Текст книги "Королевы Привоза"

Глава 19

Подземный тюремный архив. Жестокий убийца. Странный протокол допроса. Таня узнает имя

Осклизлые ступеньки выскальзывали из-под ног. Володя с трудом спускался вниз, держась за стены. Это было самое настоящее подземелье, словно пришедшее из страшных готических средневековых романов. Сосновский впервые был в одесской тюрьме.

Старик-сторож, привыкший ко всему на свете, провел его внутрь. Он сделал это по настоянию Володи, которому не только очень хотелось посмотреть архивные записи, но и вдохнуть воздух того страшного места, где содержались самые опасные узники, – мрачный, затхлый запах подземелья, исполненный тяжелых воспоминаний и ужаса.

С политическими переменами в городе пришли и перемены в одесской тюрьме. Ее вновь стали использовать по назначению, но открыли не полностью. Для использования оставили только два крыла, но закрыли все подвальные помещения. В часть этих помещений отнесли тюремный архив, а остальные были предназначены под ремонт. Но, ввиду полного отсутствия средств, он был перенесен на неопределенное время.

Подземелье закрыли не просто так: уж слишком много неприятных воспоминаний хранили стены подвалов. Именно в этих камерах, в самом низу, содержали политических вместе с опасными преступниками, приговоренными к пожизненному заключению или к смертной казни. Многие из руководства большевиков, которые пришли сейчас к власти в Одессе, провели в этих подземных стенах немало ужасных дней. А потому эти помещения решено было закрыть в первую очередь.

Оставшиеся же в работе два крыла, два корпуса тюрьмы, функционировали по-прежнему. Тюрьма была забита битком, но охранялась не так строго, как в прошлые годы. Находились в ней мелкие уголовники, спекулянты продуктами и медикаментами, какие-то дворяне, не успевшие сбежать из города, да еще те, кого подозревали в связях с Добровольческой армией и шпионстве в пользу белых.

Судов как таковых не проводилось – на это не было времени, да и законы не успели еще переписать, оставались только прежние. А потому суд по законам военного времени проходил очень быстро. Дело прямо в тюрьме рассматривал военный революционный трибунал. После чего обвиняемого либо там же расстреливали, либо отпускали на волю (что бывало гораздо реже, но все же случалось). Не было ни адвокатов, ни прокуроров, ни апелляций – ничего из долгих и законных юридических процедур. Суд был быстрый, молниеносный – почти такой же, как захват большевиками власти в городе. А потому люди, которыми была забита тюрьма, долго в ней не задерживались, и в любом случае быстро покидали ее стены.

Старик-сторож тюремного архива раньше работал царским охранником. Знал он тюрьму как свои пять пальцев, особенно все переплетения подземных коридоров. В связях с белыми его не подозревали, да при прежней власти он был самой мелкой сошкой, в пытках и допросах заключенных (особенно политических) не участвовал. А потому его было решено оставить при тюрьме – не столько из уважения к прежним заслугам, сколько потому, что за архивом надо было смотреть. А никто из большевиков не желал каждый день спускаться в мрачные подземелья.

Так и остался бывший охранник там, где провел бóльшую часть жизни. Только должность его теперь называлась по-другому. И от горя из-за перемены власти и из-за того, во что превратилась тюрьма, сторож беспробудно пил.

Он пил из-за бесконечных расстрелов, которых был ежедневным свидетелем, и которые повредили его психику, пил из-за того, во что превратились камеры: раньше в них содержалось по 2 – 3 человека, теперь же заталкивали по 30…

Иногда в камерах было так тесно, что нельзя было прилечь, и люди сидели, тесно прижавшись друг к другу, чувствуя себя в настоящем аду. Да и охрана самой тюрьмы не имела ничего общего с той, прежней охраной. Дежурства несли кое-как, охранников распределяли неравномерно. А в подвал, где находились архивы, и вообще никого не поставили. Ценные записи, чудом сохранившиеся в тюрьме, содержались без всякой охраны, и забрать их мог кто угодно, стоило только узнать тайный ход, о котором, впрочем, мало кто мог догадаться.

