Текст книги "Королевская кровь. Скрытое пламя"

После девушки вытирали его, дракон гладил их тела и целовал, шлепал по попкам, шутил, радуясь живому девичьему смеху, эхом звенящему в огромной купальне. В своей спальне Нории любил их почти до рассвета и оставил спать подле себя, греясь теплыми женщинами, прикорнувшими на его плечах, обвившимися вокруг него.

А рано утром их разбудил Четери, напомнивший Владыке, что нужно лететь укрощать песчаников, пока они не продвинулись слишком далеко. Девушки сонно хлопали глазами, да и сам Нории был немного вымотан прошедшей ночью. Видимо, именно из-за этого он так и не посмотрел, взлетая над Истаилом, горит во дворце пламя его невесты или нет.

* * *

Ангелина проснулась через три часа после утреннего насильного укладывания, полежала в кровати, наслаждаясь легкостью в теле и отсутствием боли, затем решительно встала и пошла в купальню. Брезгливо осмотрела тряпочки, заменяющие привычные средства гигиены, взялась за ковшик.

Водные процедуры помогли привести в порядок и голову. Ей было неприятно, что дракон застал ее в минуту слабости. И категорически не нравилось, что он не позволил выйти из ситуации без ущерба для ее достоинства. Боль можно перетерпеть, но как вынести тот факт, что, несмотря на все демонстрируемое расположение и отсутствие насилия, она всецело зависит от своего похитителя? И пусть эти покои великолепны, пусть ее стараются ублажать, выполнять все желания, но шикарная тюрьма все равно остается тюрьмой.

Так думала принцесса, окатываясь раз за разом холодной, почти ледяной водой, от которой тело и разум приходили в нужный тонус. Вышла, пообедала и направилась в город, не обращая внимания на палящее солнце и следующих за ней охранников.

Ангелина шла на север, спускаясь вниз, к стойбищу караванщиков. Пообщалась с людьми, узнав необходимую для себя информацию, а затем долго еще бродила по Истаилу, несколько раз заходила на базар и разговаривала с бойкими торговцами, заглядывала в храмы, присаживалась рядом с мамочками, выгуливающими детей в тенях парков, и вступала с ними в беседу. Было познавательно и очень интересно.

Впереди ждали дом, и сестры, и племянница Мартинка с розовыми пяточками, хрюкающая, как свинка, у Васиной груди, и прохладная, дождливая и ветреная сейчас столица, и подруга Валька, про которую она совершенно забыла из-за коронаций и похищений и сейчас стыдилась этого и обещала себе обязательно навестить ее. Дети в школе, у которых нет теперь учительницы, сановники и придворные, слишком зубастые для ее мягкой сестрички. Впереди был ее Рудлог.

И когда она наконец-то окажется дома, то сможет выплатить долг рода драконьему Владыке другим способом – введет его в большую политику, предложит помощь в озеленении пустыни, наладит торговлю. Не обязательно выходить замуж, чтобы люди перестали голодать. А что касается трагедии драконьего племени… здесь она долга за собой не признаёт. Пра-пра-и-так-далее-дед со столькими навоевался за свою жизнь, что, если за всех выходить замуж, придется порезать себя на десятки маленьких принцесс – и то не хватит.

Нории больше не появлялся, и Ани улеглась в постель за полночь, хотя спать не хотелось совершенно. Выровняла дыхание, прислушиваясь к звукам из угла, где сидела сторожащая ее служанка. Принцесса уже знала, что уставшая женщина через некоторое время заснет, но не двигалась еще час, пока из угла не стало доноситься такое ожидаемое похрапывание.

Растущая луна светила в окно, бросая полосы голубоватого света на пол; стрекотали цикады и пели ночные птицы. Ани тихонько, чтобы не разбудить Сурезу, натянула широкие штаны, юбку, кофту, взяла в руки туфли и плащ, врученный ей накануне. Засунула за пояс приготовленные тряпочки – увы, цикл не мог подождать, пока она сбежит, но и она тоже ждать не могла – и на цыпочках вышла из комнаты. Пробралась через купальню к открытому бассейну – здесь была женская сторона, сюда же выходили окна купален гарема и их бассейны, и стражникам тут появляться было запрещено.

