сказать. К чему слова?

Наконец Тимур докурил сигарету и впервые в своей жизни просто бросил окурок на снег, даже не попытавшись затушить.

– Саш, это твоя проблема? – произнес Корсаков глухим голосом.

Саша молча сглотнул слюну, глядя не на Бориса, а на Тимура.

– Боря, я думаю, он уже не проблема, – пробормотал Саша, пытаясь в последний миг спасти свою душу.

– Уже нет, – спокойно ответил Корсаков, вынул из-за пояса пистолет и выстрелил Тимуру в голову.

Громкий раскатистый звук прокатился эхом по району, а с какого-то балкона его дружно приветствовала подвыпившая компания нестройным гулом одобряющих возгласов.

– Пора. Я Даринке обещал к курантам вернуться, – сказал Корсаков, пряча пистолет.

Он старался не глядеть на рухнувшего к его ногам человека, заметив, что в руках появилась дрожь. Это удивило и смутило его. «Старею, – подумал он. – Видимо, не только Сашка хочет стать добропорядочным гражданином, но и я забываю порой, что жизнь – опасная штука».

– Ребятки, давайте в темпе. У нас мало времени, – бросил он охране и сел в машину.

Саша поплелся за ним следом. Охранники быстро забрали тело, погрузили в багажник и убрали все следы на снегу. Им еще предстояло заняться рытьем ямы в промозглой земле, и их явно это не радовало.

А Корсаков отправился домой, в тепло собственного уютного и безопасного дома, к ласковым объятиям своей дочери, которая встретила его радостным возгласом и прыгнула на руки. Он успел вовремя, как и обещал малышке, и поднял бокал вместе с гостями, расцеловал маму Веру и вручил растроганной женщине дорогой подарок, обнял старую дремлющую тетушку и даже улыбнулся Сашкиной девице.

Прекрасный Новый год, замечательный семейный праздник, наполненный теплом и смехом, искренне думал Борис Владимирович. Счастливая Дара разворачивает подарки, в кресле спит тетушка, повеселевший Сашка целуется со своей спутницей, словно в последний раз. А вот и ребята вернулись, сели за стол и с завидным аппетитом набросились на еду. Отличные парни!

Корсаков любовался весельем, на щеках горел румянец, а на душе было в кои-то веки спокойно.

Глава 14

Когда Дарина стала старше, Корсаков всерьез задумался над тем, что девочке необходимо уметь себя защищать. Он, вопреки всему, не бредил мыслями о сыне, вовсе не мечтал передать ему «семейное дело», как итальянские мафиози, а скорее наоборот, мечтал когда-то забыть о том, каким путем ему досталось состояние, и не желал подобной судьбы для дочери. Сашка, земля ему пухом, был прав когда-то, думал иной раз Корсаков. В то время он не мог позволить лучшему и единственному другу расхаживать с подобными мыслями, потому пришлось убрать его, сразу же после Нового года. Но теперь Борис признавал правоту бывшего друга: нужно меняться, время жестких мер подходит к концу, интуиция подсказывает, что грядут большие перемены и теперь можно и нужно придерживаться буквы закона.

Неплохо было бы отправить Даринку учиться на юриста, пусть поможет доченька разобраться с тем, что так трудно давалось самому Корсакову.

И вовсе не мысли о сыне заставляли Бориса Владимировича думать о том, что девочка не может самостоятельно защитить себя. Черт, да какая разница? А что, пацан пятнадцати лет так уж смог бы сопротивляться уличным отморозкам? Ну навалял бы одному-двум и что дальше? Шансов остаться в живых у девочки намного больше.

Он нанял Даре тренера по самообороне, но заставить ее заниматься оказалось сложнейшей задачей. Она с первых же дней возненавидела тренера и его уроки, и, всячески стараясь их избежать, придумывала постоянные отговорки. То у нее болел живот, то голова, то контрольная, то пришла подруга. Если все же удавалось загнать ее в спортзал, она была вялой, неспортивной, делала все еле-еле, нехотя, и тренер в скором времени стал испытывать к ученице неприязнь. Что за вялая кукла? Руки-нитки, ноги готовы подломиться в самый неподходящий момент, ни прыгать, ни бегать она не могла, а вызвать в девчонке злость, такую необходимую для самообороны, не удавалось вообще. Да, он много раз наблюдал, как женщины, в которых бурлила ненависть на весь мужской род, творили чудеса, вымещая злобу на тренере. А с этой… он был бессилен, но больше всего боялся признаться в этом Корсакову, и потому делал каждый раз оптимистичные прогнозы, живо улыбался и хвалил нерадивую ученицу. Это продолжалось до тех пор, пока отец не пришел однажды на тренировку и не увидел во всей красе «успехи» своей дочери.

