Текст книги "Любовь и хоббиты"

3. Фокусы Пикассяна

Надеюсь, я доходчиво объяснил, почему хоббиты редко суют нос в странное место под названием «Библиотека», и всё же я рискнул сунуться: если и заниматься самолечением, то лучше по солидной книге. А где взять такую, если не у Пикассяна?

– Болезни пищеварения в ту сторону, – подсказал голос, стоило мне войти. Накатила тошнота: в библиотеке сразу теряешь понимание, где пол, потолок и стены; вроде идешь по полу, смотришь – а это стена, поднимаешь глаза, а пол оказывается сверху, хуже морской болезни.

– Спасибо, схожу, попозже, – прошептал я, но, как и следовало ожидать, поначалу не заметил и намека на библиотекаря.

Он любил появляться и исчезать по частям, как чеширский кот, поэтому, когда в пустоте напротив возник один-единственный глаз и удивленно покосился в мою сторону, я даже обрадовался.

– Странно, – произнес голос, но теперь с противоположной стороны. – Обычно хоббиты интересуются промыванием желудка, реже – лечением психических расстройств. Ты что, расстроился, маленький хоббит?

Я вздохнул и снова обернулся, и снова в пустоту.

– Да. Есть чуточку, Самвел Далиевич, – признался я. – Расстроился… Хотел попросить у вас что-нибудь о вампирах почитать. Очень они меня беспокоят в последнее время.

Хорошо получилось: вроде соврал, а вроде и правду сказал. Уродливые коты на крученых ступеньках вышли из дремы и навострили ушки; где-то сверху заржала желтая лошадь, и грянул гром. Душа рвалась честно выложить колдуну все как есть, в мельчайших подробностях, но страх перед разоблачением запрещал трепаться. Самвел и шеф вроде как друзья, расскажу – хуже будет. Я молча следил за появлением библиотекаря: руки, ноги, туловище, голова…

– Читающий молодой хоббит, боже мой, в наше-то время! Похвально, похвально. Сэру Джону Толкиену будет приятно, – он схватил проплывающие мимо часы, встряхнул (вытряхнул облако пыли) и уставился на циферблат. – В ближайшее воскресенье мы встретимся, выкурим по трубочке. Как тебя зовут, мохноногий читатель?

Я представился, Пикассян гибко, по-цирковому наклонился ко мне:

– Беллетристикой интересуешься, Боббер? Молодец, вампиры – вечная тема, и могу тебя обрадовать, стая скоро будет здесь…

Стая? Какая стая? Вслух я уточнить постеснялся. Исчезая, он пожал мне руку. Жмущая ладонь осталась видимой, она и послужила мне указателем, поплыв по воздуху, как рыба.

– Самвел Далиевич, мне бы еще научную литературу, справочники там всякие, – добавил я на ходу дрожащим голосом, боясь потерять руку из вида. – Понимаете, для общего развития, а то мало ли что в романах навыдумывают.

Главное, не вызвать подозрений. Ладонь состроила кольцо из большого и указательного пальцев и понеслась в нужном направлении. Я – за ней. Передвигаться по библиотеке всегда страшно: сорваться с винтовой лестницы в пропасть, заблудиться или сойти с ума здесь также просто, как в обычной библиотеке – заскучать. Пришли. Указательный палец Пикассяна нацелился на письменный стол.

В нормальной библиотеке и стол был бы нормальный, стоял бы он себе спокойно на полу и ничем особенным не отличался. На Базе всё по-другому: стол возвышался на куче желтого песка цвета вареной кукурузы и слегка кренился набок. На нем я сразу выделил красный дисковый телефон, старинный, блестящий, лаковый, с проводом-пружинкой и трубкой в виде омара. Возле аппарата лежала толстая раскрытая книга, из страниц постоянно выплескивалась вода и тихо падала в жадный песок.

Я понял без подсказок – мне туда, и начал медленно, осторожно взбираться на кучу. Рука исчезла. Вопросы, конечно, были, но что-то внутри подсказывало – лучше оставить их при себе. Библиотека сама решала, что должно видеть гостю, а что не должно. Главное – терпение и координация движений. Насколько хватало глаз, кроме стола и кучи песка вокруг ничего не было. Вместо привычных стен, пола и потолка – сплошная черная пустота, похоже на сцену во время спектакля, когда луч света выхватывает всего две-три точки, сцена кажется бесконечной. И единственный зритель – Самвел Далиевич Пикассян. Ты его редко видишь, а он тебя – всегда.

