Текст книги "Invider. Печати 3 и 4"

Выход зверя

– Да ты не бойся, глюки, они интересные. А в твоём случае ещё и полезные. Расслабься. – Тимьян поставил пустую кружку на землю, когда Полина закончила пить. Подкладывая под её голову сложенное одеяло, он добавил уже откуда-то из обволакивающей девушку сгущающейся неопределённости:

– Да помогут тебе лесные духи и мясные мухи!

Тимьян, конечно, знал, что одного слова недостаточно. Поэтому слегка скорректировал его. Что ж, не стоит недооценивать профессионала.

Полина поняла, что отвар начинает действовать. Образы беловолосого парня и его бородатого товарища таяли, пока окружающая действительность не сменилась действительностью виртуальной.

Сначала Полина увидела детскую комнату. За окнами опустилась ночь, окутав вселенную тишиной, лишь изредка нарушаемой проезжающими где-то вдалеке грузовыми автомобилями (именно грузовыми, причём, марки «ЗИЛ», это Полина осознала предельно чётко). В уютной кроватке засыпала маленькая девочка, обняв руками свою любимую куклу Хлою с огромными глазами и пышной копной длинных светлых волос. Рядом на стуле сидела мама и читала детскую книжку с известными стихами Юлиана Тувима:

– Хозяйка однажды с базара пришла, хозяйка с базара домой принесла… Что принесла домой хозяйка?

– А я знаю! – воскликнула девочка. – Картошку, капусту, морковку, горох!

– А что ещё?

– Петрушку и свёклу! Ох!

Молодец, – похвалила мама и, как-то неестественно вывернув шею, обернулась в сторону Полины: – Ты всё слышала?

Полина задумалась, но ничего не ответила. На неё смотрела женщина лет тридцати пяти в строгих очках, с аккуратной чёлкой, немного тронутой сединой. Она едва заметно улыбнулась, снова повернулась к дочке, продолжив читать:

– Вот овощи спор завели на столе – кто лучше, вкусней и нужней на земле?

Девочка подхватила и вновь начала перечислять купленные ингредиенты.

– Ох! – закончила она.

– Хорошо, – резюмировала мама и опять обернулась на Полину. Но на этот раз на девушку смотрело не лицо доброй матери, а напортив, скалилась злобно-хищная гримаса ухмыляющегося зверя. Злорадная улыбка настолько исказила черты женщины, что Полине она показалась совсем другим человеком, нежели веденным несколькими секундами раньше.

– Хозяйка тем временем ножик взяла… – глядя в глаза Полине, зловеще прошептала мама. И затем резко хлестнула: – И ножиком этим крошить начала!

Тёмный фон за окном разорвал сполох молнии, осветив стены из кроваво-красного камня, сжимающих в свои тиски комнату всего в нескольких метрах напротив окна.

– Картошку! – Голубые обои с белыми облаками рассыпались, будто от удара молотом, обнажив глубокий каменный колодец, на дне которого и стояла детская кроватка.

– Капусту! – Прогремел гром.

– Морковку! – Воздушный вихрь подхватил Полину и понёс вверх, в пучину неизвестности.

– Горох! – Оглушительно рявкнули грозовые тучи прямо над головой девушки. Она летела вдоль бесконечной кирпичной стены, вздымающейся из бездны и уходящей прямо в жерло водоворота, в котором закручивались тучи и сверкали молнии. Вместе с Полиной вокруг кружились детские игрушки, одежда, кусочки разорванных обоев, а также ингредиенты злосчастного супа.

– Петрушку и свёклу!

– Ох… – простонала Полина. Она рухнула на холодный пол и всё стихло. В резко наступившей тишине слышалось, как горят, потрескивая, факелы, да семенят лапками, попискивая, крысы.

Девушка поднялась и огляделась. Место, в котором она оказалась, не предвещало ничего хорошего.

