Текст книги "Головнин. Дважды плененный"

– Записка твоя дельная. Оставь ее, а сейчас ступай…

Милостиво уступая Мальту русскому царю, Наполеон наперед знал, что французам не удержать за собой этот важный стратегический пункт на Средиземноморье. Так оно и случилось, в те дни, когда Ростопчин излагал императору свои соображения по внешней политике. Англичане овладели Ла-Валлетой.

Весть об этом достигла Петербурга в первых числах ноября, а уже ночью в Кронштадт отправились гонцы. Они везли строгий секретный приказ императора – арестовать все английские суда с товарами в портах России, экипажи под конвоем отправить в глубь страны.

– Слыхано ли, – вскрикивая, метался Павел перед Кушелевым, – британцы возомнили о себе непомерно. Покуда не признают моих прав, как гроссмейстера мальтийского, ни одной души не выпускать из России.

Притопывая сапогами, Павел, продолжая горячиться, вдруг остановился как вкопанный:

– У нас флот засорен англичанами, – на выдохе, сердито проговорил он. – Мало посла выдворили, а зачем на флоте сие племя обитает? Небось все они пользу только великобританскую блюсти станут, а нам вредить. Немедля изгнать всех их с флота и в Москву выдворить.

В Кронштадт, Ревель, Николаев полетели депеши Адмиралтейств-коллегии: «Его императорское величество, Государь Император, высочайше указать соизволил находящихся в балтийских и черноморских флотах флагманов, капитанов и других офицеров, кои из англичан, отправить всех в Москву, где и остаться им впредь до дальнейшего повеления».

Павел I не ограничился полумерами. Распорядился военному министру сосредоточить у западных границ 120 тысяч войск, а еще 60 тысяч выставить для обороны побережья Балтики.

Вице-президент Адмиралтейств-коллегии, адмирал, граф Григорий Кушелев редкий день не бывал в приемной императора. Очередное повеление отдавалось скоропалительно.

– Нынче же заготовь указ. Эскадры в Ревеле и Кронштадте не разоружать, готовить к походу отражать англичан.

– Ваше величество, эскадры по вашему повелению нынче разоружены, да и ледостав начинается.

– Стало быть, вооружай заново. Быть кораблям изготовленными, как лед сойдет, сразу в море…

В Париже Наполеон радостно потирал руки. Наконецто Россия заключила союз с Швецией, Данией, Пруссией противостоять на море английскому засилию. Четыре балтийские державы объединились для защиты морской торговли. Но Бонапарт заглядывал за горизонт. Он еще не остыл после египетского похода. Ему грезится вожделенная цель, Индия. Там зиждется основа могущества ненавистной Англии.

В Петербург направляется свежая идея военного союза, грандиозного похода русской и французской армий, через Каспий и Среднюю Азию, Гималаи на Индию…

Во второй половине ноября, в осеннюю слякоть и непогоду, Кронштадт вдруг ожил. По улицам сновали подводы, возили на пристань домашний скарб. От пристани, несмотря на появившуюся в заливе шугу [44]44
  … появившуюся в заливе шугу… – Шуга – скопления рыхлого губчатого льда в водной толще или на поверхности водоема.


[Закрыть], отчаливали гребные барказы и направлялись к Ораниенбауму. «Вишь ты, – носились слухи по городу, – государь-то спроваживает аглицких шпионов, от греха подальше».

Командиру порта прибавилось хлопот. Кого бы не упустить, офицеров-то не один десяток да вдобавок семьи. «Император прознает о промашке, недолго и в равелин угодить».

По-разному относились к выселенцам сослуживцы. Большинство офицеров сочувствовали отъезжающим, но открыто об этом не говорили, откровенничали лишь с верными друзьями.

– По справедливости, Петр Иванович, – высказывался, глядя на суету в городе, Головнин, – сия затея не делает чести нашему флагу. Людей сих мы приняли на службу под присягой, надо же и доверять им. Вспомни-ка Тревенена, других, они живот свой положили за наше отечество.

