Текст книги "Невыдуманные истории любви. Книга содержит три повести о любви"

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Короткая прогулка в лес оказала положительное воздействие на самочувствие Федора. Поставив ведро с грибами в укромном месте на кухне, подальше от глаз начальства, он тихонько возвратился в палату, лег в кровать и сладко задремал. Спал он до тех пор, пока не разбудил его Витек, приглашая отведать грибов.

В том же закутке, только через одну дверь от ординаторской, в небольшой комнате с вывеской «Художественная мастерская» на двери за двумя сдвинутыми столами, накрытыми цельным листом светло-серой оберточной бумаги, расположилась вся компания грибников. По одну сторону сидели парни, по другую девчата. На двух тарелках возвышались горки хлеба. Кудрявая, с ямочками на щеках блондинка Валюша накладывала половником жареные грибы из большой эмалированной миски в тарелки. Войдя в художку, Федор сел на свободный стул к парням.

– Садись туда, Федя, – указал старшина на стул, стоявший в торце стола.

– За что такая честь? – чуточку смутился Федор.

– Ты у нас гость, – почти в один голос ответили Витек и девушка, сидевшая напротив него.

– Ну коли так… – осмелел гость и с наигранной важностью на диво присутствующим продекламировал:

– Тогда разрешите мне торжественное собрание, посвященное принятию Федора Чуркина в члены международной организации грибников, объявить открытым!

– Ура! – выкрикнул Витек.

– Ура! – смеясь поддержали старшину присутствующие.

– Кто за это предложение? Прошу проголосовать поднятыми ложками! – держась в роли председательствующего на собрании, изрек Федор и первым поднял свою ложку вверх. А когда еще шесть ложек поднялись над головами, он наконец тоже рассмеялся: – Единогласно!

Всем понравилась шутка нового знакомого. Продолжая начатый разговор, он обратился к компании с вопросом:

– А мои грибы вы тоже поджарили?

– Какие? – спросила Валюша.

– Да что это за безобразие?! – в новую роль вошел Федор. – Ну-ка, Витек, идем на кухню!

Федор увлек старшину из комнаты. А когда они возвратились, опять же наигранно, с серьезным видом обратился к девчатам:

– Это что, не грибы? Признавайтесь, кто у вас главный повар? – поставив ведро на край стола, завершил свой допрос обвинитель.

– А ну-ка посмотрим, что ты набрал, – почему-то заулыбалась Валюша, подойдя к ведру с грибами. Осторожно высыпав содержимое на стол, она вместе со смуглянкой Галкой, не переставая улыбаться, начала отбирать грибы и складывать в ведро. Федор, не понимая смысла действий девчат, терпеливо наблюдал за их ворожбой.

– Семь штук! – воскликнула Валюша. – Это же, Федя, рекорд Гиннесса!

Компания разразилась громким смехом.

– Я не понял. Почему семь? – все еще театрально возмутился Федор. – А остальные почему не засчитываете?

– А остальные, Феденька, ядовитые.

– Вот это рекорд! Вот я утер вам нос! – и Федор рассмеялся вместе со всеми. А после добродушно признался, что собирал грибы первый раз в жизни.

– Нет, Федя, ты все же поделись с нами своим «передовым» опытом. Расскажи, как тебе удалось добиться столь высокого результата, – решила продлить понравившийся юморной разговор и в тоже время блеснуть своим остроумием третья девушка – среднего росточка, кареглазая, не по возрасту упитанная Алла. Ее продолговатое лицо, увенчанное шляпкой ровно подстриженных каштановых волос, напоминало по форме желудь.

– Ну если коллеги просят, – вновь с театральным важным видом начал свое выступление Федор, оторвавшись от стула, – то я готов поделиться своим опытом. Вначале я сокрушенно петлял…

– Можно сидя, Федя, – прервала парня Алла, с интересом заглядывая в его глаза.

– Так вот… Простите, на чем я остановился? – оставался в роли докладчика Федор.

– «Я сокрушенно петлял», – охотно подсказала Алла.