Стража была дальше, в парке, но Ангелина не пошла по дорожкам – побежала между деревьями, и ей казалось, что листва под ногами хрустит просто оглушающе. Если видела какое-то движение – пряталась за стволами деревьев, за кустами. Но ночь была безмятежна и тиха, редкие патрули ее не замечали, и Ани благополучно дошла до выхода из сада. У калитки стоял стражник, хорошо, что он был один. Ангелина остановилась в тени деревьев, перевела дыхание.

Конечно, принцесса отдавала себе отчет, что ее в любой момент могут поймать и вернуть. Да и Владыка-дракон наверняка давно уже парил в небе над парком и посмеивался над ее неуклюжими играми в прятки. Но она не была бы Ангелиной Рудлог, если бы не попробовала.

Беглянка поправила плащ, накинула капюшон и, осторожно ступая, подошла к стражнику. Тот уставился на нее, всматриваясь и пытаясь понять, кто перед ним, и принцесса, приблизившись и улыбнувшись, поймала его взгляд и сказала:

– Ты сейчас выпустишь меня и забудешь, что я выходила.

Молодой парень отступил в сторону, и она, выскользнув из калитки, быстро, но не бегом, чтобы не привлекать внимания, пошла к стоянке караванщиков. Люди на улицах еще были, но немного, и Ани, скрытая плащом, старалась шагать размашисто, чтобы походить на мужчину. Правда, достаточно было приглядеться, посмотреть на туфли – и понять, что никакой это не мужчина спешит вниз по городу. Но уже давно было темно, и лунный свет, окрасивший Белый город в голубое сияние, делал окружаюший мир зыбковатым и призрачным.

Еще днем принцесса узнала, что в ночь, чтобы не двигаться по дневному зною, уходит из Истаила караван кочевников и направляется пусть не на север – на северо-запад, к большому оазису, в деревню. Ангелина спешила теперь, боясь опоздать к отходу и снова ощущая драконий взгляд на своей спине.

Хотя, возможно, он ей только казался.

Красный любит храбрых, а Синяя любит женщин – и ее никто не остановил, не окликнул, не схватил когтистыми лапами. Три часа прошло с момента побега; принцесса все время ждала шума крыльев за спиной и даже не поверила, что смогла дойти. Караван только готовился к отходу: на верблюдов грузились последние пожитки и товары, женщины, одетые в плащи или покрывала, с привязанными к груди младенцами или цепляющимися за матерей детьми постарше терпеливо ждали, пока мужья приготовят для них ездовых животных. А старший каравана, погонщик Дилла, с которым Ангелина говорила днем, довольно гладил себя по бороде, обозревая хозяйство. Они хорошо поторговали в городе и везли сейчас обратно рис, пшеницу и ткани для пошива одежды, которую можно будет здесь продать в следующий раз.

Погонщик недоуменно посмотрел на вставшую перед ним женщину, скидывающую капюшон, хотел расхохотаться и гостеприимно спросить, что нужно уважаемой сафаиите у него в караване поздней ночью, но гостья посмотрела ему в глаза и сказала:

– Я еду с тобой, ты так решил, я хорошо заплатила. Выдели мне верблюда, воды и выдвигаемся поскорее.

Точно, он так решил. Верблюда госпоже!

Ночь, медленно и важно ступающие по дороге горбатые тени с сидящими на них людьми, легкий влажный ветерок, шелестящий листвой окружающих рощ, и сжатые зубы принцессы, помнящей о скоростях автомобилей своего мира. Верблюды будто сами знали, куда идти, караванщики спали, спали и их женщины с прижавшимися сзади детьми, и только Ангелина, выспавшаяся благодаря самоуправству Нории днем, постоянно оглядывалась, ожидая погони. Истаил с его специями, золотом и гостеприимными шумными людьми удалялся, удалялся и нависающий над ним белый дворец со светящимися огоньками-окнами, и запах цветов уже не тревожил душу, а плащ хорошо грел, потому что был все-таки октябрь, а в октябре по ночам прохладно и в пустыне.

