Текст книги "Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории"
Автор книги: Ирина Эрлихсон
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Тем не менее, предприимчивый Джон Эпплби заказал три лучшие биографии своему лучшему автору – Дефо. Отрывки из очерков Дефо воспроизводились в различных изданиях «Ньюгейтского календаря» на протяжении XVIII столетия, естественно без ссылки на автора, что неудивительно, ибо даже Генри Филдинг, почерпнувший у Дефо сведения о герое своей сатирической повести «Джонатан Уайлд Великий», не «упоминал его имени, хотя охотно ссылался на своих учителей и предшественников»[387]387
Елистратова АА. Английский роман эпохи Просвещения. М., 1966. С. 101.
[Закрыть]. Это был длительный и сложный процесс, развернутый в пространственно-временных структурах, когда первоисточник подвергался неоднократным пере-интерпретациям и пере-описаниям, а жизни двух реальных людей обрастали легендами и смыслами, которых изначально не было, а их слова и действия подобно невидимым нитям сплетались в полотно социального контекста эпохи. И Шеппарда, и Уайлда можно причислить к категории «странных людей» поражавших современников своей непохожестью на других. «Такие незаурядные люди существовали во все времена. Принятые правила поведения – в том числе и в частной жизни – были им не указ. Они действовали “по-своему”, вызывая то недоумение, то возмущение, то восхищение окружающих»[388]388
Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени / отв. ред. Ю.Л. Бессмертный. М., 2000. С. 13.
[Закрыть].
Биографии Шеппарда и Уайлда – идеальны для анализа в рамках казуального подхода предложенного Ю.Л. Бессмертным. Их неординарные поступки так резко контрастировали с принятыми в обществе стереотипами, что их можно с высокой степенью вероятности классифицировать как казусы. «Соглашусь, что индивидуальное поведение может изучаться и через анализ случаев, в которых человек выбирает между различными вариантами принятых норм. Но наиболее показательно все-таки казусы, в которых персонаж избирает вовсе не апробировавшийся до сих пор вариант поведения. Это может быть поведение, пренебрегавшее нормами, [эскапады Шеппарда – авт.], или абсолютизировавшее их [рациональное капиталистическое «предприятие» Уайлда и его безукоризненное «служение» закону – авт.]…»[389]389
Гренди Э. Споры о «Казусе». Ответы на вопросы // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории /под ред. Ю.Л. Бессмертного. Вып. 1. 1996. С. 306.
[Закрыть]. Именно общественный резонанс вокруг этих фигур привлек внимание Дефо, во многом благодаря которому их поведенческие паттерны превратились в исторические казусы, сохранившиеся в коллективной социальной памяти. «Возможно, что стареющий Дефо не одобрял легенды, которые быстро кристаллизовались вокруг Шеппарда и Уайлда, хотя, будучи их биографом, он в значительной степени нес ответственность за них»[390]390
Introduction // Defoe on Sheppard and Wild…. P. 25.
[Закрыть].
Создание мифов началось быстро, так через несколько месяцев после казни Уайлда пантомима «Арлекин Шеппард» с успехом шла на Смитфилдском рынке в разгар Варфоломеевской ярмарки. В 1728 г. последовала упоминаемая выше «Опера нищего» Гэя – «ньюгейтская пастораль», в которой Уайлд превратился в скупщика краденого Пичема, а Шеппард – в благородно-утонченного грабителя Макхита. Томас Уолкер, мечтая повторить успех Гэя, взял в качестве основы анонимную пьесу «Разрушитель тюрем»[391]391
Англ. Prison-breaker
[Закрыть], ввел туда легко узнаваемые фигуры – Шеппарда и Уйалда, в свою пьесу «Опера квакеров», постановка которой, однако, с треском провалилась[392]392
Hughes L. A century of English Farce. L., 1956. P. 219.
[Закрыть]. Миф о Шеппарде и Уайлде оказался настолько живучим, что в XIX в. пересек океан, присоединившись к газетным историям о преступниках Неде Келли в Австралии и Джесси Джеймсе в Америке, и затем в XX в. получил очередную реинкарнацию в «Трехгрошовой опере» Бертольда Брехта. «Так, архетипическая тень противостояния Шеппарда и Уайлда прослеживается и в многочисленных современных фильмах о побегах, например, картине «Мотылек» (1973), где главную роль исполняет изящный Стив Маккуин, чье круглое мальчишеское лицо странно напоминает оригинальный портрет Шеппарда кисти Торнхилла»[393]393
Introduction // Defoe on Sheppard and Wild… P. 26.
[Закрыть].
«Природа исторического события такова, что рассказ о нем не может быть исчерпывающим и прозрачным. Это можно сказать как о рассказе свидетеля, так и о сочинении историка. И в том, и в другом случае есть место для отбора данных, упрощения сложных связей, акцентирования одних аспектов происходящего и исключения/забвения других»[394]394
Чеканцева З.А. Французская революция XVIII века как событие будущего // Событие и время в европейской исторической культуре… С. 209.