Говорят, люди и андроиды, заходя в библиотеку, в девяти случаях из десяти попадают в самую обычную обстановку – книги, полки, столы, стулья. Всё на месте, привычно и понятно. «Везет им, – думал я, подбираясь к вершине, – входят, выходят без приключений, зевают, бутерброды лопают, а тут идешь, как по минному полю, шарики об ролики стукаются, и понятия не имеешь, где находишься, почему, и есть ли выход». Я взобрался на холмик цвета вареной кукурузы, вплотную приблизился к столу, наполовину скрытому в песке. Осторожно обогнул, рассмотрел телефон, дотронулся пальцем до диска. Холодный. Послышалось легкое шуршание: со страниц книги задувал свежий морской ветерок. Я подтянул ее к себе, но не увидел ни одной буквы. Там, где следовало пробегать печатным строчками, смешались волны и пена, настоящие, мокрые, соленые. Брызги фыркали в лицо, орошали стол и сморкались на красный телефон. И вдруг из этой глубины высунулась рыба, усатая. Мы уставились друг на друга, разинув рты.

– Чего тебе надобно, хоббит? – спросила она голосом Пикассяна и подмигнула.

– Кажется, мне пора домой, – прошептал я, озираясь по сторонам в глупой надежде увидеть спасительный выход, – давайте, Самвел Далиевич, я в следующий раз приду, а?

Тем временем вокруг многое изменилось: прошла какая-то несчастная секунда, а холмик цвета вареной кукурузы, на который я взобрался, очутился посреди озера. Тут и там из водной глади торчали обрубленные стволы и ветки засохших деревьев. Поразительно! Столько воды, откуда? Фантастика. Смена декораций происходила тихо и молниеносно!

Мимо проплывали лебеди, но в отражениях гордые птицы становились перевернутыми слонами. Я громко сглотнул. Внезапно со всех сторон налетели книги о вампирах. Слово подобрано верно – именно налетели, как птицы. Стая безумных птиц. Крылья летучих мышей и сморщенные переплеты, вот что я помню. Отбивался от них как бешеный – странные создания норовили схватить меня за руки и унести в свои гнезда. Вот почему он сказал о книгах «стая». Рыба молча наблюдала за сражением, правда, время от времени высовывалась и отпугивала особо наглых струйками воды. Намокнув, «подстреленная» книжка складывала крылья и пикировала вниз.

– Лучше признайся, что ты конкретно ищешь, – посоветовала рыба, когда жуткие твари попадали в озеро, а трусливое большинство скрылось во тьме. – Легче справиться с одной, чем укрощать десятки и сотни, после которых придут тысячи.

– Почему они так себя ведут? – спросил я из-под стола, где всерьез задумывался о подкопе, но ответа не получил.

Внезапно та книга, из которой появилась усатая рыбина, захлопнулась, расправила припрятанные крылья и зашипела. Смекнув, что вода – мой враг и помощник в одном лице, я переборол страх и отвращение, вылез из укрытия и схватил шипелку за крыло. Раскрутил в лучших хоббитских традициях и зашвырнул в озеро.

Хищница попала в лебедя, он забил крыльями и тоже зашипел. Отражение в форме слона вытащило хобот и в отместку забрызгало меня с щедростью пожарного гидранта, после чего лебеди дружно забили крыльями – похоже, слон сорвал овации.

Зазвонил красный телефон, я подавил первое желание зашвырнуть им в слона. Поднял трубку… Тем временем вода подступила, и островок стал уменьшаться на глазах.

– Помогите! – заорал я в трубку, не выясняя, кто собственно звонит.

Трубка молчала, я орал, и совсем скоро оказался по пояс в воде. Озеро собиралось проглотить меня вместе с песочным островом – в этом не было сомнений. На том конце слушали, как я ору.

Небо затянуло длинной хвостатой тучей – то были полчища книжек, похоже, они готовились ко второму налету.

