Текст книги "Без суда и следствия"

Глава 4

Утро 27 июля.

– Знаешь, на кого вы были похожи после этой презентации? Вы оба, – загадочно улыбалась Юля.

В тот день утром, после ночных кошмаров, я поехала к сестре. Дороги были почти пусты, и я спокойно, уверенно вела машину.

– Ну, и на кого? – спросила я.

– На куклу Барби с приятелем. Причем куклой Барби была не ты.

– Несешь какую-то чушь.

– Знаешь, просто жалко было смотреть, какую дешевку вы устроили! Кто писал этот дебильный сценарий?

– Никакого сценария не было!

– Ну, допустим, от твоего супруга всего можно ожидать. Все художники ненормальные. Но ты… Как ты могла пойти на такой дешевый рекламный трюк? Все смотрелось невероятно жалко. Именно жалко! Кого вы собрались убеждать, что ваш брак не разваливается по частям? Себя? Всех, кто смотрел вас по телику? Кого? Ваши отношения столько лет распадаются прямо на моих глазах – на них уже просто невозможно смотреть. Да вы давным-давно совершенно чужие люди! С какой стороны ни глянь – все, абсолютно все трещит по швам. И вот вы устраиваете дешевый аттракцион на весь мир, не понимая, как глупо будете выглядеть…

– Юля, ты дура! Если бы ты была умной (это во-первых), ты бы поняла, что мы ничего не придумывали, а во-вторых, ты мне просто завидуешь.

– Я?! Завидую тебе?! С какой стати?

– Ты вечная неудачница! Во всем! Особенно в личной жизни.

– А ты? Кто тогда ты? Я, по крайней мере, не корчу довольные рожи в телике, когда на самом деле чувствую себя настоящим зомби. Ладно, что было, то было. В конце концов, все уже прошло. Бессмысленно говорить. Но на твоем месте именно теперь я хорошенько бы задумалась!

– Задумалась – о чем?

– Об окружающих тебя людях. Видишь ли, подобные сцены гладких идиллий не способны вызвать ничего, кроме зависти. А чужое счастье (особенно если оно настоящее, а не выдуманное) способно разбудить самые темные силы человеческого сознания. Человеку вообще (а живущему в этой стране – в частности) свойственна логика типа «Если корова сдохла у меня, она обязана сдохнуть и у соседа! А если не подохнет, тварь, я ее сам отравлю!»

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Все прекрасно ты понимаешь! Я просто советую быть более осторожной. Следует немного поостеречься. Осторожность не помешает. Знаешь народную мудрость? Бережного бог бережет.

– Перестань говорить загадками. Если тебе что-то известно – выкладывай. И хватит темнить.

– У тебя будут неприятности.

– Какие именно?

– Этого я пока не могу сказать. Не знаю. Но я вижу, что ты и сама их предчувствуешь. Иначе почему у тебя такой вид?

– Мне приснился плохой сон.

– Дело не в этом.

– И Андрею тоже. Одновременно.

– Он рассказал свой сон?

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Я видела.

– Эх… – вздыхает моя сестра. – Надеюсь, ты все-таки уловила мою мысль?

– Пожалуй.

– Запомни только одно. Люди в этом мире могут простить очень многое, кроме двух вещей (их никто не в силах простить, так уж устроена человеческая природа) – чужих успехов и счастья. Если человеку сопутствует успех в работе, а кроме того, он еще и счастлив в личной жизни – за это мстят. И мстят порой очень жестоко. А когда я увидела вчера вечером с экрана телевизора твое лицо, я перепугалась… Я поняла, что ты имеешь и успех, и счастье, и больше в этом мире тебе нечего хотеть. Ты даже не представляешь, как светилось твое лицо! Оно просто сияло счастьем. Вы с Андреем ходите по краю. Не забывай!

– Если ты хотела напугать меня своими словами, ты этого добилась.

– Ты не маленький ребенок! Слушай. – У нее такое лицо, будто ее осенило. – А может, твой муж просто сошел с ума?

– А может, свихнулась ты?