[Закрыть]. Дефо, как очевидец описываемых событий, к тому же необычайно энергичный, ловкий и опытный публицист, знал, как одновременно угодить читательской аудитории и ненавязчиво позволить ей извлечь из предлагаемого нарратива некий нравственный урок. Поэтому «История замечательной жизни Джона Шеппарда»[395]395
[Defoe D.] The history of the remarkable life of John Sheppard…
[Закрыть]предваряется пространным обращением к жителям Лондона и Вестминстера, в котором, по-видимому, еще и для того, чтобы заранее избежать обвинений в неразборчивости и страсти к наживе разъясняются причины обращения к столь низменному предмету. «Достопочтенные джентльмены, Ваш опыт не раз убеждал вас, что согласно вечной максиме, нет иного способа защитить невинных, кроме как наказать виновных. Преступления, в изобилии совершающиеся в густонаселенных городах, являются не чем иным, как следствием аморальных склонностей худших представителей человеческого рода. Среди самых вопиющих злодеяний нашего времени взломы, поджоги, ограбления на большой дороге, мошенничество, практикующиеся повсеместно, следствие чего под угрозой не только Ваша собственность, но и жизни». Если законодательная власть выписывает рецепты против этого зла, то задача каждого члена общества в том, чтобы способствовать претворению буквы закона в практическую плоскость. Как мы видим, налицо апелляция к гражданскому самосознанию, ибо, по мысли автора, усилия частных лиц и их содействие магистратам в исполнении законов способствуют торжеству правосудия и добродетели. При этом резюмируется, что наличествуют хоть и небольшие, но значимые успехи в борьбе с различными формами социального зла: закрываются игорные дома, а «самые отъявленные и распущенные проститутки испытали гнев божественного возмездия»[396]396
По всей вероятности, речь идет о развернувшемся в 1690-х гг. массовом движении за исправление нравов. В трактате одного из его идеологов Дж. Вудворда, «Размышление о прогрессе национального улучшения нравов» опубликованного в 1699 г., цели определялись в привлечении как можно большего числа волонтеров из массы населения, чтобы обеспечить бесперебойный доступ информации о преступлениях против религии и морали «…в обычные дни они должны ходить по улицам, рынкам, посещать различные публичные места, выискивать пьяниц и богохульников и доставлять их в магистраты; по воскресеньям задерживать тех, кто оскверняет себя работой в этот священный день, будь то выпас скота, доставка товаров и другие незаконные способы времяпровождения». Общества снабжали своих информаторов пустыми бланками ордеров на арест, и все, что оставалось сделать – это вписать туда имя нарушителя. Далее человек, уличенный в совершении греховного поступка, представал перед мировым судьей. После того как приговор (денежный штраф или тюремное заключение, в зависимости от тяжести проступка) приводился в исполнение, осужденный мог обратиться в суд с апелляцией, и если он проигрывал дело, то оплачивал судебные издержки в тройном размере. С 1690 по 1738 гг. общества инициировали более 101 673 судебных исков в связи с нарушениями религиозно-моральных норм. Подобная практика получила довольно широкое распространение, и вскоре доносчики стали негативным символом движения, что никак не способствовало его популярности в глазах критически настроенной общественности. См.: Эрлихсон И.М. Генезис идей социальной утопии в английской общественной мысли второй половины XVII – начала XVIII вв.: дисс… докт. ист. наук. М., 2009. С. 350–351.
[Закрыть]. Но пример Шеппарда уникален в силу того, что он демонстрировал исключительно дерзкое даже по меркам описываемого времени пренебрежение законами, и «не было в Англии тюрьмы, способной удержать его в своих стенах»[397]397
The history of the remarkable life of John Sheppard… Р. 15.
[Закрыть]. Примечательно, что биография Шеппарда презентуется как «чуждая басен и вымыслов и потому состоящая из невероятных, но бесспорных событий, свершившихся на порогах Ваших жилищ»[398]398
Ibid.
[Закрыть]. Примечательно, что для усиления эффекта достоверности указаны источники информации: это материалы судебных дел, свидетельства потерпевших, служителей Ньюгейта, ньюгейтского капеллана преподобного Вагстаффа, ну, и конечно, исповедь самого Шеппарда.
Остается открытым вопрос, какова степень авторства самого Дефо, так как «История Джона Шеппарда» в плане структуры и стилистики во многом соответствует не перу зрелого мастера художественной прозы, а скорее незамысловатым ньюгейтскими биографиям. В нем хаотично перемешаны сенсационные факты о преступлениях Шеппарда и его «коллег» по ремеслу, детальные описания его побегов, благочестивые воззвания, саркастические диалоги, исключительно вульгарные жаргонизмы и напоминающие бухгалтерскую отчетность сведения об украденных Шеппардом вещах. «Разнородный характер «Истории» очевиден. Есть отрывки, которые являются, очевидно, прямыми выдержками из официальных судебных документов. Есть увлекательные, но запутанные сообщения о методах побега Шеппарда… Есть вставки религиозной проповеди и призывы к раскаянию, несомненно, исходящие от преподобного Вагстаффа»[399]399
Introduction // Defoe on Sheppard and Wild.