– Во вселенной триллионы историй о вампирах, вымышленные и правдивые, большие и карманные, они скоро будут здесь… – торжественно предупредили на том конце голосом Самвела Далиевича. – Самое лучшее в твоем положении, молодой хоббит, утонуть… Или признаться, что ты ищешь на самом деле. Тогда, обещаю, стая развернется и улетит.

– Меня укусил гномопырь! – срываясь на хрип, заорал я. Вода добралась до шеи. – Мне нужна информация о гномопырях, срочно! Как спастись, не обращаясь в больницу, где взять противоядие, что делать… Не хочу в больницу, и упырем становиться не хочу! Самвел Далиевич!

Озеро подступило к губам, красная трубка в форме омара захлебывалась, фыркала и плевалась, как живая. Я плакал, сплевывая воду:

– Тьпфу! Помогите мне стать нормальным, тьпфу! Пожалуйста, тьпфу! Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! Тьпфу! ЫЫЫЫЫЫЫЫЫ! Тьпфу! Я хочу быть нормальным! Тьпфу, тьпфу, тьпфу!

– А я нет… – задумчиво произнесли в ухе, – нормальность ставит меня в тупик.

Песчаный островок снова поднялся, вытянулся в линию пляжа, озеро растеклось в море, а на синем небе, словно танцовщицы, выстроились веселые белые облачка. Стол, телефон, лебеди, слоны и мертвые деревья исчезли. Я, зареванный и несчастный, с горящей шеей и надорванной душой, мокрый, как общественное полотенце, стоял на песчаном берегу и ждал, что произойдет в следующую секунду.

На горизонте появились две человеческие фигуры – крупные черноволосые женщины с крепкими руками и ногами, в белых летних платьях, закрывающих у каждой по одной выпуклой груди. Странные бегуньи неслись вдоль линии прибоя, взявшись за руки и сильно запрокидывая головы. Добежав до меня, они молча попрыгали на месте и понеслись дальше. Я захлопнул рот, уставился в песок и заметил маленькую книжку в мягкой обложке – похоже, тетеньки, проносясь, выронили. Взял книжку, прочел название… Обрадовался. Я лихорадочно перелистывал страницы, и плевать, что вокруг творится – я получил, что хотел. Я попросил – он дал. Да, вот таким странным способом. По-другому здесь не получается.

Читал, стараясь не замечать проплывающие мимо странные лица, похожие на витражи (они заглядывали через плечо и улыбались, растекаясь во все стороны), разноцветные пятна, из которых вылуплялись то зубы, то чей-то глаз, ухо, рука, грудь, нога. Слов нет, какая у нас библиотека на Базе…

Брошюрка называлась «Вампиры, нетопыри, вурдалаки и прочие кровососущие: общие сведения, обработка ран и лечение. Челаковицы, 1566 г.». Глава под названием «Что делать с укушенным хоббитом?» располагалась на трех потрепанных, как я сам, листах, пропитанных жирными пятнами – верный признак, что хоббиты ее читали. Это могли быть те, настоящие древние хоббиты, которые жили среди зеленых полей и лугов, путешествовали по миру и боролись со злом, а не жрали днем и ночью, как мы, стараясь взять все, что плохо лежит или вкусно пахнет. Я ухватился за листы. Сначала мной двигало дикое желание вырвать их, но… Куда прятать?

В накладные, вечно оттопыренные карманы гоблинского лабораторного халата?

Пока я сомневался, декорации снова поменялись: строгий, пахнущий лаком зал, стойка выдачи литературы. За спиной тянулся ввысь и вширь огромный читальный зал в стиле девятнадцатого века. Там пахло старой деревянной мебелью и бумагой. Эхо возникало от любого движения, а я был единственным источником звуков на ближайшую милю, если не считать любопытных кривых котиков, желтой лошади, парящей под потолком, словно потерянный воздушный шарик, и самого библиотекаря.

Пикассян, любезно улыбаясь, протянул вторую книгу.

– Советую дополнительно взять «Вкус вампира», – он умильно наклонил голову и, заметив, как я сильно сжимаю «Укусы», добавил: – Помогает маленьким хоббитам не падать духом.