– Дара, я хочу поговорить с тренером, – сказал он и заметил, с какой готовностью она убежала в раздевалку.

– Вы занимаетесь уже полгода, – резко сказал Корсаков, – и что я вижу? Мне сомневаться в вашей компетентности?

– Борис Владимирович, я скажу вам просто: она не хочет. И я не в силах заставить ее захотеть. Возможно, если ее напугать однажды…

– Нет, ни в коем случае.

– Но это помогает. Я сам несколько раз…

– Это не обсуждается, – отрезал Корсаков. – Вы знаете, что случилось с ее матерью?

– Да, я вас понимаю. Тогда, я могу посоветовать только одно – увлеките ее чем-то другим. Есть другие способы оказать сопротивление и постоять за себя.

Тренер ожидал гнева Корсара, но являясь бойцом не только по специальности, но и по натуре, все же решился открыть правду. К его удивлению Борис Владимирович не рассердился, а мягко поблагодарил его и выплатил хорошую компенсацию.

– Дара, давай поговорим, – Корсаков нашел дочь лежавшей у себя в комнате перед телевизором.

– Да, пап, – жалобно протянула она, и Корсаков впервые понял, что дочь использует этот жалобный тон в нужных для нее ситуациях.

Он подивился своей прежней слепоте, впервые осознав, что малышка выросла и крутит отцом. Он присел к ней на кровать, ощущая себя старым брюзгой.

– Дара, мы не имеем права быть слабыми. Я сейчас говорю не о силе духа, который конечно же должен быть, а силе физической. Я знаю, что мама говорила тебе, что наш мир это цветочки и птички, что надо всех любить и тогда все полюбят тебя и все в таком роде. – Он перевел дух: говорить о Люси, даже спустя столько лет, было тяжело. – Но вот, что скажу тебе я: мир жесток. В нем живет множество людей, которые могут попытаться причинить тебе вред и боль. Если я не смогу научить тебя постоять за себя, я повторю ошибку, которую допустил, когда погибла твоя мама, и буду винить себя всю жизнь. Ты должна помочь мне, девочка.

– Папа, посмотри на меня. Ну, какая физическая сила? Даже самый хилый шестиклассник побьет меня. Ты должен признать, что я не Ксена – принцесса-воин.

– Кто? Ладно, не важно. Но почему ты не хочешь тренироваться?

– Потому что это не защитит меня от пули! – воскликнула Дара. – Эти тренировки просто глупости, я не буду издавать устрашающий вопль при приближении подозрительного типа. Тем более, что рядом всегда есть охрана.

Корсаков не мог не улыбнуться. Потом ему пришел в голову ответ: она боится пули, так пусть подружится с оружием.

– Давай, ты будешь учиться стрельбе. Твои худенькие ручки вполне справятся с этим. И любому бугаю сможешь дать отпор.

У Дарины загорелись глаза. А что? Это мысль. Пожалуй, этому она готова учиться. На всякий случай она неуверенно протянула:

– Нууу… давай попробуем.

Корсаков был доволен, что ему удалось настоять на своем, а Дарина радовалась, что отвертелась от утомительных занятий в спортзале.

На следующий же день ее отвезли в стрелковую школу. Это было государственное учреждение, школа олимпийского резерва, и простые дети должны были записываться за год, чтобы попасть в группу, затем стоять в очереди, прежде чем им давали в руки оружие и разрешали сделать два-три выстрела за занятие.

Конечно, дочери Корсакова не коснулись подобные глупости: у нее было оружие, личный тренер и неограниченное количество патронов. В первый же день Дара почувствовала такую силу, какой не испытала бы за годы тренировок в спортзале. Там она всегда ощущала свою слабость, ущербность, словно все в мире ополчились против нее, все враги, которые сильнее ее, и нет никакой возможности добиться в худых руках силы. А здесь, как только у нее в руках оказался пистолет, она поняла, что сможет достичь поставленной задачи. Дарина не считала, что произойдет чудо, и она в первый же день начнет попадать десять из десяти, но почувствовала, что когда-то сможет этого добиться. Она была спокойной и уравновешенной, могла расслабиться с оружием в руке и хладнокровно прицелиться. Она готова была слушать тренера, выполняя все его наставления. Олег Алексеевич – пожилой мастер спорта по стрельбе, поучал ее по-доброму, называя «деточкой» и «лапочкой», и завоевал сердце ученицы.