[Закрыть]. Действительно история носит отпечаток коллективного творчества тайбернских журналистов Джона Эпплби, как композиция из текстов, подвергнутых спешной, а потому зачастую небрежной редакторской обработке. Примечательно, что отказ от авторства был своего рода литературным «брендом» Дефо. Недаром большинство его произведений написаны в форме автобиографий главных героев, а сам автор выдает себя за издателя или редактора, подчеркивая, что всего лишь сглаживает слишком откровенные подробности, но ни в коем случае не меняет смысла и сути судьбы своих персонажей. «Все произведения Дефо написаны в виде бесхитростного рассказа обычного, ничем не примечательного человека. о произошедших событиях из собственной жизни. При этом романист старается быть точным в мельчайших деталях, добросовестно описывая все поступки героев»[400]400
Громова И.А. Среда и личность в романах Даниэля Дефо: автореферат дис… канд. филол. наук. Н-Новгород, 2005. С.11.
[Закрыть]. Жизнь Шеппарда была уже готовым сюжетом, которому следовало придать максимальную достоверность, представив ее от лица самого главного героя, в чем Дефо не было равных. «Навестив преступника, Дефо вернулся из тюрьмы с мнимым письмом Шеппарда и стихами, будто бы им же написанными. Кроме того, он договорился с Шеппардом о том, что в день казни, уже стоя с петлей на шее, тот позовёт своего «друга» и вручит ему памфлет (конечно же, написанный Дефо!), как свою предсмертную исповедь. Подробнейший отчёт обо всём этом Дефо поместил в своей газете»[401]401
Чирков Ю.Г. Дарвин в мире машин. М., 2012. С. 17–18.
[Закрыть]. Беседа Шеппарда и Дефо – установленный факт, об этом пишет Питер Акройд в знаменитой биографии Лондона, вручение исповеди перед казнью более сомнительное утверждение, но очевидно, что «Повествование о всех преступлениях и побегах Джека Шеппарда», обезоруживающе откровенное, иногда ироничное, но всегда правдоподобное, выдержано в традициях творческой манеры и стиля Дефо. Именно компаративный анализ обоих произведений позволяет не просто реконструировать образ Шеппарда, а показать эволюцию и специфику преступной психологии в контексте современных социальных реалий.
Итак, самый знаменитый английский преступник, «юный по годам, но старик по грехам», родился в 1702 г. в приходе Степни и должен был продолжить славную династию плотников. Его отец скончался, когда Джон был еще очень мал, и мать, будучи не в состоянии содержать троих детей, отдала его в работный дом на Бишопсгейте[402]402
Некоторые работные дома в XVII в. были частными, как, например, основанный в Лондоне в 1677 г. известным филантропом Томасом Фермином работный дом, где бедняки трудились в сфере хлопчатобумажной промышленности. Государственные работные дома появились в конце XVII в. в Бристоле (1696 г.), Кольчестере, Эксетере, Шэфтсбери и других английских городах (1698 г.) Однако условия в большинстве работных домов были таковы, «… как будто государство стремилось организовать жизнь и работу так, чтобы они стали менее желанными, чем самая нежеланная работа по найму, и на практике они часто использовались в качестве карательных мер». Так, работный дом на Брод-стрит, возведенный над кладбищенским участком, был крайне перенаселен. Поэтому его обитатели вынуждены были существовать в отвратительном зловонии, которое распространяли разлагающиеся трупы, так как могильщики закапывали гробы не достаточно глубоко в землю. См. например: Шумпетер ЙА. История экономического анализа. Т.1. Спб., 2001. С. 356.
[Закрыть]. Абсолютно естественный и логичный поступок в условиях описываемого времени, когда детей наравне с взрослыми рассматривали в качестве полноценной рабочей силы, а детские заработки как чистую прибавку к семейному доходу. Через полтора года его взял к себе для обучения азам плотницкого ремесла некий мистер Вуд. В его доме на Друри Лэйн Джон провел семь лет, зарекомендовав себя прилежным, послушным и здравомыслящим юношей. «Но, увы! За год до истечения семилетнего срока в качестве подмастерья состоялось его роковое знакомство с Элизабет Лайон, именуемой еще Эджворт Бесс из Миддлсекса, очаровавшей юного плотника и приобщившей его к распутству, в котором они оба погрязли, сожительствуя подобно мужу и жене»[403]403
The history of the remarkable life of John Sheppard… P. 2.
[Закрыть]. Это была отправная точка нравственной деградации Джона, для которого честный труд отныне превращается в ненавистное ярмо. Он начинает достаточно жестко конфликтовать со своим хозяевами и даже избивает миссис Вуд, «добрую женщину, пытавшуюся вразумить его и отговорить от общения с этой распущенной «львицей»[404]404
Англ. She-lion – игра слов. Ibid. P. 3.
