Электронная библиотека » Иван Державин » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Когда? Я его знаю"


  • Текст добавлен: 16 октября 2020, 08:43


Автор книги: Иван Державин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Всем приезжим он предоставлял вместе с землей стройматериал для ремонта брошенных домов и возведения новых.

Так как денег на покупку стройматериала у него в первое время не было, он использовал на его изготовление конфискованный ворованный лес. Если раньше его в Лесках приворовывали кустарно, как в пьесах Островского, то к концу 90-х годов незаконные вырубки ценной древесины велись уже в промышленных масштабах, как правило, с ведома подкупленных работников лесничества. Не поставив их в известность, Костя силами охранников бюро «Щит и меч» и милиции устроил облаву по всему периметру района, представлявшего сплошной лесной массив. Они обнаружили прямо в лесу две лесопилки, десяток пилорам и даже гостиницу с баром и притоном для проституток. Было конфисковано со складов и на пойманных машинах готовых бревен, брусьев и досок для строительства несколько десятков домов. Конфискованные лесопилки, пилорамы, машины и бензопилы обеспечили работой не одну сотню людей, а главное, необходимым стройматериалом переселенцев.

Коттеджи Костя отдал учителям и врачам, среди которых был даже объявлен конкурс.

Продажа фанфуриков была запрещена по всему району. Как выяснилось, их завоз организовывали перекупщики земли. Запасов этого зелья в магазинах хватило бы на год, и по приказу Кости все они были уничтожены.

Глава вторая. Сквозь тернии

Жизнь налаживается

22-го сентября исполнилось четыре года со дня лесковской трагедии, прозванной народом справедливым возмездием. Помните жаркую дискуссию в СМИ, кто тот старик, которого прокуратура Лесков обвиняла в убийстве бывшего руководства города, преступник он или герой? Красноречивым ответом на этот вопрос жителей Лесков был сбор денег на памятник Ивану Спиридоновичу. Вероятно, суд учел это, если прокуратура города так и не смогла добиться объявления старика государственным преступником.

Все это время меня интересовало, поставят ли Ивану Спиридоновичу памятник. На его открытие я обязательно собиралась съездить. Но его не ставили, бандитские налеты и рэкет в Лесках прекратились, и у меня не было повода ехать туда в командировку.

Зато налеты и рэкет во всю продолжались в других городах, куда я и ездила.

Одна из таких командировок была в город Медвежск, оказавшийся в ста километрах от Лесков, куда меня позвало анонимное письмо о захвате там бизнеса путем подделки документов и шантажа с видимостью закона. Об этом новом бандитском переделе собственности я написала в статье «Осторожно: рейдеры».

Помимо рейдеров, в Медвежске по-прежнему в открытую хозяйничали рэкетиры. При обсуждении с предпринимателями и руководством города путей борьбы с этими бедствиями я не раз слышала фразу: «В Лески ни один рейдер и рэкетир не сунется. Там Верхов им быстро головы поотрывает. Нам бы его сюда хотя бы на неделю».

Мне было приятно слышать такой лестный отзыв о хорошо знакомом, почти родном мне человеке. Помните, я писала, как Костя Верхов помог лесковцам избавиться от банды Стрыкина? Я внимательно следила за его дальнейшей судьбой. Память к нему так и не вернулась, и он остался в Лесках. Тогда на похоронах Коли я улучила момент на поминках и спросила его, помнит ли он меня. Он окинул меня пристальным взглядом и вместо ответа, который я поняла без слов, поинтересовался, когда и где я его знала. Осторожно выяснив, что о Надиной трагедии он слышал, но почти ничего не знает, я попыталась, как можно мягче и с любовью рассказать ему, что знала. Но сделать мне это тогда не удалось, его куда-то увели и больше в тот раз мы не встретились.