– Да. Я сокрушенно петлял, – продолжил свое повествование Федор, – обходя стройные деревья, напряженно всматривался в хрустящее колючее земное одеяло. Всматривался до боли в глазах, пока моя ступня не почувствовала упругий комочек.

Федор видел: вся компания с интересом слушает его и, как это часто бывает в молодости, словила смешинку в рот. О том, что его юмор нравится, говорили улыбки, не исчезавшие с лиц присутствующих. Грибники на время отложили ложки и ожидали от него очередных порций веселья. Но Федор, завладев вниманием зрителей, сделал задуманную заранее остановку.

– А дальше что? – поторопила рассказчика Алла.

– Как что? Пришлось нагнуться – и я глазам своим не поверил. Это именно то, что я так усердно ищу, – гриб! Копнул еще – опять гриб! Еще копнул, а там… грибница! А потом не стал портить зрение. Закрыв глаза, стал ногами искать эти проклятые скрывающиеся грибницы.

Взрывом смеха отблагодарили слушатели Федора за его юмористическое повествование.

– Ты вот чего, Федя! – подключилась к разговору Валюша. – Обязательно распространи свой опыт через центральную газету! Глядишь, и гонорар тебе пришлют! Хоть пивцом побалуемся, – оживила она стихающий хохот.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

По завершении грибного застолья Федор и Витек остались в художке вдвоем. После их знакомства это был первый случай, когда они могли побеседовать не спеша. Федору хватило десяти минут, чтобы понять: его новый дружок страдает хроническим недугом – словонедержанием. Более того, Витек во многом был схож с ним, Федором. Его душа была всегда нараспашку. Он презирал лукавство, ценил благородство, при необходимости и при возможности всегда старался помочь человеку. Из-за этих своих качеств он и оказался фаворитом старшей медицинской сестры Зои.

А произошло все очень просто, причем в первый же день его пребывания в госпитале. Укладывая свои вещи в прикроватную тумбочку, Витек заметил, что дверка на ослабшем навесе держится буквально на честном слове. Чтобы она не болталась, а вскоре и не отвалилась, необходимо было лишь подкрутить ослабленные шурупы. Нужна была отвертка. Где ее взять? С этим вопросом он обратился к дежурившей в отделении медсестре.

– Это не ко мне. Иди к старшей сестре Зое.

Та, разумеется, обрадовалась появлению такого больного. Она сразу взяла Витька на прицел и при любой проблеме сразу же бежала к нему. Вот так и стал «сержантик» старшиной урологического отделения. А когда больного капитально отремонтировали, медсестра его просто уговорила: «Оставайся, Витек, и живи, пока не прибудет в наше отделение такой человек, как ты. Я тебя очень прошу». Вот из-за такого «недуга» Витек пока еще, так сказать, долечивался в групповом госпитале.

За проявленное в «День грибника» добродушие продлили лечение и Федору. А произошло это самым естественным образом. Витек, воспользовавшись случаем, и видя, что Федор вроде бы никуда не торопится, говорил, не смолкая, о своей прожитой жизни и даже о планах на будущее. Но потом вдруг внезапно прервал свое повествование.

– Ты меня извини, Федя, – виновато изрек он, приподнимаясь со стула. – Я же совсем забыл о просьбе Зои.

Старшина быстро подошел к одному из шкафов, открыв дверку, выложил из него на стол лист ватмана формата А4, флакон с тушью, ручку с пером, заточенный карандаш и линейку.

– Я пообещал ей сегодня повесить новую табличку на ванную комнату, – с озабоченным видом суетился старшина. – И чуть не забыл. Художника у нас нет, придется самому царапать. Старая табличка, видишь, даже пожелтела, – не умолкал он. – А ты, если хочешь, сиди, мне не помешаешь.

Несколько минут наблюдал за работой друга Федор и пришел к неопровержимому выводу, что роды таблички будут не из легких, да и хорошего новорожденного ожидать бесполезно.

– Хочешь помогу? – спросил Федор.

– А ты что – мастак?