К рассвету, когда за правым плечом начало разливаться розоватое сияние и мелкие перистые облака, кружевом покрывающие небо, стали расходиться от поднимающегося светила, зеленые луга с пасущимися на них овцами и лошадьми сменились сначала сухой землей, а потом и песком с волнами барханов. Через час начало припекать, и люди стали просыпаться. Ангелина сняла плащ, оставшись в рубашке с длинными рукавами и юбке, положила его перед собой, сделала несколько глотков воды. Ошибкой было не взять то, чем можно прикрыть голову, а привлекать к себе лишнее внимание не хотелось – и так на нее косились, о чем-то переговариваясь, но, видимо, слово старшего было законом, потому что никто не возмущался и не задавал вопросов.

Ей давно уже нужно было использовать припасенные тряпочки, и организм, напившийся воды, срочно требовал облегчения, а спину и голову пекло, когда наконец впереди замаячили пальмы – показался первый оазис на их пути. Караван остановился на недолгий привал, верблюд подошел к воде, опустился на колени, и принцесса соскользнула с него, стараясь запомнить «своего» и опасаясь, что не узнает его среди десятков других.

Пальмы были не лучшим укрытием, но другого не имелось, да и женщины не страдали сильно – расположились рядом с ней, о чем-то переговариваясь и веселясь. Некоторые, сидя у озера, кормили грудью младенцев, мужчины раздавали воду и лепешки, досталось и на ее долю.

Впереди было еще три дня пути, а горы еще не появлялись на горизонте. Ноги болели, тонкая ткань не спасала от потертостей, ныла от жары голова, но Ани, ополоснув лицо и руки в теплой мутноватой водице, пообещала себе, что выдержит.

Ведь впереди был Рудлог.

– Госпожа, покройте этим голову, – сказала подошедшая молодая женщина с ребенком, который спал, примотанный к ее груди. Кочевница была в нескольких накидках, и одежда казалась плотной, не то что у принцессы.

– Спасибо. – Ангелина взяла протянутую ткань, не зная, что с ней делать, и женщина, рассмеявшись, попросила наклонить голову и замотала ей на волосах что-то вроде тюрбана с длинным «хвостом», который опустила на спину, прикрывая плечи.

– Зачем вы ездите так далеко с детьми? – спросила принцесса у своей благодетельницы, наблюдая за спящим чернявым малышом.

– Без мужчин трудно, нет еды, – ответила та, – в деревне остаются только старики, которые готовы умирать, если оазис пересохнет. В пути жарко, зато есть защита и можно найти воду. И мы можем побыть немного в городе, отдохнуть там, поторговать и привезти еды домой. Раньше было сложнее, когда город был мертв.

Она говорила на старорудложском с сильным акцентом, но вполне понятно.

– А почему вы не идете на север, к горам? Там есть вода и еда.

– Старики запретили, – женщина что-то крикнула на непонятном языке заигравшимся мальчишкам, балующимся среди животных, – там живут враги.

– И что, – Ани стало не по себе, – никто туда не ходит?

– Никто, – подтвердила смуглянка, сердито махнув рукой пацанам, – запрет.

Ладно, подумаем об этом, когда дойдем до деревни.

Солнце уже стояло высоко и немилосердно жарило, когда караван снова тронулся в путь. Ангелина таки задремала, крепко держась за горб, но сон был беспокойный, спина и голова горели даже через слои ткани, по коже струился пот, а губы пересохли и потрескались. Воду она берегла: просто смачивала губы, делала один глоток и прятала бурдюк под одежду, чтобы не так грелся. Хотя вода все равно была почти горячей. Чертова пустыня, чертова жара и чертов Владыка, который принес ее в эту мертвую страну. Интересно, почему ее еще не догнали? Слава богам, что ее не догнали.

