Текст книги "Культурология: Дайджест №1 / 2010"

У него нет замкнутых и обжитых пространств: подверженный стихии дороги, он проходит через многочисленные эпизоды своего пути, не выделяя их в сознании и не связывая свое существование с ними. Странствующий человек пребывает в потоке времени, оно у него течет и не задерживается, выступая не как граница, а как состояние. В таком положении исключается возможность членения или периодизации времени (что как раз и происходит при оседлом, «расписанном» существовании), так как оно не соотносится с чем-то внешним, с каким-либо распорядком дня, а отдано, так сказать, самому себе. Время не ограничивает поэтому странника, навязывая ему режим повседневной жизни, а спокойно пребывает в своем равномерном течении; нет необходимости гнаться и догонять время – оно само объемлет тебя. По сути дела у странника время перестает быть «временностью» и становится «вечностью». Как ни парадоксально, именно отдавшись потоку времени, растворившись в нем, можно ощутить отсутствие или застывание времени, что и характеризует вечность. Платон назвал время движущимся образом вечности, Мерло-Понти определил вечность как застывшее время, Ю.М. Лотман считал, что вечность одета в одежды времени; и действительно, вечность и время нельзя мыслить и представлять друг без друга, они кажутся разорванными лишь тогда, когда человек ставит между ними посредника (например, часы), искусственно устанавливающего свои нормы для ориентации в мире. Мироощущение же странника, оттачиваемое в долгих странствиях, направлено не на внешние, а на внутренние стороны времени и пространства – вечность и бесконечность. Это лишает его той стремительности, которая определяется конечным и односторонним восприятием времени и пространства, но зато позволяет подняться, по терминологии Канта, от феноменальной к ноуменальной природе.

Правда, тут встает уже другой вопрос: как, освободившись от нервозной и суетливой динамичности оседлого бытия, избежать заледенелой статичности, т.е. как ввести момент движения в ноуменальную природу страннического бытия? Если странник открыт времени и пространству, то он должен быть также открыт тем изменениям, которые время и пространство несут с собой для него; в конце концов, вечность без времени ничем не лучше времени без вечности. Кроме того, ощутить единство времени и пространства можно, лишь до некоторой степени погрузившись в них, а не абстрагируясь от них; для этого нужно как-то соединить странничество с оседлостью. Не углубляясь дальше в этот вопрос, лишь обратим внимание на такую уникальную форму феномена странничества, как цыгане. Вот уж кто не устает поражать культуру небывалым сочетанием странничества и оседлости, движения и размеренности, открытости и замкнутости, национальной интертерриториальности и удивительной приспособляемости, исторической непривередливости и глубокой самобытности. Положение цыган в мире (с их повсеместной разбросанностью и страстно поддерживаемым единством) напоминает положение евреев – с тем лишь отличием, что им некуда возвращаться. Возможно, все эти особенности позволяют цыганскому табору изначально и бессознательно сочетать в своем сознании, в природе своего существования, в традициях своей культуры статичность и динамичность, устанавливая особый режим их взаимодействия. Цыгане – странники, но они, имея семью, какую-то собственность, родовую ответственность, не обособляются в своем странствовании, не ограничиваются покоем и тишиной своего «я», а живут активной и подвижной как внешней, так и внутренней жизнью. В то же время их особый статус в культурном, социальном, историческом плане таков, что они нигде не могут ощущать себя «дома»; – известно подозрительное, настороженное или брезгливое отношение к ним со стороны остального мира. Поэтому единственно возможное для них пространство – это пространство дороги, по которой движется табор со своей упорядоченной жизнью, т.е. дороги вечности и бесконечности для временности и конечности.

Культура повседневности

Скромное обаяние гламура

И.А. Осиновская

Аннотация: В статье автор рассматривает феномен гламура, акцентируя внимание на философско-культурологическом ракурсе этого понятия. Автор выявляет связь гламура с проблемой времени, прослеживает его идеологическую плоскость, эстетические аспекты, образно-поэтическую структуру.

Ключевые слова: гламур, симулякр, глянец, дискурс, идеология, мода, стиль, чары.

Annotation. In this article the phenomenon of glamour is analysed. Philosophical and culturological aspects are stressed in the article. The author considers connection of glamour with the idea of time, describes its ideological structure, esthetical aspects, poetical features.