[Закрыть]. Уже в этом возрасте Джон обнаружил «магическую» способность виртуозно выбираться из запертых помещений, впервые использовав ее, когда помог своей возлюбленной сбежать из тюрьмы в Сент-Джайлс-Раунд-хаус, куда ее поместили за кражу золотого кольца. В июле 1723 г. вместе со своим хозяином они производили ремонтные работы у мистера Бэйнза, из лавки которого он украл рулон фланели длиной в двадцать четыре ярда, а пробравшись в его дом ночью, поживился еще семью фунтами и товарами на сумму четырнадцать фунтов. «Мы полагаем, что это было первое совершенное им преступление», – рассуждает автор, – после чего из-под мудрой отеческой опеки он попал в компанию самых развращенных лондонских негодяев – Джозефа Блейка по прозвищу Blueskin[405]405
Англ. Blueskin – прозвище, по-русски «синюшный». В жаргонном употреблении означало также «пресвитерианин». Джозеф Блейк мог быть обязан своим прозвищем «синей погибели», как называли джин, или татуировкам, обильно покрывавших его кожу.
[Закрыть], Уильяма Филда и Джеймса Сайкса, прозванного Hell and Fury»[406]406
Англ. Hell and Fury – Ад и Ярость.
[Закрыть]. По-видимому, Джон еще не перешел окончательно на нелегальные источники дохода, так как следующее ограбление состоялось 23 октября 1723 г. в доме мистера Чарльза, где он выполнял плотницкие работы. На этот раз добыча была более богатой: «7 фунтов 10 шиллингов, пять серебряных ложек, 6 простых золотых колец, одно кольцо с монограммой, отрез хлопчатобумажного полотна и четыре швейных манекена»[407]407
The history of the remarkable life of John Sheppard… P. 5.
[Закрыть]. В этом преступлении, совершенном при участии его брата Томаса, Шеппард признался преподобному Вагстаффу перед последним побегом из Ньюгейта.
Из изложения, переполненного подробностями касательно украденного имущества, оставалось абсолютно непонятным, в чем же заключалась причина стремительной трансформации благоразумного подающего надежды юноши в отпетого негодяя. Ответ на этот вопрос дается в «Повествовании о всех преступлениях и побегах Джека Шеппарда». С самого начала рассказчик постоянно «исправляет» первую биографию, разбавляя сухие факты эмоциональным компонентом, поэтому достигается чувство близости и конфиденциальности с читателем. Шеппард добавляет убедительные новые подробности о своем детстве в Спиталфилдсе, отношениях с матерью и братом Томасом и бурном романе с Элизабет Лайон.
Этот интерес к детству и воспитанию субъекта, как фундаменту для формирования характера, является явным признаком рассматриваемой биографии. Шеппард повествует о своих неоднозначных взаимоотношениях с четой Вудов, и чего мы можем заключить, что его дурные склонности проявились гораздо раньше, чем он «официально» нарушил закон: «Мы провели под одной крышей шесть лет в частых ссорах и склоках. И хотя я не могу утверждать, что я был лучшим из слуг, но признаю, если бы мне давали меньше свободы, я бы не свернул на дурную дорожку. Мои хозяева строго соблюдали Субботу, но ни для кого не было секретом, что я осквернял День Господень как мне заблагорассудится»[408]408
A narrative of all the Robberies, escapes &c. of John Sheppard… written by himself during his Confinement in the Middle-Stone Room,after his being retaken in Drury Lane // Defoe on Sheppard and Wild. P. 71.
[Закрыть]. Так, мы узнаем, что первая кража Шеппарда осталась безнаказанной. «В “Истории моей жизни” утверждается, что моим первым преступлением было ограбление мистера Бэйнса. К своему стыду я вынужден признаться, что это произошло раньше, когда я украл две серебряные ложки в таверне на Чаринг Кросс, за что я прошу прощения у Господа и у тех, кто понес несправедливую кару за мое нечестивое деяние»[409]409
Ibid. P. 72.
[Закрыть].
В автобиографии совершенно в другом свете раскрывается история с вышеупомянутым мистером Бэйнсом: «В двенадцать часов ночи я снял деревянные засовы с окна, влез в дом, набрал разного добра на четырнадцать фунтов, вернул засовы на место и покинул дом. На следующий день я вернулся, чтобы поставить ставни, и застал мистера Бэйнса и его супругу крайне удручёнными потерей. Из разговора с ними я узнал, что они подозревают в краже женщину, арендовавшую у них комнату. Я утешал их, внешне выказывая сочувствие, а бедные люди и не подозревали, что изливают душу вору»[410]410
Ibid. Р. 73.