– Во взводе три года «царапаю».

Федор мастерски оформил табличку. Не поленился украсить ее двойной рамкой и цветной тонировкой.

– За-ши-бись! – оценил старшина, любуясь накрытой чистым стеклом табличкой. – Спасибо тебе огромное, Федя!

А на следующее утро после физзарядки Витек с нетерпением ждал прихода старшей медсестры возле ее кабинета. Очень не терпелось ему похвастаться обнаруженным в отделении художником. Когда же она приблизилась к своему кабинету, он, поздоровавшись с нею, выпалил:

– Не переодевайся! Идем, глянь! Ты не поверишь, кого я вчера в нашем отделении обнаружил! – и чуть ли не силой повел Зою к ванной комнате.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Находке своего старшины старшая медсестра очень обрадовалась. Так случилось, что по чьей-то прихоти с нее спрашивали в отделении за все: и за исполнение ее прямых обязанностей, и за исполнение чужих. Ну ее ли дело заниматься наглядной агитацией? И ежу понятно – не ее! Есть на то в отделении парторг и комсорг. Но у тех одна отговорка: «У тебя, Зоенька, разные больные проходят излечение. Ты наблюдай немножко, ведь в армию приходят многими талантами одаренные ребята… В общем, ищи художника».

«Наконец-то нашла! – вспоминая наставления начальства, мысленно изрекла она. – Видимо, бог услышал мои молитвы».

– После обхода сразу же веди его ко мне, – распорядилась довольная Зоя, полюбовавшись на табличку. А когда старшина привел Федора к ней в кабинет, она приблизилась к ефрейтору, похлопала его по плечу и с сияющей улыбкой категорически объявила:

– Теперь ты будешь находиться у нас с Витьком до самой твоей демобилизации! А Ленинская комната сейчас открыта? – перевела медсестра взгляд на старшину. Тот достал из кармана связку ключей.

– Идем туда, – произнесла Зоя.

Панибратски взяв Федора под руку, она повлекла его к выходу. Витек последовал за ними.

Главный идеологический зал отделения был неплохо когда-то кем-то оформлен. Чувствовалось, что тут потрудились специалисты. Кроме тематических стендов в простенках красовались крупные живописные портреты генсека ЦК КПСС, министра обороны, выдающихся русских и советских полководцев.

– А посмотри вот сюда, Федя, – указала Зоя на стенд, где коряво было написано: «Социалистические обязательства урологического отделения». Выждав, пока он ознакомится со стендом, Зоя выплеснула крик своей души:

– Это же позор! Социалистические обязательства! И вот так просто нацарапаны авторучкой.

Федор кивнул, соглашаясь с критикой медсестры, заверил:

– Переоформим.

– Это – в первую очередь! Все, что нужно для оформления, проси у старшины. Витек! Отдай Феде ключи от художки, и составьте список необходимого для работы. Вопросы есть? – перевела Зоя взгляд на Федора.

– Пока нет.

– Тогда все! Я пошла, – на ходу произнесла Зоя.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Через двое суток после доверительного разговора с Федором Вера вновь заступила с утра на дежурство. За минувший день она несколько раз под разными предлогами открывала дверь седьмой палаты: то кого-то персонально приглашала на процедуры, то напоминала больным о тихом часе. Перед отбоем, постучав в дверь она вновь перешагнула порог палаты. Федор, как всегда, одиноко работал – уже при свете электрической лампочки. С минуты на минуту его «однокашники» должны были возвратиться с волейбольной площадки.

– Все трудимся? – прямо с порога обратилась к нему медсестра.

– Надо! Пока есть возможность. А почему вы еще не ушли с работы?

– Я сегодня на сутках.

– Ну ночью все-таки полегче, – предположил Федор, отложив для приличия на край тумбочки книгу и тетради. А потом уточнил: – Ни процедур, ни начальства.

– Это так, только ночью немного холодновато…

– А вы возьмите мой халат, – указал Федор рукой на шифоньер и уже было поднялся с кровати, чтобы оказать медсестре услугу. Но она жестом остановила его:

– Не стоит беспокоиться…

Федор заметил, что, разговаривая с ним, девушка думает о чем-то ином, более для нее важном в данный момент. И не ошибся в предположениях.