Я завертел головой и бросился в читальный зал, преследуемый вездесущим эхом.

Интересно, он догадался?

Стулья и столы здесь слишком высоки – устроился под первым попавшимся столом на старом, затертом паркете.

Глава про хоббитов начиналась описанием внешнего вида мохноногого народа; текст изредка прерывался гравюрами. Кто-то из читателей пририсовал нашим хвосты и рога, как у чертей (тролль необразованный!). Из текста выяснилось, что вампиров, принимающих человеческий облик, воротит от хоббитской крови. Приятно. Был и кусочек про гномопырей, говорилось о сложном характере, склонности к обжорству и дурных манерах, но все это я знал и так по собственному опыту. От следующего абзаца я покрылся холодным потом. Вот слова, которые повергли меня в ужас:

«Что происходило с хоббитами, на которых нападали гномопыри, доподлинно неизвестно, потому как во всех изученных нами случаях укушенные исчезали из привычных мест обитания. Осмотры жилища и опросы родственников, к сожалению, ничего не дали».

Я в испуге громко сглотнул слюну и поехал дальше:

«Что касается гномопырей, то после усасывания хоббичьей крови даже в крошечных количествах твари полностью излечиваются, становятся стопроцентными гномами, но, к сожалению, сохраняют свои вредные привычки, такие, как ковыряние в носу мало знакомого викинга, прилюдное постригание зазевавшихся фавнов и многие другие».

На этой радостной для гномов и тревожной для хоббитов ноте параграф заканчивался и за ним шел другой под названием «Как разговаривать с голодным вурдалаком», который начинался со слов: «Голодные украинские вурдалаки любят поспорить о политике…».

Я захлопнул книжку. Тупо смотрел в паркет, наверное, минут двадцать, упустив из виду странного кота, который очень тихо подкрался и шлепнулся поблизости.

– Почитал? – кот мурлыкнул и лизнул пятую лапу. Усы у животного были Пикассянские, и голос тоже.

– Возьмите, Самвел Далиевич, – сказал я и протянул ему брошюрку. Поняв, что даже такой странный кот, с пятью лапами, не сможет держать книгу, я положил ее на паркет перед самым его носом. – Можно, я пойду?

– Конечно, – ответил усатый и уставился на меня перекошенным глазами. – Хочешь дохлую ворону?

– Домой хочу, – признался я, озираясь по сторонам. – Отпустите, а?

Кот задумался.

– Может, все-таки «Вкус вампира»? – спросил он, помолчав немного. – Забавная вещица, помогает таким, как ты, у которых глаз дергается.

Я замотал головой и вышел из-под стола первым.

– И, пожалуйста, Самвел Далиевич, не говорите никому, что здесь у вас был хоббит Боббер, очень-очень прошу! В общем, вы меня не видели, хорошо?

Кот выбрался из-под стола и, меняясь в обличии, вырос в библиотекаря. Разгладил длинными пальцами торчащие вверх острые усики и уселся на высокий стул, закинув ногу на ногу. Ну и взгляд у него, братцы! Даже у Федора, поедающего варенье из фейхуа в чужой кладовке, взгляд куда проще, а на этого смотришь и не знаешь, то ли он тебя сейчас в мышь превратит, то ли сам в кого-нибудь перевоплотится…

И тут он как завернет:

– Я всегда видел то, чего другие не видели, а того, что видели другие, я не видел.

Хоть стой, хоть падай от его ответов… Я на всякий случай кивнул, хотя ни рожна не понял, и пожал плечами – мол, «куда нам, хоббитам, с нашими-то мозгишками, тем более таким укушенным, как я…». Встречаться с ним взглядом избегал категорически: мысль о том, что Самвел могучий колдун, крепко сидела в памяти. Колдуны, как известно, существа непредсказуемые, даже непредсказуемость бешеных собак уступает им по своей непредсказуемости. От собаки, по крайней мере, знаешь, чего ждать: неизвестно, когда именно она в тебя вцепится, но то, что вцепится, ты знаешь точно.

А чего ждать от колдуна?

Мы помолчали, и я вновь осмелился заговорить:

– Вы знаете, где выход? – (молчит) – Надеюсь, он существует?

– Всё, что ты можешь вообразить – реально, – ответил голос Пикассяна, тело его снова растворилось.