Через полгода, узнав об очередном покушении на него, я отвезла ему в больницу повесть о его и Надиной трагичной любви, написанную моим дядей с моих слов. Повесть его взволновала, и он выразил желание посетить Надину могилу. В этом же году он приехал в Летный, где, кроме кладбища, я показала ему связанные с ним места. Разумеется, я сводила его к Ларисе и Жарову, которые живут в его квартире. В ней до сих пор одна из комнат считается его, и даже сохранились его вещи. Было больно смотреть, как он переживал оттого, что ничего и никого не вспомнил.

С тех пор мы не виделись, но интересующие меня сведения о жизни в Лесках я регулярно получала от Игоря Юрьева, теперь уже корреспондента местного телевидения.


Услышанные в Медвежске отзывы о Косте, теперь уже мэре Лесков, меня очень порадовали и заинтересовали как журналиста – криминалиста, и мне захотелось узнать поподробнее, как ему удалось избавиться от новой напасти в России, имея в виду рейдеров. И вообще было поучительно ознакомиться поосновательнее с тем, как обстояли дела в районе во время его правления, и как сложилась его личная жизнь.

Забегая вперед, скажу, что эта командировка мало что дала мне по работе, но как россиянка в увиденном и услышанном в Лесках я с радостью приметила совсем еще слабый лучик надежды на возрождение страны. Надеюсь, эта надежда передастся и вам.


Я не стала оповещать о своем приезде Костю, зная его занятость, а связалась с Игорем. Он с готовностью согласился меня встретить у Московской дороги. Подъехав к ней на попутке, он сел за руль моей машины и повез меня одному ему известными окольными дорогами, стараясь проехать, как можно больше деревень. Я уже сама заметила, что все дома в них были заселены. Для меня это было самым весомым доказательством возрождения деревни в Лесках. Всего лишь полчаса назад я мысленно возмущалась запустением деревень в соседнем районе.

Я попросила Игоря остановить машину у первого попавшегося дома, отделанного евровагонкой. Мы вошли в калитку и поздоровались с работавшими в огороде хозяевами лет сорока. Игорь, которого они с радостью узнали, представил меня. Я поинтересовалась, местные они или приезжие.

– А мы из Латвии, – охотно отозвалась хозяйка. Лицо у нее было совсем не деревенское: подкрашенные губы и в тени веки. На шее кокетливо был повязан розовый шарфик. – Ой, как мы рады, что нас здесь хорошо приняли. Смотрите, какой дом нам помогли отделать.

– Почему вы оттуда уехали? – посмотрела я на мужчину.

– Почему? – усмехнулся он. Он был гладко выбрит и без головного убора. Явно работал когда-то инженером или чиновником. – Да потому что мы русские. А там нас принуждали говорить по – латвийски. Язык, я вам скажу, во рту сломаешь. Даже нашу фамилию Васильев заставляли переделать на Васильевас. Это же отец в гробу перевернется. Я так и не согласился. Дети стали отвыкать от родного языка. А здесь все свое, родное.

– Вы кем там работали?

– Я – в русском отделе книжного магазина, – ответила хозяйка. – Его сразу заменили английским, как только они отделились от нас, имея в виду Россию. Меня уволили, и я мыкалась, где придется. А он у меня был начальником отдела на насосном заводе. Когда его уволили из-за фамилии, он тоже поменял много работ. Денег совсем не стало.

– А здесь на что живете?

– Еда у нас почти вся своя с огорода, куры, корова есть. Никак не решимся поросенка завести. Мне не нравится, что они грязные очень. А деньги нам кооператив исправно платит. Мы его между собой по-прежнему колхозом называем. Я в нем заведую вновь открытой библиотекой. И муж нарасхват. Он у меня в механике силен.

– Дети в школе? Сколько их у вас?

– Трое. Два сына в Лесках на механизаторов учатся. А дочь здесь ходит в шестой класс. Все рядом. Метров через сто вы увидите и клуб, где я работаю, и школу.

Прощаясь, мы пожелали им успехов.