Key words. Glamour, charm, fashion, style, simulacrum, ideology, discourse.

«Гламур – это праздник, который всегда с другими – не с тобой».

Фредерик Бегбедер. 99 Франков

С наступлением экономического кризиса стало актуально говорить о смерти гламура. Впрочем, философы и журналисты хоронили гламур и до этого, например в 1998 г. И все-таки осмелимся утверждать, что дискурс гламура жив и кризис ему не помеха. Ведь этот феномен общества потребления имеет мало отношения к реальности. Он представляет собой гиперреальность, некое волшебное, симулятивное пространство, живущее по своим правилам и законам.

Итак, что же такое гламур?

Изначально – это чары, магия, колдовство. Именно в таком значении использует слово glamour шотландский поэт середины XVIII в. Аллан Рамзай. В составленном им глоссарии к своему знаменитому произведению «The Gentle Shepherd» он так объясняет употребление этого слова: «When devils, wizards, or jugglers, deceive the sight, they are said to cast glamour over the eyes of the spectator»4545
  Ramsay A. The Gentle Shepherd. – Edinburgh, 1859.


[Закрыть], что можно перевести следующим образом: «Когда демоны, колдуны и фокусники обманывают зрение, про них говорят, что они набрасывают пелену на глаза зрителя». «Glamour» в этом контексте выступает именно как пелена, затуманивание, одурманивание, магические чары.

В XIX в. постепенно коннотация «гламур – магия – чары» приобретает более светский характер. Читаем «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте: «The glamour of inexperience is over your eyes…», – говорит главной героине мистер Рочестер4646
  Bronte Ch. Jane Eyre. – L., 2005.


[Закрыть]. В этом контексте слово glamour можно перевести как «дымка, пелена, обаяние, прелесть», то есть примерно так же, как и в XVIII в., но только это уже не темное обаяние демонических чар, а скорее эротическая привлекательность: «Обаяние неискушенности в твоих глазах…». Это значение закрепляется и в начале XX в: «A woman has no glamour for a man any more4747
  Lawrence D. H. Lady Chatterley's lover. – Cambrige, 1993.


[Закрыть]», – сокрушается героиня «Любовника Леди Чаттерлей», Конни. («Женщина в глазах мужчины потеряла очарование».)

В конце прошлого – начале XXI в. помимо обаяния, чар, волшебства гламур обрастает массой других смысловых и поэтических оттенков, в которых тем не менее продолжает отчетливо прослеживаться изначальный таинственный, колдовской смысл.

Тайна имени

Лингвисты сходятся в том, что этимологически слово «гламур» восходит к английскому «grammar», искаженному в шотландском произношении и превращенному в «glamour». В частности канадский исследователь Марк Мортон в своей книге «Любовный язык» пишет: «Самое забавное то, что “glamour” вырос из неправильного произношения “grammar”, понятия, под которым подразумевается система правил, отвечающих за то, чтобы набор слов превращался в предложения. В человеческом воображении всегда есть связь между способностью контролировать язык и совершать заклинания»4848
  Morton M.S. The Lover’s Tongue: A Merry Romp Through the Language of Love and Sex. – L., 2003. – P. 37.


[Закрыть]. По-английски «совершать заклинания» будет «cast magic spells». И Мортон развивает свою мысль, напоминая нам о том, что слово «spell», помимо коннотаций «заклинания, чары, очарование», имеет также значение «произносить по буквам».

Буквы, согласно древним учениям (самое известное из которых – Каббала), являются скрытым кодом мироздания, зашифрованной формулой бытия и бога. Священны буквы, священны и слова. Из христианской традиции в европейское мышление приходит аксиома «вначале было слово». Слово, logos, – основание мира, его причина, отправная точка. Из логоса рождается мир, подчиненный строгим законам и порядку, как и слова в грамматически правильно построенном предложении. Из слов и предложений возникают тексты. А такое знакомое слово «текст» происходит от латинского «textum» – ткань. Из тканей шьется одежда, которая может нести в себе модные коды. Так «генетически» мода оказывается связана с творением мира, со священными буквами и логосом. Этимологии и многих других слов подтверждают родственность с языком, магией и тайной мироздания этого женственного, колдовского начала, воцарившегося в повседневности, глядящего на нас со страниц глянцевых журналов, прячущегося за модными тенденциями в одежде. В конце концов «косметика» и «космос» – однокоренные слова, происходящие от древнегреческого «kosmeo» – «украшать, приводить в порядок». Вспомним, что говорит главный герой рассказа французской писательницы А. Нотомб «Косметика врага»: «Какой же вы невежда! Косметика – это не пудра и румяна, а наука о мировом устройстве, система нравственных законов, определяющая порядок вещей в мире»4949
  Нотомб А. Косметика врага. – М., 2009. – С. 81.