– А можно я к тебе сегодня приду? – спокойным голосом высказала она свое желание.

Не думал и не мечтал Федор о том, что ему предложила сейчас Вера. Впервые в жизни ему назначали свидание не где-нибудь, а прямо в его постели. «Послать бы тебя подальше», – подумал он вначале, но, разумеется, не смог этого сделать. Отказать в этом случае просящей было бы не по-рыцарски. Однако, все еще не веря в серьезность ее намерений, и в надежде, что Вера с секунды на секунду скажет, что пошутила, он сам попытался отделаться шуткой:

– Приходите. Я сплю спокойно.

Ответив так, он ожидал и от девушки чего-нибудь подобного, но та, чуточку понизив голос и, как ему показалось, совершенно спокойно, словно между ними это происходило уже не единожды, глядя прямо ему в глаза, вполне серьезно попросила:

– Вы только дверь на террасу не закрывайте, я приду примерно в час.

И Вера вышла в коридор.

Федору показалось, что все произошедшее он увидел не наяву, а во сне. Но, осознав реальность, он, словно по армейской тревоге, вмиг пружинисто приподнялся с постели, клацнул выключателем и с облегчением быстро нырнул под одеяло. Он спешил погасить свет, зная, что, возвратившись, ребята вновь его ни за что не включат и сделают себе отбой, что называется, без базара. Ему не хотелось, чтобы они слышали, как придет в палату медсестра, и все то, чем может увенчаться этот нежданный ее визит. «Чем быстрее лягут, тем быстрее заснут», – решил он. Удовлетворенный такими мерами предосторожности, Федор лег на левый бок, лицом к стене, и прикрылся одеялом.

В памяти вновь всплыл образ медсестры, ее нежный взгляд, которым она его одарила перед выходом из палаты. Он опять незримо ощутил ее присутствие. Сладкая истома пленила его, и освободиться у него не было сил. О девушке ему настойчиво, атакующе напоминали и приятный дурманящий запах ее духов, витавший в палате, и повторяющиеся в голове заговорщически звучащие слова: «Вы только дверь на террасу не закрывайте»…

«Вот это подфартило!» – невольно вспомнил он о предсказании медсанбатовских «дефектных ратников». До сего момента у него и мыслей не было о предстоящем… Неужто и правда придет? Так просто? Ему стало даже стыдно от воображаемой пошлости, но было непросто быстро отбиться от первых ворвавшихся в голову мыслей. И вдруг в его памяти всплыло где-то им прочитанное, что из всех окружающих нас соблазнов, самыми сильными являются половые. Устоять пред ними, разумеется, не каждый сможет. Но он за свою непродолжительную жизнь уже однажды проходил через такое испытание. Воспоминания о том случае в дополнение к его состоянию в этот миг, ошпарили его, словно только что пережитое.

А произошло это буквально перед его призывом в армию. Тогда в его родной колхоз приехали на хлебоуборку работницы пуговичной фабрики одного из многочисленных российских областных центров. Не было данных об убранном ими зерне, зато были тогда общеизвестными их успехи в сексуальном ликбезе с «необразованными» колхозными парнями. Обучили они житейской мудрости не одного из них! Чуть было не попал в список прошедших ликбез и Федор.

Хлебоуборка в его колхозе в середине августа уже достигла своего апогея и стремительно продвигалась к заветному финишу. Радовали и урожайность зерновых, и темпы их обмолота. Но в те памятные годы в Казахстане одновременно с хлебной страдой умные сельские руководители непременно проводили вспашку зяби. В таких хозяйствах на всех полевых станах на кумачовых транспарантах вывешивались напоминания хлеборобам: «Августовская зябь – залог хорошего урожая!». Вот Федор на своем «ДТ-54» прицепным плугом и выполнял это важное агромероприятие на одном из обмолоченных бригадных полей. Прицепщицей у него на плуге каталась его старшая родная сестра. Еще весной, при бороновании полей, Федор научил ее управлять трактором и при необходимости доверял ей своего стального коня. Это доверие она безукоризненно оправдывала: внимательно следила за показаниями приборов, никогда не делала огрехов, да и вообще управляла «дэтэшкой», как квалифицированный тракторист.