Я пожал плечами и вообразил сосиску, облитую кетчупом, горячую и вкусную. Вот, представил, что дальше?

А она возьми и появись. Проплыла мимо, тормознула, вернулась, показала язык и давай на всех парах тикать, виляя хвостом. Возможно ли придумать худшее оскорбление для хоббита, чем оскорбление со стороны пищи? Хоббит, обсмеянный сосиской? Ну уж дудки! Что дозволено шефу, то не дозволено полуфабрикату. Без колебаний я пустился за ней, мысленно обещая долго жевать, если попадет на зуб. Улепетывая, вкусная гадина самым издевательским образом хихикала, а затем перешла на откровенное ржание.

Я прибавил скорости, забывая о проваленной миссии и страшной ране на шее. Летел, как гепард, и не заметил, что выскочил из здания библиотеки прямо в фойе.

4. Билльбунда, Акула и Многочлен

– Эй, куда пропал, герой?!! – запищала Билль и повисла у меня на шее; хотелось вопить от боли, но я терпел, скрипя зубами. Ее полное имя Билльбунда, моя родная сестра, юная и влюбчивая до безобразия. Мы друзья. Она знает, как я сохну по Алине, а я знаю, как она вздыхает по Синелицему; еще Билльке нравится наш заумный Ури, но если Синелицый – это мечта, которая тем и хороша, что не сбудется, то Ури, наоборот, до того реален, что вызывает у девчушки массу претензий. Внешний вид, походка, манера говорить, привычки – словом, полный набор придирок женщины-собственницы.

Мокрый, холодный носик сестры уткнулся в пылающую шею. Другое дело, даже приятно, но я страшно боялся обнаружить укус. Посыпятся вопросы, придется врать, выкручиваться, а врать Билльке я не могу. Следующей будет бабушка, а врать бабушке не могут даже гоблины-синоптики.

Я осторожно поставил крошку на лапы и сделал шаг назад. К счастью, сестру отвлек мой жалкий потрепанный вид: халатик, оттопыренные карманы… Она обошла вокруг меня, посмотрела и так, и эдак, помолчала. Наконец, она издала серию звуков, которые у сестер означают примерно следующее: «Я, конечно, знала, что ты растяпа и нуждаешься в присмотре, но довести себя до такого состояния еще надо постараться. Ты превзошел все мои ожидания, брат!». Она прищурила один глаз:

– И когда мы в последний раз ели?

Билльбунда не дожидается ответа, вопрос для нее штука самодостаточная. Задает, а сама заранее знает, что я совру в ответ.

– В Скандинавию он, видите ли, уехал! А мы что, в стороне? А вдруг тебя там съедят? Украдут? Или женят?!! Почему ты смолчал? Ба хотела передать тебе шарфик по этому случаю и несколько ценных указаний!

«Съедят», «украдут», «женят» – бабушкины пророчества я знал наизусть. А ведь два из них сбылись! Бабуля-то у меня ни дать ни взять – провидица в чистом виде! И украли, и женили почти… Всё, конечно, хорошо, но миссия находилась под строгим секретом, в курсе были двое: я и Урман. Дружбан проболтаться не мог, он умеет хранить секреты. Кто тогда? Кажется, я понял: болтун вечно отирается вокруг, когда мы с Урманом обсуждаем грандиозные планы, с таким отсутствующим видом, будто думает исключительно о кольцах, но стоит ему получить бублик или пончик от бабушки Клавдии, как все наши переговоры, тайные и явные, выкладываются ей как на духу. Тысяча против одного, проболтался Федька! Зараза.

– Зря без шарфика ушел, – сестра брезгливо пощупала край гоблинского халата. – Ну и вид у тебя… В зеркало давно смотрел? Бабуля как в воду глядела, она сказала, Боббер привезет оттуда какую-нибудь редкую болезнь и будет лечить понос в больнице. Боли в животе беспокоят?

– Да нет, я… – хотя можно было и не пытаться, сестру бесполезно останавливать, перебивать или вразумлять: она свое выскажет, даже если с неба посыплются куры-гриль и зеленый горошек.

– Мой старший братик растерял последние мозги! – Билль обернулась к воображаемым зрителям (к счастью, в фойе кроме робота-уборщика на колесиках никого не было). – Только он может отправиться в Скандинавию в старом медицинском халате! Только мой братец! Ты кого там лечил, Айболит? Медведей от бессонницы? А тебя кто здесь лечить будет? Ты же знаешь, хоббитов считают симулянтами и не держат на койке больше двух дней.

– Биллька, не начинай.

– Ты же знаешь, у бабушки слабое сердце. Сказать, сколько успокоительных таблеток она выпила, пока ты играл в агента? Записку можно было оставить? Из-за тебя я пропустила вечернюю раздачу фаршированных перцев!

Сестренка надулась, скрестила на груди ручки и отвернулась. Ах! Ах! Ах! Вот почему мы такие злые, мы, оказывается, собирались в столовку, на вечернюю раздачу перцев и выстраивание глазок господину Синелицему. С перцев и надо было начинать…

И тогда, раскусив маленькую кокетку, я одарил ее взглядом, который у всех старших братьев означает примерно следующее: «Слышь ты, салага, не вешай мне лапшу, я прекрасно знаю, отчего ты такая, могла бы и сразу сказать, а не строить из себя разгневанную Фемиду».

– Пойдем поедим, – позвала она и заулыбалась; сестра отходчива, как все хоббиты, а приглашение поесть – самое примиряющее из возможных. Мы полетели в столовку и по пути влились в толпу таких же голодных баламутов, стекающихся с разных концов Базы.

И вот мчусь знакомым маршрутом, сжимая ладошку Билль, легкий, беззаботный, как вдруг вспыхнули в голове страшные слова – …привезешь… редкую болезнь…

Разжал пальцы, в глазах потемнело, лапы подкосились, и упал; после выяснилось, что чудом не попал под молоковоз, управляемый роботом-водителем (одна вращающаяся голова с антенной в виде тарелки). Меня слегка задело бампером и отбросило на тротуар, по которому шла группа спецагентов, они-то и подобрали тело.

– Бедный маленький хоббит! – послышалось как сквозь вату. – Котик, как ты думаешь, он жив?

– Безусловно жив, – мурлыкнув, ответили прекрасному голосу, – скажу больше, жив, но притворяется, это ж хоббит.

– 013, ты умеешь делать искусственное дыхание? Посмотри, какой он бледненький! – от слова к слову разговор становился громче, четче, и вдруг я понял, кому голоса принадлежат. Голос Алины Сафиной журчал весенним ручьем, лился компотом из слив; счастье слышать его несравнимо с даже третьим завтраком и полночным ужином! Я разлепил глаза, ожидая увидеть раскосые очи и длинные ресницы, аккуратные ушки, которым завидует каждая вторая эльфийка на Базе. Интересно, почему не пахнет духами? Принюхался, и в нос ударило резким селедочным духом.

Реальность сурово пощекотала мой нос кошачими усами: агент 013, преодолевая отвращение, собирался устроить «бедному маленькому хоббиту» сеанс искусственного дыхания по схеме «пасть-в-рот». В последний миг я вывернулся, задев шершавый кошачий нос, и под крики водителя молоковозки пересек дорогу. Головоробот обозвал меня «квадратным подшипником», «сухим поршнем» и «стертой клеммой», обещал несладкую жизнь и как-то по-особому оскорбил щелчками с припискиваниями. Зря он старался: самое плохое в моей жизни уже случилось…

В столовку ведут три входа: парадный, служебный и хоббитский. Положение последнего постоянно меняется. Если не впускают через первые два, мы влезаем через форточку в дамской комнате. Если дамы орут, прорываемся через вентиляцию. Если вытяжку забивают тряпками, пользуемся Самым Тайным Входом, о положении которого знают только хоббиты. Раскрывать вход в Самый Тайный Вход другим существам запрещено.

У парадного стоял охранник – тролль по кличке Акула, накачанный, скользкий, в одной набедренной повязке, на правой груди наколка – раскрытая пасть акулы. Белые полосочки шрамов на морде и лапах. Акула носит шапку-ушанку и набедренную повязку: до того, как его привезли на Базу и перевоспитали, тролль калымил вышибалой в ночных клубах Екатеринбурга.