[Закрыть].

Относительность и симулякр

Гламур по сути своей – явление неуловимое, относительное. Ярче всего это его свойство видно в сопоставлении с родственным ему феноменом роскоши. Если роскошь вполне поддается описанию, и можно, указав на вещь, определенно сказать, роскошна она или нет, то с гламурным объектом все иначе. Роскошь – константа, гламур – переменная величина. Роскошь, выражаясь словами Шопенгауэра, – мир, а гламур – представление. Представление о красоте, о роскоши, о стиле.

И у разных социальных слоев это представление различно. Общепринятый штамп: гламурно – принять ванну, наполненную шампанским. Но у кого-то шампанское будет «Советским», а у кого-то – «Don Perignon». У одного эта ванна будет находиться в панельной пятиэтажке, а у другого – в пятизвездочной гостинице. Девушка из провинции наденет гламурное, по ее понятиям, розовое платье, купленное на рынке, а светская львица будет щеголять в розовом платье модного дома. «“Псевдо-гламур” пользуются дешевыми кремами и косметикой (настоящие гламур берут кремы не меньше чем за 80 рублей)», – пишет 14-летняя девочка на своем частном сайте5050
  Режим доступа: http://user3506564.narod.ru/neglamur


[Закрыть]. Вот такое у нее представление о гламуре. И вряд ли оно совпадает с мировосприятием Оксаны Робски.

Гламурное вполне может быть подделкой. «Если дизайнерская сумочка вам не по карману, не мучайтесь и спокойно покупайте подделку». «Искусственный камень или настоящий – не имеет значения, главное, чтобы он ослепительно сверкал». Такие советы даются в электронном журнале в статье, посвященной гламуру5151
  Режим доступа: http://iloveglamur.sitecity.ru/index.phtml


[Закрыть].

Символ гламура – кристаллы Swarovski. Вещь, украшенная ими, автоматически становится гламурной – джинсы с кристаллами Swarovski, очки, сумки и пр. Но эти кристаллы – просто ограненное стекло, сопоставимое по цене с драгоценными камнями. А главное в этих кристаллах – то, что они выглядят как бриллианты.

То есть гламур – это симулякр, симуляция роскоши, симуляция богатства, симуляция красоты. Его чары действуют на внешнее, не затрагивая внутреннее. Тыква, превращенная феей в карету, все равно останется тыквой. Но никого, повторяем, в гламурном дискурсе не интересует внутреннее. Точнее, это внутреннее фактически отсутствует: вещь – то, чем она является для других, на самом деле не являясь таковой по сути. Золушка – персонаж-симулякр, архетип гламурной героини. «Фея… слегка прикоснулась к Золушкиному платью своей волшебной палочкой, и старое платье превратилось в чудесный наряд из серебряной и золотой парчи, весь усыпанный драгоценными камнями»5252
  Перро Ш. Золушка, или хрустальная туфелька // Литературные сказки зарубежных писателей. – М., 1982. – (Библиотека мировой лит-ры для детей). – С. 39.


[Закрыть]. По велению волшебной палочки лохмотья превращены в бальное платье, но в полночь волшебство исчезнет. Ничего этого нет на самом деле. Однако в этой сказке заложен механизм гламурной мечты.

«Последним подарком феи были туфельки из чистейшего хрусталя, какие и не снились ни одной девушке»5353
  Там же.


[Закрыть]. Итак, туфельки тоже были ненастоящие, волшебные. Почему же они не превратились обратно в лохмотья? Может быть потому, что симулякр, если в него верить, обретает плоть, становится реальностью для «верующих»? Принц не подозревал, что туфельки – результат волшебства, и они стали настоящими.

Скользящий взгляд

Да, принц был невнимателен. Он не разглядел под нарядным платьем простушку-золушку, приняв ее за принцессу. Принцы вообще невнимательны, впрочем, как и принцессы. Героиня сказки Г-Х. Андерсена «Свинопас», напротив, не узнала под нищенским обличьем королевского наследника. А все почему?