Он сразу сказал, что стрелка – любого – надо учить управлять собой, своим телом и эмоциями, чтобы он смог сделать то, что надо в нужную минуту.

– Этим мы и займемся, деточка.

Он сказал, что нужно вырабатывать стрелковый характер, нужно быть готовым психологически к этим урокам, учиться самоконтролю и растить силу внутри себя, как ребенка. Слушая этого человека, Дарина начинала ощущать себя не жертвой, как на прошлых занятиях, а охотником. Уверенность в себе, зародившаяся глубоко внутри, стала пробиваться наружу, как дремавший ранее в желуде глубоко в земле росток дуба, решает показать, наконец, миру свою силу.

Олег Алексеевич сказал Даре завести дневник, где она будет записывать свои достижения и неудачи. И для Дарины этот дневник стал таким откровением, такой отрадой, что она готова была написать благодарственную оду своему новому тренеру. Записи Дары не были упорядоченными, она не ставила дат и не пыталась красиво оформить свою писанину. В этом не было необходимости. Когда она пришла с третьего занятия, то сделала следующую запись:

«Ну и вымоталась же я! Кто бы мог подумать, что стрелять – это так тяжело физически? Со стороны кажется: подумаешь, взял пистолет и бах-бах. Но после того, как я отстреляла двести патронов, моя майка вся взмокла. Мне настолько сильно хотелось добиться успеха, что я целилась каждый раз так, словно от этого зависела моя жизнь. И каждый выстрел вызывал во мне восторг. Вот она – силушка, в маленькой металлической штуковине, именуемой пистолетом.

Стрелок из меня пока еще так себе. Попадаю один из пяти, а то и семи. Но это меня ничуть не расстраивает. Научусь.

Олег Алексеевич просто душка, обожаю его. Он говорит, что у меня душа стрелка и, вот уж не знаю почему, но это лучшая похвала, которую я когда-либо получала. Жду не дождусь нового занятия».

Дарина нашла себя. Страх, однажды поселившийся в душе ребенка и сводивший его с ума все эти годы, стал испаряться. В ней росла уверенность и появилась цель: стать стрелком. Хорошим стрелком. Она считала, что цель вполне достижима, и от этой мысли на душе было спокойно. А головная боль ушла совсем.

Глава 15

Желание учиться стрельбе сделало свое дело: Дарина осваивала новый для нее вид спорта, словно была рождена для него. Она не пропускала занятий и старалась делать все так, чтобы тренер ею гордился. Наука оказалась не такой уж и сложной, а характер Дары словно был специально сформирован для этого вида спорта: внешне спокойная, внутри она все еще была маленькой перепуганной девочкой, которой требовалась похвала, уверенность в себе и ощущение контроля над ситуацией. О каком контроле могла идти речь, когда бывший тренер то и дело заламывал ей руки, валил на землю, приподнимал над землей, всячески демонстрируя уязвимость женщины перед грабителем или насильником?

Спустя полгода неустанных тренировок Дарина пригласила отца в стрелковый клуб и устроила показательное выступление. Корсаков, наслышанный об успехах дочери, теперь мог полюбоваться ее достижениями, и был очень горд.

Воспользовавшись случаем, Дарина попросила в подарок пистолет, и гордый отец не мог отказать девочке, тем более что сам получал огромное удовольствие, выбирая его. Корсаков был несколько сбит с толку, когда Дара отвергла все его подношения, которые тот с любовью выбирал как для себя. В этом и крылась его ошибка, он был приверженцем больших и крупнокалиберных «пушек», тогда как Дарину интересовали совсем другие вещи.

– Папа, он огромный, – морщила нос Дарина при виде браунинга. – Посмотри, какие у меня маленькие руки. Эта рукоять не помещается мне в ладонь.

– Хм, ты права, наверное…

– Этот слишком шумный, – отворачивалась дочь от кольта сорок пятого калибра.

– Зато наверняка, – Борис Владимирович ощущал себя старым дураком.

Ее не устраивала сильная отдача, но и слишком мелкие пистолеты Дарине не нравились. Она немедленно забраковала маленький дамский пистолетик, найти который было не так просто. Увидев растерянность отца, Дарина сказала:

– Я могу, конечно, привыкнуть к любому, но хочется чего-то…

– Да, задала ты мне задачку, – проворчал Корсаков, но воспринял поиски подходящего его девочке оружия, как вызов. Его дочь права, она достойна самого лучшего! В конце концов, он нашел идеальный вариант, за который вывалил огромную сумму, потому что пистолет был только в этом году представлен немецкими разработчиками оружия.

– Зиг Зауэр P239! – Корсаков весь светился, преподнося такой странный для девочки подарок.

Пистолет лежал в красивом деревянном ящике красного дерева. Сам ящик был украшен резьбой и обит синим бархатом внутри. Корсару на миг показалось, что он дарит не пистолет дочери, а драгоценности любимой женщине, так загорелись глаза у девушки.

Дара с видом специалиста взяла подарок и зажала в руке. Он скользнул в ладонь, словно был там всю жизнь, и девочка поняла: это он, идеальный товарищ. Она словно встретила любимого человека: все в нем ей подходило, было комфортно и волнительно одновременно.

– Папа, ты чудо! Думаю, это то, что надо. Я должна как можно скорей пострелять из него, но уверена, что он мне подходит. Спасибо! – Отец с дочерью обнялись, хотя и не очень крепко, потому что между ними был пистолет, зажатый у Дарины в руке.

– Смотри, у него удлиненный ствол с резьбой на дульной части для крепления глушителя.

– Ага, – Дарина смотрела на новую игрушку с умилением, так она смотрела когда-то на плюшевого медведя, который до сих пор сидел на шкафу в ее комнате. – А смотри, какие у него сглаженные углы! А какой он легкий!

– Его разрабатывали специально для американских полицейских, в качестве дополнительно скрытого оружия. Это действительно достойная вещь.

– А какие патроны к нему?

– Девятимиллиметровые парабеллум, достанем, сколько нужно будет.

– Спасибо, пап, – дочка чмокнула его в щеку и потеряла к отцу интерес.

Теперь Дарина хотела увидеть тренера и как ребенок поскорей поиграть с новой игрушкой.

Но так как встреча с тренером была только завтра, она взялась за дневник:

«Папа нашел его! Лучший и неповторимый, замечательный. Теперь я не буду чувствовать себя одиноко, потому что в любой момент могу взять его в руки и почувствовать, что он может защитить меня, лучше любого охранника. Я спокойно могу теперь послать охрану к черту и сама постоять за себя. Невероятно здорово ощущать себя сильной и ловкой и знать, что я умею что-то намного лучше остальных. Уверена, никто из ребят отца не стреляет так же хорошо, как я, хотя они тоже приходят тренироваться.

Олег Алексеевич хочет, чтобы я начала стрелять по движущимся мишеням. Вот здорово будет! А то тир порядком поднадоел. К тому же мы будем выезжать на природу. Интересно, получится ли у меня? Тренер говорит, что стрелять из винтовки совсем другое дело, и там задействованы другие мышцы, и работенка предстоит еще та… Класс!

А сейчас я любуюсь своим Зигом и думаю пойти купить новую сумочку, как раз для него. Конечно, носить его с собой нельзя, но я все равно буду, и никто мне не запретит».

Полтора года Дарина стреляла, и стреляла, и стреляла. Стреляла в тире, стреляла по тарелкам, стреляла из арбалета, подаренного отцом, и даже из рогатки. Последняя порадовала ее не меньше арбалета: отец заказал ее у каких-то заключенных и рогатку передали из зоны строго режима, где обитали умелые мастера. Дарина стреляла из нее во дворе своего дома, и у нее отлично получалось. Это оружие при умелом использовании было весьма опасным, но доказать причастность человека, выпустившего камень, было бы очень сложно. Это тебе не редкий в их местах пистолет и не арбалет.

Наверное, Дарина могла бы стать победительницей всяческих соревнований, но она категорически отказалась принимать в них участие. Ей не хотелось афишировать свое пристрастие, и говорила она о нем только Юльке, да и то вскользь, зная, что подруга совсем не разделяет ее увлечений. Женственная Юля занималась танцами, и все ее разговоры были о новом партнере и костюме для выступлений. Дарина со своей любовью к «Зигу» и нелюбовью ко всему остальному казалась странной. Но Даре и не было нужды делиться с кем-то, она оставалась замкнутой и не любила раскрывать свою уязвимость, которую, впрочем, ощущала теперь намного меньше.

Олег Алексеевич спустя полтора года сказал, что не знает, чему еще ее учить.

– У тебя такие прекрасные показатели, и я считаю, что выполнил свой долг.

– Олег Алексеевич, а что же я буду без вас делать? Я вас не отпускаю.

– Ну-ну, Дара. Я ведь уже несколько месяцев просто сижу и наблюдаю за тобой. Может, кто-то нуждается в моей помощи больше тебя.

– Кто? – Дара вспыхнула. Ей казалось, что этот пожилой, ставший ей близким человек, бросает ее, и обида накатила волной. – Да идут они…

– Даринка, ну что ты, деточка. – Тренер обнял готовую разреветься странную девчонку, так подросшую на его глазах. – Я же никуда не денусь. Просто мне пора на пенсию. Глаза не те уже, спина болит.

– Обещайте, если вам что-то будет надо, сказать мне?

– Спасибо тебе, Дара, ты такая славная. Мой совет: найди себе еще какое-то увлечение, с живыми людьми общайся. Слишком ты замкнута. Ты такая красивая девушка, заведи себе парня, пойди на танцы.

Дарина фыркнула:

– Скажете тоже, Олег Алексеевич. Я лучше пройду снайперскую подготовку.

– Зачем это? – встрепенулся тренер.

– Да, просто так. Надо же расти…

– Такая подготовка подразумевает применение.

– Не волнуйтесь, я не собираюсь в армию. И применять тоже не собираюсь.

Это была правда, просто Даре нравилось побыть наедине с оружием, поразмышлять и ощутить спокойствие, чувствуя себя охотником, но применить оружие на живой мишени?..

Однажды отец устроил неформальную встречу с бизнес-партнерами, пригласив их пострелять по тарелкам. Компания приехала в тихий лесок, который тут же перестал быть таковым. Как сам Корсаков, так и каждый из партнеров, привезли с собой много охраны, ружья и винтовки палили не переставая, смех, возгласы и разговоры по делу нарушили лесную идиллию.

Наблюдая за Дарой, один из мужчин сказал Корсакову:

– Ну и молодец же твоя дочь. Не хотите отправиться со мной на охоту? Я знаю отличные угодья, там лес и озеро. У меня есть домик, мы могли бы провести в нем пару дней, я бы попросил кабанчика запустить и…

Дарина обернулась к нему с пылающим лицом:

– Охота? Кабанчик? – ее голос дрожал от ярости, и Корсаков чуть рот не раскрыл от удивления: такой он свою дочь еще не видел.

– Ну а кого бы ты хотела подстрелить? – мужчина не понял гнева Дары и улыбался ей, стараясь понравиться.

– Тебя, – спокойно ответила девушка, – и таких, как ты.

Он продолжал улыбаться, до него еще не дошел смысл сказанного Дарой. Его ожидания шли вразрез со словами подростка.

– Я не понимаю охоту и не понимаю, как можно получать удовольствие, убивая беззащитное существо? Жирные, потные и слабые, вы чувствуете силу в себе только так? Убивая безоружных? В чем ваше превосходство?

– Я человек! Я высшее существо… – начал лепетать мужчина, обескураженный нападками девушки.

– Это лично вы, что ли, создали оружие, существо? Вы и стрелок-то отвратительный. Я могла бы вызвать вас на дуэль, как делали на Диком Западе, и вы не успели бы и подумать о том, что пора бы достать пистолет, как лежали бы мертвым.

Корсаков, наблюдавший за этой сценой, решил вмешаться:

– Пожалуй, она бы могла. Ты, Федя, не бери в голову, – миролюбиво произнес Корсаков, уводя партнера в сторону от Дарины. – Мы просто не любим охоту.

Позже, когда все ели бутерброды, отец подошел к Даре:

– Что на тебя нашло? Ну и отбрила ты Федора. Хотя я даже благодарен тебе за это, поди знай, что он замышлял в своих угодьях. Мне все равно пришлось бы отказать.

– Люди такие подлые. Притаиться в кустах и пальнуть. Сволочи.

– Согласен. – Корсару нравилось, что Дара перестала быть «маминой дочкой». Пусть уж лучше злится, чем считает, что «мы рождены, чтобы творить добро».

– Папа, никаких убитых животных, хорошо?

– Хорошо, никаких животных. Я и сам терпеть не могу охоту. А ты молодец, стреляла лучше всех, вот они удивились.

Дара спокойно кивнула, но не до конца поверила отцу. Стараясь не думать о его деятельности, она все равно знала, чем он занимается. Все его прежние слова, такие как «убрать и наказать» стали теперь понятны Даре, и она испытывала отвращение к себе, вспоминая, как поддакивала папочке в детстве.