– Сие верно, но государь, видимо, опасается злого умысла какого.

Головнин усмехнулся, возразил Рикорду:

– От тебя, что ли, Петр Иванович, ждать зла. Ты-то тоже иноземного племени. Добро, что мы с Римской курией не поссорились. А так, по слухам, англичане к нам пожалуют весной. Они-то своих купцов в обиду не дадут.

– Вчера посыльный прибегал из экипажа. На корабль велено прибыть. Вооружать начнем вскорости. Только под снегом и льдом какая работа с промерзлым такелажем?

– Суматоха, она ни к чему, – согласился Головнин, не произнося вслух источник сумятицы в Петербурге. – Другое дело – крепостные батареи оснащают заново, сие верно. Теперь в крепости командирствует наш адмирал Ханыков. А мой благодетель Макаров занемог, меня же нынче переписали на «Всеволод», сызнова с Гревенсом, повезло мне, славный он капитан…

В Кронштадт и Ревель поступило распоряжение начать вооружать корабли к предстоящей кампании, но морозы и снег приостановили до весны эту неразумную затею. В Котлин же и прилегающие форты по замерзшему заливу спешно подвозили новые пушки, боеприпасы, тянулись строем солдатские батальоны, на случай десанта.

В Петербурге начали воплощать в жизнь замыслы Павла, подсказанные Наполеоном.

После Рождества Павел вспомнил о казачьем атамане Матвее Платове.

– Он что, еще в крепости?

– Повелением вашего величества за ослушание, – услужливо ответил Ростопчин.

– Вели доставить ко мне.

Разговор с осунувшимся и почерневшим в каземате донским атаманом Павел начал без обиняков.

– Дорогу в Индию знаешь?

Опешил Матвей Иванович, многое передумал о безрассудстве нового государя. «Путь-дорожку в Индию-то я и не знаю, да казак-то все должен знать».

– Точно так, ваше величество.

Павел повеселел, положил руку на истлевший кафтан донца.

– Молодец! Жалую тебя атаманом. Поспеши на Дон, указ мой нынче выйдет генералу Орлову. Пойдете с донцами по зимняку за Волгу, к Оренбургу, далее к Бухаре. Индию у англичан воевать будем.

На следующий день вышел царский указ: атаману Донского войска генералу Василию Орлову идти в Индию. Месяц дается на движение до Оренбурга, три месяца «через Бухару, Хиву на реку Индус».

Адмирал Кушелев получил новое указание:

– Пошли эстафету в Охотск, снарядить там три фрегата, надо перекрыть торговлю англичан с Китаем.

– Ваше величество, в Охотске нет фрегатов.

– Вооружи какие там есть суда этой Американской компании…

Через месяц двадцать пять тысяч донцов двинулись в поход на Индию и начали переправляться через Волгу…

Бывший английский посол в России Витворт, покидая Петербург, не порвал связи со своими друзьями, опальными братьями Зубовыми, их сестрой, графиней Жеребцовой, а через них поддерживал отношения с главным закоперщиком зреющего заговора против императора, военным губернатором столицы, графом фон дер Паленом. Главным аргументом, питающим этот комплот [45]45
  … этот комплот… – Комплот – заговор.


[Закрыть], о котором почему-то стыдливо умалчивают до сих пор, были английские деньги и золото… Естественно, все решения, принимаемые царем в Михайловском дворце, тайно переправлялись Витворту, осевшему в Копенгагене. Он уговаривал Данию разорвать союз с Россией, но увещевания не достигали цели…

В Англии правительство Вильяма Питта действовало без промедления. Узнав о решениях в Петербурге, Лорд Адмиралтейства Спенсер получил четкие указания:

– Выслать эскадру в Копенгаген. Принудить силой датчан к отказу от союза с русскими. После этого преподать урок русским у стен Петербурга. Пора им знать свое место на море.