– Ладно, я пошутила. И все-таки во многих ситуациях он производит впечатление помешанного.

– Ты тоже.

– А разве ты сама ничего в нем не замечала?

– Нет, не замечала. И вообще – я не собираюсь распространяться на эту тему.

– Слушай, а может, он завел себе любовницу?

– Сразу десять! – огрызнулась я.

– А мне кажется, кто-то у него все-таки был.

– Знаешь, Юля, если бы ты не была моей сестрой, я набила бы тебе морду!

– А если бы ты не была моей сестрой, я вообще не стала бы с тобой разговаривать!

Утро 26 июля.

Утро презентации выставки Андрея. Утро смерти Димы Морозова. Когда начался день, Дима был еще жив. Этим утром я думала, что начинающийся день принесет мне победу и счастье…

Платье лежало на кровати, поблескивая в лучах восходящего солнца. Это было одно из самых красивых и дорогих платьев в моей жизни. Восхитительное, нежно-сиреневое, словно сотканное из таинственных цветов, в которые превращаются упавшие с неба звезды. Вызывающие в памяти ясный восход зари.

Я – это женщина, смотрящая на себя в зеркало, чтобы убедиться: все происходящее с ней – не сон. Сколько лет назад я приехала в этот город – глупый ребенок, не знающий, что делать с собственной жизнью. Институт, разочарование, мнимые потери, Андрей, чьи-то незнакомые лица – и вновь Андрей, до конца он и больше никто. И, словно аккомпанементом, меня выгоняют из института…

И вот – свет софитов. Эфир. Я сяду в машину этим вечером и среди множества лиц стану искать только одно лицо. И платье на кровати – символ моей победы. Этим вечером – открытие персональной выставки Андрея, потом – презентация, телевизионная съемка и роскошный банкет.

Андрей стремился к этому всю свою жизнь. Он не добился признания как художник, но добился всего как бизнесмен. Галерея давала огромную прибыль. Правда, я до сих пор не понимаю – как. Наверное, от торговли антиквариатом. Не знаю. На сумму, в которую обошлось предстоящее торжество, можно было свободно купить несколько квартир в центре города. Андрей спекулировал антиквариатом и иконами, за бесценок скупая у нищих художников картины, через год или два становившиеся (не без его участия) шедеврами. На будущие шедевры у него был просто настоящий нюх. Я ничего подробно не знала о его делах. Четкой, хорошо продуманной политикой Андрея было держать меня в полном неведении. Я узнавала о его делах только по слухам вокруг или догадывалась сама. Провалившись в искусстве, Андрей преуспел в своем стремлении зарабатывать деньги на искусстве. Вечером ожидался его триумф. И мой – его жены, Татьяны Каюновой.

В день презентации Андрей ушел около семи утра. Я слышала, как захлопнулась входная дверь. Мы должны были встретиться только вечером, перед началом съемок. Я собиралась приехать с одним из его друзей – скорее всего, с его компаньоном по галерее, Геннадием Кремером. В то утро я испытывала неприличное восхищение собой. Когда ходила по квартире из комнаты в комнату, в памяти возникали слившиеся воедино обрывки прошлого. Например, о том, как я впервые увидела Андрея…

Около полудня раздался звонок в дверь. Это было более чем непонятно. Внизу – охрана, никто не мог пройти к нашей квартире, не сообщив предварительно о своем приходе. Даже близкие друзья и Юля, моя сестра, и те должны были звонить. Каждый месяц Андрей возобновлял договор с охраной – обученными телохранителями. Он решил нанять их после того, как пятеро подростков пытались вломиться в его галерею с целью грабежа. А те ненормальные, что не раз подстерегали у дома… Около публичных личностей всегда водится множество различных ублюдков. Это крест известных людей.

В дверь звонили не переставая. Это меня удивило еще больше: в вестибюле еще с вечера дежурила охрана. Я посмотрела в глазок. В коридоре стояла миловидная девушка лет 20–23, совершенно мне незнакомая. Я решила открыть.

– Добрый день, – сказала девушка (у нее был приятный низкий голос). – Андрей дома?

Андрей? Не сомневаюсь, что девчонка заметила, как недоуменно стало вытягиваться мое лицо, потому что она быстро протараторила:

– Вы извините, что я так фамильярно, просто мне очень нужно его увидеть. Это срочно.

– Как вы сюда вошли? – спросила я.

– Но охрана же меня знает!

– Каким это образом?

– Простите, я сейчас все объясню. Вы ведь Татьяна Каюнова, жена Андрея?

– Да.

– Очень хорошо. Если вашего мужа нет дома, мне бы хотелось поговорить именно с вами.

– Разве мы знакомы?

– Нет. Я работаю в галерее Андрея Каюнова. Простите, могу я с вами поговорить?

– Только недолго. Входите.

Я посторонилась, дав ей войти. В гостиной девушка весьма непринужденно уселась в кресло.

– Так даже лучше, что Андрея нет, – сказала она. – Я давно собиралась с вами поговорить, но он мне запрещал.

– Кто вы такая?

– Меня зовут Вика.

– Ну и что?

– Я… я любовница вашего мужа. Вернее, возлюбленная Андрея.

Удивляться этому не следовало. То есть не в том смысле, что эта девочка действительно была любовницей Андрея, а в том, что за время нашей работы мы оба повидали достаточно придурков. Существуют совершенно ненормальные люди, с успехом отравляющие жизнь. Так, месяц назад меня каждый день подкарауливала у входа в студию одна сумасшедшая, которая была уверена в том, что я ее потерянная в детстве дочь. Охрана едва отвязала меня от нее.

Кстати, «любовницы Андрея» тоже были – две психически больные девчонки, приставшие ко мне возле самого дома. Даже Юле звонили какие-то психи. От этого не уйдешь, я просто училась обращаться с ними.

Главное – их не нервировать, потом – как можно быстрее выпроводить из квартиры. И снова насчет квартиры: как, черт возьми, эта девчонка все-таки вошла сюда?! Каким же образом? Охрана не впускала сюда сумасшедших.

Правда, девушка производила совсем другое впечатление. Прислонившись к стене, я стала ее рассматривать. Темные волосы, бесцветные глаза, ничего не выражающее лицо… Таких не различают в толпе. Нельзя даже сказать, красива она или уродлива. Никакая – самое верное слово. Нет, определенно, она не сумасшедшая – девчонка производила впечатление уверенного в себе человека.

– Вы пришли не по адресу. Моего мужа нет дома.

– Вы не поняли, я пришла к вам.

– Возможно. Только сейчас я занята. Поговорим позже.

– Я понимаю – вы решили, что я обычная психопатка. На вашем месте я подумала бы так же.

– Я занята! Уходите!

– Вы сразу же спросили, как я прошла охрану. Почему же вы не зададите этот вопрос сейчас? Теперь это вас не интересует? Я сказала вам сразу, что охрана меня знает – и это действительно так. Разве то, что я уже нахожусь в вашей квартире, не служит тому доказательством? Подтверждением моих слов? Охрана строго охраняет вас от сумасшедших, Андрей рассказывал, что какая-то женщина подкарауливала вас у студии, о тех, кто звонил вам. Даже о вашей сестре! Видите, я все это знаю. И охранники часто видели меня с ним.

Я почувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Нет, она сумасшедшая, не может быть иначе. Только откуда она знает…

– Зачем вы сюда явились? Выкладывайте.

– Рассказать вам правду – ведь это просто, не так ли? Андрей любит меня и хочет на мне жениться, но вы никогда не дадите ему развода. Он любит только меня – вам понятно? Очень скоро он вас оставит, а будущим летом обещал поехать со мной отдыхать на Гавайи. Не с вами, а со мной! Он вам пообещал, но теперь горько сожалеет об этом.

Мне стало не хватать воздуха. Дело в том, что следующим летом мы действительно планировали с Андреем такую поездку и уже усиленно обсуждали предстоящее путешествие. Но откуда она могла знать?

– Вы мне не верите – это естественно. Я так и предполагала. Тогда смотрите!

