Текст книги "Менопауза. Как сохранить полноценную жизнь? Доступно. Работает. Проверено автором"

Глава 7. Наш главный враг – депрессия

Из больницы я вернулась домой в состоянии эйфории. Какое счастье: я сплю в собственной кровати, а не на больничной койке. И рядом со мной никто не стонет от боли, не мочится под себя и не зовет доктора. И мне не надо никому подавать судно и выбегать в коридор среди ночи со словами: «Сестра, там женщине снова плохо». (Да, признаюсь, у меня не было отдельной платной палаты.) Теперь, дома, я могла вставать когда угодно и идти куда угодно. Поэтому я вдруг начала вставать среди ночи и отправляться на кухню – пить кофе. И скорее всего, не ради пития, а именно из-за манипулирования предметами кухонной утвари для того, чтобы «добыть» этот кофе – перемолоть, поставить на огонь, подержать горячую чашку в руках.

Через неделю на меня обрушились плаксивость, раздражительность, желание все время кому-то жаловаться на свой судьбу – все то, о чем меня предупреждал доктор в стационаре. А самое главное, пришло понимание, что мое нынешнее состояние – не закончится, как насморк, в течение 7 дней и мне предстоит большая работа, в которой я себе и работодатель, и научный руководитель, и исполнитель.

Меня убивала, конечно, моя новая внешность. Я понимала, что возврата к прежней Ире не предвидится, постепенно привыкала к своей новой «оболочке», но когда видела реакцию людей, впервые встречавших меня после выхода из больницы, сама вместе с ними пугалась. Мало того что я была на вид страшна, все мои вещи, носимые «до того», теперь на мне так болтались, что ушивать их было бессмысленно, – мне нужны были новые. А за новыми я отправиться еще не могла – вот и ходила по дому, прихватив брюки и кофты булавками. Но я верила, что время лечит, что в конце концов рана на животе зарубцуется, мышцы и кожа окрепнут, бандаж через пару-тройку месяцев можно будет снять… Верила и твердила аффирмации, и к воздушным ваннам прибавляла водные процедуры с морской солью, и делала упражнения, и усложняла их, и втягивала живот. Время лечит, если ты еще ему и помогаешь.

Не скрою, у меня были периоды полного упадничества, когда я ревела в подушку от сознания того, что стала инвалидом, что не могу вести прежний образ жизни, что на меня не так посмотрели, не так сказали. Но когда я вспоминала о том, что видела в больнице людей, сопротивлявшихся болезням и увечьям до последнего мгновения, мне становилось стыдно. Ведь у меня нет таких жутких болей, которые испытывает человек с метастазами во внутренних органах, ведь у меня руки-ноги и, слава богу, голова – на месте! И вот этот стыд за свою, скорее всего психологическую, немощь заставил меня искать коротких путей выхода из депрессии.

Примите себя «такую»

Когда я приняла решение забыть о слезах и жалости к самой себе, мне стали встречаться женщины, у которых была произведена подобная операция. На их примере я убедилась, что с ЭТИМ можно жить, и не быть инвалидом, и работать, и заниматься любимым делом. Моя давнишняя приятельница, оказывается, перенесла подобное за пять лет до знакомства со мной – ей сейчас уже 60, а она по-прежнему руководит небольшой фирмой и полна энергии. И даже свой юбилей отважилась отметить в кругу друзей на катке!!! Врать не буду – руку в лучезапястном суставе она там все-таки сломала, но рассказывала об этом с большой долей самоиронии и при этом говорила, что давно не была так счастлива, как в тот день, катаясь с друзьями на льду. Все обошлось, срослось, и она после очередного своего дня рождения стала учиться водить автомобиль. Можете себе представить состояние ее мужа?! Освоила. Правда, садится за руль под присмотром супруга и только для езды по пригородным дорогам.

Другая моя знакомая – врач. Перенесла операцию по удалению матки и яичников в 50 лет. Сейчас ей 65. Она по-прежнему работает, у нее нет ИБС, не растолстела – много лет пребывает в 48-м размере, и с головой у нее тоже все в порядке.

Случайно разговорившись с продавщицей в нашем «придворном» магазинчике, я узнала, что она была прооперирована в 40 лет по поводу рака матки, перенесла два курса химиотерапии. Осталась с мужем, чувством юмора и светлой головой (в прямом и переносном смысле). Так как ей нравится быть блондинкой, собственные волосы осветляет на 6–8 тонов. Ей сейчас 60. Единственный «непорядок», от которого она испытывает некоторые неудобства в выборе одежды: бюст у нее 48-го размера, а бедра – 60-го. Но это уже, как говорится, «издержки производства».

Наконец, когда я уже совсем не могла скрыть от окружающих своего распухшего от слез лица, моя мать напомнила мне, что наша «общая знакомая» – ее мама – моя бабушка, чувством юмора, которой я всегда восхищалась, была «тотально вычищена» после неудачного аборта. Если учесть, что произошло это событие в 1941 году, когда знания о ГЗТ были весьма скудными, значит, бабушка (а ей тогда было всего 40 лет) могла надеяться только на адаптационные резервы своего организма. Она не поглупела, даже в старости не имела никаких переломов и очень много ходила. Правда, размер одежды у нее был где-то на уровне 50–52. Спасалась от депрессии она своим увлечением: вышивала крестиком великолепные полотна и вязала крючком салфетки и скатерти. При этом много читала, имела свой круг общения среди сверстниц и умерла в 75 лет. Кстати, именно бабушке Таисии я благодарна за то, что она приобщила меня к миру моды, шитью и вязанию. Именно она помогала мне, начинающей 12-летней «портнихе», выбирать ткань в магазине и фасон платья в журнале. Именно в ее квартире с лепными потолками и старыми шкафами-комодами я, забравшись в один из них, играла с разноцветьем мулине и шерстяных ниток, слушая ее воспоминания о жизни на Дальнем Востоке или просто пересказы книг и фильмов, которые она любила. Я запомнила ее жизнерадостной, мудрой, остроумной и все понимающей женщиной. Моя мать знала об этом, и воззвание к памяти моей любимой бабушки было серьезным козырем в борьбе с моей личной депрессией.

Лечитесь монотонностью

Вы можете смеяться, но я решила последовать бабушкиному примеру и начала… вязать. Причем вязала я не какие-то джемперы-кофты, а палантины. Чтобы они получались красивыми, я занялась изучением цветосочетаний, цветотерапии и основ дизайна. Помню, какими удивленно-насмешливыми глазами на меня смотрели в издательстве, когда вместо очередной книги я принесла в редакцию красный палантин, связанный из шерсти ангоры ажурной сеткой… Несмотря на недоумение друзей, коллег и родственников, я тратила кучу денег на пряжу и все вязала и вязала нескончаемые «дорожки» шарфиков и палантинов, украшала их бисером и бусинами – и дарила – на праздники, на дни рождения, просто так… Теперь, по прошествии года с начала грустных событий в моей жизни, я могу объяснить эту тотальную «одержимость» вязанием. Это была чистой воды трудопсихотерапия, инстинктивно выбранная моим организмом: ведь я вязала достаточно простые узоры, которые не требуют тщательного расчета петель и рядов, не требуют перекида петель, – для меня важен был сам процесс: всего лишь монотонное мелькание спиц и разглядывание уже связанного полотна (я всегда выбирала пряжу ярких, радостных (но не кислотных) тонов – бирюзовую, голубую, абрикосовую, малиновую, свежей зелени). Это была ФИЗИЧЕСКАЯ потребность организма, испытавшего сильнейший стресс (хирургическая операция и вероятность онкологии), а теперь пребывавшего еще и в депрессии, – в монотонных, БЕЗДУМНЫХ, повторяющихся действиях – движениях, совершаемых с минимальным усилием, почти автоматически.

Это «умопомрачение» стало постепенно сглаживаться, когда я почувствовала себя лучше, стала больше общаться с коллегами и друзьями и смогла вернуться к своей работе. Но до сих пор, когда мне нужно расслабиться, я беру в руки спицы. Работа с пряжей и цветом меня успокаивает.

Разрушьте барьеры между вами и внешним миром

Параллельно со «спицеманией», когда я была вынуждена сидеть дома, ко мне вдруг пришло ощущение, что я никому не нужна. Я решила провести эксперимент и в течение недели никому не звонила. Фантастика: мне тоже никто не звонил. На этом основании я сделала вывод, что мои друзья решили обо мне забыть. Сидя дома, я удрученно размышляла о том, что стоило мне только занемочь, как у всех надобность во мне пропала. Потом я догадалась: когда сидишь дома и занимаешься только своими болячками, часы начинают идти медленно – внутри тебя, – но не снаружи. У других людей в это же самое время может произойти какое-то нестандартное, некомфортное событие, которое выбивает человека из колеи и ограничивает желание общаться с широким кругом абонентов. Я решила «выйти на связь» с внешним миром. Оказалось, что у одной из моих подруг попала в больницу мать и приятельнице пришлось там за ней ухаживать. Другая моя знакомая уехала из города помогать дочери с заболевшим маленьким ребенком. Третья призналась мне, что, зная, как мне тяжело вставать с постели, не хотела беспокоить и ждала, когда я ей позвоню, и т. д. и т. п. Буквально после первого звонка, который я произвела сама, моя связь с внешним миром восстановилась.

Вывод оказался простым: проблема была создана моим депрессивным состоянием, которое воздвигло между мной и окружающими психологическую преграду (установку), не позволявшую правильно воспринимать происходящее. Если от вас не исходят «сигналы» во внешний мир, то он вас беспокоить не будет. А если вы хотите полноценного общения, не культивируйте в себе обиду и жалость, а возьмите телефон в руки и сами проявите интерес к событиям в жизни друзей и знакомых. Прежде всего это нужно вам.

Не оставляйте свой организм в одиночестве

У зарубежных авторов я нашла высказывания о том, что если не заострять собственное внимание на своих ощущениях приливов-отливов, то их и не замечаешь. Так вот, я думаю, что либо эти авторы – мужчины, либо эти авторы сами лично никогда не испытывали того, о чем пишут. Такие жестокие приливы, как при хирургической менопаузе, «не замечать» сложно. Эти же авторы советовали не справляться с приливами усилием воли. Это тоже не совсем так. Сила воли просто необходима в эти моменты, иначе депрессивное состояние станет затяжным. Если ЭТО безобразие накатывало, я ложилась и ждала, когда бухание сердца в груди, тахикардия, одышка, чувство давления в районе щитовидки, жар, а потом и холодный пот – пройдут, а про себя повторяла аффирмации: «Мой гипоталамус привык работать в условиях дефицита эстрогенов. В моих надпочечниках вырабатывается необходимое мне число андрогенов, они перерабатываются в эстрон. С каждым днем мне становится лучше и лучше. В моем организме – баланс половых гормонов». И если я начинала с того, что приливов было 35–40 в сутки, то через полгода их было 7–8, а через год – 5 за сутки. Необходимость ложиться во время приливов отпала, так как они уже не были такими затяжными, изматывающими и отнимающими силы.

Вот теперь я могу их не замечать еще и потому, что постоянно занята другими делами, из-за которых мне не хочется обращать внимание на такие «мелочи», как кратковременное повышение температуры тела. И теперь могу точно сказать: нельзя оставлять свой организм в «свободном плавании» – ему нужны не только таблетки, но и ВАШИ слова поддержки, настрой на выздоровление, уверенность в том, что будет все так, как вы задумали.

Скажите паническому страху «нет!»

Когда я впервые после операции смогла добраться до Интернета и прочитала о том, что меня ожидает, я испугалась до панического состояния: инвалидность и немощь!!! По мере того как я старалась больше узнать о климаксе, хирургической менопаузе, а главное, эстрогенах, их производстве родным организмом и их заменителях, страх отступал. Когда же наконец мне попала в руки книга нашего петербургского ученого Льва Михайловича Берштейна «Внегонадная продукция эстрогенов. (Роль в физиологии и патологии)», то психологически стало легче. Выяснилось, что эстрогены в человеческом организме производятся не только гонадно (половыми железами), но и костной, и мышечной тканью, и в отделах головного мозга. Когда я перестала паниковать, то обнаружила, что жизнь после 50 лет – вполне сносная вещь. Так что прежде чем пугаться, соберите о предмете своего испуга побольше информации, а потом уж решите, стоит тратить ваши силы на страх или нет.

Делаем выводы

Всегда есть кто-то, кто уже пережил то же, что и вы. Если такого человека нет рядом – ищите через Интернет, и на каком-нибудь форуме найдете. Это в том случае, если вам обязательно нужна «гонка за лидером» – образец для подражания. Если же вы сами себе хозяйка, поддержите себя сами словами одобрения, веры и уверенности в скором излечении. Говорите себе ежедневно: «Молодец, Танечка (Галочка, Любочка, Леночка)! Сегодня ты так много сделала. Ты выглядишь значительно лучше, чем вчера». Да вспомните наконец, что внутри вас живет не только солидная, умудренная опытом тетя, но и маленькая девочка, которой страшно, одиноко и хочется каждый час слушать ласковые слова. Так скажите же ЕЙ эти слова, и ВАМ станет легче.

Примите себя такой, какой вы теперь стали, и развивайтесь духовно дальше. Время лечит, и все плохое тоже со временем пройдет.

Если в данный момент не можете заниматься тем, что любите, найдите что-нибудь еще интересное и доступное для вас – то, что сейчас вам по силам (вяжите, вышивайте, поливайте цветы, пеките пироги, сушите травы, рисуйте акварельными красками, раскладывайте пасьянс или лото, играйте в шахматы, варите варенье, солите огурцы, разгадывайте кроссворды). Но это новое занятие должно поглощать ваши негативные мысли или хотя бы временно отвлекать от них. Вам нужно сбиться на новый «круг», а не ходить по старому, как ходит цирковая лошадь. Вашему мозгу для выздоровления нужны новые, свежие нейронные связи.

Никогда, ни при каких обстоятельствах не «зависайте» в паутине обид, подозрений и необоснованных предположений. В нашей жизни все события складываются так непредсказуемо и в то же время закономерно, что одно из них (или несколько) подскажут вам решение, если, конечно, вы захотите увидеть в них подсказки. А для этого вовсе не обязательно сжимать кулаки от злости и обиды – лучше раскрыть руки и подержать их вверх ладонями. В сжатый кулак ничего положить нельзя. Судьба положит вам подарок только в раскрытую ладонь.

Вы уже в таком возрасте, когда никому и ничего не должны. Дети ваши взрослые, родители ваши еще справляются со своими проблемами сами. Но и вам никто ничего не должен. Вы сами отвечаете за свои поступки и сами их одобряете.

Живите, целеполагая. Так легче, так интереснее. Планируйте свою интеллектуальную (профессиональную) жизнь. Можно, например, выучить второй иностранный язык (или вспомнить первый), принять участие в выставке флористики, сделать доклад на конференции; освоить крой по Злачевской, освоить танцы фламенко или азы йоги. Двигайтесь – и в физическом, и в психологическом, и духовном аспектах. Вполне возможно, какой-то пункт вашего плана приведет вас в тупик, но, двигаясь, вы осмысливаете новые вещи и после тупика найдете для себя какую-нибудь новую «улицу».

Лирическое отступление для тех, кто готовится к операции (из личного опыта)

Мне нужно было явиться в стационар «по доброй воле» утром. Я отказалась от каких-либо провожатых, так как сочувствие родных и друзей забирает силы (у меня, во всяком случае), и с рюкзачком за спиной отправилась по месту назначения. Когда я вошла в приемный покой, меня окатило таким количеством боли, страха, отчаяния, безысходности – концентрированными в сидящих там людях, что мне захотелось повернуться и убежать. Но поскольку бежать мне уже было некуда, я осталась, терпеливо дожидаясь своей очереди. Так вот, дорогие мои подруги по несчастью, первое, чем нам нужно запастись, когда мы отправляемся в стационар, – терпение и спокойствие. Не суетитесь, не нервничайте – ведь вы уже приняли решение.

Вы задумывались о том, почему мы попадаем в больницу, да еще на операционный стол? Моя версия ответа такова. Мы не смогли «договориться» САМИ со своим организмом. Он так долго подавал нам сигналы бедствия, так долго о чем-то просил (не делать этого, не говорить так, не думать о том-то), а мы, как будто иностранцы, не знающие языка государства, в котором оказались, так и не поняли, о чем он, наш организм, пытался сказать нам на своем языке. Мы не справились с ним САМИ, так давайте же дадим возможность сделать это другим, врачам – посредникам между нами и нашим организмом, на профессиональном уровне. Но нужно помнить, что эти посредники лишь устранят последствия нашего непонимания, а причину, приведшую нас на больничную койку, мы должны поискать сами – в своей голове, в своих мыслях и своих поступках.

Больничная палата – это особый мир, со своими законами, запретами, правилами поведения и общения; вам в этом мире жить (понятное дело, что временно). Примите его, иначе вы не сможете в нем адаптироваться и периодически будете впадать в истерики. За то время, что я находилась в больнице, я имела возможность наблюдать за разными реакциями женщин, которые оказывались моими соседками либо по палате, либо по больничному коридору. Те, кто оставлял часть своих амбиций ТАМ, в той жизни, быстрее адаптировались к больничному режиму, быстрее включались в общение, перенимали опыт выхода из наркоза, первого вставания, перенесения боли от тянущего вниз шва после полостной операции, первого самостоятельного посещения (уж простите за важную подробность) туалета, кто обсуждал байки в тему – тем было легче. Легче общаться с медсестрами и нянечками, легче переносить назначенные процедуры, а главное – быстрее уходить из этого маленького мирка – туда, в БОЛЬШОЙ мир.

Но были такие, которые по каким-то причинам не могли взять себя в руки и своим поведением, уж простите меня за сравнение, напоминали крыс, загнанных в угол. Они орали по ночам, истерили днем, грозили написать жалобу министру здравоохранения, были глухи к рекомендациям врачей. Мне запомнились две такие дамы. Одну привезли ночью. Она бегала по соседней палате и кричала: «Я не могу ЗДЕСЬ находиться, здесь пахнет, здесь душно. Я никогда не была в больнице! А что здесь делает эта женщина? Почему около нее судно? Переведите меня в другую палату, где нет суден». Ей терпеливо объясняли, что в этом отделении нет палат без суден и что ей тоже скоро понадобится такое же «приспособление», но она была невменяема. Ее с большим трудом успокоили. Утром я встретила ее в коридоре – вполне интеллигентная женщина лет 60, – она говорила уже значительно тише, но все еще продолжала грозить, что кому-то куда-то напишет жалобу. У меня много родилось комментариев по этому поводу, но я их оставлю при себе.

Другую даму – «девушку необъятных размеров» – привезли в нашу палату под вечер. Ей предстояла утром следующего дня операция, и ее предупредили, что «кушать уже нельзя» – только пить. Она ела, не останавливаясь, все, что успели принести сама и родственники, сопровождавшие ее во время «вселения». Поскольку двери нашей палаты были всегда открыты – так медсестрам легче наблюдать за тяжелыми больными, – проходивший по коридору врач заметил, что моя соседка усердно поглощает что-то из литровой банки, зашел к нам и снова предупредил «девушку необъятных размеров» о том, что есть нельзя. Попросил меня: «Пожалуйста, последите за ней». Наверное, с его стороны это был жест отчаяния, поскольку я тогда еще не вставала. Была б его воля – он бы просто отобрал у «девушки» все эти кастрюли-банки с едой, но тогда бы это было нарушением прав человека и она захотела бы кому-нибудь пожаловаться. Ее все-таки прооперировали (по жизненным показаниям), но поправлялась она очень медленно. Понятно, что ее постоянное жевание было ответной реакцией на психологический стресс. По моим наблюдениям, есть всего лишь два варианта отношения к еде людей, перенесших (или испытывающих) стресс. Одни либо вообще перестают есть, другие – наоборот – «метут» все подряд. «Девушка-колосс» была как раз из второй группы.

Понятное дело, если бы к вновь прибывшим в стационар подходил не только палатный врач, но и психолог, многое было бы по-другому. Но мы-то с вами реально смотрим на жизнь, поэтому сами будем себе психологами в больничной палате. Дайте себе установку, что вы ЗДЕСЬ – всего лишь «наблюдатель», вы смотрите как бы со стороны, и за собой тоже. Соберитесь, сгруппируйтесь, притормозите свои эмоциональные реакции, «заморозьте» их. Вашу личную жизнь – мысли, эмоции – оставьте внутри вас. Это состояние я бы обозначила как «сон личинки». Вы как бы видите-слышите все, но бережете силы, не тратя себя на ненужные сейчас реакции и эмоции. Силы вам пригодятся для другого – для выживания, выздоровления. Старайтесь, наблюдая за всем происходящим, искать подсказки судьбы на будущее и ответы на свои вопросы об истинных причинах своей болезни.

Мне в этом плане повезло, если можно вообще так сказать о той ситуации, в которой я оказалась. Но такое КАЧЕСТВО общения, которое меня встретило в больничной палате, я редко встречала даже в своей журналистской практике! Моими соседками одновременно оказались Женщина – профессиональный психолог, Женщина – профессиональный телохранитель, Старая Женщина с неистощимым запасом юмора и Молодая Женщина – профессиональная жена и домохозяйка. Каждая из нас по очереди подвергалась мерзким процедурам подготовки к операции, отправлялась на операционный стол, выходила из наркоза, поднималась с кровати со свисающими из живота катетерами, держалась за операционный шов, предохраняя его от боли. Но в палате была такая аура жизнелюбия, дружественности, доброты, искренней заботы, что все физиологические и психологические послеоперационные тяжести оставались для каждой из нас на втором плане. Мы много смеялись, поддерживая свои животы, и много философствовали. И за время этого философствования, слушая рассказы своих соседок по палате об их жизни, я получила ответы на свои вопросы и решение своих проблем. Нет, это не значит, что Женщина-психолог сказала мне: «Вы теперь должны действовать так, потому что…», а Женщина-домохозяйка посоветовала иначе варить щи. Эти ответы пришли ко мне САМИ – в виде новых идей, решений и планов на будущее.

Ни одна из нас не задержалась на больничной койке, друг за другом мы покидали наш психологический «островок» комфорта с чувством благодарности судьбе за подарок общения и господам хирургам – за избавление от наших опухолей. А палата заполнялась уже другими пациентками. Наверное, они создавали уже свою атмосферу общения, но это уже было после нас.

Вам нужно принять не только мир больничной палаты, но и своего лечащего («режущего») врача. Принять, и довериться ему, и поверить в него, и… помочь ему. Как? Я, дочь хирургов, выросла среди разговоров о том, как прошла операция, как идет заживление раны и как наступают осложнения. Из всего этого я вынесла два нужных факта: на операционном столе самое страшное для хирурга – сильное кровотечение, а после операции – «госпитальная» инфекция. Помню, как еще в детстве слышала обрывок разговора матери по телефону: «Даже самую блестящую операцию можно запороть плохим послеоперационным уходом».

Поэтому еще с вечера, накануне операции, я обращалась к своему подсознанию и «вбивала» в него «свежую» мысль: «Как только хирург возьмет скальпель в руки, замри. Мои вены и сосуды крепкие, устойчивые, крови будет минимум. Даже когда я буду спать после наркоза – держи сосуды». Внутренне я благословляла человека, который должен был меня оперировать, и мысленно рисовала картину, как я, веселая, абсолютно здоровая, несу ему цветы, чтобы поблагодарить за успешную операцию!

Операция прошла успешно – конечно, благодаря высочайшему профессионализму моих спасителей, но кровотечение было действительно минимальным.

Как только я смогла встать и ходить, то влажной тряпкой протерла в палате все имеющиеся в ней движимые и недвижимые предметы и дверные ручки, а потом повторила все это марлями со спиртом. И опять я повторяла аффирмации: «Моя рана чистая и быстро заживает». Выписалась на восьмой день после операции.

Я знала, что самые тяжелые последствия после таких полостных операций – спайки брюшной полости, парез кишечника. И главное средство против них – движение. Вечером, когда я уже не могла помешать врачебным процедурам и движению по больничным коридорам, я вставала с кровати и ходила: до окна с небольшим садиком из комнатных цветов, до ординаторской – и обратно. Теперь, по прошествии года, я могу констатировать, что у меня нет спаек. Во всяком случае, я так чувствую.

Заканчивая мои «назидания», посоветую вам: примите предстоящую операцию как испытание, как некий рубеж, перейдя который вы станете мудрее, сильнее и… здоровее.