Текст книги "Invider. Печати 3 и 4"

Таинственный идол

– Было это весной две тысячи пятого. Мы собрались пойти походом от Евмы до Сыктывкара, там километров сто с лишним, но времени у нас было всего две недели, хотя планировали управиться за одну. Точнее, это я планировал. Нельзя сказать, что все участники были шибко подготовлены, к тому же, с нами шли три девушки, плюс, тяжёлые рюкзаки, гораздо больше, чем, скажем, твой, Полина (та при этих словах едва сдержалась, чтобы не запустить в Морфиуса головешкой). Литров под сотню. Тяжёлые, сволочи… Такие без анатомической подвески вообще не потаскаешь. Да и шли, так, не спеша. Но местность видели впервые, хотя и карта подробная была. Знаете, что самое неприятное в таких походах?

– Реки? – предположила Полина.

– Нет. Заборы.

– Заборы?

– Заборы. Смотришь в карту, там еловый лес обозначен. Проходишь километр и внезапно упираешься в бетонный забор с колючей проволокой сверху. Что за объект? На карте его нет и в помине. Приходится обходить…

– А чего не через забор? – поинтересовалась Полина. – Или проволока?..

– Даже не в проволоке дело, это-то не проблема. Проблема в другом. Вдруг там хранилище биологического оружия? Или шахта с какими-нибудь «Воеводами»11
  Стратегический ракетный комплекс шахтного базирования.


[Закрыть]? Не, это дело мы уже проходили в своё время, еле ноги унесли, но то – другая история.

Так вот. Было нас восемь человек, ещё с нами шёл Паскаль. Дворняга, но здоровый и, надо сказать, довольно умный пёс. Ребята – все с нашего тогдашнего форума. Гия с Настей, Миша с Анжелой, Вася с Людой, Митя, ну и я. Я-то походник бывалый, а вот товарищи мои, так скажем, не очень. Ну, Митяй ещё туда-сюда… Шли мы три дня без приключений, а вот на четвёртый… Вечером четвёртого дня, как и обычно, стали готовится к ночёвке. Лесок там хороший, но поляну никак отыскать не могли. Остановились на опушке рядом с ручьём, а там комаров… Повеситься. Я поклялся во что бы то ни стало нормальную поляну отыскать. Походил вокруг… И нашёл. Хорошая такая полянка. А места-то вокруг, не скажу, что совсем уж глухие. Часто на нашем пути деревеньки встречались, ещё много речек мелких было, но нам маршрут проверенный дали, с указанием где мосты, где броды и так далее. Словом, не тайга дремучая. Поэтому то, что мы на поляне той увидели, немного нас удивило…

Морфиус замолчал, глядя в огонь.

– Все, наверное, смотрели «Симпсонов»? – неожиданно спросил он. Слушатели машинально кивнули. – Так вот. Там такой герой был, как его… С пилой на голове, ну… с ёлочкой…

Морфиусу явно не хватало примеров для сравнения.

– Барт? Который сын? – предположила Полина, которая когда-то смотрела обсуждаемый мультфильм.

– Да, точно, Барт. Так вот, представили его?

– Лично я этот мультик не смотрел, но название слышал, – сказал Руслан.

– А я видел как-то раз, – вставил Прохоров, – мне не понравилось…

– Мне говорить не обязательно, – отозвался Тимьян, – поскольку историю и так знаю.

– Так вот, у этого Барта на голове причёска как будто такие зубчики, – продолжал Морфиус. – А теперь представьте, что у него длинный как у Буратино нос и злорадно ухмыляющееся выражение лица… Представили?

– Все опять синхронно кивнули.

– Так вот. Именно такое изваяние и красовалось прямо на середине поляны. Это был сухой деревянный идол, поставленный там невесть кем или же выточенный из растущего когда-то дерева. Почему-то насыщенного рыжего цвета, ну, точь-в-точь этот самый Барт. Только какой-то остервеневший, злобный. Нам, конечно, стало интересно, мы подошли поближе. Люда, как главный фотограф, принялась его щёлкать. Но впечатление он производил жуткое. У него была такая неприятная гримаса, я до сих пор как вспомню…

Мосфиус снова тяжело вздохнул.

– Стали спорить, ставить тут лагерь или нет. Анжела стала просить, чтобы нашли другую поляну, очень этот чурбан её напугал. Прямо как в воду глядела, да… Миша её поддержал, конечно, хотя я знаю, он чертовщины не боялся. Смотрю, остальные начали им поддаваться, но тут Митя со своим научным атеизмом влез. У него язык подвешен, не в пример мне, быстро всех убедил, что этот идол – всего лишь кусок древесины, и что нечего его бояться. Темнело уже, да и комары всех достали, Анжела сдалась. Начали ставить палатки. Расположились полукругом вокруг этого истукана, посередине – костёр. Мне выпало спать по центру, а Митя со своим псом – слева. Паскаль-то бегал тогда резво, на идола и не взглянул. Обычно собаки сразу неладное чуют. Признаюсь, меня это тогда сильно успокоило, я и не думал, что многие вещи, о которых слышишь только в сказках, в жизни взаправду случаются.

Полина заметила, как усмехнулся Руслан. Однако вслух он ничего не сказал. Морфиус продолжал:

– Но произошёл неприятный случай. Ребята пока спорили об этом чурбане, кто-то его потрогал, кто-то хотел ножом ткнуть, Гия, кажется, его отговорили. А Миша взял, так, театрально, произнёс: «бедный Йорик»! И – бац! Ладонью ему по башке. Потом одёрнул, а с ладони кровь капает. Укололся. Видно острые эти шипы на башке у идола были. Я потом присмотрелся, действительно, будто их заточил кто-то специально. И пара капель крови успели на голове этой деревянной остаться. Ну, Мишке-то Анжела рану обработала, всё нормально, и как-то это происшествие само собой быстро забылось.

Морфиус снова ненадолго замолчал.

– Так вот. Мы успели до полной темноты приготовить еду, расположились у костра, разлили спирт, Вася достал мандолину. У него была такая, мобильная. Рассказывал, что ему делал на заказ знакомый музыкальный мастер. Вася неплохо играл на ней, причём, прямо как на гитаре. Он вообще бардовской песней увлекался… И сейчас увлекается. Стал играть. Он любил Никольского. Вот его и играл тогда вечером.

– Никольский рок музыкант, – вдруг вмешался Прохоров.

– Чего? – Морфиус вскинул голову. – Какой же рок музыкант, товарищ Прохоров? Вы его вообще слушали?

– Слушал, и не раз. Он в рок-группах ещё в советское время выступал.

– Кем? Сессионным гостем?

– Гостем не гостем, а у Стаса Намина он находился на хорошем счету.

Морфиус вытаращил глаза.

– Да причём тут быть у кого-то на счету? Человек играет и поёт романтические песни, этим он и известен, а его участие в… этих… «Цветах» или… Да какая разница, где он принимал участие?

Прохоров не сдавался:

– Нет, Юра, это имеет огромное значение! Если человек всю жизнь играет в переходах, пусть и, громко называя себя броским названием, то он так и останется на соответствующей ступени, а когда он выбирает себе ориентиры и, главное, следует им, то тогда и только тогда его можно назвать выдающимся музыкантом.

– Товарищ Прохоров, да вы с ума сошли? В каких переходах?

– В таких, вон, в Москве в каждом переходе стоит волосатый немытый тип и бренчит на гитаре. Я видел.

– Во-первых, Николький в переходах никогда не выступал! А во-вторых, бардовская песня – это не обязательно гитара! Это в первую очередь образ жизни!

– Ну, так и рок-н-ролл ваш тоже образ жизни.

– Он не мой, я вообще рок-музыку не люблю! И не надо Никольского приобщать к ней!

– Я тоже рок не люблю, я люблю джаз. Но это не значит, что Никольский остаётся при этом типичным рок музыкантом!

– Я уже объяснил вам, кто такой Никольский и что он играет!

– А то, Юра, я не знаю! – Прохоров произнёс это явно повышенным тоном, но быстро осёкся. Возможно, настойка слегка возбудила его не к месту. Возникла пауза, ею воспользовался Руслан:

– Мужики, да успокойтесь вы… Чего вы из-за этого Никольского так? Я, например, вообще не знаю, кто это такой…

Оба метнули гневные взгляды на Руслана. Тот понял, что сморозил лишнего и попытался разрядить атмосферу:

– Морфиус, давай вернёмся к рассказу. Что там было дальше?

Морфиус потупил взгляд, помолчал, отпил из кружки. Внезапный срыв на совсем отвлечённую тему показался и Полине и Руслану странным.

– Дальше… Дальше рассеялись облака. В тот вечер было облачно, не то, что бы пасмурно, просто по небу плыли густые плотные облака. Мы ещё опасались ночной грозы. А тут вдруг подул ветер, деревья зашумели своими кронами, облака разошлись. И вышла Луна. Огромная, тёмно-жёлтая, почти красная. Налитая. Почти такого же цвета, как и проклятый идол.