За деревней Игорь свернул в сторону и отвез меня на кроликоферму, где когда-то держали в заточении киллеров и рабов с отнятой памятью. Игорь там был свой, и нас встретили, как почетных гостей. А когда он сказал, что я знала Верхова почти что с детства, они не знали, как и чем мне угодить. Я попросила провести меня по ферме. Повел меня сам директор, бывший начальник рабского цеха по изготовлению кассет. Его отыскала жена, но он ее не вспомнил. Она забрала его домой в соседнюю область. Там у него оказались два пятнадцатилетних сына-близнеца, которые без отца совсем от рук отбились и начали подворовывать. Он и до своего исчезновения не имел постоянной работы, но тут повезло: устроился в мастерскую по изготовлению подсвечников. Узнав, что он без памяти, над ним стали подтрунивать и относиться, как к больному. Это отразилось и на зарплате. Он не вытерпел и через три месяца ушел. Съездил в Лески, встретился с Верховым, и тот предложил ему руководство фабрикой по изготовлению изделий народного промысла.

Мы прошли по цехам, где продолжали трудиться бывшие рабы, которых не отыскали родные, а также инвалиды со всего района, в том числе слепые, и пенсионеры, пожелавшие работать по полсмены. Увидела я и несколько китайцев и вьетнамцев, оставшихся в России. Они уже неплохо говорили по-русски. Двое из них женились на русских девушках и собирались отсюда уйти, чтобы заняться сельским хозяйством.

В каждом цехе мне преподносили подарки. Честно говоря, все они мне понравились: и валенки, и веник, и плетеные корзины, и женские украшения. Для вида я попробовала отказаться, но Игорь все отнес в машину.

Наибольший восторг вызвали у меня два кролика, которых на фабрике все-таки стали разводить и довольно много. Я представила, как обрадовался бы им мой семилетний сынишка, но где их держать? На балконе? Пришлось отказаться от такого милого подарка.


В одной деревне мое внимание привлек совершенно шикарный коттедж из кирпича кораллового цвета. Я поинтересовалась у Игоря, кому он принадлежал.

– Сейчас сами увидите, – загадочно ответил он, сворачивая к коттеджу.

Я обратила внимание на то, что вместо каменного забора коттедж был огорожен плотным кустарником. Игорь пояснил, что забор разобрали сами жильцы.

Дверь нам открыла, к моему удивлению, просто одетая старушка, которая, узнав, кто мы, радушно впустила нас внутрь. Она охотно рассказала, что в коттедже жили три семьи учителей школы. Нижний холл у них был общий с большим телевизором, книжными полками, диваном и креслами. Треть холла занимал детский уголок. И очень много было цветов. Две квартиры находились на втором этаже и одна наверху. Там же был спортивный зал с бильярдом.

Скажу вам без ложной скромности: я бы хотела пожить в таком доме хотя бы недолго.


Больше мы не останавливались, потому что картина мне была ясна: деревню Верхов в Лесках, можно сказать, возродил. Ни о какой бедности в ней речь уже не шла.

С городом, я была уверена, дела обстояли сложнее. И не ошиблась. И в то же время ошиблась.

Нормализацию городской жизни Костя начал с восстановления станкозавода, без которого нельзя было представить жизнь города и окрестности. Еще не будучи мэром, он спас завод от рейдеров. Мои попытки выяснить у него и Хохлова подробности того захвата, а главное, освобождения ничего не дали. Оба сказали, что сами узнали обо всем только после исчезновения директора станкозавода и юриста, отправившихся в Москву за правдой. А рейдеры будто бы покинули завод сами, испугавшись обвинения их в убийстве исчезнувших. Поверить в это было трудно, и мне оставалось лишь гадать о весомых причинах, заставлявших Костю не похваляться победой над рейдерами, а хранить упорное молчание. И я перестала допытываться. Для меня было важно, что станкозавод был спасен. Сейчас он сам оказывает мэру Верхову большую материальную помощь, взяв на себя основную социальную долю бюджета Лесков.

В Лесках также восстановлены и пущены в эксплуатацию практически все старые предприятия, что дало работу не одной тысяче людей.


