Текст книги "Королевы Привоза"

Глава 11

Встреча с Японцем. Контроль над Привозом. Исчезновение Дуньки-Швабры. История с мертвым младенцем

Пролетка остановилась в самом темном месте Фонтанской дороги, там, где узкое дорожное полотно уходило под откос. Покрытая камнями, упавшими со склонов, дорога была очень неровной. Лошади то и дело спотыкались и останавливались, отчего пролетка шла страшно медленно, буквально кланяясь каждому обломку скалы.

– Так мы до утра не доедем! – занервничал Туча, засуетившись, заерзав на жестком сиденье пролетки.

– Та не треба гоняты коней, – раздраженно ответил возница, – бо копыта зламають, оно мине надо? Хто мине новые копыта поставит?

Внизу, под склоном, круто уходящим в беспросветную темноту, билось море. Были слышны гулкие раскаты волн, набегающих на песок. И казалось, в темноте притаился страшный, отчаянный зверь, неспособный справиться сам со своей мощью, и готовый вот-вот наброситься на людей.

Вжавшись в угол пролетки и потеплей закутавшись в шерстяной платок, Таня тревожно вглядывалась в окружающую их темноту. Эта темнота не несла в себе ни спокойствия, ни укрытия – ничего, кроме страшного, отчаянного чувства тревоги, гложущего ее душу.

После той жуткой ночи неудачного налета что-то сломалось, изменилось в ее душе. Если Таня и раньше думала покончить с криминальной жизнью, то теперь была твердо уверена в этом. Впрочем, сейчас ее несколько отпустила терзающая прежде совесть. Теперь ее грехи казались намного меньшими, чем грехи тех, кто прошлой ночью ворвался в ювелирную лавку. Даже участвуя в налетах, Таня никогда не совершала таких страшных поступков.

Рядом с ней в пролетке сопел Шмаровоз. Так же, как Таня, он был потрясен и чувствовал себя потерянным в этом мире. И так же, как Таня, хотел покончить с криминальным прошлым.

– Я ведь мастер на все руки, – сказал Шмаровоз Тане после того страшного дня, – починить могу всё, что угодно. Любой замок могу разобрать и открыть. Зачем же мне башку под пули подставлять?

И она была с ним совершенно согласна. Прежний криминальный мир рушился, исчезал на глазах, и выживать теперь приходилось совсем по другим законам.

После убийства Софы Таня и Циля сняли новую квартиру на Болгарской – удобную, просторную, четырехкомнатную. Вместе с ними поселилась и Ида с Маришкой. Циля, которая терпеть не могла заниматься домашним хозяйством, наняла в прислуги деревенскую девушку Любу, живущую по соседству. Три раза в неделю эта Люба убирала, стирала пеленки Маришки и варила на всех еду. За это довольная Циля и расплачивалась по-царски. Досыта хлебнув горькой бедной жизни, она не могла обманывать людей и платить мало, потому Люба и работала у них с удовольствием.

Выйдя из дома, Таня глазам своим не поверила, увидев Шмаровоза – во-первых, потому, что он не знал ее нового адреса, а во-вторых, потому, что думала: после ночи он не скоро придет в себя. Но Шмаровоз был достаточно бодр, и сразу же это пояснил, видя ее недоумение:

– Слухами о тебе земля полнится, на Молдаванке твой адрес каждая собака знает. А насчет ночи – завязать я решил. Хватит с меня, – потом, спохватившись, быстро добавил: – Японец тебя ищет. Срочно видеть хочет. Он Тучу ко мне прислал.

Таня кивнула – если кто и знал новое местонахождение Японца, так это Туча, который теперь был его казначеем. Японец, скрывавшийся от людей Григорьева, доверять мог считаным людям. Туче и Тане – в том числе.

– Слава богу! Я давно его ищу, – сказала Таня.

– Он за теперь виллу снимает на Фонтанской дороге, не абы шо. Сегодня ночью за нами пришлет Тучу с извозчиком. От он нас и довезет.

Вилла на Фонтанской дороге! Японец всегда умел устроиться неплохо. И пока люди Григорьева обыскивали все притоны Молдаванки, Бугаевки и Слободки, пытаясь даже залезть в катакомбы, Японец жил себе как настоящий король! Таня усмехнулась – ей всегда нравилась удивительная жизненная сила Мишки и его несгибаемая воля. Он был похож на растение, способное пробиться сквозь камень. Не многие люди обладали такой живучестью.

И вот теперь они сидели в пролетке, которая вяло тащилась вдоль побережья, думая каждый о своем.

