Текст книги "Дневник призрака"

Ну вот этого выдержать Зина уже точно не смогла. Она как могла пыталась сдерживать слезы перед Бершадовым, но это неожиданное проявление участия выбило почву из-под ее ног. Зарыдав, Крестовская обхватила голову обожженными руками, и все рыдала, рыдала, пока подруга гладила ее по голове, совсем как в детстве, как когда-то гладила ее мама…

Что именно находилось в этих ампулах, и каким был состав мази, Зина не знала. Но через три дня она стала совершенно другим человеком.

Самыми незначительными оказались ожоги на спине. Можно сказать, что к концу первых суток они исчезли – зажили настолько, что Зина смогла даже лежать на спине. Она просто не понимала, как такое возможно…

И когда к концу вторых суток, меняя повязки, она увидела свои руки, тоже просто не поверила своим глазам! Раны затянулись – настолько, что в обожженных местах появилась нежная розоватая кожа… Ни с какой – ни с человеческой, ни с медицинской точки зрения это было необъяснимо!

Ей стало понятно, что мазь и ампулы производились в каких-то секретных лабораториях, она как медик о них слышала и знала, что этим секретным, тайным исследованиям в области фармацевтики спецслужбы придают очень большое значение. И теперь она увидела этот результат.

Крестовская задумалась. Если удалось сделать лекарства, которые могут спасти, значит, можно создать и противоположное – яд, который убивает, не оставляя следов, имитировав все симптомы естественной смерти, которые невозможно будет определить при медицинском вскрытии. А раз так, то расследование этого страшного дела может приобрести совсем другой оборот…

Зина не собиралась отказываться от этого расследования. Теперь это стало ее личным делом. И Крестовская заплатила за него, как в том дурном каламбуре, «собственной шкурой». А раз так случилось, то она пойдет до конца.

На этом фоне очень странной и совершенно непонятной представала личность Григория Бершадова. Человек, похитивший ее посреди улицы, подвергший просто ужасающим пыткам, чтобы наказать за самоуправство, а затем давший ей секретные лекарства, которые быстро поставили ее на ноги? Что же это за жуткий, необъяснимый человек?

Крестовская хорошо помнила: он был невероятно притягателен, когда хотел понравиться. Обаятельный, умный собеседник, проявляющий искренний интерес… Но, с другой стороны, было сразу ясно, что в этом человеке таятся такие пугающие бездны, в которые лучше не заглядывать. Никогда.

Впервые Зина задумалась, что ничего не знает о нем. Была ли у него семья, дети? Был ли он когда-нибудь влюблен? Где родился, как вырос? Почему-то Бершадов не производил впечатление семейного человека, и было просто невозможно представить его в обстановке тихих семейных вечеров, с женой в халате и малышом на коленях.

Зина была твердо убеждена, что семьи, в обычном, человеческом понимании этого явления, у него нет. Но ведь он был человеком, мужчиной, ему требовалось женское внимание, да и вообще хоть какая-нибудь человеческая теплота! И все равно она не могла представить, что такой человек станет ухаживать за женщиной – как все нормальные, обыкновенные мужчины.

Зина не была психиатром, но даже она понимала, что в душе его хранится какая-то пугающая, чудовищная тайна, которой лучше не знать. Это не просто было опасно – для собственного здоровья… Это было способно разрушить – до основания. Было понятно, что этот страшный человек уничтожает всех, кто с ним соприкасается. И Зина уже на самой себе испытала чудовищные последствия этого разрушения.

Ей было страшно. Она понимала, что чем больше видит этого человека, тем сильнее меняется. Он словно заразил ее своей изощренной жестокостью, прикусив окровавленной пастью зверя. Оставалось только одно – постараться принять себя новую. И идти вперед, несмотря ни на что…

На третий день ожоги зажили настолько, что повязки почти не понадобились. Однако Зина все не решалась их снять. Все эти три дня Дина Мартынова жила в ее комнате, ухаживая за ней с такой преданностью, которую сложно было бы даже представить. Присутствие Дины просто исцелило Зину – именно благодаря этому она не сошла с ума, набралась сил, не затосковала от того ужаса, через который ей довелось пройти и, задавив память, постараться жить дальше. Если бы не Дина с ее теплотой и преданностью, Крестовская не знала, смогла бы она хотя бы встать с кровати.

Самым страшным побочным эффектом от пыток была не физическая боль, не раны на теле – страшным был психологический эффект, когда Зина практически лишилась воли, силы к сопротивлению, а унижение от пережитого словно парализовывало ее.

Испытав все это на себе, Крестовская просто почувствовала, что спасло ее только присутствие человека, другого человека, обычного, живого, рядом. Дина просто разговаривала с ней, и тягостные мысли уходили. С трудом, но уходили. Зина возвращалась к жизни. Постепенно, тяжело…

На третий день она почувствовала себя так хорошо, что Дина решилась вернуться к себе. Сама же Зина быстро оделась и вышла из дома.

Путь ей предстоял неблизкий, но необходимый – Зина собиралась пойти домой к Маричке Корнийчук. Ведь прошло уже три дня, а она обещала, что придет. Сегодня обещанный ею срок истекал.

Крестовская очень надеялась, что за это время хоть какая-то информация появилась. Для нее теперь это было особенно важно, если уж выяснилось, что за таинственной книгой охотится Бершадов и его люди.

Маричка жила в небольшом переулке, недалеко от моря. Когда-то он был Купальным, как теперь назывался, Зина не знала. Жила Маричка в изящном, словно кружевном двухэтажном особняке, созданном как будто очень легко, во всяком случае, любая его даже малейшая деталь радовала глаз.

Раньше этот особняк был дачей кого-то из местных богачей. Но потом, после революции, его национализировали. Огромные комнаты просто распяли тощими и хрупкими перегородками, превратив в коммунальные комнатушки, даже без элементарных удобств.

Вот в такой коммунальной комнате обитали и Маричка с мужем – он получил это жилье на работе, выйдя замуж, она сразу переехала к нему. И это было настоящим счастьем – возможность начать семейную жизнь, отдельно, пусть даже и в такой комнате. Ведь в том доме, где Маричка жила, в одной комнате обитали семь человек: она, отец, мама, бабушка, дедушка и два ее маленьких брата. Все они жили в комнате размером в десять квадратных метров, в квартире, где, кроме них, проживало еще девять семей. И Маричка была твердо уверена, что в жизни ей повезло: мужу выдали комнату, целую настоящую комнату на них двоих. А потому она просто светилась от счастья, заражая своей яркой радостью всех окружающих.

Вот обо всем этом и думала Зина, входя в резные чудные ворота особняка – с рюшечками, завитушками и цветочками – и по скрипучей деревянной лестнице поднимаясь вверх, на второй этаж.

На двери было восемь замков. Зина не поленилась их пересчитать. Почти сразу нашла фамилию Марички. Нажала два раза, как было указано. Никакой реакции не последовало.

Это было довольно странно, ведь они договорились как раз на сегодняшний день… Зина снова позвонила. Тишина…

И тут внезапно дверь распахнулась. На пороге возник моложавый представительный с благородной сединой на висках мужчина лет пятидесяти.

– Не отвечает? – улыбнулся он.

– Да, – несколько смешалась Зина, – я тут звоню, звоню… Может, вышла куда. – Она растерянно пожала плечами. – Ну в магазин, может…

– Нет, она дома, – мужчина продолжал улыбаться. – Я только час назад ее видел. Да и дверь у них приоткрыта…

– Что?… – В душе Зины все обмерло. Голос дрогнул.

– Дверь в комнату открыта, говорю, – мужчина наконец перестал улыбаться. – Мне самому это странным показалось, но я не решился посмотреть, – теперь он выглядел совсем серьезным. Куда и делась дурацкая улыбка. – Вы заходите, – посторонился он. – Давайте вместе посмотрим, если что… – Он распахнул двери.

Глава 16

Зина почти побежала по темному бесконечному коридору огромной коммунальной квартиры, который как две капли воды был похож на ее собственный. Ей вдруг подумалось, что все эти длинные коридоры советских коммунальных квартир вечно будут сниться ей в кошмарных снах.

Вот и нужная дверь. Действительно, она была приоткрыта. А в образовавшуюся щель сквозняк выдувал край тяжелой шелковой занавески из плотного темно-синего шелка.

– И давно вот так? – Зина остановилась перед открытой дверью, не решаясь войти.

– Да я с час назад заметил, когда на работу стал собираться, – сосед пожал плечами.

– Что ж не вошли? – вспыхнула Зина.

– Ну как вам сказать… – смутился сосед. – Не в моих это правилах. Да и они не любили, чтоб к ним лезли. Конфликтовали с нашей сельской семьей – они ко всем вламывались без спроса. Я, в общем, не хотел портить отношения.

– Понимаю, – кивнула Зина, прекрасно знающая, что такое конфликты в коммунальной квартире.

– А вы входите, вы же ее подруга, так? – сосед испытующе смотрел на Зину.

Ей снова предстояло совершить такой страшный, даже в чем-то трагический шаг – войти в неизвестность… Ей было страшно. Сколько еще этого ужаса? Но выхода не было, пришлось решиться. И Зина, схватившись за дверь так, как утопающий хватается за соломинку, решительно шагнула вперед.

В комнате было темно – в первый миг она ничего и не разглядела. Единственное окно было плотно закрыто шторой из темно-синего шелка, из точно такой же ткани, как штора на входе, загораживающая дверь. Из-за этого мало что можно было разглядеть.

Сосед нерешительно топтался в дверях. Зина прошла через всю комнату и решительно распахнула штору на окне. В комнату хлынул яркий солнечный свет. Зина обернулась.

Маричка лежала на большой двуспальной кровати, на боку, повернувшись лицом к стене. Ноги ее были чуть согнуты в коленях. Одна рука была просто по-детски подложена под щеку. Другая безвольно свесилась вниз… Увидев, насколько неестественна эта поза, Зина все поняла.

– Гляди-ка! Она спит, – ухмыльнулся сосед, все-таки решившийся войти в комнату и теперь стоявший рядом с Зиной, – да еще так крепко…

Крестовская, не отвечая, сжав зубы, медленно подошла к кровати, ощущая терпкий, колючий ком в горле. Глаза Марички были открыты. Зина, надавив, прикрыла их пальцами. Тело девушки было еще теплым.

– Она не спит, – Крестовская обернулась к мужчине, изо всех сил стараясь не зарыдать, до крови прикусив губу. – Здесь есть телефон? Идите и вызывайте милицию! – Голос ее был спокойным, и говорила она четко.

– Что значит не спит? – сосед растерянно смотрел на нее.

– Умерла она! Мертвая… – все так же спокойно сказала Зина. – Вы поняли? Умерла. Идите и вызывайте милицию.

Соседа уговаривать не пришлось. Он умчался. Зина осталась наедине с телом Марички.

«Возьми себя в руки! – скомандовала она себе. – Ты, только ты можешь это сделать».

Она начала осматривать тело. Было 4 часа дня. Учитывая температуру тела, смерть наступила, самое позднее, час назад. Значит, около трех.

На тумбочке рядом с кроватью Крестовская разглядела пустой стеклянный пузырек из-под таблеток. Надписи на нем не было. Судя по характерному запаху, едва уловимому, там было снотворное – люминал или веронал. Да и Маричка выглядела так, как может выглядеть труп в подобной ситуации: все симптомы передозировки снотворного, в горле застыли рвотные массы… Словом, это действительно было похоже на отравление снотворным.

Рядом с бутылочкой лежал свернутый бумажный лист. Зина аккуратно взяла его в руки, развернула. Это была предсмертная записка. Крестовская не поверила своим глазам! Там было написано: «Сил нет больше жить. Ухожу туда, где нужна. Прошу никого не винить в моей смерти».

Это была обычная записка самоубийцы, но Зину поразило не это. Почерк! Крестовская не знала почерка Марички, она никогда не видела ничего, написанного ею. Но она прекрасно знала, кто написал эта записку. Это был почерк… Григория Бершадова…

Голова закружилась…

Маричку убил Бершадов. Каким-то образом он заставил ее проглотить таблетки, а потом написал эту записку. Это было издевательство – он прекрасно знал, что Зина придет сюда. И убил Маричку. Зачем?

Кроме того, Крестовская как профессионал не совсем понимала способа убийства. На теле Марички не было ни ссадин, ни синяков, ни следа от укола. Ни малейшего повреждения на коже! Значит можно заставить человека принять смертельную дозу таблеток? Значит можно заставить выпить снотворное добровольно?

Зина не понимала, ничего не понимала. Возможно, Бершадов воспользовался какой-то инъекцией, которая подавляет волю и делает человека невероятно внушаемым, и при этом следа от укола не видно. Даже если б не было дурацкой записки, все равно было понятно, что смерть Марички – дело спецслужб.

Зина знала, что самоубийство с помощью снотворного – любимый способ расправы именно над женщинами еще со времен самого начала возникновения НКВД. Спецслужбы всегда достаточно аккуратно заметали следы. И самоубийство научились инсценировать просто идеально. Никто бы не подкопался. Собственно, никто и не подкапывался, зная, что в подобных случаях расследования быть не может.

Почему Бершадов убрал Маричку? Зачем оставил издевательскую записку? Зина изо всех сил старалась не заплакать. Что за дикий мир, в котором разменной монетой может стать чужая жизнь? За что заплатила эта девушка – такая красивая, счастливая, живущая полной жизнью? За что с такой невероятной жестокостью у нее отобрали это счастье, эту жизнь? Нет, плакать было нельзя, ведь Крестовская уже включилась в борьбу. А значит, она должна держаться – до последнего.

Пока Зина ожидала следственную группу, она начала осматривать комнату. В ней не было ничего необычного. Никакого беспорядка или следов борьбы. Никаких драгоценностей или денег. Обычные носильные вещи, похоже, двух человек. Какая-то мелочь, чтобы протянуть до зарплаты. Книги, да, много книг, но среди них – ни одной какой-нибудь редкой. В общем, обыкновенная комната, где счастливо и радостно жили два человека.

Зина также обратила внимание на почти полное отсутствие лекарств. Маричка явно не была завсегдатаем аптек. Из всех препаратов у нее был только пирамидон и йод. Да и зачем молодой, здоровой паре нужны были лекарства? Снотворного у Марички точно быть не могло! Значит, Бершадов принес его с собой.

Буквально через час комната наполнилась людьми. И Зина совершенно не удивилась, когда на пороге появился Кирилл Матвеев. Он тут же решительно направился к ней.

– Ты меня избегаешь, – в голосе его был укор. – Ты явно меня избегаешь!

– Давай не здесь и не сейчас, – Зина машинально отстранилась от него.

– Тогда приходи сегодня вечером! Нам надо поговорить, – Кирилл был настойчив.

– О чем? – Ее действительно начала раздражать эта его настойчивость.

– О нас! – Матвеев уставился на нее.

– Нас – нет, – Крестовская как могла четко разделила слова. Поэтому еще раз повторила: – Нас нет.

– Прекрати это, – поморщился Матвеев. – Я понимаю, ты расстроена из-за смерти твоей знакомой. Но это не повод говорить так о нас с тобой.

– Не знаю… Может, – Зине действительно не хотелось выяснять отношения, поэтому она предпочла не перечить Матвееву.

– Ты сегодня придешь? – наступал он.

– Сегодня? Нет. Конечно нет. Может, через пару дней. Вообще-то я болею. Я с трудом встала с постели.

– Чем болеешь? – не отставал Матвеев.

– Тебе лучше этого и не знать! – Зина говорила резко, всем своим видом показывая, что не хочет продолжать разговор.

– Ладно, – вздохнул Кирилл. – Не избегай ме-ня, прошу, пожалуйста! Ты очень нужна мне. Это правда.

– Правд очень много. И у каждого она своя, – хмыкнула Зина, не сдержавшись, и отошла от него, не в силах больше продолжать этот бессмысленный разговор. Сама она не понимала, чего хочет больше – дать ему по морде или броситься на шею.

И все-таки она подошла к Матвееву еще один раз – вместе с экспертом, собравшимся доложить про обстоятельства смерти. Крестовская ни в чем не ошиблась: эксперт сказал, что смерть наступила приблизительно между тремя и четырьмя часами дня. Причина – критическая доза веронала, передозировка снотворного. Веронал он опознал по запаху – у судмедэксперта был огромный опыт в этом вопросе.

Ни следов взлома дверного замка, ни следов борьбы… Никаких следов на теле. Эксперт заявил, что это – ну что, классическое самоубийство.

– Классическое убийство! – со злостью повторила Зина, обращаясь к Матвееву, когда эксперт отошел. – Классическое! – не могла она успокоиться.

– А с чего ты это взяла? – удивился Матвеев.

– А того! От первоначальных причин! Вот ты мне скажи: почему вдруг такой счастливой, здоровой и молодой девушке пришло в голову, вот пришло: кончу-ка я с собой, напившись снотворного, которое, между прочим, не так-то просто достать? Вот почему?!

– Ну, не знаю. Поссорилась с мужем. Любовные неприятности. Да и любые другие бабские неприятности и истерики. У многих женщин совершенно неуравновешенная психика.

– Бред! – не выдержала Зина. – Ну это полный бред! Из-за ссоры с мужем веронал не глотают!

– Ой, не скажи! Смотря из-за чего ссора, – улыбнулся Матвеев. – Может, попугать хотела и не рассчитала…

– Она знала, что я приду, и решила отравиться именно перед моим приходом? Так попугать?

– Да. А может, была в истерике и забыла про тебя.

– Хорошо. А где она взяла веронал? – Зина смотрела на него в упор. – Как ты думаешь, есть веронал в домашней аптечке человека, который пользуется только пирамидоном и йодом?

– Ну… – растерялся Матвеев, к такому вопросу он явно был не готов.

– Могу поспорить на что угодно, что эта бедная девочка никогда в жизни не принимала снотворное! Она даже не знала, что это такое и как оно выглядит! – агрессивно сказала Зина.

– Я понимаю, к чему ты клонишь, но сделать ничего не могу. Дело придется закрывать. Это типичное самоубийство.

Зине захотелось съехидничать о том, узнает ли муж Марички в записке почерк жены, но сдержалась. И так было понятно, что у Матвеева приказ сверху спустить это дело на тормозах. К тому же она не хотела выдавать все свои козыри. Поэтому Зина молча отошла в сторону, наблюдая, как пакуют тело Марички в брезент и как пусто и безнадежно становится в комнате.

Зина хотела проскользнуть незаметно мимо Матвеева, но у нее ничего не получилось. А возможно, и в этом тоже была своя правда, не сильно она и старалась. Как только Зина приблизилась к двери, Матвеев вырос прямо перед ней.

– Я все-таки хочу тебя убедить… Нам надо поговорить! И это важно, – в голосе его зазвучал металл, и Зина удивленно вскинула глаза – она еще не видела его таким.

– Ладно, – пожала плечами, спорить сил не осталось.

– Я буду ждать, когда ты придешь.

– Через несколько дней, – Зина отвела глаза в сторону.

– Я должен рассказать тебе что-то очень важное.

– Никогда больше так не говори! – Зине захотелось расхохотаться в голос, но она с трудом сдержалась.

– Почему? – Матвеев был удивлен, он явно не ожидал это услышать.

– Все беды, все неприятности начинаются именно с этой фразы: нам надо серьезно поговорить.

– Я понимаю твою иронию, – лицо Матвеева стало каменным, – но ты зря стараешься. Нам действительно следует серьезно поговорить. Это важно.

– Для кого? Для тебя или для меня?

– Для нас обоих.

– Я приду, – Зина решительно отошла в сторону, даже не думая, солгала она или нет. Душу, мысли заполняла какая-то странная пустота… И Зина чувствовала, что избавится от нее с трудом. А потому постаралась как можно быстрей выйти из квартиры и пройтись по городу.

Когда она вернулась к себе, верная подруга была уже там.

– У тебя расстроенное лицо, – протянула Дина, не спуская с нее глаз.

– Так, пустяки… Устала, наверное, – Зине не хотелось ничего говорить. – Ты можешь возвращаться к себе. Я больше не могу тебя задерживать. Ты и так столько сделала для меня… Никто столько не делал.

– Это пустое, благодарить. Я твой друг, помни это! – Дина порывисто ее обняла, и у Зины немного потеплело на душе, словно в заснеженные, покрытые льдом окна ее памяти глянуло ослепительное, жаркое солнце.

Когда Дина ушла, быстро собрав свои немногочисленные вещи, Зина легла на кровать и принялась думать. Ее мучила одна очень тревожная догадка. Дело в том, что в комнате Марички и ее мужа было достаточно много книг. Зина рассмотрела некоторые из них. Это были книги из фондов библиотеки. На некоторых был даже совсем новенький штамп.

Почему Маричка брала домой книги из хранилища библиотеки, хотя это было запрещено? Она делала это незаконно, рисковала хорошим местом работы и прекрасно знала, что нарушает правила. Почему же она поступала так?

Ответ был только один, и, как Зина ни пыталась отогнать от себя эту страшную мысль, он все отчетливей и отчетливей возвращался в ее сознание. Маричка брала книги ради выгоды, и эта выгода могла быть только в двух вариантах. Либо – личная выгода. Либо – нет. И вот как раз это «нет» и наталкивало на страшный ответ, который в душе Зины звучал все более четко. Зине не нравилось направление собственных мыслей. Но записка, написанная Бершадовым, наталкивала именно на это. Бершадов оставил для Зины подсказку. И, кажется, она ее поняла.

Из памяти Зины выплыло недавнее прошлое. Полузабытое лицо Дмитрия, вместе с которым она занималась расследованием, связанным с подземной сектой. Дмитрий… Странные сектанты… Недалекое прошлое… Связь с убийством Марички была столь очевидной, что Зина просто поразилась тому, как не додумалась до этого раньше. Да, теперь она, кажется, точно знала, за что убили Маричку. Неприглядная правда представала во всей красе.

Записка Бершадова. Книги из фондов библиотеки. Доскональное знание книжных раритетов. Отсутствие дома мужа. Снова – записка Бершадова. Покойный Дмитрий. Далекая подземная секта…

Когда стемнело, Зина не выдержала. Быстро одевшись, она выбежала на улицу и помчалась к телефонному автомату.

Номер, который набирала сейчас трясущимися пальцами, она изо всех сил хотела бы забыть. Однако он был выжжен в ее памяти каленым железом. Трубку сняли после третьего гудка.

– Добрый день, – тихо сказала Зина, несмотря на то, что на улице стояла почти ночь, и было очень темно, – это номер 24-19-30?

– Нет, вы ошиблись, – сказал мужской голос, – 19–30? Нет, последние цифры 20–10.

– Я поняла. Извините, пожалуйста.

Трубку повесили. Это был кодовый шрифт. Означал он, что Зина договорилась о встрече завтра, 24 числа, в 19–30. А человек, которого она хотела увидеть, ответил, что будет ждать ее ровно в 20–10. Этим человеком был Григорий Бершадов. Он и разговаривал с ней по телефону. Подобные звонки могли существовать только в экстренных, крайних случаях. Случай Зины был именно такой. И Зина понимала, что если уж решилась на эту встречу, значит, обрекает саму себя на очень печальное будущее. Впрочем, обратной дороги у нее не было.

Для экстренных встреч существовала квартира на Итальянском бульваре. Зина была в ней несколько раз, однажды даже с покойным напарником Михаилом, которого Бершадов обрек на смерть ради ее собственной безопасности.

Ровно в 20.10 Зина на дрожащих ногах стояла перед дверью квартиры, с замирающим сердцем глядя на отколовшийся кусок штукатурки на стенке, рядом с дверным звонком. Но звонить не пришлось. Дверь была полуоткрыта. Ее ждали. Вздохнув, она решительно шагнула внутрь.

Квартира была открыта, но Бершадова еще не было. Зину действительно ждали. Два стула были аккуратно придвинуты к стоящему посередине комнаты столу. Форточка открыта, чтобы проветрить нежилое помещение.

В квартире было чисто, минимум мебели. Но сразу становилось ясно, что здесь никто не жил. В комнате не было даже кровати. А роскошное кресло, в котором когда-то развалился Михаил, убрали. Очевидно, роскошная мебель тайным сотрудникам Бершадова не полагалась.

Зина подошла к окну. На ветке дерева напротив сидели два взъерошенных, нахохлившихся воробья. Зина подумала о том, что отдала бы все на свете, чтобы поменяться с ними местами. Но это было невозможно. Она – человек. А значит, ноша ее будет потяжелей той бесприютной, голой ветки, на которую уселись пережившие зиму птицы.

– Я ждал твоего звонка раньше, – голос, раздавшийся за спиной, заставил Зину вздрогнуть и обернуться. В проеме двери стоял Бершадов, на нем была форма офицера НКВД, уже знакомая ей. В руках он сжимал свой неизменный, уже немного потертый кожаный планшет.

– Садись, – Бершадов невозмутимо сел к столу, заставляя Зину последовать его примеру. Она опустилась напротив него и, прямо глядя ему в глаза, четко произнесла:

– На кого работала Маричка, чьим агентом она была, что вы избавились от нее таким жутким образом, да еще оставили мне подсказку?

– Молодец! – Губы Бершадова тронула легкая улыбка. – Я в тебе не ошибся. Рад. А вообще мы договорились говорить друг другу «ты», кажется.

– Ты оставил… – процедила сквозь зубы Зина.

– Как догадалась, – полюбопытствовал Бершадов, – если оставить в стороне мою записку, с которой все и так было четко и понятно?

– Книги, – прямо сказала Зина, – из запасников, из фондов. Рассказ одного человека… Уже покойного человека о том, что иностранные агенты вербуют ценных специалистов, которые как раз и работают в таких местах, как институты, библиотеки, научные лаборатории… К тому же одежда. Она… очень хорошо была одета. Значит, были деньги. Все это плюс опыт… Я поняла.

– А как ты сама думаешь? – прищурился Бершадов. – Ну, не подведи меня!

– Румыны или немцы, – прямо сказала Зина.

– Браво! – Бершадов насмешливо зааплодировал. – Не подвела. Второе будет верней.

– Немцы… – выдохнула Зина, – но зачем?

– Вот ты у нее и спросишь… потом, – съехидничал Бершадов, – когда встретитесь.

– Я не спешу, – в тон ему парировала Зина.

– Ну, кто знает… Кто знает… У нас такая работа… Загадывать – грех! – продолжал ерничать Бершадов.

– Грех? – ухмыльнулась Зина.

– Смертный! А вообще, если без шуток… Агент вермахта под номером 78 был успешно ликвидирован нашими бравыми спецслужбами.

– Номер 78? – не поняла Зина.

– И кодовым позывным Берта Пастер, – отозвался Бершадов. – Пастер – от библиотеки на Пастера.

– А почему передо мной была устроена такая демонстрация, чем я сподобилась?

– Наглядное пособие! В воспитательных целях, так сказать.

– Ну, понятно, – кивнула Зина, которой на самом деле было непонятно.

– Ладно, раз уж я так глубоко в этом деле, расскажи мне о книге, – продолжила она, – как я теперь понимаю, это и мое дело тоже.

– Верно понимаешь, – кивнул Бершадов без тени улыбки, – книга… Вернее, это не совсем книга. А то, чем очень интересуются немецкие спецслужбы. И это было почти у нас в руках! И твой дурацкий визит к этой девчонке – библиотекарше – все испортил. Книга лежала в самом нижнем ящике ее письменного стола, завернутая в обычную советскую газету. Лежала все то время, что ты сидела у нее. Своими расспросами ты ее предупредила. Каким-то образом ей удалось избавиться от книги буквально за час, у нас на глазах! Мы ее упустили из виду за считаные секунды. И все это в пределах библиотеки! Она даже никуда не выходила и носа не показывала на улицу! Конечно, мы все три дня следили за ее контактами, но она снова обвела нас вокруг пальца. И когда я понял, что своим визитом ты снова ее предупредишь, наболтав какой-то лишней чепухи, я принял решение от нее избавиться.

– Это глупо, – Зина пожала плечами, – она же могла вывести к книге.

– Нет, не могла, – пояснил Бершадов, – миссия ее была уже закончена. К тому же она слишком много знала о том, что мы ищем. А нам лишние разговоры ни к чему.

– Я хочу знать… Что такого в этой книге, если за нее платят человеческими жизнями? – Зина прямо подалась вперед, так сильно интересовал ее ответ на этот вопрос.

– Это не книга, – сказал Бершадов. – Ты же видела, какой у нее необычный вид. Сама держала ее в руках. Нет ни названия, ни имени автора. Да и переплет кожаный самодельный. Ну? Разве не натолкнуло на определенные мысли?

– Нет, – честно призналась Зина.

– Это рукописная книга. Рукопись. Дневник. Я называю ее про себя «Дневник призрака».

– Дневник призрака? – завдумчиво повторила Зина. – Кто же ее написал? И почему призрак?

– Ну, ясное дело, что автор книги уже привидение. Какой век! Я думаю, книга относится веку к XV. Тогда было много рукописей – в монастырях. Книги писали вручную, а потом переплетали, вот так. Получалось красиво и убедительно. И наш призрак выполнил свою работу очень хорошо. Особенно рисунки.

– О чем же идет речь? – Зине именно это было интереснее всего. – Что написал в своем дневнике призрак?

– Личные мысли, что ж еще! – съехидничал Бершадов.

– За личные мысли не убивают людей, – Зина смело встретила его взгляд.

– Еще как убивают! Но не буду тебя томить. О чем идет речь в этой книге, мы не знаем. Я не знаю. Но я очень хочу узнать, почему этим самодельным дневником так интересуются немецкие спецслужбы. Настолько сильно, что подняли на уши всех своих агентов в городе. А их очень много, этих агентов. Кстати, запомни самое главное правило нашей работы: никому нельзя доверять. Люди совсем не такие, как кажутся. И на самом деле совсем не те, за кого себя выдают.

– Совсем никому нельзя доверять? И тебе? – съехидничала Зина.

– Мне – в первую очередь! Меньше, чем кому бы то ни было! – улыбнулся Бершадов. – Меня нужно бояться, а не доверять.

– Это я уже поняла, – сказала Зина.

– Так вот. Немцы очень сильно интересуются этой книгой. Поэтому ты участвуешь в двух важных заданиях: найти книгу, выйти на ее след и понять содержание.

– Найти и понять… – вздохнула Зина.

– Запомни еще одно важное правило: никогда и ни с кем не разговаривать о том, что ты делаешь! Даже со мной. Для тебя важна цель. Средства могут быть любые.

– Но Маричка все-таки нашла книгу?

– Да, наша Берта Пастер под номером 78 была отличным агентом. Лучше моих. Не просто нашла книгу, но и сделала так, что мы ее упустили.