Особой заботой Кости были дети. Им он вернул два бывших пионерлагеря, отняв их у коммерсантов и переоборудовав в детские интернаты. Сначала детей отлавливали и привозили силой. Сейчас они сами стали приходить и просятся оставить их здесь. У большинства из них живы родители, которые либо пьют, либо не в состоянии их прокормить и одеть. Ни один ребенок в Лесках в настоящее время не оставлен без внимания.

Но денег у него на социальные цели хронически не хватало. То, что выделяло государство, – были крохи. У большинства же местных предпринимателей напрочь отсутствовало чувство благотворительности. Кроме директора станкозавода Хохлова, но мешок у него не бездонный. Главным финансистом первое время было бюро «Щит и меч». Но вскоре директора фирм и предприятий, успевшие позабыть, как выглядят бандиты и рэкетиры, стали дружно отказываться от услуг бюро. Безработными, однако, охранники не остались. С возрождением деревни там объявились рэкетиры и воры сельхозпродукции, скота, птицы и урожая с полей, чего раньше никогда не было, и охранники были переброшены туда. Основная же масса была направлена на охрану леса – основного богатства Лесков. Зарплата зависела от стоимости конфискованного леса. Но вскоре платить зарплату охранникам стало нечем, так как количество браконьеров в лесах резко сократилось, что привело к уменьшению выручки от конфискованного леса.

На этот раз услугу Косте оказали вновь объявившиеся в городе рейдеры. Сразу у двух фирм неожиданно поменялись владельцы, и офисы фирм были захвачены приехавшими из Москвы и других городов вооруженными людьми. Выгнанные директора со слезами на глазах обратились за помощью к Косте, зная, что у него уже был опыт спасения станкозавода от подобного захвата.

Новые рейдеры, видно, учли тот неудачный опыт и привезли с собой помимо адвокатов и юристов несколько полковников и подполковников милиции. Директора в один голос клялись Косте, что никакие сделки по продаже фирм и офиса они не совершали, и привезенные бумаги с настоящими печатями и своими подписями увидели впервые. Костя попытался проверить подлинность документов у приехавших работников милиции, но те ему их показали лишь на расстоянии через стекло. Ни в один захваченный офис его не впустили. Приезжие адвокаты и юристы настаивали, чтобы недовольные директора подавали на них жалобы в московские суды, где у них наверняка были свои люди.

Костя успокоил директоров, велел им идти домой и явиться на работу утром пораньше, чтобы навести былой порядок. Они явились и увидели у проходной своих прежних охранников. Никого из новых хозяев в офисе не было, лишь некоторые следы говорили о том, что ушли они не добровольно.

Что было ночью и куда подевались рейдеры, допытываться директора не стали, но никаких исков не последовало, и больше рейдеры в Лесках не появлялись, однако кое-где стали опять объявляться бандиты и рэкетиры. Директора с виноватым видом начали восстанавливать контракты с бюро «Щит и меч». На этот раз Костя велел руководителю бюро существенно повысить плату за охрану. Деваться директорам было некуда, и они согласились.

Но вскоре отношения с директорами опять натянулись, когда Костя потребовал от них освобождения занятых ими зданий школ, пионерлагерей и детских садов. В городе, где были рады появлению каждого ребенка, не осталось муниципальных яслей и детсадов, а из пяти школ в советское время остались всего лишь две. Ни один пионерлагерь не работал. Костя считал, что если директора имеют деньги на строительство трехэтажных особняков и покупку «мерседесов», то найдут их на строительство офисов, тем более что землю он им выделял почти бесплатно.

В этом учебном году в городе возобновила работу новая школа и открылись один муниципальный детсад и один пионерлагерь. К новому году должны заработать двое яслей.

К радости интеллигенции города начата реставрация здания драмтеатра. Новый год намечен показ традиционного для него спектакля «Лес» Островского.

Практически во всех заселенных деревнях также возобновили работу школы, некоторые на десять – двадцать учеников.