– Не ходи! – За час до встречи с Тучей Циля схватила Таню за руки. – За ради всего святого – не ходи! А как это ловушка?

– Перестань! – пожала плечами Таня. – Григорьев ищет Мишку Япончика. Кому нужна я?

– Не скажи! – Циля прищурилась. – Таки весь город только и говорит, как в лавке ювелира Ракитина пристрелили вора Белого из банды Алмазной.

– Как быстро… – удивилась Таня, все еще неспособная привыкнуть к скорости сарафанного радио Молдаванки.

– Так шо теперь люди Григорьева ищут Алмазную по всему городу, шоб, как и Японца, ее порешить.

– Да какая я Алмазная, – усмехнулась Таня горько, – нет больше Алмазной, как и налетов нет. Прошлое… Те, что были в лавке, хуже любых налетов. Так что им долго придется меня искать.

– Но ночью ехать тудой, за город… – Таня не уточнила, куда едет, но Циля и так поняла, что Японец прячется не в самой Одессе.

– Это надежные люди, – сказала Таня, – им можно доверять.

Наконец к концу очень долгого пути перед ними выросли два вооруженных до зубов охранника. Туча спрыгнул с пролетки и вступил с ними в переговоры. Минут через пять ворота открыли, и пролетка въехала во двор.

Японец ждал их в роскошно убранной гостиной. Как гостеприимный хозяин, предложил бутерброды, налил вина. Затем отвел Таню в соседнюю комнату, библиотеку, смежную с гостиной, и тут уже, не церемонясь, прямо спросил:

– Ты искала меня из-за дани, которой обложили Привоз?

– Большевичка Марушина, – кивнула Таня, – она была у меня лично. Я в беде.

– Из-за этого ты в лавку Ракитина и полезла?

– Я не хотела этого делать. Но другим способом деньги мне не достать.

– Ладно, это уже не имеет значения, – махнул рукой Японец, – какая теперь разница, если так живем. Но вот что за твою беду я тебе скажу. Деньги я тебе дам.

– Нет, – запротестовала Таня, – мне не нужны одолжения. Тем более, я не смогу их отдать.

– А это не одолжение, – усмехнулся Японец, – ты окажешь мне одну услугу. И заработаешь.

– Я не понимаю, – удивилась Таня.

– Все просто, – улыбнулся Мишка, – сейчас объясню. Смотри. В чем твоя беда? В большевичке Марушиной! Убрать ее – кто придет за деньгами?

– Да следующий из их кодла! – пожала плечами Таня. – Мало ли их здесь…

– Не скажи, – снова усмехнулся Японец, – другого еще надо найти – такого, так чтоб доверять. А к тому времени я планирую выгнать Григорьева из Одессы.

– Ты планируешь? – удивилась Таня.

– Есть у меня свои каналы среди большевиков. Уж очень они мне в последнее время доверяют, – Японец смотрел на нее с лукавым видом. – Так вот: Марушина исчезнет – не придется платить. А деньги я тебе все равно отдам.

– Да как она исчезнет? – нахмурилась Таня.

– Да хоть сами большевики ее расстреляют! Можно ведь и за нее факты насобирать. Ну, там, налетчица, воровка, и все такое… Большевикам врет, и все деньги себе забрала. Они ее схватят – и конец делов.

– А я при чем?

– А ты подумаешь, как ее лучше сдать. Покумекаешь, как ее подставить. Накопаешь на нее шо-то. И заработаешь денег, шо я тебе дам.

– Зачем тебе избавляться от Марушиной? – в упор спросила Таня. Японец усмехнулся.

– Да есть у меня один человек, которому Привоз хочу отдать. Смотрящим над Привозом его поставить. Яков Пилерман зовут. Ты о нем слышала – банковский аферист, ой какие аферы проворачивал. А ты будешь за ним тихонько для меня присматривать.

– Хорошо, допустим. Но как избавиться от Марушиной?

– Обвинить в вымогательстве, в воровстве – ну придумай что-нибудь сама, не впервой, – Мишка начал нервничать.

– Да убей ее – проще простого! – воскликнула Таня.

– Э, нет. Если ее убить – большевики тут же своего человека поставят. А если доказать, что своему нельзя доверять, они начнут сомневаться. Тут я со своим Пилерманом и подойду. Он для меня много денег заработает. Я теперь очень нуждаюсь в деньгах.

– Для чего? – Таня любила прямоту.

– Еще не знаю – может, уеду потом из Одессы. А может, и нет. Есть у меня кое-какие планы – рано пока говорить. Но ты одна из первых узнаешь, обещаю. Сделать думаю кое-что на деньги, которые для меня Пилерман заработает. А что? Чем я хуже других? Король я или не король?

– Ты король, – подтвердила Таня.

– Тем более, многие из вас хотят начать новую жизнь. Им надо дать шанс, – похоже было, что Японец не кривил душой.

– Сложно будет, – Таня задумалась. – А откуда эта большевичка вообще взялась?

– О ней мало что известно, – пожал плечами Мишка. – Как политическая сидела в одесской тюрьме. Когда мои люди вместе с красными взяли ее и освободили всех политических, эта красотка вышла на свободу. Тут же пошла в партийный комитет и втерлась в доверие к Соколовской – эта Сонька Соколовская ЦК Компартии в Одессе представляет, и у меня уже в печенках сидит. Дура редкостная! Но эта Авдотья произвела на нее впечатление, и Соколовская стала ей доверять. Поставила над самым жирным куском Одессы – управлять Привозом. Все деньги с Привоза большевики хотят себе захапать. Словом, беспредел. Вот если бы пошатнуть доверие Соколовской хоть как-то, да сдать в лапы красных эту Марушину, дело было бы сделано, – вздохнул Японец. – Но я тебе и не говорю, что будет легко.

– Почему я? – удивилась Таня.

– Ты ловкая. И ушлая – во все влезаешь, – улыбнулся Мишка искренне. – И с женщинами лучше контакт найдешь. Увидишь то, что мужики не увидят. У тебя получится, я знаю.

Таня задумалась. Предложение Японца ей очень не нравилось. Но другого выхода у нее не было.

– Хорошо, я подумаю, – кивнула она, и Мишка расцвел. – А в еврейском погроме она тоже участвовала? – Я имею в виду – подстрекала? – нахмурилась Таня.

– Не-не, я узнавал. Это было бы просто – еврейский погром, – развел руками Японец, – ты ж понимаешь, она не такая глупая, чтоб вот так явно себя запачкать. Вроде как на Привозе она даже пыталась погром остановить.

– Я узнаю, так ли это, – кивнула Таня.

– Узнай, – кивнул и Японец, – все про нее узнай. Уверен: деньги она ворует не хуже последней шалавы с притона на Средней. Причем – деньги большевиков. Видишь, как все просто. Нам нужно только доказать, – ухмыльнулся он, сверкнув зубами.

Яркий розовый шелк блестел на солнце. Золотистые нити, вплетенные в тонкую ткань, отбрасывали по сторонам радужные блестки, привлекая покупательниц. Но хозяйка шелка, на чьем столе был разложен контрабандный мануфактурный товар, с покупательницами была груба, смотрела на них свысока, отвечала на вопросы сквозь зубы. А потому, несмотря на внешнюю привлекательность товара, покупали у нее мало.

Продавщица этих тканей, Дунька-Швабра, была известна на весь Привоз своим злобным, завистливым нравом и острым языком, который чуть что, не стесняясь, она пускала в ход. Достаточно молодая (ей не исполнилось и сорока) и привлекательная внешне, она, тем не менее, страдала от отсутствия кавалеров и изо всех сил охотилась за женихами. Но потенциальные женихи, познав нрав Дуньки во всей красе, бежали со всех ног в разные стороны, что служило бесконечной причиной ее переживаний и еще большей злости, которую она вымещала на всех, кто попадался под руку.

Шваброй Дунька была прозвана за необычайную, просто болезненную худобу и очень высокий рост – по сравнению с ней даже самые рослые мужчины казались маленькими. Однако не это было ее недостатком, скорее наоборот – Дунька, отличаясь от всех женщин, выделяясь в любой толпе, очень привлекала мужчин. А вот удержать их ей никогда не удавалось.

Как и множество других женщин на рынке, Дунька торговала товаром, который брала у контрабандистов.

Она выросла на Привозе, где до нее торговала ее мать, а потому умение мошенничать и ругаться с покупательницами приобрела по наследству. У нее бывали и хорошие периоды (чаще всего, когда она находила очередного жениха), и тогда Дунька превращалась в само обаяние и любезность. Тогда от покупательниц не было отбоя, и она меньше чем за неделю распродавала свой товар. Но так было не всегда. В конце концов ей надоедало притворяться, и она проявляла свой нрав в полной мере. А потому периоды процветания сменялись периодами полного безденежья.

И этот день был, похоже, как раз такой.

Просто с утра Дунька-Швабра нахамила очередной покупательнице – прилично одетой дамочке с элегантным ридикюлем, которая заинтересовалась розовым шелком. И покупательница ушла, честя Дуньку на чем свет стоит.

– Ты, мать, того… Заткнулась бы, – не удержалась даже соседка, торгующая самодельными леденцами и сахарной пастилой, – золотая гусыня до тебе в руки плывет, а ты зубами скворчишь. Ты бы лучше фасон на морду натянула, да язык за гланды замотала. Было бы больше делов.

– А, плевать, – беззаботно бросила Дунька и, вытянув руку вперед, принялась любоваться дутым серебряным браслетом, в который были вставлены большие куски желто-оранжевого янтаря.

Браслет не остался незамеченным соседкой, и та, прищурившись, недобро посмотрела на него.

– А шо так?

– Может, я вообще больше здесь торговать не буду, – ухмыльнулась Дунька, – может, я сама нашла золотого гуся.

– Да ты шо! – всплеснула руками соседка. – Это он цю цацку подарил?

– А то! Ты смотри, какой фасон! Вещь недешевая. Он тот еще фраер – солидный на всю голову. Не чета тем халамидникам и старым шлеперам, с которыми я раньше ошивалась.

– И где ты такого нашла? – Соседка не могла поверить.

– А вот нашла! – Дунька надменно улыбнулась. – Где нашла – там уже нет.

В этот момент к ней вдруг подбежал чумазый мальчишка и что-то быстро зашептал. Дунька сунула ему мелкую монету, и тот убежал со всех ног. Швабра расцвела.

– Слышь, соседка, – обернувшись к товарке, Дунька вдруг стала сама любезность, – ты за товаром моим присмотри, а? А то нужно отойти на пять минут! Больно надо!

– Шо, фраер твой зовет?

– Он самый! Мальчонку прислал. Шо-то важное у него. Лично хочет сказать. Так присмотришь, а? А я тебе на платок красоты отрежу! Не в службу, а в дружбу!

– Да ладно! – сказала соседка, изнывая от зависти. – Присмотрю, конечно. Только ты долго не ходи, мне сегодня пораньше уйти надо.

– Не волнуйся! – Дунька принялась смахивать ткани с прилавка в огромный матерчатый баул. – Всего-то минут пять, не больше! Он сам сказал – на пару слов.

– А чего в разгар дня-то? – подозрительно уставилась на нее соседка.

– А жить без меня не может! – Дунька цвела.

– Ты хоть расскажи, какой он из себя – брюнет, блондин, рыжий? – вдогонку крикнула соседка.

Дунька обернулась, глаза ее довольно сверкали, как у уличной кошки.

– Солидный. Седой.

Дунька не вернулась даже тогда, когда стало темнеть, когда с момента ее исчезновения прошло часов шесть, не меньше. Чертыхаясь, соседка запихнула баул с тканями под Дунькин прилавок и велела передать той, когда она явится, всего, всего, всего… О чем, собственно, не принято писать.

– Не обязана я ее вещи сторожить – сердилась соседка, – у меня самой дел выше горла! Пошла она куда подальше, наглая тварь!

– Дунька вернется – вой подымет, шо ты ее товар бросила. Ты ее знаешь, – сказала одна из торговок.

– А имела я ее в виду с синим пламенем – с красным знаменем! – парировала торговка леденцами. – Я на ее шмотье не нанималась, и торчать здесь до ночи, пока она с хахалем кувыркается, – ага, щас шнурки поглажу и плясать пойду! Да пошла она куда подальше – маршем и в белых тапках!

Торговки согласно закивали головами. В конце концов их товарка была права. Под всеобщее одобрение она пнула баул ногой и исчезла с рынка.

– Бабоньки, а хахеля Дуньки кто-то видел? – подхватила тему одна из торговок. Тема была слишком интересной, чтобы оставить ее просто так.

– Да был какой-то мужик в возрасте, с седыми волосами, – сказала торговка контрабандными духами, чей нежный, благоуханный товар на прилавке соседствовал с корзиной раков соседней продавщицы.

– Правда? А какой он? Расскажи, расскажи! – раздалось сразу со всех сторон.

– Да нечего рассказывать, – торговка духами пожала плечами, – я его только сзади видела. Широк в плечах. Ниже Дуньки, конечно. Одет дорого. По виду приличный. И весь седой.

– Старик, что ли? – самая молодая из торговок хохотнула и уперлась кулаками в бока.

– Почему сразу старик? Просто солидный, степенный. Дунька тоже не девчонка. Нет, все правильно она выбрала. Ну шо, одет дорого, – сказала продавщица контрабандных духов и вздохнула с глубокой ненавистью. Несмотря на то что ей не удалось рассмотреть подробно Дунькиного хахаля, она чувствовала, что та подхватила солидный кусок.