Обо всем этом узнал Володя, сидя в кабачке на Люстдорфской дороге возле Второго Христианского кладбища и слушая пьяные откровения старика, который был просто счастлив найти собеседника. О старике-стороже подвалов Сосновский узнал в редакции от одного из старых репортеров, который, как и сам Володя, остался в Одессе, не в силах расстаться с писательским делом.

Сосновский искал возможность попасть в тюрьму и очень скоро понял, что затея его не только безнадежна, но и опасна. Идти официальным путем никакого смысла не было: революционные власти не пускали за ограду тюрьмы посторонних, тем более репортеров, чтобы никто в городе не узнал о том, что там происходит, ведь в Одессе даже не подозревали о массовых расстрелах, которые каждый день проводились за стенами старинного Тюремного замка.

За попытку проникнуть на территорию тюрьмы в качестве газетного репортера или частного лица Володю ждал неминуемый расстрел. Никто бы не стал разбираться в обстоятельствах. Даже такое понятие, как передачи, в тюрьме были отменены. Власти опасались лишних свидетелей, а потому родственникам тех, кто попал в застенки, было запрещено видеться с ними. В общем, официальных путей не было.

К архиву не допускали никого. Обо всем этом Володя узнал, «закинув удочки» в разных местах, в том числе и от Антона Краснопёрова, который, не подозревая подвоха, даже выболтал важную информацию о том, почему большевики не хотят пускать за стены тюрьмы свидетелей.

Именно тогда с Володей разговорился старый репортер, ставший невольным свидетелем его расспросов.

– Зачем это тебе? Опасности захотелось? – поинтересовался он, честно стараясь подавить в себе чувство ревности.

– Почему опасности? Просто репортаж. Революционная тюрьма, новое в тюремных застенках для уголовников, и все такое, – Володя пожал плечами с самым невинным видом, мол, не думал ничего плохого.

– Пристрелят на месте, – усмехнулся репортер. – Наивный, молодой, не соображаешь, что в городе делается. Брось эту затею.

– Что, неужели нет никакого способа узнать, что происходит в тюрьме? Странно это как-то! – воскликнул Володя.

– Ну почему, есть способ, – прищурился репортер, – могу рассказать… Если снимешь завтрашнюю свою статью и скажешь Краснопёрову, что она еще не готова, в ней непроверенные факты. Тогда Краснопёров отдаст подвал мне, а ты получишь свою информацию.

В любое другое время Володя разъярился бы и выдал обнаглевшему коллеге на орехи! Но мысль о том, что без изучения тюремных архивов их расследование застопорится, сковала ему язык. И Володя сделал то, чего не делал ни разу в своей жизни: согласился на такие отвратительные условия.

Все произошло именно так. Статья ревнивого репортера получила в престижном субботнем номере целый подвал, а Володя получил информацию про старика-сторожа и даже адрес кабачка, в котором этот старик напивался в свободное время.

Уговорить старого тюремщика провести его в тюрьму оказалось нелегкой задачей. В ход пошли и водка, и деньги, и долгие часы разговоров. Видя своими глазами то, что делают в тюрьме большевики, старик боялся их до полусмерти.

Но в конце концов Володе удалось его уговорить, и старик, скрепя сердце, согласился провести его тайным ходом. Страшный поход состоялся в ночь с субботы на воскресенье, когда бдительность стражей была ослаблена, и тюрьма охранялась не так строго. Но все равно – спускаясь по осклизлым ступенькам в подвал, старик дрожал от страха.

Володя же был настроен более решительно. Опасное приключение пьянило ему кровь, как молодое вино. И он не думал даже о том, что в случае провала будет схвачен и расстрелян без суда и следствия. Он чувствовал себя сильным, смелым, гордым от своей мужественности и таким могущественным, что мог справиться с кем угодно, даже с большевиками. И этот бесстрашный молодой энтузиазм, кипящий в его крови, придавал сил.

– Вот здеся они сидели… те, кто тебя интересует, – сказал старик, проводив Володю в самый мрачный и узкий конец подземного коридора, – опасные убийцы… приговоренные к смертной казни… да только их не успели казнить…

– Много их было? – спросил Володя.