В тот знойный полдень от жары задыхались не только люди, но даже пресмыкающиеся и летающие обитатели полей. Не выдерживала нещадно палящего солнца и техника. Тракторы и комбайны не просто перегревались. Из-за так называемой открытой системы охлаждения они безбожно расходовали воду из своих радиаторов. Она из них испарялась почти на глазах у механизатора. С этой бедой мириться не хотелось, но приходилось. А выход был найден простой: в штаты тракторных бригад были введены важные должности – водовозов.

Во второй бригаде, где работал Федор, эту обязанность исполнял инвалид по имени Леонтий, которого в селе заглазно звали Лявака. Когда и что случилось с его ногами, никто не знал, как и то, почему и летом, и зимой он ходил постоянно в белых, стоптанных в разные стороны валенках. Справедливости ради, хочется отметить, что как человек он был неплохой, точнее сказать, он был безвредным человеком. А вот какой он был работник – виднее было бригадному начальству. Но механизаторы в жару, заглядывая в пустые, расставленные на концах полей бочки, всегда слали в адрес Ляваки недобрые пожелания. И такое случалось нередко.

– Слушай, Федя! – обратился работавший в одной «загонке» и на таком же ДТ-54 пожилой тракторист. – У тебя сестра неплохо справляется с твоим трактором. Пусть она сделает один круг без тебя. А ты сходи с моей прицепщицей к родниковому озеру за водой, а то Лявака неизвестно когда порадует нас своим визитом. А работать-то надо.

Предложение было разумным. На круг воды в радиаторах хватит. А за это время не спеша можно принести родниковой воды. И Федор согласился. Он снял ведро с задней фары трактора, а сестра, присутствовавшая при их разговоре, охотно села за колонки. После разворота плуг был уже переведен в рабочее положение, так что девушке оставалось только включить нужную передачу и отправиться в желанное путешествие. Очень уж полюбила она управлять мощной техникой.

Проводив взглядом надрывно рычащие удаляющиеся «ДТ-эшки», Федор, повернувшись к девушке, стоящей в ожидании с пустым ведром, спешно сказал: «Идем быстрее!» – и, опережая спутницу, устремился в нужном направлении.

До озерка не более четырехсот метров. Но преодолеть это расстояние в царящую жару было не просто. Чтобы сократить его, Федор шел прямиком. Из-под его кирзовых сапог, ступавших на выгоревшую, на корню припыленную желтую траву, во все стороны брызгами разлетались многочисленные кузнечики. А на плешинах при каждом шаге «расплескивалась» белая, похожая на муку, солончаковая пыль. Но Федор ни на что не обращал внимания. Не замечал он даже и то, что его синий, перегретый солнцем, сшитый из прочной ткани комбинезон, во время движения лип к телу и нещадно обжигал его в местах касания. А эта «процедура» повторялась и повторялась. «А что? Неплохо придумал дядя Коля, – мысленно одобрял он решение напарника о походе за водой. – Пополнив радиаторы, еще пару кругов вспашем. А там, глядишь, и Лявака со своей бочкой подъедет». Единственное, чем он был обеспокоен: лишь бы попутчица выдержала свалившееся на нее испытание. Ей, девушке, значительно труднее идти по траве в туфельках… Но главная трудность для нее – аномальная жара.