Дело в том, что оптика гламура – невнимательный взгляд, не пытающийся вдаваться в суть вещей. Лев Рубинштейн определяет гламур как «разговор мимо ушей и взгляд мимо предмета»5454
  Рубинштейн Л. Семечки гламурные // Грани. – М., 2009. – 9 февр.


[Закрыть]. Но хочется уточнить – нет, это взгляд не мимо предмета, это взгляд по поверхности, скользящий и близорукий.

«Гламур – все смотрят только на тебя» – слоган из известной рекламы колготок «Гламур». «Я» находится в центре мироздания. И по поверхности этого «я» скользят восхищенные взгляды. Гламур – культ внешнего, культ оболочки, культ обложки. Причем, конечно же, обложки глянцевой. Подобно тому как у магов есть свои священные книги заклинаний, так и для тех, кто находится внутри гламурного дискурса, есть свои заветные письмена – глянцевые журналы. Глянцевые журналы, с глянцевой обложкой, глянцевыми страницами, презентующие глянцевую реальность. Газеты и книги печатают на матовой бумаге, ведь они, передавая информацию, передавая мысли, несут Слово. В то время как журналы, в которых картинки преобладают над словами, несут Образ. Так гламур рождается в оппозиции Слова и Образа, глянца и матовости.

Глянцевая поверхность призвана отражать, это воплощение зеркальности, самолюбования, направленности вовне. Глянцу нужен свет, нужны чьи-то глаза, благодаря которым он реализуется именно как глянец. Глянец относителен, как то берклианское дерево, которое существует только пока его кто-то видит5555
  Беркли Дж. Три разговора между Гиласом и Филонусом. – М., 1937.


[Закрыть]. Матовость же – это обращенность внутрь, самодостаточность. И еще это взгляд, устремленный назад, в прошлое. Классический костюм, классическая книга – матовы. Вещи из прошлого, старинные украшения подернуты патиной времени, потерты, матовы. Матовость – пришелец из прошлого, символ старого. Глянцевый блеск – синоним нового, новехонького, с иголочки, или того, что пытается казаться новым (как начищенный до блеска самовар). Так оппозиция глянца и блеска приводит нас к проблематике гламура в его отношении к прошлому, настоящему и будущему – в его отношении ко времени.

Время и мечта

Гламурное должно быть сиюминутным, актуальным, модным. И не просто модным. Это мода быть модным. И все-таки надо развести понятие моды и гламура. Сиюминутность моды достаточно условна. Хоть мода и проецирует себя в настоящем, в преходящем, на самом деле она конструируется с оглядкой на прошлое. Актуальные тенденции последнего сезона являются реминисценциями тенденций прошедших десятилетий. Такое модное сегодня черное платье в белый горошек навевает воспоминания о 60-х годах, о героинях из фильмов Феллини. Хит сезона – узкий галстук – гость из 50-х…

Гламур же ничего не хочет знать о прошлом – он только здесь и сейчас. Он не имеет прошедшего времени. Это вечное настоящее. Символическое воплощение гламура – кукла Барби, вечно молодая, вечно прекрасная, с прелестным личиком и модным гардеробом, с насмешливой улыбкой и блестящими волосами. Владелицы Барби взрослеют и стареют, у них есть недостатки – морщинки, прыщики, у них могут порваться колготки, размазаться тушь, растрепаться прическа. А это все совсем не гламурно. И именно поэтому эталон гламурного субъекта – кукла, а не живая женщина. У Барби нет родителей, бабушек, нет мужа. Как пишет исследовательница Барби Линор Горалик, «тема свадьбы в мире Барби огромна, но при этом к слову “свадьба” активно присоединяется слово “мечта” – Dream Wedding. Постоянно появляющиеся многочисленные вариации Барби в свадебных платьях – одно роскошнее другого – обязательно сопровождаются сообщением, что Барби “воображает себя невестой”. “Каждая девушка мечтает о свадьбе, и Барби не исключение… Когда же наступит счастливый день?”»5656
  Горалик Л. Полая женщина: Мир Барби изнутри и снаружи. – М., 2005. – С. 26.