– Не могу точно сказать, несколько человек. Кто тебя интересует? Ты спроси, может, что и вспомню.

– Меня интересует тот, кто людей на куски резал, – прямо сказал Володя.

Старик задумался, потом кивнул головой:

– Был такой. Вон в той камере сидел. Его еще при царском режиме посадили, но казнить не успели. Много трупов было на нем. Охранники рассказывали, что он людей на куски резал, а части тел в разных местах разбрасывал. Солидный был такой, седой.

– Седой? – насторожился Володя.

– Представительный очень – и не скажешь, что убийца. Я его видел, – сказал старик-сторож, – мне потом напарник рассказал, что как взяли его, так части тела мертвой женщины у него в доме и нашли. Он разбросать не успел.

– Как его звали?

– Вот за это не помню. Но я тебе в архиве его дело покажу. Сохранилось. Фамилия у него нерусская, сложно произносится. Не наша, тяжелая такая фамилия. А приличный человек был… Заводчик. Завод у него был. А вот какой – уже и не помню.

– Что с ним сталось? Его казнили?

– Куда там! Он в тюрьме долго сидел. Следствие велось. Ни в чем не признавался. Даже про мертвую женщину говорил, мол, подбросили. А потом смены властей начались, не до него стало. Все за него забыли – он же не политический.

– Так куда он делся? Что произошло?

– А вот когда бандит этот главный, Мишка Япончик, на тюрьму пошел, уголовники его и выпустили. Приняли за своего. Хотя никаким уголовником он не был.

– Что? – Володя даже остановился, так потрясли его слова старика. – Ты хочешь сказать, что в город выпустили серийного убийцу, который расчленяет трупы? Что этот убийца сейчас ходит по Одессе?

– Еще как ходит! А чего ему не ходить? – усмехнулся старик. – Ведь когда тюрьму взяли и начальника живьем в сарае сожгли, никто не разбирался, кто по какому делу сидит. Всех выпустили.

– Матерь Божья… – перекрестился Володя.

– Да не одного такого выпустили! И остальных выпустили, а тут такие типчики были, что ого… Рассказывают, что как Япончик тюрьму взял, он случайно в камеру к палачу зашел…

– Куда зашел? – не понял Володя.

– Ну начальник тюрьмы нанял одного из этих жутких убийц, чтоб младенцев душил…

– Что делал? – онемел Сосновский.

– Да от младенцев избавлялся! Бабы рожали в отделении, а младенцев куда? Вот начальник тюрьмы и придумал нанять одного из таких убийц, чтобы тот отправлял младенцев на тот свет. Тот и душил… А потом Япончик в камеру его случайно попал. А там же ж трупы младенцев… Так вот этого ирода сумасшедшего тоже во время штурма тюрьмы выпустили. Распахнули тюрьму! Никто не разбирался, кто за что сидел. Все в город вышли.

Беседуя так, они дошли до самой крайней комнаты в подземелье, где был свален архив. Старик зажег керосиновую лампу под потолком и стал рыться в груде папок, сваленных прямо на каменный пол камеры.

– Вот оно, дело седого… Гляди, и фамилия его здесь написана… Все равно ее не выговорить, – он протянул Володе замшелую, пыльную папку, – всего час у тебя есть. Через час надо уходить. Скоро побудка будет, эти, пьяные, проснутся, по тюрьме шнырять будут. Сюда, конечно, они не зайдут. Но носом везде залезут.

Когда старик вышел, оставив его одного, Володя открыл папку и погрузился в чтение.

Сидя в своей гостиной, Таня раскладывала на столе обгоревшие листы. На папке было заглавие (то самое, которое ее поразило): «Убийца с Привоза». Эти буквы были криво написаны простым карандашом.