Здесь уместно вспомнить мнение телепата Вольфа Мессинга о том, что между умами людей существуют невидимые связи. В эти минуты Федор интуитивно улавливал далеко не патриотические мысли своей попутчицы, которые пробуждало в ней царящее «пекло». При продвижении к озеру девушка с каждым шагом ругала себя за свой необдуманный поступок. Там, в просторном актовом зале пуговичной фабрики, она не имела представления, на что соглашалась, услышав призыв: «Поможем целинникам убрать урожай!». Большинство девчат, как когда-то первые комсомольцы, вызвались добровольцами. А она дала свое согласие, скорее всего, чтобы не отстать от подруг. Не малую роль сыграло и романтическое желание съездить на незнакомую целину, на которую четыре года назад неудержимо рвались переполненные чувствами патриотизма комсомольцы со всех пятнадцати республик СССР. И ехали тогда в неведомую даль не только комсомольцы и молодежь, но и семейные люди с разновозрастными детьми для того, чтобы остаться там жить.

А им, работницам пуговичной фабрики, предлагали поехать лишь для того, чтобы оказать помощь в уборке целинного урожая на полтора-два месяца. «Хоть Казахстан посмотрите! Можно ли от этого отказаться?!»– уговаривали девчат с трибуны актового зала. Да ее подруги и сейчас сильно себя не ругают за свои решения. Каждый день они спокойно работают на току: принимают, сортируют и отправляют по назначению выращенное колхозными хлеборобами зерно. А она вот по своей вине оказалась в этом «пекле». И все из-за этого развеселого Феди, который при первой встрече непрошенно запал ей в душу.

День заезда во вторую тракторную бригаду колхоза «Вперед к коммунизму» был объявлен прибывшим в командировку девчатам – днем отдыха. В полдень из колхозного дома культуры, после торжественного приема, в наполовину крытом брезентом «ГАЗ-ике» их привезли на полевой стан второй тракторной бригады. Там, после того как девчата расположились в вагончике, их повторно покормили плотным ранним ужином и на том же «ГАЗ-ике» привезли в клуб хутора Петрова для просмотра бесплатного кинофильма. А когда сеанс завершился, начались продолжительные веселые танцы. Часто менялись и музыканты, и инструменты, на которых они играли.

Много встречалось парней на жизненном пути Вики. Некоторые нравились ей. Но такого чувства она еще не испытывала. Когда парень по имени Федя взял гармонь и заиграл на инструменте заказанную мелодию, то с первого взгляда вызвал у девушки особую симпатию. «Эх, Пуговка, Пуговка! Кажется, ты «втрескалась», – мысленно произнесла она сама себе, когда повстречалась глазами с парнем.

Пуговка – это второе имя Вики. Так ее, любя, называли подруги из-за аккуратного носика на ее миловидном лице. Испытав неравнодушие к парню, она решила действовать неотлагательно. «Ну, Пуговка! В атаку!», – скомандовала себе Вика и пригласила освободившегося от игры гармониста на «белый танец». Во время этого танца она узнала, что он работает трактористом в той же бригаде, где ей предстоит трудиться неопределенное время.

К сожалению девушки, на этом и ограничилось ее общение с приглянувшимся парнем. После этого танца Федора вновь попросили взяться за музыкальный инструмент. После увеселительного мероприятия на полевой стан парень не поехал, а остался ночевать дома. И как ни хотелось Вике завязать с ним отношения, у нее в этот вечер ничего не получилось. Да и в последующие дни они с Федей каждый вечер ходили по разным дорогам. После танцев она с девчатами уезжала на полевой стан, а он, в окружении сельской молодежи, удалялся от клуба по улице со своей гармонью.

Но однажды во время завтрака к прикомандированным девчатам бригадир тракторной бригады обратился с просьбой:

– Девушки! Вы кушайте и слушайте! – произнес он добродушно. – Так случилось, что по непредвиденным обстоятельствам один трактор у нас оказался без прицепщика. Роль этого работника проста: сидеть на сиденье плуга и наблюдать за качеством вспашки зяби. И только во время разворотов на конце поля выключать плуг рычагом при выезде с поля и вновь включать его при повторном заезде в борозду. Одно плохо: ездить приходится немного в пыли и на солнце.

Высказав это, бригадир сделал небольшую паузу и продолжил:

– Чтобы вы не сомневались, что эта работа под силу каждой из вас, я предоставляю слово девушке, которая с весны работает прицепщицей и ежедневно катается на таком же плуге.