В первых числах марта эскадра адмирала Паркера покинула берега Англии. Младшим флагманом к нему назначили вице-адмирала Нельсона. Некоторые чины Адмиралтейства прочили командующим Нельсона, но лорд Спенсер питал некоторое недоверие к нему из-за легкомысленного романа с Эммой Гамильтон. Недавно он совершил в ее обществе увеселительную прогулку через всю Европу из Средиземного моря в Англию…

Адмирал Паркер не торопился идти напропалую, сразу же ввязываться в бой с датчанами.

– Попробуем уговорить принца согласиться на мировую, прервать отношения с Россией.

– В наших руках самые веские дипломатические аргументы – славные пушки наших фрегатов, – возразил ему Нельсон. – Британский флот всегда приводил неприятелей к сговорчивости.

Но Паркер отмалчивался, не спешил следовать советам своего помощника. Датчане, в свою очередь, тянули время, и Паркер понял, что надо действовать.

– Давно бы так, – обрадовался наконец Нельсон. – Теперь нельзя терять ни минуты, нужно атаковать неприятеля, иначе к ним на помощь могут поспеть шведы и русские, надо их разбить поодиночке.

Адмирала Паркера опять взяло сомнение, а Нельсон кипятился, не стесняясь в выражениях.

– Вам вверена честь и судьба Англии. От вашего решения зависит репутация страны в глазах Европы.

Командующий взглянул на карту:

– Надо определиться, какими проливами подойти к Копенгагену, датчане сняли все знаки.

– Мне наплевать, каким проливом плыть, лишь бы начать драться.

В конце концов Паркер уступил и отдал команду атаковать датский флот…

Под Копенгагеном, несмотря на некоторый успех, англичане встретили яростное сопротивление флота и крепостной артиллерии. Часть эскадры и флагман Нельсона сели на мель под дулами пушек крепостной артиллерии. Большинство из них было потрепано. Впервые Нельсон отправился сам на переговоры о перемирии с кронпринцем Фридериком, как пишет немецкий историк, «когда его собственные силы были на волосок от полного поражения и разгрома».

Датчане наотрез отказались принять условия англичан, но в этот день в Копенгаген пришло известие о смене владельцев трона в Петербурге. Кронпринц понял, что пришел конец союзу с Россией, и, выигрывая время, согласился на перемирие с англичанами.

Обрадованный Нельсон, не ведая о переменах в России, быстро согласился, чтобы развязать себе руки. Лондон в это время сместил Паркера и назначил флагманом Нельсона. Освобожденный от пут, Горацио ринулся на Балтику, «ибо считал необходимым прежде всего идти в Ревель и там привести Россию к немедленной покорности английской политике».

Почему с таким рвением устремился Нельсон к Финскому заливу? Прежде ему приходилось вступать в схватки на море с вековыми противниками – французами и испанцами, голландцами и датчанами, и всех их он укладывал на лопатки. Видимо, азартному и неординарному моряку не терпелось помериться силами с русскими, и, конечно, он лелеял мечту разнести их в пух и прах. Увы, это так и осталось несбывшимися грезами прославленного адмирала.

Пружина механизма противодействия англичанам, заведенная при Павле I, продолжала действовать.

В Ревель прибыл адмирал Макаров, спешно готовить эскадру к переходу в Кронштадт. Командир порта контр-адмирал Спиридов получил приказание: «В течение апреля соорудить на острове Карлус батарею. Цитадель и все береговые укрепления привести в состояние отражать всякие могущие случиться на тамошний порт покушения…»

А Нельсон на пути к Ревельскому рейду, зная о воцарении Александра I, отправил письмо графу Палену: «Мое присутствие в Финском заливе будет большой помощью тем английским коммерческим судам, которые провели эту зиму в России. Лучше всего я могу доказать свои добрые намерения приходом моим в Ревель или Кронштадт. Если император найдет это более всего удобным».

Привык входивший в зенит славы Нельсон к подобным издевкам. Бесцеремонно обращался и с князьями на Ямайке, и с королем Сардинии…

У генерала Палена все же взыграло чувство чести, хотя на троне и воцарился друг Англии. «Император считает ваш поступок совершенно не совместимым с желанием Британского кабинета восстановить дружеские отношения между обоими монархами. Его величеством приказано объявить вам, милорд, что единственную гарантию, которую его величество примет от вас – это немедленное удаление вверенного вам флота, и никакие переговоры не могут быть начаты раньше, чем какая-либо морская сила будет находиться в виду русских укреплений».

Ответ императора Нельсон читал с кислой физиономией на внешнем рейде Ревеля. Бухта была пуста. Русская эскадра ушла вовремя. Теперь в Кронштадте соединился весь Балтийский флот. Терялся весь смысл рейда к берегам России, но свою репутацию в глазах царя надо было как-то сохранить. «Будьте любезны доложить его величеству, – скрывая досаду, сообщил Нельсон графу Палену, – что я даже на наружный Ревельский рейд вошел только тогда, когда получил на это разрешение от их превосходительства губернатора и командира порта».

Такие реверансы английский адмирал демонстрировал впервые, а вскоре он и совсем покинул Балтику, так и не испытав соблазна помериться силами с русскими…

Александр I, не теряя времени, переложил руль внешней политики в сторону британских берегов, разворачиваясь кормой к недавней союзнице Франции.

За два месяца до убийства Павла I в Париже взорвалась «адская машина», когда карета с Бонапартом направлялась в оперу, но все обошлось. Узнав о расправе с дружески расположенным к нему русским императором, Наполеон точно определил заказчиков убийства. «Англичане промахнулись по мне в Париже, – воскликнул он, – но они не промахнулись по мне в Петербурге…»

В первый день своего царствования Александр I принял на себя обязательство управлять народом «по законам и по сердцу своей премудрой бабушки». «Его вступление на престол возбудило в русском, преимущественно дворянском, обществе самый шумный восторг, предшествующее царствование для этого общества было строгим великим постом».

Вздохнули облегченно и в Адмиралтейств-коллегии. По сути, здесь верховодил недавно сменивший Кушелева вице-президент адмирал Николай Мордвинов. Довольно независимый в суждениях, он дважды подавал в отставку. Первый раз – не уступив всесильному Григорию Потемкину, повторно, повздорив с Павлом I, но Екатерина и ее сын уважали многоопытного моряка и возвращали его на службу.

Александр I осыпал Мордвинова милостями и неожиданно назначил членом нового Государственного Совета при своей особе.

На одном из первых заседаний Мордвинов всех удивил. Представил императору проект «Трудопоощрительного банка для развития промышленных сил страны и обеспечения производительного труда».

По существу, это был первый шаг на пути преобразований в хозяйстве страны.

Оказывается, много лет на основе своих наблюдений, в период службы в Английском флоте, изучая экономику Англии и других европейских стран, Мордвинов вынашивал планы реформ в экономике и финансах государства. Но адмирал помнил и о нуждах флота. По окончании кампании, среди других дел, он доложил императору:

– Ваше величество, в бытность вашей пресветлой бабушки отправлены были для совершенства в Британию волонтерами наши офицеры. Вернулись они недавно и есть уже добрые всходы.

– Какие же? – несколько меланхолично, скрывая зевоту, спросил Александр.

– Отдельные из них трудятся на пользу флоту. Капитан-лейтенант Лисянский перевел с аглицкого нужное для наших капитанов пособие по морской тактике. Другой, Крузенштерн, представил обстоятельную записку об выгоде нашей торговли с Китаем.

– Сие похвально, усердие их к благу отечества.

– Позволительно, ваше величество, доложить… Александр благосклонно кивнул.

– В традициях наших прежних отправить на выучку в Англию наилучших наших офицеров. По скудности нашей и отсутствию необходимости эскадры наши не плавают дальше Ревеля. А моряку надобно весь свет изведать по многим морям и океанам.

– К чему это?

– Ваше величество, вспомните о наших колониях в Америке, на Великом океане. В Охотске и на Камчатке опытные капитаны потребны. Умельству же моряки набираются лишь на кораблях. У англичан, по справедливости и нужде ихней, флот первейший в Европе. Там учеба знатная.

Александр рассеянно вертел в руках гусиное перо.

– Сие предприятие, видимо, денег стоит, и сколь человек ты думаешь послать?

– Средства казне вернутся с лихвой, ваше величество. Желательно первую партию хотя бы дюжину офицеров направить.

– Хорошо, я согласен, только опиши мне все это подробно и обстоятельно, всего я не упомню…

После окончания кампании Мордвинов добился назначения в Адмиралтейств-коллегию вице-адмирала Макарова. В высшую морскую иерархию попасть было не так просто, часто только по протекции. Иногда практиковали зачисление опытных флагманов, здоровье которых хромало. Мордвинов знал Макарова еще с молодых лет, со времен Чесмы, когда помогал отцу снаряжать в Средиземное море эскадру Спиридова.

– Ты, Михаил Кондратьевич, только что с кораблей, глаз у тебя наметанный. Присмотри из толковых офицеров корабельных дюжину молодцов. Подай мне реестр к Рождеству, кто, откуда, с аттестацией командиров. По весне пошлем их волонтерами в Англию, набираться опыта. У нас, сам видишь, покуда добрая половина кораблей ветхая, дай Бог до Ревеля плавать. А людей учить надобно, школа у британцев отменная, нам с тобой знакомая.

Адмирал Мордвинов как мог радел о пользе для отечества. Он деятельно помогал недавно созданной Российско-Американской компании стоять на ногах, вовлек в число акционеров Александра I, задумал отправить на Камчатку корабли. Правление компании охотно откликнулось, просило помощи у моряков. Россия не располагала торговым флотом, на купеческих судах зачастую плавали случайные, доморощенные мореходы, без должной подготовки.

Рьяным зачинателем дальних плаваний на Камчатку выступил капитан-командор Гаврила Сарычев. Добрый десяток лет провел он в странствиях по Ледовитому и Великому океанам от Колымы до Алеут и Америки. В начале 1802 года докладывал свои соображения Мордвинову:

– Вашему высокопревосходительству известно, что нынче Охотск поступил в ведение нашей Адмиралтейской коллегии в весьма расстроенном положении, новых судов там изготовить невозможно, в Иркутске все втридорога, каждый пуд перевезти, золотым становится.

Мордвинов всегда по достоинству оценивал доклады, подкрепленные расчетами.

– Ты, голубчик, изложи мне все сие подробно, дабы государю было вразумительно.

Спустя две недели Сарычев представил обстоятельный доклад. «Донеся вашему высокопревосходительству о затруднениях и великих издержках предполагаемого в Охотске построения транспортных судов, осмеливаюсь объяснить мнение мое о выгоде отправления морем кругом мыса Доброй Надежды построенных здесь судов или купленных в Англии готовых: 1. сии суда обойдутся в несколько крат дешевле предполагаемых строить в Охотске; 2. что они через один год могут быть уже в сем порту, а те и в три года не придут к окончанию; 3. что на оных можно отправить все нужные для Охотского порта материалы и снаряды с таковой выгодою, что в десять раз дешевле будет строить против доставления берегом».

Читая доклад, Мордвинов радовался уверенности капитан-командора в способности россиян осуществить задуманное.

«С первого виду представиться должны опасности и затруднения в переходе великого пространства морей, по коим россияне в первой еще раз должны совершать плавание, но когда взять к примеру, что в самые непросвещенные времена мореплавания Васко де Гама и его последователи безопасно ходили по сим неизвестным еще тогда морям, то можно ли усумниться плавать по оным ныне, когда навигация доведена до совершенства и когда всем тем морям есть вернейшие карты с полными наставлениями для плавателей.

Я уверен, что многие морские российские офицеры с великою охотою примут на себя управление теми судами, кои отправятся сим путем, и докажут примером, что для них плавание в Ост-Индию не опаснее, как и в Балтике. Для защищения сего транспорта нужно, чтобы одно вооруженное судно прикрывало его от нападения корсаров, или можно отправить оное под защитой Ост-Индских иностранных судов, идущих в Контон».

«Отменно печется Сарычев о наших делах, все предусмотрел, – поднималось настроение у Мордвинова. – А вот и свежие мысли его о торговле с японцами: кроме всех выгод для государственной казны, также откроется путь к торговле в Ост-Индии и доставится удобный случай к утверждению коммерции с Япониею по поводу сделанного уже к сему начала в 1793 году россиянами, отвозившими японцев на остров Матсмай. Японский император показал на сие свое соизволение данною от себя грамотою, которою позволяется одному русскому судну входить для торгу в гавань Нангасаки».

На первом же заседании правления Российско-Американской компании Мордвинов сообщил о мнении Сарычева. Адмирала поддержали все присутствующие и в первую очередь фактический заправила всех дел в компании Николай Резанов. Оставив в молодости, в чине капитана, военную службу, обладая живым умом и кипучей энергией, Резанов довольно быстро делал карьеру. Начав службу у графа И. Чернышева, он стал потом правителем канцелярии Г. Державина, служил обер-секретарем в Сенате. Наезжая в Иркутск, где служил его отец, он познакомился с семьей Шелихова, женился на его дочери-красавице. После кончины Шелихова стал фактическим хозяином компании. Недавно похоронил страстно любимую жену. Он-то первым и поддержал предложение Сарычева.

– Но для той задумки, – высказался он Мордвинову, – потребны люди, а они только в вашем ведомстве на военной службе состоят.

Его поддержал и президент Коммерц-коллегии граф Николай Румянцев:

– Верно сказывает, нам без вашей поддержки не обойтись.

У Мордвинова, оказывается, уже выработалось определенное мнение:

– Не сегодня завтра доложу государю предложения нашей коллегии Адмиралтейской, в коих уважим просьбу компании…

Вскоре вышел именной указ императора, по которому «позволено морским офицерам, кто пожелает, не выходя из флотской службы, вступать в Российско-Американскую компанию»…

В самом начале весны в экипажах кораблей Петербурга и Кронштадта огласили царский указ о разрешении переходить на службу в компанию. Первыми добровольцами через неделю в контору компании у Синего моста явились два закадычных друга, лейтенант Николай Хвостов и мичман Григорий Давыдов, заключили контракт с директорами.

Не задерживаясь, в распутицу покинули они Петербург, отправляясь по сухопутью к Великому океану, для службы на судах.

А в Кронштадте, в канцелярии командира порта, исполняли указ Адмиралтейств-коллегии, готовили к отправке в Англию двенадцать офицеров, восемь лейтенантов и четырех мичманов.

Едва прошел ледоход, всю дюжину вызвали в Петербург, к вице-президенту Адмиралтейств-коллегии. Все офицеры впервые входили в пышные аппартаменты. Нарядные, в новеньких белых флотских мундирах, в башмаках с блестящими пряжками и белых шелковых чулках. Адъютант ввел их в овальный кабинет.

Приветливо улыбнувшись, адмирал Мордвинов окинул пытливым взглядом стоявших полукругом офицеров: «Лучшие из достойных», – сам просматривал каждого кандидата. Заложив руки за спину, чуть сутулясь, прошел к окну, не спеша повернулся.

– Вы должны знать, что вас государь посылает служить в Английский флот, не только чтобы вы там учились корабельным маневрам, – медленно расхаживая по кабинету, начал адмирал. Черные с проседью кудри обрамляли большую умную голову. – Но вы обязаны входить и узнавать внутреннее устройство и хозяйство всего морского департамента и сверх того, при случае, замечать и узнавать состояние земледелия, мануфактур, торговли и прочее, дабы быть в состоянии употребить ваши сведения на пользу отечеству, в служении коему вы можете занять со временем значительные места».

Кое-кто из слушающих адмиральскую тираду про себя посмеивался: «Военный человек, а несет какую-то околесицу». Привыкли слышать на шканцах лихие адмиральские команды во время боя или шторма, в походе колкие шуточки и разносы капитанам кораблей, иногда брань и хлесткие словечки…

Слова адмирала открывали Головнину новые горизонты в профессии моряка. Многое он почерпнул раньше из скрижалей бывалых моряков о дальних вояжах. Но как-то ускользала в них мысль о практической пользе мореплавания для отечества.

Вице-президент напомнил о долге гражданском.

Друзей не выбирают. Сами собой между людьми устанавливаются мириады незримых связей, которые зависят от конституции и физиологии людей, их нравственных начал, исповедуемой морали, взглядов на жизнь. Иногда дружеские связи завязываются при случайных встречах, когда жизненные обстоятельства сводят вместе людей, делают их на долгие годы добрыми товарищами.

В четырехместной каюте английского брига «Ретрайв», в конце мая покинувшего Кронштадтский рейд, обустроились лейтенанты Петр Рикорд, Григорий Коростовцев, Василий Головнин и мичман Леонтий Гагемейстер. Разные по натурам, но единые во многих суждениях и взглядах на жизнь, обитатели каюты были знакомы еще гардемаринами.

Мичман, уроженец Прибалтики, отличался размеренностью и пунктуальностью. Коростовцев, большой спорщик, выделялся бесшабашностью и веселым нравом, итальянская кровь в жилах блондина Рикорда ничем не проявляла себя в его ровном и целомудренном характере, степенный же Василий Головнин, старший из них по возрасту и положению, человек «серьезных и строгих жизненных правил» негласно сделался флагманом этой небольшой дружной компании, направлявшейся с другими офицерами для службы в Английском флоте…

Солнечным полднем 5 июля 1802 года в каюте друзей появился капитан брига Генри Чартер. Хлопнули пробки, бокалы шампанского сошлись в одном движении. – С успешным прибытием к английским берегам! В открытое окно ровный, ласковый ветерок доносил плеск волн полноводной Темзы, многоголосый портовый шум, перезвон корабельных колоколов…

Спустя пять дней офицеров принимал в своих апартаментах русский посол граф Семен Воронцов. Три десятка лет состоял граф дипломатом, последние десять – послом в Англии. Тонкий политик, он умело отводил угрозы от России, за что ему завидовали и даже кое-кто недолюбливал в Петербурге. Его брат Александр состоял президентом Коммерц-коллегии, сестра, Екатерина Дашкова, директором Российской Академии наук, другая сестра, Елизавета, в свое время подвизалась фавориткой Петра III… Однако и в Петербурге, и в Лондоне его высоко ценили. Граф Воронцов умел ладить с министрами и членами парламента, имел обширные связи с коммерсантами, поддерживал отношения с учеными и журналистами, слыл среди лондонцев самым популярным иностранцем-Особо близкие отношения сложились у него с английскими моряками…

Воронцов, как всегда в таких случаях, в мундире, вышел в точно назначенное время, минута в минуту. Окинул из-под нависших седых бровей проницательным взглядом офицеров, остановил взгляд на Головнине. Тот, расправив плечи, глуховато, но четко представился:

– Флота лейтенант Головнин!

Добродушная улыбка оживила строгое лицо посла.

– Помню, помню тебя, – подошел, поздоровался за руку, обошел всех, пожимая руку каждому.

Удивленные офицеры переглядывались. Для них это было внове.

Откашлявшись, Воронцов сделал паузу, произнес небольшое напутствие:

– Не вы первые, господа офицеры, волонтерами в Английский флот поступаете. Прежде чем отослать вас на военные суда, я рассудил дать вам время поосмотреться, пообвыкнуться, в науках мореходных поднатореть. Благо, нынче на море поутихло, Амьенский договор прекратил военные действия с французом, надолго ли, поглядим. – Посол сделал небольшую паузу и продолжал: – Да и с лордами адмиралтейскими надобно мне переговорить, кого куда из вас определить. – Закончил он практическими советами: – Чиновники посольства нашего дадут рекомендации, где жить вам по средствам. Покуда на берегу, раз в неделю посольство навещайте, давайте о себе знать. Не забывайте веру православную, жалуйте нашу церковь при миссии…

Обустроив прибывших офицеров, Воронцов провожал во Францию нового посла, своего коллегу и приятеля Чарльза Витворта.

Витворт уезжал с предчуствием, которым откровенно поделился с Воронцовым.

– Вот увидите, сэр, Бонапарт не остановится. Он заключил мир в Амьене лишь к своей выгоде. Мало что Англия потеряла выгодные рынки, он оставил в своих руках берега Бельгии и Голландии, откуда станет угрожать нам и в любую минуту может напасть на метрополию.

Так оно и вышло. Вскоре первый консул стал распоряжаться в континентальной Европе, как будто в своих владениях. Соседней Швейцарии навязал новое государственное устройство и посадил правительство, «дружественное Франции», присоединил к Франции Пьемонт, на правах хозяина распоряжался в западногерманских княжествах. То и дело Наполеон устраивал английскому послу публичные разносы, не стесняясь в выражениях. Витворт пожаловался в Лондон: «Мне кажется, что я слышу скорее какого-то драгунского капитана, а не главу одного из могущественных государств Европы».

В Англии начали готовиться к худшему, на французском берегу не скрывали намерений сокрушить противника на его островной земле. Наполеон явно шел на обострение отношений с соседом и скоро нашелся повод – та же Мальта, возвращения которой он потребовал у англичан. Они обязались сделать это по договору, но не спешили исполнять.

– Итак, вы хотите войны! Вы хотите воевать еще пятнадцать лет, и вы меня заставите это сделать, – бросил Витворту гневные слова Бонапарт на приеме послов и продолжал: – Англичане хотят войны, но если они первые обнажат шпагу, то пусть знают, что я последний вложу шпагу в ножны… Если вы хотите вооружаться, то я тоже буду вооружаться; если вы хотите драться, я тоже буду драться. Вы, может быть, убьете Францию, но запугать ее вы не можете… Горе тем, кто не выполняет условий! И в конце, выходя из зала, крикнул: «Мальта или война!»

В начале мая 1803 года Витворт покинул Париж. Англия объявила войну Франции. На следующий день адмирал Чарльз Корнвалис отплыл из Плимута с десятью линейными кораблями и блокировал эскадру французов в Бресте.

В полдень 18 мая вице-адмирал Нельсон поднял свой флаг на стопушечном линкоре «Виктори» и отправился в Средиземное море.

Русские волонтеры давно обжились на английских фрегатах. Кто-то крейсировал в Бискайском заливе в эскадре Коллингвуда, другие патрулировали вблизи Ла-Манша, на кораблях адмирала Кольдера. Головнину сначала выпало служить на линкорах и фрегатах Средиземноморья под флагом Нельсона.

Адмирал Мордвинов, напутствуя волонтеров, то ли по забывчивости, то ли посчитав преждевременным, не сообщил им важное известие – Адмиралтейство готовило первую русскую экспедицию вокруг света. Ждали только судов, закупленных Российско-Американской компанией в Англии. Собственно Мордвинов, став министром по военным морским делам, и явился одним из инициаторов этого вояжа. Но вскоре, вследствие интриг Павла Чичагова, он подал в отставку, и его место занял любимчик императора Чичагов, который скептически смотрел на моряков, своих соотечественников. Не в силах отменить экспедицию вокруг света, утвержденную царем, он насмешливо сообщал в Лондон близкому дружку, Воронцову: «Можете ли представить себе, что не умея и не имея средств строить суда, они проектируют объехать вокруг света. У них недостаток во всем: не могут найти для путешествия ни астронома, ни ученого, ни натуралиста, ни приличного врача. С подобным снаряжением, даже если бы матросы и офицеры были хороши, какой из всего этого может получится толк?…