Текст книги "Эшелоны власти. Любовь по-черкесски"

28

Глаза Рустама и Заура окрашивались в красный цвет от многочасовой работы за ноутбуком.

Тагир молчал, только изредка отвечал на какие-то специфические вопросы Заура, который, то морщился, то оставался довольным от ответов друга. По большей части, его интересовали документы и даты, о которых Тагир раньше не слышал, но узнавал об их существовании через своих помощников. А те, в свою очередь, узнавали точечную информацию у своих коллег из профилирующих комитетов.

Так и получалось, что Госдума фактически начала свою работу в четвертый день января. Все, кто так или иначе был связан с законопроектом о бюджете страны на новый год, включили свои компьютеры и копались в ежедневниках. Как правило, именно в ежедневниках ручками разных цветов дописывалось, переписывалось, вычеркивалось и надписывалось то, что сейчас играло решающую роль при разработке нового законопроекта.

Заур был поглощен в свои цифры, Рустам – в юридические формулировки и только Тагир недоумевал, по какой логике его друзья и земляки вообще составляют этот законопроект? Ему было сложно воссоединить транслируемую Зауру информацию в единое целое, чтобы понять суть документа и, за счет чего Заур планировал восполнить бюджет республики недостающими средствами.

В гостинице было душно, и Нармин, накормив мужчин, решила прогуляться по поселку, в котором они остановились. Заодно – не мешать мужчинам, которые были буквально поглощены работой.

Впрочем, была и другая причина, по которой она не захотела оставаться в номере, – Тагир. Несмотря на то, что ее старшая сестра Мерем уже была счастливо замужем за Тенгизом и готовилась стать мамой, все равно отношение к Тагиру не могло поменяться.

По-прежнему в глубине души Нармин называла незадачливого одноклассника своей любимой сестры не иначе, как «господин Синий Костюм» и обижалась на то, что у молодого депутата Госдумы когда-то не хватило смелости признаться Мерем в любви. Теперь же Тагир вызывал у нее скептическое чувство, которое почему-то не прибавляло уважения к нему, как к личности.

Иногда Нармин задавалась вопросом, что может объединять Тагира и ее мужа? Ведь они такие разные между собой! Ей хотелось заглянуть в душу Зауру и узнать, что он, на самом деле, думает о своем близком друге? Но это было невозможно.

Душа черкесского мужчины всегда закрыта за семью замками. Он не жалуется на жизнь, не плачет и не делится своими размышлениями на вольную тему.

Поначалу Нармин казалось, что Заур легко согласился променять отдых на работу в душной гостинице ради дружбы с Тагиром, но с течением времени она приходила к обескураживающему выводу, что это не так. За все время они ни разу не отправились куда-нибудь, чтобы пообщаться с глазу на глаз, выпить, как старые друзья.

Вместо этого, вместо черкесской дружбы двоих мужчин, Нармин видела только сосредоточенное лицо своего мужа. Действительно, друзья ли они с Тагиром вообще? Что их держит друг возле друга? Привычка? Случится ли когда-нибудь так, что Заур и Тагир перестанут общаться? Разойдутся ли их жизненные пути? Этого Нармин не знала, но понимала, что дружбы между близкими друзьями уже давным-давно нет. Странно, почему? Кто первый отдалился? Неужели – Тагир? Нет, этого не может быть. Иначе бы он не позвонил в новогоднюю ночь Зауру. Тогда – Заур… Может быть, но почему?

Все эти мысли ее занимали во время прогулки. Нармин решила про себя, что обязательно поинтересуется у Заура, в чем дело? Пусть не напрямую, но хотя бы намеками. Ну, а вдруг?

В гостинице все шло своим чередом. Наконец, ближе к вечеру, Тагир уехал к себе домой, оставив друзей дорабатывать документ. Помощь его была уже не нужна.

– Рустам, ты почему сегодня такой отрешенный? – поинтересовался Заур. – Что-то случилось?

– Да нет, все нормально.

– Рустам, говори… Что тебя беспокоит?

– Завтра прилетает Фатима с дочкой. Сестра Тагира.

– Ну и что? Ты беспокоишься по поводу нее?

– Не беспокоюсь, Заур, а жду. Очень сильно жду ее. Соскучился.

– А-а-а, вот, в чем дело, – широко улыбнулся Заур. – Понимаю тебя. Когда-то я тоже сильно ждал Нармин, пока она училась в Литве на последнем курсе. Теперь, все в порядке. Она стала моей женой. Так, что у тебя тоже все будет хорошо.

– Если бы, Заур…

– А что не так?

– Да Фатима даже не догадывается о моих чувствах. Мы с ней общались исключительно по делу.

– Ты же ее пригласил сейчас не по делу?

– Не по делу, Заур, не по делу… Просто так…

– Вот видишь! Если она прилетает завтра просто так, значит, относится к тебе не просто так… У тебя, друг, есть шанс.

– Что мне делать?

– Культурную программу организуй… Ты же в Москве! Продолжишь культурную программу в Майкопе… И плавно переводи Фатиму в нужное русло.

Рустам улыбнулся и покачал головой.

– Похоже, Нармин до сих пор не понимает, как оказалась замужем.

– Ну, ведь счастлива же, – хитро улыбнулся Заур. – У нас все хорошо, и это – главное.

– Ладно… Давай закончим эту таблицу, наконец…

– Давай…

– Знаешь, Заур, о чем я думаю?

– О чем?

– О том, что у этого документа не хватает одной бумаги.

– Какой же?

– Обоснования, Заур… В нем мы должны четко объяснить, как так получилось, что бюджет был сокращен в три раза? Откуда предлагается взять деньги правительству, если все уже распределено? И самое главное, Заур…, – Рустам многозначительно посмотрел на друга.

– Что?

– Мы должны узнать, куда были направлены эти деньги?

– Хороший вопрос, Рустам.

– Вот-вот. Посмотри, пожалуйста, ты же разбираешься в этом. Где есть разница в деньгах? Может, Адыгее урезали бюджет для того, чтобы направить эти деньги на более важные цели, например?

Заур снова порылся в своих записях и таблицах, но ничего не нашел в них. Тогда он пересел на место Рустама и приступил к поиску официальной финансовой информации.

– Там ничего нет, – наконец выдал он через полчаса. – Есть разница, но небольшая. Эти суммы денег, которые добавляются в новом году на статью «Здравоохранение» и «Поддержка сельских поселений», запланированы из резервного государственного фонда.

– У других регионов – что? – поинтересовался Рустам.

– Все так же, – коротко ответил Заур. – Некоторые регионы тоже недополучили какие-то суммы, но они и не запрашивали, у них экономическая ситуация за счет туризма и промышленности стабилизировалась. У других регионов – цифры те же.

– Тогда, куда пропали деньги Адыгеи? – недоуменно спросил Рустам.

Заур и Рустам переглянулись.

– Это то, о чем я тебе говорил в самолете, Заур…

– Тагир на это не способен… Я не верю в это…

– Способен Тагир или не способен, это еще выяснять надо… Но, чувствую, в воздухе «пахнет порохом».

– Кто, по-твоему, причастен? – с надеждой спросил Заур.

Рустам с минуту посмотрел в глаза Зауру, затем проговорил:

– Но ты же не хочешь об этом знать, правда? Наши с тобой шансы становятся условными и призрачными… Если Тагир дойдет своими ногами до трибуны, считай, что уже хорошо. Если только дойдет…

29

Вечернее московское метро по праву можно отнести к самому комфортному виду транспорта. Разумеется, если, к тому времени, все доехали с работы домой и освободили места.

Сидячие места в метро часто на «вес золота». Особенно после того, как сделаешь переход не на эскалаторе, а по лестнице. Предварительно побегаешь в течение дня, минуя квартал за кварталом и удивляешься тому, зачем москвичи участвуют во всевозможных марафонах. Пешая Москва и есть тот самый марафон-эстафета. Только человек этого не замечает. Не задумывается над подобными вопросами, наполненный мыслями о делах, переживаниях, радостях и грусти. В общем, все как у людей во всем мире, которые не всегда в течение дня одолевают километры пешком и называют это – нечто вроде «десять минут пешком от метро». На самом деле, эти «десять минут» означают три-четыре светофора, пять километров по прямой и метров пятьсот пути дворами. В этом и есть Москва.

В Майкопе все не так. И кварталы меньше, и «десять минут» сокращаются до двух. Да что там! За «десять минут» можно спокойно доехать из одного конца Майкопа – в другой. Жители Майкопа ни за что не станут истязать свои ножки, чтобы пройтись пешком пару-тройку километров. Зачем? Для этого есть троллейбус. Быстрее «бегают» маршрутки. Конечно, если нет пробок.

О, да! В Майкопе, как в Москве, тоже бывают пробки! Те жители Майкопа, которым лень потратить «десять минут» на троллейбусе, пересаживаются в свои автомобили. Что ни сделаешь для того, чтобы поберечь свои ножки. Дела ждут! Некогда тратить драгоценное время на пешие прогулки!

Кажется, автомобилисты Майкопа – люди, более занятые, чем жители Москвы, которые на своем биологическом транспорте перемещают себя по столице, осуществляя переходы между станциями в метро и бесконечные переходы на широких проспектах города. Везде есть жизнь и свои парадоксы.

В восьмом часу вечера Заур и Нармин приехали на Воробьевы горы, чтобы прогуляться, подышать свежим воздухом и полюбоваться роскошным видом на Москву. Больше всего им хотелось побыть вдвоем. Продлить, так сказать, ощущение «свадебного путешествия».

Выйдя из станции метро, они прошли прямо, отдаляясь от обледенелой набережной Москвы-реки, и далее – свернули слегка направо. Дорога двоилась, предлагая ровный и длинный асфальтированный вариант или более короткий, немного скользкий, ведущий наверх.

– Ну, что? Рискнем? – предложил Заур своей жене.

– Давай, – согласилась Нармин, опираясь на его руку.

Однако они не рассчитали степень опасности этого пути. Дорога, ведущая наверх, оказалась более скользкой, чем предполагал Заур. Нармин передвигаться было сложно, и в глубине души она уже тысячу раз пожалела, что согласилась на такой экстремальный эксперимент. Однако сказать вслух об этом не решалась. Наступив на очередную протоптанную ступеньку, Нармин не справилась с равновесием и поскользнулась. Испугавшись, Заур заключил жену в свои объятия.

– Не бойся, малышка. Я с тобой. Держись за меня…

– Хорошо, Заур…, – они продолжили свой путь, но Нармин не терпелось задать ему главный вопрос. – Заур…

– Что, милая?

– Почему ты меня не защитил в новогоднюю ночь?

– Что ты имеешь в виду?

– Как ты думаешь, твоя мама была права, когда сказала, что ты добьешься успеха в любом случае?

– Не знаю, – улыбнулся Заур. – У каждой матери ее ребенок самый лучший.

– Но она говорила про то, что ты добьешься успеха рядом с любой девушкой…, – наконец, Заур и Нармин достигли асфальтированной лестницы, которая примыкала к той, по которой они только что карабкались.

– Ай, не обращай внимания, – махнул рукой Заур. – Мало ли, что человек может сказать?

– Заур, как ты думаешь, я могу добиться успеха рядом с любым мужчиной?

– С каким еще мужчиной? – поморщился Заур, когда они уже достигли конца лестницы и вновь повернули направо, в сторону смотровой площадки. – Что ты имеешь в виду, Нармин? Какой еще мужчина?

– Ну, если рассуждать по логике Нафисет, то ты можешь добиться успеха рядом с любой девушкой. Не важно, есть у тебя законная жена или нет… И я могу добиться успеха рядом с любым мужчиной. Не важно, есть у меня законный муж или нет…

Возникло молчание. Заур думал о чем-то своем. Нармин ему не мешала, разглядывая обнаженные клены, которые сопровождали их вплоть до смотровой площадки. Через какое-то время слева показался величественный МГУ.

Ночная подсветка добавляла знаменитому зданию загадочности. Нармин в душе невольно восхитилась. Она вдруг представила гордость студентов, которые каждый день учились в Главном здании МГУ и там же жили, на высоких этажах, в общежитии. Ах, студенчество… Былые времена!

Нармин оставалось лишь восхищаться прекрасным видом вуза-мечты и повернуть свой взор направо, где вид был не менее очаровательный на фоне темноты. Москва сверкала в огнях. В эту минуту кажется, что исполнятся мечты, и ты все можешь.

– Нармин, – произнес Заур. – Я тебя понимаю. Ты права. Прости меня, пожалуйста. Я как-то не придал значения маминым словам.

– Но ты же понимаешь, что Нафисет, к сожалению, именно так считает…

– Я поговорю с мамой.

– Заур, – мягко произнесла Нармин. – Я не хочу, чтобы у тебя портились отношения с матерью и решительно против, чтобы ты ей что-то доказывал.

– Но, что ты предлагаешь? – удивился Заур, посмотрев ей в глаза. – Мама тебя обидела и должна извиниться перед тобой. Я это вижу так.

– Заур, послушай меня… Всегда лучше подойти к этому вопросу системно, правда? Это же твой подход. Если ты будешь заставлять свою маму извиняться передо мной, то… Во-первых, ты решишь только одну задачу, а ведь в будущем могут возникнуть и другие подобные ситуации… За всем не уследишь…

– А во-вторых?

– А во-вторых, это унизит Нафисет. Где это видано, чтобы черкесская свекровь извинялась перед невесткой? Нафисет почувствует себя униженной, а я не хочу этого. Я слишком уважаю и люблю твою маму, чтобы делать ей больно…

– Допустим, ты права. Но, я же не хочу, чтобы тебе было плохо в нашей семье.

– Есть другой выход из этой ситуации… Так, скажем, более деликатный, – Нармин заботливо подняла воротник пальто Заура и поплотнее завязала ему шарф.

– Какой же?

– Это выход, который можешь предложить только ты, Заур. С моей стороны будет недопустимо, если я приму решение за тебя. Ты же знаешь черкесская жена не повелевает в семье, она лишь исполняет волю своего мужа, которого уважает за умение пользоваться властью… Я не тороплю тебя, Заур… Какое решение ты примешь, таким оно и будет…

Послышался рев мотора. Заур и Нармин повернулись в сторону проезжей части дороги и увидели, как байкеры готовились состязаться между собой.

Победа в эту ночь достанется тому, кто сумеет стратегически опередить других мотоциклистов, если только не свернет самому себе шею из-за высокой скорости движения.

30

Визит Фатимы Темиргоевой-Бибовой в Москву по-настоящему объединил всех адыгов, которые так или иначе были связаны с проблемами Тагира.

По дороге в депутатский корпус, на Мосфильмовскую улицу, брат с сестрой успели обменяться новостями, за исключением новостей о родителях.

Мать – Гупче Темиргоева – упоминалась в разговоре лишь однажды. Там, где упоминалась из вежливости мать, точно также упоминался и отец – Чиназ Темиргоев.

Впрочем, Фатима предложила сменить тему, увидев, как Тагиру больно слышать о родителях, которые еще полгода назад выставили его из дома. Собственно, о многом брат с сестрой не могли поговорить, ведь рядом были Рустам Псеунов и Сати, которая все понимала и могла передать бабушке с дедушкой.

Дорога из аэропорта «Внуково» до Мосфильмовской улицы, на удивление, оказалась почти пустынной. Новогодние праздники заметно расслабили автолюбителей, которые забыли о своих агрегатах на всевозможных парковках и машиноместах.

– В Москве нет пробок! – удивилась Фатима. – Не то, что у нас в Майкопе..

– Э-э-э, сестра, ты еще не видела, что здесь творится в рабочие дни! Ты просто стоишь на дороге и никуда не едешь.

– Да ну, Тагир! Ты преувеличиваешь!

– Нет, же, Фатима, – Тагир повернулся к ней и посмотрел на Рустама, который сидел впереди. – Рустам, ты же был в Москве раньше. Потверди!

– Да, Фатима, – улыбнулся Рустам. – Твой брат прав. Здесь автомобильная тема – самая болезненная…

– Я-королева! – подала голос Сати, рассматривая ремни своего детского кресла.

– Конечно, малышка, ты – королева! – весело согласился Тагир. – Как мама себя ведет в Майкопе? Хорошо?

– Хорошо, – важно ответила девочка. – А я плохо… Ну, мама так говорит.

– А почему ты плохо себя ведешь? – поинтересовался Тагир. – Наверное, капризничаешь? Маму не слушаешь?

– Дядя, не обращай внимания, – развела руками Сати.

Тагир заливисто рассмеялся. Сати он любил. Ребенок его расслаблял.

– Ты так светишься от счастья, когда разговариваешь с Сати, – заметила Фатима. – Пора бы уже о своих детях подумать, братик.

– Подумаю, – переменился в лице Тагир. – Пока я снесусь, ты успеешь уже выйти за кого-нибудь замуж и родить второго.

Фатима подняла глаза на Рустама, который, не оборачиваясь, довольно улыбался.

В то же время квартира супругов Темиргоевых в одночасье сделалась многолюдной, а стол в гостиной – хлебосольным. Белла была счастлива, что ей представилась возможность накрыть адыгский стол и дать волю своей кулинарной душе.

Лилибж, шхатляко гепцаг, коецинэщытаг, и, конечно же, халюж, – все это уже остывало к приезду гостей и родственницы.

Роль супруги депутата Госдумы Беллу тяготила, поэтому сегодня, пятого января, она позволила себе почувствовать полноправной хозяйкой адыгского дома.

Кроме Нармин, Белла еще никого толком не знала. Не считая, «шапочного» знакомства с этими же людьми в аэропорту Краснодара перед тем, как им с Тагиром улететь в Москву. Белла еще подумала, что в этом составе не хватало ее любимой подруги – Мерем с мужем Тенгизом. В остальном, всего было достаточно для счастья.

Подумав о Мерем, она тут же переменилась в настроении. Ведь сейчас их с Тагиром брак «трещит по швам» из-за Мерем, которая даже не догадывается об этом. Или все же догадывается? Но, справедливости ради, стоит отметить, что Мерем её выходить замуж за Тагира заставлять не собиралась. Это она, Белла Темиргоева, фактически увела у нее парня, который Мерем всегда нравился. Белла об этом знала. Не могла не знать. Что же теперь? Где искать виноватых?

Беллу осенило, что виновен во всей ситуации сам Тагир. Он обнадежил Мерем и не дал никакой надежды на счастливую семейную жизнь самой Белле. Одну девушку обнадеживал, но так и не женился. На другой – женился, но обнадеживать не собирается. Так и есть! Виноват во всем Тагир!

Белла надулась от обиды. Ей показалось, что судьба ее свела с негодяем и мерзавцем. Мысли путались, но успокоиться было трудно. Гости вот-вот должны были приехать. Монотонное помешивание в кастрюле выводило ее из себя. Когда же состояние дошло до критической точки, мозг молодой женщины начал размышлять в обратную сторону.

В самом деле, почему Белла решила, что Тагир виноват? Надо учитывать его семейную ситуацию, характер его матери, с которой Белла, по какой-то нелепой случайности, до сих пор не знакома.

Гупче превратила жизнь Тагира в ад. Разве имел он моральное право предлагать Мерем такую жизнь с такой свекровью. Может, и хорошо, что не стал жениться. Зато теперь Мерем счастлива с Тенгизом Сапиевым. Стоп. Но на Белле он, Тагир, все же женился. Значит, его ничего не остановило. Значит, жизнь с Тагиром при такой матери не такой ад? Да и Тагир женился на ней, Белле. Значит, ему не все равно. Значит, есть шанс… Значит, она ему все-таки понравилась. Значит… В эту минуту раздался звонок от входной двери.

31

Илия Лобжанидзе никогда не пасовал в своей жизни перед трудностями. Лишь однажды ему пришлось это сделать, о чем он потом жалел долгие годы.

Он смотрел на фотографию Беллы Темиргоевой и вспоминал, как они с Софико собирались пожениться.

Их родители уже договорились между собой о предстоящей свадьбе. Получив одобрение со стороны родных Софико, Илия был на седьмом небе от счастья. Ведь семья Софико присматривала для своей дочери жениха из религиозной семьи, в надежде на зажиточность и высокий статус. Именно поэтому у друзей Бадри были большие шансы на руку и сердце видной грузинской красавицы.

Старший брат Софико – Бадри – тесно дружил с Гиви Чантурия, которому Софико была не нужна, но отказываться от такой красавицы из хорошей семьи, он не собирался. Гиви также не собирался жениться на Софико, зато часто по делу и не по делу справлялся о ее здоровье у родителей девушки. Это решительно не нравилось Илие. Бадри смотрел на Гиви с изумлением, иногда предупреждал о том, что Софико собирается замуж и уже помолвлена. Но Гиви, внешне благочинный и предупредительный, на самом деле, мало интересовался мнением своего друга. Он поступал так, как считал нужным. Чем больше он позволял себе неприемлемого по отношению к Софико, тем больше он раздражал Бадри. Илия был вне себя от ярости.

Чтобы не довести ситуацию до трагедии, Бадри решительно жестко потребовал от Гиви больше не появляться в их доме. Но, как это часто бывает, сказано это было не в то время и не в том месте… Незаметно разговор привел к «больной» теме, когда Гиви в очередной раз неосторожно упомянул Софико. Пока температура страстей накалялась, подошли друзья Гиви и увидели, как тот смотрит на Бадри немного заискивающе. Во всяком случае, Гиви так показалось. Чтобы исправить положение и сохранить авторитет в своей тайной группировке, Гиви решился на отчаянный шаг, который впоследствии не мог простить ему Бадри.

Восстановить свою власть и авторитет среди друзей Гиви мог только на личном примере. Тогда возникнет страх, если вдруг кто-то позволит себе подобное отношение к лидеру тайной группировки. Страх заставляет подчиняться и отступать. Страх дисциплинирует и доводит до отчаяния. В конце концов, страх, при необходимости, заставляет мстить, не оборачиваясь.

Гиви нуждался в страхе от своих подчиненных, потому что пребывал в страхе сам. Убив Бадри, он решал главный психологический вопрос. Этот поступок, на глазах подчиненных, автоматически добавлял бы самому Гиви власти. Безграничной власти над их страхом.

Однако все пошло не так, как он планировал. Гиви не учел Илию, который, увидев Бадри, окликнул будущего родственника по имени. Таким образом, убийство сорвалось. Увидев в руках рядом стоящего друга нож, Бадри мгновенно все понял, а пока Илия подходил ближе к ним, как ни в чем не бывало, Гиви успел спрятать свое холодное оружие. В надежде, что все вернется на круги своя. Однако Илия тоже все видел. Окликнув Бадри, он спас тому жизнь, но окончательно и бесповоротно испортил свою, потому что…

Илия отвлекся от своих тяжелых воспоминаний, все еще держа в руках фотографию Беллы Темиргоевой. Водитель Иракли уехал в Москву еще утром – по поручению.

В Сабурово Илия весь день провел в одиночестве и раздумьях. Спустившись на первый этаж, он вошел на кухню. Налил в голубой бумажный стакан бутилированной воды и выпил ее залпом. В горле все равно ощущалась сухость, тогда Илия налил себе еще воды в этот же стакан и осушил еще половину содержимого.

Нечаянно фотография выпала из его рук. Опустившись, чтобы поднять ее, Илия вспомнил о той папке, которую оставил для него Вано.

«Что в той папке?» – пронеслось у него в голове.

В следующую минуту грузинский бизнесмен уже поднимался на второй этаж.