Она раскрыла сумочку и протянула мне три фотографии. На них была изображена девица… с Андреем. Их позы не заставляли сомневаться в характере отношений. Я пошатнулась, потому что прямо в глазах заплясали электрические искры. Впрочем, у меня хватило сил, чтобы подойти к столику и поднять телефонную трубку.

– У меня в квартире психопатка, выведите ее отсюда!

Фотографии я швырнула на пол изображением вниз. Девица усмехнулась. Через несколько секунд открылась дверь, и охранник, грубо схватив мою непрошеную гостью под мышки, выволок ее из квартиры. Она принялась брыкаться и орать с пеной на губах, брызжа слюной, шипя.

– Ты еще пожалеешь! Гадина! – источала она яд в мой адрес. – Подлая мерзавка! Он все равно будет моим! Он мой, слышишь?!

Ее поведение действительно было психопатическим. Но, несмотря на столь ясный вывод, я опустилась вниз, на пол, рядом с фотографиями. Положила снимки перед собой, снова перевернув их, и поняла, что от восхищения и счастья не осталось даже следа. Я была уничтожена, раздавлена, убита. Я еще не знала, что сделаю. Пойду на прием, потом убью ее и его, может быть, убью себя…

Но тут мой взгляд совершенно случайно упал на снимок, который лежал в центре, и я почувствовала, что в нем что-то не так. Присутствовало что-то странное. Это была чистая интуиция, но интуиция, кольнувшая в самое сердце. Я вскочила с места, поднесла фотографию к окну. На левом плече Андрея была родинка размером с пятак, темного цвета (фотографии были цветные). Но у Андрея никакой родинки на левом плече НЕ БЫЛО! Кому, как не мне, это знать! Я схватила с пола и другие снимки. Родинка была на всех. После этого глаза стали различать и другие несоответствия, и наконец я поняла, что это не Андрей! Короче, все ясно – монтаж. Очень умело и тонко выполненный компьютерный монтаж. Недаром их позы с самого начала показались мне неестественными. Фото взяты из Интернета: фотографии Андрея в Сети повсюду. Лицо – Андрея, тело – чужое. Монтаж. Девица подставная. И все для того, чтобы заставить меня поверить. НО ЗАЧЕМ?! Если бы я не заметила родинку, то никогда не узнала бы, что это неправда. А ведь поначалу я поверила – именно этого от меня и хотели. Но, опять же, зачем? Ради чего? Я чувствовала, что разобраться в этом происшествии пока не смогу, но случившееся оставляло чувство сильной тревоги, даже страха. Тут я и вспомнила про охрану. Быстро спустилась вниз. При моем появлении двое охранников встали.

– Простите, – вежливо обратилась я, – я хотела узнать… Эта женщина… Она сказала, что кто-то из вас ее видел раньше.

Один ответил:

– Да, я видел. Один раз она приходила в галерею к вашему мужу. Они говорили минуты три, потом она ушла. И все. А сейчас она сказала, что у нее к вам срочное дело, якобы встретила в галерее вашего мужа, и он просил ее передать вам что-то очень важное. Я решился ее пропустить. Но, судя по всему, поступил неправильно?

– Нет, в общем, ничего, но, пожалуйста, больше никого ко мне не пропускайте.

Андрей сразу ответил на звонок. Я слышала его взволнованное дыхание.

– Скажи, в твоей галерее работает девушка лет двадцати трех по имени Вика?

– Вика? Нет. Первый раз слышу. А что случилось?

– Нет, ничего особенного, просто встретила одну приятельницу…

Я что-то наплела ему и закончила разговор. Тревога не оставляла, наоборот, становилась все тяжелее и неопределеннее. О снимках и визите этой женщины я решила Андрею пока ничего не говорить. А завтра… завтра будет видно. Но мысли об этом случае ни на секунду не оставляли меня, не уходило ощущение тревоги…

Конверт с фотографиями лежал на диване. Я взяла их, пошла в спальню и спрятала в нижний ящик платяного шкафа под ворох белья, после чего брезгливо вытерла руки о халат. Все это больше не имело никакого значения. А все-таки во мне настойчиво билась мысль – «зачем?».