[Закрыть]. Но Барби не выходит замуж – Кен просто вечно в нее влюбленный друг. Нет у Барби и детей. У Барби нет всего того, что позволяет живой женщине проецировать себя во времени, чувствовать его течение. «В мире Барби нет старения… Это мир без взрослых, остров, на котором Барби оказывается “повелительницей мух”…»5757
  Там же. – С. 20.


[Закрыть].

«В гламурном мире бабушка – если она не Коко Шанель – не водится, и поделом: не будет же бабка набрасываться на новую помаду, неощутимую на губах и поражающую игрой переливов и отблесков», – насмешливо пишет Татьяна Толстая5858
  Толстая Т. Я планов наших люблю гламурьё // День. – М., 2005. – С. 214


[Закрыть]. Но главный минус бабушки – напоминание о старении, о недолговечности красоты и, наконец, о смерти.

В гламуре смерти нет. Ведь смерть – это в будущем или в свершившемся прошлом, а ни того, ни другого для гламура не существует. Хотя гламур и может быть описан через образы смерти. Она незримо маячит под грузом обволакивающих его смыслообразов.

Исследователь Яна Бражникова пишет: «Природное тело человека – не в чести, оно выступает источником дурных запахов, выделений, нелепых случайностей, которые можно преодолеть, возвращая живому человеку неотъемлемое право – быть правильно упакованным, заживо обрести гармонию предсмертной маски. Право трупа. Мода укоренена в наиболее древней из всех культурных практик – в похоронном ритуале… Гламурный человек – тот, кто “готов”, точнее, тот, кто всегда наготове, поэтому на нем все лучшее»5959
  Бражникова Я. Закат гламура. – Цит. по: http://www.pravaya.ru/look/10208


[Закрыть]. Как мы видим из этого умозаключения, смерть, существующая в гламурном дискурсе, – не может быть чем-то свершенным или чем-то маячащим в неопределенном будущем – это вечно длящееся настоящее, вечный порог, который не нужно переступать. Да и сам гламур на самом деле не совсем настоящее. Он вне времени, в зазоре между настоящим и будущим. Ведь гламур – всегда мечта, мечта об идеальном. «Основное состояние гламурной женщины – эротический транс, вызванный предметами роскоши. Вы можете застать ее в мерцающей полутьме, в креслах. Она в атласном платье, приспущенном на груди, голова откинута, глаза сомкнуты, рот приоткрыт. Что это с ней? А это она мечтает о наручных часах. Причем они уже у нее на руке. Неважно, она МЕЧТАЕТ»6060
  Толстая Т. Я планов наших люблю гламурьё // День. – М., 2005. – С. 217.


[Закрыть] – такой собирательный рекламный образ приводит Толстая. Иными словами, гламур – это то, чего нет, даже если оно есть. Он находится не в зоне реальности, а в зоне мечты, в зоне воображения, в стадии становления, свершения. Взять те же кристаллы Swarovski – это мечта о бриллиантах; или искусственно выращенный разноцветный жемчуг Misaki – мечта о редком дорогом жемчуге. Мех не должен быть непременно соболиным или норковым – он должен выглядеть таковым, давая возможность видящему его взгляду мечтать о настоящем мехе. Гламур – это не то, что есть, а то, как должно быть. «Хочешь быть гламурной и купаться в роскоши? Будь такой, какой ты хочешь быть», – гласит телереклама мыла «Duru». Суть этого посыла – будь не собой, а другой, будь образом из своей мечты, совершенством, идеалом, моделью живого субъекта.

Известная в 40-е годы голливудская актриса Хеди Ламарр как-то сказала: «Любая девушка может быть гламурной. Надо лишь спокойно стоять и выглядеть дурой»6161
  Режим доступа: http://en.wikipedia.org/wiki/Glamour


[Закрыть]. Коннотация гламур/глупость вырастает с обратной стороны этой кукольно-модельной идеальности, этого бытия-мечты, находящегося вне будущего и прошлого. Ну конечно, кукла не только лишена внешних изъянов, она еще и символ глупости. Ведь в голове у куклы пусто. Ведь она – чистая видимость, внешность, возведенная в абсолют, поверхность, за которой пустота, – ничто, хаос, смерть.

Но помимо тревожащей бездны эта глупая кукольность гламура приводит нас к еще одной коннотации – гламур/детство. Где, как не в мире детства, нет смерти, нет планов на будущее и воспоминаний о прошлом? Где, как не там, – можно МЕЧТАТЬ и верить в чудо, верить в то, что мечты непременно сбудутся? Эстетический флер гламура словно создан избалованной девочкой, любящей все блестящее, яркое, розовое, любящей кружева и сверкающие безделушки, да и вообще любящей вещи. Страсть к обладанию вещами – одна из первых страстей, доступных ребенку. Его первые мечты связаны чаще всего с новыми игрушками, новыми вещами.

Вещи и люди

Итак, гламур – это мир вещей, становящихся для потребителя богами, идолами, заменяющих мораль и наполняющих мировосприятие. И правда, кто такая Барби, как не идол, наглядно напоминающий о том, что гламур изначально – магия, волшебство, чародейство.

Вещи-боги, населяющие мир гламурного человека, являются не только образцами, эталонами существования, но и моделью реальности. Как, например, в книге молодой французской писательницы Кристин Орбэн «Шмотки». Героиня по имени Дарлинг видит мир, отношения с мужчинами и свою жизнь сквозь призму красивых вещей, сквозь призму платьев и юбок: «Реальность – это выбор, основа, классика, это маленькое черное платье»6262
  Орбэн К. Шмотки. – М., 2005. – С. 127.


[Закрыть]. В своем шкафу она хранит платья, и каждое из них – целая история: «Теперь костюм покоится в моем шкафу. Муж загасил его взглядом… Костюм умер от его безразличия». Или вспомнить гламурные романы-сиквелы английской писательницы Софии Кинселлы, популяризовавшей термин «шопоголик». Для главной героини ее книг покупка вещей – настоящая магия. Приобретая, она буквально впадает в транс, переставая себя контролировать6363
  Kinsella S. The Secret Dreamworld of shopaholic. – L., 2005.


[Закрыть]. Гламур – это вещи, подчинившие себе человеческое существование.

Это вещи, в которые вселились духи. Но также гламур представляет реальность, в которой живые люди, напротив, превратились в символы. Яркие личности – это «кумиры», «идолы», «иконы». Ведь именно так их величают в глянцевых СМИ.

Праздник

Волшебство гламура свершается в ситуации праздника. Реальность гламура – это реальность непрекращающегося торжества. В гламуре нет обыденности, скуки, нет серого цвета, тишины. Гламур заставляет реальность сверкать, переливаться, быть иной, особенной… Гламур предлагает не еду, а угощенье, не презентацию фильма, а коктейль-party, не одежду, а наряд и дресс-код, не хорошее настроение, а голливудскую улыбку… Особенность ситуации гламура подчеркивается гламурным «словарем». Глянцевые журналы пестрят одними и теми же паточными эпитетами, призванными подчеркнуть особенность гламурной реальности: «эксклюзивной», «изысканной», «лимитированной»…

Главный признак праздника, карнавальной культуры – переодевание, считал Бахтин: «Одним из обязательных моментов народно-праздничного веселья было переодевание, то есть обновление одежд и своего социального образа. Другим существенным моментом было перемещение иерархического верха в низ: шута объявляли королем»6464
  Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. – М., 1990. – С. 94.


[Закрыть].

Переодевание может пониматься в широком смысле слова, как делает вслед за Бахтиным Пелевин. Под одеждой подразумевается социальная оболочка. По его мысли, «переодевание включает в себя переезд с Каширки на Рублевку и с Рублевки в Лондон, пересадку кожи с ягодиц на лицо, перемену пола и все такое прочее»6565
  Пелевин В. Empire V. – М., 2006. – С. 69.


[Закрыть].

Переодевание сродни волшебству: можно в мгновенье ока стать другим, обновить свой социальный статус, сменив место жительства, из старого урода превратиться в молодого красавца.

Структура власти

В повседневной культуре гламур превращается в свод несложных правил, которые каждый формулирует по-своему. «Разнообразные топы на завязках, маленькое черное платье, яркое розовое платье, обувь на шпильке, много блеска на губах, украшения с большими камнями – непременные атрибуты гламурных барышень», по мнению одного Интернет-источника6666
  Режим доступа: http://glamuro4ga.narod.ru/glamour.html


[Закрыть].

Эти правила субъекту, находящемуся вне гламурного дискурса, кажутся ничтожными, нелепыми. Но в самом принципе игры по правилам заложена суть гламура – это полюсная структура, живущая в плоскостях добра и зла. Неважно, что в зависимости от говорящего законы и предписания гламура изменяются – главное, что гламур – по своей структуре – институт власти, как, кстати, и мода. Не случайно о гламуре принято рассуждать в терминах государственности. Например, как Лев Рубинштейн: «Нынешней официальной идеологией, мне кажется, является гламур. Гламур как эрзац национальной идеи»6767
  Рубинштейн Л. Семечки гламурные. – Режим доступа: http://grani.ru/Politics/ Russia/m.147372.html


[Закрыть]. Или как Пелевин: «Гламур можно считать идеологией, поскольку это ответ на вопрос “во имя чего все это было”»6868
  Пелевин В. Empire V. – М., 2006. – С. 68.


[Закрыть]…

Чиновники этой власти, этого государства, идеологи гламура, или, выражаясь словами историка моды Александра Васильева, его «диктаторы»6969
  Васильев А. Возвращение гламура // Этюды о моде и стиле. – М., 2009. – С. 426.


[Закрыть] – дизайнеры, трендсеттеры, fashion-журналисты – предписывают простым смертным, что является трендом в этом сезоне, а что нелепо и немодно, объясняют, что гламурно, а что не-гламурно. Ведь, подобно тому как, согласно платонической философии, блага не увидать без зла, гламура нет без нищеты, без уродства, без убогости, без антигламура.

Благо – канапе с дыней и пармской ветчиной, зло – бутерброд с докторской колбасой, добро – красный авомобиль-купе с откидным верхом, зло – «Жигули». Добро – летний отдых на островах, зло – полоть грядки на даче…

Иными словами, гламур – это область эстетики, которая при этом «разговаривает» по канонам этики, по канонам предписаний, запретов и норм.

Находясь «одной ногой» в дискурсе эстетики, а другой – этики, гламур сам попадает в этическую ловушку. К этому феномену принято относиться именно с позиции этики, с позиции оценок. В современных исследованиях практически отсутствует отстраненное отношение к гламуру как к нейтральному культурологическому феномену современного общества.

Живущие во власти гламура воспринимают его как абсолютное добро, абсолютный предписывающий закон. Это хорошо видно, к примеру, в творчестве Александра Васильева. В своем эссе «Возвращение гламура» Васильев рассказывая о возрождении гламурной эстетики в 90-е годы, утверждает, что вместе с ней в моду вернулись красота, изящество, женственность, стиль и, наконец, свобода выбора – то есть всевозможные эстетические и даже этические блага. «Обращаясь к прошлому, мода сегодня предоставляет женщине все же огромную свободу. Свободу выбора своего собственного элегантного стиля. И своего, ею самою выбранного гламура»7070
  Там же. – С. 435.


[Закрыть].

Живущие же вне гламурного поля ассоциируют гламур со злом. Дмитрий Губин в статье «Как мода стала идеологией» пишет: «Чем больше в России “Бентли” с украшенным бриллиантами рулем, тем больше в России лжи… А если ложь начнет отмирать, заменяясь свободой и равенством перед законом… то гламур постепенно скукожится…»7171
  Губин Д. Как мода стала идеологией // Огонек. – М., 2007. – № 12. – С. 52.


[Закрыть].

Дмитрий Голынко-Вольфсон в эссе «Агрессивно-пассивный гламур», рассуждая на тему экспансии гламура в искусство, говорит о том, что идеология гламура привнесла в художественные произведения шаблонность, усредненность, безвкусицу. Он клеймит гламур, утверждая, что «это еще и мощнейший инструмент оболванивания, зомбирования и саботажа внятных сопротивленческих усилий»7272
  Голынко-Вольфсон Д. Агрессивно-пассивный гламур // Художественный журнал. – М., 2005. – № 12.


[Закрыть].

Такое неравнодушное отношение к гламуру лишний раз подтверждает, что гламур – это идеология, да еще и обладающая магической властью, которую можно воспринимать как идеологию прекрасного, демократическое представление о красоте, об идеале. Демократическое, потому что гламур – это видимость, мечта, симулякр реальности, для обладания которым не нужно ни много денег, ни влияния, ни власти. Гламур – не роскошь, а грезы о роскоши, доступные всем.