Текст книги "Сокрытые в веках"

Глава 7

Маруф в самом деле взялся за ум. Мари, как большинство женщин близко к сердцу принимая чужие любовные истории, была в восторге, наблюдая за этим галантным, предупредительным и почтительнейшим из влюбленных.

– Если бы Метта была обычной девушкой, – сказала она супругу, – ей против него было бы не устоять. Что еще нужно женщине? Ее он обожает, образован, богат и собой писаный красавец.

– В том-то и дело, – посетовал Рене, – по всему видно, что ей трудно бороться с искушением, а он этого не понимает и только ее мучает.

На ночь Метта ушла, пообещав утром вернуться. Еще до ее прихода путешественники, позавтракав, стали сворачивать лагерь, чтобы переселиться ближе к морю, где Метта присмотрела для них удобное место.

Легкой поступью, словно не шла, а порхала, приблизилась их очаровательная подруга и повела отряд вниз по реке до обрывистого опасного подъема. Андрей вскарабкался наверх и спустил веревки, а Метта стояла для страховки внизу, на случай, если кто-нибудь вздумает повторить полет Доменга.

Дальше шли по лесу, озаренному лучами утреннего солнца. Птицы пробудились и подняли радостный галдеж. По толстым стволам величавых деревьев сновали юркие поползни. Дятел дробно долбил древесину где-то высоко, скрытый густолиственными кронами. Впереди уже слышался неумолчный шум прибоя. Ближе к прибрежным скалам открылась уютная лужайка, словно созданная для стоянки, поросшая кустиками малахитовой травы и кудрявым подорожником. Кругом громадные ильмы, ясени и клены простирали друг к другу ветви тенистым шатром.

Пока крепили палатки, солнце встало высоко, легло на поляну золотистыми пятнами и наполнило светом листья над головой.

Едва устроились, Маруф потребовал кофе, сам же разложил костерок, и скоро в воздухе потянуло тонким ароматом густого напитка. Метта взяла из его рук пластмассовый стаканчик с темной жидкостью.

– Это вкусно? – спросила она.

– Еще бы! Я без кофе жить не могу.

– Тогда я всегда буду пить с тобой кофе, – она героически сделала большой глоток, обожглась и опрокинула стакан на блузку.

Все повскакали, забегали, Маруфа отругали, Метту обрызгали аэрозолем, Мари потащила ее переодеваться в палатку. Маруф сильно расстроился и выпил кофе из всех стаканов, которые впопыхах побросали его друзья. От этого ему сделалось еще хуже – сердце заколотилось, как бешеное, он побледнел и сел на камень; Андрей что-то заметил, пощупал у него пульс и поднял тревогу. Теперь все закрутились вокруг Маруфа.

Из палатки вышла Метта, положила ему руку на грудь, и сердце успокоилось, но не совсем, поскольку, когда она попыталась встать, оказалось, что он вероломно заключил ее в объятия, из которых вырваться не было никакой возможности. Конечно, у Метты в арсенале имелось множество средств, чтобы отбиться от нежеланного поклонника, но в том и беда, что был он желанным, и причинить ему вред она не могла. У бедняжки закружилась голова. Увидев совсем близко его лицо, она осознала, что ее ждет еще более жестокое испытание, и отгородилась от него большим кленовым листом, глядя поверх взволнованными озерами янтарных очей.

– Такой преграды мне не сломать, – озаботился искуситель, коварно сверкнув глазами, но, помедлив с минуту, все же отказался от своего злостного умысла и со вздохом высвободил сильные руки из феерических тенет ее волос.

– Пойдем купаться, – предложила Метта, отстраняясь с видимым усилием. – Хочешь, я покажу тебе красоты подводного мира?

Она взяла его за руку, мягко увлекая за собой. У него на лице появилось непонятное выражение:

– Лучше я останусь здесь. Кто-то ведь должен присмотреть за вещами.

– Здесь никого нет, – настаивала она, – с вещами ничего не случится.

– Правильно, спустимся к морю, – обрадовалась Мари. – Пока погода хорошая, надо этим воспользоваться. Пошли, Метта, наденем купальники.

