Текст книги "История Новгорода Великого. От древнейших времен до падения"

По смерти Андрея Боголюбского, в самой Суздальской земле начались междоусобия, продолжавшиеся четыре года. Новгородцы в это время были свободны в выборе князей; но они не успели воспользоваться таким удобным временем. Суздальщинская партия уже так была сильна в Новгороде, что новгородцы и в это время не могли высвободиться от суздальского влияния, они продолжали принимать к себе суздальских же князей.

Наконец суздальские междоусобия прекратились, и там утвердился брат Андреев Всеволод Юрьевич. Этот князь как раз удался в отца и брата и только что утвердился во Владимире, как и начал теснить новгородцев, задерживать их купцов, мстя за то, что новгородцы тогда держали у себя князем его соперника Ярополка Ростиславича, доводившегося ему родным племянником. Чтобы помириться с Всеволодом, новгородцы выпроводили от себя Ярополка; но вместо мира Всеволод, не объявляя войны, захватил Новый Торг и сожег Волок Ламский. Тогда новгородцы, видя крайность, обратились к князю Смоленскому Роману Ростиславичу, который прибыл по их приглашению в Новгород, но пробыв не более полгода, возвратился в Смоленск. А между тем во Пскове начались волнения, не предвещавшие ничего доброго для Новгорода; Всеволод по-прежнему не давал мира, продолжал задерживать новгородских купцов и не возвращал Торжка.

Не желая покориться Всеволоду, новгородцы обратились к Романову брату, знаменитому тогдашнему воителю Мстиславу Ростиславичу, тому самому, который прославился отражением многочисленных полков Андреевых от Вышгорода. Мстислав долго отговаривался, но убежденный братьями и дружиною, наконец дал слово приехать в Новгород. Приезд Мстиславов был настоящим праздником для новгородцев, его вышли встречать с иконами и крестами архиепископ Илия, церковный клир и весь Новгород. Мстислав, приехавши в Новгород, составил себе план мстить новгородские обиды и немедленно начал готовиться к походу на эстонскую чудь, которая в недавние годы нападала на Псков и другие новгородские владения. В ноябре же месяце 1179 года, т. е. вслед за приездом в Новгород, он собрал вече, на котором сказал новгородцам:

«Братья! се обидят вас поганые, а быхом узревше на Бога и на помощь св. Богородицы, пометили себя, и свободили быхом Новгородскую землю от поганых». На этот зов новгородцы в один голос отвечали: «княже! аще се Богови любо и тебе, а се мы готовы есмы». По этому ответу до двадцати тысяч новгородских ратников собрались под знаменем Мстислава и с любимым князем прошли всю Чудскую землю до моря, опустошили ее и возвратились домой с множеством пленников и богатою добычею; чудь нигде не могла противостать полкам новгородским и спасалась бегством к морю. Мстислав на возвратном пути зашел во Псков и усмирил псковичей, волновавшихся против Новгорода. На другой год раннею весною Мстислав с новгородскими полками отправился на Полотск, мстить полотскому князю за старые новгородские обиды; он пришел уже на Луки, чтобы вступить в Полотскую землю; но просьбы старшего брата его Романа Ростиславича Смоленского, остановили этот поход. Мстислав не захотел ослушаться брата, которому полотский князь доводился зятем.

Возвратившись в Новгород, Мстислав вскоре занемог и умер 14 июня 1180 года. Новгородцы похоронили его с честью и положили в соборной церкви Св. Софии, в одной могиле с прапрадедом его Владимиром Ярославичем. Летопись, описывая кончину Мстислава, говорит: «и плакася по нем вся земля Новгородская!» И действительно, было о чем плакать новгородцам; в Мстиславе они лишились такого защитника своих прав, имени которого трепетали все враги Новгорода, и с которым им не страшен был грозный Всеволод.