Жизнь в Лесках постепенно налаживается, и все понимают, что происходит это в основном благодаря стараниям мэра Верхова. Многим, однако, это не по нраву, и его называют то динозавром, то последним из могикан, а то просто чокнутым. Последнее высказывание я услышала от работника мэрии, попросившего не называть его фамилию. Дал он и пояснение: Верхов не берет взяток и живет на одну официальную зарплату. Ездит на допотопной «Волге», которой давно место на свалке. Треть работников мэрии уволил за коррупцию и взятки. Своего зама заставил добровольно вернуть крестьянам колхозную землю и продать за бесценок муниципалитету коттедж.

Действительно, за что такого любить? А мне Костя безумно нравится. Больше бы нам таких «чокнутых», тогда глядишь, и появится надежда на то, что вся Россия когда-нибудь вновь оживет.

К счастью, нравится он не только мне. Я-то его знаю с юных лет, и для меня он является идеалом современного политика России и ее гражданина (сейчас, правда, даже нет такого понятия). Тем не менее, таковым его считает также большинство лесковцев и другого мэра они у себя не видят.


Да, насчет памятника Ивану Спиридоновичу. Его героическому старику не поставили потому, что родственники убитых им отцов города подняли страшный крик и пригрозили обязательно взорвать его даже, если он будет установлен на кладбище. А там его ставить лесковцы не захотели, надеясь, что старик все-таки жив. Надеюсь на это и я.

Нина Кузина
«Криминал»
23 сентября 2003 г.

***

– Тебе самому место на свалке, – обиделся Костя за Коляберды, откладывая газету на заднее сиденье машины. – А Нина – молодец, суть правильно ухватила. Оживет Россия, без поддонка Ельцина обязательно оживет.


К Нине, этой привлекательной женщине с материнскими глазами, знавшую его по Летному, Костя относился с внутренним трепетом и волнением. При виде ее, перед его глазами всегда возникало лицо Нади на могильной фотографии. А когда стоял у ее могилы и смотрел на фотографию, ему на миг даже показалось, что он вспомнил ее живую.

В Летный его свозила Нина. Желание туда съездить у него возникло после прочтения книги о Наде и о нем. Ни одну книгу он не читал с таким интересом и волнением. Иногда он отрывался от нее и пытался вспомнить, что было дальше, но кроме пустоты ничего не видел.

В Лесках Нина познакомила его с женщиной, жившей в его квартире. Увидев его, Лариса, так звали женщину, заплакала от радости. Вскоре прибежал ее муж, тот самый майор милиции Жаров, который так понравился Косте по книге, и тоже был очень рад встрече. Они показали ему его комнату, где сохранилось все, как было при нем, лишь над письменным столом на стене были повешены две фотографии: его родителей, его с Надей и ее убитых родителей. Сейчас в комнате жила их семилетняя дочь, но ему сказали, что он в любое время может приехать и здесь жить.

Когда они вдвоем вышли покурить на лоджию, Жаров, глядя Косте в глаза, спросил:

– Сауну в Лесках ты поджег?

Не отводя взгляда, Костя ответил:

– Я.

– Я так и думал. Здесь из девяти преступников ты отправил на тот свет пятерых, не убив никого. Там ведь ты тоже никого из них не застрелил, верно?

– Не считая приглашенного ими авторитета, выхватившего пистолет.

Жаров о чем-то задумался, затем проговорил с усмешкой:

– Можно сказать, что банда Стрыкина повторила участь здешних бандитов, а ты, если следовать библейскому выражению о кругах ада, за это время как бы прошел два круга. В круге первом ты побывал здесь и в круге втором – в Лесках. Ничего, выходит, не изменилось за эти годы и думаю, вряд ли что изменится в лучшую сторону при этом строе. Я тебя не пугаю, но утверждать не берусь, что свои круги ада ты уже прошел.

– Я и не боюсь. Я ко всему готов. Вы лучше скажите, это вы спасли меня тогда от правосудия?