«Газета «Одесские ведомости», 1897 год». Статья. «Жестокий убийца продолжает терроризировать Одессу и окрестности города (заглавие). Сегодня полицией была найдена третья жертва жестокого убийцы – вернее, то, что осталось от ее тела. Части расчлененного трупа убитой женщины обнаружили в камышах возле Куяльницкого лимана местные рыбаки. Они обратили внимание на странное поведение собаки, которая вдруг, посередине дороги, уселась и стала упираться задними лапами, не поддаваясь на уговоры и никак не реагируя на пинки. При этом собака утробно выла, глядя на камыши, густо разросшиеся у самой дороги. Старый пес никогда, за все годы верной службы, не вел себя так. А потому хозяин решил, что происходит что-то необычное. Отвязав ошейник собаки, хозяин решил выпустить ее. В тот же самый момент собака рванулась в камыши, продолжая утробно выть. Люди пошли за ней следом. И в болотном иле обнаружили части человеческого тела, которые лежали на самом верху. Убийца не закапывал их в камышах, словно специально оставив на видном месте. По частям трупа можно было определить, что тело принадлежит молодой женщине. Перепуганные рыбаки моментально бросились в ближайший полицейский участок.

Судебный врач, доставленный к месту убийства прямиком из университетского анатомического театра, констатировал, что части тела пролежали в камышах несколько дней. И что убийца расчленил тело уже после смерти жертвы.

На руке убитой был обнаружен серебряный браслет. Из-за тугой застежки он почти намертво впился в кожу, отчего его не так-то просто было отстегнуть. По всей видимости, убийца либо не придал этому значения, либо в спешке не справился с трудной задачей.

По дутому серебряному браслету с крупными кусками янтаря была опознана жертва. Ею оказалась 22-летняя прачка Прасковья Семашко, недавно переехавшая в Одессу из села в Херсонском уезде. Заявление об исчезновении Прасковьи Семашко уже лежало в полиции. Оно было написано двумя ее подругами, соседками по комнате. В нем было сказано, что девушка исчезла уже 4 дня назад.

Вместе с двумя другими девушками Прасковья Семашко проживала в меблированных комнатах «Париж» в районе Привоза, напротив Первого Христианского кладбища. Так же, как и две соседки по комнате, Семашко занималась поденной стиркой, а в свободное от работы время подрабатывала уличной проституцией, подыскивая состоятельных клиентов в районе Привоза и в близлежащих пивных заведениях.

По словам подруг Семашко (обеих девушек звали Мариями), в вечер исчезновения они все вместе собирались отправиться в ресторан «Пале-Рояль» на Дерибасовской, чтобы встретиться с одной известной одесской сводней. Та за деньги должна была либо найти им солидных клиентов для постоянной связи, либо устроить в богатое, солидное заведение.

Встреча с сводней была назначена на 7 часов вечера, и, чтобы успеть в ресторан вовремя, девушки должны были выйти около 6 вечера из меблированных комнат. Прасковья Семашко знала об этом, и, отправляясь с утра на стирку, обещала подругам, что вернется часам к пяти. Но в назначенное время она не пришла. Девушки отправились на встречу без нее, очень нервничая из-за исчезновения подруги, ведь они прекрасно понимали, что Семашко ни за что не пропустила бы эту встречу.

Когда же после полуночи они вернулись обратно в меблированные комнаты, то узнали от хозяйки заведения, сидящей в холле на кассе, что Прасковья Семашко вообще не возвращалась домой. На следующее утро испуганные девушки отнесли заявление об исчезновении в полицию.

По словам подруг убитой, в последнюю неделю в жизни Прасковьи Семашко появился солидный мужчина, личность которого она держала в глубокой тайне. Она мечтала выйти за него замуж. Он делал ей дорогие подарки – в том числе и серебряный браслет с янтарем.

Вот как рассказывала об этом подруга убитой Мария М.: «Пашка скрывала то, что работает прачкой. Говорила, что после смерти родителей осталась без средств к существованию. На самом деле родители ее были живы-здоровы, жили в селе. Мужик этот дорогие подарки ей делал. Давал деньги на жизнь. Она встречалась с ним у него дома и тщательно скрывала от нас любые подробности. Боялась, что мы сглазим. Я знаю, что именно она настояла, чтобы мы встретились со сводней в «Пале-Рояле», устроив эту встречу. Она хотела любым способом заработать как можно больше денег, так как у ее любовника были финансовые проблемы. Он задолжал банку, на него давили кредиторы, и она хотела помочь ему финансово, чтобы он выпутался из неприятностей. Поэтому когда она не явилась на встречу, которую сама же и устроила, мы поняли, что дело очень серьезное. Нет, я никогда не видела этого человека в лицо, не знаю его имени. Пашка говорила, что он молодой, красивый и приехал в Одессу недавно, что у него была невеста, которая умерла перед свадьбой, и он очень сильно грустил по этому поводу, потому и уехал. Пашка говорила, что после смерти невесты он несколько лет не встречался с женщинами, и что она, Пашка, была первой и единственной, с кем он начал встречаться. Но я ей не верила. Все это казалось мне странным.