По смерти Мстислава Ростиславича, новгородцы обратились за князем к Святославу Всеволодовичу Киевскому, который и прислал к ним своего сына Владимира. Новгородцы, полагаясь на могущество Святослава, думали при его помощи смирить Всеволода и сделать его неопасным для Новгорода. А посему, когда Святослав зимою 1180 года открыл поход на Всеволода Суздальского, то и новгородцы с своим князем Владимиром также выступили в поход и, соединясь с Святославом на устье Тверцы, пустились вместе опустошать Суздальскую землю. Сначала полки Святославовы и новгородские шли довольно успешно и опустошили все города по Волге; но не доходя до Переяславля сорока верст, были остановлены Всеволодом на реке Влене. На этой реке Всеволод отыскал такое неприступное место и так успел укрепиться, что новгородцы и Святослав целых две недели бились из-за перехода через реку, но не могли ни перейти, ни вынудить Всеволода к битве. Новгородцы, которым особенно нужна была победа над Всеволодом, несколько раз бросались на его полки, стоявшие отдельно от главной рати, думая что он выступит на защиту своих; но Всеволод не поддавался на это и не выходил из укрепленных мест. Между тем начиналась весенняя оттепель, реки стало подмывать; и Святослав с новгородцами, чтобы убраться подобру-поздорову до вскрытия рек, принуждены были отступить, и так поспешно, что даже не успели снять всего своего лагеря. Впрочем, Всеволод, довольный отступлением сильных противников, не преследовал их; и новгородцы вместе с Святославом, который с дороги отпустил свои полки по домам, беспрепятственно возвратились в Новгород. Святослава в Новгороде приняли с большою честью и по его желанию дали Торжок, оставленный уже Всеволодом, прежнему своему князю Ярополку Ростиславичу, доводившемуся ему родственником, и беспрекословно согласились помогать самому Святославу в войне с полотскими князьями, против которых он сбирался идти наследующий год.

Новгородцы после Суздальского похода думали, что они уже довольно смирили Всеволода, и что его уже нечего много опасаться; и посему так были неосторожны, что посаженному ими в Торжке Ярополку Ростиславичу, лично неприязненному к Всеволоду, дозволили воевать суздальские города и селения по Волге. Между тем Всеволод не спускал глаз с Новгорода, и когда новгородцы, по условию с Святославом, пошли воевать Полотскую землю, то он со всем своим войском и союзными муромцами и рязанцами двинулся на новгородские владения и ударил на Торжок. Новгородцы и князь их Ярополк защищались крепко целые пять недель, не сдавались и тогда, когда у них не было уже хлеба, перерезали и переели лошадей, бывших в городе, и продолжали драться. Храбрый и находчивый Ярополк всех воодушевлял, являлся всюду сам и на стенах города, и на вылазках, и между унывающим народом; но стрела, пронзившая Ярополка, решила участь города. Новоторжцы, не видя пред собою деятельного князя и терпя страшный голод, впали в такое уныние, что не могли долее защищаться и сдались. Всеволод заковал раненого Ярополка в цепи и отправил во Владимир, туда же погнал новоторжцев с женами и детьми, а город сжег. Новгородцы, возвратившиеся с бесполезного для себя Полотского похода, узнавши о несчастии Торжка и ожидая новых нападений от немирного соседа, отказали Владимиру Святославичу и послали к Всеволоду Суздальскому просить у него нового князя. Очевидно, суздальщинская партия, долго остававшаяся на заднем плане, теперь, пользуясь случаем, здесь не дремала с своими происками и убедила народ оставить Святослава и его сына, не умевших защищать новгородских владений от суздальского князя.

Всеволод не замедлил удовлетворить просьбе новгородцев и прислал к ним своего свояка, безземельного князя Ярослава Владимировича, внука Мстиславова, проживавшего у него во Владимире. Но этот князь, посаженник суздальский, хотя и внук знаменитого Мстислава, не мог так хорошо ужиться с новгородцами, как жил его дед; он, напротив, поступал так, как поступали суздальские князья, т. е. притеснял новгородцев и грабил их волости; так что Всеволод на третий год, по требованию новгородцев, принужден был его вывести из Новгорода. По удалении Ярослава новгородское вече, или скорее народная партия, перекричавшая на вече, решила послать за князем в Смоленск, к Давыду Ростиславичу, который и отпустил в Новгород сына своего Мстислава в 1184 году. Приезд Мстислава был очень угоден новгородцам, освободившимся от суздальской опеки; они даже согласились участвовать в походе Давыда Ростиславича на Полотск. Поход этот был очень удачен; полочане, испугавшись полков смоленских и новгородских, не вступая в борьбу, еще на границу выслали свое посольство и заключили мир, какой был угоден Давыду, и как смольнян, так новгородцов одарили богатыми дарами. Всеволод все это время молчал и явно не выражал неудовольствия, будучи занят войною с рязанскими князьями; но тайно продолжал действовать посредством суздальщинской партии, и три года Мстиславова княжения постоянно держал народ в волнении; и суздальщинская партия так успела усилиться, что в 1186 году отняла посадничество у Завида Неревинича, сторонника смоленских князей, к которым он и ушел, а на его место посадила Михаля Степанича; потом, в том же году, на зимнем вече убила и сбросила с моста Завидова брата, Гаврилу Неревинича, и другого их сторонника Ивана Свеневича и наконец в следующем году восстала на самого Мстислава, выгнала его из Новгорода и послала к Всеволоду Суздальскому за прежним князем Ярославом.

Ярослав Володимирович прибыл в Новгород 20 ноября 1187 года, и на этот раз, поддерживаемый Всеволодом и при деятельной помощи суздальской партии, княжил девять лет и, как Всеволодов посаженник, вел дела так, как угодно было суздальскому князю. Первые пять лет прошли спокойно для Ярослава, по крайней мере, в летописях за это время не записано ни одной встречи, ни одного спора между им и новгородцами. Противники суздальщинской партии молчали и тайно копили силы; а сам Ярослав вел себя умереннее и осторожнее прежнего. Даже сильный голод, бывший в Новгороде в первый год Ярославова княжения, прошел без смятений, как прямо сказано в летописи: «не бысть пакости в людях». Мало этого, в следующем году был выбран в посадники Мирошка Нездинич, самый горячий приверженец суздальских князей, сын того Незды, которого убили новгородцы в 1167 году за переветы с Андреем Боголюбским; а в 1190 и 1191 годах Ярослав водил новгородцев и псковичей на чудь и успел завоевать тамошние города Юрьев и Медвежью Голову. Но с 1193 года Ярослав и суздальщинская партия встретили уже сильное противоречие от народной партии, именно при избрании нового архиепископа по смерти Гавриила. При этом избрании явились три партии: одна хотела Мартирия, другая Митрофана и третья Гречина; и распря партий так была сильна, что решились покончить споры жребием, по которому епископство досталось Мартирию. Затем вражда Ярославовых противников разгоралась все более и более; не имея еще силы действовать явно, они стали смущать и волновать народ пожарами. В Новгороде, в 1194 году, с Недели Всех Святых до Успеньева дни, пожары продолжались чуть не каждый день; еще не успевали потушить пожара на одной улице, как загоралась другая, совсем на противоположном конце города; так что граждане оставляли свои дома, боясь сгореть, и жили на поле; наконец сгорело и Городище, где жил князь с своим двором. Беспорядки и неудовольствия продолжались; но Всеволод не обращал на них внимания, и на следующий год позвал новгородцев в поход на Чернигов. Новгородцы не противились этому, и с Ярославом пришли уже в Торжок, откуда с честью отпущены Всеволодом назад; но вслед затем новгородское вече отправило посольство к суздальскому князю с просьбою, чтобы он вывел из Новгорода Ярослава и прислал в князья своего сына. Здесь против Ярослава действовала даже суздальщинская партия, ибо послами были приверженцы суздальских князей, – посадник Мирошка, Борис Жирославич, Никифор сотский, Иванко и Фома. Но Всеволод, несмотря на желание суздальщинской партии, задержал послов и на просьбу не дал никакого ответа, вероятно не зная еще, чем кончится война, начатая им с черниговскими князьями, в которой были замешаны все князья приднепровские. Между тем на другой год новгородцы опять отправили посольство к Всеволоду, с просьбою отпустить прежних послов; но Всеволод и на это посольство не дал ответа, а послал сказать новгородцам, чтобы они с своим князем Ярославом шли на Луки и там ждали, когда он позовет их на черниговских князей. Между тем Черниговская война кончилась и без участия новгородцев; но далеко не так, как бы хотелось Всеволоду, а посему он, при заключении общего мира с приднепровскими князьями, должен был принять условие, по которому все князья признали Новгород свободным в выборе князей, – где хотят новгородцы, там и берут себе князя. По заключении такового мира Всеволод, возвращаясь домой, отпустил в Новгород одного из задержанных послов – Фому, а Мирошку и Иванка оставил при себе. Это так раздражило новгородцев, что они осенью того же года (1496), на Юрьев день, выгнали от себя Ярослава и послали за новым князем в Чернигов, к тамошнему князю Ярославу.

Но решение новгородского веча в настоящем случае не имело полной силы. Ярослав, выгнанный из Новгорода, не оставил новгородских владений, а напротив, действуя заодно со Всеволодом, засел в Торжке, где приняли его с честью, да и в самом Новгороде суздальщинская партия, состоящая из богачей, жалела об нем, и так была сильна, что хотя на весну следующего года и прибыл в Новгород сын черниговского князя Ярополк, но ничего не мог сделать. Ярослав упорно сидел в Торжке и брал новгородские дани в Бежецком Верху, по Мсте и в Заволочье; Всеволод же по всей Суздальской земле забирал новгородских купцов и держал у себя во Владимире, впрочем, давал им в городе полную свободу, и тем старался привлечь их к себе. Наконец Ярополк, без пользы для себя и для своей партии просидевши полгода, был изгнан из Новгорода, и торжествующая партия суздальщинцев опять стала звать Ярослава. Но Всеволод приказал ему ехать к себе во Владимир, и не прежде отпустил в Новгород, как новгородцы, в лице лучших своих мужей, прибыли во Владимир с просьбою от народа. В третий раз возвращенный в Новгород, Ярослав привел с собою посадника Мирошку и всех новгородцев, задержанных Всеволодом, и прежде всего озаботился примириться с народом. Летопись, описывая возвращение Ярослава, говорит: «и обуявся с людьми, и добро все бысть, и ради быша все в Новгороде от мала до велика». И действительно, было чему радоваться: мир с Всеволодом, свобода торговли по всей Суздальской земле, возвращение всех задержанных, возвратили спокойствие и довольство новгородцам, да и сам Ярослав воротился не тем князем, каким был прежде. Собственным опытом дознавши, что князю без любви народной трудно жить в Новгороде, Ярослав стал заботиться о выгодах новгородских. Он посадил старшего сына своего, храброго Изяслава, на Луках, для отражения нападений со стороны Литвы; а когда Изяслав следующею весною там умер, и полочане с литовцами приходили к Лукам, и пожгли под городом слободы, то на зиму Ярослав с новгородцами, псковичами, ладожанами, новоторжцами и со всею областью Новгородскою, пошел на Полотск и так устрашил полочан, что они вышли на границу с поклоном и стали просить мира, на что новгородцы и согласились, довольные покорностью своих противников. Сам князь и его княгиня строили в Новгороде церкви, и заискивали расположения новгородцев.

Но недолго нынешний раз Ярослав княжил в Новгороде. Всеволод, не желая выпустить Новгорода из своих рук, и замечая, что его посаженник Ярослав поладил с новгородцами и заботится об их пользах, кажется, стал опасаться, чтобы этот безземельный князь не задумал навсегда остаться в Новгороде и освободиться от суздальской опеки. А посему, не давши Ярославу прокняжить и двух лет, Всеволод вдруг, в 1199 году, позвал его к себе во Владимир и вслед за тем вызвал туда же владыку Мартирия, посадника Морошку и лучших мужей и дал им в князья своего малолетнего сына Святослава, разумеется под опекою суздальских бояр, верных и привычных исполнителей его воли. Эта перемена князя с первых же дней показала важную перемену в управлении, высказавшуюся в неуважении к обычаям Новгорода. Архиепископ Мартирий скончался на дороге во Владимир; по новгородскому обычаю нового архиепископа, преемника покойному, должно было избрать вече всего Новгорода; Всеволод же, к явному нарушению сего обычая, переговоря с посадником и послами, сам назначил в архиепископы Митрофана, того самого, которого одна партия предлагала вечу по смерти архиепископа Гавриила в 1193 году. Новгородцы на этот раз не противились Всеволодову выбору и мирно приняли нового архиепископа; суздальщинская партия очевидно пользовалась в это время большою силою, и противники ее должны были молчать; новгородское посольство, состоявшее из суздальщинцев, приехавши во Владимир, даже величало Всеволода своим господином и называло Новгород его отчиною и дединою. Но одна партия, при всей своей силе, не составляла Новгорода и не могла зараз изменить всех новгородских обычаев; малолетний Святослав, с своими суздальскими боярами-опекунами волей-неволей должен был оставаться при тех правах, которыми пользовались и прежние князья новгородские. Новгород и теперь, по-прежнему, оставался самостоятельным, и когда умер Всеволодов приверженец посадник Мирошка, то Всеволод ничего не мог сделать в пользу Мирошкина сына Димитрия, и вече выбрало в посадники неугодного Всеволоду, Михалку Степанича. Этот выбор нового посадника так обеспокоил князя суздальского, что он на другой же год (1205) вывел Святослава и прислал старшего своего сына Константина, сказавши новгородцам: «в земле вашей рать ходит, а князь ваш, сын мой Святослав, мал, а даю вам сын свой старейший Константина». Это новое назначение князя было придумано Всеволодом очень удачно; он этим угодил и вообще новгородцам, которым не нравилась опека суздальских бояр, пестунов малолетнего князя, и так усилил свою партию, что вслед за назначением Константина, новое вече сменило выбранного народом посадника Михалку Степанича, и дало посадничество Всеволодову милостинцу Дмитру Мирошкиничу.

Выбором Мирошкинича Всеволод так усилился в Новгороде, и так распространил свое самовластие, что в 1208 году прислал в Новгород своего мужа Лазаря вместе с посадиичьим братом Борисом Мирошкиничем, и приказал, при всех на Ярославовом дворе, убить знаменитого новгородского боярина Ольксу Сбыславича, в нарушение всех новгородских прав, и даже не считал нужным объявить народу, за какую вину он велел погубить Сбыславича. Народ, стесненный суздальцами, прибывшими с князем Константином, и своими изменниками суздальщинскою партиею, не смел ни бунтовать, ни жаловаться на такую неправду и насилие. Но ясно чуялось, что новгородцы были крайне оскорблены таким попранием прав вольного народа; и ежели они не шумели и не вопили на вече, то за них лил слезы уважаемый народом образ пресвятые Богородицы; летопись говорит: «а за утра (т. е. на другой день по убиении Сбыславича) плака святая Богородица у святого Иакова в Неревском конце». А слезы сии для Всеволода и его приверженцев были гибельнее всех вечевых воплей и драк, они были затаенным выражением вражды новгородцев, и готовили сильное восстание, которое скоро и разразилось над изменниками и притеснителями Новгорода. Но пока вражда еще таилась и ждала удобного случая, видимо все было спокойно и послушно Всеволоду; новгородцы, по его зову, с своим князем Константином даже участвовали в Рязанском походе (1209 г.) Всеволода и дрались усердно под Пронском. Даже Всеволод так был доволен ими, и так веровал в прочность своей власти над Новгородом, что, отпуская новгородцев с Коломны, богато одарил их, и подтвердив исконную новгородскую вольность и уставы прежних князей, сказал на отпуске: «кто вам добр, тех любите, а злых казните». Мало этого, даже взял с собою новгородского князя, своего сына Константина, и раненого под Пронском посадника Дмитра Мирошкинича и семь человек лучших мужей, конечно предводителей суздальщинской партии.

Но с возвращением новгородских полков из Рязанского похода все переменилось; народная партия, пользуясь отсутствием князя, посадника и важнейших приверженцев суздальщинской партии, немедленно собрала вече на отсутствующего посадника, его братьев и приверженцев, обвиняя их во всех обидах и притеснениях и излишних сборах податей, в последнее время тяготевших над Новгородом. На этом вече не было заступников Мирошкиничам и их единомышленникам; народная ненависть, долго скрываемая, так была велика, что не имевшая налицо предводителей суздальщинская партия не смела подать голоса, и раздраженный народ прямо с веча, по вечевым законам приступил к наказанию обвиненных общим голосом. «И идоша, как говорит летопись, на дворы их грабежом, а Мирошкин двор и Дмитров зажгоша, а животы их поимаша, а села их разпродаша и челядь, а сокровища их изыскаша и поимаша без числа, а избыток разделиша по зубу (на человека) по три гривны по всему городу и на щит, аще кто потай похватил, а того един Бог ведает, и от того мнози разбогатеша, а что на дсках (т. е. долги Мирошкиничам), а то князю оставиша». Дорого стоили Новгороду верховоды насильники Мирошкиничи, много они награбили, покровительствуемые Всеволодом; но не дешево и расплатились за свое грабительство, месть раздраженного народа не удовольствовалась разграблением их огромных богатств. Народ потребовал суда и казни даже над мертвым Дмитром Мирошкиничем; и когда привезли бездыханный труп его из Владимира, то народ хотел сбросить его с моста, как обыкновенно казнили в Новгороде изменников и предателей, и только убеждения и просьбы архиепископа Митрофана остановили месть народную над трупом. Но тем не менее с приездом присланного Всеволодом князя Святослава и с избранием нового посадника Твердислава Михалковича (сына того Михалка Степанича, у которого происками суздальщинской партии было отнято посадничество и дано Дмитру Мирошкиничу) весь народ целовал на вече крест честный, чтобы не держать в Новгороде ни Дмитровых детей, ни его приверженцев, и всех их по закону выдали князю для ссылки в заточение. Так кончили новгородцы с знаменитейшими представителями суздальщинской партии, с своими предателями, и покончили не переступая границ, положенных законом вечевого суда, нисколько не нарушая своих обязанностей к князю и оставаясь совершенно правыми пред Всеволодом Юрьевичем Суздальским, который, отпуская их с Коломны, сам сказал им: «кто до вас добр, того любите, а злых казните», и таким образом сам выдал Мирошкиничей. Но не такими были Святослав и Всеволод, чтобы вольный Новгород мог с ними жить в мире. Святослав при самом вступлении в Новгород уже показал свое неуважение к новгородцам; он вместо того, чтобы сослать в заточение, согласно с приговором веча, детей Мирошкинича и его приверженцев, отправил их к своему отцу, да и то не всех, а многих оставил в Новгороде, взявши с них большие деньги и начал делать насилия и нарушать исконные права и вольности Новгорода; Всеволод же, будучи в мире с новгородцами, стал задерживать в своей волости новгородских гостей и их товары и вообще держать себя в отношении к Новгороду, не как мирный сосед, а как враг, состоящий в войне.