Текст книги "Хайшенвей. Миллионка"

– Ишь ты, хитрый какой! Быстро! А если я продешевлю? Не люблю я быстро. Потом буду себя корить, что продешевил!

– Это что тебе, Семёновский рынок, что ли? Продешевить он боится! Иди на рынок, там и торгуйся!

– Ну ладно, Василий, не шуми! Мне то что, старшим по поимке назначен ты. С тебя и спрос. Что-то Пушок неспокоен! Что, псина, профукали мы премию? Ладно, Василий, давай разделимся. Я пошёл в слободку, а ты… Нет, слушай, что-то с Пушком явно не в порядке! Что-то он трясётся весь. Не заболела бы собака. Ты, действительно, бери Пушка, а я возьму остальных. Ну, я пошёл?

– Иди уже, Гаврила, иди.

– Не нравишься ты мне сегодня Василий. И Пушок твой не нравиться!

– Что я баба тебе, чтобы нравиться? Иди себе, от греха подальше!

– Иду, Василий. Вот только не продешевить бы!

А в это время компания из одного мужчины, двух мальчишек и одной девочки уходила все дальше и дальше. Задача беглецов была проста, уйти как можно дальше от входа в катакомбы и как можно быстрее найти другой выход на поверхность. Потому что Си брела уже из последних сил. Кенрю нёс ее, сколько мог, но выход на поверхность никак не находился, и Кенрю выбился из сил. После небольшой передышки, Си сказала, что ей уже лучше, и дальше она пойдёт сама. Но все равно Кенрю, и мальчики, были начеку, потому что девочка уже несколько раз падала. Наконец Павел сказал:

– Сдаётся мне, что мы идём куда-то не туда. Я этого пути не знаю. По моим расчётам, мы должны были выйти на поверхность десять минут назад. А мы все идём и идём.

– Павел, погоди. А мне этот путь кажется знакомым. Так и есть! Вот этот камень в форме головы птицы я точно видел. А вот здесь Сергей упал и рассыпал спички. Вот видишь, некоторые из спичек до сих пор лежат возле этого камня.

– Толи, какой ты наблюдательный! Ни за что бы ни подумал! То есть, я хотел сказать, – мальчик перестал говорить, пытаясь подобрать слова поточнее, – как ты вообще мог что-то заметить в той панике, которая тебя обуяла?

– Я и сам удивляюсь. Просто, в какой-то момент, моё зрение вдруг обострилось, и я узнал это место.

– Может, ты нас и дальше проведёшь? Прямо к тому месту, где упал.

– Нет. Я, наверное, не смогу. А, впрочем, … У меня такое чувство, будто что-то толкает меня в спину. Толкает, но не даёт сбиться с правильного пути.

– Ну что же, веди нас.

– А как же Си, – вмешался вдруг в разговор Кенрю, – может, оставим этот поход на потом?

– Нет, дядя. Я уже не могу остановиться. Не могу повернуть назад. А вы с Павлом и Си попробуйте найти выход наверх. Поверь, дядя, так будет лучше. Я чувствую это.

– Чувства – это хорошо, – сказал Павел, – но у нас заканчиваются спички, ещё чуть-чуть, и мы будем брести в полной темноте. Да и от свечки уже тоже мало что осталось. А ты предлагаешь разделиться! Пойдём уж все вместе. Все равно выход найдётся. Выбрались же мы прошлый раз, выйдем и сейчас! Ну что же, веди нас, проводник Токагава.

Вскоре свеча догорела полностью, но Толи уверенно вёл всех вперёд. Наконец они остановились возле того самого места, куда вчера упал Токагава.

– Тебе дать верёвку или ты прыгнешь туда сам, как в прошлый раз?

– А у тебя есть верёвка? Откуда?

– Экий ты, невнимательный! Я же тебе говорил, что с утра ищу этот лаз. Все катакомбы обшарил, а найти не мог. А ты с первого раза, раз и нашёл!

– А ты, Паша, никак завидуешь?

– Было бы чему завидовать! У нас есть такая поговорка «Новичкам везёт!». Вот и тебе повезло. Впрочем, говорят, что это бывает раз в жизни!

– Токагава, – испугалась Си – ты что, собираешься туда спуститься?

– Да. И никто меня не сможет остановить.

– Да никто и не собирается, – сказал Павел, – ты только хорошо обвяжись верёвкой. Чтобы мне не пришлось спускаться вниз, как вчера.