Рудлог был все ближе, и сон сплетался с ее тоской по родным и воспоминаниями, являя причудливые образы, которые сменяли друг друга, теплые и устрашающие: мама, обнимающая маленькую Ани и шепчущая «мамина любовь», слезы после известия о ее смерти, сестры, встречающие у домика в Орешнике, прохладная ванна, в которой она будет лежать вечность.

Пугающая криком, проваливающаяся под землю Алина, высокий черный воин в доспехах и с кривым мечом, Полина в подземелье, скорчившаяся на какой-то кровати, Марина с розовыми волосами, растворяющаяся в воздухе, барон Байдек с безумными желтыми, звериными глазами, Василина, кричащая ей: «Убирайся, мне не нужна твоя помощь!», маленькая Каролина, бредущая, как механическая кукла, среди трупов, покрывающих улицы столицы. И снова мама: «Вставай, детка, вставай, сегодня у тебя представление богам».

Ани проснулась от своего крика, задыхаясь от жары и ужаса, и не сразу поняла, что кричит не она одна. Люди орали от страха, ревели сбивающиеся в кучу верблюды, а вокруг них, метрах в трехстах, смыкаясь, клубился желтый песок, в котором слышался живой рев и виднелись оскаленные огромные пасти.

Ее верблюд дернулся в сторону, принцесса мотнулась и упала на землю. Удар ее оглушил, ослепил, и она поползла куда-то, слыша уже не крики – вой обреченности – и боясь, что сейчас ее затопчут, раздавят.

– Что это? – крикнула Ангелина плачущей женщине, поделившейся с ней покрывалом. Та баюкала младенца и молилась: «Спаси нас, Великая Богиня! Спаси, Богиня! Спаси!»

– Песчаники! Людоеды! – ответила кочевница, прижимая к себе сыновей. Вокруг носились обезумевшие верблюды, люди сгрудились толпой и больше не орали – плакали от жути и тоже молились, глядя на наступающих ревущих песчаных чудовищ, каждое из которых в десяток раз превосходило человека по росту. Они все состояли словно из крутящегося песка, но можно было различить и огромные туловища, и головы, похожие на сплюснутые тыквы, и горящие оранжевым глаза, и мощные руки. Вот один из них схватил пробегающего мимо верблюда, оторвал пастью сразу половину, а вторую, раскрутив, бросил в толпу людей. Судорожно дергающиеся останки с разлетающимися сизыми кишками, брызгая алой кровью, приземлились недалеко от Ангелины, и ее затошнило, горло сжало от страха.

Неужели это всё?

Вокруг похолодало, внезапно пошел снег, и люди изумленно замолчали, глядя на мечущиеся метелью хлопья. В чистом небе заворачивались тяжелые тучи, снег сменился дождем, песчаники, словно что-то почувствовав, ускорились, протягивая вперед столбы желтого дыма. А у принцессы голова вдруг стала пустой и звонкой, руки закололо, и память услужливо подсунула картинку: зал телепорта, надвигающийся темный колдун и мама, устанавливающая щит. Ани раскинула руки, чувствуя, как льется изнутри сила, сделала ими полукруг – и вдруг рев стих, а людей накрыло прозрачным переливающимся куполом, о который и ударилось первое чудовище.

Ангелина стояла и держала защиту, внизу живота пульсировал огонь, по телу бежали электрические разряды, а люди отползали от нее, смотря с благоговением и не переставая молиться. Песчаники бесшумно и упорно бились о купол, и это было невыносимо жутко. Она чувствовала каждый удар всем телом и не знала, сколько еще выдержит. Где этот проклятый дракон? Почему он не бросился в погоню?

Песчаники

«Женщина должна уметь просить о помощи», – вспомнила принцесса рокочущий голос и рассмеялась, почти безумно, не видя, с каким страхом и надеждой смотрят на нее кочевники. Руки дрожали, тело болью отзывалось на каждый удар одуревших от близкой, но ставшей вдруг недоступной добычи чудовищ.

Ангелина подняла голову к небу, глядя на черные крутящиеся тучи, покрывавшие купол сверху снегом, и отчаянно закричала, не надеясь, что ее услышат:

– Нории!