Вечером тихо шуршала машина по асфальту опустевших улиц. В домах зажигались огни. Я чувствовала себя так, словно из одного измерения попала в другое. А потом было море ослепительных огней, и обезличенная толпа разукрашенных людей расступалась при моем появлении. Андрей же обращал на меня внимания не больше, чем на обычную гостью.

Все из представленных здесь картин я видела раньше, знала историю создания каждой, но ничего особенного в них не находила. Они и правда были бездарны – надо признать.

В какой-то момент мне стало казаться, что я исчезаю и одновременно появляюсь в окружающем меня тумане. Мне улыбались фальшивыми, приклеенными улыбками, обращались со штампованными словами, и я почувствовала, что не совсем вписываюсь в тесноту этих стен, как не вписалось бы, наверное, и подлинное искусство в безвкусную пошлость этой выставки.

Но я отогнала это нескромное сравнение. Андрей, мой Андрей стоял перед микрофоном, и взгляд его был устремлен вдаль. А я вглядывалась в его лицо и понимала, что, хоть этот человек и является моим мужем, на самом деле я совершенно не знаю его. Вот, кстати, таким я его прежде не видела. По сценарию, он должен был сказать речь. Андрей начал с обычной благодарности фирмам, устроившим все это, и со всего того, что говорят на презентациях. Его голос разносился по залу и тонул где-то в сводах потолка. И мы совершенно случайно встретились глазами. Честное слово, я и понятия не имела, что он собирается сделать! (Юля упрекала меня именно за то, что произошло потом.) Мы просто встретились взглядом, и Андрей сказал:

– Я благодарен за вашу любовь и за все теплые слова, сказанные обо мне. Я искренне благодарен всем моим друзьям, которые пришли сегодня на эту выставку. Но особенно – одному человеку. Я очень счастливый человек. И счастлив не успехом, не деньгами, не славой, а тем, что встретил в своей жизни настоящую любовь. Я хочу представить вам единственную женщину, которую люблю, и открыто признаться в этом. Однажды теплым осенним днем я вошел в светлую комнату и увидел девушку, стоявшую у окна. В ее волосах играли солнечные лучи. Она не могла видеть меня, потому что стояла ко мне спиной и смотрела на улицу за окном. А потом вдруг обернулась. И в это мгновение я понял, что она станет самым большим откровением в моей жизни. Может быть, именно в тот момент я почувствовал всю силу художника: такое необычайно глубокое и светлое чувство открылось в моей душе. Эта женщина стала той звездой, чей яркий свет вел меня на вершину. И сегодня, в счастливый для меня день, я хочу выразить уважение и благодарность женщине, которую очень люблю, без которой была бы невозможна вся моя жизнь, женщине, ставшей моей королевой. Итак, я представляю вам эту женщину – мою жену, я представляю вам мою королеву – Татьяну Каюнову!

Я встала, чтобы идти к нему, ничего не видя и не слыша вокруг. Я дрожала. Глаза застилал туман. И на какую-то долю секунды услышала вокруг себя шум, производимый толпой, и увидела человеческие фигуры, вставшие со своих мест. Я же различала перед собой только одно лицо, и этот человек протягивал мне руку. Я шла, чтобы навсегда соединить свою жизнь с его жизнью той связью, которую ничто не может нарушить. Боясь, что упаду, и дрожа как ненормальная – руками, всем телом. И он взял мои ладони в свои и сжал с силой. А я все боялась, что разревусь и тушь черными уродливыми потоками потечет по щекам.

Я, кажется, слышала, как бьется его сердце. И когда мы снова встретились взглядом, я увидела в его глазах веселых огненных чертиков, прыгающих посреди целого моря нежности и любви. Чертиков, подбивших на то, чтобы устроить все это.