[Закрыть]. В этой истории раскрываются его отношения с родственниками – братом и матерью. Томас, заметив в сундуке Джона рулон фланели, о чем не преминул доложить хозяину. «Мистер Вуд верно догадался, что я украл ткань. Он хотел известить об этом мистера Бэйнса, но прежде чем он это сделал, я сам навестил его, поколотил и пригрозил, что, если он испортит мою репутацию, ему придется еще хуже. Но опасность еще сохранялась. Поэтому я заявил хозяину, что этот кусок ткани мне дала моя мать, приобретя его у ткача в Спиталфилдсе. Бедная женщина подтвердила мою историю, и, выгораживая своего непутевого сына, целый день бродила по Спитафилдсу в компании мистера Бэйнса в поисках несуществующего ткача»[411]411
Ibid.
[Закрыть]. На этот раз Шеппард отделался легким испугом, ему пришлось вернуть ткань и принести извинения женщине, заподозренной в краже, но начало преступной деятельности было положено.
Из «Повествования» читатель узнает, что первый арест Шеппарда был не за кражу, а за то, что он нарушил свои обязанности ученика-плотника. Ночь, проведенная в тюрьме святого Климента, была единственным зафиксированным, а потому уникальным, эпизодом из жизни нашего героя, когда он не пытался совершить побег. Но в восемнадцать лет Шеппард становится полностью неуправляемым. «Затем я стал грабить почти всех, кто стоял у меня на пути»[412]412
Ibid.
[Закрыть], – признается он, и остается только гадать, что превалирует в этом утверждении – позерство или сожаление о содеянном.
«Грабить и убегать» – именно такому алгоритму отныне подчиняется жизнь Шеппарда. В природе типовые реакции поведения в ситуации опасности «представлены формулой «борьба, бегство, замирание», которая в социальной интерпретации приобретает вид «агрессия, уход, выжидание». Социальная агрессия может выражаться в физической, словесной и предметной формах»[413]413
Тазин И.И. Роль психической зависимости в индивидуальном механизме преступного поведения // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2014. № 5 (146). С. 138.
[Закрыть]. Джон сочетал их все. О его рукоприкладстве, когда он избивал своих жертв, мы писали выше, и подобных упоминаний в обеих биографиях немало. В «Истории» подробно описывается целая серия крупных краж со взломами, причем жертвой одной из них стал даже его собственный опекун, «добрый покровитель», мистер Книбон, который пытался заменить ему умершего отца. Как правило, он никогда не действовал в одиночку, ему ассистировали «коллеги» по преступному ремеслу. Так, 12 июля 1724 г. он в компании Дзозефа Блейка и Уильма Филда пробрался в магазин мистера Книбона, где «за три часа негодяи набрали на сумму пятьдесят фунтов следующее: восемнадцать ярдов сукна, парик, бобровую шапку, две серебряные ложки, носовой платок и перочинный нож»[414]414
The history of the remarkable life of John Sheppard. P.13.
[Закрыть]. Также в «Истории» отражены случаи, когда Джон проявлял и предметную агрессию, разряжая внутреннее напряжение путем бесцельного разрушения или повреждения вещей. После первого побега из Ньюгейта он устроил целую серию безобразий: «предварительно поев жирных устриц и заглотив добрую порцию бренди, он вызвал цирюльника и при полном параде отправился в молочную лавку, снес дверь с петель и учинил форменный погром, расколотив горшки и миски и устроив настоящий потоп из сливок и молока»[415]415
Ibid. P. 22–23.
[Закрыть].
Джон не чурался и карманных краж, и ограблений на большой дороге. Спустя неделю Шеппард и вышеупомянутый Блускин совершили нападение на экипаж, облегчив кошелек путешествующей в ней леди на полкроны, а 20 июля остановили карету мистера Партиджера, оглушили пьяного джентльмена ударом рукояти пистолета и забрали его кольца и три шиллинга. Любопытно, что в «Повествовании» содержится расширенная версия этих эпизодов, где Шеппард дает далеко не лестную характеристику своим «партнерам». Уильям Филд, по его словам, это «самый отпетый мерзавец, из тех, кто осквернял своим дыханием воздух Англии»[416]416
A narrative of all the Robberies. P. 75.
[Закрыть]. Чуть менее «лестно» он отзывался о Джозефе Блейке (Блускине): «В противоправных деяниях он преуспел куда более меня, на его совести бесчисленное количество преступлений, за которые были приговорены к смертной казни четыре его подельника… Несмотря на то, что он отличался крепким телосложением и был способен на любое злодеяние вплоть до убийства, нрав его был куда менее решительным…Прошлым летом мы наняли двух лошадей в таверне на Пикадилли и отправились в Энфилд-Чейз[417]417
Англ. Enfield Chase – район на севере Лондона.
[Закрыть]. Мимо нас проезжал экипаж с четырьмя юными леди, на руках которых поблескивали золотые часы. Я приказал немедленно атаковать их, но в этот момент мужество покинуло Блускина, он заявил, что прежде должен освежить лошадь, но пока он провозился, кареты и след простыл, как, впрочем, испарилась надежда поживиться богатой добычей. Говоря вкратце, Джозеф Блейк был никчемным компаньоном, горе-вором, и, если бы он не попытался перерезать горло Джонатану Уайлду, о нем бы никто и не вспомнил»[418]418
A narrative of all the Robberies… P. 77–78.