Не прошло и получаса, как они ступили на теплый песчаный берег, усеянный ракушками и еловыми шишками. У кромки прибоя неторопливо ковыляли крабы, выставив вперед серо-оранжевые клешни. Вода в море была удивительно прозрачна, и намного метров вперед дно, расцвеченное кораллами, актиниями и морскими звездами, просматривалось, как на ладони.

Доменг надел маску с трубкой и ласты, Мари и Андрей последовали его примеру, и они втроем занялись исследованием дна. Метта звала Маруфа купаться, но он, неспособный ей ни в чем отказать, теперь отчаянно воспротивился, ссылаясь на недомогание.

– Не проси, любовь моя, – говорил он, отводя глаза, – я устал, у меня все тело ломит. Я просто хочу погреться на солнышке.

– Тогда я ненадолго вас оставлю, – решила она, – мне надо повидаться с отцом.

Метта вошла в море и исчезла. Маруф сразу ожил и устремился к воде.

– Ты куда? – окликнул Рене, как раз собираясь погрузиться в приятную дремоту. – Что-то ты странно себя ведешь. Тебе вроде бы нездоровилось.

– Скажу по секрету, – понизив голос и оглядываясь, сообщил Маруф, – я совершенно не умею плавать. Надо срочно научиться, пока ее нет. Ты на меня поглядывай для страховки.

Дно прямо у берега круто уходило в глубину. Маруф бултыхнулся в воду и через минуту стал тонуть. Рене плавал неважно, но на воде держаться умел. Хорошо, что Маруф был совсем близко. Рене вытащил его, чуть сам не захлебнувшись. Спасенный отдышался и снова рванул к воде. К счастью, Рене удалось докричаться до остальных. На этот раз утопающего вытащили Доменг и Андрей.

Но упрямец был неукротим. Стоило ему набраться сил, как он снова с фанатичным упорством бросался в глубину. Доменг и Андрей уже устали его вытаскивать.

– Проводи свои эксперименты по крайней мере у самого берега, – разъярясь, кричал Доменг, – тебе что, жить надоело?

– У берега я ничему не научусь, – заносчиво отбивался строптивец и прыгал в воду.

– Может, его связать? – растерянно сказал Доменг. – В жизни не видел ничего подобного, – и кинулся вслед за Маруфом.

Рядом с тонущим возлюбленным вынырнула Метта. Они с Доменгом подхватили его под руки и выволокли на берег.

– Хорошо, что ты вернулась, – сказал Андрей. – Он уже нас всех достал. Решил самостоятельно научиться плавать.

– Я отличный пловец, – пробулькал Маруф и, выплюнув воду, веско добавил. – Вы ничего не поняли – это такой стиль плавания. Могу и вас научить, если хотите.

– Большое спасибо, – поклонился Доменг, – на тот свет можно попасть, не обучаясь твоему стилю. Мы уж лучше будем плавать по старинке.

Метта, разумеется, смекнула, в чем дело, но виду не подала, просто в море его больше не звала и, хотя могла бы взяться обучить его плаванию, интуитивно чувствовала, что этот гордец скорее умрет, чем обнаружит перед ней свое неумение держаться на воде.

Она провела ладонью по его плечу:

– Что это за шрамы у тебя на спине?

– Следы от пуль. Это было еще до того, как мы встретились.

– Если бы я тебя тогда лечила, следов бы не осталось. Ты все еще воюешь?

– Не думаю, что, пообщавшись с тобой, человек может снова взяться за оружие. Тогда я не понял тебя умом, но позже понял сердцем.

Он перехватил ее руку с кольцом:

– Оно напоминало тебе обо мне? Ответь, я знаю, ты неспособна говорить неправду.

– Драконы никогда ничего не забывают, – уклончиво ответила она.

Он молчал, перекидывая из руки в руку обкатанные камешки.

– Почему ты боишься меня поцеловать? – неожиданно спросил он, и она сразу же пришла в замешательство.

Он бросил камни, взял ее за плечи и погрузился в созерцание ее прельстительного лица, нежного и яркого, как цветок.

– Хотел бы я видеть твои мысли так же, как делаешь это ты, – сказал он с грустью. – О чем ты думаешь, чаровница? Может, ты давно уже меня не любишь?