Например, он никогда не заходил за Пашкой домой. Я не понимала, почему его нужно так скрывать. Думала, что Пашка боится сглаза. Но однажды она проговорилась, что это он заставляет ее скрывать о нем все, даже имя. Зачем он так скрывался? Я подозревала, что он брачный аферист, но не понимала, какой интерес может представлять для него Пашка, нищая, как церковная мышь. Вот если бы она была богата – тогда другое дело. А так… Все это было очень странно. Нет, записки он ей не писал. Да и как бы Пашка прочитала их, если была безграмотная? Она не умела ни читать, ни писать».

А вот показания второй соседки убитой по комнате, Марии Т.: «Пашка рассказывала, что он очень красивый, но в его внешности есть недостаток – это седые волосы. Он весь седой, несмотря на то что ему всего 25 лет! Пашка говорила, что так бывает – какие-то там железы работают неправильно, что-то там от рождения, и появляется ранняя седина. Она говорила, что это не болезнь, он не больной. И что так ему очень красиво. Сразу становится таким солидным, что видно – завидный жених. Нет, я не знаю его имени. В нашем присутствии она никогда не называла его по имени, говорила только так: «мой». Это она хвасталась. Но я его никогда не видела, даже со спины. Он к дому не подходил, даже близко. Однажды она проговорилась, что у него есть деньги. Из своей страны, она не сказала, какой, он привез солидный капитал, и на эти деньги открыл богатый магазин по продаже мебели и небольшой завод, на котором эту мебель делали. Но в последние месяцы дела его пошатнулись. Он сильно задолжал банку и еще каким-то людям. Пашка страстно хотела добыть денег, отдать ему и так помочь справиться с долгами. Чтобы это было как бы ее приданое, понимаете? Несмотря на то что у него были долги, подарки он ей дарил роскошные. Серебряный браслет с янтарем. Золотую цепочку. Бутыль с дорогим вином – Пашка сказала, что такое вино только к царскому столу подают. Бутыль выглядела так богато, что даже мы побоялись его пить, так поставили на комод, как вазу. Еще он ей давал деньги. Не много, но на жизнь хватало.

Я точно знаю, что в тот день она должна была увидеться с ним. Чуть свет собиралась вроде как на стирку, но цепочку золотую надела, да еще самый лучший платок. Зачем это, спрашиваю. А она так засмеялась, плечами повела и говорит: мол, мой за мной мальчонку пришлет, когда у него свободная минута будет, я к нему и пойду. И я точно знаю, что он посылал за ней какого-то мальчишку. Товарки ее потом рассказали. Мол, в разгар стирки прибегает какой-то чумазый мальчонка, да сразу к Пашке. Два слова ей шепнул. Та быстро стирку бросила. А белье в корыте недостиранное было. Нарядный платок нацепила и пошла. Товарки пытались ее остановить – куда идешь, увидят, что с работы ушла, не заплатят. А она только посмеялась – нужна мне, мол, теперь эта работа, если мой прислал. И все, ушла. С концами. Не возвращалась больше. А мы сразу поняли, что не могла она так уйти. Что беда с ней приключилась серьезная. Так и произошло. Он ее убил. Так в протоколе и запишите – он, этот седой, ее убил. Никакой он был не солидный, а убийца проклятый! А браслет действительно ее был. Она его с руки никогда не снимала. Там поломанная застежка была. Так в нем и спала. Он это, ее браслет. Я сама не раз рассматривала».