Полина обнаружила себя в тесном восьмигранном помещении, стены которого, сложенные из крупного красно-коричневого камня, громоздились метров на десять вверх. Оттуда сверху свисали ржавые цепи с крюками, верёвки, кандалы. Во многих из них болтались белые кости…

В одном конце комнаты располагалась массивная дверь из кованого железа, в другом начинался низкий коридор, скоро поворачивающий направо. Пол под ногами разрезался неглубокими желобками, стягивающимися к ржавым решёткам. В том, что это были кровотоки, Полина не сомневалась: почти весь пол покрылся коркой засохшей крови. Её пятна находились и на стенах помещения. В воздухе же стоял тяжёлый и отвратительный запах гниющего мяса.

Полина направилась в коридор, осторожно ступая и стараясь не угодить в липкие кровавые лужи. Повернув направо и спустившись по ступенькам, она едва не поскользнулась: что-то омерзительно лопнуло прямо у неё под ногами, брызнув капельками вонючей влаги. Этим чем-то оказалось набухшее продуктами гниения глазное яблоко.

Полина спустилась в длинную комнату, вдоль обеих стен которой тянулись две длинные каменные ванны, наполненные кровью. В них плавали куски мяса, оторванные конечности и почему-то кроссовки. Полина приблизилась к ванне справа и заметила, что на подошве одной из кроссовок написано: «Made in Canada».

– Бред какой-то… – проговорила Полина, отметив однако, что вид такой жёсткой «расчленёнки» не вызывает у неё особенного ужаса. Параллельно с этим она отметила, что вокруг, как ни странно, нет ни одной мухи.

– Ну что же, – вздохнула девушка, – давайте исследовать этот мясной склад…

Пройдя комнату, Полина вышла в большой зал. Тут стояли огромные разделочные столы, все сплошь залитые кровью и заляпанные почерневшими кусками тухлого мяса. Кроме столов здесь находились станки вроде пилорам, дыб, а также ржавые клетки с костями внутри. Вдоль одной из стен громоздился целый стеллаж со всевозможными ножами, тесаками, топорами, крюками, пилами, баграми, щипцами и прочим инструментарием, собранным тут, будто в музее, посвящённом деятельности особо оголтелого мясника. Кроме того, на одном из гвоздей даже висела давно заржавевшая бензопила, вся запачканная засохшей кровью.

Одна из дверей вела из комнаты налево, а другая прямо. Полина решила открыть первую. За ней оказалась морозильная камера, где под низким потолком за крюки были подвешены многочисленные тела мужчин и женщин.

Полина отшатнулась. До этого она всё-таки надеялась, что находится в худшем случае на скотобойне, но теперь все её сомнения рассеялись. Девушка попала в самое логово настоящего людоеда. Притом людоеда с хорошим аппетитом.

– Кто же этот ужасный Робин Бобин… – прошептала она, глядя на мёртвые замороженные тела.

Закрыв дверь в холодильник, она поспешила ко второй. Та вела в небольшой коридор, сворачивающий на этот раз влево, проходя мимо ещё одной двери справа. Готовая ко всему Полина решила заглянуть и туда.

В тускло освещённой всего одним факелом комнате во всю стену высился шкаф с многочисленными полками. Каждая из них была уставлена банками и сосудами с мумифицированными человеческими органами. Тут находились головы и груди, печень и почки, мозги и пенисы, сердца и желудки, матки и кишки, младенцы и раковые образования, а также вообще невесть что, отдалённо имеющее отношение к биологии.

Полина судорожно сглотнула и решила побыстрее убраться из комнаты, как вдруг услышала откуда-то слева скрипучий голосок:

– Полина, ну наконец-то вы пришли. Я вас тут уже давно дожидаюсь. Снимите, пожалуйста, крышку пока я тут не задохнулся.

Полина посмотрела налево. Там на столе стояло три больших чана, закрытых крышками на манер кастрюль-скороварок.

Полина осторожно подошла к одному из них и открыла. Из кастрюли на неё вглянула голова той самой женщины, которая читала книжку стихов своей дочке. Полина с грохотом опустила крышку на место.

– Я в центральном, – подсказал голосок.

Полина открыла средний чан. В нём сидел небольшой зверёк, похожий на собачку, вполне себе симпатичный, за исключением уродливой опухоли на морде.

– Уф, ну и духотища в кастрюле… Хорошо, что меня не успели сварить. – Зверёк выпрыгнул из чана на пол и принялся разминать затёкшие конечности.