[Закрыть].
По нашему мнению, в биографиях ярко отразилась картина духовного мира и ценностных ориентаций преступников. «Идеология разбойников – праздная жизнь, большие деньги… Члены группы не способны чувствовать нравственных обязательств даже друг перед другом. Каждый готов при опасности броситься сторону, а при виде наживы – вцепиться соучастнику в глотку»[419]419
Клименко И.И. Проблемы расследования и судебного следствия по делам о разбойных нападениях, совершенными организованными группами с проникновением в охраняемые помещения: автореферат дис… канд. юр. наук, Барнаул, 2001. С. 32.
[Закрыть]. Очевидно, что векторы, задающие направление поведению закоренелых преступников, совершенно отличны от мотивации обывателей. При этом деформация нравственных барьеров вплоть до абсолютной деградации автоматически не означает полное отсутствие нравственности. «Выражение “духовно нищий человек”, которым часто нарекаются преступники, совсем не есть констатация отсутствия у них нравственности, а есть лишь негативная оценка ее содержания с позиции принятых в обществе морально-этических категорий. В этом отношении есть основание рассматривать преступную нравственность как форму асоциальной групповой морали»[420]420
Тазин И.И. Роль нравственности в индивидуальном механизме преступного поведения // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2015. № 5 (158). С. 94.
[Закрыть]. В эту асоциальную групповую мораль, как очень жёсткую систему ценностных координат преступного мира вписываются яркие эпизоды, которые живописуются в обеих биографиях. В «Истории», например, повествуется о том, как приятель Шеппарда Сайкс, а по совместительству агент и помощник Джонатана Уайлда, пригласил его в трактир, чтобы поиграть в кегли, и сдал констеблю Прайсу, доставившего того в тюрьму Св. Джайлса, откуда тот не преминул сбежать в первую же ночь, связав одеяло с простыней и спустившись по ним со второго этажа. Пребывая в Ньюгейте, Джон жаловался на практику взаимных обвинений и сдачи подельников в обмен на смягчение приговора. «Иногда он был серьезен, размышляя о своей порочной жизни и нечестивых деяниях… часто сетовал на разложение воровского братства, заявляя, что если все были такими “твердыми петушками”[421]421
Англ. Cock – жаргонизм, обозначающий мужской половой орган.
[Закрыть] как он, то репутация английских воров поднялась бы на такую недосягаемую высоту, что отпала бы необходимость в тюремщиках и палачах»[422]422
The history of the remarkable life of John Sheppard. P. 34.
[Закрыть]. В «Повествовании.» Джек высказывается настолько сардонически-рационально, что за его голосом явно звучит голос самого Дефо: «Я всегда осуждал “вороловов”[423]423
Англ. Thief-Taker General. В истории криминального мира яркий пример «синтеза несочетаемого» – преступник и борец с преступностью. Вороловы с одной стороны сотрудничали с преступными бандами, промышлявшими кражами, или даже входили в них, а после – возвращали краденное за крупное вознаграждение законным владельцам. Сотрудничали с полицией, иногда попросту «сдавая» соперников и конкурентов.
[Закрыть] и тех, кто дает объявления о вознаграждении за возвращение украденных вещей в нарушении двух парламентских актов; вышеупомянутые вороловы ведут роскошную жизнь, открыто содержа конторы по оказанию подобного рода услуг, и они заслуживают виселицы куда более тех, кого они посылают раз в месяц в тайбернскую петлю как своих представителей»[424]424
A narrative of all the Robberies… P. 79.
[Закрыть].
Вообще коллекция искромётных острот Шеппарда составляет значительный пласт биографии, хотя трудно определить, где заканчивалось чувство юмора тайбернского висельника, а начинался сарказм великого романиста. «Шутки Шеппарда и его неудержимое остроумие среди ужаса и грязи Ньюгейта великолепно раскрывают его стоический характер и естественную браваду. Этот растущий интерес к личности преступника является новым для жанра криминальной биографии. Опять же, в них можно обнаружить явно сочувственный интерес автора “Молль Флендерс”»[425]425
Introduction // Defoe on Sheppard and Wild. P. 17.
[Закрыть]. «А теперь следует обратиться к поведению мистера Шеппарда в дни, предшествовавшие его последнему побегу… Молодая женщина, стиравшая его белье, как-то пришла с заплывшими от синяков глазами, и Шеппард спросил ее, как долго она замужем. – Откуда Вы узнали это, сэр? – Не отрицай очевидное, Сара, брачное свидетельство у тебя на лице»[426]426
The history of the remarkable life of John Sheppard… P. 48.