Заинтересованные последними словами бригадира девчата прекратили свою трапезу и повернули взор на приподнявшуюся в начале стола сестру Федора Клаву.

– Вам сказали правду, – начала та свое короткое выступление. – Мне совсем не трудно пахать зябь. И если, кто из вас согласится, то будем работать вместе, в одной загонке: я со своим трактористом, – указала она рукой на Федора, – а вы – с дядей Колей, – перевела она свой взор и руку на приподнявшегося со скамьи пятидесятилетнего мужчину.

– Прошу любить и жаловать, – изрек он, и тут же, опустившись на место, продолжил работать ложкой.

– Так что, не бойтесь, девочки! Если что, я всегда помогу! – в заключение добродушно заверила Клава.

Есть в народе пословица, в которой говорится, что человека достаточно по колено завести в реку, а дальше он сам пойдет. Подобное в то утро произошло и с Викой. Проанализировав услышанную информацию, она поняла, что у нее появился шанс работать и постоянно видеть приглянувшегося ей парня. Вот почему девушка, спешно приподнявшись с сиденья, не просто согласилась, а даже попросила:

– Возьмите меня!

А вот и желанная Эмбулатовка. Весной по ней бурлит собранная с тысяч окрестных гектаров талая вода. Она неудержимо спешит к переполненному вешними водами Седому Уралу, а тот, как эстафету, бурля, экстренно несет эти воды в Каспий. Расскажи это тому, кто не видел речушку весной – не поверит. Летом «лик» Эмбулатовки иной. С высоты многочисленные озера, соединенные меж собой «перелазами», напоминают брошенные на землю бусы. Разнообразные по форме и глубине озера никогда не пересыхают, так как и летом, и зимой подпитываются множеством родников. Часть из них говорит о своем местонахождении даже зимой долго незамерзающими лунками. А некоторые, как этот, к которому спешил с девушкой Федор, пользуется большой популярностью в знойные летние дни. Он щедро делится ледяной кристально-чистой водицей со всеми живыми существами, желающими сделать бесценный глоток. И тропа к роднику никогда не зарастает. Засохшие глубокие отпечатки парнокопытных всегда говорят о диких и домашних посетителях родника. Густая прибрежная осока и чилига ежедневно пропалываются их копытами.

Федор потом рассуждал про себя: «С Викой могла и сестра сходить за водой, и все было бы по-другому… Но, как говорится, «после драки кулаками не машут». Дошли до родника. Попили водички. Федор зачерпнул воды в оба ведра и скомандовал девушке: «Пошли!». Он уже сделал первые шаги в обратном направлении, но его вдруг окликнула всю дорогу молчавшая попутчица:

– Ой, Федя! Быстро! Глянь, кто там меня кусает?

Ничего не подозревая, поставив ведро на землю, парень искренне заспешил на помощь к девушке. Она, нагнувшись, подставила для осмотра прикрытую легким разноцветным одеянием спину. Когда же Федор, отодвинув воротник, попытался найти того, «кто там кусает», Вика выпрямилась, распахнула уже расстегнутый халат и, развернувшись, предстала перед парнем во всей своей обнаженной девичьей красе.

– Ты что задумала? – как можно строже урезонил парень девушку.

Найдя в себе силы, он оторвал взгляд от обнаженного прекрасного создания. Краснея от стыда, он, словно по команде, развернулся на сто восемьдесят градусов. Затем чуть ли не бегом, приблизившись к наполненным водой ведрам, приподнял их и быстро зашагал по тропе, а когда она закончилась, пошел прямиком к полю, стараясь отогнать мысли о пережитом соблазне.

Понаслышке он знал, чем заканчиваются подобные страстные случайные встречи. Оправдывая себя за свой поступок, он мысленно укорял девушку: «Ты ж не в лесу выросла. Командировка-то подходит к концу. Ну, приедешь домой, а через непродолжительное время почувствуешь в себе результаты этого сладкого минутного общения с казахстанским парнем. А дальше что? Искать его координаты. А ему со дня на день долг Родине отдавать. Куда его судьба забросит, никто не знает. Тебе, дурехе, хочется этого? Думаешь ли ты об этом, переполненная страстью?».