– Не я один. Тебя спасало все наше отделение, за исключением начальства. Но и ему было выгодно замять то дело, спасая честь мундира мэра. У нас в Лесках тоже этим были сильно озабочены. – Жаров помолчал и спросил с грустью в голосе. – Антона ты также не вспомнил?

– Нет. Я по книжке знаю, что он был мой друг.

– Чудесный был парнишка. Погиб в Чечне. Ты когда там воевал?

– В девяносто седьмом.

– А Антону перерезали горло в девяносто шестом. Хотели обратить в свою веру. Ты бы сходил к его матери, она будет рада тебя увидеть.

Но ей уже позвонила Лариса. Без слез Костя не мог вспоминать встречу с этой старенькой женщиной.


Больше он в Летном не был. Он сам не знал, почему не мог туда ездить. А приезду Нины в Лески всегда радовался и просил чаще приезжать. Но она была вся в работе. Вот и в этот раз заскочила на минутку и пристала, как репей, куда подевались рейдеры? Ей, видишь ли, это нужно знать для передачи другим, которые не знают, как бороться с этим бандитизмом. Ей, может, и надо, да не надо Золотову. Как только она ни пытала его и других, так ничего и не узнала.

И никто никогда не узнает. А сами рейдеры, он был уверен, тоже будут молчать.


Костя опять пробежал глазами статью Кузиной.

– Вы, Константин Алексеевич, на этого своего работника насчет свалки не обижайтесь, – повернул к нему голову Толя. – Он хотел облить вас грязью, а получилось, как в анекдоте про Машку: «Она тебе дала? – Нет, не дала. – И мне не дала. Вот, блядь». А вот за Коляберды я бы ему морду набил, знать бы кому. Никакой он у нас не допотопный. Сколько раз нас выручал. Я его ни на какие иномарки не променяю.

Тут Толя слегка льстил Косте, зная его любовь к Коляберды. Но в чем его не упрекнешь, так это в том, что он ухаживал за машиной, как за своей. Дима и Женя тоже не роптали: машина легко поддавалась проверке, так как внизу у нее все было видно, как на ладони, муха не спрячется. Еще они по опыту знали, что даже взрывы для Коляберды нипочем.

Другое дело, что в целях безопасности Кости ребята заставляли его периодически пересаживаться в другие машины, путая следы. Иномарки безусловно были красивее и удобнее и удовольствие от езды доставляли больше, но все они были не родные, как любовницы. А Коляберды оставался женой и, как верная жена, никогда не подводил.


Сравнение с женой слегка смутило Костю. Смотря с какой, поправил он себя. Его первая супруга Алла явно не подходила не только на роль верной жены, но и матери. Как отец и предполагал, предложение обменять сына на полдома ее нисколько не смутило. Свою роль здесь, правда, сыграло то, что в то время Михаил увольнялся из военкомата, в чем Алла обвинила Костю, отнявшего у него служебный пистолет. На самом деле причиной увольнения была взятка за освобождение от призыва, о которой стало известно военкому. Как выяснилось, этим делом Михаил занимался давно, и потеря пистолета лишь послужила толчком к увольнению. Его поставили перед выбором: либо суд, либо отставка. Он, разумеется, выбрал второе, боясь, что на суде могла вскрыться его связь с лесковским делом. Отставка сопровождалась выселением из казенного дома. С женой он развелся, отдав ей недостроенную виллу. Так, что предложение об обмене сына на полдома оказалось очень кстати, тем более что вместо полдома Костя дал наличные. Алла даже не стала дожидаться родов и, получив деньги, сразу уехала в неизвестном направлении. Костя подозревал, что на столь скоропалительном решении настоял Михаил, узнав о смерти военкома Лесков и испугавшись, что эта участь могла постичь и его.

