Текст книги "История Новгорода Великого. От древнейших времен до падения"

Члены семейств посадничьих и боярских назывались в Новгороде сыновьями или детьми посадничьими и боярскими, чисто в семейном значении, т. е. пока они были еще под властью отца; но как скоро выделялись из семьи и делались самостоятельными, то с тем вместе теряли название детей или сыновей и назывались просто боярами так же, как и их отцы; но они отнюдь не составляли особого класса, подобно как боярские дети в других краях Русской земли; ибо в Новгороде бояре всегда составляли класс, а не чин, как в Москве, там сыновья бояр по самому рождению своему были уже боярами, когда делались самостоятельными, независимыми от отцов, выделялись из отцовского семейства. Все летописные известия о посадничьих и боярских детях в Новгороде прямо свидетельствуют, что значение боярских и посадничьих детей там было чисто семейное, а не государственное; так в первом же известии, относящемся к 1252 году, прямо сказано, что Александр Невский, по просьбе татарских послов, приехавших в Новгород для исчисления народа, повелел стеречь их сыну посадничу и всем детям боярским. Здесь ясно, что Александр для большего уверения татарских послов в их безопасности приставил к ним стражу из молодых людей, принадлежавших к почетнейшим семействам, которые имели огромное влияние на народ. А еще яснее таковое значение боярских детей высказывается в свидетельстве летописи, относящемся к 1364 году, где сказано: «той же зимы с Югры новгородцы приехаша дети боярстии и молодые люди, и воеводы Александр Абакумович, Степан Ляпа, воеваша по Обе реки до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша». Тот же Александр Абакумович в 1366 году в ушкуях ходил с молодыми людьми на Волгу грабить купеческие караваны; и когда в 1367 году московский великий князь Дмитрий Иванович, объявляя за это Новгороду войну, говорил новгородцам, за что ходили на Волгу и гостей моих грабили много; то новгородцы отвечали: ходили люди молодые без нашего слова; и князь, довольный объяснением, примирился с новгородцами. Или когда за волжский грабеж новгородских ушкуйников из Заволочья, бывший в 1375 году, московский великий князь в 1386 году потребовал удовлетворения; то новгородцы предоставили князю самому взыскать 5000 руб. с заволочан за этот грабеж; и для успешнейшего сбора этих денег послали в Заволочье приставами посадника Федора Тимофеевича, Тимофея Юрьевича, сына посадника Юрия Дмитриевича, (который в 1398 году был уже посадником) и иных детей боярских и молодших людей. Во всех сих известиях боярскими детьми ясно названы молодые люди из боярских фамилий, которые по новгородским и старинным обычаям своевольничали на чужой стороне и производили воинские походы и грабежи без новгородского слова, и в летописях прямо называются молодыми людьми, а не особым каким классом или сословием новгородского общества. То же значение боярских детей, как молодых людей из боярских фамилий, еще яснее высказывается в летописном известии под 1398 годом, где сказано, что перед походом на Двину: «били челом владыке посадник Тимофей Юрьевич, посадник Юрьи Дмитриевич, Василий Борисович и бояре, и дети боярские, и житьи люди; и купеческие дети, и все вои их; благослови, господине отче владыко, поискати св. Софии пригородов и волостей». Здесь рядом поставлены бояре и боярские дети, житьи люди и купеческие дети, т. е. младшие члены боярских фамилий и купеческих или житьих названы детьми. А Никоновская летопись, переводя новгородские известия на свой официальный язык, новгородских боярских детей прямо называет молодыми дворянчиками, а не боярскими детьми в московском значении этого слова; так, описывая поход новгородской вольницы на Волгу в 1366 году, летопись сия говорит: «того же лета из Новгорода Великого младые дворянчики совокупиша себе рать без новгородского совета, а воеводы были у них Осип Варфоломеевич, Василий Федорович, Александр Аввакумович».

Впрочем, и в Новгороде был особый класс граждан с служебным значением, соответствовавший боярским детям, как понималось это слово в Москве во 2-й половине XVI столетия, только у новгородцев этот класс назывался не боярскими детьми, а гридями или гридьбою. Начало этого класса относится к Х, а может быть и к IX столетию; летопись говорит о Ярославе великом, когда он был еще новгородским князем: «Ярославу сущу Новгород, и уроком дающу Киеву от года до года две тысячи гривен, и тысячу гривен в Новгороде гридем раздаваху; а тако даяху посадницы новгородстии». По этому свидетельству летописи, гридями прямо называются люди, состоящие на службе и получающие жалованье от новгородского посадника; конечно, гриди первоначально составляли княжую дружину, назначаемую состоять при новгородском посаднике; ибо прежде и сами посадники присылались от князя, как его слуги. Но когда посадники из княжих слуг превратились в выборных от народа, то с тем вместе и гриди сделались земским постоянным войском, хотя и не переменили своего прежнего названия, и по летописным известиям мы уже встречаем их в числе земских людей во втором разряде после бояр или огнищан; так под 1166 годом летопись говорит: «Ростислав великий князь Киевский, пршпедши на Луки позвал к себе новгородцов на поряд, т. е. для договору, огнищан, гридь и купцов вящших». Или под 1195 годом сказано: «позва Всеволод новгородцы на Чернигов; и новгородцы не отпрешася ему, идоша с князем Ярославом, – огнищане, гридьба и купцы, и быша на Новом Торгу». Или под 1234 годом летопись говорит: «изгониша Литва Русу оли до торга, и сташа Рушане и засада, огнищане и гридьба, и кто купец и гости и выгнаша Литву из посада». Все сии единственные летописные известия о гридьбе в Новгороде прямо указывают на гридьбу как на служилых новгородских людей, составлявших постоянный особый класс земского войска, получавший от Новгорода жалованье; а последнее из приводимых известий говорит, что гридьба посылалась засадою или как гарнизон по пригородам; но очевидно гридьба кроме военного значения, имела еще и земское значение, ибо Ростислав в 1166 году пригласил для переговоров гридьбу вместе с чисто земскими классами, огнищанами и купцами вящшими. Впоследствии название гридьба, гриди не встречается в новгородских известиях, а напротив, появляется другое название земецкие люди, с тем же характером, как и гриди; следовательно, в XIV и XV столетиях гриди стали называться в Новгороде земецкими людьми, или как в других краях Руси – помещиками; от того что они по тогдашнему общему на Руси обычаю получали за службу вместо жалованья землю, и от этой-то данной вечем земли, с условием нести военную службу, они вместе с тем получили сперва значение земского класса, наравне с другими земскими классами, а потом и стали называться земетцкими людьми и даже своеземцами, потому что получали землю от Новгорода в собственность, и не на общинном а на личном праве, т. е. каждому гриде или своеземцу земля давалась отдельно, а не на общину гридей. Кажется, гриди не были многочисленным и сильным классом в Новгороде; по крайней мере, мы не имеем известий, из которых было бы видно, что гриди участвовали в переворотах новгородских, как заметные двигатели.

После бояр или огнищан и гридей, составлявших как бы две степени одного класса, в Новгороде следовали купцы, как отдельный самостоятельный класс новгородского общества с своим управлением, с своими начальниками и с своими правами и принимавший деятельное участие в общих делах целого Новгорода. В Новгороде торговать никому не запрещалось, торговать мог всякий – и князь, и боярин, и людин; но тем не менее купцы не смешивались с другими классами общества; чтобы быть настоящим купцом, требовались особые условия. Чтобы быть полным настоящим купцом, нужно было принадлежать к какой-либо купеческой общине; а каждая купеческая община составляла собою самостоятельное организованное целое, она имела свой капитал, свое начальство, свой суд и управление и свою печать. Купцы в Новгороде, принадлежа по месту жительства к какой-либо улице или концу и состоя членами конца или улицы вместе с боярами и людинами, в то же время составляли свои общины, которые в XIII столетии уже назывались сотнями, как это свидетельствует договорная грамота Новгорода с Тверским князем Ярославом Ярославичем, писанная в 1270 году, в которой сказано: «А что закладников за тобою княже или за княгинею или за мужи твоими, кто купец поидет в свое сто, а смерд поидет в свой погост, тако пошло в Новгороде». Чтобы попасть в члены какой-либо новгородской купеческой общины, по свидетельству уставной грамоты князя Всеволода Мстиславича, нужно было непременно вложить определенную долю в общинный капитал, именно не менее 50 гривен серебра, или около 40 фунтов серебра на нынешний вес; таковый взнос давался только однажды при самом вступлении в общину, и после сего взнесший оставался навсегда пошлым купцом не только сам, но и его потомство. Таким образом купечество в Новгороде держалось на принадлежности гражданина к той или другой купеческой общине; а эта принадлежность основывалась на взнесенном в общину определенном капитале и на праве наследства по взнесенному капиталу. Только таковые члены купеческой общины или пошлые купцы составляли настоящее новгородское купечество, выбирались в старосты своей общины и имели право на участие в правлении и суде по торговым делам своей общины. Каждая купеческая община в Новгороде имела свою контору, называвшуюся общиною, где хранился общинный капитал; этою конторою заведовали выборные старосты общины. Их по Всеволодовой грамоте полагалось пятеро: трое от зажиточнейших купцов или житьих людей, и двое от менее зажиточных или рядовых купцов; им-то принадлежали суд и управа по торговым делам и защита членов своей общины. Так что в случае обиды пошлого купца, его защищала та община или сотня, к которой он принадлежал, она в случае нужды отвечала за него, и его никто не мог взять без дозволения сотского, или главного выборного начальника общины. По тогдашним обычаям, соблюдавшимся торговыми людьми во всей Европе так же, как и в Новгороде, пошлый купец состоял под защитою и управою своей общины не токмо дома в своем городе, но и во время своих торговых путешествий по другим городам и странам; тогда торговые путешествия не только у европейских, но и у азиатских торговых народов, обыкновенно предпринимались не иначе как значительными караванами, при которых всегда находился выбираемый от общины или от нескольких общин, участвующих в караване, караванный староста, или как было в немецких торговых общинах – ольдерман, которому все участники каравана клялись быть послушными на все время его управления караваном, и потому в народных былинах обыкновенно назывались дружиною, ротниками. По свидетельству договорной грамоты Новгорода с немецкими городами и Готландом, писанной в 1270 году, все судебные дела между новгородскими и немецкими торговцами разбирались в особом суде перед тысяцким и новгородскими выборными купеческими старостами во дворе св. Иоанна; по той же грамоте ни новгородца в Готланде, ни немцев, ни готландцев в Новгороде за долги нельзя было посадить в погреб, ни посылать за ними бирючей, ни брать их за одежду, но с каждой стороны должно было требовать пристава от тысяцкого или старосты той купеческой общины, к которой принадлежит виноватый. То же почти подтверждается в новгородской договорной грамоте, в 1195 году заключенной с немецкими и готландскими послами. А по новгородским скрам, которые были обязательны и для новгородцев, и для ганзейцов, прямо требуется, чтобы приезжие гости выбирали себе ольдермана и четырех ратманов, и ежели когда произойдет ссора между хозяевами и прикащиками, то об этом должно доносить ольдерману.

В Новгороде, как государстве по преимуществу торговом, купцы, как богатый и хорошо организованный класс общества, пользовались большим уважением и принимали деятельное участие в общественных делах как в мирное, так и в военное время. Голос купцов на вече имел большое значение, по их настоянию нередко начиналась и прекращалась война; и тем сильнее был голос купцов на вече, что в Новгороде и бояре занимались торговлею, следовательно, у них не редко были одни интересы с купцами. Еще в XII столетии мы имеем известие, что из-за обиды новгородских купцов на острове Готланде Новгород прекратил мирные сношения с готландцами и всеми варягами, не отпустил за море ни одного купца и не принял варяжского посольства. А посему соседние русские князья в спорах своих с Новгородом обыкновенно старались захватить новгородских купцов, пришедших для торгу в их владения, и загородить торговые пути, дабы тем скорее принудить Новгород к принятию условий мира, предлагаемых князем; так поступали и киевские, и черниговские, и суздальские князья, и особенно часто пользовались этою мерою последние и всегда с успехом, ибо для новгородцев особенно была важна торговля с Камскою Болгариею, куда путь лежал чрез суздальские владения. Кроме сильного голоса на вече купцы проявляли свое участие в общественных делах и в других формах. Также они лично участвовали в военных походах и, конечно, были неплохими воинами; ибо тогдашняя торговля с полудикими племенами и по пустыням и рекам, не редко занятым разбойниками, была тесно связана с военным ремеслом. Купеческий караван обыкновенно отправлялся в поход вооруженным, и здесь купцы только в своей отваге и ловкости находили обеспечение своей безопасности. Летописи представляют довольно свидетельств об участии новгородского купечества в военных походах; так, например, в 1137 году, во время войны Новгорода с Всеволодом Мстиславичем, купцам выдано было полторы тысячи гривен, собранных с Всеволодовых приятелей на приготовление к походу. Или в 1195 году новгородские купцы вместе с боярами и гридями участвовали в походе Всеволода Юрьевича, князя суздальского на Чернигов. Или под 1315 годом летопись, описывая битву Новгородцов с Михаилом князем тверским под Торжком, говорит: «и там убили много добрых мужей и бояр новгородских, и купцов добрых много, а иных новгородцов и новоторжцев Бог весть». 2-е. Купцы участвовали в переговорах Новгорода с русскими князьями о правах князей. Князь, желая условиться с новгородцами, на каких правах владеть ему Новгородом, обыкновенно приглашал для переговоров бояр и купцов; так под 1166 годом летопись говорит: «Князь Ростислав пришел из Киева на Луки и позвал новгородцев на поряд (для утверждения взаимных условий на управление Новгородом) огнищан, гридьбу и купцов вящших». 3-е. Лучшие купцы вместе с боярами правили посольства и к русским князьям и к немцам, ездили приглашать князей в Новгород и вели переговоры; так под 1215 годом в летописи сказано: «Новгородцы много думавши, послали по Ярослава Всеволодовича Юрья Ивановича посадника и Якуна тысяцкого и купец старейших десять муж». Или под 1391 годом сказано: «и послали новгородцы послов на съезд с немцами в Изборск: посадника Василья Федоровича, посадника Богдана Аввакумовича, тысяцкого Есипа Фалелеевича, Василья Борисовича и купцов». 4-е. Купцы участвовали вместе с боярами в высшем новгородском суде, или, как говорилось тогда у новгородцев, у докладу во владычне комнате; так в судной новгородской грамоте 1471 года читаем: «у докладу быть по боярину да по житьему», т. е. зажиточному купцу.

Новгородское купечество издавна разделялось на вящих или лучших, зажиточнейших купцов и просто на купцов. Вящие богатейшие купцы еще в XII веке, как свидетельствует Всеволодова грамота, назывались житьими людьми; но это последнее название не было еще тогда постоянным, богатейшие купцы еще безразлично назывались и вящшими купцами и житьими людьми; но с XIV столетия название лучших богатейших купцов житьими людьми сделалось постоянным и официальным. Этот обычай или закон так называть лучших купцов в первый раз является в договорной грамоте Новгорода с тверским князем Михаилом Ярославичем, писанной в 1317 году; грамота начинается так: «от посадника от Михаила, от тысяцкого от Матвея, от бояр и от житьих людей и от черных людей и от всего Новгорода, послал Новгород Юрья и Якима к князю Михайле в Тверь, а велели мир взять». Под тем же названием житьих людей вящшие купцы являются в летописи под 1398 годом, где сказано: «ходили послы из Новгорода: архимандрит Парфений, посадник Есип Захарьич и тысяцкий Онанья Костянтинович и житьи люди Григорий и Давыд к Великому князю Василью Дмитриевичу и взяша мир». Или под тем же годом, пред отправлением новгородской рати на Двину, летопись говорит: «били челом владыке посадник Тимофей Юрьевич, посадник Юрий Дмитриевич, Василий Борисович и бояре, и дети боярские, и житьи люди, и купецкие дети, и все вои их; благослови, господине, отче, владыко, поискати св. Софии пригородов и волости». Или под 1441 годом та же летопись говорит: «Новгородцы послали архиепископа Елфимия и с ним бояр, а и житьих людей, и наехали князя у города у Демана и докончали с ним мир по старине». Во всех сих известиях житьи люди постоянно занимают то самое место, где до XIV столетия помещались вящшие купцы; отсюда ясно, что житьими людьми здесь назывались прежние вящшие купцы и это название принадлежало богатейшим и старинным торговым домам, зажиточнейшим против молодых и новых купцов, еще не разжившихся.

Купцы в Новгороде и в новгородских пригородах были и значительными землевладельцами, имели иногда довольно большие вотчины или волости как в Новгородской земле, так и в новгородских волостях, особенно в Заволочье по Двине, Онеге, по Беломорскому поморью и в Перми, где в их владении находились богатейшие соляные варницы и разные морские промыслы. По богатствам своим купцы соперничали с боярами; но будучи сильно заняты своими частными промыслами, они, должно быть, не настолько принимали участие в общественных делах, насколько бояре; а посему они далеко не имели того значения в управлении Новгородом, какое имели бояре: из купцов мы не встречаем ни посадников, ни тысяцких, ни других высших сановников. Вообще во всех чисто политических движениях купцы являлись на втором плане, видная же роль народных двигателей в Новгороде всегда принадлежала боярам, которые видимо пользовались большим расположением у народа. По крайней мере, из всех дошедших до нас памятников как официальных, так и не официальных мы выносим одно впечатление, что купцы в Новгороде занимали второе место после бояр, и то же самое находим и в новгородских пригородах.

Третий класс жителей Новгорода и всех его владений составляли черные люди; к этому классу принадлежали как городские, так и сельские жители низшего разряда, иначе называемые меньшими или молодшими людьми. Сюда в городах относились: 1-е, торговцы, не записанные членами ни в одну купеческую общину, или иначе не пошлые купцы, занимавшиеся мелочным торгом; 2-е, ремесленники и 3-е, разные чернорабочие люди, жившие трудами рук своих. В селах же к черным людям принадлежали земледельцы и другие сельские промышленники, жившие на землях, принадлежащих общинам или частным землевладельцам, а может быть и мелкие землевладельцы собственники из сельских промышленников и земледельцев. Черные люди, как городские, так и сельские, непременно тянули к какой-либо городской черной сотне или сельской общине, к погосту, губе, переваре и непременно должны были иметь оседлость, т. е. дом и известную долю городской или сельской земли, что в городах называлось двором, а в селах обжею. Только домохозяин, владелец определенного двора, считался гражданином как в самом Новгороде, так и в пригородах; равным образом и в селах только тот признавался членом той или другой сельской общины, кто владел известною долею общинной земли или обжею. Люди же, не имеющие определенной доли общинной земли или не причисленные ни к какой общине, назывались изгоями и оставались в этом состоянии до тех пор, пока не получали определенной доли земли и не причислялись к какой-либо общине. По свидетельству Ярославова устава о мостовых в Новгороде, в XIII столетии даже были особые две улицы для изгоев; но улицы сии не составляли самостоятельных общин, имевших свое управление чрез старост или сотских и свой голос на вече, и состояли под покровительством церкви, как люди бесприютные и не имеющие своего голоса в новгородском обществе. Самые улицы или слободы изгоев по всему вероятию были устроены на церковной земле; ибо в уставе изгойские слободы обозначены по обоим концам епископской улицы. Очевидно, что церковь, как покровительница изгоев, давала им свою землю для поселения как людям, не имеющим земли ни в одной общине, и по законам новгородским не могшим управляться своими выборными начальниками. Холопий городок, лежавший собственно в Новгородской земле, первоначально не был ли городом изгоев, городом рабов, освобожденных от рабства и, следовательно, не принадлежащих ни к одной общине, и называвшихся по уставу Всеволода Мстиславича изгоями. Конечно, это значение Холопьего городка было только первоначальное, впоследствии же он сравнялся с другими новгородскими пригородами, и только одно названье Холопья городка теперь может указывать на его первоначальное значение. В селах также изгои имели особые поселения, отдельно от сельских общин и вероятно на церковных землях и под покровительством церкви, для которой, конечно, они обязаны были делать разные послуги и может быть обрабатывать на нее землю. Но не все изгои были на церковных землях, они могли жить и у мирских людей в услужении под именем или работников, казаков, или подсуседников и захребетников. Даже иные из них, по свидетельству писцовых новгородских книг, имели особые дворы и известную долю земли; но не от своего имени, а от имени того, у кого тот или другой изгой был захребетником или подсуседником; впрочем, такой двор не делал изгоя членом той общины, в которой он жил, община его не знала и не налагала на него никаких общинных обязанностей и не давала никаких прав, кроме права на свободную жизнь и работу у того или другого члена общины; его знала только та семья, при которой он жил; домохозяин семьи только был членом общины и нес общинные повинности и за свою семью и за захребетников или подсуседников; захребетники же и подсуседники отвечали только перед ним, хотя они и были людьми свободными и могли беспрепятственно отойти от хозяина и сами поступить в члены общины, ежели имели средства и силы принять на себя общинные обязанности.

Черные люди, как городские, так и сельские, будучи членами своих общин, считаясь полноправными людьми в новгородском обществе и в Новгороде, равно как и в пригородах, имели своих представителей и свой голос на вечах; они несли все общественные обязанности наравне с боярами и купцами, разумеется, только в меньшем размере, так как они были меньшими людьми и имели меньше средств; ибо в новгородском государстве раскладка всех повинностей и податей производилась по капиталам, приносящим хозяину доход, а не по головам. В селах точно так же крестьянские общины имели своих старост и свое земское управление и суд, и каждый член общины, каждый домохозяин имел голос на сельском вече или сходке и участвовал в выборе общинных начальников, в раскладке податей и других общественных делах.

Но черные общины, как городские, так и сельские, будучи меньшими, молодшими, почти всегда подчинялись старейшим, т. е. боярам и купцам и шли за ними. Так в Новгороде и в пригородах, как мы уже видели, каждая улица и каждый конец имели своих бояр и своих купцов, с которыми заодно действовали и черные люди в общественных делах; даже по закону, как свидетельствует Всеволодова уставная грамота, черные люди в уличанских общинах не имели своих выборных из своего класса старост, а подчинялись тысяцкому, выбираемому на весь город из бояр, следовательно, были поставлены и по закону в некоторую зависимость от своих старейших уличан. В селах же большая часть крестьянских поселений была на землях богатых землевладельцев, бояр или купцов; следовательно, тамошние черные общины уже по самой земле были в большей или меньшей зависимости от своих землевладельцев вотчинников. Да и те сельские общины черных людей, которые селились на общинных, а не владельческих землях, были в некоторой зависимости от старших, т. е. богатых землевладельцев, частью по своей воле, ища у них покровительства, частью, как мы уже видели, потому, что и по закону богатые землевладельцы в качестве скотников и помужников имели довольно значительную земскую власть и над землями черных людей, находящихся в той местности, где были их поземельные владения. Кроме того, Новгород нередко отдавал черные сельские общины в кормленье своим служилым людям из бояр, а с сим вместе общины сии конечно поступали в большую или меньшую зависимость от своих кормленщиков. Вообще в Новгороде, где по преимуществу всем заведовала аристократия, черные или меньшие люди хотя и были полноправными и принимали деятельное участие на общем вече, на котором решались судьбы Новгородской земли, тем не менее состояли в большей зависимости от старших, от бояр и частью от купцов. Но эта зависимость не столько была юридическая, установленная законом, сколько нравственная, основанная на доверии младших к старшим, и бытовая или экономическая, по которой бедные глядели из рук у богатых. Впрочем, эта зависимость не мешала младшим восставать на старших и заявлять свои права, как скоро старшие нарушали доверие какими-либо неправдами и сильными притеснениями; причем, разумеется, старшим доставалось порядком: иные за свои неправды платились жизнью, иные изгнанием и разграблением их имуществ; чему, конечно, много помогали постоянные партии и ссоры между старшими, от чего и происходило, что младшие почти всегда находили себе старших, принимавших их сторону против притеснителей. Так, например, в 1209 году новгородцы, выведенные из терпения посадником Дмитром Мирошкиничем и его партиею старших, поддерживаемою князем Суздальским Всеволодом Юрьевичем, составили вече и на этом вече осудили Дмитра и его товарищей в том, что они повелели собирать на новгородцев серебро, а по волости сбирали куны, а с купцов дикую виру и повозы, и учинили другие обиды и притеснения; потом прямо с веча пошли грабить их дворы, причем Мирошкин и Дмитров двор зажимии, захватили все их имущество, а села и рабов их распродали и набрали такое множество богатства, что при дележе досталось по три гривны на человека, а кто сколько взял тайно, о том Бог весть, только многие от того разбогатели; что же нашли по счетам в долговых книгах, то отдали князю. В этом восстании руководителями меньших были приятели Твердислава, которому вече тут же поручило посадничество. Или в 1230 году, во время народного восстания на посадника Водовика и его партию бояр, дело началось убиением Водовикова приятеля боярина Семена Борисовича (сам же Водовик тогда был с князем в Торжке); потом черные люди, руководимые боярином Степаном Твердиславичем, разграбили домы убитого Семена, Водовиков, брата его Михаля, Даньслава, тысяцкого Бориса и многих других их сторонников; затем все имение их разделили по сотням, посадничество же дали Степану Твердиславичу и тысяцкое Никите Петриловичу. Или в 1255 году, при нашествии на Новгород Александра Невского, младшие, т. е. черные люди, заметив, что бояре тайно сносятся с князем, отделились от старших и стали особым полком у церкви Св. Илии и, составив отдельное вече, целовали святую Богородицу, как стать всем любо в живот, любо в смерть, за правду новгородскую, за свою отчину, и стояли полком три дня, и на четвертый день разошлись только тогда, когда князь заключил мир.

Собственно юридические, законом определенные права меньших, или черных людей в Новгороде, относительно общественных дел, были почти одинаковы с правами старших или вящших людей. 1. Меньшие, или черные люди, на вече имели такое же участие, как и вящшие люди; их голос имел такую же силу, как и голос вящших или старейших, и при несогласии меньших с большими вече распадалось и составлялось два веча, и дело кончалось или битвой на улицах, или умиротворительным вмешательством владыки и духовенства, которое в таком случае выходило в полных облачениях, с церковными хоругвями, иконами и крестами; следовательно, в обоих случаях взаимным согласием больших и меньших; но одни большие без меньших не могли держать веча и решать дело. 2. Меньшие вместе с большими участвовали в защите Новгородской земли и во всех военных походах; так мы читаем в летописи под 1216 годом, между новгородцами, убитыми в Липицком бою, Антона котельника и Ивана опонника, т. е. ремесленников, принадлежащих к классу черных людей. 3. Представители меньших наравне с представителями больших вели переговоры с соседними князьями, участвовали в посольствах, и даже договорные грамоты Новгорода заключались от имени больших и меньших. Так, например, в договорной новгородской грамоте, заключенной с тверским князем Ярославом Ярославичем в 1265 году, читаем: «Благословение от владыки, поклонение от посадника Михаила и от тысяцкого Кондрата и от всех старейших и от всех меньших, к князю Ярославу». Или в договорной грамоте 1317 года сказано: «от посадника от Михаила, от тысяцкого Матвея, от бояр, и от житьих людей, и от черных людей, и от всего Новгорода, послали Новгорода Юрья и Якима к князю к Михайле на Тверь, а велели мир имати на сем». Или в договорной грамоте Новгорода с великим князем московским Дмитрием Ивановичем, заключенной в 1370 году, даже поименованы особые посланники от черных людей; грамота начинается так: «Се приехали ко мне, к великому князю Дмитрию Ивановичу всеа Русии, от отца моего владыки Алексея, и от посадника Юрья, и от тысяцкого Олисея, и от всего Новгорода Иван посадник, Василий Федоров, Иван Борисов, а от черных людей Воислав Попович, Василей Агафонов. Кончал есмь с своими мужи, в одиночество и целовали есмь крест». Впрочем, как мы уже видели, юридическая одноправность меньших с большими не избавляла первых от зависимости к последним; и хотя большие ни на одном вече не могли провести закона, который бы уменьшил или уничтожил равноправность черных людей, тем не менее всегда находили средства руководить черными людьми по своим видам; так что при всяком восстании черных людей на бояр, или больших людей, борьба кончалась тем, что черный народ поражал одну боярскую партию, и в то же время подчинялся другой также боярской партии, которая держала его сторону во время восстания.