Занятый этими мыслями, Федор не заметил, как оказался на краю поля. Опустив ведра на землю, он робко оглянулся, чтобы узнать о местонахождении соблазнительницы. Скорее всего, от недовольства после неудавшейся попытки очаровать парня, она следовала за ним на определенной дистанции…

Эти воспоминания о Вике были прерваны приходом ребят. Один за другим они молча входили в полумрак палаты и ложились на свои места. Он терпеливо продолжал находиться в неподвижном состоянии. Их возвращение заставило его думать о Вере. Вновь его мысли будоражат слова медсестры. «А что если это очередная ее провокация? – размышлял парень. – Почва для таких сомнений есть. Спрашивается: что между нами было? Фактически – ничего. Я и пальцем еще ее не коснулся ни разу. Более того, общеизвестно, что о «заболевании» любовью первыми говорят человеческие глаза. Именно они извещают не только о «неровном дыхании» влюбленных, но и нередко, как камертон, информируют о силе пробудившихся чувств. Наши же глаза, практически, не «промолвили» друг другу пока ни единого слова. У нас с Верой вообще ничего не было: ни магнитящих рукопожатий, ни нежных объятий, ни поцелуев, ни единого свидания. И вдруг… Первая встреча – и в постели?! «Бросить в девушку камень?». Это просто, но правильно ли? Очень уж все подозрительно!

Да! Этот поступок больше похож на провокацию. Ведь она не скрывает, что все последнее время только мстила… Нет никакой гарантии после свершившегося услышать заслуженное: «Ну и где твоя верность перед любимой? Выходит, что я права – все вы одинаковые!» Нет такой гарантии!

Но самое страшное то, что после этого девушка окончательно утратит веру во все: и в любовь, и в преданность, и в верность. А по сему – не разумнее ли избежать заслуженных упреков и оградить девушку от новых драматических для нее последствий, от катастрофы? В голове слышится чей-то голос: «Надо! Во что бы то ни стало надо преодолеть соблазн!».

Однако, это легко только сказать! Но как практически избежать опасного грядущего? Не прогонять же ее, как блудную кошку, из палаты? Она и так уже столько пережила за свои двадцать четыре года. А, возможно, еще и не полных».

И он нашел выход, как ему вначале показалось, из безвыходного положения. Чтобы не разбудить ребят, Федор аккуратно перевернулся на спину и с готовым решением стал томительно поджидать прихода девушки.

Буквально через каждые 10—15 минут он поднимал левую руку и всматривался в расположение зеленых фосфорных стрелок наручных часов. Неподвижность клонила ко сну. «Бороться с одолевающей дремотой стоя все же намного легче, – мысленно рассуждал он.– К примеру, на «двухсменном» посту приходилось по четыре часа кряду стоять да в темную ночь – и ничего, не засыпал… А вот лежа труднее – веки быстрее «наполняются свинцом». Но надо выстоять. Вернее, вылежать с открытыми глазами до ее появления, иначе весь твой «наполеоновский» план, как сгнившее семенное зерно, не даст ожидаемых «всходов».

В окно, расположенное рядом с дверью, выходящей на террасу, краем заглянула круглолицая луна, словно проверяя Федора, как он ожидает наступления первой в его жизни брачной ночи.

А упрекнуть его было не в чем. Заложив руки за голову, он лежал, не смыкая глаз, и, чего греха таить, с трепетом всматривался в высокое полупрозрачное окно, пропускавшее лунный свет в палату, буквально за изголовьем его кровати.

И он безукоризненно отлежал свой судьбоносный пост. В назначенное время за окном промелькнула бесшумная белая тень, а через секунды Вера уже достигла его кровати. Осторожно сев на ее край, девушка нежно прижалась к груди Федора своим полногрудым торсом. Склонив голову к нему, она прошептала: