Текст книги "Они уходят, я остаюсь. Как оставить в прошлом детские травмы, поверить в себя и исполнить мечты"

Почему вы меня не слышите

На десятый день рождения я мечтала о Барби – маленькие мечты маленькой девочки. Когда я увидела объемный пакет с подарком на кресле, волнительное предвкушение волшебной куклы пропало. Я была почти уверена, что там одежда: мама любила одевать меня во что-то супермодное и странное, чтобы соседи видели, насколько мы состоятельны. Мне всегда говорили: «Если спросят (и даже если не спросят), я должна сказать, что вещь на порядок дороже реальной цены». В том пакете лежала фиолетово-черная кофта.

На следующий день рождения мне подарили фен. Я даже не поняла, что это подарок, – мама просто сунула мне пакет и сказала отнести домой. Я уточнила:

– Что это?

– Ах, это? Фен, твой подарок на день рождения! – ответила она.

– Зачем? Мне не нужен фен и никогда не был нужен.

– Ты такая неблагодарная, мы столько делаем для тебя, а ты не ценишь.

С черным пакетом я направилась домой одна, вытирая слезы. Я очень хотела быть благодарной, но не понимала, зачем мне фен.

Комментарий психолога

Навык эмпатии можно очень легко оценить по тому, каким образом вы выбираете подарки. Возможность встать на место другого и выбрать именно то, что нужно другому человеку (а не кажется вам «действительно стоящим»), и есть пример эмпатии. Если же выбор подарка исходит исключительно из ваших убеждений и не берет в расчет интересы и предпочтения того, кому вручается подарок, то и возможность встать на позицию другого пропадает. Тем самым мы обрекаем человека сразу на две трудности: первое – это ненужный для него подарок, второе – это чувство радости, которое сложно «сыграть». Такое поведение очень свойственно эмоционально незрелым родителям. Их больше беспокоит, будут ли они казаться хорошей мамой в глазах посторонних людей, нежели в глазах собственной дочери. Мнение и отношения с ребенком уходят на задний план, а значит, и подарки должны быть не тем, что понравится ему, а тем, что по достоинству оценит ближайшее окружение.

Ценность денег

Яне испытывала недостатка в еде или в одежде, наоборот, меня старались одевать по моде, водили на танцы, я дополнительно изучала английский в элитной частной школе. Ее впервые открыли в нашем городе мамины знакомые: они привезли американцев, которые вели уроки. Стоило это довольно дорого, туда ходили дети из состоятельных семей. Мы занимались два раза в неделю по четыре часа. При этом меня не покидало чувство, что необходимо еще.

Разговоры о деньгах и заработке в доме звучали довольно часто. По выходным мама с папой трудились на барахолке – там в советское время можно было найти что угодно: от носков и кобуры до магнитофонов и машин. Родители продавали джинсовую одежду: «продавали стиль». Раз в месяц отец ездил на поезде в большой город, закупал товар, а по выходным они с мамой отправлялись на барахолку продавать купленное по завышенной цене. Мне хотелось как-то помочь, и я начала проситься с ними. Иногда родители сопротивлялись: зима, холод сковывал руки и ноги, брать ребенка опасно. Но я настаивала, поскольку хотелось порадовать их, показать, что я тоже молодец, дождаться наконец заветной похвалы.

На рынке, пока папа и мама заняты, я собирала бутылки. Центр приема стеклотары находился возле нашего дома, и это была отличная возможность заработать. Я одевалась тепло, брала пару сумок и принималась за работу. Мне было восемь. Никакого смущения, лишь цель – собрать как можно больше, отмыть в ванной и обменять на заветную сумму для родителей. Дороже всего ценились бутылки из-под пива, поэтому я часто поджидала возле шашлычки, пока покупатели, а иногда и продавцы, порадуют себя горячими шашлыками и парочкой бутылок пива. Хозяева, бывало, выгоняли меня, потому что сами забирали стеклотару. Я же не отчаивалась и забирала их сразу у клиентов. Как только бутылка освобождалась, я подбегала и просила ее забрать. Под столиками находила и другие. Затем относила все в машину родителей и продолжала следить за выпивохами снова.

Как-то раз я увидела на земле купюру в 500 рублей – на тот момент это была сумма, которую родители в лучшем случае зарабатывали за оба выходных. Сердце застучало с бешеной скоростью. Я схватила бумажку, сгребла бутылки и со всех ног помчалась к родителям. Пока бежала, я прокручивала в голове сценарии, как они обрадуются, похвалят меня, возможно, мы даже уедем с рынка раньше или купим «Сникерс». Тогда эту шоколадку мы покупали крайне редко, их почти не продавали, и стоили они дорого. Запыхавшись от морозного воздуха и быстрого бега, без слов я всучила деньги папе. Он удивился и спросил откуда. Я ответила, что нашла на снегу. Тогда он засунул ее в карман, сказав, что, возможно, она не настоящая и чтобы я скорее отошла от него. Недоумевая от неожиданной реакции, я поплелась собирать бутылки дальше. С большим рвением я продолжила поиск под прилавками, харчевнями и торговыми рядами. В тот день я насобирала три пакета.

Мы приехали к бабушке с дедушкой на обед, я выставила добычу в ванну и начала отмывать от этикеток, снега и остатков алкоголя внутри. Бутылки заняли все пространство! Зашел дед и начал считать, сколько я насобирала, потом умножил количество на стоимость и сказал, что я заработала 108 рублей. Это большая сумма, примерно дневной заработок родителей на торговле. Незабываемое ощущение гордости волной накрыло меня с головы до ног, мелкая дрожь поднялась от пяток до макушки. Я почувствовала, что мной могут гордиться, меня могут хвалить, я чего-то стою. С мокрыми руками я побежала рассказать про свой успех родителям, а папа лишь ухмыльнулся. Дед помог отнести бутылки в центр приема. Мне выдали чуть меньше ста рублей, но я была счастлива. Первые большие деньги, которые я заработала сама. Мне было восемь лет, и я заработала сто рублей. Деньги я отдала родителям и не думала о том, что могу себе что-то купить, порадовать себя. Я всегда отдавала сбережения, заработки, подарки. Я как бы меняла их на благодарность, похвалу за мой вклад. Точнее, на надежду, что когда-нибудь их дождусь.

Комментарий психолога

Отношения к деньгам и с деньгами также выстраиваются с самого детства. Ребенок усваивает, чем именно являются деньги для окружающих его взрослых: главной целью или второстепенным аспектом, способом манипуляции и шантажа или приятным бонусом за выполненную работу. Но главной ценностью для ребенка в любом случае остается внимание и одобрение взрослых, особенно когда имеется их существенный дефицит. Если родителя больше интересуют деньги (а не состояние ребенка), ребенок это прекрасно понимает, но это не повод для него осуждать родителя. Это повод получить внимание и одобрение, заполучив такой желанный для родителя объект – деньги. На самом деле, какие бы отношения мы ни взяли разбирать: отношение к деньгами, к успеху, достижениям, – везде работает одна схема: «Мне важно доказать собственную ценность и значимость». Этой ценностью служит одобрение родителей. И тогда очень гибкий ребенок[1]1
  Дети невероятно адаптивные, нейропластичность является важной характеристикой детского мозга, свойством создавать новые нейтронные связи под воздействием опыта и практики. Именно поэтому мозг ребенка очень адаптивен, вынослив и, как принято говорить, «впитывает как губка». Даже сильные негативные события и психологические травмы (а они, безусловно, влияют на нейронные связи и характеристики человеческого мозга), могут быть компенсированы за счет нейропластичности. Это дает возможность быстро обучаться и адаптироваться.


[Закрыть] ищет возможности, наблюдая за интересами взрослых: «Тебе интересны деньги? Смотри, сколько я могу заработать! Тебе важны успехи в учебе? Вот золотая медаль!» Все ради того, чтобы справиться с этой схемой и получить главное: одобрение родителей и согласие на то, что я достоин любви. К большому сожалению, родители, которые создают подобные отношения, изначально не являются эмоционально и психологически зрелыми людьми, поэтому и получить одобрение от них практически невозможно. Даже в случае позитивного исхода (ребенок действительно делает то, что нужно, очень удобен и выполняет все действия) родитель может воспринимать это как конкуренцию, но не возможность дать ребенку заветное одобрение. Эта схема в дальнейшем играет решающую роль в жизни человека: ценности, потребности уходят на второй план ради социального одобрения и позитивной оценки со стороны, а затем и собственной. Внешний недосягаемый родитель становится внутренним строгим судьей, которому никогда не бывает «достаточно». «Всегда можно сделать лучше!», «Болезнь – не повод пропускать работу» – этот тяжелый набор требований, которые уже звучат автоматически в голове у взрослого человека. Критика и замечания становятся невыносимыми и служат объектом избегания, а значит, создают благодатную почву для перфекционизма, постоянной тревоги и гиперконтроля.

Уже существенно позже приходит понимание, что родители делали это не из-за злого умысла, а из-за невозможности и даже откровенного непонимания важности процесса одобрения и позитивной оценки. Это даже не приходило им в голову. Это казалось абсолютно естественным и правильным процессом: постоянная критика и низкая значимость переживаний ребенка перед своими собственными. Вероятнее всего, это оценивалось как продуктивная и рабочая стратегия: будет сильным человеком, сможет справиться с трудностями, не будет «слабачкой». Эмпатия и возможность встать на позицию другого – это не то, что дано изначально, это набор навыков, которые требуют тренировки и как минимум осознания дефицита этих навыков. Если этого не происходит, то и тренировать это невозможно. Именно это понимание может позволить уже взрослому ребенку перейти от обиды к сожалению, состраданию к себе: «Да, я бы очень хотел, чтобы родители поддерживали или вели себя по-другому, но, к сожалению, они не умели этого делать». Подобные рациональные суждения дают возможность переработать опыт и выйти к новым правилам и поведению: «Даже если родители вели себя таким образом, это не значит, что мне нужно продолжать их «традиции». Я всегда могу выбрать, как вести себя по отношению к себе и другим людям».

Знакомство длиною в жизнь

Охранниками на школьных дискотеках, где я подрабатывала, трудились студенты-спортсмены, которые приглядывали за порядком и в случае драки могли растащить ребят. Один из них пытался за мной ухаживать, но я была непреклонна: моя цель – заработать, я фокусировалась на ней. В очередной раз он подошел со словами:

– Я точно знаю, кто тебе нужен. У меня есть друг, он идеально тебе подходит. В следующие выходные познакомлю.

Выходных я ждала в предвкушении, мне стало интересно взглянуть на «идеального» парня. Однако он все не появлялся. Я решила, что, наверное, подумал, будто я ему не ровня – еще бы, какая-то девчонка из бара, – и уже начала забывать про его обещание пригласить меня на свидание, как вдруг он появился. Пришел под закрытие, когда я собрала товары и планировала получить расчет. Парень невысокого роста, в черной кожаной куртке, с барсеткой под мышкой – ох, какими они в то время были модными! – заметно старше меня, с таким самовлюбленным взглядом и чувством собственного достоинства, что я прикусила язык. Он что-то рассказывал о себе, задавал мало вопросов, а я пыталась краем глаза рассмотреть его одежду и ботинки. Чистая и дорогая обувь всегда производила на меня впечатление.

Мы пообщались, парень взял мой номер, пригласил в самое пафосное заведение и ушел. Я быстро сбежала по лестнице, чтобы посмотреть, на какой машине он приехал. Папа меня пристыдил (он всегда присутствовал на школьной дискотеке, присматривал за веселыми посетителями и немного за мной):

– Вот еще, за какими-то неизвестными личностями подсматривать! Какая разница, на чем он ездит.

На самом деле отец уже видел машину моего нового знакомого. В окно я разглядела фары отъезжающего автомобиля марки «Мерседес». В темноте вечера красные огни казались загадочными и манящими, а кофейный цвет кузова – благородным и фешенебельным. Я смотрела на удаляющиеся фары как на убегающую от меня роскошную жизнь. В груди застучало сердце. «Вперед, – решила я, – за достойной и красивой жизнью, той, которую я заслуживаю». Именно тогда я пообещала себе, что у меня непременно появится такой же «Мерседес» и я буду важно, преисполненная достоинства, ездить на нем по городу в свете вечерних фонарей.

Комментарий психолога

В какой-то момент значимость родителей для ребенка существенно снижается – это нормальный этап взросления и становления личности. Однако заложенные ими схемы взаимодействия с внешним миром остаются. Это уже отработанный и хорошо усвоенный ребенком материал, накатанные рельсы. Если раньше внимание важно было получать от родителя, теперь оно необходимо от других значимых людей: друзей, первой любви, одноклассников. И, как правило, выбирается такой же «сложный» для получения внимания взрослый: эмоционально холодный. «Вчерашним» ребенком данная «сложность» может трактоваться как «загадочность», «недоступность», а значит, высокая «ценность». «Я смогу заполучить его внимание», «Я научу его любить». Имея детский опыт постоянной «битвы» за внимание, человеку свойственно влюбляться «с первого взгляда». Это влюбленность в собственные фантазии о жизни с конкретным представителем. К реальному человеку это имеет мало отношения, а вот к способу решить внутренние сложности за счет данных отношений – самое прямое.

Решения на всю жизнь

Многие студенты уезжали работать за рубеж официантами, нянями, на обучение. Окончив первый курс, мы с подругой Леной были практически готовы отправиться в невиданный и долгожданный Париж, поэтому начали готовить документы к поездке. Необходимо было иметь статус студента, студенческую визу, обладать навыками работы с детьми, отлично говорить на французском. Подобрав нужную программу и подготовив большую часть документов, мы уже мечтали, как будем учиться во французском университете, подрабатывать нянями и ходить по клубам в выходные. Я представляла, что обязательно положу в чемодан пару джинсов, вульгарные топы и теплый свитер, а остальное куплю на месте, ведь нам обещали платить зарплату. И неожиданно я влюбилась.

Мы с подругой шли по центральной улице нашего маленького города, ели мороженое, болтали о всяких глупостях. Было лето, солнце, и мы радостно прогуливались куда глаза глядят, как вдруг я перестала дышать, больно сжала руку подруги и шепотом произнесла:

– Это он.

– Кто он? – сморщилась Лиза от боли. – И отпусти мою руку, больно.

Парень на другой стороне дороги, при виде которого сердце забилось быстрее, оказался тем молодым человеком, с кем меня познакомил охранник со школьной дискотеки, где я когда-то продавала «Чупа-чупсы» и сладости по выходным. Он был недосягаем: старше на восемь лет, давно зарабатывал сам, финансовое положение в разы лучше моего. Неведомая сила толкала меня вперед, я потащила подругу через дорогу. Там наконец отпустила ее руку и приказала идти как ни в чем не бывало, весело смеясь.

– Попробую, – ответила Лиза, потирая руку.

Молодой человек нас не заметил: покупал билеты в театр. Я была уверена практически на сто процентов, что билеты для него и его девушки, однако это меня не остановило. Цель – во что бы то ни стало попасть в его окружение – заставляла действовать. Его звали Алексей.

– Какая неожиданная встреча! – громко воскликнула я, и он обернулся.

Немного смущаясь, он улыбнулся и поздоровался, с интересом разглядывая подругу.

– Сколько мы не виделись? Год? Два? – спросил он.

– Год-два, – ответила я. – Билеты в театр? Ты стал театралом? Можно составить тебе компанию?

Такой напор его несколько испугал, он ответил что-то нечленораздельное и еще раз взял номер моего телефона. «Он обязательно позвонит», – уверенно убеждала я себя по дороге домой. Лиза недоумевала, что я в нем нашла, и еще больше расстроилась из-за сжатой руки.

И он позвонил. Звонил он не часто. Однажды вечером я увидела заветный номер, который знала наизусть, на экране телефона. Сердце опять застучало, голос предательски задрожал, но не взять трубку я не могла. Мое «алло» звучало максимально безразлично и неестественно. Мы поговорили, он пригласил меня в кино, и я точно поняла, что хотела бы провести всю жизнь с этим мужчиной. Я влюбилась.

Планы на поездку в Париж пошатнулись, хотя мы продолжали заниматься оформлением документов. Я металась между двух огней, судьба предоставила две прямо противоположные дороги. С одной стороны, манил город-мечта Париж, а с другой – мужчина. О Париже я мечтала год, а с Алексеем мы встречались пару месяцев. Лена нервничала, одной ехать в путешествие не хотелось. Я решила переложить ответственность за выбор на других и предложила своему молодому человеку сделать это:

– Хочу в Париж на год улететь, а может, и навсегда! Если сделаешь мне предложение, останусь, а если нет, я полетела. – Казалось, так он быстрее на мне женится.

Но весьма уверенный в себе Алексей лишь посмеялся, ответив, что я сама должна выбрать и если решу поехать, он будет скучать. Эти слова звучали как предательство. Мне было не важно, что мы встречаемся пару месяцев, в фантазиях я давно вышла за него, нарожала детей и живу счастливо. Как же он мог так легко расстаться со мной? И не стала рисковать. Пришлось переносить Париж. Лена обиделась. Очень. Неделю со мной не разговаривала. Но дружили мы крепко, помирились быстро. В целом мы правильно поступили: Лену ждало совершенно другое потрясающее будущее – степень МВА в Бостоне и счастливая семейная жизнь в Майами. Но тогда мы немного грустили о сорвавшейся поездке.

Комментарий психолога

Сложно недооценить важность близких отношений для человека. Возможность быть принятым, понятым и получить одобрение – один из сильнейших мотивов в человеческой жизни. Один из. К сожалению, при определенных обстоятельствах это играет с нами злую шутку. С одной стороны, именно желание одобрения позволило нам стать теми, кто мы есть сейчас, а с другой – нам свойственно переоценивать значимость личных отношений в моменте. Может казаться, будто именно этот человек единственный, который подходит нам, – другого мы никогда не встретим. Тревожный и зависимый мозг подсказывает: «Нужно во что бы то ни стало заполучить внимание этого человека, это последний и единственный шанс!» И мы верим в это.

Когда в детском и юношеском возрасте внимание, одобрение и поддержка были редкими гостями в жизни ребенка, то в будущем они становятся самыми желанными, ценными и значимыми событиями в жизни. Разочарование и встреча с реальностью происходит существенно позже, когда «сильно желающий» сталкивается с реальным объектом любви, с обычным человеком с его плюсами и минусами. При выборе между отношениями и собственными интересами предпочтение всегда отдается первым. Человеку свойственно хотеть разделить ответственность при выборе с кем-то, получить гарантию верного и максимально благополучного исхода, спрогнозировать трудности и заранее к ним подготовиться или сделать так, чтобы другой человек повел себя нужным нам образом. Это наша природа, лучше знать о ней заранее.

Проблема лишь в том, что наши желания и убеждения расходятся с реальностью. Манипуляция возможна в случае согласия обоих: один манипулирует, второй идет на поводу. Если хотя бы один не одобрит, манипуляция не состоится. Здесь не состоялась. Схема созависимых отношений – поиск постоянного одобрения, жгучий страх потери возможного партнера – подходит далеко не каждому человеку.

И все-таки Париж

Дни пролетали молниеносно. Кто-то переезжал в Париж, Германию, кто-то возвращался. Общие лекции стирали границы между потоками. Любовь полыхала красным пламенем в аудиториях, на сборах, выездах. Студенты встречались, расходились, женились, рожали детей. А у меня возобновилась любовь к Франции. Очередная осень манила возможностями. Я все-таки уехала учиться в Париж – правда, на месяц. Алексей обещал ждать, и я решила, что тридцать дней – не так уж много для разлуки.

Мой «первый поцелуй» с Парижем – взгляд на Эйфелеву башню – состоялся из иллюминатора самолета, второй – из окна подземного поезда RER, который привез меня из аэропорта в центр города. Меня окатило волной жара, когда вагон на секунду выбросило на поверхность, и я увидела башню. Поезд снова нырнул под землю, а я влюбилась в Париж навсегда. Это уже потом была Французская опера, изысканный ужин в ресторане, счет за который мне предстояло поделить с компаньоном, Версаль и Елисейские Поля. Еще позже – сложности с мадам, у которой я жила как студент, отчаянное непонимание менталитета, голод, неожиданные сюрпризы… Однако все это потом. А пока – любовь, всеобъемлющая и всепоглощающая, с безусловным принятием всех особенностей романтичной французской жизни.

Месяц учебы в Париже, в школе для иностранцев, стоил немало. Пришлось копить и собирать деньги везде. Школа французского языка, где я училась, отличалась от российской. Находилась она в доме шестнадцатого века, на втором этаже, по соседству с кабинетами врача и юриста. Звонки на огромной двери при входе рассказывали, кого еще я могу встретить в доме. Вела уроки типичная француженка. Она максимально вежливо общалась с нами на французском. Ее прическа всегда выглядела идеально, пастельных цветов жакет сочетался с юбкой или брюками, аксессуары прекрасно дополняли образ. Француженки часами могут выбирать подходящий шарфик или браслет. Разговаривала она медленно, с чувством собственного достоинства, элегантно жестикулируя рукой с тонким запястьем. Она казалась мне эталоном женской красоты.

Другой пример французской элегантности – мадам Армэль, у которой я квартировалась. Школа предоставляла семьи для проживания, гостиницу снимать было дорого. Мадам жила в центре Парижа, на третьем этаже обычного многоэтажного дома. Апартаменты состояли из двух комнат, кухни и ванной. Хозяйке было 68 лет. Ее многочисленные родственники проживали в ближайших городах и районах, но эта квартира принадлежала ей. На полу был зеленый ковролин. Я по привычке хотела снять обувь в коридоре, но мадам с удивлением остановила меня: французы ходят по квартире в обуви. Мне показали довольно узкую комнату: кровать занимала почти всю площадь, шкафа не было; возле крошечного столика у зеркала стоял стул; небольшое окно на пешеходную улицу можно было открывать. В ванной запрещалось лить воду просто так.

– Сначала выдави пасту на щетку, почисти зубы, а потом включай воду. Обязательно протирай тряпочкой поверхность раковины после умывания, я люблю чистоту. И никаких волос! – рассказывала правила Армэль.

В зале стоял зеленый вельветовый диван, изрядно потертый, напротив – старый телевизор, а на выходе – телефон на проводе, по которому запрещалось разговаривать. Довольно жесткие правила, которые перечисляла старушка, меня расстроили. Как же жить здесь целый месяц одной, не разбирая некоторых слов, не понимая менталитета? Я села на кровать и расплакалась. Армэль подскочила с круглыми глазами, переживая, что чем-то меня обидела:

– Не плачь, у меня есть сок, яблочный или апельсиновый, какой хочешь?

Это маленькое проявление заботы растопило мое сердце, я вытерла слезы, улыбнулась и поплелась на кухню. Армэль всегда прекрасно выглядела, следила за прической, эстетично одевалась, не забывая микроброши, платки и сумочки в тон наряда. При этом она прекрасно считала и экономила. Однажды я вернулась из школы, когда в квартире уборщица мыла большой витражный балкон. Армэль ходила вокруг нее, бормоча, чтобы та поторапливалась. Потом отвела меня в сторонку и прошептала:

– Понимаешь, я плачу ей в час 20 евро. Если она моет быстрее, то и успевает гораздо больше. А так, чего еще не хватало, придется звать завтра, чтобы закончила.

Тогда я обратила внимание на эту фразу: «Делай быстрее – больше сэкономишь или заработаешь». Несколько раз она саркастически подмечала, что я ем много джема. Однажды высказала, что звонки моих родственников приводят к частой эксплуатации ее домашнего стационарного телефона и мне необходимо узнать номер телефона кабинки автомата на улице, в определенное время ожидая звонка от мамы. Я снова негодовала: находясь в чужой стране в одиночестве, не имея друзей, я осталась отрезанной от дома, без звонков и интернета, а ей жалко… Это так абсурдно, что я разозлилась и пожаловалась в школе. Армэль со мной не разговаривала весь вечер, но потом все-таки разрешила принимать звонки дома. За исключением мелких бытовых ссор, вечера в ее компании были прекрасны… Она всегда открывала бутылочку вина. Мне не наливала, однако сама остановиться не могла и превращалась в добрую, щедрую болтушку. Все время рассказывала невероятные истории из жизни (правдивые ли?), готовила много и вкусно, а если уезжала на выходные, то вообще разрешала есть все, что в холодильнике. Привычка поесть, как в последний раз, сохранилась у меня с детства.

В школу приходилось добираться на метро, благо у студентов есть «Оранжевая карта» безлимитного проезда и возможность посещать бесплатно практически все музеи города. О чем еще мечтать? Метро в Париже запутанное, в первый раз я по карте зашла и тут же вышла, порадовавшись, что она безлимитная. Чтобы понять, в каком направлении ехать, нужно смотреть конечную остановку, иначе укатишь не туда. Так я тоже делала. Всегда спрашивала время у прохожих по три раза, потому что это непросто: темп речи носителей давал о себе знать. Чтобы сказать 99 по-французски, нужно воспроизвести такую цепочку: «4 умножить на 20, прибавить 10, прибавить 9». Вот так-то!

Направляясь в школу на авеню Виктора Гюго, в весьма фешенебельном районе в центре Парижа, я остановилась, пропуская выезжающую машину из гаража османовского дома. Я обожала разглядывать здания, представляя жизнь богатых людей. Автоматические ворота открылись, из гаража выехал шоколадного цвета «Ягуар», до блеска отполированный и сверкающий в лучах солнца. Машина проехала мимо так близко, что я смогла разглядеть темно-коричневый руль и белый кожаный салон. За рулем сидел француз с зачесанными бриолином волосами, которые так же блестели, сверкая легкой проседью. Голубая рубашка с поднятым воротником и закатанными рукавами три четверти дополняла образ модного месье. С достоверной точностью я могла утверждать, что на педаль жмет нога в мокасинах без носков. Через приоткрытое окно ударил аромат дорогого парфюма. Голова закружилась: мимо проплывала моя мечта о благополучии и богатой жизни. Нет, я не стала фантазировать о владельце «Ягуара», раз мужчина с «Мерседесом» уже стал моим. Однако во второй раз символом благополучия, к которому я так стремилась, являлась машина. Шикарный автомобиль из шикарного османовского дома.

Пока мне денег не хватало, даже при условии бесплатных музеев и проезда. Я не говорю о магазинах, где хочется все! Были дни, когда я просто болталась по городу с урчащим желудком в ожидании ужина с Армэль, не имея возможности купить даже «Сникерс». Помню, я нашла 20 евро на дороге, но, как «хорошая девочка», сразу же отдала их проходящему мимо французу. Он, мягко говоря, удивился, но деньги взял. В тот период приятельница с курса познакомила меня с русскими ребятами, живущими в Париже нелегально. Они ожидали получения документов, скрываясь от полиции, но периодически отмечались на воровстве в магазинах и на камерах метро – за неоплаченный проезд. На мой вопрос «зачем» они отвечали: «А как потом доказать наше пребывание в городе?» Каждый вертелся в силу возможностей и мозгов, а мои собственные представления о путях заработка и достижения цели значительно расширились.

Иногда с друзьями мы позволяли себе отобедать в местных кафе. Стулья и столы стояли на улице прямо на тротуарах, туристам и прохожим приходилось обходить тебя, но никого это не смущало. Однажды я так некомфортно себя чувствовала, сидя посреди дороги и всем мешая, что постоянно дергалась и вертелась с жалостливым взглядом. Тогда мой друг француз сказал:

– Какая тебе разница? Пусть обходят, это их проблемы. Делай, как нужно тебе, не обращай внимания ни на кого.

Французские официанты – блюдо, которое я готова пробовать и смаковать в любое время дня. И здесь я говорю не только про внешность, но и про харизму, очарование, колкие замечания и обходительность. Помнится, за обедом с однокурсником из Швейцарии официант с искренним удивлением заметил: «Ты же вчера был с брюнеткой?», а через секунду громко рассмеялся и триста раз переспросил, не обиделась ли я и понравилась ли мне шутка.

А я просто не успела воткнуть в него вилку. В другой раз я заказала маленький бокал пива, но мне почему-то принесли литровую мужскую кружку. Я уточнила, что заказывала элегантный бокал. Тогда он принес большой бокал и перелил это пиво в бокал со словами: «Ну, уже так», а счет выписали за маленький. Официанты во Франции всегда улыбчивы, доброжелательны, милы при условии, что вы ждете у входа и спрашиваете, какой столик можно занять. Никогда нельзя выбирать столик самостоятельно! Иначе они проявят себя во всей красе – вы ощутите тотальную неприязнь, презрение и длительное обслуживание.

Под конец проживания у мадам денежные запасы совсем иссякли. Меня все так же кормили завтраком, состоящим из хлеба, абрикосового джема и кофе, а вечерами она готовила ужин. В обед покупать еду было не на что, и я заполняла пустой желудок эмоциями: каталась на метро из района в район, рассматривала дома, гуляла в Булонском лесу, ходила по католическим церквям. В готических соборах всегда пахло свечами и умиротворением. То были не туристические соборы, как Нотр-Дам, а кулуарные церкви с небольшим приходом и аскетичным убранством. Людей в них всегда насчитывалось от одного до трех, и я могла просидеть на лавочке довольно долго. В таких местах голод чувствовался меньше.

Однажды, когда я вышла со службы одного из соборов, желудок скрутило до боли. Напротив находился местный супермаркет для жителей района. «Я только посмотреть», – пообещала я себе и вошла. Запахи свежих овощей и зелени заполняли деревянные поддоны при входе, чуть дальше находились хлебные стеллажи. Ах, как они благоухали! Свежеиспеченный ароматный хлеб нарезали прямо на месте. Традиционный французский багет всегда чуть солоноватый, с хрустящей корочкой, не слипается и обильно крошится. А какие круассаны лежали на прилавке! Их коричневый блеск и нежная мякоть так и умоляли купить парочку. Я прошлась мимо витрин, представляя вкусы и запоминая запахи. В какой-то момент я остановилась, взяла в руки коробку с маленькими шоколадками «Киндер-сюрприз» и засунула ее в рюкзак. А потом обернулась – за мной стоял молодой парень в очках и легкой синей куртке. Он видел, что произошло, но смутился и отвел взгляд. Сердце застучало, я испугалась, что сейчас меня поймают, арестуют, выпишут штраф и мой позор будет известен всей школе.

Направляясь к выходу через кассу, я подготовилась ко всему. Какое-то время меня мучили сомнения, не вернуться ли и не выложить ли коробку. Но что сделано, то сделано, дороги назад я не видела, буду действовать по ситуации. Стыд и страх сковали тело, я шла с похолодевшими руками прямиком к кассе, понимая: платить нечем. Тот парень стоял там, заметил меня и отвернулся. Я поняла: он не собирается сдавать меня полиции, поэтому всем сердцем поблагодарила его и пообещала больше так не поступать. Я вылетела из магазина пулей и побежала в неизвестном направлении. Шоколад был вкусным, особенно на голодный желудок. Ощущение стыда преследовало меня какое-то время. Я решила исправиться, как только появятся деньги.