– Я ничего не понимаю. Токагава, ты опять забыл обо мне, – вклинился в разговор Кенрю, – судя по действиям, твой друг собирается спуститься в этот лаз.

– Не он, а я.

– Я категорически против. Один ты не пойдёшь, только вместе со мной.

– Но дядя, ты же ничего не увидишь, там, в темноте, а я увижу. Мне и сейчас все видно. Книга лежит под слоем земли, но я вижу ее. А также я вижу крыс, змей и ещё кое-что, чему я даже не могу подобрать название. Это древнее, древнее зло. Но я его не боюсь. Я ничего не боюсь. Книга зовёт меня. И она же сохранит мою жизнь и мой разум.

– Толи, что ты так долго объясняешь дяде? Не забывай, мы с Анастасией не понимаем по-японски.

– Я понимаю, – поправила Павла Си, – только говорю плохо. Стесняюсь, потому что не могу говорить, как все люди.

– А мне нравиться, как ты говоришь! – сказал Токагава. – Я никогда не слышал такого красивого голоса. А петь по-настоящему ты умеешь?

– Да. Поэтому я и украла платье.

– Споёшь мне, когда я вернусь с книгой?

– Нет. Я…

– Все, оставь девку в покое! Не видишь, что ли, она от смущения вся красная. Ты если идёшь вниз, то иди. Или пусти меня. Я опытнее тебя буду.

– Нет. Я первый дотронулся до книги. Она теперь меня считает своим хозяином.

– Ладно, иди! Надоел ты мне со своей книгой!

– Верёвку! Ты мне обещал верёвку!

– Обещал, значит дам. А не боишься вниз спускаться? Ты же говорил, что там змеи и крысы.

– Нет. Не боюсь. Давай верёвку.

– Давай я тебя обвяжу! Жаль, что свеча догорела.

– Я тебе потом все расскажу! Ну, я пошёл! Дядя, помоги Павлу, боюсь, он меня не удержит.

– Хорошо, племянник. Вместе мы точно удержим этот конец верёвки. Но помни, если тебе будет там плохо, дерни за верёвку, и мы тебя тут же поднимем наверх…

Спуск не занял много времени. Отверстие в земле было неглубоким. Минута, две, и Толи почувствовал под собой землю.

– Павел, дядя, – прокричал он, – я на месте. Крыс нет. Змей, по-моему, тоже.

– А что же там есть? – спросила Си.

– Сейчас посмотрим.

Но прошло довольно много времени, прежде чем Толи что-то нашёл. Но это была не книга. Это была перчатка. Вначале Токагава подумал, что он или Павел обронили эту перчатку в прошлый раз, но, рассмотрев ее поближе, понял, что ошибся. Перчатка была сшита на руку великана или очень большого человека и была соткана из тонких металлических нитей. Стряхнув налипшие комья грязи, Толи оттёр перчатку рукавом. Она заблестела, как золото, и начала переливаться. Волны ряби пошли по перчатке. Рябь становилась все сильнее, пока мальчик, почти не осознавая того что делает, не засунул руку в раструб перчатки. Перчатка тут же съёжилась, уменьшилась и стала точно по руке мальчика. И как только это произошло, из всех пяти пальцев перчатки ударил свет. Да такой сильный, что осветил все вокруг. После полной темноты мальчику показалось, что он ослеп. Осторожно открыв слезящиеся глаза, он попытался сконцентрироваться на поиске книги. И тут же увидел ее. Она лежала около его левой ноги. Ещё чуть-чуть, и мальчик наступил бы на неё. Издав радостный крик, мальчик быстро наклонился и попытался поднять книгу, но тут же отпрянул. Однако отрубленная рука, пленённая цепочкой, оказалась проворнее Токагавы. Она вцепилась в запястье мальчика. От страха Толи дико заорал.

Глава 6. Гришка и Ларочка

То ли бежать за обманщиком Колькой, то ли расспросить поподробнее невидимого собеседника. Этими словами закончилась глава третья.