Вокруг – шум, огни, толпа… Мне казалось, я различаю даже всех, кто находился по ту сторону телекамер в скопищах огромных домов, и все это кружилось перед глазами, обволакивая туманом, а я видела только одно – теперь мы связаны самой прочной связью и отделить меня от него уже невозможно. Слезы дрожали радужными кружочками в глазах. «Я представляю вам женщину, которую люблю… Я представляю вам мою королеву…»

И у меня не было сердца – наверное, оно выпрыгнуло из груди за те несколько шагов, пройденных к мужу, а на месте сердца бушевало какое-то большое светлое пламя, в котором уже догорали кончики волос, и я сама видела этот огонь, в котором четким оставалось только одно лицо, одни глаза – и руки, прижимавшие меня вместе с огнем и слезами не к моему, а к его сердцу.

Не знаю, как выглядело это со стороны, только потом все говорили мне, что завидуют нашей любви и силе, читавшейся в наших лицах. Все говорили, что я должна быть самой счастливой женщиной на земле, если меня так любят. Но все происшедшее в этот вечер находилось за пределами счастья.

Я не помню, как мы ехали обратно домой – почти под утро. Мы больше не разлучались ни на секунду. Окружающий меня туман принял форму Андрея – его тела, его рук, глаз и губ. И эта пьяняще ненормальная, безумная ночь счастья… Ночь из тех, что не повторяются.

Теперь мне иногда снится шум, свет, толпа, Андрей, протягивающий ко мне руки, и я иду к нему, и все боюсь, что не дойду. Это самый отчетливый эпизод, именно он жив в подобных снах: иду к нему и все боюсь, что не дойду…

Глава 5

Я до сих пор помню, как в первый раз увидела Андрея.

Последние дни того августа стали для меня настоящим кошмаром. Я находилась в состоянии жесточайшей депрессии. В халате, непричесанная, неумытая, я слонялась по квартире, не зная, чем бы себя занять… Юлька наблюдала за мной, потом махнула рукой, сказав: «Совсем с ума сошла». Чтобы как-нибудь убить время, я стала встречаться с кем-то из Юлиных друзей. Как его имя, теперь даже не могу вспомнить.

Вечером накануне 1 сентября я вошла к Юле и сказала:

– Знаешь, я подумала и приняла решение – не хочу идти в институт.

– Что ты несешь?

– Юля, понимаешь, мне просто нечего там делать… Я устала. Пойду лучше работать, секретаршей в какую-нибудь контору… Может, это лучший выход.

Не дослушав до конца, Юлька от всей души залепила мне затрещину.

– Чтобы я больше никогда этого не слышала!

Я сидела в ванной и плакала, но не потому, что Юля меня ударила, а потому, что она была права.

В институт 31 августа я приехала вовремя. Только вошла в главный корпус, и сразу же хлынул проливной дождь. За пять минут до начала собрания в актовый зал навалила огромная толпа людей, и я словно растворилась в ней, будто уже не существовало меня – отдельного человека, а лишь безликая частица огромной биологической массы. Я чувствовала себя нелепо, но убежать не могла. Почему-то мне захотелось плакать. Потом, сидя в актовом зале, слушая выступления ректора и каких-то людей, я пялилась на окружающие меня лица. После собрания выдали студенческие билеты, потом – учебники, потом всех позаталкивали в обшарпанные аудитории и снова стали говорить о чем-то очень пустом и никому не нужном. Только к трем часам дня я вернулась домой.

Юля и Володя уже ждали меня, сестра даже немного нервничала.

– Я уже все передумала: что ты под машину попала, заблудилась, похитили тебя или вляпалась в какую-то глупую историю и уже в милиции – ты на это вполне способна. Но позвонить хоть можно было? Ты видела, сколько на твоем телефоне пропущенных? – сердилась она.

– Извини, я звук отключила. И не вынимала телефон…

– Первый раз вижу человека, который способен столько часов прожить без мобильника и Интернета! – восхитился Володя.

Я молча пожала плечами.

Володя сказал, что заедет за нами в семь часов и повезет в ресторан отпраздновать мое поступление. Месяц назад он уволился из института, ушел работать в коммерческую фирму и получал в этой фирме в неделю столько, сколько получал в институте за год.

– Почему ты не выйдешь за него замуж? – спрашиваю Юлю.

– Не твое дело, – буркнула она. – Скажи лучше, в институте мальчики приличные есть?

– Я что, думаешь, на них смотрела?

– Вот дура. А на что ж еще там смотреть?

Домой мы вернулись в три часа ночи, и первую пару на следующий день я умудрилась проспать.

Когда, проснувшись, взглянула на часы и увидела, что уже половина девятого, разревелась, накручивая себя, что подобное начало может стать очень дурным знаком. Юлька заставила меня успокоиться и вытолкала в институт.

Дальше, по дороге и уже в самом институте, со мной случилось несколько кошмаров подряд. Во-первых, я заблудилась: не посмотрела на номер троллейбуса, подъехавшего к остановке. Здесь останавливался только один номер, и я решила по наивности, что не может приехать никакой другой. Но, как случается по законам этого жанра везде и всегда, троллейбус, в который я села, поехал совсем в другую сторону и завез меня черт-те куда. Пока я разбиралась, куда заехала, пока выбиралась оттуда, прошел весь перерыв и начало второй пары.

Во-вторых, я заблудилась в самом институте. Пока вспоминала номер своей группы и бегала к деканату смотреть расписание, пока нашла аудиторию, был уже конец второй пары. Что мне оставалось делать – не возвращаться же обратно. И я, стиснув зубы, открыла дверь.

Сначала я увидела только очень много людей в огромной комнате и совсем не заметила фигуру преподавателя у доски, слева от входа. Разглядев несколько свободных стульев в конце, я метнулась к ним, забыв закрыть за собой дверь.

– Девушка, вы бы хоть дверь закрыли! – услышала позади скрипучий старческий голос.

Повинуясь, закрыла и попыталась вновь пробраться вглубь аудитории, но не тут-то было. Меня остановили снова:

– Вообще-то, культурные и воспитанные люди извиняются за опоздание и просят разрешения войти.

– Извините, можно мне войти? – сказала я.

– А теперь выйдите за дверь, постучите и произнесите то же самое!

Кто-то в глубине аудитории, конечно же, громко заржал. Я не сдвинулась с места.

– Вы слышите, что я вам говорю?

– Нет, не слышу! – И тут же прикусила язык.

– Вот, дорогие мои студенты, посмотрите на образец вашего хамства. Вот какими хамами вы приходите сюда, и задача нашего института сделать из вас культурных людей! – Рукой он указал сначала на меня, а потом почему-то в потолок.

Я почувствовала, как на моем лице выступают красные пятна и предательски начинают дрожать руки. Никогда в жизни меня не унижали перед таким количеством людей!

– Девушка, стойте! – снова услышала я. – Я еще не закончил с вами разговаривать. Хорошо же вы начинаете учебу, ничего не скажешь! И зачем только вы сюда явились? Как опустился уровень нашего института, если сюда принимают таких студентов, как вы. Кстати, не слишком ли рано вы пришли? На первой паре я вас не видел. Где вы были на первой паре? Что молчите? Я вас спрашиваю!

– Спала!

Снова громкий смех.

– Вот откуда столько проблем в нашей стране! – продолжилось назидание. – Наличие уже одного подобного студента – настоящая трагедия для общества! Люди, которые неизвестно зачем живут и неизвестно зачем приходят в институт, где готовят хороших специалистов, – это несчастные люди. Запомните, девушка: стране нужны только хорошие кадры. Можете идти на свое место и подумайте о том, что я вам сказал. Еще одно опоздание – и больше двойки по моему предмету на экзамене вы не получите!

Чуть не плача, не в силах поднять на кого-то глаза, села на место и твердо решила завтра же забрать документы. В перерыве ко мне подошли две девчонки.

– Слушай, да плюнь ты на него! – сказала одна.

– Девчонки из общаги про этого козла рассказывали, – сказала другая. – Он шизанутый. К нему на лекции нельзя опаздывать, это его пунктик. А так он классный – на экзаменах ниже тройки никому не ставит.

У меня было несколько другое мнение по этому поводу. Но чтобы не обижать девчонок, проявивших ко мне искреннее участие, я промолчала и вышла вместе с ними из аудитории.

Потом была третья пара. Лысоватый пожилой мужичок совсем низенького роста прыгал возле доски и размахивал руками.

– Теперь вы понимаете, какая новейшая система введена в институте? Система рейтинга – по западным образцам! Теперь каждому студенту за успеваемость будут выставлены не оценки, а баллы.

Я сидела с теми двумя девчонками, в третьем ряду. Их звали Люда и Наташа, и жили они в первой общаге.

– Пятерка – сто баллов, четверка – восемьдесят, тройка – шестьдесят, и так далее! Теперь вы видите, какой прогресс? Чтобы упорядочить систему остаточных знаний, специальным научным советом для первого и второго курсов была разработана формула, по которой будет выставляться наш рейтинг. В ней учитывается все: количество лекций, лабораторных работ, время посещения занятий и многое другое. Но скажу вам сразу – лично я чаще всего буду ставить двойки! А теперь я напишу формулу на доске.

Мужичок развернулся и мелом крупными буквами написал на середине доски:

ФОРМУЛА РЕЙТИНГА Р =!!!!!!

Потом отряхнул руки от мела и с гордостью провозгласил:

– Вот!

Мой смех раздался в полной тишине. Я смеялась очень искренне и заливисто только потому, что думала, он шутит. Мне действительно это показалось удачной шуткой, правда, вынутой из нафталина – архаичной, устаревшей, как динозавры третичного периода, к тому же сильно отдающей перекисшим запахом горкомов, райкомов, высших инстанций. И все-таки, несмотря на свою официозность, недалекость, – очень смешной. И еще я подумала: как хорошо, что у нас будет преподавать такой веселый дяденька. Мой смех прозвучал в застывшей, напряженной тишине заполненного людьми зала.

– Девушка в желтой кофточке! – Его брови угрожающе сдвинулись на переносице. – Что вас так развеселило?

Когда я поняла, что его слова обращены ко мне, мой смех моментально смолк.

– Чего вы веселитесь?

– Мне просто понравилась ваша удачная шутка, – честно призналась я.

– Удачная… что?!

– Ну… вы так хорошо пошутили с этой формулой…

– И как же я пошутил?

– Ну… показали, какими недалекими бывают люди!

Он побагровел.

– Да я… да вы… да как вы смеете смеяться над учетом рейтинга студентов!!! Что вы себе позволяете?! Я вам покажу!!! Вон из аудитории!!!

Я ничего не понимала. Не понимала, что человеческая тупость способна достигать таких угрожающих размеров, подавляя и калеча все, что содержит хоть крупицу разума. Я не понимала, что подобную тупость с какой-то нелепой формулой, просто поражающей своей ограниченностью и претензией на значительность (подобным самомнением обладают все посредственные, бюрократические усовершенствования), – я отказывалась понимать, что все это мог создать человеческий мозг. Однако не понимала, похоже, одна я: более сотни испуганных студенческих глаз уставились на меня.

Я взяла сумку и вышла.

Последней, четвертой парой была физика. Сама по себе физика еще ничего, но… Как только я увидела преподавательницу, то ясно осознала, что мое пребывание в этих стенах может стать самой большой ошибкой. Это была типичная старая дева – с зачесанными, зализанными, собранными в тугой узел на затылке мышиными волосами, очками на утином носу, поджатыми белыми губами без грамма помады. От всей фигуры веяло злобой и осуждением тех, кто не похож на нее. С самого начала она дала решить задачу и, кровожадно сверкнув бесцветными глазами, принялась выискивать жертву на заклание у доски. Ее глазки алчно рыскали по аудитории и наконец остановились на мне. Я взглянула на нее и почувствовала, что, если она вызовет меня, я умру. Мне и так уже досталось сегодня, а в физике я вообще ничего не понимала. И ничего не помнила со школы. Я понятия не имела, как решить эту чертову задачу.

Мне захотелось спрятаться под столом. А она поправила очки на носу и прокаркала:

– Так-так… К доске у нас пойдет…

– Можно я? – произнес сзади мужской голос. Мучительница уставилась в другую сторону.