[Закрыть]. Один джентльмен в шутливой манере пригласил его к себе в гости, на что Шеппард ответствовал, что нанесет визит чуть позже, добавив, что он так же надежен, как и его слово. Когда ирландский священник призвал его не злоупотреблять алкоголем, тот парировал, [обыгрывая национальные стереотипы – авт.] что последует за ним, как только преподобный подаст ему личный пример. Подобных острот в «Истории» немало, среди них есть и каламбуры: «Как можно думать о том, чтобы облегчить душу, будучи закованным в кандалы?»; «Да, сэр, я – Шеппард, и все арестанты Лондона – моя паства, и стоит мне покинуть пределы города, они устремляются за своим пастырем по пятам», и, наконец, самое знаменитое восклицание, облетевшее весь Лондон: «Один напильник стоит всех Библий мира!» Действительно ли сам Шеппард произнес эти фразы в том виде, в котором они цитируются в «Истории», или же Дефо отполировал афоризмы Шеппарда, придав им емкость и лаконичность? Последняя реплика презентуется как часть гневной конфронтации с преподобным Вагстаффом: «Когда его посетил в замке преподобный мистер Вагстафф, он уговаривал его перед лицом смерти облегчить душу и назвать имена тех, кто способствовал его предыдущему побегу и снабдил инструментами, Шеппард же со стремительным и страстным движением парировал: «Не задавай мне таких вопросов; один напильник стоит всех Библий в мире!»[427]427
Ibid. P. 50.
[Закрыть]Чтобы поймать этот момент, явно требовался проницательный наблюдатель – писатель или биограф.
Как отмечается в «Истории», трудности тюремного быта (отсутствие света, постоянное пребывание в кандалах) Шеппард переносил с философским спокойствием без единой жалобы, а вот признаков раскаяния у него не наблюдалось вовсе. Он богохульствовал, употреблял грубые ругательства во время службы, как-то назвав священников «пряничными рылами», и, как с прискорбием сообщается, «единственное, что полностью занимало его ум перед лицом вечности, так это мысли о побеге»[428]428
Ibid. P. 51.
[Закрыть]. В «Истории» рассказывается, как Шеппард несколько раз показывал охранникам, как вскрывает кандалы с помощью гвоздя. Его оковы ежедневно проверялись, и сам Шеппард находился под постоянным наблюдением. Сухая констатация фактов «оживает», когда изложение о пребывании в стенах Ньюгейта идет от лица самого Шеппарда. С шокирующей непосредственностью он повествует о том, как водил за нос своих тюремщиков и бывшего благодетеля мистера Нибона. Здесь мы приведем образец литературного «чревовещания», на наш взгляд, по экспрессивности не уступающий откровениям Молль Флендерс: «После того, как в течение нескольких дней я услаждал любопытство страждущих публичным спектаклем, я решил, что бежать, будучи закованным в ножные кандалы, будет, по меньшей мере, непрактичным. Но так как охранники самым пристальным образом наблюдали за моими посетителями, то никто не мог снабдить меня необходимыми приспособлениями. К счастью, я нашел на полу маленький гвоздь, и после небольшой тренировки обнаружил, что большой замок, скреплявший цепь со скобами легко открывается. Я проделал это несколько раз к своему превеликому удовольствию, но лишенный инструментов и, следовательно, возможности пролезть в дымовую трубу, я оставался в вынужденном бездействии. Между тем, мои тюремщики застали меня совершенствующимся в этой нехитрой практике…»[429]429
A narrative of all the Robberies… P. 80.
[Закрыть]. Не скрывая издевки, Шеппард признается, что играл с охранниками как кошка с мышкой, демонстрируя свое «искусство». «Прежде чем они приковали меня обратно, я показал мистеру Питту, мистеру Роузу и мистеру Перри, как открываю кандалы с помощью гвоздя. Это мое умение не стоило и сотой доли шума, который подняли лондонские зеваки, любой кузнец без особых усилий справился бы с этим. Меня облачили в восхитительную пару новых кандалов, при этом присутствовал мистер Нибон. Со слезами на глазах я умолял его, чтобы на меня не надевали эти ужасные оковы, повторял дрожащим голосом, что сердце мое будет разбито. Мистер Нибон не сдержался от слез и использовал все свое красноречие, дабы смягчить тюремщиков, что, впрочем, не возымело никакого эффекта. Между тем, я испытывал к ним всем глубочайшее презрение и разыграл вышеупомянутый спектакль исключительно для того, чтобы усыпить их бдительность. Они поднялись наверх и отсутствовали еще час, в течение которого я проделал мой эксперимент несколько раз, растерев запястья до крови, чтобы пробудить в них жалость. Мои усилия были тщетными, хотя от случайных зрителей[430]430
Присутствие посторонних лиц в камере неудивительно: Шеппарда официально посещали сотни экскурсантов, причем посещения производились на платной основе. Чемпион по боксу Фигг предложил Шеппарду померяться силами в рукопашном матче.
