Текст книги "Без суда и следствия"

Ирина Лобусова
Без суда и следствия

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Лобусова И. И., 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2018

* * *

Часть I

Глава 1

Помню, как лицо выступает из мрака комнаты, и приглушенный свет торшера кажется бледным пятном. Склонившись, Андрей рассматривает лежащий на коленях рисунок, проводя пальцем по четким, выверенным линиям, наслаждаясь гармонией цвета и формы.

– Иди сюда!

Мои руки в мукé – пытаюсь соорудить что-то съедобное на кухне. Я нахожусь там последние два часа и считаю это место весьма скучным. Я – обычная женщина, которой не очень повезло с мужем. Впрочем, я никому (даже себе) в этом до конца не признаюсь… Меня зовут Татьяна Каюнова (по мужу), и, хоть я ношу его фамилию, отличаюсь весьма критическим взглядом на собственную семейную жизнь.

– Посмотри на этот рисунок.

Я отряхиваю руки и спрашиваю:

– Твой? – Хотя сама прекрасно вижу – для него рисунок слишком хорош. Но я не могу так не спросить.

– Разумеется, нет! Нравится?

– Не знаю… Какая-то чушь… Кто автор?

– Рисунок мальчика из моего класса.

– И сколько лет мальчику? Тридцать?

– Девять. Ему действительно девять лет. Зовут Дима Морозов. Ребенок из неблагополучной семьи. Отца нет, мать – вечно пьяная шлюха, из самых дешевых. Скорее всего, ребенок вырастет – и тоже станет таким, как они. Он потрясающе талантлив. Если б ему повезло родиться в богатой семье, из него бы сделали вундеркинда. Возили бы по заграницам, увешивали бы призами конкурсов… А так… Так он шляется по подворотням, сигареты переводит пачками и первый раз покурить траву попробовал лет в шесть. Смешно, да? Того, чем одарен этот мальчик в девятилетнем возрасте, многие не могут добиться даже к сорока годам. Но для всех это очередной злобный зверек, выросший на помойке и скалящий острые зубы. Да он и со мной себя так ведет иногда. Хотя я, пожалуй, все-таки единственный человек, которому он доверяет.

– И что ты собираешься делать?

– Уже сделал. Выставил его рисунки в «Инстаграме» и «Фейсбуке». Ты себе не представляешь количество лайков и подписчиков! Народу нравится. Никто не верит, что ему 9 лет. Знаешь, я его очень люблю. Вот чуть погодя выставлю рисунки в галерее, мне плевать на коммерцию. У него должно быть будущее. А дальше – увидим. Надеюсь, я не дам ему пропасть.

– Этот рисунок возьмешь?

– Я его уже взял. Остальные – на таком же уровне. Нет, ты только посмотри на эту линию, ведь она…

Помню, как из темноты выступало лицо, в приглушенном свете торшера казавшееся совсем бледным. Голова болела ужасно, и я встала с кровати, чтобы принять таблетку, а потом вновь свернулась клубочком на простынях, еще хранящих тепло моего тела. Накрылась одеялом до подбородка, и внезапно мне захотелось стать как можно меньше, превратиться в ребенка, за которого отвечают другие, чтобы полностью избавиться от чего-то очень страшного, черной тенью нависающего надо мной. Захотелось лежать так – в спокойствии, тепле и уюте – всю жизнь, в этой полутемной комнате, и не подниматься больше, не становиться собой, не слышать, не видеть, не чувствовать. На душе было так гадко, что еще немного – и я заскулила бы, как потерявшийся щенок, который ищет, но не может найти бросивших его хозяев.

Звонок мобильника прорезал окружавшую меня тишину.

– Привет. Ну, мадам, я вас вчера видел – об-балдеть можно! Ты была похожа на чудо природы. Естественно, когда ты без супруга. Вот почему твоему мужу так повезло, скажи, а?

– Не болтай чушь!

Это был Димка с моего «Городского телеканала».

– Я тебя разбудил?

– Нет.

– Поздравляю – после передачи Филипп рвет и мечет!

– Передай, что ему вредно смотреть телевизор. Кто вообще сейчас смотрит телевизор? Твой Филипп – динозавр!

– Он тебя ревнует – во-первых.

– Дима, ты глуп.

– А во-вторых, он желает видеть тебя в пятичасовом выпуске.

– Зачем?

– Для тебя кое-что есть. Ты, вообще, в интернет заглядывала сегодня?

– Пока нет. Что именно произошло?

– Так посмотри, чайник!

– Из какой области?

– Из криминальной, разумеется.

– Терпеть не могу детективы…

– Это не детектив. Так что передать Филиппу?

– Я приеду.

– Ну, тогда пока.

– Давай.

Я включила смартфон и открыла сайт новостей. Эта страшная новость была первой. Стала читать, не веря своим глазам…

Когда в комнату ворвался Димка, поток раскаленного июльского воздуха ударил по ногам.

– Ага, пришла – прекрасно. Так, значит, ввожу в курс дела. Смотри. Это – свежие фотки, прислали из полиции. С условием только в эфире показать, но не размещать в соцсетях. Прикинь, ни у кого еще их нет, ни на одном сайте! А у нас – есть.

Я взяла из рук Димки айфон и стала листать фотографии – одну за другой. В первую минуту не могла понять, что на них изображено, потом приступ тошноты тисками сжал горло. Столько крови я не видела никогда… Мне стало казаться, что кровь была там повсюду – на стенах, на потолке, на решетке крошечного окна (которое было прилеплено почти под потолком), не говоря уже о том, что творилось на полу… Сплошной кровяной поток! Одна из фотографий изображала обезображенный череп, на других – то, что осталось от туловища. Положив козырный айфон Димки экраном вниз, схватилась одной рукой за горло, другой перекрыла рот.

– Девятилетний мальчик Дима Морозов, – как ни в чем не бывало начал Димка давать вводную. – Нашли его 26 июля днем, то есть вчера. Еще до начала вашей презентации. По заключению экспертизы, был убит 26-го утром. Когда было найдено тело (вернее, то, что от него осталось), оно было еще теплым, оказалось в подвале дома по улице Перевальной. Один из жильцов вышел погулять с собакой во двор, и собака стала вести себя странно. Дверь в подвал была приоткрыта, жилец спустился вниз и увидел все это… Вызвал полицию. Полиция считает, что это сделал маньяк, и вид у них жутко довольный, потому что они уже знают, чья это работа. Но молчат, так как главный подозреваемый еще не арестован. Даже не говорят, кто предполагаемый убийца, не называют никаких имен. Сказали только, что это маньяк, и ничего больше. Представляешь, ребенка изнасиловали, а потом так зверски убили… все тело изуродовали… Орудия убийства не найдены, но предполагается, что это были строительные клещи и топор. Ты бы видела… Впрочем, избавлю от жутких подробностей. Их сообщать ни к чему. Кстати, опознал ребенка твой муж.

– Андрей?! – уставила я на него ошарашенные глаза.

– Да. Его галерея находится где-то рядом, кажется, дома за два или три… Полиция подъехала, собралась толпа. Он пробился туда и увидел… Опознав, поехал в полицию, где зафиксировали протокол опознания. Ведь ребенок занимался в классе, где преподавал твой муж.

Я почувствовала, как на меня опускается темнота и мелкая противная дрожь охватывает все тело.

– Таня, тебе плохо? – метнулся ко мне Дима, заметив мое состояние. – Что…

Я выдавила:

– Как, ты сказал, его имя?

– Дима Морозов. Девять лет, пятый класс, школа 237. Рисование и черчение у них преподавал твой муж.

– Дай воды.

Ледяная вода помогла мне взять себя в руки, только было отчетливо слышно, как зубы стучат о стеклянные грани стакана.

За три минуты перед началом эфира Филипп Евгеньевич давал мне последние инструкции, но слова его растворялись где-то в области потолка и пролетали мимо моих ушей. Этот эфир был самым страшным испытанием в моей жизни. Значит, Андрей все знал… Во время презентации и потом, ночью. Даже этим утром. Но не сказал мне ни слова. Боялся меня расстроить? Или произнести вслух, вспомнить об этом кошмаре еще раз? Видимо, он был твердо уверен, что полиция не сольет информацию в Интернет, что в сетях не появится ни слова… Почему?

Я переживала, что не смогу закончить, но все прошло хорошо. Последним сюжетом в эфире всегда стояла криминальная хроника.

26 июля, в 14 часов 50 минут, гражданин В. прогуливался со своей собакой во дворе по улице Перевальной. Вдруг животное стало беспокоиться и тянуть хозяина в подвал, дверь которого оказалась приоткрыта. Мужчина спустился вниз и нашел в подвале обезображенный труп ребенка со следами сексуального насилия. Немедленно вызвал полицию. Следственная группа прокуратуры определила имя пострадавшего и время преступления. Девятилетний учащийся пятого класса школы 237 Дима Морозов был убит около одиннадцати утра 26 июля в подвале дома по Перевальной. По предположению экспертизы, орудиями преступления, которые еще не найдены, послужили обычные строительные клещи и топор. Имя главного подозреваемого пока держится в тайне. Нам остается лишь надеяться, что преступник будет обезврежен и этот маньяк, грязный подонок, животное, не имеющее права называться человеком, никому больше не причинит вреда…

Я возвращалась из студии домой. Не знаю, с чего это началось, я была слишком погружена в собственные мысли и вела машину почти не глядя. Кажется, я прозевала зеленый свет и слишком резко затормозила у перекрестка. Резина колес отвратительно завизжала, водитель грузовика, затормозившего рядом, высунулся из окна, чтобы покрутить у виска и усмехнуться. И тогда я увидела эту машину. Я вдруг поняла, что она едет за мной уже довольно долго – может быть, от самой студии. Наверное, сознание автоматически фиксирует мелочи, выпадающие из привычной схемы действий. Это была красная «ауди», довольно новая, с городскими номерными знаками и женщиной за рулем. Именно тогда, резко затормозив, я разглядела в зеркало женский силуэт, но было слишком далеко, чтобы я могла запомнить лицо более подробно. На светофоре вновь зажегся зеленый, и я поехала гораздо медленнее, чем прежде. Потом свернула в какой-то переулок, где совсем не было автомобилей. Красная «ауди» следовала за мной как привязанная. Я вновь почувствовала себя плохо. Руки вспотели, руль стал скользким и влажным. Пряди мокрых волос прилипли ко лбу. Я стала петлять по городу, лихорадочно соображая, что следует делать дальше. К счастью, я заправилась перед поездкой на работу, так что бензина должно было хватить.

Неизвестное авто было достаточно далеко, чтобы я могла запомнить его номер. Только один раз (там, на повороте) мне удалось мельком его увидеть. Наверное, ничто не воспринимается человеком так остро и трагично, как потеря свободы. Стараясь не нервничать, я, чтобы избавиться от слежки, принялась выбирать наиболее запруженные машинами улицы и перекрестки. Все продолжалось более часа, хотя еще в студии я решила, что для разговора с Андреем мне следовало бы пораньше вернуться домой. Почему же я не поехала домой сразу? Начитавшись шпионских романов, не хотела привести за собой «хвост»? Но ведь я не делала ничего, чтобы вызвать с чьей-либо стороны подобную слежку. Не имела никаких дел с мафией (правда, насчет Андрея я не была столь уверена). Скорее всего, я не поехала домой потому, что во мне проснулся некий охотничий азарт, который не позволял струсить и капитулировать сразу. Словом, просто захотелось поиграть в прятки. Сознаюсь – это была дурость.

В очередной раз выехав на центральный проспект, я снова посмотрела в зеркало заднего вида: красная «ауди» свернула в один из многочисленных переулков и пропала из виду. Путь домой был наконец свободен.

Подъехав к подъезду и остановившись, я все еще продолжала испытывать легкий шок.

Накануне, ночью 27 июля, я, конечно же, ничего не могла знать. Но уже на рассвете, задыхаясь от привидевшегося ночного кошмара, точно знала – что-то должно произойти. Все изменилось в какую-то долю секунды – страшно и непоправимо. Не осталось и следа от ночи настоящего счастья – словно рассвет навсегда унес последние счастливые секунды. Нестерпимо раскалывалась голова – я вспоминала ночной кошмар, думая, не схожу ли я с ума.

…Тяжесть пригибает меня к земле. Так бывает, когда задыхаешься и нехватка кислорода в крови вызывает ощущение тоски и тревоги. Тело содрогается от физической боли в суставах, и нет ничего, кроме страшной неопределенности в душе. Тяжесть давит сверху, словно кто-то бросил на меня чугунную плиту. В темноте поплыли радужные круги – я хочу закричать, но не могу. Наверное, лежа в постели, я просто открывала рот, как выброшенная на песок рыба. И сквозь это безумие услышала крик…

Только не мой, а мужа. Открыв глаза, я подскочила на кровати и повернулась к Андрею. И тогда меня затрясло… Ему тоже снился кошмар. Лицо в тусклом свете раннего утра казалось искаженным какой-то чудовищной судорогой и застывало жуткой маской прямо на моих глазах. Я никогда не видела Андрея таким… Какая-то дьявольская гримаса. Что же это, господи?.. Я сама чуть не закричала. Мне казалось, что лицо самого дьявола уставилось на меня. На его лбу выступила испарина – и через несколько секунд по всему телу пробежала судорога. Выражение лица сразу стало испуганным, беззащитным. А потом он без сил весь обмяк и сказал ясно и отчетливо: «Нет».

Я легонько толкнула его в плечо. Он был так напуган, что некоторое время просто не мог прийти в себя. Я обняла его и принялась уговаривать:

– Все хорошо, это был сон, только сон, успокойся… Все уже прошло, все хорошо.

Наконец он остановил на мне вполне ясный взгляд.

– Господи, что это было?

– Просто ночной кошмар. Но он уже прошел, дальше все будет хорошо.

Муж посмотрел на меня свинцовым взглядом (так, как никогда не смотрел прежде), и я снова ощутила странную тяжесть, придавившую меня к земле в моем сне. От воспоминаний об этом кошмаре я снова чуть не стала хватать ртом воздух…

Тогда он отчетливо проговорил:

– Это был не сон.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.

– Скажи, что все хорошо… – словно не услышав, повернулся он ко мне с мольбой в глазах. – Скажи, что все уже закончилось!

– Да, все хорошо. Все прошло. Не стоит переживать.

Андрей встал с кровати и начал одеваться.

– Куда ты уходишь?

Но он будто не расслышал моих слов.

Сразу начала болеть голова – все изменилось за какую-то долю секунды. Изменилось непоправимо и страшно. Что-то должно произойти.

Андрей оделся и ушел. Оставив свой мобильный на тумбочке возле кровати.

Глава 2

Сайт «ВЕЧЕРНЕЙ ГАЗЕТЫ», 28 июля.

…мы неоднократно сообщали об альтернативном «Городском канале». Одно из крупных изданий охарактеризовало его как отсталый, но именно на этом канале самые обыкновенные новости могут превратиться в сенсацию. Согласно социологическим опросам, среди нашего населения 98 % граждан считают работу правоохранительных органов неудовлетворительной, а 74 % (более половины) не чувствуют себя в безопасности даже в собственной квартире. В ближайшие дни общественное внимание будет приковано к работе полиции куда сильнее, чем обычно. Город желает получить ответ на вопрос – кто убил девятилетнего Диму Морозова? И действительно ли здесь, рядом с нами, появился маньяк, как сообщила в выпуске новостей «Городского канала» ведущая Татьяна Каюнова?

Кстати, выпуск новостей, который вела Каюнова, вызвал резонанс в обществе благодаря эмоциональности, с которой диктор сообщила в эфире о зверском убийстве. Манера Каюновой, которую многие специалисты вначале называли полным отрицанием общепринятых дикторских норм, на сегодняшний день создала каналу немалую популярность. Дикторские интонации Каюновой могут восприниматься как недостаток или как собственный неповторимый стиль, но рейтинг – вещь более объективная, чем чье-то мнение: нельзя отрицать, что в новостях Каюновой события повседневности, даже те, что уже стали достоянием общественности благодаря Интернету, вызывают поистине всеобщий интерес.

На следующей неделе мы надеемся узнать и сообщить вам подробности происшедшей трагедии. Вся надежда на следственные органы и прокуратуру: назовут ли обществу, потрясенному этим ужасным преступлением, имя главного подозреваемого, которое пока содержится в глубокой тайне?

Газета «СЕВЕРНЫЙ ОКРУГ», 28 июля.

Дима Морозов, жертва зверского надругательства, был достаточно талантлив в изобразительном искусстве. Несколько его работ даже выставлены в частной галерее известного художника Андрея Каюнова. Добавим к этому, что Дима был учеником в школьном классе Каюнова. На прошлой неделе мы рассказывали о странностях известного маэстро.

Когда, совершенно разбитая после бессмысленного преследования «ауди», я открыла дверь своей квартиры и вошла, первым, что бросилось мне в глаза, была фигура Андрея. Он сидел в кресле. Перед ним стоял включенный ноутбук, но он на него не смотрел. Я подошла, закрыла ноутбук и спросила:

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Ты была великолепна в эфире.

Взмахом ладони он откинул назад длинные черные волосы. Несколько вьющихся волосков прилипли к влажному лбу. Глаза были печальны.

– Я не мог тебе сказать. Сам до сих пор в шоке. Никак не могу поверить. А в самом начале – просто впал в ярость. Потом все словно растворилось в темноте, потеряли смысл какие-то слова, события, все происходящее… Был только Дима, такой, каким я увидел его там…

– Тебя вызывал следователь?

– Сначала – для опознания. Когда я сам прорвался сквозь толпу. Пришлось сказать, что ребенок был из моего класса. После того как тело отправили в морг, меня повели подписать протокол… Боже мой!

– Это был кошмар. – Я опустилась на колени перед его креслом. – Особенно когда Дима показал мне фотографии. Я думала, что умру. Все время перед собой в эфире видела только твое лицо…

Он обнял меня:

– Не надо.

Зазвонил его телефон.

– Да, – ответил Андрей, – добрый вечер. Это я. (Пауза.) Я вас не понимаю… Что вы имеете в виду? (Пауза.) Да. (Пауза.) Да, теперь понял… (Пауза.) Да… да. (Пауза.) Конечно… нет, я ничего не имею против… даже наоборот… (Пауза.) Наоборот, так будет даже лучше… Я скажу жене… Мы обязательно придем. До свидания.

– Кто это звонил?

– Из прокуратуры. Следователь. Нам велят прийти завтра в 14:30 для дачи свидетельских показаний. Ты не возражаешь?

– Конечно нет! Пойти необходимо. Только не очень понятно, при чем тут я… Впрочем, с ними лучше не связываться. Но почему нас не вызывают повесткой?

– Не знаю. – Андрей сжал кулаки. – Если бы только знать, кто это сделал! Если бы я только знал! Я бы удавил его своими собственными руками! Боже мой, когда я думаю обо всем этом…

Меня испугала резкая вспышка его гнева, и я крикнула:

– Успокойся. Прекрати!

А ночью проснулась от света автомобильных фар, прорезавших стену сквозь не зашторенное занавеской окно. Андрей не спал, лежал на спине и смотрел прямо перед собой. Его лицо стало суше и строже, глубоко запали глаза, он словно похудел за несколько часов.

Вдруг он сказал:

– Давай отсюда уедем.

– Уедем – когда?

– Когда закончится все это.

– Что – это? Что закончится?

– Допросы. Нас подвергнут множеству допросов и разных очных ставок.

– С кем?

– Откуда мне знать? Давай уедем – просто уедем, хотя бы на две недели. Я не вынесу больше здесь.

– Я не возражаю. Только вряд ли нас выпустят из города, пока не закончится следствие.

– Можно просто уехать завтра. Не спрашивая никого.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он резко поднялся на кровати.

– Давай уедем отсюда завтра! Махнем, куда ты захочешь, и никому не скажем ни слова. У нас ведь есть деньги. У нас есть паспорта. У нас есть множество оформленных виз в разные страны. Никто не станет нас преследовать. Ну подумаешь, не дадим каких-то там показаний! Тем более – что мы можем знать?! Ты и я – ну что мы можем знать?! Подумай сама. Хорошо подумай! – Постепенно его голос сорвался на крик. – Это хуже самого отвратительного кошмара! Хуже всего, что только может с нами произойти! Ради всех святых, давай отсюда уедем! Пожалуйста! Я не вынесу! Я так редко тебя о чем-то прошу! Завтра, сразу же, с утра… Нас никто не станет искать… Ты меня слышишь?

Я растерялась:

– Завтра? Но это невозможно!

– Почему? Ты не хочешь?

– Речь не об этом. Здесь убийство – серьезное уголовное преступление. Мы не можем вот так просто взять и уехать! Не психуй, пожалуйста! Держи себя в руках.

По мере того как я говорила, ко мне возвращалась уверенность.

– Мы покончим со всем этим – и уедем. Куда ты захочешь и на сколько захочешь. Но не иначе! Не будь ребенком! Мы не можем связываться с полицией. Нечего бежать от мифических кошмаров. А от настоящих никуда не убежишь. Уехать завтра – безумие, и ты сам прекрасно это понимаешь. Необходимо подождать хотя бы неделю. Думаю, больше одного раза нас вызывать не будут. Если хочешь, спросим завтра в прокуратуре, когда мы можем уехать.

– Нет!

– Почему? Ты же только что этого так хотел…

– Чего хотел?

– Уехать…

– Я сказал – нет! Нет!

– Ну хорошо, не кричи! Давай без истерик. Не хочешь, я ничего не скажу. Возьми себя в руки, нельзя же так…

Его плечи поникли. Он замолчал и снова лег на спину. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, потому что не понимала, что происходит. Чувствовала себя невольной свидетельницей каких-то событий, неспособной уловить их смысл. Словно шла в темноте по бесконечному тоннелю.

Утром я села к компьютеру. Зашла в свой фейсбук. Лучше бы я этого не делала… Некоторые ссылки на сайты были размещены прямо на моей странице… От никогда не видевших меня людей.

«Маньяк в городе! Мальчики всех возрастов, берегитесь!»

«Если вы не хотите, чтобы ваш ребенок стал следующей жертвой, лучше заприте его дома. Достаточно мы терпели произвол преступности! Пора подняться на борьбу с убийцей, уничтожающим наших детей. Никакой пощады ублюдкам, насилующим и убивающим! Неужели в нашем городе в столь тяжелое для всех время никто не может справиться с убийцей? Призовем к ответу полицию, которая не может обеспечить безопасность и порядок!»

«Когда эта крашеная лахудра Каюнова прекратит смаковать такую мерзость? Надо быть садисткой конченой, чтобы такое в эфире нести!»

«Тварь, вали из города!»

И прочее в том же духе… Я убрала все комментарии и запретила добавлять их на мою страницу. После схватки с «Фейсбуком» я чувствовала себя совершенно выжатой и измученной.

Позвонил Филипп Евгеньевич. Мой директор.

– Прошу вас приехать к двухчасовому выпуску.

Я вела только вечерний блок, с пяти часов.

– Есть что-то новенькое из полиции?

– Пока, к сожалению, нет.

– Я бы приехала с радостью, только меня вызывают в прокуратуру и как раз на два часа.

– Вас? В прокуратуру? Для чего вас-то?

– Мальчик занимался в классе моего мужа…

– А… понятно. Я что-то слышал об этом. Но к пяти вы освободитесь?

– Обязательно.

– Ну, хорошо. Удачи вам и не теряйтесь.

– Я постараюсь. Спасибо.

Прокуратура располагалась в четырехэтажном массивном здании из бурого кирпича. Внизу нас остановил дежурный. Андрей ответил ему что-то (я не разобрала слов), и мы поднялись наверх. По устланным ковровой дорожкой лестничным пролетам и полу в коридоре. Андрей открыл одну из дверей, и мы оказались в приемной, обставленной вполне современно и комфортабельно. Здесь разговаривали двое мужчин. За столом перед компьютером сидела секретарша. Увидев нас, мужчины обернулись, и один из них сразу отметил:

– Хорошо, что не заставляете себя ждать.

Его собеседник распрощался и вышел, а оставшийся в приемной подошел к нам. Это был мужчина средних лет невысокого роста, упитанный, коренастый, с квадратным лицом и лысоватым черепом, по бокам лысина была покрыта редкой темной порослью. Толстые стекла очков полностью скрывали глаза. Он почему-то обратился ко мне:

– Вы, конечно, Татьяна Каюнова. Очень рад вас видеть. Я, если честно, ваш поклонник, смотрю все ваши передачи.

Тут он глупо хихикнул. Это выглядело так неожиданно и дико, что я растерялась.

– Что ж, начнем с вас, – повернулся он к Андрею. – Прошу в кабинет.

Я хотела пойти за мужем, но меня остановили:

– Нет, вы подождите, пожалуйста, здесь.

Они вошли в кабинет, и тяжелая дверь захлопнулась. Я опустилась в одно из кресел в приемной и стала ждать. Все здесь было каким-то торжественным и застывшим. Подходило только одно определение – «казенный дом». Может, потому, что прежде я никогда не бывала в прокуратуре? Не знаю.

Я вспомнила, что этот мужчина не подал Андрею руки. Показалось ли мне это странным? А может, здесь просто не принято вести себя так? Прошло двадцать минут. Я встала и подошла к двери, но она была заперта слишком плотно. Наружу не пробивалось ни одного звука. Секретарша посмотрела на меня настороженным взглядом, от которого я сразу смутилась и села на место. Бросив на меня еще один подозрительный взгляд, она снова уткнулась в компьютер.

Прошел час. Я стала нервничать. Ну о чем можно говорить столько времени? Наконец, когда мое беспокойство достигло предела, дверь открылась и вышел Андрей. Он был очень бледен (даже слишком), избегал смотреть мне в глаза. В общем, выглядел так, словно попал в автомобильную катастрофу. Не было только крови. Я хотела спросить, что случилось, но он только буркнул сквозь зубы:

– Подожду в машине, заходи, – и быстро покинул приемную.

Я вошла в кабинет. Это была большая комната с двумя огромными окнами, выходившими на улицу. Два стола были составлены буквой «Т». За первым сидел тип из приемной (следователь прокуратуры), его стол был завален бумагами. За ними терялся ноутбук. У второго стола стояло много стульев.

– Садитесь, – сказал он. Я села на стул.

– Это официальный допрос?

– Ну зачем такие слова? Мы просто побеседуем с вами, дорогая Татьяна Каюнова. Побеседуем об убийстве. Надеюсь, вы бы хотели, чтобы убийцу нашли?

– Насколько я знаю, вы имеете информацию, только не хотите ею делиться.

Он улыбнулся:

– Мы находимся не в вашей студии. И здесь вы не представитель средств массовой информации, а свидетель по делу.

– Свидетель?

– Да. Вы были знакомы с Димой Морозовым?

– Только понаслышке. Лично – нет.

– От кого вы слышали?

– От мужа. Он преподавал в классе, где занимался Дима. Мальчик был очень талантлив. Андрей показывал мне его рисунки.

– Рисунки вам нравились?

– Сложно сказать. И да и нет. Общее впечатление было странным.

– Что именно казалось странным?

– Не знаю. В них – какие-то чувства, которые не сразу можно понять. Мой муж выставлял рисунки в своей галерее. Размещал в Интернете на разных сайтах.

– А что говорил о ребенке ваш муж?

– Что мальчик из неблагополучной семьи, рос без отца. Мать им совершенно не занималась. Ребенок получил воспитание на улице. Муж говорил, что мальчик – как маленький дикий зверек, никому не раскрывал свою душу… Андрей жалел его.

– Ребенок звонил вашему мужу?

– Да, несколько раз.

– Как же вы узнавали, что звонил именно Дима?

– Странный вопрос – муж говорил.

– А помимо школы ваш муж встречался с ребенком?

– Да. Мальчик бывал в его галерее.

– Как вы узнали об этом?

– Со слов Андрея. А почему, собственно, я должна была это точно знать?

– Вы когда-нибудь видели фотографию Димы?

– Только в Интернете.

– У вашего мужа не было его фотографии?

– Я не знаю. Была, наверное, раз он ее размещал везде.

– А как вы думаете, где еще мог быть утром 26 июля мальчик? Конечно, кроме Перевальной?

– Ничего не думаю.

– Вы не знаете, с кем должен был встретиться ребенок 26 июля на улице Перевальной?

– Не имею ни малейшего представления.

– Где вы сами провели этот день?

– Вечером должна была состояться презентация выставки моего мужа, которую снимало телевидение в прямом эфире. Потом, после передачи, – как обычно, банкет. В этот день я не работала. Я провела его дома – утром и днем. А вечером за мной заехали и отвезли на презентацию.

– Заехал ваш муж?

– Нет, его друг.

– А как провел этот день ваш муж?

– Андрей ушел очень рано. Он занимался всеми делами, связанными с передачей и презентацией, лично сам. Я не видела его, но знаю, что он был в галерее. Я звонила ему днем, и он был там. А вечером мы встретились только на передаче.

– Занимаясь делами, ваш муж мог быть где угодно?

– Конечно. Но утром и днем он находился в галерее.

– Почему вы так уверены?

– Я же говорила с ним!

– Вы говорили днем. Как вы объясните то, что он оказался возле дома № 15 по улице Перевальной и смог опознать Диму?

– Он сказал, что услышал шум толпы и вышел посмотреть, что случилось. Галерея расположена всего за два дома от места происшествия, в номере 11.

– Вы не знаете, с кем именно должен был встретиться Андрей утром или днем?

– Нет. Он никогда не говорил подробно о своих делах, а я не расспрашивала.

– Кто может подтвердить, что вы весь день были дома?

– Охрана, дежурившая внизу. Но я не понимаю, почему это нужно подтверждать! Утром ко мне в квартиру ворвалась какая-то психопатка, и мне пришлось позвать охрану, чтобы ее вывели.

– Кто ворвался к вам?

– Какая-то девчонка. Я ее не знаю. Хотела взять автограф.

– Что произошло в квартире?

– Девчонка прошмыгнула мимо охраны и позвонила мне в дверь. Я открыла.

– Такие случаи бывали прежде?

– Да, очень часто. Мне приходилось к ним привыкать.

– Ну что ж, пока достаточно. Если вы нам понадобитесь, мы вас пригласим.

– Хорошо.

– Всего доброго.

В машине ждал Андрей.

– О чем он тебя спрашивал?

– Да так, мелочи. Была ли знакома с Димой… Почему ты дергаешься?

– Терпеть не могу полицию и иже с ними!

Было около семи часов вечера. Я одевалась, чтобы ехать в студию. К пятичасовому выпуску новостей не успела. Кто-то позвонил Андрею, он говорил недолго – из другой комнаты не было слышно слов. Я поинтересовалась, кто звонил, но он ничего не ответил. Когда Андрей выходил, я искала в прихожей ключи от машины в своей сумочке. Прежде я никогда не видела у него такого допотопного портфеля.

– Ты уходишь тоже? – спросила его.

– Да.

– А куда?

– Не твое дело! – зло огрызнулся он.

– И все-таки мне хотелось бы знать…

– Не лезь не в свое дело!

– Не хами мне!

– Сама нарываешься.

– Я просто спросила…

– Оставь меня в покое!

Вновь зазвонил его телефон. Андрей поставил портфель на столик в прихожей и ответил. По его разговору я поняла, что звонил один из друзей. Я взяла портфель в руки – несмотря на полупустой вид, он оказался просто тяжеленным. Очевидно, то, что лежало внутри, было очень тяжелым, но небольшого размера. Только-только хотела открыть, как Андрей обернулся. Увидев в моих руках портфель, он прямо озверел! Черты лица исказились.

– Дай сюда! – заорал он как бешеный.

Он рванул портфель у меня из рук, но не рассчитал, и… портфель с грохотом свалился на пол. Звук от удара был невероятно громкий – такой звук мог издать только металл. Мы с Андреем молча смотрели друг на друга несколько секунд. Опомнившись, он поднял портфель.

– Может, тебя подвезти? Я беру машину. – Все-таки я не теряла надежды узнать, куда он идет.

– Не лезь не в свое дело, бестолковая идиотка! – Это было все, что он мне ответил. Вернее, процедил сквозь зубы, чтобы поскорее отделаться. И вышел, оглушительно хлопнув входной дверью.