Сына Костя оставил у Анны Константиновны и регулярно навещал их. Отец из больницы тоже переехал к ней, узнав, что Костя вернется не скоро. В его глазах читался немой вопрос: «Почему?» и «Когда?», но спросить он не решился, видя, что родным для сына так и не стал. Не интересовался он и чем Костя занимается, видно, подозревая в чем-то нехорошем, глядя на всегда сопровождавших его Диму с Женей, но братья сами ему все прояснили, несказанно его порадовав. Выросшие без отца они оказались умельцами по хозяйству и в каждый приезд что-то переделывали в доме: то вырыли во дворе колодец и провели в дом воду, то обили его вагонкой, то привезли обогреватели и соорудили кабины для душа и биотуалета.

Эти переделки ребят натолкнули Костю, жившего вместе с Сашей в помещении бюро «Щит и меч», на постройку дома на месте старого Колиного, разумеется, с согласия Кати и ожидавшей Колиного ребенка Оли. Они обе, не сговариваясь, высказали желание, чтобы дом внешне походил на прежний, что значительно ускорило строительство из-за использования старого фундамента. К лету дом был готов, но вместе с Костей в нем поселились Катя с дочерью Любушкой и еще не родившая Оля. В первый же день они стали настаивать, чтобы Костя привез к ним Вадика, что тот и сделал. Отец и тетя этому даже обрадовались, надеясь, что Костя обзаведется семьей, и Вадик будет с отцом, по которому сильно скучал. Да и тяжело им, старикам, было ухаживать за четырехлетним сорванцом.


С приездом сына и после рождения у Оли Николки Косте места в доме не нашлось, и он опять стал ночевать в основном в охранном бюро, хотя Катя предлагала ему свою квартиру. Он отказался, потому что люди, не знавшие, что она была для него, как сестра, могли не то подумать.

Но тут он начал исполнять обязанности мэра, и ему выделили казенную квартиру. Забрать туда сына он не решился, так как заниматься им ни у него и ни у Саши времени не было. К тому же он не был уверен, что Вадику с ними будет так же хорошо, как с Катей и Олей, ухаживавшими за ним, как за родным. Они тоже стали для него родными. Может, потому что Катя выглядела солиднее маленькой Оли, Вадик все чаще стал называть ее мамой. Это все и решило. Осень в том году наступила рано, и женщины вернулись домой. Костя в это время лежал в больнице после очередного покушения, и Катя взяла Вадика к себе домой. К ней пришел, выйдя из больницы, и Костя. Да так и остался. А через полтора года у них родился сын Федя.


Вспомнив о детях, Костя улыбнулся, и ему захотелось вернуться домой.

Такую жену, как Катя, верно, смилостивившись, подарила ему судьба в качестве компенсации того, что сама же с ним сотворила. Сейчас он уже не представлял свою жизнь без нее. Скорее всего, при его допотопных взглядах на женщин он так бы и мыкался один, несмотря на то, что женским вниманием не был обделен. Мужчина он был видный внешне и по положению, хотя сейчас трудно сказать, что в нем больше женщин привлекало. Опять же в силу его отсталости от времени дальше улыбок у него с ними долго не заходило.

С проститутками он органически не мог иметь дело, с замужними не связывался по принципиальным соображениям, считая это не порядочным по отношению к их мужьям, да и относился он к таким женщинам хуже, чем к проституткам, – как к блядям. Таковыми считал он и девушек, отдававшихся в первый вечер. А другие ему не встречались, потому что это вошло в моду и называлось не развратом и не блудом, как в памятные ему времена, а сексом или занятием любовью. Секс – ладно, слово чужое приблудное, под ним понимать можно все, что угодно, в меру испорченности, а вот увязывать постель в первый вечер с любовью, на взгляд Кости, было кощунством. Еще больше запутал и одновременно многое прояснил подслушанный им как-то диалог по телевизору. Телеведущая женской передачи спросила свою собеседницу, как у нее с любовью после всего пережитого. Та с сожалением покачала головой: «С любовью у меня сейчас напряженка, – и поспешила успокоить ведущую, – но с сексом у меня все в порядке».