Показания подруг девушки очень помогли следствию. И, по словам судебного следователя по особо важным делам, личность предполагаемого убийцы уже установлена. И он будет задержан в самое ближайшее время. А нам остается надеяться на то, что в нашей южной Пальмире больше не повторятся жестокие убийства, которые пугают всех жителей города. Напомним нашим читателям, что прачка Прасковья Семашко стала третьей жертвой загадочного убийцы. А до нее убийца убил еще двух девушек, расчлененные части тел которых были найдены в пределах города».

Отложив заметку, Таня взяла протокол допроса, вернее, остатки протокола, те, что сохранились в огне.

«ВОПРОС СЛЕДОВАТЕЛЯ: Вы убили Прасковью Семашко?

ОТВЕТ: Нет. Не я.

ВОПРОС: Но Прасковья Семашко была вашей подругой.

ОТВЕТ: Не подругой. Нет. Близких отношений у нас не было.

ВОПРОС: Но у нас есть показания свидетелей о том, что вы жили с Прасковьей Семашко.

ОТВЕТ: Врут. Врут ваши свидетели из зависти. Близких отношений у нас не было. Так, дальнее знакомство, встретились пару раз.

ВОПРОС: Расскажите о вашей последней встрече с Прасковьей Семашко.

ОТВЕТ: Нечего рассказывать. Я ее не помню.

ВОПРОС: У нас есть показания свидетелей о том, что вы виделись в день ее исчезновения, что именно по вашему настоянию Прасковья Семашко ушла с работы.

ОТВЕТ: Врут ваши свидетели. Врут из зависти. Никаких встреч не было. Я не знаю, почему Прасковья Семашко ушла со стирки. Спросите у нее!

ВОПРОС: Ваш юмор неуместен! Вы прекрасно знаете, что мы не сможем у нее ничего спросить. Это вы убили Прасковью Семашко?

ОТВЕТ: Ложь! Не я! Клевета!

ВОПРОС: При обыске в вашей комнате был обнаружен окровавленный мясницкий нож. Как вы это объясните?

ОТВЕТ: Нож был взят из лавки мясника для разрезания мяса. Обед готовили. Ни для чего больше. В хозяйстве потребовалось, а не было. Пришлось взять.

ВОПРОС: Анализ крови показал, что на ноже следы человеческой крови.

ОТВЕТ: Быть такого не может! Ножом резали мясо, причем не только я. Больше ничего другого.

ВОПРОС: Вы сидели на Александровской каторге?

ОТВЕТ: Ну и что? Мои политические взгляды не должны вас волновать! Мы ж говорим об убийствах, а не о большевиках!

ВОПРОС: На каторге происходили убийства?

ОТВЕТ: Да там каждый день кого-то убивали! При чем тут я?

ВОПРОС: За что на вас напали заключенные? После этого вы даже оказались в больнице с серьезными ранами!

ОТВЕТ: Их спросите! Не нравились мои политические взгляды, что я за красных. Что же еще?

ВОПРОС: А не стало ли причиной убийство двух заключенных во время вашего дежурства в столовой? Заключенные были убиты и разрезаны мясницким ножом для разделки мяса, взятым с кухни.

ОТВЕТ: Чушь какая! При чем тут я?

ВОПРОС: Точно так же, как и заключенные на Александровской каторге, Прасковья Семашко была убита и разделана мясницким ножом. Вам не кажется странным это совпадение?

ОТВЕТ: Нет, не кажется. При чем тут я?

ВОПРОС: Мы сделали запрос в канцелярию Александровской каторги и получили ответ, что вы были осуждены не по политической статье, а по уголовной, за убийства. Как вы это объясните?

ОТВЕТ: Да простая ошибка. Бумаги перепутали – разве так никогда не бывает? Просто перепутали в канцелярии – и всё.

ВОПРОС: Почему вы не хотите сознаться в убийствах? Мы докажем, что вы виновны в смерти Прасковьи Семашко.

ОТВЕТ: Вот и доказывайте. Я тут при чем?»

Таня отложила бумаги в сторону, покачала головой. – Бедная Ида…

И с задумчивым видом уставилась в окно.