– Ты кто? – удивилась Полина.

– Я – тасманский дьявол, представитель семейства хищных сумчатых. Вымирающий, кстати вид, видишь, что у меня с лицом? А они меня – в кастрюлю!

– Хорошее имечко…

– Да это не имя, это название вида. Мне самому не нравится. А зовут меня Муравлик. Я хотел встретить вас в парадной, но вы задерживались, пришлось сгонять, поискать себе чего-нибудь поесть. А эта гадина Хокхокв поймала меня и – в чан!

– Хокхокв?

– Надеюсь, вы с ней не встретитесь… Ладно, не будем терять времени, идите за мной.

– Куда?

– Я отведу вас к индейцу, который должен вам кое-что рассказать.

Они вышли из комнаты и заспешили дальше по коридору. В это время по всему помещению прокатился страшный рёв, как будто рычали сразу несколько глоток. Раскатистым эхом он отразился от стен и заставил зазвенеть свисающие то тут, то там ржавые цепи.

– Людоед просыпается… – проворчал Муравлик. – Надо поторапливаться.

Они вышли в кухню. По правую руку от Полины располагались печи, жар от которых заставил её и Муравлика отойти к левой стене и почти вжаться в неё. В печах в огромных чанах что-то варилось, издавая громкое бульканье, а на двух вертелах подобно чудовищному шашлыку запекались насаженные на них выпотрошенные тела.

– Где же главный повар этой дьявольской кухни, – спросила у зверька Полина, отметив в очередной раз, что картины невероятной жестокости не особо-то её и трогают. Скорее… Пробуждают какой-то необходимый интерес, но не более.

– О, вы с ним можете познакомиться в любой момент. Но – не сейчас. И, пожалуйста, когда вы со мной беседуете, не употребляйте в сравнениях слово «дьявол» в негативном оттенке. Вы оскорбляете этим мои звериные чувства.

– Как скажете, мой мохнатый друг! – улыбнулась Полина. Она ощущала себя несколько отрешённо, понимая, что всё, что она видит – лишь игра её воображения. Конечно, никаких людей здесь не ели, никого не запекали и уж тем более хищные сумчатые не умеют разговаривать. Нужно лишь следовать правилам этой игры, и тогда настоящая и реальная Полина проснётся со знанием ответа на вопрос. Кстати, на какой?..

Они вышли с кухни и остановились перед ещё одной крупной дверью. Полина давно уже отметила, что здесь всё крупное: столы, двери, ступени… Видимо, местный гурман отъел себе немалые формы.

– Он – там, в столовой, – тихо сказал Муравлик, указывая на дверь. Но давайте пока спустимся в подвал.

Свернув по коридору направо и миновав винтовую лестницу, они очутились в подвале. Точнее, в подземной тюрьме. Справа и слева тянулись решётки, за ними – небольшие одиночные камеры. В каждой из них валялись груды человеческих черепов и костей.

– Как-то раз людоед изловил человека-паука, вы представляете? – весело сказал Муравлик. – Так они два дня друг другу нервы мотали.

– И кто кого? – спросила Полина, догадываясь, впрочем, о результате схватки.

– Человек—паук умер от голода. Здесь же нет ни одной мухи. Их всех повывели специальным ультразвуком, который издаёт Хокхокв. Она вообще немного не от мира сего. У неё на один позвонок больше, чем у обычного хордового её класса, к тому же, она не имеет языка. Кстати, мы почти пришли.

В стене самой дальней камеры зияла брешь. Полина и зверёк нырнули в неё, и, пройдя по тёмной пещере, вышли в небольшой зал, ярко освещённый факелами и весёлым костром в центре. Вокруг костра плясал смуглый человек, одетый в накидку с красочными узорами, изображающими абстрактных животных. Его голову полностью скрывала деревянная маска некой сказочной птицы с очень длинным заострённым клювом. Нижнюю часть клюва он периодически открывал и закрывал левой рукой в такт пляски. В правой руке человек держал деревянную палку, заканчивающуюся резной деревянной рожицей. Индеец, а это был, бесспорно, он, то приседал, разводя руками, то поворачивался всем телом и смешно подпрыгивал… И всё время бормотал какую-то песню. Увидев пришельцев, он остановился и громко сказал на прекрасном русском языке:

– Добрый день! Проходите. Здесь безопасно. Они не пролезут в пещеру.