* * *

В сотнях километров западнее Владыка и Мастер клинков заканчивали зачищать вскрывшееся на границах гнездо песчаных людоедов. Их было много, и они были голодны и злы. Четери метался среди них как вихрь, и рычал, и смеялся, и кромсал клинками, впав в свое боевое безумие, а Нории держал для него щиты, защищая от песка и мощных ударов песочных монстров. Уже клубилась пыль, оставшиеся людоеды старались скрыться от смерти в песке, но их настигал красноволосый воин, и сражение подходило к концу, когда Нории услышал Зов и не поверил своим ушам. Потому что звала женщина, и женщина эта не была Владыкой. И звала оглушающе, отчаянно, так что он, метнувшись, сразу же перекинулся и полетел туда, откуда раздавался крик.

«Ты тоже слышал его?»

Второй дракон взмыл за ним в воздух, оставив позади несколько противников, вкручивавшихся вихрями в спасительный песок.

«Да. Но ты не успеешь».

«Я успею. Закончи здесь».

Сил на очистку земли от мерзких тварей было потрачено много, но Нории сконцентрировался, вытянулся стрелой и полетел сверкающей молнией, ускоряясь магией и своей силой.

* * *

Ангелина держалась, но купол уменьшался, истончался, и ей казалось, что она держит не щит – гору. Ноги по щиколотки ушли в песок, в глазах плясали красные пятна, а голова гудела, но нужно было стоять, нельзя было терять сознание, ведь вокруг – дети, большие и еще пьющие молоко матерей, и молящиеся за нее люди, и их надежда и вера. И она стояла, упорно, упрямо, и кричала «убирайтесь!» в раззявленные, размазывающиеся по куполу пасти.

И даже не заметила сначала, как огромная белая тень спикировала вдоль купола, отшвыривая бьющихся о него людоедов, как обернулась огромным обнаженным мужчиной, из рук которого вырастали сверкающие хлысты. Принцесса повернула голову, увидела красные волосы и святящегося перламутром гиганта – и ноги ослабли, она чуть не упала, но продолжила держать щит, шепча молитвы, теперь за дракона. А люди просто молчали, потому что для них это уже было слишком.

Нории не был воином, он был Мастером защиты. Но сейчас готов был рвать чудовищ голыми руками, хоть свистящие хлысты справлялись с этим лучше. Он сек песчаников безжалостно, с рычанием и проклятиями, но из песка появлялись все новые чудовища, а он отдал много сил в недавнем бою. Ему засыпали песком глаза, его обжигали ударами лап, кидались на него, как псы, пытаясь перехватить пастями хлысты, рассыпались прахом – и снова кидались другие, стараясь смять неожиданного противника.

Зашумели крылья, и рядом опустился Чет. Улыбнулся безмятежно, поднял клинки и шагнул к беснующимся тварям.

«Как ты так быстро добрался сюда?»

«Сам не знаю, Нории. Разве ты не рад мне?»

Теперь их было двое: танцующий неистовый смертоносный воин и хлещущий плетьми Владыка. Прах клубился столбом, и песчаники снова отступали, пытаясь обойти их сбоку, но не успевали и рассыпались безжизненным песком. И когда хлысты уже стали почти прозрачными, а тело начало болеть и просить пощады, все кончилось.

Владыка постоял, не веря, посмотрел на усевшегося на песок Чета, скрестившего ноги и любовно поглаживающего клинки.

– Иди, – сказал тот насмешливо, – разбирайся со своей женщиной. Только не убей ее. Иначе придется похищать еще одну, а вторую Рудлог я не выдержу.

Ангелина отпустила щит, но устояла, только шаталась, как пьяная. Тучи уходили с неба, снег таял, люди потрясенно молчали. Ее знакомая поднесла ей воды, и Ани, сбросив с себя покрывало, жадно пила, закрыв глаза и отходя от липкого позорного страха. В голове было пусто.

Они живы. Она жива.

– Может, мне посадить тебя на цепь, принцесса? – раздался сзади рокочущий голос. Ани оглянулась – в глазах дракона был гнев. Подняла упрямо подбородок, расправила плечи.

– Неужели вы думаете, что это меня удержит?

Нории посмотрел на нее, склонив голову, и она заметила, что он весь серый, будто из него ушло сияние, и исхудавший, как будто не ел неделю. Смертельно уставший, гневающийся дракон.

– Дай мне прикоснуться к тебе, – сказал он.

Ангелина поколебалась, протянула руки, но дракон покачал головой, приблизился, повернул ее к себе спиной, поднял рубашку, прижался сзади голой холодной грудью и животом. Ей тут же стало прохладно, даже свежо, начал утихать пульсирующий огонь в теле, и она молчала, не вырываясь и не возмущаясь.

– Может, – пророкотал он ей на ухо, – мне нужно заставить тебя быть со мной? Ты из тех женщин, что не покоряются ласке, но могут оправдать свою покорность, если их берут силой. Может, мне нужно решить за тебя, принцесса? Пока ты не погибла, спасаясь оттуда, откуда спасаться не надо?

– Я убью тебя, – легко сказала она, совсем не боясь его.

Нории засмеялся, щекоча ее ухо прохладным воздухом.

– Что будет с этими людьми? – спросила Ангелина, наблюдая за кочевниками.

– Я накажу их, они ослушались моего приказа, – ответил дракон. – Никто не должен был помогать тебе.

– Не накажешь. – Ани повернула голову, посмотрела в зеленые глаза. – Отказаться было не в их воле. Нужно позаботиться о них.

– Четери все сделает. Полетели домой, принцесса.

– Мой дом на севере, – упрямо сказала она. – Отнеси меня домой.

– Нет, – гулко ответил он. – Твой дом там, где я.

Оказывается, достаточно пару раз полетать на драконе, чтобы привыкнуть к этому, найти самое удобное положение, понять, как скрываться от ветра. Чувствовать, когда твоя крылатая «лошадка» готовится снижаться или идти на разворот, знать, за что удобнее держаться, спокойно отпускать руки в минуты ровного полета и даже иногда приподниматься на коленках, чтобы посмотреть вниз. Или назад.

Сверху горы были прекрасно видны, но они были далеко, будто кусочек другого мира, который Ангелине был пока недоступен. И, увы, мир этот удалялся. А нынешней ее реальностью был белый дракон с крыльями, покрытыми длинными перьями, и прижатыми к голове, трепещущими от ветра ушами, который нес ее обратно в золотую клетку.

Солнце клонилось к закату, когда они наконец долетели до дворца. Принцесса уже привычно сошла с подставленного крыла и, не посмотрев на обернувшегося мужчину, пошла в свои покои.

Служанки встретили ее поклоном и неодобрительным «хорошего вечера, сафаиита», и Ани проследовала прямо в купальню, где с наслаждением скинула с себя пропитавшуюся потом и пылью одежду. Долго и настойчиво смывала с себя дорожную грязь, мыла волосы, чистила ногти и зубы. Так долго, что под конец уже скрипела от чистоты, а ей все было мало. Разглядывая себя в запотевшее зеркало, чтобы понять, нет ли ожогов от солнца, принцесса вдруг обратила внимание, что даже похудела немного со времени своего деревенского существования, и темные волосы отросли, и загар сделал цвет лица более здоровым и сияющим, и карие глаза уже не потухшие, а блестящие. И мозоли на руках чуть видны. Пусть она не красавица, но вполне себе приятная молодая женщина с крепким крупным телом, большой грудью и бедрами. «Кровь с молоком» – вот это про нее. А впрочем, с чего это она решила себя оценивать?

Чистая одежда на чистое тело – вот высочайшее из удовольствий. Сейчас бы лечь, растянуться на кровати и лежать так, ощущая себя восхитительно легкой и живой, и не думать ни о чем. Проанализировать произошедшее можно завтра, а сейчас хочется пустоты и тишины. И полумрака, потому что слишком много эмоций и сил сегодня ушло, так много, что все чувства обострены до предела – и вот ты хмуришься от звука капающей воды, и яркий свет режет глаза, и туфли слишком грубы для кожи, поэтому в спальню идешь босиком, чувствуя под ступнями мягкий ворс ковров и прохладный камень мрамора.