Он совсем не ожидал, какая за этим последует реакция. Она часто задышала, потом горько расплакалась и уткнулась ему в плечо, измочив слезами его отросшие темные волосы.

– Я люблю тебя, – говорила она ему в шею, сотрясаясь от рыданий, – ты мучаешь меня, – и снова рыдания, – нам нельзя быть вместе!

Он счастливо разулыбался, утешал ее, как ребенка, взял полотенце и вытирал ей глаза, мокрые щеки, а она все вздрагивала, судорожно вздыхала, наконец связно произнесла:

– Отец сказал, что дракон не может идти против своей природы. Я не могу тебя даже поцеловать. Так уж мы устроены.

– Но ты целовала Рене и Доменга, я сам видел, и ничего не случилось.

– Они мне, как братья, но любовный поцелуй мне заказан.

Он снова обнял ее:

– Успокойся, моя радость, безвыходных ситуаций не бывает. На то я и мужчина, чтобы найти верное решение.

Она мало-помалу затихла, и вскоре он с удивлением обнаружил, что она спит, положив ему голову на плечо и продолжая всхлипывать во сне.

Их друзья, наплававшись до потери сознания, выбрались на берег и оторопели, увидев эту идиллическую картину.

– Все ясно, – догадался Рене, – она же не спит по ночам и тратит много энергии, а мы донимаем ее своими развлечениями.

Лилейная кожа Мари заметно порозовела, и у Маруфа спина стала вся красная.

– Надо возвращаться, – заключил Рене, – а то мы все сгорим. Жалко, но придется ее разбудить.

– Ни в коем случае, я отнесу ее, – сказал Маруф.

Метта спала так крепко, что по дороге в лагерь не проснулась. Ее уложили в палатке, накрыв легким покрывалом.

Вечером, когда она ушла, Рене, готовясь ко сну, спросил Мари:

– Что все-таки Метта имела в виду, когда говорила, что поможет тебе? Разве есть что-то, чего я не знаю?

Тонкие черты молодой женщины омрачились тревогой, она занервничала и принялась суетливо перекладывать одежду в сумке.

– Кажется, дело серьезное, – забеспокоился супруг, – может, ты нездорова?

Видя, что она продолжает отмалчиваться, он требовательно произнес:

– Мари, если ты мне сию же секунду не скажешь, в чем дело, я все равно узнаю у Метты. Она всегда говорит правду.

Мари обреченно вздохнула:

– Ты никогда не задумывался о детях?

Рене, забыв, что он в палатке, выпрямился и ударился головой о твердую конструкцию.

– Бог ты мой, Мари, – опешил он, – ты никогда не говорила, что хочешь ребенка. Мне и в голову не приходило…

– Какая же нормальная женщина не захочет иметь детей? – сказала Мари.

– Ничего не понимаю – ты за пять лет ни разу об этом даже не обмолвилась.

– Думаешь, приятно, что у меня ничего не выходит? Я уже всех врачей обегала, и все напрасно. Хорошо, что у меня такой супруг, который не видит дальше своего носа.

– Ах, я еще и виноват! – моментально вспылил Рене. – Могла бы поделиться со мной своими переживаниями. Я как-никак твой муж. Может, я и сам об этом думал. Нет, спать я теперь не смогу!

Он выскочил из палатки и наткнулся на Маруфа, который с задумчивым видом расхаживал по лужайке, глядя под ноги.

– Ох, уж эти женщины, – сказал Рене, – и ты не спишь?

– Да вот все думаю, но ничего придумать не могу. Впору самому драконом стать, так ведь и это невозможно.

Со стороны моря показалась светлая фигура Андрея. На лице его лежала печать уныния и разочарования – обычное выражение, когда он думал о Тоне.

– Давайте согреем чаю, – предложил он, – все равно не спится.

Они стали заново разжигать костер. Из палатки высунулась голова Доменга.

– Вы чего не спите, страдальцы? – заинтересованно спросил он, обводя друзей гагатовыми глазами. – Хотели полуночничать без меня?

Он вылез на четвереньках и занял место у костра.

– Составлю вам компанию, меланхолики. Будем вместе смотреть на звезды и поочередно вздыхать.