После чего вновь принялся плясать.

Полина отметила настораживающее слово «они», подошла к костру, и принялась молча рассматривать индейца, внешний вид которого, вообще-то, представляла себе несколько не так…

– Бойся людоеда живущего на краю мира! Бойся того, кто пожирает людей на севере! – Индеец продолжал приплясывать. На его маске играли огни факелов и костра. – Но если тебе суждено выйти отсюда живой, тебе необходимо оружие.

– Резонно. И где же его взять?

– Там, – он махнул своей палкой в сторону пещеры, из которой Полина с Муравликом и пришли, – в одной из камер ты найдешь могилу большого белого человека, великого воина. Он поможет тебе. Но опасайся птицу Хокхокв!

– А кто это? – Полина уже не в первый раз за последние десять минут слышала это слово.

– Колдовская птица-мутант, редкостная сволочь.

– А почему мутант?

– Её предки во время обряда хаматса22
  Ритуальные церемонии, практикуемые в некоторых индейских племенах Британской Колумбии.


[Закрыть] поедали генетически модифицированные организмы, придуманные пришельцами из-за океана… Потому тварь и мутировала. Плейотропный эффект, какой-то там перенос генов… Ничего не попишешь. Из-за генетической неполноценности она вынуждена всё время передвигаться, иначе у неё случится паралич центральной нервной системы. Вот она постоянно и летает по чертогам, залам и галереям дома… Вообще, я в этом ничего не понимаю. Но ты смотри, не попадись ей!

– Хорошо, постараюсь, – Полина не знала, как продолжить этот разговор. После слов о плейотропном эффекте, услышанных из уст индейца, она не решалась продолжать тему.

– А сейчас возвращайся к тюремным камерам. Там ты найдёшь то, что тебе нужно. И помни: времени у тебя не так много!

– Спасибо! – Полина помахала индейцу рукой и направилась обратно в пещеру. Муравлик весело запрыгал за ней. Индеец продолжал танцевать вокруг огня, размахивая палкой и бормоча свою песню…

В одной из камер действительно обнаружилось нечто, чего Полина ранее не заметила, а именно, каменный гроб. На его крышке был высечен православный крест и силуэты херувимов. Подойдя поближе, она прочитала надпись на позеленевшей медной табличке, находящейся в основании креста:

«Здесь покоится атаман Всевеликого Войска Донского Краснов Пётр Николаевич, одна тысяча восемьсот шестьдесят девятого года рождения, мученически преставившийся в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году. Пусть вечная память об этом герое навсегда останется в сердцах русских воинов».

Прислонившись к гробу, стояла сабля. И какая! Золотой эфес, узорные лавровые листья, надпись «за храбрость», а также крест Святого Георгия недвусмысленно говорили о том, что перед Полиной красовалось наградное оружие высшего ранга, удостоиться которого имели право далеко не все. Девушка с благоговением взяла саблю в руки и вынула её из ножен. Сверкнула сталь.

– Да, такой ведро можно надвое рассечь, а потом побриться, глядя в неё же, – пробормотал Муравлик, смотря на саблю. – Зато теперь, вы готовы. Эта железяка лежит тут чёрт знает сколько времени и, ты смотри-ка, не потускнела, не заржавила… На века делали!

И тут зверёк принялся расхаживать по камере.