Время близилось к полуночи, мы сидели, пели песни, попивали спирт с со свежеевыжатым соком. Ягод набрали по дороге, малина, земляника… Поглядывали временами на истукана: через костёр он виднелся размытыми пляшущими очертаниями. У меня тогда мысль даже родилась, его сжечь. Но что-то остановило. Так вот. Пили-то, мы, конечно, по чуть-чуть, но сами понимаете, после долгого похода сносит быстро, не как вот сейчас. Усталость. Сидишь, вроде бы и весело, а чувствуешь, что засыпаешь. Вот нас всех и разморило. Вася играть перестал, что-то рассказывал Мишке, Гия с Настей в палатку уже ушли, они недавно только познакомились, сами понимаете, дело молодое… Митя уснул прямо у костра, на своём спальнике. Я тоже уже подумывал не боковую, но тут… Мы все аж подскочили! Среди тишины леса, нарушаемой лишь размеренным шумом деревьев на ветру, треском поленьев в костре и бубнежа Васи, изо всей дури залаял Паскаль. Да не просто залаял, это… Это было что-то ужасное! Я такой лай не слышал никогда! Было ощущение, что он лаял, кричал и завывал одновременно. Даже Митя проснулся. Мы все повскакивали на ноги, смотрим на пса: шесть дыбом, весь трясётся, дрожит, пасть оскалена, лапы землю рвут! Глаза бешеные! Видно, собака в ужасе! И знаете, на что он лаял? На этого треклятого идола! Именно к нему был устремлён взгляд безумных собачьих глаз! Мы, соответственно, за ножи, Вася – за травматом своим в палатку кинулся. Первая рациональная мысль – за идолом какие-то люди посторонние из леса появились. Гия со своим тесаком из палатки выскочил, он вообще, парень горячий, с Кавказа, у него вместо ста слов одно действие. Так вот. Подошли мы к идолу. И знаете, что мы увидели?

– Что? – хором отозвались слушатели.

– Не людей. Людей не было. А вот, что касается самого истукана… На морде у него поменялось выражение! Если раньше он будто злорадствовал над нами, то теперь это был перекошенный злобой и ненавистью оскал! И взгляд! Я помню, он смотрел мне прямо в глаза! Просто… сверлил меня взглядом! Как потом подтвердили друзья, все почувствовали то же самое. Признаюсь вам, мы очканули. Ведь все помнили, как он выглядел раньше. Тут кто-то глянул на часы, двенадцать и две! Полночь! И Луна со своим тяжёлым кровавым светом! Вы, ребята, не поверите, но нам на той поляне реально стало страшно. Гия предложил его покрошить топором. Но я чувствовал, что это только разозлит лесного стража ещё больше. Всем сильно на нервы давил вой Паскаля, он уже не рычал, а скорее, скулил. Митяй принялся его успокаивать, еле оттащил к своей палатке. Я же уговорил всех отойти к костру и спокойно всё обдумать. Должно же было быть какое-то разумное объяснение всему этому, как я тогда думал.

Мы отошли. Настя высказала идею, что кто-то из нас решил подшутить, и незаметно подрезал идолу лицо, но эту версию быстро отбросили: ни опилок не было рядом с болваном, ни среди нас скульпторов… Да и как объяснить поведение собаки? Её что, хитрец запрограммировал на полночь? Да и заметили бы мы всё это, нет, нет, это глупое предположение… Стали думать дальше. Кроме нас в лесу кто-то есть? Незаметно подменили идола? Опять вернулись к Паскалю. Не клеится. В общем, перебрали все возможные варианты – всё одно: чертовщина выходит!

И тут происходит опять! Паскаль вырвался у Митяя из рук и пулей бросился в лес. С тех пор мы его больше не видели…

– Какой ужас, – проговорила Полина. – Он что, получается, сошёл с ума?

– Вероятно. Наверное, почуял злую силу потустороннюю, которая, как показывают в ужастиках, проявилась ровно в полночь… Товарищ Прохоров, налейте мне ещё, пожалуйста.

– Да, история удивительная, – заметил Руслан. – Признаться, да, я скептически отношусь к мистике, но, ты говоришь, сам был свидетелем всего этого?

– Да, Руслан, был. И грибы не употреблял, если ты к этому клонишь. В длительных походах у нас это запрещено, кодекс такой. А спирта мы выпили совсем немного, да чего там, по полкружки на брата. Девчата вообще не пили…

– Ну и ну, – только и произнёс Руслан.

– То, что было дальше, вообще рассказывать не хочется, – вздохнул Морфиус, принимая из рук Прохорова наполненную кружку. – Мы решили ещё больше разжечь костёр и оставили дежурить двоих – Митяя, который всё равно уже не мог заснуть и Гию. Остальные кое-как разбрелись по палаткам, ну, и я в том числе. На душе у всех скреблись кошки, никто не знал, что случится дальше. Настя сказала, что нужно прочитать специальную молитву, но не знала какую. Среди нас людей религиозных не было…

Так вот. Я долго не мог уснуть, прислушивался к каждому звуку с улицы. Да и остальные, кто ушёл в палатки, тоже. В голову лезли всякие стрёмные мысли, вспомнилась история про дятловцев, про то, как люди пропадали в тайге. Короче, сплошная чертовщина лезла в голову. Но ближе к утру всё-таки кое-как заснул.

Проснулся от громких разговоров – Анжела что-то кричала. Я быстро выскочил из палатки, все уже на ногах, спрашиваю, что случилось ещё? Оказалось, Мише плохо. Всего трясёт, бледный, рука, которую поранил об этого истукана, опухла. Зрачки огромные… как сейчас помню, в полглаза! Никогда таких не видел, как ни странно. А тварь эта деревянная опять ухмыляется! Похоже, свет восходящего солнца снова сделал его просто болваном. Но что же вселилось в него в полночь?

Надо было валить с этой проклятой поляны и валить быстро, учитывая состояние Миши. Мы пытались с ним говорить, но без толку. Лежит, трясётся и что-то бормочет еле слышно. Мы так и не поняли… Дали ему на всякий случай антигистаминное, ещё раз обработали рану… Вы знаете, друзья, когда я её увидел, мне едва не поплохело. Ещё накануне вечером там была лишь царапина, а теперь же на фоне опухшей кожи по ладони расползалась страшная язва, воспалённая ткань в ране посинела и гноилась. Возникало ощущение, что перед нами гангрена трёхдневной давности, не иначе.

Мы долго совещались, решили, что двое идут налегке и несут Мишу до автотрассы, это километров двадцать от нас. Остальные собираются и как могут, идут следом. Условились встречаться в ближайшем населённом пункте, где есть больница. Начали по карте гадать, где таковой есть. И пока думали, да спорили, Миша умер…

Повисло молчание. Никто из сидящих вокруг костра не осмеливался заговорить первым. Руслан вопросительно посмотрел на Прохорова. Тот хмурился, вертя в руке кружку. Тимьян тоже затих, он сидел, глядя в костёр, шевелил угли длинной толстой веткой. Молчание нарушил сам Морфиус:

– А вы говорите, лоскут. Нельзя, нельзя к человеку относиться как к куску мяса. Даже, если вам плевать на его кишки, и думаете вы о том, как бы поскорее пожрать. Ведь у него же была целая жизнь, кто-то его любил, кого-то любил он. И тут вот… вот так вот…

– Да всё понятно, друг, – отозвался Руслан. – Я ж не хочу сказать, что надо быть бесчувственным, просто… Привыкаешь как-то к рутине, за ней не замечаешь чего-то главного, чего-то глубинного.

Морфиус взглянул на Руслана.

– А знаешь, что было дальше? Что окончательно добило меня? Мы собрались. Мишу завернули в один из спальников, часть вещей пришлось оставить, иначе не дотащили бы. Уходили с поляны в полном ауте. Анжела не переставала плакать, никак не удавалось её утешить. Сперва шла она с подругами и Гией. Затем Митяй и Вася с телом Миши. Замыкал я. На меня нагрузили, наверное, килограмм сто двадцать, я еле переставлял ноги. И вот я иду, оборачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на идола… Стою и чувствую, что у меня эти самые ноги подкашиваются. Когда мы стояли лагерем и жгли костёр, то имели возможность наблюдать долбанного болвана во всей красе. И уж, конечно, видели, что его рожа повёрнута к нам. Сейчас же, стоя на опушке перед деревьями, куда уходила тропа, я снова глядел этому чёрту в его нахальную харю! Его голова была повёрнута в нашу сторону! Он опять смотрел на меня своими издевающимися глазками, будто напутствуя и желая скорой встречи. Признаюсь, я никогда не испытывал такого ужаса, как в ту минуту…

Морфиус замолчал.

Прохоров хмыкнул, посмотрел на остальных:

– Да, Юра, я эту историю не слышал. Дальше то вы как?

– Да нормально, если так можно выразиться. Дошли до деревни, там уже ментов с похоронкой вызвали.

– А фотографии? – вставила Полина.

– Какие фотографии?

– Ну, этого идола. Ты сказал, что кто-то из девушек фотографировал его.

– Да, Людка его всё фоткала… Да только зазря. Ещё в милиции пытались флэш-карту в компьютере просмотреть, а она не фурычит. Будто этот гад деревянный её испортил. Я потом попытался навести справки, узнал, что манси ставили таких идолов, что они что-то означают, но никаких событий, связанных с ними в настоящее время не открыл. Что это было, до сих пор для меня загадка. Одно время я хотел скопить денег и подбить экспедицию туда, каких-нибудь экстрасенсов позвать, ну, чтобы по своим каналам там разобрались. Но так пока и не решился.

– Я бы тебе не советовал этого делать, Юра, – отозвался Прохоров. – Место это меченное, и то, что вы сами живы остались, уже удача. Могли все сгинуть. Так что, не искушай судьбу.

– Откуда вы это знаете? – устало спросил Морфиус.

– Чувствую. Наш мир не так прост, каким его видят материалисты. Иногда сталкиваешься с чем-то таким, где традиционные представления бессильны. И твой идол тут не исключение.

– Посмотрим… – туманно ответил Морфиус.

История, им рассказанная, окончательно привела всех в уныние. Полина напряжённо ждала, что ей откроется что-то, касающееся её и Инвайдера. Конечно, рассказ о таинственном идоле был тут кстати: в меру страшный, в меру гротескный, в меру неприятный, в меру интересный. Но что из него она должна была почерпнуть?

Прохоров начал клевать носом. Он вздрагивал, обводил всех хмельным взглядом, после чего его глаза закрывались, и он снова начинал крениться вбок. Руслан ещё переговаривался с Морфиусом, пытаясь его взбодрить, но было видно, что и он не против отправиться на боковую. В конечном итоге общим решением было принято идти спать. Тимьян с Морфиусом остались прибирать территорию, Прохоров же повалился в одну из палаток и тут же захрапел. Руслана и Полину было решено положить во второй. Что же касается самих «грибников», то они, похоже, вовсе не собирались спать.

Полина не раздеваясь легла на свой спальник. Ночь стояла тёплая, и надобности кутаться в нём не было. Руслан лёг рядом.

– Что думаешь обо всём этом? – прошептала Полина.

– Не знаю. У меня стойкое ощущение, что нас позвали сюда не просто так. В твоих э… планах был поход в лес? Я, почему-то, что-то подобное предчувствовал ещё в Москве, помнишь, я тебе сказал?

– Да. Для меня эта форма и этот рюкзак становятся уже экипировкой на каждый день, – Полина горько усмехнулась. – Чёрти что. Нет бы сейчас заниматься своими делами (она, конечно, представила себя в объятиях Игоря, но вслух, разумеется, не сказала), получать от этого удовольствие… Не бояться ничего. Смело смотреть в завтрашний день. Готовиться к встрече с однокашниками. Интересно, что у них за лето произошло? Наверное, многие уже работают, будут бегать из института в офис, а из офиса в институт. Хотя, скорее нет, не так. Будут бегать в сквер и пить пиво, в институте говорить, что были на работе, а на работе говорить, что были в институте, ха-ха! У нас половина группы – раздолбаи. Как они доучились до пятого, ума не приложу. У троих хвосты с летней… Слушай, Руслан, ты как думаешь, какой у нас план на завтра? Может, нам самим стоит как-то намекнуть им? Ну, то есть, мне стоит, я попытаюсь как-то… Чёрт, даже не знаю, как сформулировать свою мысль. Прости меня, я знаю, что ты из-за меня столько всего терпишь, а я, неблагодарная сволочь, ничего тебе не рассказываю. Но я уверена, что не могу, не должна. И Друзь твоя… Грузь, тоже всего сказать не могла, уверена, причина у нас одна. Но я тебе обещаю, Рус, когда всё это закончится, я тебе всё расскажу. Честно-честно. Слышишь? Рус?

Полина приподнялась на локте, взглянула на Руслана. Он крепко спал.

«Ну, ладно, – подумала Полина, – отдыхай. Надо бы и мне поспать».

Однако то ли сказалось то, что Полина дремала всё утро в машине, то ли возбуждение было сильнее, но сон не шёл. Она прислушивалась к возне «грибных эльфов», пыталась поймать обрывки их разговоров. А они ведь о чём-то шушукались, специально понижая голоса. Затем наступила тишина. Длилась она недолго, как вдруг Полина услышала, что к их палатке кто-то направился быстрым, решительным шагом. Подошёл. Взял за язычок молнии. Расстегнул.

В палатку всунулось бородатое лицо Морфиуса:

– Полина, выходи. Тимьян ждёт тебя. Он должен сказать тебе нечто очень важное.