Но в спальне, у накрытого стола, Ангелину уже ждал красноволосый дракон, и принцесса, на миг ощутив досаду, спокойно подошла к нему, села напротив. На столе дымился чайник, лежал другой – не ее – мешочек с чаем, стояли чашки, а Нории что-то рисовал на бумаге, настоящей бумаге, и в руках у него был тонкий грифель.

– Я решил дать тебе карту расположения оазисов, – сказал он, и она непонимающе изогнула губы, – ведь с твоим упрямством ты обязательно попробуешь снова.

– Попробую, – согласилась Ани, с любопытством глядя на Владыку. Постичь его логику не получалось.

– Хочу быть уверен, что ты останешься жива до того, как я найду тебя, – пояснил дракон, склоняя голову и с насмешкой глядя на нее.

– Очень предусмотрительно, – принцесса вернула ему улыбку, протянула руку, и он передал ей лист.

– Смотри, я пометил расстояние между оазисами в часах, если рассчитывать на скорость идущего человека. Постарайся избегать мест, где заметишь песчаные фонтаны – это гнезда песчаников, обходи их далеко. Если наткнешься – ложись на землю, зарывайся в песок, они реагируют на движение. Щит используй в крайних случаях. А лучше забудь о побеге и оставайся со мной.

Ангелина покачала головой, отложила лист.

– Что такое эти песчаники?

– Воплощенные духи пустыни. – Дракон налил ей чай, пододвинул чашку: – Пей. Не хмурься, принцесса. Это не дар, а просто так, для твоего удовольствия.

Ангелина добавила сахар, размешала, поднесла к губам. Нории улыбался.

– Пустыня – мертвая земля и жестокая, и стихийные духи у нее такие же. Песок и зной не могут смириться с жизнью и порождают чудовищ, которые засыпают источники, луга и рощи, убивают все живое. Особенно ненавидят людей, потому что у нас есть душа, а у них – нет. По легендам, они думают, что если съедят много людей, то впитают их души и сами смогут стать живыми.

– Вы не человек, а дракон, – поправила она. Было странно так сидеть и просто общаться, но на сегодня она уже навоевалась. Завтра, всё завтра.

– Мы прежде всего люди, – спокойно возразил красноволосый, – как и все оборотни. Просто таково наше свойство, как твое свойство – полиморфна. Силы нашей ауры, как и твоей, достаточно, чтобы оборачиваться. Только у нас три формы, а у тебя их бесконечное множество. Красный наделил Рудлогов уникальной мощью, хоть и все семьи, имеющие в предках богов, обладают не меньшей. Просто каждая своей.

Ангелина молчала. Зачем ей эта мощь, если нет знаний? У нее и щит-то получился случайно, больше от страха, чем от умения. И если бы не получился…

Ее вдруг затрясло, горло сжал спазм, к глазам подступили слезы, и она перехваченным горлом, чуть не давясь, сделала глоток, потом еще и еще, стараясь скрыть с опозданием накативший откат от дневного ужаса. Скулы от сдерживаемых слез болели так, что хотелось кричать, и сладкий чай казался горьким. И снова запульсировал в животе горячий комок, и желание осталось только одно – чтобы дракон испарился, ушел отсюда и дал ей выплакаться и покричать в одиночестве.

– Нории, – она едва выталкивала из себя слова, – я хочу отдохнуть. Оставьте меня одну.

Владыка наклонил голову, красные волосы с вплетенным ключом скользнули по плечу, и принцесса со всей отчетливостью поняла, что он снова видит ее слабость.

– Нет, – с неожиданной жесткостью пророкотал он, внимательно глядя на нее зелеными глазами, – я здесь хозяин.

В голове зазвенело, и Ангелина с такой силой сжала чашку, что удивительно, как та не треснула. Она знала, что будет дальше, – это случалось и раньше, но давно, в другой жизни, когда от ее приступов ярости содрогался дворец.

– Прошу вас, – сиплый, почти умоляющий голос, а в висках уже били молоты и в глазах пульсировали красные пятна, – уйдите. Немедленно.

– Я еще не допил чай, – сказал Нории насмешливо, и она взорвалась.

Дальше все было как в тумане.

Отлетел столик с разбивающейся посудой.

Ураганный ветер, сметающий все в комнате, закрутился вокруг принцессы свистящим штормом.

Разбивались о стены драгоценные вазы, разлетались на осколки зеркала, стучали от ветра двери, тяжелая кровать с жалобным скрипом скользила по мрамору, кружились светильники, плещущие вокруг себя огнем, стены покрывались трещинами, ходил ходуном пол – и посреди этого спокойно сидел в кресле красноволосый мужчина, с сочувствием смотрел на нее и пил чай.

Она что-то кричала, швыряла в него, била проклятиями, рыдала, и слезы извергались с такими спазмами, будто ее выворачивало наизнанку; за окнами уже слышались крики людей, треск ломающихся деревьев, стала прибывать вода, явно захваченная в купальне, а он все сидел, и смотрел на нее, и жмурился – Ани хотела остановиться, потому что было невыносимо, ужасающе стыдно, но не могла. Раньше ее всегда останавливала мама, знакомая с фамильной яростью не понаслышке, но мамы давно не было рядом, и Ангелина выплескивала и эту боль, и много другой боли, и это, казалось, длилось бесконечно, пока в глазах не почернело, а тело не стало легким, как пушинка.

– Сколько же в тебе необузданной мощи, – сказал Нории, вставая, шагнул вперед, словно и не свистел вокруг смертоносный огненный вихрь. – Как ты держала ее? Как не сожгла себя?

Привлек ее к себе – бьющуюся, вырывающуюся, проклинающую, – положил прохладную ладонь на затылок и шепнул:

– Спи.

И Ангелина обмякла, с облегчением проваливаясь в забытье.

* * *

После он держал ее на руках и ждал, пока испуганные слуги расчистят выход из покоев. Кровать была засыпана осколками, ковры тлели, и Нории стоял у окна, чтобы Ангелина не дышала дымом. В дверь, шлепая по воде, заглянул Четери, присвистнул:

– Смотрю, девушка опять ответила отказом? На сей раз очень убедительно.

– Мы до предложения не дошли, – Нории улыбнулся.

– Страшно подумать, что было бы с городом, если бы дошли. – Чет изобразил на лице комический ужас. – Ты сад не видел. Деревья ближе к этой стороне просто с корнями повырывало. И как ты допустил?

– Так нужно было, – туманно ответил Владыка, поглядывая на безмятежно спящую принцессу. От нее больше не шли волны испепеляющего жара, и не было ощущения, что внутри дрожит и рвется наружу тщательно сдерживаемый, заблокированный, грозивший ежесекундным взрывом огонь.

– Знаешь, – сказал Нории задумчиво, выходя со своей ношей наружу, – если бы я ее уже не украл, я бы сделал это еще раз. Даже если бы Пески были зелеными, а наше племя – таким же сильным, как раньше. Она совсем не боится меня и не уступает ни на шаг.

– Смотрю, тебе понравилось, – фыркнул Чет, шагая рядом. – А я-то думал, ты не любитель норовистых кобылок. Как-то ты неправильно за ней ухаживаешь, Нори-эн, если девушка то сбегает, то пытается тебя убить.

– Хочешь, украдем тебе еще одну Рудлог? – насмешливо предложил Нории. – Оценишь, как это, когда у женщины есть характер. Заодно и методы ухаживания сравним.

– Ну уж нет, – красноволосый воин вдруг стал серьезным. – У меня нет твоего терпения, да и есть уже кого красть, Нори-эн. И, – он снова поменял тон, – кстати, когда вы поженитесь, постараюсь держаться отсюда подальше. Боюсь даже представить, что будет здесь твориться во время ваших семейных скандалов.