[Закрыть] я получил некоторое количество медных и серебряных монет. Признаюсь, я нуждался в более полезных металлах, из которых делают пилы, долото и напильники, для меня они представляли куда большую ценность чем все содержимое мексиканских шахт, хотя в моих обстоятельствах было трудно ожидать что-нибудь из этого списка»[431]431
A narrative of all the Robberies… P. 80–81.
[Закрыть].
Еще одна вещь, которую показывает автобиография, заключается в том, что фантастическая способность Шеппарда выбираться из запертых помещений вовсе не была загадкой. Она явилась прямым следствием его выдающихся навыков плотника и строителя, усвоенных во время шестилетнего обучения, а также унаследованным от отца и деда. Его огромная физическая сила вместе с гибким телом гимнаста сочетались со знанием состава строительных материалов и инстинктивным пониманием конструкции (и деконструкции) любого вида замка, стены, окна, бруса, шипа, дымохода, пола, потолка, крыши или погреба. Однажды он дерзко похвалил хранителя Ньюгейта за высокое качество железных изделий тюрьмы, только что «обработав» один из его самых грозных шипов. В «Истории» два побега Шеппарда из Ньюгейта презентуются в таком ключе, чтобы раздуть их до размера сенсации и ошеломить читательскую аудиторию. Тут следует обратить внимание на два важных момента. Во-первых, это неоднократное утверждение о сверхъестественной природе способностей Шеппарда, причем для усиления эффекта используется эмоционально и экспрессивно окрашенная лексика. «Когда хранители обнаружили камеру пустой с кучей мусора на полу, они впали в состояние оцепенения от ужаса, охватившего их… Многие способы, с помощью который он совершил этот чудесный (miraculous) побег, так и остались тайной (secret) для всех… За несколько часов в кромешной тьме проделал удивительные вещи (wonders), с которыми несколько умельцев не справились бы при свете дня за целые сутки!.. Его кандалы нигде не нашли. удивительно (astonishing), как он пролез в них через дымовую трубу. Единственный ответ, который приходил в голову обитателям Ньюгейта, что той ночью явился дьявол собственной персоной и помог ему»[432]432
The history of the remarkable life of John Sheppard. P. 45–46.
[Закрыть]. Во-вторых, в обоих случаях автор выступает как апологет ньюгейтской администрации, на которую общественное мнение возложило ответственность за то, что такой опасный негодяй ускользнул от правосудия. Причем, когда речь идет о первом побеге, перечисляются конкретные меры, предпринятые специальным поисковым отрядом для поимки опасного преступника. «Их усердие было поистине ненасытным, они не жалели ни денег, ни времени, чтобы вернуть его, дабы он понес заслуженное наказание»[433]433
Ibid. P. 24.
[Закрыть]. Удача улыбнулась им, они напали на след, который в конце концов вывел их на Финчли Коммон, где в одном из домов расположился Шеппард и его сообщник Уильям Пейдж, для маскировки переодетые в голубые халаты и белые фартуки мясников. Затем следует яркое описание короткой осады, перестрелки, захвата двух «горе-мясников» и их транспортировки в Ньюгейт, где воцарилась необъяснимая с точки зрения профессиональной солидарности радость: «Народ Ньюгейта ликовал, распевая “Слава Тебе, Боже”, и несколько дней на лицах сияли улыбки и поднимались полные бокалы»[434]434
Ibid. P. 27.
[Закрыть].
Когда Шеппард сбежал во второй раз, «опрометчивая и невежественная молва» опять обвинила тюремщиков в попустительстве и мздоимстве. «Но добрый нрав достойнейшего мистера Питта и его помощников сам по себе служит опровержением этих грязных домыслов, – негодует автор. – Да, им и раньше приходилось иметь дело с негодяями с душой черней ночи. Они честно выполняли свои обязанности, но они всего лишь люди, а им пришлось иметь дело с существом, превосходящим обычного человека, сверхъестественным Протеем[435]435
Сравнение Шеппарда с Протеем очень показательно. Морское божество, сын Посейдона, Протей обладал способностью принимать облик различных существ. Протей как объект аллегорических толкований ассоциировался с легкомыслием, переменчивостью.
[Закрыть], деяния которого говорят сами за себя»[436]436
The history of the remarkable life of John Sheppard. P. 47.
[Закрыть]. Ярким моментом автобиографии также является необычайно напряженное и показательное повествование о последнем побеге Шеппарда из Ньюгейта: «Это столь же поразительно, как знаменитый рассказ Казановы о его побеге из венецианской тюрьмы, воспроизведенное его мемуарах поколение спустя. Автор “Робинзона Крузо” всегда был очарован техникой, опытом и методом: как все на самом деле делается. С удивительной изобретательностью Шеппард сбежал вверх: сначала через дымовую трубу, затем через шесть наглухо запертых дверей, затем через тюремную часовню и, наконец, через крыши Ньюгейта»[437]437
Introduction // Defoe on Sheppard and Wild. P. 18.
[Закрыть].
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?