Гриша успел подняться только на три ступеньки, как вдруг пространство двора прорезали крики, свистки, разноязычный говор. Кричали и говорили на повышенных тонах. Мимо Гриши пробежал японец, на руках он держал девочку. Девочка была в обмороке. Безвольно поникшая головка моталась на тонкой шейке в такт шагам похитителя. Мальчик вгляделся в девочку и обомлел. Малышка была как две капли похожа на сестрёнку Соньку. Те же соломенные волосы, тот же носик, та же тонкая шейка. Гнев ударил мальчику в голову. Ноги действовали быстрее мозга. Мальчик только подумал о том, что надо бежать вдогонку за похитителем, а ноги несли его уже вовсю. Преследователи не видели, куда юркнул похититель. Изломы и повороты двора не давали сделать этого сразу. А Грише, с высоты одного пролёта лестницы и трёх ступенек, было все видно. Спуск по ступенькам он преодолел мгновенно. Двор мальчик пересёк за несколько секунд. Пространство двора было поделено на маленькие магазинчики и лотки. Китайцы, корейцы, японцы высыпали из-за прилавков на середину двора. Преследователи смешались с толпой взволнованных продавцов. Шум увеличился до невозможности. Гриша бежал сквозь толпу, но бежать было трудно, это похоже было на бег во сне. Бежишь, бежишь, а все на месте. Все это вавилонское столпотворение лопотало, кричало, размахивало руками, советовало. Наконец бежать стало чуть легче, мальчик завернул за поворот, но японца там не оказалось. Гриша поднажал, ещё поворот и ещё! Мужчины нигде не было видно. Во дворе похититель спрятаться не мог. Все население двора высыпало на свои балкончики, вылезло на лестничные клетки, выглядывало из окон. Оставался только один вариант: арка, через которую можно было выйти на Пограничную. На это раз Гриша выбрал верный путь, на другом конце арки мелькнул красный сапожок девочки. До похитителя оставалось всего ничего, но вдруг Гриша поскользнулся и упал прямо в лужу нечистот. Снег в районе Семёновского базара растаял, обнажив кучи нечистот, которые стекали вниз, на Миллионку. Кроме того, что Гриша теперь вымок и дурно пах, оказалось, что он неудачно упал и ушиб локоть. Впрочем, это не охладило его пыл. Он отряхнулся и побежал дальше.

Пока он бежал, в голове его прокручивались страшные картины. Гриша понимал, что просто так бабушка и соседка Капитолина не отдали бы Сонюшку. И страшно было подумать, что сделал жестокий азиат со старыми женщинами, чтобы забрать Сонюшку. И здесь, в первый раз, в голове Гриши мелькнула мысль, а зачем, собственно говоря, японцу, маленькая, больная, русская девочка, исхудавшая от вечного недоедания и с высокой температурой. Потом в голову Гриши пришла другая мысль, а кто одел Сонюшку в эту роскошную шубку и сапожки? Ответа на вопросы не было. И Гриша решил отложить все это на потом. Сейчас самое главное было догнать низкорослого мужчину и отобрать у него сестричку. Но шанс был упущен. Погоня продолжалась около пятнадцати минут, какое-то время Гриша ещё видел впереди силуэт мужчины, но вдруг мужчина исчез, как будто провалился под землю. Впрочем, так и оказалось. Когда Гриша подбежал поближе к тому месту, где исчез похититель, оказалось, что это дыра, ведущая в катакомбы. Гриша замешкался, здесь он никогда не был. Было страшно, но перед глазами мальчика встало побледневшее личико сестрёнки, ее закрытые глазки и тоненькая шейка. И мальчик решительно начал спуск. Никакой лестницы здесь конечно не было. Спуск был довольно крутым, и его пришлось совершать на пятой точке. Наконец он был завершён. Здесь, в самом начале катакомб, было довольно светло. Дневной свет освещал несколько коридоров, которые вели в разные стороны. Мальчик застыл в нерешительности. Ему показалось, что из глубины одного из коридоров донеслись какие-то звуки – глухой стук и брань. И Гриша пошёл в направлении звука. Это оказалось нелёгким делом. Чем дальше Гриша уходил от входа, тем тяжелее давался ему каждый шаг. Несколько раз мальчик падал. Наконец, когда свет почти перестал быть виден, мальчик остановился. Дальше идти было небезопасно, да и бесполезно. Без фонаря, без какого-либо маломальского снаряжения, которое требуется для путешествия в катакомбах, идти вперёд было нельзя. Возвращение назад заняло гораздо больше времени, чем спуск. Мальчик шёл и плакал от досады. Наконец впереди показался выход. Решительно вытерев глаза, мальчик устремился к дневному свету.

Глава 7. Елена

Когда у тебя болит зуб, ты идёшь к зубному врачу. Это если есть деньги. А если нет, то к зубодёру-китайцу. То есть, совсем за бесплатно, он делать ничего не будет, так же, как и русский зубодёр. Но с китайцем можно договориться. Если найдёшь этого китайца на его рабочем месте. А в тот день все не заладилось с самого утра. По дороге к китайцу меня обрызгала пролётка. Китайца на месте не оказалось. Увели в полицию. Щека распухла. И в довершении ко всему, дочь пришла из школы и сообщила, что школу закрыли. Нет зарплаты-нет обучения. Это я про господина учителя, который учил детей без зарплаты два месяца. Учил и на что-то надеялся. Все, сегодня его надежда умерла. А с ней и моя надежда выучить ребёнка в бесплатной школе. Ну что ты будешь делать с такой жизнью? Хорошо, что сейчас уже почти весна. Все равно через несколько месяцев детей распустили бы на каникулы. Но что же мне делать с зубом? Этот китаец мой знакомый, с ним можно было бы договориться, а другой и разговаривать со мной не будет. Я подошла к зеркалу, чтобы посмотреть, что наделала распухшая щека с моим лицом. Уродство было налицо, вернее, на лице. Следующей моей задачей было рассмотреть больной зуб в зеркало и попытаться его расшатать и выяснить, можно ли мне вырвать его самостоятельно, при помощи верёвочки или щипчиков. Только я занялась этим увлекательным делом, как в дверь постучали. Было не похоже, что это подружки пришли к Леночке. В дверь продолжали стучать, а я и не подумала даже отойти от зеркала. Вот ещё, идти отпирать! У меня и задвижки-то нет. Ворам и грабителям не придёт в голову воровать у меня. Так как брать у меня нечего. Может клиент? Давненько ко мне никто не захаживал. В основном, идут гадать к китайцам. Хотя говорят, что я неплохая гадалка. Во всяком случае, ещё никто не жаловался. Но кто же там так стучит? Открыть, что ли? Явно кто-то незнакомый. Знакомый знал бы, что я не запираю дверь. Ну вот, здрасте вам! Мужик и весь в крови! И сразу в комнату пополз!

– Эй, ты куда лезешь? А ну-ка заворачивай! На кой ты мне такой нужен?

– Помоги! Хунхузы гоняться! Догонят, добьют!

– Иди, иди, отсюда! У меня ребёнок! А ты мне все здесь кровью запятнал!

– Помоги! Иван говорил, если что, искать тебя. Ты спрячешь!

– Ах, ты, сволочь такая! Иван ему говорил! Где тот подлец Иван? Мы с Леночкой уже полгода голодаем, а он мужиков ко мне подсылает! Эй ты, подранок! Говори, где Иван?

– Я… Помоги мне! Они не должны меня найти! Я все тебе рас…

– Нет, ну ты посмотри! Ещё и отключился! Ну что ты будешь делать? Надо прятать его! А тяжёлый, зараза, какой! Во, открыл свои глазища!

– Помоги!

– Да замолчи ты уже! Видишь, помогаю! Сам помог бы мне, сделал бы несколько шажочков до подпола, вот бы красота была! Опять отключился! Нет, без Ленки не дотащу! Позвать бы ее, но тогда придётся его опустить на пол. А если опущу, то он весь пол кровью мне заляпает. Ворвутся хунхузы и по каплям крови нас и найдут. Что за гадость ты мне в руки суёшь?

– Карту, карту, спрячь!

– Это потом, все потом! Очнулся, болезный? Хоть не разговаривай, а то у тебя кровь начинает сильнее идти! Прячься за занавеску, кто-то идёт. Это кто же у нас пришёл? Соник, деточка, ты чего хотела?

– Лену-сан.

– Твоя сан, где-то на улице шляется. А ты чего хотела-то?

– Лену-сан.

– Слушай, я чай не тупая! Чего от Ленки хотела?

– Лена-сан книжку обещала.

– А, сказки с картинками? Опоздала ты деточка. Продала я вчера все книжки. И с картинками, и без картинок. Есть-то что-то надо! Ты знаешь, что? Сбегай, позови мне Ленку, она в соседнем дворе Маньке беременной гадает. Уж больно та хочет знать, парень у неё или девка родиться! Бедная Манька. Ничего у неё не родится. Умрёт она родами. Только Ленка ей этого не скажет. У меня девочка умная и добрая. Пусть Манька ещё два месяца счастливой поживёт.

– Лизавета-сан, а что это у вас на полу? Кровь?

– Кровь. Видишь зуб у меня какой? Пыталась вырвать его. Чуть в крови не захлебнулась. Видишь, все руки в крови?

– Вижу, Лизавета-сан. Это плохо. Надо к доктору.

– Надо. Надо. Ты иди. Иди девочка. Позови мне Елену. Да скажи срочно.

Уф! Насилу выдворила. Упрямая, какая девочка. Стоит, и ни с места. Эй, ты, за занавеской! Дышишь ли? Живой?

– Меня Германом зовут!

– Ишь ты, имя то какое мудрёное! И где же, Герман, твои пути пересеклись с моим Иваном? Молчишь? От те господи! Опять отключился! Кто там? Леночка, это ты?

– Я, мама. Зачем Соник посылала? Позвала бы меня мысленно, я бы и пришла.

– Ты занята была.

– Что случилось, мама?

– Вот что случилось! Вломился, весь в крови. Помощи просит. Говорит, хунхузы ищут.

– Ищут мама. И уже близко они. Я вижу.

– Видит она! Много видеть стала! А лучше бы не видела совсем. Вот я не вижу, а только притворяюсь, и все хорошо. Не божье это дело, видеть все наперёд.

– Мама, ты просила помощи. Я пришла. Что будем делать?

– А то не знаешь! Открывай подпол.

– Догадаются. Кровавые дорожки прямо и приведут.

– Дочь! Ты что думаешь, я совсем дура? Отлично же знаешь, что все это для отвода глаз. Да открой же подпол, видишь, я не могу.

– Все мама. Готово.

– Теперь рубаху, которая на нем, тихонечко снимем. Спускайся Лена в подпол и неси рубаху в левый коридор. Да спрячь так, чтобы хунхузы ее нашли.

– Почему в левый коридор? В левый уходил папа.

– Так надо дочь. Спускайся и побыстрей. Ой, подожди! Там в кармане у него какая-то карта. Дай ее сюда.

– Вот. Только чуть-чуть кровью заляпалась.

– Все, Лена, иди быстрей. Сюда не возвращайся. Через левый ход выйдешь к Семёновскому ковшу. До вечера погуляешь. А спать пойдёшь к тётке своей, Нинке.

– Не хочу к тёте Нине. Она опять тебя ругать будет. Скажет, что ты папу сгубила и…

– Ну, тогда… Тогда иди к моим родственникам. Но это подальше, на Эгершельде. К дядьке моему или сеструхе двоюродной. Сама выберешь. Все. Беги.

– А как же ты мама?

– Да беги ты, скажённая. Со мной все будет хорошо! Как минует опасность, позову тебя! Ты только слушай!

– Но, мама…

– Сюда не возвращайся, пока не позову!

– Мамочка, а кто этот человек?

– Знакомый твоего отца. Вижу, вижу, о чем ты думаешь! Нет, дочка, даже если бы выдала его хунхузам, они бы меня с тобой не пощадили. Не любят они свидетелей оставлять.

– До свиданья мамочка!

– Иди, Елена. Все будет хорошо. Ну что, болезный, давай потихоньку поднимайся! Ховаться будем от хунхузов твоих.

– Куда… ховаться?

– А вот в этот шкафчик. Шкафчик у меня с секретом.

– Кто-то идёт… Быстрей!

– Подожди. После хунхузов ничего здесь целого не останется! Хотя и ничего– то мы с Иваном ценного не нажили. Ну вот… И взять то с собой нечего! Вот одну иконку и возьму. От мамы моей только и осталась!

– Быс… тре.. е…

– Ты ногами-то перебирать можешь? Вот так, обопрись на меня! Давай, давай, заходи в шкаф, не бойся! Для тех, кто не знает – это просто старый шкаф! А для тех, кто знает, опля! Вот, она, наша рукояточка! Для тех, кто знает – это дверь в соседний дом. Туда хунхузы не догадаются… Эй, Герман! Опять сознание потерял! Ну да ладно. Посиди здесь, я сейчас приду! Бабка Настя, открывай! Нового привела!

– И что же ты, Лизок, не живёшь спокойно? Ну, кого на этот раз притащила? Контрабандиста?

– Не знаю. Знаю только, что друг Ивана моего.

– Эх, Лиза, Лиза! Если бы не память подруги моей, матери твоей покойной! Царство ей небесное! Если бы… Ну, что молчишь? Где ты их находишь?

– Это они меня находят! И та китайская девочка! И тот каторжник!

– И Иван твой!

– И Иван мой! Ладно, бабка, что болячку ворошить! Что с этим делать будем?

– А что с ним делать? Не замуж же за него идти! Лечить будем! А ты чего такая смурная?

– Будешь тут! Щека опухла, а ещё этот здесь объявился!

– А Ленка где?

– Я отправила ее следы отводить!

– Вовремя! Слышишь?

– Слышу! Хунхузы проклятые! Камень на камне ничего не оставят. А кричат-то как!

– Тише ты, Лизка! Если мы их слышим, то и они могут нас услышать!

– Даже если услышат, – понизила голос Лиза, – то ни за что не догадаются, где мы!

– Лизавета! Что-то мужичок громко стонет. Давай оттащим его в другую комнату.

– Давай бабка Настя.

– Слушай! Чего это он в бреду кричит! Может ему рот тряпицей замотать!

– Ну и шутки у тебя бабка… Погоди, ты слышала? Он что-то про моего Ваньку говорит! «Иван, не надо! Не надо!» Чего не надо, как ты думаешь?

– Ничего я не думаю! А только знаю я, что Иванов на свете пруд пруди! Почём знаешь, что про твоего Ивана он бормочет?

– Да не знаю я! Вот и полиция! Слышишь свистки? Как всегда, после времени!

– Может, объявишься? – улыбнулась бабка. – Пристав тебя послушает, да посочувствует!

– Чего-то ты бабка Настя сегодня на шутки плодовитая! А то я не знаю, что полиция между мной и хунхузами встревать не будет! А то и выдаст меня им!

– Ну, это ты загнула! Все-таки полиция!

– Эти злыдни везде своих доносчиков держат. И никого ведь не жалеют. И своих, и чужих, всех готовы изничтожить!

– Слушай, Лиза! Что-то он совсем плох! Я его не выхожу!

– А что делать?

– Доктора надо. Пуля у него застряла между рёбер. Лёгкое, по-моему, не задето, но все равно, дело плохо!

– Ну, ты даёшь, где же я доктора тебе найду?

– А его и искать не надо! Про Ваську-пианиста слышала?

– Да я его знаю, вернее знала! Мы, когда я с родителями на Суйфунской жила, вместе в адмиральском саду играли. Моя няня с его гувернанткой болтают, а мы…

– Лизка, очнись! Я тебе про Ваську-пианиста говорю, а ты мне про нянек каких-то!

– Да в уме я, чего ты дёргаешь меня? И я тебе про Ваську. Только нам тогда было по пять лет, и мама звала его Васенькой! А потом случилось, сама знаешь, что, мама не смогла содержать тот дом, мы его продали и переехали сначала в Кривой переулок, а потом сюда, на Миллионку. И больше я Василия не видела. Только слышала, что стал он знаменитым доктором. Хирургом. Что с больными он творит чудеса. И пальцы у него знаменитые. Пальцы как у пианиста. Поэтому и зовут его все Вася-пианист.

– Был Вася-пианист, да весь вышел! Теперь он Вася-морфинист! Жёлтый весь. Пальцы трясутся. Глаза слезятся! Три дня назад, сюда, на Семёновскую перебрался. Жена его за генерала замуж вышла, а его сюда турнула! В мансарде живёт.

– И зачем ты мне все это рассказала? Чем он может помочь Герману?

– Какому Герману?

– Да вот этому, этому, которому ты хотела рот кляпом заткнуть!

– Ну и имечко! И где ты их только откапываешь, этих болезных, сирых да убогих?!!! Слушай, а как ту китаяночку звали, которую матрос хотел снасильничать?

– Линь ее зовут. Ну, было такое. Позавчера. Хотел он схватить ее, а она вырвалась и кинулась к катакомбам. Плутала, плутала и встретила мою Ленку. Оказалось, что эта китаяночка и Лена, учатся в одной школе, только Лена на год старше Сяй-Линь. Матрос покрутился возле катакомб, да ушёл, а Леночка привела ее к нам!

Да, Сяй-Линь ее зовут. Ее мать целый день проходу мне потом не давала, с благодарностями своими. И муж ее, господин Петухов… Нет, Герман в бреду явно про моего Ивана что-то говорит!

– Лиза, ты не об этом думай! Думай, как пулю из него вынуть!

– Я думаю! Этот пианист-морфинист в твёрдой памяти когда-то бывает?

– За три дня не видела ни разу. Но знаешь, что, а ведь он людей лечит!

– Как так? А разве ему не запретили?

– Запретили! Все бумаги забрали! Но ведь руки то не заберёшь!

– А как же он в таком то состоянии?

– Это тайна великая, которую только бог-создатель знает! Но ведь лечит как-то! Сестра Прасковья, ну та, которая на Светланской живёт, сказывала, ни одного мертвяка после его операций не было! Всех спасал. И здесь то же самое. Как переехал в мансарду, так народ к нему и потянулся. Всем помогает, и за просто так! Кто бутылку поставит, кто пяток яиц принесёт. Сама знаешь, какие богатеи у нас на Миллионке живут! А жене его досталось три дома, брильянты и…

– Настя, сплетничать будем потом. Где живёт Василий?

– Да прямо надо мной! Только что бы к нему подняться, тебе на пять ступенек надо спуститься, потом влево, потом опять спуститься, а потом только поднимешься. Там двери нет. Окно без стекла. Ты смело перешагивай и…

– Не учи учёную! А то я не знаю эту мансарду. Там мужчина, с дочкой полукровкой-кореяночкой, жил. Там какая то тёмная история была. Бабы на Семёновском базаре сплетничали. То ли девочка что-то украла, то ли у неё украли. Две недели назад это произошло. Но дело не в этом. Отец этой девочки игрок и пока девочка была с ним, жил беззаботно. Девочка ловила крабов, трепанга, а зимой крала что плохо лежит, так они и питались. А как исчезла девочка, отец пошёл в полицию. Есть-то ему что-то надо, а источник пищи исчез. А там оказалось, что отца этой Си давно разыскивают. В Петербурге умер какой-то дальний родственник и оставил все, что имел отцу Си. Отец девочки собрался и первым же пароходом отбыл. Когда есть деньги, отпадают все проблемы. А о девочке даже не вспомнил. Вот что значит игрок.

– Ну и кто теперь сплетничает?

– Ой, прости бабка Настька. Живём рядом, а поговорить некогда. Ну, в общем, пошла я уговаривать Ваську-пианиста. Как ты думаешь, он меня помнит?

– Вот сходи и узнаешь!

– Ой, слушай! А как я выгляжу? Про зуб то свой, я совсем забыла. Подумает ещё что!

– Иди, иди, красавица!

– Скажешь тоже, красавица! У тебя зеркало где?

– Да иди уже ты! Он через свой морфий и не увидит, кто пришёл!

– Да? Ну, хорошо, я пошла.

Елизавета долго стучала по проёму окна, прежде чем вошла в мансарду. Но эта предосторожность оказалось излишней. Даже землетрясение не разбудило бы Василия. Василий спал. Что только Лиза не делала, чтобы разбудить его, ничего не помогало. Наконец отчаявшись, она отошла от кровати и села к столу на единственный стул. На столе лежал свёрток. В чистой тряпице было что-то завёрнуто. Женщина тронула свёрток, там что-то звякнуло. Лиза начала разворачивать свёрток, как вдруг услышала голос.

– Не трогай!

Лиза с удивлением повернулась. Мужчина, которого она так долго будила, проснулся сам и сидел на кровати, с ненавистью глядя на Лизу. Выглядел мужчина так, будто и не спал.

– Здравствуйте, – растерянно сказала Лизавета– я, Лиза!

– Ну и что? Ты Лиза, а я Василий!

– Я Лиза. Понимаешь, Лиза!

– А что я должен понимать?

– Ты ничего не помнишь?

– Отойдите от инструментов.

– Но как же так, неужели ты не помнишь, как мы с тобой играли? Твоя гувернантка хихикали с моей няней, а ты сказал, что женишься на мне, когда станешь большим, и поцеловал меня! Неужели не помнишь?

– Лиза? Лиза!!! Это ты?

– а о чем я тебе битый час болтаю! А ты инструменты, инструменты!

– Прости! Это все, что у меня осталось от прежней жизни. Только это я и смог сберечь! Ты знаешь, что со мной произошло?

– Да. Но я пришла…

– Если честно, то и инструменты эти не мои! Я купил их с рук на базаре. А знаешь, сколько сил мне приходиться тратить, чтобы держать инструменты в стерильном состоянии?

– Я понимаю. Но…

– Если бы люди, которые лишили меня диплома врача, увидели эти инструменты…

– Ну, все, хватит! Хватит причитать! Послушай, теперь, что я тебе скажу!

– …а знала бы ты, каких людей я лечил! Лучшие люди города… Что ты сказала? Я причитаю? Да знаешь ли ты, с кем говоришь? Я лучший хирург города, я…

– Пойдём, хирург! Там человеку нужна твоя помощь!

– Да, да, сейчас. Мне нужно…

– Ну, нет. Я знаю, что тебе нужно. В притоне за углом полно таких, как ты, которым тоже нужно!

– Я никуда не пойду, пока…

– Нет, пойдёшь!

– Нет, не пойду! У меня будут руки трястись, и я не смогу помочь… А что там с пациентом?

– Он ранен. Пуля застряла в ребре.

– Вот я и говорю, нужно помочь человеку. А чтобы помочь, я должен сначала…

– Хорошо. Я отвернусь, только давай быстрее.

– Ты не понимаешь, если я буду делать это быстро, то… Ну вот, теперь я совсем другой человек! Теперь мной даже моя жена бы не погнушалась, а не то что ты! Ну, взгляни, каков я? Зайди я к любому из моих прежних пациентов, они бы и не заметили разницы! Так и слышу: «Дорогой, Василий Петрович! Что-то вас давно не было видно! Уж не болели ли вы?» Ну, каково?

– Вася, там человек умирает!

– Что человек, какой человек? Что мне какой-то человечишка, когда я спас жизнь половины населения Владивостока. Какие люди у меня лечились, какие люди! А ты мне говоришь!

– Вася, ну пойдём!

– Нет, мне нужно принять ещё кое-что!

– Все, моё терпение кончилось! Или ты идёшь, или я зову полицию и показываю твои инструменты.

– Вот ты какая? А ещё вспоминала о детских годах. Да понимаешь ли ты, с кем говоришь? Ведь я…

– Ну все, считаю до трёх! Раз…

– Хорошо, я иду! Но ты пожалеешь, что обращалась со мной таким образом! У меня великое будущее и ты…

– Иди за мной!

– Я не могу лечить пациента, когда со мной так обращаются. Я не привык к этому!

– После того, как ты вылечишь пациента, я дам тебе денег, и ты купишь себе морфий.

– Хорошо. Так что случилось с больным?

– Я все тебе расскажу на месте.

Спуск оказался длиннее, чем подъем. Странное расположение двора и квартир, находящихся внутри, не позволяло ускорить спуск. Когда Василий и Лиза подошли к двери дома бабушки Насти, та сама выбежала им навстречу.

– Ну, чего же вы так долго? У него высокая температура и снова открылось кровотечение.

– Спокойно, женщина, – с важностью произнёс Василий, – к вам пришёл лучший хирург города, и теперь все будет в полном порядке. Так какая вы говорите температура у больного?

На удивление Настасьи и Елизаветы, Василий спас Германа. Операция прошла успешно. Больно было смотреть, как после завершения операции, Василий, на глазах у женщин, превратился снова из хирурга с руками пианиста в Ваську-морфиниста. Но делать было нечего, обещание пришлось выполнять. Все деньги, что Елена успела прихватить из дома, пришлось отдать Василию. Через час Герман пришёл в себя. Вот здесь Лиза и узнала всю историю про таинственную карту. Несколько раз она пыталась прервать мужчину, мотивируя это тем, что тот слаб и у него от напряжения может снова открыться кровотечение или подняться температура, но мужчина был неумолим. Только досказав историю до конца, он успокоился и заснул. Посидев ещё минут десять рядом с кроватью больного и убедившись, что с ним теперь будет все в порядке, Лиза вернулась домой. Тем же самым путём, что и пришла. Через шкаф.

И сразу поняла, что жить в этой комнате больше нельзя. То, что наделали бандиты, не поддавалось описанию. Единственным целым предметом мебели оказался стол, доставшийся ей по наследству ещё от прабабки. Этот предмет мебели пощадили не из жалости, а потому что хунхузам нужно было оставить записку. И вероятно, они побоялись, что среди хаоса их записка останется незамеченной. Кроме записки на столе ничего не было. Месиво из стекла, которое раньше было тарелками и другой кухонной утварью, щепок, которые раньше были мебелью, не давали подойти к столу и больно кололись сквозь картонную подошву обуви. Лиза нерешительно остановилась в двери. Но записка пугала и притягивала своей неизвестностью. Наконец, кое-как проложив дорожку, через то, что когда-то было гордостью и предметом ухода, женщина подошла и остановилась около стола. Записка была написана на русском языке.

«Верни карту. Не вернёшь, найдём и убьём твою девчонку. Потом тебя. Карту оставь на столе. Вернёмся через три часа».