Дунька не вернулась и к ночи. Не вернулась она и на следующий день. Ее баул с тканями по-прежнему был засунут под прилавок, и никто его не тронул. Это было делом неслыханным. Свалить с деньгами – такое на Привозе бывало, но исчезнуть, оставив весь свой товар… Торговки стали шушукаться. Разные слухи поползли по Привозу. Все говорили только о том, как Дунька-Швабра сбежала с солидным хахалем, что он женат, потому сбежали тайком. В любом случае, за Дуньку никто не беспокоился и обращаться к властям не собирался. Просто торговки на Привозе продолжали какое-то время бурлить.

Рассказ о том, как исчезла одна из торговок, Дунька-Швабра, Тане принесла Циля, находившаяся в курсе всех новостей.

– Как это исчезла? – удивилась Таня.

– А вот так! Сбежала с хахалем и бросила весь свой товар.

– Это странно… Обычно товар не бросают. А она точно сбежала?

– На Привозе все так говорят.

В те дни Таня серьезно обдумывала слова Японца и все больше склонялась к мысли, что задание, которое он ей поручил, будет абсолютно невыполнимым. И наконец, чтобы узнать подробности, она решила походить по Привозу.

Таня пошла к своей знакомой, которая торговала яблоками как раз на том пятачке, что и пропавшая Дунька-Швабра. Торговка, баба Катря, не долго думая, с ходу выложила всю историю про Дуньку. В ее изложении эта история Тане совсем не понравилась.

– Может, сказать властям? – спросила она.

– Кому? Большевичке этой чертовой? Да она же дрянь! – Баба Катря аж взмахнула руками. – От нее только один вред! Какая она власть?

– А правду говорят, что она пыталась остановить еврейский погром? – спросила Таня то, зачем, в общем-то, и пришла.

– Шутишь? Да ее тут и близко не было! Как мертвого младенца нашли, так…

– Кого нашли? – Таня не поверила своим ушам.

– Мертвого младенца. Прямо возле лавки старика Кацмана! С того и начался еврейский погром.

И баба Катря выложила Тане всю историю о том, как Васька Черняк, свинья с Привоза, рассказал про окровавленную тряпку под лавкой Кацмана, как вытащили корзину, а в ней был мертвый младенец. Толпа начала шуметь – так и пошло…

– Младенец был задушен, – на трагической ноте завершила свой рассказ баба Катря.

– Как задушен? Откуда же кровь? – сразу же сообразила Таня.

– Кровь на тряпке была, которой корзину прикрыли. Вся тряпка в крови!

– А чья кровь?

– Кто ж его знает? Матери, наверно…

– Мать истекала кровью и задушила младенца? – пыталась понять Таня.

– Да о таком никто и не думал, откуда кровь. Мало ли чего… – Баба Катря пожала плечами, ведь лично ей все представлялось простым и ясным. Но совершенно не так было для Тани.

– Кто же убил младенца? – допытывалась она, – кто задушил?

– Ну… старик Кацман, – неуверенно ответила Катря.

– Старик Кацман? – переспросила Таня, не веря своим ушам. – Он же был старый и больной! Я его знала. Страдал от подагры. Он палку свою с трудом поднимал, не то чтобы младенцев душить.

– Ну… не знаю, – как-то растерялась баба Катря, – так никто вроде и не думал… о таком…

– Значит, окровавленную тряпку увидел Васька Черняк и рассказал всем, – подытожила Таня, – а знал он, что в корзине?

– Да откуда ему знать? – удивленно уставилась на нее баба Катря.

– А Кацман? – не отставала Таня.

– Так ведь Кацман младенца задушил… – неуверенно произнесла Катря, – ой, ты как-то переворачиваешь, что все выходит не так…

– А если Кацману корзину подбросили? Что тогда? – не унималась Таня.

– Кто подбросил? – Глаза бабы Катри округлились до невозможности. – Кто ж тогда младенца убил?

– Это и я хотела бы знать, – прошептала Таня.

Итак, полученная информация была неутешительна. Таня узнала, что во время еврейского погрома большевички Марушиной и близко не было возле Привоза. Она не пыталась предотвратить погром, но и не участвовала в нем, не подстрекала к нему. Провалилась – как сквозь землю.

Кроме того, Таню страшно беспокоила история с мертвым младенцем, а почему, она и сама не могла понять. Было в этой истории что-то непонятное, зловещее, и настолько жестокое, какой бывает только черная, первобытная злость. Таня чувствовала, что за этим стоит что-то очень страшное, но что именно, пока не могла понять.

«Вот бы посоветоваться с Володей, рассказать ему», – думала она.