Текст книги "Хайшенвей. Миллионка"

Здесь запросто может сгинуть человек, и концов его никто и никогда не отыщет, ведь, как говорят мои друзья, под Миллионкой целый подземный город с тайными ходами и лабиринтами на многие километры.

Надо идти в ту хибару, которая осталась мне от бабушки Май.

Домой с платьем не пойдёшь, начнутся поучения о чести и достоинстве. Расспросы. Примеры из прошлого. Хороший у меня отец, но смешной! По– моему, он думает, что еда на нашем столе появляется по волшебству, из воздуха. Решено, домой не пойду. Надеюсь, дом бабушки не завалится мне на голову, пока я буду мерить платье! Дом бабушки – это лёгкое деревянное строение с громадными щелями в стенах, беспорядочно залепленными глиной или землёй, с крышею, прикрытою хворостом, сильно придавленной слоем земли. Пол внутри земляной, окон нет, двери отсутствуют – вместо них полог из циновки. Печи нет, есть лежанка из камней, у основания которой разводится костёр. Жилища русских, то есть там, где живу я сейчас, ненамного отличаются от китайских, но в них, как правило, есть железные печки.

Если посмотреть на дом бабушки со стороны, да и на другие дома, стоящие по соседству на Миллионке, то от всяческих, самых невероятных форм и расцветок просто рябит в глазах. На всю улицу всего несколько каменных домов.

Я уже совсем было хотела нырнуть под своды бабушкиного домика, но меня остановило восклицание

– Не заходи туда, Си!

Си – это я. Вообще то, меня зовут Анастасия, Настя, но моим друзьям тяжело выговаривать это имя и поэтому они сократили его до двух букв. Моя японская подружка Енеко увидев, что я обратила на неё внимание, поманила меня к себе пальчиком. В руках у Енеко была сумка со школьными учебниками, а в глазах стыла тревога.

– Не ходи туда, Си, – снова повторила она.

– Почему? – машинально спросила я

Все мои мысли были о том, как я буду выглядеть в платье мадам Харуко, когда примерю его.

– Потому что мадам Харуко видела, кто украл у неё платье, и пока ты отсиживалась, к твоему отцу приходила полиция, и у вас был обыск! Теперь, вероятно, они придут сюда. Я слышала, что там, возле дома госпожи Харуко, не только русская полиция, но и китайская тоже.

– А откуда ты знаешь? – я все ещё слабо осознавала нависшую

надо мной угрозу.

– Когда облетает сакура, ветер несёт с собой не только ее лепестки!

Вот так всегда, нет, чтобы ответить по-человечески: беги Настаська, спасайся; на тебя донёс тот-то и, тот-то, а узнала я это от того-то и, того-то, потому что на нашей Миллионке новости распространяются мгновенно. Так нет же, обязательно завернёт, что-то про сакуру, божественный ветер и так далее…

Ну что же, полетела я вместе с лепестками, как ее там, сакуры! Только вот куда?

Поймать полиция меня здесь не поймает. Год будут ловить, а не поймают! Моя Миллионка-это город в городе, где можно жить годами, не выбираясь в богатую часть города. Здесь имеется все необходимое для проживания: многочисленные лавки и магазины, забегаловки и небольшие рестораны, различные мастерские, парикмахерские, бани, прачечные, «кабинеты» восточной медицины и обычных врачей и даже свои театры. Свежие морепродукты, провизию и различный товар, в том числе и контрабандный, можно приобрести на Семёновском базаре, который сливается с Миллионкой и является также убежищем для разных бандитов. Семёновский базар даёт возможность в случае необходимости скрыться. Улочки у нас на Миллионке путанные и кривые и таят массу опасностей для пришлого человека! Иногда расстояние от одной трущобы до другой такое узкое, что между ними может пролезть.…

Да любой, любой человек, из вечно голодного населения нашего квартала, но только не Иван Петрович, наш квартальный. Взвесив все это, я уже совсем собралась, несмотря на предупреждение Енеко, войти в бабушкину лачугу, как вдруг Енеко снова заговорила:

– Господин Харуко поклялся, что поймает тебя, чего бы ему это не стоило! Поэтому уже роздано, столько денег Ивану Петровичу и его подчинённым, что можно было бы купить три таких платья.

Я развернула платье и показала его Енеко, недоумевая, что же такого особенного в этом платье? Я и раньше воровала, не из удовольствия, конечно, но тем не менее… Но никогда на меня не устраивали такую травлю. Вдруг воздух вокруг меня наполнился криками возмущения, стонами, угрозами. Казалось, что кричат со всех сторон. Я покрутила головой, пытаясь понять причину шума. Когда я решилась, ещё что-то спросить у Енеко, на ее месте стоял сын приказчика, Филька. Увидев, что я смотрю на него, Филька демонстративно встал напротив меня. Встал и загородил проход в ту щель, куда я собиралась юркнуть, если опасность станет уже неминуемой.

– Вот ты Настька, какая! Там узкоглазых из домов выволокли, тебя ищут! А тебе хоть бы что!

– А зачем их выволокли? – все ещё ничего не понимая и не веря в то, что сказал Филька, спросила я.

– Ты, что, правда, ничего не понимаешь?

Я покачала головой.

– Городовые разделились. Одна половина сторожит узкоглазых, вытащенных из домов, другая шмонает в их фанзах, или как они там называют свои домишки. Ищут тебя, а попутно, если что ценное в хибарах находят, то забирают себе. Как у-ли-ку. Слово то, какое! Улика! Квартальный раза три его повторил, а я и запомнил! Ну, чего молчишь? Гордая шибко? Сейчас твою гордость…

Я вздрогнула от крика, который донёсся рядом.

– Что будешь делать? – все так же спокойно, почти лениво спросил Филька.

– Буду пробираться в Корейскую слободу, там у меня дальние родственники.

– Не-а, – протянул Филька.

– Чего, не-а? – передразнила его я.

– Ту дорогу уже перекрыли! – ничуть не обидевшись, даже с какой-то радостью, сообщил Филька

– А если я попытаюсь скрыться через Пологую на Каторжанку? – я начала паниковать.

– И там все перекрыто, – Филька уже забавлялся, открыто и от души.

Если бы не угроза поимки, то приказчиков сынок давно отведал бы моих кулаков. Но сегодня мне это было невыгодно. Сдержав себя, я спокойно и даже ласково спросила Фильку.

– И что же мне делать?

Свистки и крики приблизились вплотную к щели, которую загораживал Филька

– А, что ты мне дашь, если я тебе скажу?

– А, что я могу тебе дать? У меня ничего нет!

– А если подумать?

Но и подумав, я не смогла вспомнить, что же у меня есть такого ценного, что может удовлетворить жадного Фильку. Время шло, а Филька по-прежнему мерзко улыбался, загородив собой проход. Я начинала злиться.

– А ну-ка уйди отсюда, придурок!

– За придурка цена увеличивается вдвое! А будешь драться, закричу, все сюда и сбегутся!

– Ну, что ты хочешь? – устало спросила я.

– Твой знаменитый гребень для волос!

– Филька, ну зачем тебе гребень? Ты же не девчонка!

– Ты Ваньку-то не валяй! Чай не глупее я тебя! – насупился Филька. – Продам я твой гребень и куплю себе сапоги!

– Побойся бога, Филипп! Это же мамин гребень! Как же я тебе его отдам?

– Ну, не хочешь мне, так полицейским отдашь! Да они и спрашивать тебя не будут, заберут и все! Ну, отдашь гребень? А то мне уже надоело сдерживаться! Страсть как покричать хочется!

– На, забери, Иуда! И отойди от прохода!

– А совет, что, уже не хочешь? Да не бойся, совет бесплатный! Беги к Семёновскому ковшу, только туда ещё дорогу не успели перекрыть, спрячься в катакомбах, пока все не стихнет!

– Филька, знаешь, что…

– Что?

– Засунь свой совет, сам знаешь, куда! И отойди в сторону, а то зашибу ненароком! Дура, я дура! Отдать гребень за совет, который я сама себе могла дать!

Я бежала знакомой дорогой, но звуки свистков и крики не отставали от меня. Сердце выскакивало из груди, но, несмотря на это, я ускорила свой бег. Вдруг я остановилась. Опять это платье! Подол запутался в ветвях кустарника. В горячке я абсолютно забыла о причине моих несчастий, и вот теперь эта причина не давала мне бежать дальше! Я дёрнула платье несколько раз, материя трещала, но отцепляться не желала! Тогда я попыталась, осторожненько отцепить подол. Никак!

«Может оставить проклятое платье висеть здесь, на кусте?» – с отчаяньем подумала я.

Ага, оно будет здесь спокойненько висеть, а меня будут гнать, как зайца! Нет, уж! На моё счастье куст был хиленький, но все-таки ужасно колючий и цепкий. Пока я ломала куст, свистки неожиданно стихли и вскоре раздались с другой улицы.

Почему-то погоня повернула в другом направлении, но мне все равно надо было добираться до входа в катакомбы. С утроенной силой я приналегла на куст и, наконец, сломала его. Но вот закон подлости, как только это произошло, платье отцепилось от куста и лёгким облачком упало на землю. Боюсь, что когда я поднимала платье, то совсем была с ним не почтительна. И оно мне тут же отомстило. Когда я складывала платье, мою оцарапанную о кусты ладонь, пронзила новая боль! В мякоть ладони впилась застёжка от цветка, который крепился прямо над грудью. Я с огорчением посмотрела на свою несчастную ладонь. Да, уж не везёт, так не везёт. Хорошо ещё застёжка не оцарапала мне… Я представила картину, я надеваю платье, а оно раздирает мне кожу над грудью.

Уф. Ужас, какой-то! И что это за застёжка такая, что так царапается? А как же мадам Харуко его надевала? Или она знала о коварном цветке и была осторожна? Ладно. С платьем и застёжкой я разберусь, когда буду в безопасности. Осталось ещё совсем немного. Когда я пробегала мимо японского храма Хогандзи, меня кто-то окликнул. Тихо так, почти неслышно. Это был дедушка моей подружки Енеко, он кивнул мне и поманил за собой, приглашая пройти за ним в прохладные глубины храма. Соблазн был велик, но все-таки надо бы спрятаться получше! Не хватало ещё привести за собой беду в дом Енеко! Поблагодарив дедушку, я побежала дальше.

Смеркалось. Если бы не это проклятое платье, я бы уже сейчас готовилась бы к концерту в гримёрной комнате у господина Тао. Ну что же делать, что случилось, то случилось! Сейчас главное, до темноты добраться до входа в катакомбы.

– Сяй-Линь, ты, почему не в школе? Твой отец будет очень недоволен!

– Господин учитель сказал, что уроков больше не будет!

– Сяй Линь, ты опять обманываешь. У кого из подружек ты этому научилась? Сколько раз я тебе говорила, что тебе разрешено дружить только с русскими детьми…

– Но мама, я говорю правду! Господин учитель пришёл очень грустный и сказал, что школу закрыли. Навсегда.

– И что же мы теперь будем… Сяй Линь, признавайся, это тебя Си подговорила? Вот полукровка паршивая! Сама не учится и другим не даёт!

– Мама, как тебе не стыдно! Ты забываешь, что я такая же полукровка, как и она!

– А вот и не стыдно! Я вчера, когда на Семёновский рынок ходила, такое про ее мать слышала! А ведь правду говорят, что яблочко от яблони недалеко падает! Эта Си…

– Мама, ее зовут Анастасия. А меня Мария!

– Но Сяй Линь!

– Я Мария Ивановна Петухова! И не смей меня называть своим именем! Это ты Сяй Линь, а не я!

– Но Линь, ты же знаешь, что в момент твоего рождения…

– Все, не хочу я больше об этом слушать. А Си, если хочешь знать, вообще сегодня в школу не пришла! А господин учитель сказал, что ему очень жаль, что так получилось, но ему уже второй месяц не выплачивают зарплату, а у него жена и трое детей!

– Да, пожалуй, ты говоришь правду! Такого не придумает даже твоя Си. Ну что, будешь уже обедать? Только не вздумай отказываться от обеда! Ты и так похудела за этот месяц, как не знаю, кто… Думаешь, не знаю, что ты подкармливаешь эту… Слушай, а что там за шум? Вот и к нам стучат. Боже! Да, что же это такое, сейчас дверь сорвут с петель! Иду, иду!

Мать Линь успела лишь подойти к двери, а дверь уже распахнулась. Трое полицейских – двое русских, один китаец, вошли в дом. Русские говорили, китаец переводил.

Мама Сяй-Линь не выдержала.

– Чжан, ты же знаешь, что я хорошо понимаю русский язык. Мой муж русский.

– Таковы правила, госпожа Сяй-Линь. Но, впрочем, хорошо, что мы все здесь понимаем по-русски. Все пройдёт проще.

– Что пройдёт проще?

– Допрос вашей дочери. Марии Ивановны Петуховой, – вступил в разговор один из русских

– Но моя дочь, ни в чем не виновата! Она только что пришла из школы. В школе отменили занятия, потому что…

– А разве, кто-то из нас сказал, что девочка в чем-то виновата? – вкрадчиво спросил второй полицейский, – мы зададим ей несколько вопросов в полицейском участке и отпустим!

– А почему вы не хотите задать эти несколько вопросов здесь, при мне?

– Таковы правила, госпожа Сяй-Линь. Таковы правила.

– Но что же все-таки случилось? Вы должны мне сказать! Я мать этой девочки! Скоро придёт со службы ее отец, и что же я скажу ему?

– Не надо так волноваться! – вступил в разговор полицейский с вкрадчивым голосом. – К приходу господина Петухова девочка будет дома!

– Вы не можете увести мою девочку, не объяснив, что произошло!

– Таковы правила, госпожа, таковы правила, но… – начал свою мысль Вкрадчивый

– …но из каждого правила есть исключения! – закончил китаец.

Мама девочки несколько минут постояла, осознавая сказанное, а потом покорно вздохнула и поплелась в соседнюю комнату, где у неё была спрятана в укромном месте кубышка с деньгами. В это время первый полицейский, который все время молчал и лишь неодобрительно косился в сторону коллег – вымогателей, подошёл к девочке.

– Ты, девонька, давай собирайся! Что там тебе надо надеть? Тулупчик, валенки? Давай, давай, пообедаешь потом! Поговорим с тобой и вернёшься! Ещё и каша твоя не успеет остыть!

– Дяденька, а что я такого сделала?

– Тебе все объяснят в участке. Собирайся!

Пока мама девочки доставала из потайного места деньги, мужчины вывели девочку на улицу. Задержался лишь китаец.

– Вот, все, что скоплено! – вложив деньги в руку соотечественника, вздохнула мама девочки.

– Не морочь мне голову! – негодующе фыркнул китаец. – За эти деньги я могу тебе сказать только одно слово «Прощай!» И девочку свою ты увидишь не скоро! Ну что, я пошёл?

– Нет, нет! Вот ещё! На, забери все! Только скажи, что произошло? За что наказывают мою девочку!

– Не кричи так! – поморщился Чжен. – Никто ее ещё пока не наказывает! Следить надо строже за ребёнком! Дружила бы она с моей дочерью Сунь, ничего бы не случилось, а то…

– Хватит! – закричала женщина. – Я дала тебе деньги! Говори, что случилось!

– Будешь кричать и тебя в участок отведу! – спокойно сказал китаец. – Арестую за неуважение! Ну, ладно, не кричи! Расскажу. Подружка ее, кореянка-полукровка Си, украла платье у мадам Харуко. Подняли на ноги всю полицию, но найти воровку не можем! Твою дочь допросят. Нам нужно знать, где скрывается Си. Хотя, что тут допрашивать, и так ясно, что укрылась она где-то в катакомбах!

– А если ясно, так зачем мою девочку спрашивать?

– Так положено по закону.

Оставим Сяй-Линь в полицейском участке. Ненадолго. В этих стенах ей ничего не угрожает. Тем более что начальник полиции хорошо знает отца девочки, господина Петухова. Но закон есть закон, ничего не попишешь. За сто лет процедура допроса мало изменилась. Вопросы такие же нудные и длинные. Писарь все так же отвратительно скрипит пером и еле-еле успевает записывать.

Пятеро героев, с которыми вы пока не знакомы, этим ясным февральским утром ещё и не подозревают о событиях, которые разгорелись вокруг девочки Си. Более того, они ещё и не подозревают о существовании этой девочки, а также ее подружки Сяй Линь. Хотя двое героев живут на Миллионке, один на Китайской, а третья… Но остановимся пока на двоих. Гриша и Николай живут на улице Пекинской. Это тоже Миллионка. Но с девочками Си и Сяй, они никогда не встречались. Может в лицо, и видели, но имени не знали. Ну не пересекались их дорожки. Да и школы были разные.

– Гришка, ты слышал, мужика утром мёртвого нашли!

– Ха, большое дело! Да у нас почитай каждое утро мёртвых находят! Вчера, говорят, аж тридцать китайцев преставились!

– Да, ты, дурак, дослушай! В том то и дело, что это был русский! Мне Филька, сын приказчика, с Семёновской, рассказал!

– Врёшь, небось! Побожись!

– Вот те крест! Ты бы побольше спал! Так и царство небесное проспишь! Полдень уже, а ты только глаза продрал!

– Ты Николка, зажрался! Живёшь с батей и мамкой и не понимаешь, что мне сестрёнку малолетнюю и бабку кормить надо. Один я кормилец остался! Я всю ночь момент ловил, чтобы рыбу стибрить у ходи китайца!

– Гришка, ты что? Воровать нехорошо! Батюшка Феофан говорит…

– Слушай, Николка, а иди ты домой! Разбудил меня и спасибо, а то я что-то заспался, после ночной! А теперь иди, иди! Иди, тебя мамочка ждёт!

– Гришка, ну ты что, обиделся? Ну не злись! Сам знаешь, язык у меня… Сначала говорю, а потом думаю! Ну, Гришка!

– Ладно, Николка. Не злюсь. Я так устал, что даже злиться на тебя сил нет! Так что там про убитого мужика?

– Да и не мужик он вовсе, а парень молодой! Лет на пять нас с тобой старше! Руки у него отрублены! А казённая рубаха изрезана в лоскуты!

– Казённая рубаха? А он, что, на службе?

– А я тебе не сказал? Филька говорил, что парень матрос.

– Ну, все, сейчас опять полиция набежит! Всю Миллионку обложат! Неделю ничего не стибришь!

– Григорий, побойся бога! Я тебе про душу убиенную, а ты про воровство!

– Поголодаешь с моё, тогда по-другому запоёшь! Когда у Соньки живот вздувается от голода, все посторонние души побоку! Слушай, Николка, а уйди-ка ты лучше сам, пока я тебя с лестницы не спустил!

– Гриш, Гриша, ну послушай! Да не толкай ты меня! На! Рви его!

– Кого?

– Рви, Григорий, мой язык! Без языка мне будет лучше! Сколько бед он принёс мне, сколько ещё принесёт!

– Слушай, иди ты к бесу вместе со своим языком! Угораздило же меня за тебя вступиться, когда те четверо манз тебя избивали!

– Так не виноват я тогда был!

– Какая разница! Прошёл бы я мимо, и жизнь моя была бы сейчас проще!

Вялую перебранку мальчишек перебил крик женщины.

– Гришенька, иди сюда! Сонюшка вся горит и что-то бормочет во сне!

Кричала бабушка Гриши. Два года назад, когда отца и мать Гриши кто-то зарезал в переулке, ее парализовало. С тех пор несчастная женщина мучилась, наблюдая за тщетными потугами мальчика и не в силах ему ничем помочь. Кровать неделю назад продали чтобы расплатиться с долгами, и поэтому Серафима Михайловна и ее внучка спали на какой-то дерюжке, на полу. Ночью из щелей дуло немилосердно. Бабушка, как могла, кутала внучку и прижимала к себе. Слава богу, хоть руки ей господь оставил. Но где-то посреди ночи сон сморил ее, и Соня во сне перекатилась к окну, прямо под одну из самых больших щелей. Когда под утро она приползла к бабушке, старая женщина сначала ничего не поняла, а когда поняла…

– Гриша, беги быстрей к доктору! Ну, чего ты стоишь?

– Бабушка, не пойдёт к нам доктор. Денег нет.

– Но как же… Сонюшка же горит вся.

– Не пойдёт доктор. Тот, который был добрый, застрелился прямо на пирсе от тоски, когда судно в Россию уходило, а новый, говорят, лютый! И на крыльцо своей больницы без денег не пускает.

– Но есть же другие врачи, не один же этот изверг на всю Миллионку!

– Гриш, говорят, в Докторской слободе есть врач, который лечит бесплатно.

– Николка, шаг! Будешь ты мне ещё сказки рассказывать! Нет таких докторов, которые без денег… Господи, где же мне денег достать? За лечение надо много денег! Много и быстро!

– Вот, Гришка, ты мне не веришь, а я знаю, что такой доктор есть! У моей мамки есть сестра, а у сестры подруга, в Матросской слободке живёт. И вот эта подруга…

– Колька, давай покороче!

– Вот всегда ты, Гриша, так, не даёшь толком ничего рассказать! Подруга долго болела, уже стала кашлять кровью, а он ее вылечил. Бесплатно. А потом женился! Вот! Я даже знаю, как этого доктора зовут и где он живёт!

– Ну и где он живёт?

– Во дворе дома Токунаго. После свадьбы, они перебрались сюда, на Миллионку.

– А как его фамилия?

– Аристарх Генрихович Селедкин! Ну и чего ты смеёшься? Разве человек виноват, что…

– Я не смеюсь. Пошли! А что ты так удивляешься? Ты меня убедил! Давай, давай, одевайся! Пошли!

– Да я как-то… Мне ещё мамке надо помочь. Она уже неделю зудит, чтобы я в подпол слазил за двумя банками помидор. И батя говорил, что надо приколотить…

– Пошли, пошли! Все достанешь, все приколотишь… Пошли! Покажешь мне этот дом, а дальше я сам!

– Но…

– Бабушка, я пойду к доктору. Вы продержитесь чуть-чуть? Я постараюсь обернуться за полчаса! Ну, Николка пошли! Чего ты упираешься? Это куда нам надо идти?

– К нижней части Семёновской. Там, где она прилегает к рынку.

Миллионка-это квартал, построенный специально для китайцев. Но это не значит, что в этом квартале живут одни китайцы. Нет. Дома, лачуги, фанзы, русских, корейцев, японцев, подпирают друг друга и оставляют лишь узкие проходы, ориентироваться в которых могут лишь живущие здесь. Итак, дом Токунаго или Семеновская,3.

Дом номер три, по улице Семёновской, был славен своими знаменитыми коваными воротами, которые запирались на ночь. Пойдёмте со мной, я проведу вас по одному из дворов Миллионки. Войдя через ворота в длинную подворотню, вы очутитесь в проходном дворе. Минуя проходной двор, вы окажетесь на узкой дорожке между китайскими магазинчиками, а цветные китайские фонарики подскажут вам, что сюда можно зайти и перекусить. Впрочем, о том, что здесь китайские ресторанчики вы можете догадаться и без подсказки. Неповторимый запах китайской кухни вам расскажет обо всем без слов. А цилиндрические китайские фонарики стоят того, чтобы ими залюбовались. Цветовая гамма на фонариках – это целое искусство, и каждый хозяин ресторанчика, подвешивая фонарики, сообщает посетителям определённую информацию, заложенную в цветовом сочетании рисунка на фонарике.

Когда вам покажется, что вы уже прошли через двор и приближаетесь к выходу, не торопитесь и не прибавляйте шагу, пытаясь убежать от многоязычного гула, усиленного и отражённого конструкцией двора, потому что такие дворы таят массу сюрпризов. И двор по улице Семёновской, 3, один из них. Дело в том, что, продвигаясь на всех парусах к выходу, вы можете наткнуться на кирпичную стену другого дома и решить, что оказались в глухом тупике и вам пора поворачивать назад. Отдышитесь и не бойтесь! Этот тупик лишь иллюзия! Идите смело и вы окажетесь в узком проходе, перпендикулярном только что покинутому дому. А вот и сюрприз: проход, по которому вы шли, становится похож на лабиринт. С одной стороны, он забит досками, через которые, впрочем, можно перелезть, а с другой… О, это уже становится интересно! С другой стороны, вы упираетесь в здание китайского театра! Театрик двухэтажный. Итак, вы идёте к театру, потому что, свернув направо и пройдя между торцом первого здания и фасадом театра, окажетесь ещё в одном, на этот раз – более просторном, хотя и по-прежнему мрачном дворе. Теперь через подворотню из него можно выйти на улицу Пограничную…

Но выходить нам с вами никуда не надо, наоборот, возвращаемся к началу. К железным воротам, перегораживающим ночью вход не прошеным гостям, а сейчас, днём, гостеприимно открытым.

С первого взгляда видно, что два паренька, торопливо бегущие к Семеновской,3, спорят о чем-то важном. Гриша убеждает Колю поторопиться, Коля же, по мере приближения к дому Токунаго, все более замедляет шаг.

– Колька, ты про этот двор говорил?

– Про этот. Но, понимаешь ли, Гриша, я вдруг вспомнил…

– Николка, ты что делаешь? Ты зачем поворачиваешь назад? Мне тебя, что волоком тащить? Покажи мне квартиру этого доктора и иди себе по делам. Ну, чего ты упираешься?

– Гриша, понимаешь, я…

– Все. Время на разговоры вышло. Ты Николай, если будешь продолжать в том же духе, добьёшься только того, что возьму тебя на руки, перекину через плечо и потащу на себе. Ну что, идёшь?

– Ладно. Иду. Твоя взяла.

– Тут как-то… Ух, ты, ворота, какие! Нам бы такие во двор! Даже страшно мимо них проходить! Это сколько же всего на эти ворота пошло! Слушай, а этот Токунаго богатый, да?

У Гриши захватило дыхание, он просто лишился слов, разглядывая ворота. Прошло какое-то время, прежде чем ребята все-таки вошли во двор. Во всю длину трёхэтажного дома, представляющего собой своего рода огромный коридор, шли крытые галереи, сообщающиеся с флигелями маленькими и узенькими мостиками. Пространство здания, обрамляющего пустоту тесного дворового колодца, буквально было пронизано массой входов и выходов, изломано поворотами и закоулками. Двери темных коридоров, собирающие в густую гроздь, многочисленные и крохотные китайские квартирки, помимо внутренних площадок и лестниц, выходили на галереи. Такая планировка позволяла жильцам быть всегда начеку: двор прекрасно просматривался, и о любом изменении обстановки немедленно становилось известно всем жильцам. Пока незваный гость поднимался по высоким лестницам и плутал по темным закоулкам, хозяева успевали основательно подготовиться к встрече… Так произошло и сейчас. Ребята ещё не успели подняться даже на один пролёт лестницы, а их уже окликнули

– Эй, вы там внизу, вы к кому идёте? Если к ходе-короеду, то опоздали! Помер он вчера!

– Нет, мы не к китайцу. Нам доктор нужен!

– Какой такой доктор? Сколько живу здесь, никакого доктора отродясь не было! Ты что парень, сбрендил? Будет доктор здесь жить! У них своя, Докторская слобода, есть. Там, говорят, чисто! Почище, чем у нас на Миллионке и китайцев нет.

– Но как же, мне же Колька сказал… Колька, Колька, ты где? Куда спрятался?

– Если ты о мальчишке, который шёл следом за тобой, то сбег он! Ты только ногу на первую ступеньку поставил, а он сбег! Так, что ты там о докторе говорил?

А Гришка был в недоумении, он не знал, что делать дальше: то ли бежать за обманщиком Колькой, то ли расспросить поподробнее невидимого собеседника.