У его собрата в брюках было аналогичное мнение о любви и сексе, и с одной девицей, выделявшейся внешностью и бойким умом, секс Костя все же поимел или, выражаясь по старому, «кинул ей палку». Его собрат в брюках и девица были очень настойчивы. Он догадывался, что сейчас в этом деле порнореклама сделала всех мастерами, но девица оказалась, на его взгляд, профессоршей. Это и еще многое другое в ней ему не понравилось, и он ее оставил. Не осталась в долгу и она, поведав об их связи в местной газете под заголовком «Я имела секс с мэром», где красочно, явно не без посторонней помощи, описала, как он упорно добивался ее, строя из себя секс-гиганта, а оказался, мягко говоря, импотентом. От злости, что ничего не мог сделать, он ее всю искусал, бил, мастурбировал перед ней, но так и не смог возбудить свой член, удививший ее своим крохотным до неприличия размером. Естественно, такой он был ей не нужен, и она его бросила. Заканчивалась статья словами: «Не все золото, что блестит».

Особенно оскорбил его размер его собрата. Он вспомнил ее походку после первого их совокупления, словно она пыталась удержать между ног арбуз.

В момент опубликования заметки он еще не был женат на Кате и подозревал, что она ее прочла. Больше никого до нее у него не было. Но и того раза ему хватило надолго. В разгар его предвыборной компании заметка была не только еще не раз опубликована, но и сыграна в видеоролике с участием той самой девицы и здорово похожего на Костю парня с членом пятилетнего мальчика.

Удивительно, что мэром Костю все-таки избрали. Сам бы он за такого недоноска не проголосовал.


***

Если семейная жизнь его удовлетворяла и даже вернула ему понятие о счастье, то с жизнью страны дело обстояло гораздо хуже.

Его по-прежнему не оставляло чувство безвозвратно утерянных ценностей с распадом СССР, какое, вероятно, испытывает обрубленный войной калека или погорелец, потерявший вместе с домом семью. Работа мэром лишь усиливала это чувство. Ежедневно он сталкивался с проблемами, о которых когда-то лишь читал: нищетой населения, безработицей и вопиющим, не поддававшимся пониманию социальным неравенством. Их еще больше усиливали чисто русские изобретения в виде задержек выдачи зарплат и пенсий. Следствием этого стали неплатежи населения за отопление и электроэнергию, которую повсеместно стали отключать за неуплату.

Слушая по телевизору и читая в газетах ежедневно о беспросветной жизни при социализме, которую Костя хорошо помнил, он не мог не сравнивать ее с нынешней хваленой капиталистической.


Какую жизнь он помнил?

Первое, что приходило ему в голову: светлую и беззаботную. Ни тебе безработицы и нищеты, ни рэкетиров и рейдеров, ни проституток и беспризорников, ни детской порнографии и продажи детей за границу, ни коррупции и лоббизма, ни МММ и ОПГ, ни исчезновения людей и вымирания народа, ни олигархов и киллеров. Что скрывать, случались убийства и раньше, но раз в год (а в Лесках так вообще за двадцать лет было всего одно), а не каждый день, как сейчас, причем такие, которые тогда невозможно было вообразить: чтобы внук убил бабушку из-за пенсии, мать выбросила зимой в окно грудное дитя, а отец изнасиловал малолетнюю дочь. Такое впечатление, что у людей окончательно крыша съехала.

Были в России всегда грабители и воры, но их добычей не были целые заводы и отрасли считавшегося народным хозяйства. Обман и мошенничество тоже были, но на работу устраивались, зная, что зарплату выплатят обязательно, квартиры покупали без риска их не получить, деньги в банк клали, не боясь их потерять, еду покупали, не боясь отравиться, лекарства пили с уверенностью, что от них вылечишься, а не умрешь, на курорт ездили, зная, что тебя там ждут. Не было понятий фальшивых паспортов, дипломов, правительственных наград, да и поддельных денег тоже. Люди верили друг другу. Над железными дверями смеялись, так как они были ни к чему.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации