Текст книги "Уайтбол. Социальная фантастика/н/ф/мистика"

***

Память вообще забавная штука. До последнего момента был уверен, что Вик Малов – рыжий, длинный, с контактными линзами, не в себе парень, которому пол-универа прочило великое будущее. Оказалось – вовсе нет, тот – Вит Белов, уже несколько лет как осевший во внешнем космосе, на Синильге. А Вик – совсем наоборот: маленький, толстый, чернявый. Такой же Малов, как я – Рабинович. Вечный тамада и душа компании, которого я помнил совсем смутно, поскольку будучи в компании надирался раньше всех. А еще Вик Малов – радио без выключателя: вот это вспомнилось очень быстро.

– Я тебя чуть не кинул, – сообщил он мне сразу после «здрассьте». – С чего-то решил, что ты прибываешь на Северный вокзал. Убей не знаю, с чего. Маразм, елки-палки.

В кафе, куда мы заскочили пообедать, и после – всю дорогу до гостиницы, пока я глазел в окно машины на дико изменившийся за семь лет город, Вик в подробностях рассказывал, кого и как он встречал последние два дня. Прибывших до меня было трое (слава богу, что не тридцать). Все мои попытки перевести разговор на животрепещущую тему не увенчались успехом. Стоило открыть рот, дабы произнести сакраментальное слово «уайтбол» – Вик тут же вспоминал очередную особенность кого-то из приглашенных или какую-нибудь значимую (с его точки зрения) деталь пребывания в городе Среднеросске. Ни слова о конечной цели путешествия, ни слова о феномене, ни слова об экспедиционных буднях.

– Я, наверно, все не по делу болтаю, – спохватился он где-то в середине пути. – Извини, нервное.

И, видимо, тут же решил, что его уже извинили:

– Так вот…

Когда добрались до гостиницы, я уже знал, что Ри (биофизик) – один из соавторов программы коммуникации с Чужими, и сам он – совершеннейший Чужой (с кем поведешься), общаться с этим типом крайне трудно – «фиг знает, что творится у него в голове». Приглашенные геологи – гей-тандем, «имей в виду и постарайся не ляпнуть в их присутствии что-нибудь шовинистское». В отеле «Восточный» (куда мы едем сейчас) имеется бассейн и тренажерный зал, но «туда лучше не ходить – разоришься»; вполне демократичный спорткомплекс – всего в двадцати минутах ходьбы, на окраине парка. А в пределах «Восточного» лучше никакими дополнительными сервисами не пользоваться, потому тамошние хозяева «зажлобились совсем». На эту гостиницу «давно бы забили, но у нас с ними договор на обслуживание еще не закончился»… и так далее.

От обилия информации у меня распухла башка, даже таинственный уайтбол уже не интересовал. В отеле я с радостью отделался от провожатого и отправился в номер приводить себя в порядок.

Вечером перезнакомился с командой. Люди как люди. Геологи – лысый бородатый Серж и курчавый безбородый Юра – не производили впечатления шибко уязвимых, при которых не дай бог чего-нибудь ляпнуть. А насчет биофизика Вик успел накрутить меня настолько, что я уже в тайне ожидал увидеть эдакого мутированного полуслизня, плохо владеющего человеческой речью. В реальности все оказалось не так страшно, хотя – Чужой, да. Особенно улыбка, не слишком естественная, будто отрепетированная… А так – обычный старатель научных приисков, каких и на Земле достаточно. С головой ушедший в собственный клондайк, оттого не всегда адекватный. Непонятно, чем его так соблазнил Венский, что Ри соизволил оторваться от своей работы. Несколько раз я пытался спросить, но прихотливое течение общей беседы сворачивало в другое русло: интерес к Чужим явно превалировал над сомнительным уайтболом, о котором, похоже, собравшиеся уже знали все, что им полагалось. Оправдано, в общем-то, сворачивало. Еще не один десяток, а то и сотню лет Чужие будут вызывать общечеловеческий ажиотаж. Эмоциональная амплитуда колеблется от раболепных воздыханий до чернейшей паранойи. Молимся и боимся. Прекрасно знаем, что от них нужно нам – и очень плохо представляем, что от нас нужно им… Официальная версия – мы снабжаем их расчетными данными о планетарных системах: сами Чужие равнодалеки как от астрономии, так и от математики. Непонятно только, на кой хрен космическим соседям наши расчетные данные. Миллионы лет без них обходились.

…После той моей аварии, десять лет назад, пока я настойчиво собирал утраченную информацию о себе – что-то удавалось выудить из собственной строптивой памяти, а что-то приходилось принимать на веру со слов врачей и родных – так вот, в тот болезненный период Чужие снились мне чуть ли не каждую ночь. Сюжет этих сновидений разнообразием не баловал: либо я нахожусь около поселения космических слизней, либо непосредственно в «муравейнике». Чужие непрерывно общались со мной, но суть общения, по закону сна, полностью ускользала под утро, оставляя ощущение чего-то очень хорошо понятого, но слишком сюрреалистичного, чтобы втиснуть в куцые рациональные рамки дневного сознания. Зато декорации, антураж сновидений помнились удивительно отчетливо. Проснувшись, я не всегда мог понять, где нахожусь на самом деле… Позже, когда я уже переселился на лесную базу, как-то по телевизору передали документальные съемки внутренностей «муравейника». Несмотря на плохое качество изображения многие детали показались мне очень знакомыми.

Тогда, десять лет назад, убитая надежда снова и снова возвращалась ко мне по ночам. И хотя остроты потери я со своей разодранной в клочки памятью не ощущал, сны портили настроение, заставляли нервничать и страдать. Психотерапевт, который мной занимался, устал воевать с этим упертым отчаянием Несбывшегося и посоветовал сменить обстановку. Я сменил, отправился работать в леса: продолжать жить несложившейся судьбой в конце концов стало невыносимо.

Несколько дней мы болтались в Среднеросске, дожидаясь пятую приглашенную – Александру Луневу, психологиню из внешнего космоса. Утром команда расползалась кто куда, вечером собиралась в баре «Город циклопов», в нескольких остановках от гостиницы. Ничего особенного, на мой взгляд, в этой забегаловке не было – ничего, кроме уютной обстановки. Но ее-то, как раз, создать сложнее, чем умопомрачительный интерьер… Стены «Города» – драпированная голубовато-фиолетовая ткань. Вдоль стен проходит пандус, ведущий наверх, в мансарду. Пол в зале мягкий, стойка по форме напоминает планетарный челнок, а над стойкой висит гигантская кукла – улитка без панциря с одним белесым глазом и огромным фонарем во лбу. Кукла слегка покачивается, постепенно обходя «взглядом» зал справа налево и обратно. Мягкий голубоватый луч от ее фонаря бегает по столикам и стенам… «Похоже на настоящий Город?» – спросили у биофизика. «Более-менее. Только полы все-таки жесткие, – ответил ученый на отличном русском. – В настоящем муравейнике приходится на четвереньках ползать, для устойчивости… Ну, и циклоп парящий – конечно, нонсенс. Рожденный ползать летать не может, так, кажется?». – «Может, это сумасшедший циклоп?» Ри юмора не понял, ответил серьезно: «Лично я до сих пор не встречал сумасшедшего циклопа. На редкость нормальны». – «Жуть какая, – поморщился Юра (тот, который без бороды). – Может, они еще и водки не пьют?» – «У меня полевой напарник водки не пьет, – сообщил я. – Но он, правда, о двух глазах и примат». – «Морально опустившийся примат, – с осуждением заявил Юра. – Испорченный разлагающим влиянием Чужих».

…Прекрасно помню день и даже минуту, когда в жизни случился резкий перелом. Чертово Судьбоносное, дремавшее целых десять лет, бесцеремонно воткнулось в мою реальность, та треснула и раскололась пополам – на до и после. Нетерпеливое ожидание чуда обернулось гнетущим предчувствием неизбежного кошмара…

В тот вечер все было не так. Не успели расположиться – до нашего столика домотался какой-то панкующий клоун. Чего хотел – осталось тайной, но приставал ко всем по очереди, обижался на любое слово, предлагал выйти то одному, то другому.

Приставучего клоуна вывела охрана, но спокойнее не стало: за соседним столиком шумно отмечала что-то небольшая интернациональная компашка. Гуляли с кавказским размахом и по-русски громко.

– Может, перейдем куда-нибудь в другое место? – предложил Вик.

– Все занято, – отозвался Серж (тот, который лысый), пробежавшись взглядом по залу.

– Поищем другое кафе.

– У тебя идеи есть? А то ведь можно полвечера бродить.

– Здесь нынче экстрим какой-то, а не отдых. Эй, друзья, нельзя ли потише?

Пьяный белобрысый парень из-за соседнего столика повис у Вика на плечах, отчего тот чуть не свалился со стула:

– Бра… братишка, все норм. У нас тут… понимаешь… тут…

– Все понимаю, но потише нельзя?

– Да ладно, – успокаивающе произнес Ри. – Не так уж они и мешают.

– Давно гудят, – я кивнул на соседей. – Нагуделись порядком, может, сами уйдут.

– И я о том же.

Кукла, изображающая циклопа, в тот вечер светила не так, как обычно. Вместо мягкого, ровного луча – серия стробоскопических вспышек. Неплохо для шоу, но пить водку и беседовать при такой иллюминации – сомнительный кайф.

– Ри, что он говорит? – спросил Серж, указывая на «циклопа».

– Он не говорит, он кричит, – Ри улыбнулся. – Все кричат, и он тоже. Свет – дистанционная форма общения, очень бедная в плане лексикона. Говорят они при телесном контакте посредством электрических импульсов.

– Не надо мне лекцию для заочников. Я спрашиваю, что он хочет сообщить.

– Очень похоже на сигнал опасности. Он непрерывно кричит об опасности. На моей памяти земляне видели такую продолжительную панику один-единственный раз. Кончилось это серьезно.

Соседи подались курить – в обнимку, задевая по дороге чужие стулья. Около каждого потревоженного посетителя белобрысый останавливался и что-то такое подробно объяснял. За шумным столиком остался один джигит.

Разговаривать наконец-то стало возможно, не повышая голос.

– Так чем кончились эти циклопические вопли?

– Метеорит упал. У нас разворотило планетарный купол, без людей, слава богу. Соседи двоих потеряли.

– Совсем внезапно упал?

– Маленький был, – ответил Ри. – Маленьких много, от каждого бегать не будешь. Рассчитать место падения с точностью до двадцати метров технически невозможно… А вот у циклопов почему-то не было сомнений, куда именно он упадет.

– Зачем же они туда полезли?

– Хотели унести. Не знали, что купол пустой. Но пустой тоже попытались бы утащить – они наши космические времянки, кажется, до сих пор воспринимают как свои Города. Проблемы взаимонепонимания, – Ри поболтал соломинкой в стакане и добавил:

– С их точки зрения дешевле потерять несколько одиночек, чем кусок колонии.

– Я всегда считал, что гуманность – штука неблагодарная.

– Это не гуманность. Инстинкт сохранения вида. Долго объяснять.

– А у нас вот нет никаких инстинктов, – драматически прошептал Юра, глядя на «орущую» куклу. – Сидим и сопли жуем, а оно сейчас каак жахнет…

Все замолчали.

– Белый медведь сдох, – сообщил Серж.

– Тьфу, Юрка, типун тебе, – засмеялся Вик. Нервно как-то засмеялся.

Юра сделал удивленные глаза:

– Я пошутил! Он же не настоящий. Он же плюшевый.

– Не плюшевый, – уточнил Серж. – Синтетика какая-то.

Они продолжали говорить, я не слышал. Зал поплыл, а перед глазами ни с того, ни с сего взмыло оранжевое русло реки, текущей вверх. И там, в реке, за тысячи километров отсюда барахталось темное что-то…

– Михей, чего стряслось? – меня тряхнули за плечо.

– Уе… м отсюда! – рявкнул я. – Немедленно! – и, схватив за локоть кого-то, кто ближе был, метнулся к выходу. Почти сразу из-за других столиков вскочило еще несколько человек – видать, тоже почуяли недоброе.

В зале началась паника, народ рванул спасаться. На выходе из бара мгновенно образовался затор, который тут же пробила, поднапрягшись, вторая волна удирающих посетителей.

Толпа выплеснулась и выдохнула. Кто-то попытался выяснить: «А что случи…» когда конусообразная мансарда на крыше кабака вздрогнула, пошла боком проседать вниз, в питейный зал… и исчезла.

Раздался грохот.

Толпа отхлынула на противоположную сторону проулка. Две отъезжающие машины задергались в людской толчее и столкнулись. Водилы выскочили наружу, начали выяснять отношения. Кто-то полез их растаскивать. Со стороны проспекта завыла сирена.

Дальше все воспринималось как сквозь сон. Кто-то матерился, кто-то требовал скорую. Часть народа рванула прочь из проулка. На углу кого-то крепко толкнули, человек вписался в витрину небольшого магазинчика… В двух шагах от меня, на асфальте, бился в каком-то припадке джигит из-за соседнего столика. Где-то поблизости вопил перепуганный ребенок…

Я оглянулся на своих.

– Юра! Где Юра?..

– Юрче! – заорал Серж, проталкиваясь сквозь толпу.

Черная птица с человеческими глазами последний раз трепыхнулась и ушла на дно огненного потока.

Поздно орать.

Длинная рука уайтбола

Вик сидел у меня в номере и противоестественно молчал, рассеянно взбалтывая водку в стакане – мне надоело ему напоминать, что это не коктейль. Печальное зрелище: радио, у которого сели аккумуляторы.

Спасатели ковырялись в обломках «Города» всю ночь. Легкораненых под завалом не оказалось. Несколько человек погибших и несколько в тяжелом состоянии. Полтора десятка людей, которых я не успел спугнуть… хватит, блин! Причем тут я? Сам совершенно случайно уцелел.

Геолог Юра погиб. Несколько часов мы с биофизиком успокаивали остальных участников проекта. Спать, разумеется, не пришлось, какой тут сон. А утром на нашу голову свалилась следственная комиссия… Твою мать, ну что б этой психологине с Леты не прибыть на двое суток раньше?..

Вик, наконец, перестал смешивать водку с водкой, отставил стакан и подал голос:

– Старику отзвонился.

– Ну – и?..

– Ну – и, – криво усмехнулся он.

– Ты-то здесь причем? Стропила подпилил?

Он сморщился:

– Черт, я же весь вечер чувствовал опасность. Не идентифицировал, но чувствовал. Потом Ри сказал, что кукла тоже кричит об опасности.

– А. Кукла – это авторитет, да.

…Есть вещи, которые не стоит пропускать сквозь аналитический аппарат. Я это понял, когда начал курить траву. Стандартная думалка – она для стандартных ситуаций, и не фиг соваться с ней туда, где мистикой пахнет. С таким же успехом можно пилить дрова перочинным ножиком: КПД низкий и для ножика вредно.

– Ты-то как догадался, что бежать пора? – спросил Вик.

– Озарение приключилось.

– И часто они приключаются?

– Не очень. Но и потолок не каждый день падает, слава богу.

– Надо же, – хмыкнул он. – Такое приземленное рацио, и вдруг – озаре-ения…

– Я давно уже и не рацио, и не приземленное. И даже не помню, когда им был. Десять лет как травмированный. Псих, значит, – я плеснул в свой стакан. – Давай все-таки выпьем. За помин.

– Буянить не будешь?

– Заодно и выясним. Эмпирически.

Вик кивнул и проглотил водку. Сморщился, выдохнул, шумно втянул носом воздух. Хлопнул прослезившимися глазами.

– Откуда оно, по-твоему, берется?

– Что берется?

– Материал для озарений. Информация. Субстрат.

– Фиг его знает. Извне откуда-то. Только обычно оно идет через меня, а вчера через кого-то другого. Вчера внезапно свалилось, без прелюдии.

Вик уставился на меня тяжелым взглядом:

– Через кого оно, по-твоему, вчера шло?

– Черт… Я бы подумал на Ри. Он нестандартный, чего угодно можно ожидать. Но раз ты говоришь, что дергался весь вечер – может, через тебя?

Он покачал головой:

– Неет… Это, знаешь… через циклопа шло.

От блин. Надо больше пить. И меньше думать.

– Не было никакого циклопа. Кукла была, на ниточках.

– Знаю. Но я тоже псих. Из-за уайтбола и по жизни.

Вот и добрались, наконец, до крамольной темы. Потребовалось в обвал попасть, со смертью поздороваться, сотрудника потерять…

– Вик! Что такое уайтбол?

– В смысле? Ты же смотрел интервью Венского.

– В интервью одни общие слова. Пример приведи, только попроще и без терминологии.

Вик задумался.

– Вот тебе самый простой пример. Если ты стреляешь из ружья, где окажется пуля?

– Как повезет. Если не с бодуна, то…

– Чушь, – перебил Вик. – Пуля улетает в зону уайтбол, а через некоторое время оказывается опять в патроне. Будто и не улетала.

Он помолчал.

– Налей мне еще.

Проводил бутылку глазами и снова принялся взбалтывать содержимое стакана.

– Часы там некорректно идут. Но это можно объяснить физическими причинами: куда не плюнь – попадешь в какую-нибудь аномалию. Любая аппаратура регулярно начинает показывать черт-те что. И собственные глаза показывают черт-те что, и неизвестно еще, кто больше врет – аппаратура или собственные глаза… Вот, например: откуда тектоническая активность на древней платформе? Хотя – может, там и не платформа уже… и не древняя… Горки образуются маленькие, свеженькие, а через день исчезают…

Мне надоело ждать, пока Вик вдоволь наобщается со своим внутренним голосом:

– Ты про сознание обещал рассказать. Про фокусы с сознанием.

Он спохватился:

– Да. Насчет пули: приглючилось мне, что эта самая пуля прострелила какое-то зеркало. Возвращаюсь к себе в корпус – в коридоре зеркало разбито.

– А. Тоже, значит, провидец.

– И не я один. Сережка – геофизик, мы вместе в маршруте были – видел, что пуля прошила автомобильную камеру. И по факту у одной из наших машин оказалась прострелена камера. Стоянка находится вне зоны уайтбол. Жилые помещения – тоже… Тогда нас всего двое было, поэтому огнестрельного убытку – только машина и зеркало. А вообще таких совпадений до фига. Когда совпадений до фига, как они называются? Правильно, закономерность.

Он помолчал и добавил:

– Посмотри художественный фильм «Уайт бол». Пока время есть. Все равно Венский заставит, он повернулся на этой ленте. Даже явление нашенское назвал в честь нее.

– И чего в ленте?

– Там все про нас. Крыша едет от таких аналогий… А тут еще циклоп этот вчерашний.

Это называется «переклинило».

– Ну, причем здесь вчерашний циклоп? Мы находимся в нескольких часах пути от зоны уайтбола.

– А что такое зона уайтбола?

– Приехали. Этот чертов феномен занимает, я так понял, некоторую ограниченную область пространства. Весь остальной мир живет, даже не подозревая о нем. И обходится без ваших гребаных закономерностей.

– До поры, до времени. Что если, допустим, я, побывавший в зоне уайтбол, теперь являюсь переносчиком этой заразы? Объяснение, конечно, нелепое и, скорее всего, ошибочное…

Действительно, приехали.

– Зато очень в духе апокалиптических прогнозов Венского, которыми он читателей «Образованного читателя» грузил. Но Венский хотя бы не говорил о переносе мистических явлений воздушно-капельным путем. Он небезнадежен. А тебя уже можно не лечить, поздравляю.

– Дурак ты, Мишка. Вульгарное рацио. Несмотря на озарения.

Вик отошел к окну, демонстративно повернулся ко мне спиной и уставился на улицу.

Я решил сменить тему:

– Как Серж?

– Плохо Серж.

– Он не откажется от участия в проекте?

– По мне – лучше бы отказался.

– Почему? Разве экспедиции одной потери мало?

– Венский геологов не поодиночке приглашал. Он приглашал тандем. Ребята последние годы работу вместе вели, статьи публиковали под общим авторством. Ты никогда не задумывался, как функционирует тандем?

– Как?

– По принципу взаимного дополнения. Два контрастных менталитета, генератор идей и скептик. Первый гонит, второй фильтрует. Оба друг без друга никуда: в одиночку первый прослывет фантазером и пустобрехом, второй увязнет в рутине. Теперь вопрос: какая расстановка ролей была у наших геологов?

– Ну, не знаю… Вообще, Серж мне показался более сдержанным.

– Это худший вариант. Уайтбол не позволит увязнуть в рутине. Он просто раздавит нашего друга, доведет его до безумия.

Верю. Все там будем. Собственно, одной ногой уже там.

– Может, стоит убедить Сержа отказаться?

– Венский против. Сказал, что будет искать Юрию замену.

– Ммм… на все случаи жизни?

– Приколы у тебя ниже плинтуса. А главное – очень своевременные… Все, хватит пить. Слухай сюда. Мне завтра похоронными делами заниматься. Встреть, пожалуйста, на вокзале нашу красавицу. Сашу Луневу.

– Без проблем.

– Поезд в три. Сашино фото утром занесу.

Вик пошел на выход. На пороге остановился:

– Мишка, а тебя давеча пуаро спрашивало, почему ты поднял панику в баре?

– Спрашивало.

– Ну – и?

– Сказал, что услышал треск. Я – лесник, десять лет в глуши безвылазно, это легко проверить. Для меня треск над головой означает возможные неприятности.

– Поверили?

– Не нравится – пусть придумают другое объяснение.

– Еще не хватало, чтобы с тебя взяли подписку о невыезде, – пробормотал он, выходя за дверь.

Вот и состоялся разговор на животрепещущую тему. Я б не сказал, что ясности прибавилось. Отчего-то стало страшно, но о возвращении домой в тот момент даже мысли не возникло. Будто приоткрылась форточка в настоящий мир, теперь прежняя жизнь казалась вроде плоского рисунка. Простая, безопасная, декоративная.

После ухода Вика я какое-то время пытался расшифровать доклад Венского с прошлогодней конференции, потом бросил: проще читать египетские иероглифы, а уж с такой башкой, как нынче…

Покрутил в руках пакет с запретным содержимым. Нет, только не сейчас, а то перебор получится. Сегодня никаких новых потрясений. По крайней мере, добровольных. Если верхнему этажу отеля не терпится осесть мне на голову – пусть лучше это произойдет внезапно.

Закрыл номер, спустился в бар. Обычный человеческий бар, без всяких сияющих улиток. Стойка, несколько квадратных столиков и лампы дневного света. Неинтересно.

– Коньяк есть?

– Да, пожалуйста, – мужик пододвинул прейскурант.

Е-мое. Здесь сплошь космических командировочных принимают, или звезд Голливуда? Конечно, старпер своих гостей где попало не поселит. Но по интерьеру не скажешь, что тут такая уж круть.

– Ясно. Сто грамм водки и чашку кофе… вот этого, – я ткнул в самое дешевое непонятное название.

– Не советую. Этот кофе – ароматизированный, фруктовый. На любителя. Возьмите лучше…

– Я и есть любитель.

Девица в блестящей половине платья подошла к стойке, но бармен чуть заметно покачал головой, и красотка удалилась восвояси. Понял. Звиняйте, батьку, в следующий раз пойду отдыхать в город. Сам виноват: о том, что в отеле не стоит пользоваться дополнительными сервисами, Вик предупреждал меня еще в день приезда.

Забрал рюмку и кофе, прошел в самый темный уголок зала. Здесь лампочка на последнем издыхании: горит, но слегка подмигивает. Не как вчерашний циклоп, конечно… черт. Я достал из кармана телефон и визитку, набрал номер.

– Дмитрий Олегович? Вихорев Михаил, мы с вами утром беседовали по поводу ЧП в баре. Вы просили сообщить, если я еще что-нибудь вспомню. Была там одна, в общем-то, мелочь. Над стойкой висела кукла, изображающая циклопа. У куклы фонарь во лбу. Накануне происшествия фонарь светил ровно, а вчера – пульсирующим светом. Такой свет у реальных циклопов означает сигнал тревоги.

– И?..

– И… все. Это все, что я хотел сказать. Извините за беспокойство, чепуха, наверно.

– Не чепуха, но мы уже в курсе. Спасибо.

Интересно, откуда он в курсе? Вик, что ли, на нервной почве изложил свои завиральные идеи о мистической функции циклопа?

Меж тем девица в половине платья заинтересованно подползла к моему столику.

– Привет! Клубнику любишь?

– Люблю, но только свежую, – съязвил я.

– Вот хамло, – фыркнула бабочка. – Эта – свежая, угощайся, – по гладкой столешнице ко мне подъехала плошка ягоды со сливками.

– За счет заведения?

– Фу! За мой счет. Поболтаем?

Я пожал плечами:

– О чем?

– Я тут случайно услышала…

– Подслушивать некрасиво.

– А врать, что не слышала – нечестно. Ты там был?

– Где?

– В Городе циклопов.

Я мотнул головой:

– Не. Вообще в космосе не был. Хотел побывать, но не срослось.

– Ты тормоз? Я про кафе спрашиваю.

– Ах, кафе… тормоз, да.

– Как оно все было?

– Фильм «Гибель «Прометея» видела? То же самое, только народу поменьше.

– И чего?

– И все.

– Все? Газеты только об этом и кричат, а тебе рассказать нечего?

– Я не газетчик.

– Там правда была диверсия?

– …и не следователь.

В это время в зал вошло двое мужиков, и визави внезапно потеряла ко мне интерес. Половина платья величаво поднялась со стула и волнообразно поплыла к стойке.

Стало как-то неуютно в этой нищей забегаловке для сказочно богатых людей. Я покинул бар, поднялся на четвертый этаж, в номер 45.

– Не помешал?

– Нет, – ответил Ри. – Я еще не ложился спать. Никогда рано не ложусь.

В отличие от Вика и меня, наш космический партнер был совершенно спокоен:

– Да, все понимаю. Головой понимаю: произошла трагедия. Почувствовать не могу. Отвык чувствовать такие вещи.

– Я увлекался в свое время Чужими. Немного помню, можете ничего не объяснять.

– Вы присядьте.

– Спасибо. Дело такое: я завтра буду встречать недостающую участницу проекта. Которую мы тут дожидаемся. Не хотите составить компанию? У вас с ней общий менталитет, а я – дикий туземец.

Ри улыбнулся:

– Обязательно поеду. Нельзя же оставлять ее вам на съедение.

– Отлично. А еще у меня вопрос. Вернее, два.

– Да?

– Во-первых, зачем Венский пригласил в проект ксенобиолога? Во-вторых, ради чего вы согласились оторваться от собственной темы?

Он кивнул:

– Отвечаю в том же порядке. Венский читал мою монографию. Говорит, отдельные проявления феномена схожи с некоторыми процессами, происходящими в Городах циклопов.

– Ага. Уайтбол – рука космоса?

Отрепетированная улыбка снова появилась на лице ученого:

– Миша, паранойя – прерогатива политиков и военных. А я исследователь.

– Я вас как исследователя спрашиваю.

– Что значит «рука космоса»? Земля для циклопов слишком чуждая среда. У них другие интересы. Может быть, Луна. На худой конец Марс, хотя и это уже экстрим… Но уж точно не Земля. Вы бы согласились жить на Юпитере? Или в Марианской впадине? Циклопы слишком прагматичны, чтобы тратить усилия на заведомо неподходящие миры. В их распоряжении целый космос подходящих… Вот где-то так, если с точки зрения межрасовой войны.

– А без войны?

– А без войны – другой разговор. Радикальные научные круги полагают, что циклопы если не предки, то кузены землян. Существенно меньше удалившиеся от прототипа, главным образом – за счет усиления защитных функций колонии. Исходно вся земная биосфера – рука космоса, так с какой стати уайтбол должен быть исключением, разве там биосфера отсутствует?

– Пфф… ответ из серии «все люди – братья по Адаму».

– А вы что хотели от ученого с Ганимеда? Только на Земле в порядке вещей противопоставлять «нашу планету» и «остальную вселенную». Пережиток тех времен, когда солнце, звезды и прочий небосвод вращались вокруг Земли.

– Гипотеза о едином предке появилась еще десять лет назад. Если не раньше. От нее же давно отказались, нет?

– О ней просто перестали говорить. Она непопулярна. Догадываетесь, почему?

– Почему?

– Судите сами: есть некая раса, для которой перемещаться между звездами – как нам, землянам, в соседний город съездить. Дело нешуточное: у нас, ни много ни мало, оспаривают право считаться венцом творения. А тут еще некий яйцеголовый сукин сын заявляет: сверхраса – гораздо более ранний эволюционный этап. Это уже вообще ни в какие ворота. Значит, мы не просто не венец, куда хуже: вырожденцы. В лучшем случае тупиковая ветвь. Ну, и с какой стати подобная крамола должна нравиться общественности? Она, общественность, себя весьма уважает. Одно дело молиться на сверхрасу, другое – обращаться на «вы» к каким-то там слизням с ранней ступени эволюции. И уж тем более квалифицировать самих себя как неудачный эксперимент.

– Вы действительно считаете всех землян тупыми снобами?

– Почему всех? Только неравнодушных. Для которых человек звучит гордо. Вам вот не безразлично, что вы – тупиковая ветвь?

– Мне как-то истина интереснее, чем статус. И потом… может, мы еще не совсем безнадежно деградировали?

– Может. Мне тоже хрупкая надежда симпатичнее, чем прочный пессимизм. Но даже прочный пессимизм лучше статусной глупости. Искренне жаль, что в моем родном мире такой высокий процент идиотов. С циклопами в этом отношении проще: их проблемы расового статуса волнуют не больше, чем наших кошек… Кстати, вы заметили, что я ответил на ваш второй вопрос?

– Ну, да. Корни общие, отдельные проявления схожи. Вы приехали изучать боковой побег Города… А как Венский относится к идее общего предка?

Ученый пожал плечами:

– Вы должны его лучше знать, чем я. Мне показалось – Венский ни во что не верит, но ничего не отрицает.

– Ага. Но если у него зародилась какая-нибудь идея, пусть даже бредовая, он за нее кому угодно пасть порвет… Ладно, поживем-увидим. Старик всегда прав, мы привыкли.

Я поднялся со стула:

– Спасибо за беседу. До завтра?

– Спокойной ночи, – кивнул Ри.

– Да, еще вопрос, не по теме, – у двери я обернулся. – Где вы научились так хорошо говорить по-русски?

– На моей станции три четверти населения русские. Между собой мы ведь тоже общаемся иногда, – улыбнулся биофизик.

Пока шел к своему номеру, совершенно ясно представилось: сейчас лягу – с перепоя начнет кружиться голова. Во рту появится пакостный привкус, потом накатит замогильное настроение, захочется уснуть навсегда. Последняя стадия усталости, когда организм уже плюнул на сон, озлобился и ждет случая покрепче досадить своему владельцу…

Я не стал отпирать номер, развернулся и пошел к лифту.

Июль и ночью июль. Только ночью он добрее к сердечникам и пьяницам. Стараясь двигаться твердо (поскольку народ на улице еще разгуливал вовсю), я отправился в сторону Восточного парка. Не знаю, на каких остатках воли получалось держаться целый вечер. Сейчас этих остатков хватало исключительно на то, чтобы не опуститься на ближайшую лавочку или бордюр. Если такое произойдет, дворники поутру отправят меня в контейнер вместе с окурками… Забрел в парк, прислонился к дереву, ощутил, как маленькие электрические иголочки рассыпаются по коже головы, и оттуда, от затылка, растекается по телу теплая слабость. Главное, глаза не закрывать, а то поведет.

Кусты передо мной шевелились от легкого ветра. Зрение потихоньку адаптировалось к темноте: стали различимы контуры отдельных листьев. Потом контуры размылись, и взгляд утонул в полупрозрачной тени, в глубине зарослей – там, где не было ни веток, ни зелени, ничего. Теперь вместо кустов впереди колыхались стоячие волны реки. И, хотя это не было похоже на ставшие для меня традиционными путешествия (что-то мешало реке течь вверх), чувства все же обострились: невидимое стало видимым, неслышное – слышным, невозможное – возможным. Тело утратило тяжесть и превратилось в пульсирующую субстанцию, для которой трудно подобрать аналог из привычной жизни.

Вдруг, как пронзительный гонг в тишине, ощущение: на меня смотрят. Река тут же превратилась обратно в кустарник, а глаза сами собой сфокусировались на светлой парковой дорожке. Сторожевой инстинкт, или стрессы последних двух дней, или еще что заставили меня замереть на месте. Почему-то было очень важно: не спугнуть…