– Ведь что получается, – начал рассуждать он. – Как-то раз, Краснов был на приёме у государя. Сидят, значит, чай попивают, пряниками да баранками закусывают. Краснов о ситуации на фронтах докладывает. Государь слушает. В этот момент подходит к ним великая княжна и говорит: кто, мол, сможет убить шершня? И правда, по комнате летает здоровый шершень, жужжит так неприятно, того гляди, кого-нибудь цапнет. Тут Краснов встаёт и говорит ей: позвольте мне, матушка. Вынимает вот эту самую саблю и долго-долго так прицеливается, наблюдает за насекомым. И вдруг р-р-раз! И пополам его! Присутствовавший там же Александр Васильевич даже ушами захлопал. А Краснов смотрит на него и говорит: вот как я смог шершня рассечь одним взмахом, так и вы, Александр Васильевич, должны рассечь большевиков. Не дать им овладеть Иркутском и далее всей Сибирью. Александр Васильевич сказал, что сделает всё, что будет в его силах. А государь-император как сидел рядом на стульчике, так и продолжал молчаливо сидеть. – Муравлик остановился, о чём-то подумал, и добавил: – Странно, дело-то в конце февраля было, откуда там шершень мог взяться? Но как бы то ни было, что-то у них не срослось… А потом, уже в сороковых…

– Ты это всё к чему? – Полина не переставала разглядывать новый артефакт.

Зверёк не ответил. Он огляделся по сторонам и потянул носом воздух, отчего его опухоль неприятно задёргалась.

– Впрочем, да. Вам пора идти в столовую. Там вы встретите людоеда. Пора с ним заканчивать.

Полина хотела поблагодарить Муравлика за помощь, но тот, не дожидаясь, юркнул в темноту и исчез.

Ладно, – проговорила Полина, вешая ножны через плечо. – Людоед, значит. На краю мира, значит. Любишь покушать, значит. Ну, пойдём, посмотрим, какой ты едок!

Она пошла обратной дорогой, то и дело взмахивая саблей. Лёгкий и очень острый клинок казался продолжением руки (ужасное клише, но автор всё-таки им воспользуется, тем более, что он знает это ощущение лично).

Дойдя до двери в столовую, она остановилась, услышав за спиной какой-то шум. Девушка обернулась на сто восемьдесят градусов (Полине показалось, что она нажала некую кнопку на несуществующей клавиатуре и просто мгновенно сменила ориентацию в пространстве). На неё стремглав неслась крупная чёрная птица с ядовито-зелёными как у кошки глазами, похожая одновременно и на орла и на сову.

Полина метнулась вбок, вынимая саблю, пропуская птицу мимо себя. Та, тормозя, захлопала крыльями, развернулась и снова кинулась на свою добычу. Полина присела, одновременно взмахнув рукой. Сталь прочертила по брюху птицы яркую алую полосу, и та рухнула на каменный пол, отчаянно молотя по нему крыльями.

Полина быстро налегла на дверь, та начала медленно открываться. После того, как девушка смогла протиснуться в образовавшийся проём, дверь вдруг сама собой закрылась. Птица осталась по ту сторону.

Антураж столовой не отличался от всего остального уже виденного Полиной. Такие же мрачные стены с факелами (и, как раньше – ни одного окна), пол, полностью залитый кровью и замусоренный костями, подгнившие деревянные столы, о трапезах, происходящих за которыми Полине не хотелось и догадываться, всё тот же тошнотворный запах… Единственное, чем отличался этот зал от предыдущих – картины. Справа и слева на стенах висело по одной большой картине. С шестиметровых в высоту портретов на девушку смотрели доктор Ганнибал Лектер в исполнении Энтони Хопкинса и император Центральноафриканской Республики Жан-Бедель Бокасса в исполнении Самого Себя. Что весьма символизировало.

Напротив Полины возвышалась ещё одна дверь, наверное, самая большая из всех в этом ужасном доме. Видимо, в спальню. И сейчас за ней начиналась громкая возня. Полина приготовилась.

С тяжёлым лязгом дверь принялась медленно подниматься. Из-под неё повалил густой кроваво-красный пар; он быстро наполнил помещение розоватым маревом, от которого Полина почувствовала резь в глазах. Во рту появился сладковатый привкус крови.

Из клубов пара, медленно перебирая задними лапами, вывалилось нечто, отдалённо напоминающее огромного пятиметрового медведя. Монстр не имел головы, зато всё его тело, в том числе и конечности, покрывали зубастые пасти. Они раскрывались и закрывались, лязгали и скрежетали зубами, скрипели, чмокали, чавкали, присвистывали, рычали. Ужасная какофония дополнялась монотонным шипением и каким-то особенно омерзительным бульканьем.

Полина попятилась. Никогда в жизни она не видела твари безобразнее и отвратительнее, чем эта.

– Значит вот ты какой, людоед, живущий на краю мира… – пробормотала она. И уже увереннее: – Ну, ничего. Пастей много, зато мозгов нет совсем!

Немного приободрившись этой мыслью, девушка крепче сжала саблю и приготовилась нанести первый удар, попутно вспоминая, как это делали в кино. Чудище же остановилось в центре комнаты, как бы обозначив свободную от столов арену будущего боя, и слегка покачивалось корпусом из стороны в сторону. Вдруг все пасти разом смолкли, сомкнувшись. Полина ждала. Её глаза смотрели прямо в центр монстра, а руки готовы были рубить и колоть.

Следом за чудищем из кровавого пара выскочило животное размерами гораздо скромнее, похожее на маленького чёртика с головой орла. Оно волокло за собой миниатюрную гармошку. Чёртик огляделся, задержав взгляд на монстре, затем сел на пол и растянул у гармошки меха. Выждав паузу, он принялся душераздирающе играть на ней и отчаянно голосить высоким пронзительным писком какую-то дикую песню, слова которой Полина разобрать не могла. Затем он резко замолчал, снова огляделся, и писклявым голоском робко пробормотал:

– Что всё? Можно идти?

– Обглодыш, спасибо, мы вас вызовем, – послышался откуда-то сзади монстра сухой мужской голос.

– Ладно… У меня чаёк ещё стынет… В красной кружке… Плохо видно, как заварился, если кружка внутри красная… – с этими словами он вскочил и быстро юркнул обратно в клубящийся пар, не забывая про свой инструмент.

Она из пастей чудовища, которая располагалась чуть повыше вероятного сердца, открылась, театрально покашляла, и мягким баритоном произнесла:

– Ну что же, начнём, пожалуй.

Полина несколько удивилась такому повороту событий, ожидая со стороны монстра яростного и неотвратимого броска, продолжала внимательно следить за его действиями.

– Итак, – как и пообещала, начала первая пасть. – Рассматривается дело Ковальчук Полины Витальевны, восемьдесят девятого года рождения. Ей в вину вменяются следующие пункты. Первое. Отрицание сверхъестественных сил, то есть, нас с вами, товарищи… – пасть засмеялась, и в такт ей стали посмеиваться ещё несколько пастей. Особенно преуспела та, что находилась на правой голени: заливаясь хохотом, она не заметила, что все остальные ждут, когда она успокоится.

– Тишина, тишина, товарищи, не превращайте суд в балаган! – громко сказала первая пасть. Когда смех прекратился, она продолжила: – Второе. Регулярные супружеские измены мужу. Что мы здесь имеем? А имеем мы порочную связь с особью мужского пола, называемую Игорем. Из замеченных и документированных случаев имеется двадцать шесть случаев традиционного соития, один случай соития содомского характера, восемь случаев орального… э… варианта соития. И это, товарищи, не учитывая взаимное рукоблудие и другие формы половой близости, включая и более тяжкие извращения!

Пасть, откуда-то из-за спины прокаркала:

– Какое безобразие! Как не стыдно!

– Да, да, товарищи! Моральный облик этой молодой девушки оставляет желать лучшего! Ведь то, что мы только что перечислили – лишь документированная часть, а сколько еще остаётся неизвестного? Сколько ещё белых пятен и тёмных уголков в душе этой… хм… гражданки!

Полина почувствовала, как краска заливает ей лицо. Она крикнула:

– Не тебе судить, образина, чем и с кем я занимаюсь! Тем более… Тот один раз мне не понравился, – добавила она, краснея ещё больше.

– Ещё как нам! – взвизгнула пасть, устроившаяся чуть выше колена левой лапы. – Вы, значит, ведёте себя, как хочется, развлекаетесь, а ваш муж должен страдать? Недополучать супружеский долг, значит? Ай-ай-ай, девушка, ай-ай-ай!

– Действительно, – продолжала первая пасть. – Вот, к примеру, одна из голов нашего уважаемого обвинителя не присутствующего в данный момент в зале суда… так… Ага, вот, слушайте. С момента начала брака Полина Витальевна тридцать пять раз приходила домой, то есть возвращалась в семью, после двадцати трёх часов. А семь раз вообще не ночевала дома, объясняя это тем, что находилась у родителей. Спрашивается: где была обвиняемая на самом деле? Уж не с самцом ли на стороне? А? А может быть, она посещала свинг-клуб, куда, как мы знаем, молодым женщинам без мужской пары позволяют проходить бесплатно? Или оргию извращенцев из какого-нибудь интернет-сообщества? Полина Витальевна, мы хотим знать!

– Пошли вы к чёрту! – выругалась Полина, ещё крепче сжимая саблю.

– На вашем месте, мы бы не стали так ругаться, – заметила томным женским голосом пасть из правой руки. – Замужняя барышня должна всё своё свободное время посвящать семье: мужу и детям! А не шляться неизвестно где! Кстати, а что это у вас там за подружка-лесбиянка… как её…

– Маша, – подсказала первая пасть.

– Да, Маша. Ну-ка, Полина Витальевна, расскажите нам, в каких таких отношениях интересных вы с ней состоите?

– Ну, всё, сволочь, – не выдержала Полина. – Сейчас я тебя покрошу на винегрет, что-то его на этом мясокомбинате явно не хватает…

Она начала медленно двигаться прямо на монстра. Пасти на какой-то момент затихли, но та, что находилась на левом плече, быстро опомнилась:

– Какое неуважение к суду! Хокхокв! Ату мерзавку!

Внезапно откуда-то сзади Полины вынырнула Хокхокв и, взлетела прямо под купол помещения. На её брюхе красовался гигантский лейкопластырь, покрытый пятнами крови. Зависнув там на долю секунды с распростёртыми крыльями, она камнем упала сверху и вцепилась в саблю. Полина извернулась всем телом, пытаясь отсечь птице лапы, но та прочно зажала лезвие когтями.

– Лучше отпусти, – процедила одна из пастей. – А что это у нашей птички за ранение?

Полина продолжала сопротивляться:

– Да так… Тварь получила уже один раз!

– Ах, она ещё и животных обижает, вот стерва! – воскликнула пасть, находящаяся на левой лодыжке.

– Животных?! Да весь этот ваш уголок Дурова надо… люизитом перетравить! – вспомнила Полина название какого-то отравляющего газа из рассказов Митрича. Она держалась из последних сил. Птица всё сильнее перетягивала саблю на себя.

– Если не отпустишь, Хокхокв продырявит тебе череп! – крикнула первая пасть. – И высосет весь мозг!

Птица действительно раскрыла свой клюв и, не смотря на отсутствие языка, издала победоносный клёкот. Полина поняла, что её сил не хватает, и отпустила саблю. Птица, вместе с ней взлетела под потолок и уселась на распятом прямо над дверью человеческим скелетом, продолжая, впрочем, качаться и хлопать крыльями. Выше него Полина успела заметить окно вентиляции, через которое, видимо, Хокхокв и пробралась в столовую.

– Так-то лучше! – грозно сказала первая пасть. – Что вы себе позволяете? Мало того, что мы имеем дело с тунеядкой и извращенкой, так она ещё и дерётся! Ишь! Ну, ничего, сейчас мы решим, как следует наказать столь гнусную гражданочку!

Полина не боялась. Она понимала, что всё, что происходит, не более чем дурман, галлюцинация. Она сражалась вовсе не с этим страшным людоедом, а сама с собой, со своими страхами, со своей нерешительностью. И, если верить Тимьяну, эта битва должна многое изменить в ней. Но для этого необходимо победить монстра, это средоточие её же собственных кошмаров. И Полина решила провоцировать его дальше.

– Какой же ты мерзкий… – зло прошипела она. – Зубы-то хоть чистишь?

– Прекратить оскорбления! – взвилась пасть откуда-то из-за спины чудовища. – Я требую, чтобы приговор учитывал хамское отношение к суду!

– Я поддерживаю, – одобрительно сказала пасть с правой ноги.

– И я, и я, и я того же мнения! – нараспев протянула пасть, находящаяся в коротком, но толстом хвосте.

Остальные пасти также принялись наперебой осуждать Полину и требовать как можно более сурового наказания за её грехи.