Но звезд на небе не оказалось. Ни звезд, ни луны. Небо было абсолютно черным, а воздух тяжелым и неподвижным. Деревья кругом стояли сумрачными великанами, не колыхалась ни одна травинка, в лесу не слышно было ни звука, словно все разом затаилось в ожидании чего-то неведомого и пугающего.

– Никак гроза надвигается, – сказал Доменг. – Что-то уж больно тихо.

Словно в ответ на его слова беззвездную темень прорезал ослепительный зигзаг молнии, вдали пророкотал гром.

– Допивайте чай, и по палаткам, – заторопился Рене, – Надо еще осмотреться и убрать то, что может промокнуть.

– Ой, там же полотенца и купальники на веревке, – вспомнил Доменг, – пойду соберу.

Он подбежал к краю поляны, где между двумя деревьями была туго натянута веревка, и стал сдергивать развешанные полотенца.

Яркая вспышка, сопровождаемая оглушительным раскатом грома, озарила лес, и Доменг на короткий миг увидел прямо перед собой, среди деревьев, огромную и ужасную человеческую фигуру, которая стояла, не шелохнувшись, и глядела на него красными злобными глазами. Свирепое лицо, напоминавшее коричневую коросту, было обрамлено лохматыми серыми волосами, которые, как старое тряпье, спадали на могучую грудь и смешивались с драной хламидой, облачавшей это цепенящее существо.

Доменг попятился, упал, перекатившись два раза, взлетел на ноги и опрометью бросился к костру.

– Там, в лесу, какое-то страшилище, – задыхаясь и указывая на деревья, выговорил он. – Оно огромное, ростом под три метра, жуткое, как привидение, и злобой так и пышет!

Маруф выхватил из костра пылающую головню и пошел к лесу. Рене поступил осмотрительнее – сбегал за фонарем и направил в указанном направлении яркий луч света.

Они просветили все деревья и кусты по периметру, но ничего необычного не заметили. Из лесу по-прежнему не доносилось ни малейшего шороха.

– Наверно, тебе померещилось. – Маруф швырнул горящее полено в костер. – Деревья в свете молний выглядят причудливо.

Первые тяжелые капли дождя упали на землю. Молнии сверкали почти непрерывно, гром гремел с небывалой силой.

– Пошли спать, – посоветовал Андрей, залезая в палатку. – В такую погоду что угодно может привидеться.

– Говорю вам, это был призрак, – бубнил Доменг, – я его видел, как вас сейчас.

– Не беспокойся, – обнадежил Маруф, – кто бы он ни был, я сверну ему шею, пусть только сунется.

Глава 8

Гроза оказалась кратковременной. Наутро тучи рассеялись, и проглянуло ясное солнце. Лес стоял умытый, посвежевший, сияя сочной зеленью. Воздух зыбился теплой испариной. В листьях скапливались озерца влаги и скатывались на землю сверкающей капелью. Лагерные постояльцы, вооружившись зубными щетками и полотенцами, отправились к протекавшему невдалеке ручью заниматься утренним туалетом.

– Вот они, издержки нецивилизованной жизни, – посетовала Мари, – у меня со вчерашнего дня все тело зудит от соли. Надо как-то изловчиться и вымыться в ручье целиком.

– Можно соорудить запруду, – предложил Андрей, – тогда к нашим услугам будет целая ванна.

Сказано – сделано: мужчины ретиво взялись за дело, натаскали камней, поток перегородили, и искусственный водоем был готов. За делами о ночном происшествии позабыли, и даже Доменг был склонен считать, что лесной великан ему просто привиделся.

Метта запаздывала. Они позавтракали, вымыли в ручье посуду, переделали всякие мелкие дела, а ее все не было.

Маруф долго крепился, мерил шагами поляну, затем прошел на середину, сел на землю и решительно сделал заявление:

– Пойдите, найдите ее – от вас она не станет прятаться – и передайте, что я больше не сдвинусь с этого места и объявляю голодовку. Если она будет от меня скрываться, то через месяц обнаружит здесь мой хладный труп!

– А ведь он так и сделает, – со страхом сказал Андрей, – ну и попали же мы в передрягу!

Из-за деревьев вынеслась Метта, свежая, как распустившийся бутон, и недоуменно воззрилась на сидящего посреди лагеря Маруфа.

– Что здесь происходит? – спросила она.

– Маруф объявил голодовку, – скорбно сообщил Доменг, – и все из-за тебя, о луноликая, но жестокосердная.

– Он что, ничего не ел? – забеспокоилась Метта.

– Совсем ничего, – горестно поведал Доменг, – если не считать плотного завтрака. Да и съел-то всего ничего, – и он принялся подробно перечислять, что съел за завтраком Маруф.

Того подбросило, будто его ошпарили кипятком. Он погнался за проказником, поймал, оттягал за ухо и снова пришел в приятнейшее расположение духа.

– Извините, что опоздала, – улыбнулась Метта, – я решила сегодня выспаться, чтобы весь день провести с вами.

– Предупреждать надо, – обиженно сказал Доменг, – а то я останусь без ушей.

День прошел в приятных развлечениях и прогулках, к вечеру сели сумерничать, и тогда только Доменг рассказал Метте о своем ночном видении.

– Наши друзья правы, – заключила она, выслушав его рассказ, – тебе это в самом деле привиделось. Мы с отцом ощущаем любое присутствие в лесу на много миль вокруг, а тем более злое. Сейчас, когда вы здесь, мы даже нашу работу с Алнондом выполняем по очереди, чтобы не упускать вас из виду.

– Кстати, как поживает многоуважаемый Алнонд? – осведомился Рене.

– О, прекрасно, велел вам кланяться.

– Метта, ты когда-нибудь встречала здесь тигров? – спросил Андрей.

– Видела одного не далее как полгода назад. Это был совсем молодой тигр, красавец, каких мало. Видимо, он определял себе территорию. Я не стала прятаться и ждала, как он себя поведет. Он рыкнул на меня раза два, но потом повернулся и ушел. Больше он здесь не появлялся – вероятно, признал за мной права на эти края. Я думаю, тигры очень умны, гораздо умнее, чем людям это представляется. Вам надо спасать эти леса, хотя бы ради тигров, ведь их осталось совсем мало.

– Завтра надо взять видеокамеры и побродить по лесу, – сказала Мари. – Я слышала, здесь водятся пятнистые олени и изюбры.

– Могу отвести вас к месту, куда они ходят на водопой, – предложила Метта, – прямо с утра и пойдем. Я приду в то же время, что и сегодня, так что никаких голодовок.

Она повернулась к Маруфу, который сидел рядом, не выпуская ее руки, и был тих и кроток, как ягненок.

– Как ты мог так плохо подумать обо мне? Разве я похожа на низкую кокетку, которая хочет помучить мужчину?

– Ты похожа на райскую деву, чья красота отнимает разум и способна посрамить сияющее солнце, ты…

– О, это надолго! – сказал Доменг остальным. – Пошли пока разведем костер. Наш златоуст к тому времени как раз и уложится.

Они отошли, но музыкальный баритон Маруфа хорошо был слышен в светлой вечерней тишине.

– Скажи мне, – смущаясь, спросила Метта, когда они остались вдвоем, – не испугал ли тебя мой облик, когда ты увидел меня драконом?

– Ты была, как горная серна с золотыми рожками, увитая гирляндами из роз, гиацинтов и нарциссов. Кожа твоя блистала гроздьями изумрудов, сапфиров и рубинов. Глаза твои были, как соты с медом, пропитанные солнцем. Ты сияла ярче утренней звезды. Тот, кто увидит тебя, дивное создание, станет счастливейшим из смертных. Нет таких слов, чтобы описать твою красоту, и нем мой язык!

– Это у него «нем язык»? – возмутился Доменг у разгорающегося костра. – Если так дальше пойдет, то именно нам скоро придется объясняться с Меттой на пальцах – издали. Он же никого к ней не подпускает.

– Хватит злопыхать! – осадила его Мари. – Смотри, доиграешься. Когда-нибудь он задаст тебе хорошую трепку, и обещаю: я вмешиваться не буду. Понимаю, что ты сам неравнодушен к Метте, но учти, что ему потом будет намного хуже, чем тебе. Отказаться от любви разделенной гораздо труднее, чем тогда, когда тебе не отвечают взаимностью.

– Что-то непохоже, чтобы он собирался отказываться, – нахохлился Доменг. – Он, как я погляжу, ни в чем удержу не знает.

К полудню следующего дня, захватив видеокамеры и фотоаппараты, члены отряда двинулись вслед за Меттой вглубь заповедника. Она уверенно вела их запутанными тропами, обходя целые островки густого кустарника, откуда выпархивали голосистые пташки. Миновали сопку, заросшую пышным лесом, и спустились в ложбину. Солнце грело все жарче, высокая трава сладко благоухала, разноцветные мотыльки стайками вились прямо перед глазами. В молодом березняке заливалась свирелью какая-то мелкая пичуга.

Метта взяла под руку Андрея и шла с ним в ногу, завязав беседу на его родном языке.

– Что-то ты все время грустишь, – сказала она, а Андрею, напротив, стало чудно легко, все тревоги куда-то улетучились, сердце наполнила светлая радость, и природа кругом заиграла новыми красками, – расскажи мне о своей девушке. Я вижу – мысли о ней мучают тебя.

Андрей набрал воздуху в грудь, но понял, что говорить о Тоне не хочет. Ее капризный облик в его сознании быстро съеживался и казался недостойным и постыдным воспоминанием перед лицом этого удивительного первозданно чистого существа, которое шло с ним рядом и смотрело на него доверчиво теплыми очами, где было море доброты, понимания и сочувствия. Так же, как и у его спутников, в нем ширилось желание оберегать и защищать это благородное создание от грубых реалий человеческой жизни, подобно тому, как взрослый щадит нетронутую и непосредственную душу ребенка.

– Да бог с ней, – сказал он, – она того не стоит.

Он склонился и с благоговением поцеловал ее атласную руку. Она продолжала задавать вопросы, живо интересуясь его жизнью, родителями, работой, городом, в котором он жил, и было это не праздное любопытство, а искреннее внимание и желание понять мир ставшего ей близким человека. Ее интерес и участие странным образом поднимали его в собственных глазах, он чувствовал себя значительнее, увереннее, нужнее, а главное – счастливее.

Маруф, опровергая своим поведением обвинения Доменга, шел позади и не делал никаких попыток помешать их беседе. В данном случае сам Доменг прервал их общение, завладев вниманием девушки.

Маруф поравнялся с Андреем:

– Понял теперь, о чем говорил Рене? Разве можно отдать столь совершенное создание на растерзание журналистам или тщеславным и нечистоплотным ученым, предприимчивым дельцам, а то и просто толпе?

– Я-то понял, а вот ты меня удивляешь. Что это за дикая идея вырвать ее из привычной среды и увезти в город, где она зачахнет, как птица в клетке?

– Знаю. Не думай, что я такой уж твердолобый. Это был всего лишь первый порыв. Надо найти другой выход, и я его найду!

Андрей почувствовал к нему невольное уважение. «Хотя будь я на его месте, – подумал он, – наверное, поступал бы точно так же».

– Ты – счастливец, – сказал он, – завоевать любовь такой девушки – невероятный подарок судьбы. А знает ли она о твоей семье? Меня она очень подробно расспрашивала.

– Меня тоже, только я многое от нее скрыл. Зачем беспокоить ее чистое сердечко? К счастью, она очень деликатна и не станет проверять достоверность моих рассказов. А ведь ей ничего не стоит узнать мои мысли. Да и какая разница, сколько раз я женат? Она одна царит в моем сердце.

– Вот здесь и заляжем, – показала Метта, – там, чуть дальше, речка. Будете сидеть тихо, сможете поснимать.

Они спрятались в частых молодых деревцах и стали ждать. Терпение их скоро было вознаграждено. Не прошло и часа, как к водопою подошла олениха с двумя телка́ми. Пока телята утоляли жажду, их мать, чутко наставив точеные ушки и настороженно замерев, глядела большими влажными глазами прямо в нацеленные на нее объективы.

– Никогда раньше не думал, что олени так прекрасны, – прошептал Маруф, оборачиваясь к Метте.

– Мало ли чего ты не замечал за своими войнами? – ввернул Доменг.

Они замолчали, глядя на Метту. Девушка поднималась, медленно распрямляясь со сдерживаемой в нетерпении силой; глаза ее были устремлены в одну точку, она почти не дышала. Подобравшись, как пантера перед прыжком и мягко переставляя стройные ноги, она подалась вперед и чуть слышно произнесла:

– Браконьеры, я их чувствую.

– Сколько их? – так же тихо спросил Маруф, молниеносно настраиваясь на предстоящую схватку и ощущая себя на поле боя. Взгляд его сразу стал острым, лицо холодным и спокойным.

– Пятеро, вон там, напротив. Сейчас я вышибу у них ружья, и нельзя позволить, чтобы они снова ими завладели.

В рощице, сбегающей в лощину по противоположному косогору, блеснули матовым металлом дула охотничьих ружей. Метта не стала дожидаться выстрелов. Она выбросила вперед руку – ружья вылетели из кустов и, описав дугу, шлепнулись в высокую траву на середину луга, вспугнув спасенных оленей. Маруф и Метта одновременно стремглав понеслись к месту их падения. Навстречу из рощи, матерясь и чертыхаясь, бежало пятеро мужчин в камуфляжной форме – двое выглядели откормленными здоровяками, остальные были похлипше, но не менее агрессивны. Маруф на ходу сбил одного с ног и незамедлительно накинулся на следующего. Подоспели Андрей с Доменгом и активно включились в потасовку. Рене прибежал последним и, сразу же получив удар в лицо, рухнул в траву. Мари, еще не успев ничего как следует сообразить, наблюдала за кипевшей посреди луга жаркой битвой и не могла разобрать, кто кого бьет. Метта тем временем искала в траве ружья. Один из здоровяков, сбросив насевшего со спины Доменга, метнулся к Метте, увидев у нее ружье, вырвал его из рук девушки и ударил ее прикладом в грудь. Маруф, тесня другого верзилу, услышал сдавленный вскрик Метты. Он с бешенством обернулся, увидел, как она упала, одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от обидчика Метты, и обрушил на него удар страшного кулака. Тот охнул и шмякнулся на землю, даже не успев навести на него ружье. Маруф бросился к Метте.

– Со мной все в порядке, – успокоила она. На ее груди, в разрезе блузки расползался багровый кровоподтек. – Лучше помоги Доменгу.

Худощавого юношу осаждал брошенный Маруфом детина.

– Хорошо же, братья шайтанов, – процедил сквозь зубы Маруф, – теперь вы меня по-настоящему разозлили.

Видимо, в нем снова взыграл Белый Шейх. Он вклинился в самую гущу свалки и завертелся, как вихрь.

– Я покажу вам, как бить девушку, – рычал он.

Двое побежали к лесу. Андрей, распалившись не меньше, чем Маруф, кинулся следом с победным кличем и сшиб одного наземь. На другого наскочил Доменг. Оседлав беглеца, он с увлечением тузил его куда ни попадя. Бой был яростным, но коротким. Контрабандистов связали ремнями, ружья и охотничьи ножи собрали и сложили в кучку. Рене осматривал Метту, а у самого под глазом наливался фиолетовый синяк. На победителях рубашки были разорваны, волосы всклокочены, в глазах догорал бойцовский огонь. Все тяжело дышали, еще не отойдя от воинственного настроя.

– Что теперь с ними делать? – спросил Доменг.

– Дадим знать Григорьичу, – решил Андрей, – надо пострелять в воздух – он услышит.

Доменг схватил одно из ружей, но Маруф отнял его со словами:

– Дай сюда, это не игрушки, – и разрядил стволы всех ружей в воздух. – Надо сбегать за ракетницей, сам и пойду. Андрей, проследи за ними.

– Я с тобой, – поднялась Метта, – один ты можешь заблудиться.

Через час они вернулись, еще издали возвестив о своем приходе смехом и ласковой возней – он пытался ее обнять, она игриво отбивалась.

Андрей разговаривал с одним из плененных охотников – тот уговаривал их отпустить.

– Что он говорит? – подходя, спросил Маруф и узнал человека, ударившего Метту. – Не отвечай ему. Не может быть переговоров с недостойным, который способен поднять руку на женщину, – и брезгливо отвернулся.

Запустили в воздух ракету и сели ждать на пригорке в тени стройных деревьев, сияющих свежей зеленью. Туда же оттащили пленных, которые, оставив бесполезные уговоры, монотонно сыпали грубыми ругательствами и угрозами. Мари, намочив в речке платок, прикладывала его к подбитому глазу Рене. Доменг с любопытством копался в разряженных ружьях, а Андрей лежал рядом в траве, жевал тонкие стебельки, глядя в высокое небо, подернутое летучими разреженными облаками, и впервые после отъезда из Москвы чувствовал себя превосходно.

Маруф, естественно, занял место подле Метты, что-то нежно нашептывал ей на ушко, отчего она поминутно вспыхивала карминным румянцем, и все время норовил поцеловать в ушибленное место. Она смеялась и мягко отводила рукой его лицо.

Противостоять опытному обольстителю неискушенной Метте было крайне сложно. Его притягательная близость, настойчивый, полный темного огня взгляд, горячее дыхание у щеки лишали ее воли и сил. Поэтому ему все же удалось осуществить свое дерзкое намерение и запечатлеть страстный поцелуй чуть выше ее ключицы. Ее объяло жаром. Она вдохнула опьяняющий запах его волос, но в следующую секунду у нее перехватило дыхание, грудь пронзила жестокая боль, и она инстинктивно его оттолкнула.

– Что случилось, свет очей моих? – испугался Маруф, увидев, что она побледнела и вся сжалась от боли.

– Мне что-то нехорошо, – пролепетала она, проводя рукой по лбу. – Сейчас пройдет, не обращай внимания.

– Рене, Андрей, – позвал Маруф, – Метта себя плохо чувствует.

– Надо возвращаться, – забеспокоился Рене, опускаясь рядом с девушкой на колени и снова пытаясь определить, нет ли у нее скрытых повреждений. – Какое легкомыслие отправиться в лес без аптечки!

– Черт бы нас всех побрал! – в сердцах сказал Андрей. – Мы не должны были подвергать ее риску. Четверо взрослых мужчин, и такая непростительная беспечность!

Меттой, казалось, овладела какая-то мучительная мысль. Она с трудом отвечала на настойчивые расспросы, не в силах сосредоточиться, и украдкой бросала на Маруфа тревожные взгляды, быстро отводя глаза.

– Идут, идут! – закричал Доменг. – Лесник и с ним еще трое.

Срезая луг наискось, своим размашистым профессиональным шагом приближался Григорьич. За ним, запыхавшись, спешили участковый и двое молодых парней из поселка.

– Уф, напугали, – сказал, подходя, Григорьич, – я уже думал, с вами какая беда приключилась. Ну, что тут у нас? – Он оглядел связанных охотников. – Кого я вижу? Семен Николаевич, ты ли это? То-то я смотрю, что за гости к тебе пожаловали. А ты говорил, родственники, – он повернулся к Андрею. – Односельчанин наш, – кивнул он на худого мужика с испитым лицом, – давно мы голову ломаем, кто это у нас здесь орудует. Ты, значит, вроде как проводником заделался. Ну а теперь мы вас всех проводим куда следует.

– Слушай, Григорьич, ты горячку-то не пори, – быстро заговорил односельчанин, многозначительно указывая глазами на мнимых родственников, – ты хоть представляешь, что это за люди?

– Догадываюсь, – насмешливо сощурился лесник, – только природе это без разницы. Для нее, да и для нас, все вы рвачи и мерзавцы и отвечать будете по всей строгости закона.

– А вам спасибо. – Он пожимал по очереди руки Андрею и его спутникам. – А это что за девонька? – спросил он, в изумлении глядя на Метту. – Ее с вами не было.

– Я здесь живу, – произнесла девушка, поднимая невиданные глаза на лесника.

– Мать честная! – вырвалось у одного из парней.

Григорьич молчал, но взгляд его выдавал глубокое волнение; на лице исподволь проступала радость узнавания. Он чувствовал всем своим существом что-то родное, близкое, давно знакомое, обретшее наконец зримые черты. Как человек, отдавший себя служению природе, он верил, что лес, полный тайн и загадок, рано или поздно явит свою милость верному другу и защитнику.

«Ох, уж эта ее правдивость», – думал тем временем Андрей.

– Она со мной, – поспешил он вмешаться, – из Москвы. Она чуть позже приехала. Мы ее сами встречали.