Текст книги "Эшелоны власти. Любовь по-черкесски"

11

– Решил поздравить? – догадался следователь Салим Меретуков. – Рустам, поздравляй, я тебя слушаю.

– Привет, дорогой. Давай я тебя поздравлю лично, а? Ты в соседнем доме живешь. Поговорим.

– Слушай, у тебя совесть есть? – засопел в трубку следователь. – Новый год на дворе… Выключи работу из мозга и не мешай людям праздновать!

– Прости, Салим. Но дело срочное, и тебе будет очень интересно. Мне-то всего пять минут надо… Ну, так что? Пустишь к себе?

– Не пущу. Поговорим на лестничной площадке. Я выйду покурить. Заодно выложишь мне все коротко и по существу.

– Договорились! Я помчался к тебе!

Сжалившись, наконец, над котом, Рустам наспех положил в миску пару ложек салата «Оливье» и направился к выходу. Кот, с присущей ему добротой, вместо того, чтобы с жадностью уплетать божественное блюдо от любезной мамы Рустама, с любопытством выглянул из-за угла. Ему хотелось посмотреть, куда хозяин собрался, не пожелав ему «колбасного» Нового года?

Натянув куртку с капюшоном и кроссовки, Рустам понял, что вместо брюк на нем спортивные штаны. Но в следующую секунду он лишь махнул рукой – не на свидание же идет, в конце концов! Салим – такой же, как он, с синдромом «домашних тапочек».

На улице было холодно и пустынно. В нескольких кварталах от центра, где снимал квартиру молодой адвокат, подростки запускали свои петарды. Взрослые уже спали, а те, кто помоложе взрослых, но постарше подростков – веселились возле телевизора. Выйдя на перекресток, Рустам удивился новогоднему троллейбусу.

Ему вспомнилась студенческая пора. На занятия он ездил неизменно на маршрутке, чтобы не опоздать. Зато после занятий из соображений экономии возвращался домой на троллейбусе.

Троллейбусная история делила его жизнь на «до» и «после» стажировки в Москве. «До» стажировки он ничего не делал в салоне общественного транспорта, но «после» стажировки Рустаму было жалко время.

Сначала были лекции, а потом и вовсе – полноценные книги и комментарии к законам. Конечно, дорога домой не занимала целую вечность, но такая мелочь, как экономия времени дисциплинировала Рустама и прививала ему такой полезный навык, как тайм-менеджмент по-майкопски. Не торопясь, можно сделать много дел и успеть посидеть на лавочке на площади Дружбы.

Перейдя дорогу, Рустам очутился возле дома напротив и понял, что совсем не помнит номер квартиры Салима Меретукова. Пришлось звонить ему снова.

– Хочешь сказать, что передумал идти ко мне? – с усмешкой спросил следователь.

– Меретуков, перестань язвить. Лучше напомни номер квартиры, а то я тут в кроссовках на снегу, без носков.

– Шестьдесят восьмая. Домофон не работает.

– Да ты что? С безопасностью стало все в порядке в нашем городе?

– Ну, если кто будет плохо себя вести, у меня есть табельное оружие, – напомнил следователь, – и наручники.

– Понял-понял, – засмеялся Рустам. – Уже подхожу.

– Жду.

Помимо домофона, в подъезде Рустам обнаружил мигающую лампочку между первым и вторым этажом. Однако Рустама это не волновало, так как ему все равно пришлось бы подниматься на четвертый этаж, где «эффект психиатрической больницы» был не заметен. На остальных этажах лампочки исправно горели.

– Здорово, гость, – Салим пожал руку адвокату.

– Привет, тебе не холодно? – Рустам открыто рассматривал тельняшку следователя.

– Да нет, привык уже. Ну, с чем пожаловал?

– Салим, помнишь двойное убийство отца и сына Дауровых?

– Ну, еще бы не помнить… Такое в Майкопе раз в сто лет случается. А чего они тебе сдались? Сон страшный приснился?

– Да нет, я еду в Москву завтра. Помогать одному депутату в одном деле.

– И что?

– Этот депутат работает в парламенте вместо убитого еще раньше в Сочи адвоката Рашида Бибова, который не успел заменить, в свою очередь, Аслана Даурова.

– Это уже интересно…

– Да-да, правильно мыслишь, Меретуков. Там где-то след кукловода. Пистолет-то пропал, если я не ошибаюсь.

– Ты хочешь сказать, что я смогу выйти на того, кто убил Дауровых?

– Именно!

– И твой депутат как-то замешан в этом?

– Ну, это я не утверждаю. Скорее всего, нет, Салим. А, может, и да… Кто его знает…

– Ты-то его и должен знать, по логике вещей, – предположил следователь.

– В том-то и дело. Я знаю этого депутата лишь поверхностно. Меня попросили ему помочь.

– Ну, хорошо. Допустим, где-то путается убийца Дауровых. Но, как мне его поймать здесь, в Майкопе?

– Во-первых, полное спокойствие, – улыбнулся Рустам. – Во-вторых, ты знаешь, на кого зарегистрирован пистолет. В-третьих, я предлагаю тебе поехать со мной в Москву. Так сказать, разобраться на месте.

– Ты с ума сошел, Рустам?! Как я поеду?!

– Оформи командировку, это же формальность. Тем более, ты ведешь дело…

– Эх, если бы все было так просто… Завтра я с тобой не поеду. Это точно. – Следователь что-то прикидывал в уме. – А вот четвертого – пятого я смогу отчитаться насчет Москвы.

– То есть, четвертого или пятого ты сможешь вылететь в Москву? – с надеждой уточнил Рустам Псеунов.

– Не уверен. Если подпишет мой начальник, завизирует начальник моего начальника и если не будет нареканий, то, в лучшем случае, я смогу прилететь шестого.

– Ладно, как скажешь… Ну, у меня все, Салим. Спасибо, что выслушал и помогаешь.

– Выпьешь?

– Чего?

– Ну, Псеунов, Новый год все-таки… Давай выпьем вина…

– Ты сегодня гостеприимный, Салим, – растерялся Рустам.

– Ну, конечно, ты же не забывай о нашем обычае про трехдневное гостеприимство, – подмигнул ему следователь.

– Ну да, и про наручники, – пошутил Рустам.

– Да ладно тебе, – рассмеялся Салим. – Погоди, я сейчас принесу вина и бутербродов сюда. Дети уже спят.

Салиму не нужно было оправдываться, так как Рустам знал, что коллега живет вместе с женой и двумя детьми в однокомнатной квартире и ни на что в жизни не жаловался.

Салим Меретуков был вредным, но вполне добродушным парнем, на плечах которого лежал груз преступлений, смешанных с традициями и совестью. Порой ему было сложно смотреть в глаза матери, которая просила помочь сыну, чья вина была наглядна и очевидна. Салиму приходилось варьировать между законом и моральным долгом, между обязанностями и адыгскими традициями, призывающими защищать своего.

Кто-то на него обижался, кто-то был ему благодарен, но никто не догадывался, что тот, от которого зависела судьба его сына, брата, дяди, отца – ютится в крохотной однокомнатной квартире.

12

Проснувшись около одиннадцати утра, Белла Темиргоева почувствовала себя, как не «своей тарелке».

Осмотрев чужую казенную комнату из наборной, хотя и роскошной, мебели, она заметила рядом с собой глубоко спящего мужа. Должно быть, количество выпитого подействовало, и Тагиру было сложно пробудиться. Белла подумала, что она замужем за братом. Даже не родным, а двоюродным. И вообще троюродным. Это, когда ты общаешься с родственником, но душевной близости между вами нет. Да и общаетесь вы только тогда, когда случайно встретитесь в городе. Сколько таких братьев у девушки? Великое множество. Вот таким очередным родственником был для Беллы ее собственный муж, который, с одной стороны, признавал своей женой, но не видел ее своей женщиной.

Белла медленно встала, натянула на себя белый шелковый халат и вышла из спальни в гостиную. В просторной комнате было светло. Солнце ослепляло бежевую с золотистой вышивкой мебель. Подойдя к большому зеркалу с позолоченной рамой, молодая женщина посмотрела на свое отражение. Ей было противно в этом браке, в котором все шло к тупику.

На минуту Белла представила, как через год у них с Тагиром появится ребенок, и на этом их супружеские отношения закончатся. Каждый будет жить своей собственной жизнью. Может быть, со временем появится второй ребенок, но, в чем Белла была абсолютно уверена, так это в будущих изменах мужа.

«Правда, что его держит? Ни чувств, ни заинтересованности во мне…”, – женщина прислонилась к зеркалу, чтобы разглядеть лучше свое лицо. Ее длинные черные волосы коснулись лакированной поверхности коричневого комода. Заметив это, Белла сделала полшага назад и подумала о том, что хотела бы выпить чашечку кофе.

«Хм, ну что, жена столичного чиновника, вместо щелям ты сейчас будешь пить кофе с песочным печеньем из топленого молока… Как бы ты ни хотела выйти замуж за адыга и жить в своем черкесском доме, судьба тебя увела далеко-далеко. Это тебе наказание за скептическое отношение к адыгам из диаспоры, дорогая».

Сварив кофе, Белла подумала, что в их браке с Тагиром надо что-то предпринимать. Либо уходить, либо держаться за мужа. Но… Выбор сделать было слишком сложно. Уходить было глупо, спустя всего месяц замужества, а держаться – не за кого.

«Интересно, как поступали другие черкесские жены, которые жили много лет назад? Что они выбирали? Выбирали ли они вообще? – Белла поудобнее устроилась на подоконнике с чашкой кофе и блюдцем с печеньем. – Выбирать им не приходилось… Они принимали мужа таким, какой он есть и мирились с этим… А может… Может, мне также поступить? Принять все, как есть? Принять мужа, который спит ко мне спиной?»

Белле стало обидно до слез, и главное здание МГУ, на которое выходили окна их квартиры, поплыло в слезах.

«Нет…, я так не хочу… Ну, за что? За что мне такое?… Ну, почему меня нельзя полюбить?»

Белла подумала, что лучше будет, если она уйдет от мужа. Она уже представила, как соберет свои вещи, оставит записку Тагиру и вернется в Майкоп. Там у нее остались родители, друзья и, может быть, работа.

Потом на ум пришла мысль о том, что все ее друзья и родственники будут спрашивать о Тагире, о том, почему она ушла от мужа. Пойдут слухи, сплетни, осуждение. Устроить свою судьбу будет во второй раз сложно. Белла понимала, что черкесские мужчины с опаской рассматривают разведенных женщин.

«Интересно, Тагир даст мне развод? Он захочет со мной развестись?»

И тут Беллу осенило, что развод-то она как раз не получит, ведь если они с Тагиром расстанутся, то автоматически Тагир выйдет из профильного комитета Государственной Думы, а там… он покинет свой пост. А все почему? Потому что ей, Белле, так захотелось.

«Наверное, я себе все придумала, и у нас с Тагиром еще есть шанс? Может, все черкесские женщины, которые жили давно, выстраивали отношения с мужьями? А я, как капризная девчонка, уже пакую чемодан?»

Белла не заметила, как на глазах высохли слезы и вновь вид из окна на здание МГУ стал четким.

«Но хочет ли этого Тагир? Ведь он не смотрит на меня, как на женщину и даже не пытается… А ночью и вовсе меня назвал Мерем… Совсем очевидно, что он меня не любит. Какой позор… Меня не любит муж… Стоит ли пытаться налаживать отношения с мужем, который не любит? Неужели черкесские женщины соглашались на это?! Да и вряд ли у них была нелюбовь к мужу, который забрал ее из дома! Выбирали не только ее, но и она сама!»

В душе снова заныло. Стало тяжело дышать. Белла почувствовала безысходность. Закрыв лицо руками, она уже приготовилась лить слезы, как на холодильнике зазвонил мобильный телефон.

– Беллочка, доброе утро! – мягко проговорила Нина Александровна Зубатова.

– Доброе утро, Нина Александровна! Рада вас слышать! С Новым годом!

– Я вот, о чем подумала… Сегодня такая прекрасная погода. Если вы не против, то мы могли бы прогуляться в центре Москвы.

– Замечательная идея, – хотя Белле сильно не хотелось куда-либо ехать. – Когда вы хотите?

– Как насчет, сегодняшнего вечера? Я знаю, одно симпатичное место, где мы могли бы выпить кофе.

– Прекрасно.

– Ну вот, и договорились. Я попрошу Геннадия Михайловича прислать за нами служебную машину. Будьте готовы к шести.

Отключив телефон, Белла задумалась.

«Нина Александровна… никогда ни в чем не нуждалась. Их брак с Геннадием Николаевичем считается крепким. Есть сын… Но он ее не уважает… Она не ушла… Может…»

Забыв про кофе, Белла неосторожно толкнула его на пол, чтобы прислониться к подоконнику. Чашка покатилась на пол и упала на ногу Беллы, обжигая ее нежную кожу и снова доведя до слез.

13

– Если бы мы в свое свадебное путешествие отправились втроем, я бы на тебя обиделась, – пробурчала Нармин, пристегивая ремень безопасности.

– Ну, Нармин, золотце мое, – миролюбиво начал Заур. – Рустам с нами летит по делу. На нем будет лежать основной «груз». Между прочим, от него зависит, как долго мы будем в Москве.

– Ты ему звонил ночью? – Нармин уже увлеклась допросом.

– Да, – хитро улыбнулся Заур. – И еще парочке симпатичных черкешенок.

– Заур, Заур, я прошу тебя… Не делай мне больно…

– А что ты сделаешь? Соберешь мои вещи и вернешь меня к родителям? – подмигнул молодой мужчина.

– Да, куда уж там…, – Нармин надула губки. – Тебя возвращать не понадобится, тоже мне, «женушка». Ты уже у родителей.

– А то…, – Заур умолк, наблюдая в иллюминаторе, как самолет разворачивается на полосу взлета. Он почему-то любил этот момент. Момент подготовки ко взлету.

– Заур…

– Что, Нармин?

– А ты, правда, звонил двум черкешенкам?

Заур звонко рассмеялся, что на него обратили внимание другие пассажиры.

– Живот болит. Нармин, да тебе можно все, что угодно сказать! Ты такая доверчивая! Зачем мне понадобились другие черкешенки?

– Ну, ладно…, – Нармин тоже повернулась к иллюминатору. – Знаешь, я думаю о том, что сказал мой папа сегодня утром.

– О чем именно?

– Что мы с тобой как-будто следуем за Мерем и Тенгизом. Они улетели во Флоренцию отдыхать, и мы с тобой улетаем в Москву. А в сентябре мы вообще вчетвером были во Флоренции.

– Да, что-то в этом есть…

– Я рада за сестру! Им с мужем хорошо вместе… Это большое счастье, когда тебя с мужем объединяет и семья, и общий бизнес.

– Я бы не был так оптимистичен, – осторожно заметил Заур.

– Это еще почему? Ты не рад счастью моей сестры?

– Почему же? Очень рад, но быть все время вместе в итоге напрягает.

– Что ты имеешь в виду, Заур?

– Понимаешь, Нармин, когда супруги и работают вместе, и дома вместе, и вообще всюду вместе – это не есть хорошо для отношений. Надо иметь время для тоски друг по другу.

– Это относится только к супругам? – осторожно уточнила Нармин, вспоминая свою свекровь.

– Мне кажется, не только к супругам. Вообще родственники на работе – это не всегда хорошо для бизнеса… Но я не бизнесмен, могу ошибаться.

«Ага, я это запомню, милый…”, – подумала Нармин.

– Портятся отношения, потому что люди находятся в вакууме. От усталости и нервов теряется уважение друг к другу. Это неизбежно, – рассуждал Заур.

«Да-да, конечно, дорогой… Особенно, если свекровь является твоим бухгалтером и имеет свое мнение по поводу всего…»

– Но ведь Мерем и Тенгиз уже не работают вместе, – осторожно перевела тему Нармин.

– Как это? – удивился Заур.

– Ты разве не знал? У Мерем своя компания, и выставочный центр принадлежит ей, а не Тенгизу.

– Тенгиз перевел выставочный центр на баланс твоей сестры? Интересно, почему?

– Не знаю, – пожала плечами Нармин.

– Скорее всего, там была какая-то серьезная причина для этого… Иначе, какой смысл?… Надо уточнить у Рустама…

Нармин обернулась и пересеклась взглядом с Рустамом Псеуновым, который сидел через два ряда от них и явно хотел что-то сообщить ее мужу.

– Заур, кажется, Рустам хочет с тобой о чем-то поговорить…

– Правда? – Заур тоже обернулся в ту сторону, где сидел Рустам.

– Мне неудобно. Может, мы пока с ним на время поменяемся местами? Это ваши мужские разговоры… Мне не следует это слушать…

– Хорошо, Нармин, – в глубине души Заур поразился тому, что его жена соблюдает традиции даже в тесном салоне самолета.

Как только Нармин встала, Заур пересел на ее место, поближе к иллюминатору.

– Садись, на мое место, Рустам.

– Спасибо.

– Видимо, ты хотел поговорить со мной о чем-то? Или мне показалось?

– Да, Заур. Нас в Москве будет встречать Тагир. Именно поэтому я бы хотел с тобой обсудить один важный момент, чтобы потом не получилось…

– Ты о чем, Рустам?

– Как ты думаешь, Тагиру можно доверять?

– Что за вопрос? – фыркнул Заур. – Естественно! Иначе мы с тобой здесь не сидели.

– Хорошо, я еще раз повторю свой вопрос… Ты уверен, что Тагиру можно доверять?

– К чему ты клонишь?

– На месте Тагира должен был работать сочинский адвокат Рашид Бибов. Его убили. Убил Аслан Дауров, вместо кого в итоге работает твой друг. Аслан, по всей видимости, убил своего отца – Пшимафа Даурова.

– И что? Здесь случайное стечение обстоятельств, – нервно ответил Заур. – При чем тут Тагир?

– Все бы ничего, – осторожно продолжил Рустам Псеунов. – Да только пистолет, из которого убили троих, пропал.

– Что ты хочешь этим сказать, Рустам? Что Тагир их всех убил? Что за глупость!

– Я бы тоже так хотел думать, Заур, но мне не дает покоя одна деталь.

– Какая же?

– Когда влип в криминальную историю Аслан, он тут же поторопился оставить свой мандат. Его папа похлопотал за него, чтобы в отношении Аслана не началось расследование. Правда, все неудачно закончилось. А вот Тагир работает уже месяц в парламенте. Заметь, тихо работает. Жалоб от него нет.

– Ты намекаешь на то, что Тагир замешан в криминале?

– Не могу этого утверждать, – вновь дипломатично заметил Рустам, – но это странно. Если расследование в отношении трех трупов продолжается, а от Тагира никаких сомнений, все его устраивает. Это очень странно.

– Ну, хорошо, Рустам. Допустим, Тагир подозрительно молчит, но, с чего ты взял, что убийца трех человек…

– Двух…, – поправил его Рустам.

– Ты же сказал, что трое убитых…

– Убиты трое, но считать надо двоих. Пшимафа-то то убил сын.

– Ну, хорошо, двое… С чего ты взял, что убийца или эта история вообще связана с работой в Государственной Думе?

– С того, дорогой мой, если бы товарищи из криминального мира не касались Аслана, как депутата, то ему не пришлось бы в срочном порядке оставлять мандат. Им же заинтересовалась комиссия по этике, которая проверяет всех депутатов на чистоплотность.

– Допустим, – согласился Заур. – Допустим, это так. Но я все равно не понимаю, почему ты подозреваешь Тагира в чем-то криминальном?

– Я его не подозреваю, – вздохнул Рустам. – Заур, я понимаю, он – твой друг. Ты не хочешь, чтобы все выглядело иначе. Но, если мы с тобой летим решать вопрос бюджета для Адыгеи, а Тагир окажется преступником, то нам не дадут ничего сделать. Ты это понимаешь?

– Понимаю.

– В пользу твоего друга мы имеем лишь то, что он «забил» тревогу в новогоднюю ночь. Но вдруг… Вдруг – это подстава? Может оказаться, что, на самом деле, мы с тобой летим из других соображений?

– Зачем мы сдались тогда? – не унимался Заур.

– Лучше давай зададимся другим вопросом…, – Рустам перешел на еле слышный шепот.

– Каким же?

– Как мы будем уносить ноги, если окажется, что Тагир состоит в криминальной группировке? А ведь эта группировка уже «осчастливила» нас тремя трупами…

Заур молчал. Впервые в жизни его рассудительность не могла найти решение в сложившейся ситуации.

– Рустам, это все теория. Давай иметь дело с фактами. Мы летим для бюджета. Чем, на самом деле, занимается Тагир – не наша головная боль. Ладно? – раздраженно предложил Заур.

– Ладно. Но, что ты будешь делать, если проблемы с бюджетом имеют начало в той самой истории, из которой ты предлагаешь «бежать»? Ты отстранишься?

Заур ничего не ответил. Вместо этого он снова посмотрел в иллюминатор и подумал о том, что, возможно, зря взял с собой Нармин.

14

Офис Илии Лобжанидзе располагался в живописном месте, близ поселка Сабурово, если направляться по Пятницкому шоссе туда, где начинается сосновый лес.

Чтобы не привлекать лишнего внимания, Илия предусмотрительно приобрел для своих коммерческих нужд таунхаус в коттеджном поселке, поближе к боковому забору, за которым мирно располагалось кладбище.

Прямо напротив окон офиса точно такой же таунхаус приобрела какая-то армянская семья. Илия ехидно наблюдал по вечерам, как их пятнадцатилетняя дочка-подросток отплясывала под веселую музыку, забыв хотя бы зашторить окна своей комнаты. Бизнесмену было забавно, что девочку не смущало кладбище за забором. Она жила в своем огороженном мире, в котором не было места для смерти.

Однако в жизни самого Илии смерть была частой гостьей, и всякий раз, когда кто-то из ребят или поверенных отправлялся в мир иной, ему хотелось бросить все и уехать в Тбилиси. Туда, где все еще пахло его беззаботной молодостью, солнцем, фруктами и Софико… Но он не мог этого сделать. Без Софико Тбилиси не казался таким солнечным, а фруктов много и в Москве. Что до молодости, то ее смерть тоже однажды забрала, оставив только душу и боль.

Сабурово казался симпатичным местом, но жить в таком месте было бы полным безумием, учитывая неудобные заснеженные дороги и неразвитую инфраструктуру. Зато встречаться по рабочим делам – в самый раз…

Тем не менее, Илия любил Сабурово, любил кладбище за забором и любил армянскую девочку, которая, на самом деле, сигнализировала о том, что за ним никто не следит. Если будут стрелять, то бедная девочка либо спрячется, либо будет кричать, либо… Илия даже в шутку ее называл своим часовым без автомата. Ну, а кто сказал, что часовой должен быть вооружен?

– В этом году мы начинаем работу раньше обычного, – Гибрид, едва войдя в комнату, пожал руку своему боссу. – Вано скоро примчится из аэропорта. Хорошо, хоть не успел на посадку пройти.

– Сплюнь, дорогой. Русский язык богат на двусмысленности, – пошутил Илия. – Сейчас подъедут Лаврентий и Коба. Тогда и начнем, а пока угощайся.

В комнате был накрыт шведский стол.

– Спасибо, не откажусь… Илия, что за непонятки были двадцать восьмого? Нам чуть не сорвали поставку продукции.

– Да ничего, это мальчики из Солнцево побаловались немного.

– Ну, понятно… Я уж думал, без потерь мы не отобьемся. Аж весь побелел, когда вспомнил, что ствол не заряжен.

– Гибрид, ты же не забывай, что прежде, чем доставать свое оружие, надо хотя бы иногда вынимать свой язык для начала. Авось этого достаточно будет.

Коротко стриженный мужчина плотного телосложения замолчал. Шеф был прав.

– Ладно, не дуйся. Гиви снова нас всех спас. Давай лучше выпьем за его здоровье, – Илия взял рюмку с коньяком и подождал, пока Гибрид возьмет свою рюмку. – Ну, что? За нашего спасителя?

– За него…, – согласился плотный мужчина.

Тем временем, на первом этаже послышалось оживление. В проеме двери показались еще двое мужчин.

– С новым годом, босс! Что стряслось? – спросил один из них, протягивая руку сначала Илие, потом – Гибриду.

– Лаврентий, да ничего не случилось. Я просто соскучился. Давно не видел вас всех вместе.

– Босс, часовой наш уже томно смотрит на нашего Лаврентия, – подмигнул Коба. – Ну, почему все девушки на него заглядываются, а мне ничего не остается?

– Коба, ты не грусти, – рассмеялся Илия. – Зачем тебе эта девочка? Ей и восемнадцати, поди, нет еще. Зачем тебе проблемы с Уголовным Кодексом? Пусть Лаврентий наберет их на свою шею. Ну что? Будь вежлив с другом.

– Коба, ябедничать некрасиво, – укоризненно посмотрел на него Лаврентий. – Но специально для тебя я возьму у нее телефон. Хочешь?

– Уже нет, – обиделся Коба. – Лаврентий, я объедки с барского стола не подбираю.

– Ой, как мы заговорили! – протянул Лаврентий.

– Ребят, давайте ближе к делу, – напомнил о себе Гибрид. – Давайте по коньячку, а там и Вано подоспеет.

Никто не стал возражать.

– Ну, допустим, я уже стою, – из-за спины послышался голос Вано.

Все обернулись и увидели, как Вано прислонился о свой пластмассовый чемодан на колесиках.

– Вано, рад тебя видеть! – широко улыбнулся Илия. – Ты уж прости, что вытащили тебя сюда.

– Да ладно, полечу в Тбилиси завтра.

– Боюсь, что и завтра не получится, – посерьезнел Илия.

Все замолчали, тем временем, Илия решил прояснить ситуацию.

– Ночью был у Гиви. Мы разговаривали о черкесах.

– Это о тех двоих, что были убиты в Майкопе? – спросил Гибрид.

– Не только о них.

– Ну, я так и думал, что история с депутатом не закончится. Я же говорил, что он нас где-то подставит, – напомнил Коба.

– Давай не будем о мертвых плохо, – предложил Илия. – Пусть земля будет им пухом… Гиви попросил провести переговоры с новым депутатом от Адыгеи. Так сказать, предложить ему сотрудничество…

– А если он не согласится? – скептически отозвался Лаврентий. – Черкесы, они же такие, гордые, не любят подчиняться.

– Все кавказские люди не любят подчиняться, – заметил Илия. – Тем не менее, кавказский мужчина может склонить свою голову, если это необходимо.

– Зачем это новому черкесу? – Гибриду было непонятно, с кем именно придется работать.

– Ты задаешь неправильный вопрос, Гибрид, – Илия медленно поднял на него свои глаза. – Меня удивляет, что никто из вас не уточняет, в каких случаях кавказский мужчина склоняет голову? Ну, что молчите, орлы? Идеи у вас есть? Или мне за вас подумать?

– Наверное, надо предложить ему хорошие деньги, чтобы он работал на нас? – предположил Лаврентий.

– Это идиотское решение, – в том же тоне ответил Илия.

– Мужчина склоняет голову, если это дело его чести…, – заявил Коба.

– А это уже тепло, молодец! Ну, а ты, Гибрид, чего молчишь? Вано, у тебя что?

– Ой, я бы черкеса поизучал, – фыркнул Вано. – Вдруг честь для него ни о чем…

– Уже изучен, – произнес Илия. – Не самостоятельный, капризный, бывший маркетолог, женат.

– Ну, тогда остаются либо деньги, либо его женщина, – усмехнулся Вано.

– Ну, Илия же сказал, что деньги предлагать не надо черкесу, – упрекнул Гибрид, откусывая бутерброд со сливочным маслом и красной икрой.

– Тогда остается женщина, – не унимался Вано. – Вот, с жены и начнем обработку нового кадра.

– Мне не нравится эта идея, – жестко заявил Илия. – Прошли времена, когда женщин привязывали к батарее, Вано! В общем, думайте. Даю вам сутки. Завтра в это же время встречаемся здесь… Черкес должен быть в нашем полку… Кстати, его зовут Тагир Темиргоев. А теперь – все свободны.

Все мужчины молча покинули помещение. Как только двигатели автомобилей перестали быть слышны с улицы, Илия позвал своего помощника.

– Иракли!

Помощник появился в проеме другой двери.

– Иракли, похоже настало время для более великих дел. Начни работать с Гиви… Ты знаешь, о чем я… Власть надо периодически обновлять. Пора отдавать дорогу молодым…