Служебный просто заперли и повесили табличку «Хоббиты, идите лесом!», столовские всегда так делают, когда наших становится слишком много. «Столовские» – это живой труп по имени Синелицый, он тут главный и лично занимается раздачей; это официант без головы (голова-то есть, но вечно не там, где надо), он просто официант, имя которого никого не интересует, и повар-андроид по имени Макар, о нем я скоро расскажу.

Из форточки дамской уборной уныло торчала задняя часть самого толстого хоббита Базы по кличке Тридцать три коровы. Я взобрался на окно, чтобы помочь страдальцу влезть или вылезти, но столкнулся нос к носу с пожилой женщиной, которая стояла по ту сторону и кормила толстяка конфетами. Сумочку она положила на подоконник и с умильным видом, будто пришла в зоопарк к другу-бегемоту, доставала одну сладость за другой, сбрасывала фантики и протягивала лакомства Тридцати трем коровам.

Устав слушать, как он мычит от удовольствия и чавкает конфетами, я спрыгнул и помчался… нет, не к вентиляции, а к Самому Тайному Входу. Об этом пути в столовку вам знать запрещается. Тайна есть тайна.

В зал набилось много народу и еще больше моего народца, как обычно хоббиты стояли первыми в очереди (хотя слово «стояли» тут мало подходит, разве что «стояли на ушах»).

Когда перед вами штук пятьдесят хоббитов, скачущих, будто горячие кукурузные хлопья, из которых сорок девять пропущены вперед единственным недомерком, неизвестно как оказавшимся в начале очереди, и когда вы понимаете, что пятьдесят – не предел хоббитской наглости, хотите вы того или нет, начинаете обдумывать всевозможные способы разделаться с каждым. Присматриваетесь к стульям, другим тяжелым предметам, ищете поддержки у присутствующих, с надеждой смотрите на охрану. Несколько агентов покинули очередь и направились к выходу, но не для того, чтобы уйти, а к вышибале, тот их внимательно выслушал и кивнул, покосился на мелкий мохноногий народец и двинулся в наступление. Акула врезался в нашу толпу, схватил по три недомерка в каждую ручищу и понес выбрасывать. За это время с неохраняемого парадного набежало еще три десятка наших, отчего количество первых в очереди мгновенно выросло.

Хоббиты посмеивались над тупостью тролля, исподтишка обстреливали его пластиковыми баночками с зубочистками. Баночки отскакивали, разлетались пополам, а деревянные обоюдоострые иглы усеивали собой весь пол. При каждом таком попадании Акула резко оборачивался, рычал и принюхивался, как будто поимка стрелка зависела от обоняния.

В очередной раз оцарапав столики острым стальным взглядом, он направился просить подмоги к воинам золотоордынцам – тем самым ребятам, которых я видел вчера перед путешествием в Древнюю Скандинавию (их тогда построили в фойе, чистых, похожих на театральных артистов, но то было вчера, а сегодня головорезы смотрелись куда более натурально, значит, не я один трудился во славу Базы, рискуя жизнью и девственностью)…

Сегодня это были угрюмые, мятые монголы, прекрасно бранящиеся по-тюркски, один взгляд которых заставлял взвешивать каждое слово. Служители ига заскочили в столовку на перекус (новейшие модели питаются от встроенных батарей и от переработанной еды, выдавая на выходе прекрасный обувной крем), как те американские полисмены из боевика, а где-то в другом измерении, истоптанная конницей степь ждала их возвращения и трепетала.

Назревало недоброе – я эти вещи просекаю безошибочно, у меня с детства звериное чутье на драки и прочие хулиганские выходки, вот и здесь раскрылся бобберский третий глаз. Я, как выражается Урман, придерживался нейтралитета, то есть прятался под столом для грязной посуды в пустом пластиковом ведре в обнимку с мокрой веревочной шваброй.

Мои щебетливые вечно голодные братья-хоббиты хихикали, слегка нервируя стрессоустойчивую публику, состоящую сплошь из агентов – отличников боевой и тактической подготовки. Где-то среди лучших находились и Алина с котом, но я не успел их высмотреть – события стали развиваться чересчур быстро. Акула издалека поприветствовал ряженых роботов свирепым рыком, дошел до их столика и уперся ладонями в скатерть. Всё больше голов за другими столиками следило за происходящим: каждому известно, что у тролля нет привычки расхаживать по залу и заговаривать с посетителями, а тут вдруг… С чего бы?

Он чуть нагнулся к узкоглазым гостям и быстро заговорил, постоянно бросая косые взгляды в сторону моих беззаботных сородичей. Внимательно выслушав его речь, воины закивали, по скуластым лицам поползли корявые улыбки. Ну, андроиды, совсем озверели! Вошли в роль называется!

Хоббиты, когда в их сторону направились девять верных псов Чингисхана, возглавляемые сердитым Акулой, дружно заткнулись. Бойцы для острастки подняли кривые мечи, а вышибала схватил стул и дал понять, что готовится запендюрить его, куда следует, – то есть в нас. В эти мгновения даже бесчувственная муха смогла бы почуять приближение большого тарарама.

В кучке хоббитов прозвучал разбойничий свист, вслед за которым кто-то заорал «Тикаем!». Туча мохноногой мелкоты бросилась к парадному, натыкаясь на агентов, ожидающих очереди, и снося незанятые стулья. Казалось, стая воробьев прыснула к новой ветке. И тут мне случайно свезло увидеть Билльбунду – сестра, не будь дурой, закатилась под раздаточный стол – прямо на служебную территорию. И я, не будь дурнем, выскочил из ведра, тоже прикинулся колбаской и закатился вслед за сестрой. Некоторое время мы провели под раздаткой, там, где весь окружающий мир сводится к разбегающимся парам обуви и теням, лижущим гладкий пол.

Хоббиты пошумели и схлынули, за это Акуле и псевдомонголам достались заслуженные аплодисменты и бонусный десерт – кусочки банана под шоколадным кремом. Уют и спокойствие вернулись в столовку, засуетился Синелицый, приступил к раздаче благодарным агентам тарелок с едой, стаканов с компотом и корзиночек с хлебом. Знаменитый половник для битья хоббитов впервые за неделю болтался без дела. Многие агенты охотно заговаривали с покойником, желая поскорее обсудить поступок Акулы. Тролль вернулся с улицы, тяжело дыша, и улыбаясь бесконечно зубастым ртом – редкое зрелище, обычно его физиономия одна сплошная окаменелость. Преследование доставило Акуле огромное удовольствие. Синелицый вытянул поверх голов правую руку и показал коллеге поднятый вверх большой палец. Гости благодарно кивали троллю-избавителю, он подмечал каждый кивок и весь переполнялся важностью.

Конечно, этого мы с сестрой не видели, но я именно так себе это и представлял, слушая происходящее.

И вот к Синелицему прицокала парочка прекрасных, таких знакомых туфель, и раздалось дорогое сердцу щебетание. Я зажмурился от накатившего счастья и задержал дыхание. Алина Сафина. Девушка похвалила меню, сообщила Синелицему, что он прекрасно выглядит (это в каком, простите, ракурсе с его языком до пуза?), а когда в очереди снова подняли тему хоббитов, громко высказалась против установки отпугивателя. Отпугиватель хоббитов – очередное вредное гоблинское изобретение, ноу-хау, которым они гордятся до визга (коротко «ОТХОБ»). Принцип действия: на входе в столовку ставится высокая арка, внутри передатчики. Если под аркой появится хоббит, датчики его засекают, и начинается светопреставление.

Звуковые волны специальной частоты убийственно действуют на нас, мохноногих, а людям и прочим существам хоть бы хны! Громко, страшно гудят эти волны. Ури присутствовал на испытаниях в секретной лаборатории, куда тайно пробрался натырить фотоэлементов для очередного научного проекта, он подтвердил. Заслышав жуткие звуки, как рассказывал он, надо брать ноги в руки и смываться – чем дальше, тем лучше, иначе можно слететь с катушек. Опоздаешь – мало не покажется: всю оставшуюся жизнь будешь говорить «неиклот» и лаять по-собачьи. Урман сказал, что если бы задержался в лаборатории хотя бы на лишнюю минуту, то жить ему сейчас в конуре и хвостом вилять.