– Тишина, тишина, товарищи! – первая пасть дождалась, пока голоса стихнут и спокойно начала оглашать приговор:

– Итак, в силу всего вышесказанного, учитывая умышленные злостные преступления, их коварные замыслы и тягчайшие исполнения, абсолютное отсутствие какого-либо раскаяния, а также наглое и беспардонное поведение в суде, гражданка Ковальчук Полина Витальевна признаётся виновной по всем пунктам обвинения. Она приговаривается к высшей мере наказания – пожиранию заживо. Гражданка Ковальчук, вам есть, что сказать в своё оправдание?

Полина стояла, уперев руки в боки, и лишь коротко бросила:

– Горчички?

– Всё ясно, – заключила первая пасть. – Предлагаю привести приговор в исполнение немедленно. Жрать, товарищи!

– Жрать! – заревели глотки. – Жрать! Жрать!

Чудовище встрепенулось и принялось, медленно передвигая мохнатые лапы, надвигаться на девушку. Но Полина не боялась его. Она сделала вид, что отступает, но краем глаза уже заметила то, что хитрым и элегантным способом покончит с монстром.

Справа от неё, у самого входа, на одном из столов стояла большая деревянная лохань с приправами. Полина увидела её ещё в самом начале, когда только входила в комнату. Складывалось ощущение, что специи поставили сюда специально, будто эта схватка была заранее спланирована неизвестным и ленивым геймдизайнером, услужливо выложившим final weapon33
  Финальное оружие (англ.). Некий предмет, только которым и можно уничтожить финального врага-босса в компьютерной игре.


[Закрыть] на самое видное место.

– Жрать! Жрать! Жрать! – скандировали челюсти. Они брызгали слюной в предвкушении свежей плоти, а некоторые от перевозбуждения даже не способны были что-либо говорить, они лишь судорожно скрежетали зубами и победно урчали.

«Интересно, сколько у него пищеводов? – медленно отступая, думала Полина. – Наверное, от каждой пасти тянется по пищеводу. А стекаются они в один большой желудок, как трубы в канализационный коллектор».

Дойдя почти до входа, она быстро подскочила к нужному столу и схватила ёмкость со специями.

«Там должны быть очень, ну просто очень вкусные специи! – Полина зажмурилась. – Нет! Пусть там будет… глютомат натрия! Точно!»

Когда она открыла глаза, то увидела в лохани белый кристаллический порошок.

Не теряя лишнего времени, Полина стала наизготовку и крикнула надвигающемуся чудовищу:

– Жрать, значит, хотите? Приятного аппетита!

И с этими словами она окатила монстра волной соли.

Чудище остановилось.

– Чт… Чт… – первую челюсть будто закоротило. Она принялась нервно дёргаться, пытаться что-то сказать, но тщетно. Остальные челюсти тоже замолчали, начали бессмысленно открываться и закрываться. И вот тут случилось нечто странное: пасть, которая располагалась прямо на животе монстра, вдруг изловчилась и укусила сама себя. Кровь потекла из раны по её зубам, стекая в пасть, находившуюся в районе лобка чудовища. Та нелепо вскричала:

– Ну, вот это совсем другое дело! – И принялась хватать зубами правую ногу.

Остальные пасти вновь пришли в сильное возбуждение: они начали кусать собственное тело, пытаясь языками слизывать глютомат с шерсти. Тело монстра всё больше стало покрываться рваными ранами, но пасти это, похоже, совершенно не волновало.

Полина с отвращением отошла в сторону и скрестила руки на груди.

Пасти же во всю принялись поедать свое тело, которое отчаянно размахивало всеми конечностями, но уже не могло остановить этот самоубийственный пир. Комната наполнилась воем, громким чавканьем и омерзительным скрипом разрывающегося на зубах сырого мяса.

– Жрать, жрать, – мрачно проговорила Полина и крикнула: – Эй, там, на галёрке! Сабельку верните!

Птица Хокхокв разжала когти и сабля упала вниз, вонзившись в доски пола. Полина без труда выдернула саблю и подошла к трепыхающемуся монстру, похожему на громадную кровавую волосатую котлету.