Текст книги "Клан быка"

Нет, не вытащить рог из борта. Придется не глядя.

Перенести вес на правую переднюю ногу, приподнимаясь как можно выше… и левой – пнуть по машине. Не копытом, а тем, что выше. Так, чтобы золотое кольцо над копытом чиркнуло по железному боку джипа. И еще раз. Еще!

Но все без толку.

То ли слишком много воды, то ли мешает краска… И даже не вырвать голову из вмявшегося борта, чтобы взглянуть, что же там, куда вслепую пинаешь!

Немцы уже сбежали-скатились с дюны, оскальзываясь, кувыркаясь и отчаянно матерясь. Уже совсем рядом. Уже не по ту сторону машины, а где-то сбоку… Прямо за крупом…

Леха все молотил передней ногой по корпусу «хамми». В одно и то же место. Сдирая краску, с размаху царапая кольцом по стальному борту.

Карта висела перед глазами зеленоватым призраком. Под ней время, с подмигивающим двоеточием. Подмигнуло еще раз – и цифры изменились: 00:00. За задние ноги рванули, отдирая прочь от машины…

Нет, нет! Только не сейчас! Неужели все было зря?!

За ноги рванули сильнее, со скрежетом полез из борта рог – и наконец-то где-то внизу сверкнула искра. Все же попал браслетом по какому-то острому углу корпуса!

Бензин, растекшийся по воде, радостно подхватил искру. Пламя покатилось в стороны, взлетело вверх по борту к пробитому бензобаку – и стало нестерпимо ярко. По голове врезало тяжеленной кувалдой, отшвыривая прочь, в темноту…

Есть!

Есть!!!

Черт возьми… Неужели сделал это? Даже не верится…

Под спиной камни, снова в Кремневой долине. Но сейчас и камни, и стена, и опушка Блиндажного леса – добрые знакомцы, милые и приятные. И дождь здесь…

Леха перевернулся с бока на спину, подставил морду под капли – уже не злые. Ласковые, как быстрые касания прохладных пальчиков, бегающих по лбу и щекам. Иногда и в этом «Генодроме» есть приятные моменты…

В тело будто влили новых сил. Готов бежать, драться, продираться к победе!

Вот только бежать-то уже никуда не надо. А весь вопрос – в Янусе.

Успел он увидеть, как взорвался джип вместе с немцами? Или ушел на миг раньше?…

Да нет, нет! Ну не мог он убежать ровно в полночь, не задержавшись на лишнюю секундочку! Должен был увидеть.

Тем более что это стоило увидеть…

Не поднимаясь, Леха щелкнул по браслету. Воистину прелестное зрелище! Даже не верится…

Ни огонька у северного прохода. Немцы – и все остальные конкуренты каперов! – выведены из строя. Конечно, они могут взять себе новые аватары, быстро купить оружие, бронежилеты, машины – и рвануть сюда…

Кто-то так и сделал. От Гнусмаса накатывала новая волна зеленых огоньков – охотники-неудачники, пытающие судьбу по второму разу.

Весь караван машин, вышедших из Гнусмаса к северному проходу, погиб – вот они и надеются, что еще не все потеряно… Но все они далеко на западе, на том краю пустыни. И не знают о том, что не все команды вышли через северный конец главной улицы. Кое-кто вышел через южный.

Центр пустыни девственно чист от зеленых огоньков. А на востоке, у южного прохода в стене – три зеленые точки.

Греющие сердце. Каперы! Какая-то пара минут, и войдут в долину. Через нее, мимо первых озер, и…

О черт!

Леха вскочил, а сердце замолотило по ребрам так, словно марафонский забег пробежал.

У северного прохода не пусто. Там разгорается зеленый огонек. Желтая точка, почти слившаяся с желтоватой пустыней – даже не заметил сразу, – теперь становилась ярче, перетекая от желтого в салатовый, в зеленоватый… и в ярко-зеленый! Полный здоровья.

Чертовы тевтоны! Кто-то уцелел, теперь вколол себе из аптечки и набрался здоровья под завязку. И до северного прохода ему…

Спокойно, спокойно!

Ничего, что один немец уцелел. Это не такая уж страшная проблема. Он ведь остался без машины – теперь-то уж точно! Быстро двигаться не сможет, только на своих двоих. Каперы его обгонят. Вот только…

Что, если это тот, со снайперкой?

Что, если он засядет где-нибудь здесь, среди камней, и перестреляет каперов, пока они будут открывать схрон?

Ничего! Если сейчас рвануть ему навстречу, то ни до какой долины он не дойдет!

Леха потихоньку пошел к стене, к проходу, глядя на карту – вроде каперы успеют в долину первыми, и с солидным запасом, – и вторым слоем замечая то, что просвечивает сквозь нее. Где же расщелина-то?…

А-а, дьявол!

Вокруг Кремневая долина, сбоку скальная стена, вон и расщелина – да не та! Эту аватару выбросило не у северного прохода, а у южного. Движок игры решил, что северный проход теперь слишком близко к месту предыдущей смерти?

Черт, черт, черт!

Теперь придется бежать не по песку, а по камням… Оскальзываясь на мокрой щебенке, Леха рванул вдоль стены на север – можно успеть к северному проходу раньше немца! Подождать, пока он пройдет через расщелину – и…

– Куда прешь, рогатое! – рявкнуло в голове. – Назад, назад!

Сквозь пелену дождя навстречу неслась темная фигурка сатира, размахивая руками.

– Там же последний немец!

– Назад, я сказал! В обход! Нельзя пустить его в долину! Мало ли какую подлянку он может еще выкинуть! Сейчас будет смена, Янус должен быть уверен, что все в порядке! Чтобы не дал задний ход в последний момент!

– Он еще не сменился?

Карта мерцает перед глазами, и под ней, в левом нижнем углу, зеленые цифры: 00:02.

– Никуда он не сменился, ждет! Никому не охота подставлять свою задницу! Так что в обход! Чтобы ни одного повода!

– Но это крюк…

– Крюк, зато по песку! – Сатир был уже рядом. Подбежал и обеими ручонками уперся в броневой нарост на боку, разворачивая. – В обход, я сказал! Быстрее! Пошел!

Леха оскалился – тоже мне, полководец нашелся! – но развернулся и побежал к южному проходу. Вон он, в стене чернеет…

Через него, со скрежетом продираясь между выступами, и дальше – опять по пустыне.

По узкой полосе слежавшегося песка под стеной…

Дождь затих. Лишь лениво накрапывал с неба. Ветер угнал черные тучи дальше на запад, куда-то к Гнусмасу, – и сверху опять это простоквашное небо. От которого паршивое предчувствие и мурашки вдоль хребта…

По слежавшемуся песку бежать легче, чем по камням, – и все равно, слишком медленно!

Стена все тянется, до северного прохода бежать и бежать.

А немец на карте уже у самого прохода…

Быстрее, быстрее! Нельзя дать ему войти!

Стена чуть изогнулась, стало видно дальше…

Черная щель прохода в стене, до нее еще метров триста. И немец. У самого прохода. В руках не карабин, а что-то длинное. Снайперка? Все-таки тот, со снайперкой?!

Леха беззвучно взвыл. Ну почему?! Почему?!! Каких-то секунд не хватает, чтобы его перехватить!

А может быть, получится догнать?… Не мытьем, так катаньем…

Леха взревел. Бычий рев понесся вдоль стены, как пароходный гудок.

Немец сбился с шага и оглянулся.

Да, со снайперкой. Тот самый, который тогда чуть не отстрелил ногу – только не здесь, а у южного прохода, – и если бы потом не помощь гарпий…

Леха опять взревел. Ну же, наци! Давай! Припомни старые обиды! Забудь на миг о схроне, попытайся расплатиться по старым должкам. Ну же, рискни!

Каперы уже у южного прохода. Уже пробираются по расщелине, наверно…

Немец остановился перед самой расщелиной. Ухмыляясь, вскинул руку в нацистском салюте. Даже изобразил щелчок каблуками.

И нырнул в проход.

Леха взревел – уже не для немца, уже от ярости. И помчался вдогонку, вбивая копыта в мокрый песок. Черт, черт, черт!

В долине, конечно, есть еще сатир… Но что он сможет против снайперки? Он вообще знает, что у немца снайперка? На карте ведь не видно, что у него из оружия…

Что, если сатир так и ведет каперов к озерцам – бравым парадным шагом, гордо выпятив грудь?!

Вот и расщелина. Леха затормозил в паре шагов перед ней. Замер, прислушиваясь. Не подкарауливает немец в темноте?

В расщелине грохотало рассыпчатое эхо. Немец никого не караулил, а рвался в долину.

Леха шагнул в темноту – и снова замер. Кажется, эхо шагов стало тише… Еще тише…

Немец все-таки решил подкараулить?

Ладно, наци. Поиграем!

Леха щелкнул по кольцу, вызывая карту. И оскалился – от злости на самого себя. Нервы ни к черту. Как сопливая девчонка! Такой мандраж, что уже координация нарушилась. По браслету не попал!

Еще раз щелкнул копытом по левой ноге… Но копыто опять проехалось по мокрой шкуре, и только. Никакого металлического стука.

Леха опустил голову – и даже не смог выругаться. Так и замер с открытым ртом.

Браслета не было.

Несколько секунд так и стоял, не веря своим глазам. Водя копытом по ноге. Там, где раньше было кольцо.

– Чего встал?! – рявкнуло в голове. – Янус сейчас вот-вот свалит со смены – и так уже задержался! Ты что, хочешь остаться и так и подохнуть в этой гребаной игре?!

И первый раз за все время этот мерзкий блеющий голосок – лучше сладчайшей музыки!

– Только не обрывай связь! У меня пропал браслет.

– Браслет! Карта! – Как это «пропал»?.. Тот, мой? От программы?..

– Да! Снесло его! Начисто!

– Глюканулась, зараза… – зашипел сатир. – Ничего нормально сделать не может, безрукий! Я же ему…

– Укройся за камнями! – перебил Леха. – И каперов укрой! У немца снайперка. Он уже в долине.

– Угу… – пробормотал сатир. – Сейчас…

– Не обрывай связь! Можешь сделать мне браслет заново?

Леха вывернул голову, чтобы один рог смотрел вниз, а другой вверх, и влез в расщелину. Медленно пошел в темноту.

– Заново… – пробормотал сатир. – Времени нет! Я сам тебя поведу.

Леха поморщился. Лучше бы нормальную карту, на которой все видно – без задержек на слова. Тут один миг может все решить… Но уж лучше так, чем совсем ничего.

– Где он?

– У самого входа. Замер, гад…

Камни под ногами ушли вниз, Леyха напряг передние ноги, чтобы не понесло вниз. Потащит вниз – уже не остановишься. Пронесешься до самого конца, громыхая, как поезд в туннеле, и по инерции вылетишь далеко из расщелины… прямо под пулю.

– Точно со снайперкой, гад. Выцеливает, падла…

Упираясь ногами в склон, Леха сопротивлялся силе тяжести, но камни улетали вниз. Предательский грохот застучал по расщелине, набирая силу.

– Где именно?

– Так… У самого-самого выхода. Чуть вправо. На склоне за валуном, похоже. Стой! Я наших предупрежу, чтобы так и лежали, не высовывались пока…

И он пропал.

Стиснув зубы от напряжения, Леха медленно спускался вниз в полной темноте. Лишь где-то далеко вверху узенькая светлая полоска, край расщелины… Осторожно ставя копыта, чтобы камни не вылетали. Кажется, удается.

Впереди блеснул светящийся разрез, и тропка стала выравниваться. Вот и выход.

Ну где сатир?! Куда он делся?!

– Та-ак… – протянуло в голове. – Стой! Он, кажется, меняет позицию… Стой пока в проходе, не высовывайся!

Леха совсем остановился.

До края расщелины – каких-то пять метров. Светлая полоса посреди темноты.

Замер, прислушиваясь – стукнет камень там, за щелью? Под шагами немца…

Ну где сатир, чего медлит?!

Леха медленно втянул воздух. Секунды ползли медленно, как увязшие в меду мухи.

Сколько уже прошло? Десять секунд? Четверть минуты? Кажется – вечность…

Ну чего он тянет?!

– Ну-ка, давай вперед! Медленно… Так… Сейчас мы снимем этого гоблина нордического…

Леха открыл рот – но так и не уточнил, куда именно сместился немец.

Нельзя! Немец слишком близко, вместо слов выйдет рев. Ну додумайся сам! Скажи, где именно стоит немец…

– Медленно, но вперед, я сказал! – командовал сатир. – Не мандражь, все сопли растрясешь… Забыл он про тебя, кажется… В нас целится, сука…

Черт, черт, черт! Ну додумайся! Скажи же, наконец, куда он сместился!

Раньше был справа от выхода – а теперь?!

Отсюда небольшой угол обзора. В узкой полосе, сверху, – белое от облаков небо, ниже – тяжелые тучи, вечно висящие над озерами, блестящие зеркала воды. Край осыпи, ныряющей от выхода вниз… Немца не видно.

– Метров пять от прохода… – пробормотал сатир. – Спиной к тебе стоит, в нас целит… Прямо на осыпи, чуть правее выхода…

Чуть-чуть!

Если бы чуть-чуть, то его было бы видно! Хотя бы левый бок!

Значит, не так уж чуть-чуть… Сразу за правым краем расщелины.

– Вылетишь из прохода, и он будет твой. На три-четыре рванешь, как ошпаренный. Понял? Только не промахнись!

Леха открыл рот – и закусил губу.

Идиот! Он что, не понимает, что говорить нельзя?!

– Товсь… Не подведи, сволочь рогатая… Янус сваливает через две минуты… Раз!

Леха чуть подался назад и влево, к самому боку расщелины. Получше разбежаться. Это сатир только думает, что того немца так просто будет снять…

– Два!

Леха сглотнул.

Ну, вот и все. Сейчас все и решится…

– Три!

Только бы не ошибиться. Только бы не ошибиться…

– Ап!

Ноги рванули тело вперед.

Где-то за спиной между стен заметалось эхо – но броневые наросты на плечах уже продрались сквозь выход, сильные ноги швырнули тело дальше вперед и чуть вправо…

Леха вылетел на осыпь, пригнув голову. На такой скорости не важно, рогом или лбом. Главное, сбить его, повалить – и потом уже рвать рогами, втоптать в щебенку…

Немца не было.

Ни справа от прохода, ни слева. Ни на насыпи, ни под. Вообще не видно!

Адреналин встряхнул тело, оголил чувства. Мир вдруг стал ярким, выпуклым, почти осязаемым. Каждая мелочь цеплялась за глаз, каждый миг оставался в памяти…

Далеко слева, под вечными надозерными грозовыми тучами, вспучился огромный фонтан. Толстые струи воды вылетают из маленького озерца и, изогнувшись длинными параболами, падают далеко за его край. Озерцо почти обмелело, и из воды выступила маленькая башенка, похожая на надстройку подлодки. На берегу озера – спиной, лишь камуфляж, каски да стволы «калашей» – трое каперов. Зачарованные фонтаном и башенкой, открывающей доступ к огромному схрону… А сзади к ним несется сатир. С разбега крутанулся, лягая что-то над землей, – и над головами каперов сверкнула россыпь стальных игл…

А справа, на опушке Блиндажного леса, кабаны. Черноухий и альбинос, швыряющие здоровые желуди в Клыка. Сам Клык, замахнувшийся битой… И черные точки на белом небе. Прекрасно ложащиеся на огромную дугу, одним концом опершуюся об опушку, а другим – прямо сюда, в осыпь под стеной…

Прямо туда, куда тащит инерция рывка, в который вложил все силы. Выпущенный самым первым желудь несется прямо под ноги…

Леха попытался остановиться. Выпрямив передние ноги, намертво вбить копыта в землю. Зацепиться, затормозить… Напрягая ноги до боли в мышцах и суставах, рвущихся от непосильной нагрузки, – но инерция была сильнее. Копыта проскользили по мокрой щебенке, ноги подогнулись…

От озер долетел тугой звон стального одуванчика, а сами стальные семена – уже над головами каперов. Стянулись в несколько длинных нитей, соединяя землю и низкие тучи.

И ослепительные нити огня, режущие глаза. Одна воткнулась прямо в каску высокого Кэпа, вторая в ствол «калаша» за плечом Молчуна…

Поехавшие по щебенке ноги уже не держали тело, а инерция несла все дальше вниз по осыпи. Брюхо врезалось в щебенку – и Леха взвыл.

Он падал на щебенку и раньше, и это было больно, но сейчас…

Весь день уровень боли стоял на минимуме. Лишь тупые толчки в тело. Теперь же…

Чувство боли не просто вернулась. Оно стало таким, как никогда прежде. Каждое касание шкуры об острые камни раздирало тело болью. Будто и не было ее, этой шкуры, а лишь голая рана, на все тело, с которого содрали кожу. И теперь волочат по кускам соли…

Леха выл, забыв обо всем на свете. Ничего в мире не осталось, кроме этой боли, которая никак не желала кончаться, лишь становилась сильнее и тяжелее, утягивая все глубже.

И тут первый желудь ударился в камни справа. Оттуда окатило ударной волной, и в бок стали вонзаться уже не мелкие камушки, а зазубренные стальные осколки…

Леха кубарем катился по камням, а с неба упал второй желудь. Третий… Все вокруг утонуло в разлетевшейся щебенке, каменном крошеве, удушливой гари от взрывчатки – и в боли. Вместо головы остался чугунный колокол, в котором молотился огромный чугунный язык. Бум, бум, бум.

А мины все валились и валились…

Мины больше не падали.

Даже странно, что живой… Все еще на осыпи под расщелиной. На боку, уткнувшись мордой в камни. В ушах гудело, но это были фантомы звуков. А через них, кажется, ничто не пробивается – вокруг тихо-тихо.

Леха шевельнулся – и взревел. Новая волна боли прошлась по телу, впиваясь в брюхо, в бока… И совершенно невообразимо больно было в ногах.

Рев затих. Воздух в легких кончился, но боль все не кончалась… Лишь затихла – чуть-чуть…

Открыв пасть, Леха маленькими короткими глотками втягивал воздух. Боль была дикая, но Леха молчал. С криком – еще хуже. Сначала рев словно выпускал боль из тела, делал легче, но даже эти крошечные движения легких и ребер чуть сдвигали тело. По острым камням, врезавшимся в шкуру снизу. По осколкам, по каменной крошке… Все это впивалось в тело. Неописуемо. Чудовищно…

Кто-то поставил уровень боли на максимум. Кажется, даже просто моргнуть – и камни опять впиваются сильнее.

Закусив губу, чтобы не взвыть, Леха приподнял голову. Чуть-чуть. И зажмурился от боли. Еще одна волна, пронзившая все тело, от костей до кончиков волосков, и никак не желающая исчезать.

А если подняться на копыта? Рывком… Сначала будет очень больно, но затем камни перестанут впиваться… Ведь перестанут же, правда?…

Леха скосил глаза вниз, на живот и ноги, – и оскалился. Выть хочется, да нельзя!

Вместо задних ног – перекрученные столбы плоти. Один из желудей угодил прямо под ноги. Не убил, но вот подняться теперь… Сколько они будут зарастать? Полчаса? Час?

Леха повернул голову – а что в долине? Что с каперами?

Все-таки предал, козел однорогий…

Глюканулась программка, да? Так он сказал? Сам же ее и снял, наверно. Как дал браслет, так и снял…

Но озер не видно. Большой валун, прямо перед глазами, скрыл все справа.

А вот слева видно – блиндажные Дубы, хрюшки. Все три кабана крутятся на опушке и никуда не спешат. Альбинос с черноухим дурачились, подставляя друг другу ладоши. Ну прямо волейболисты после взятого очка – только на копытах и с пятачками…

Все-таки есть второй монстр с картой, который водил немцев. И этот монстр вполне годится на свиную колбасу – если виртуальную. Даже жаль, что виртуальную. Лучше бы в реале из него свиные сосиски сделали…

А ведет его тот Харон. Ох, не случайно приступ трудоголиколизма напал на него именно в день большой гонки.

И можно спорить на что угодно, что Януса он согнал с рабочего места ровно в полночь – если по их времени, реальному московскому. А если по игровому, то ровно в час дня.

Как раз тогда, когда высекал из «хамми» искры, поджигая разлившийся бензин. Янус даже и не сопротивлялся особенно, наверно. Ушел довольный. Уверенный, что теперь-то схрон достанется каперам. Может быть, даже радовался, что его побыстрее выгоняют с дежурства, – чтобы потом ни в чем не заподозрили… Наверняка ему сатир чего-нибудь такого насоветовал, почему лучше убежать сразу после окончания дежурства…

Он много кому чего насоветовал. Как это он сказал тогда, когда только узнал, что немцев, может быть, кто-то водит? Пора запасаться козырями, чтобы в любом случае не проиграть? Как-то так…

Что сатир предложил Клыку и Харону? Что будет морочить голову Янусу и каперам, а этого тупого бычару вообще заставит вслепую помогать немцам? Наверно, что-то в этом роде. И на этот раз он их даже не обманул…

Где-то за спиной осыпались камни – странные звуки реальности через фантомный шум в заложенных ушах. Леха попытался оглянуться – и скривился от боли.

А сзади, из-за валунов, показался немец. Вот он куда пропал. Отсиживался, пока сатир разбирался с каперами, а хрюшки устраивали артобстрел.

На плече снайперка, из заднего кармана выглядывает монтировка. На всякий случай из сгоревшего «хамми» прихватил, чтобы схрон открывать?

Немец ухмыльнулся, глядя на опушку. Помахал рукой хрюшкам. И потопал вниз с осыпи, вниз в долину, забирая направо – к озерцам, невидимым отсюда из-за валунов. К поджидающему там сатиру – и схрону…

И замер, вспомнив что-то.

Медленно обернулся, нашел глазами Леху – и на лице немца расцвела ядовитая улыбка.

Он сдернул снайперку с плеча, положил на камни. И пошел к Лехе, хлопая себя по карманам. То, что искал, нашлось в заднем кармане.

Монтировка. Вороненая, почти черная – но расплющенный край без краски. Блестящий край плющенной стали…

Нет! Нет! Нет!

Леха дернулся в сторону, и камни под боком врезались в тело, на мир накатила волна боли, разбив все мысли.

Мелькнуло лицо немца… Монтировка – в живот, разрывая рану, только начавшую затягиваться. Немец рванул ее вбок, поглубже. Провернул, цепляя шкуру, – и потянул, свежуя Леху заживо. Без суеты, без спешки, без особых эмоций…

Весь остаток дня в небе ревело – то тише, то громче, то почти затихая и снова возвращаясь…

Уцелевший немец добрался до схрона и поднял вертолет. Барражировал по ту сторону стены, отгоняя вторую волну охотников за схроном.

Потом добрались трое остальных немцев, в свеженьких аватарах. Подняли второй вертолет, третий… То один, то другой взлетал, крутился над долиной. Вдоль стены – по ту сторону, патрулируя подступы из пустыни.

Остальные разгружали схрон. Дно озерца раскрылось, как цветок, и по лепесткам-пандусам немцы выводили на берег все новые джипы, вытаскивали ящики с патронами, гранатометы, стопки бронежилетов, выкатывали бочки с топливом…

Леха лежал между валунами, забившись в закуток. Просто лежал, глядел на расходящиеся тучи, на камни…

И пытался унять ярость, душившую изнутри.

Все-таки предал! Предал!!!

Хотелось выскочить, найти этого мелкого шибздика, и…

Ярость жгла изнутри, душила, но Леха лежал. Просто лежал и ждал.

Во-первых, не догнать его здесь, в долине, на этой предательской щебенке. А во-вторых – бесполезно. Ну, врежешь один раз рогом… И что дальше? А вот от чего будет польза…

Но это не сейчас. Потому что все надо делать вовремя.

А сейчас – просто лежать, тише воды ниже травы.

Немцы больше не трогали. Пока им хватает забот со схроном. Это все надо разгрузить, охранять от других, потом договориться о продаже, устроить встречи. Про них можно забыть – пока.

Жажда накатит нескоро, до нее почти сутки: крови сегодня не пил, но игроков за этот день перебил столько, что даже по минимальной ставке насытился до предела. Про жажду тоже можно пока забыть…

Тучи рассасывались, проступала синева. Гремело у озер, где немцы все разгружали схрон. Волнами накатывало тарахтение вертолета, кружащего по ту сторону стены… И наваливалась дремота. Тяжелая, мутная. Перебродившая смесь всех последних дней, полных суеты, тревог, надежды – и…

И того, чем все кончилось.

Ну что ж… Что случилось, то случилось. Но по счетам кое-кто еще заплатит!

Леха просто лежал, стискивая зубы от ярости. То проваливался в дремоту, то вдруг оттуда выдергивал рокот вертолета, перевалившего из-за стены в долину…

Сатира сначала не было видно.

Потом, когда небо стало темнеть, а верхушки Блиндажного леса наполнились пурпурным светом, отражая далекий закат, сатир появился. Прошелся невдалеке. Потом еще раз, чуть поближе.

Так потихоньку-потихоньку подбирался, как-то искоса поглядывая. С опаской, что ли…

Пришел издеваться?

Сатир подбирался все ближе. Наконец вспрыгнул на здоровенный соседний валун, уселся на вершине на корточках – вроде и совсем рядом, а вроде и никак его не достать, если захочется размазать по камням.

– Рогатый, ты это… – позвал сатир.

Замолчал, сел на валун нормально. Поелозил, не то устраиваясь поудобнее, не то просто собираясь с мыслями.

– Не держи зла, в общем. Ну, ты же понимаешь… Я ведь не знал, что все так удачно для нас сложится, что схрон прямо тут будет…

– Для нас? – уточнил Леха, криво ухмыляясь.

– Ну, для вас… – вздохнул сатир. – Для каперов…

Сатир помолчал, косясь на Леху. Но Леха больше не заговаривал. Сатир вздохнул.

– Ты пойми, тут ведь чистая логика. Мест для доходяг всего два, ведь так? Ну сам подумай. Ну остался бы я с вами, а немцы бы вдруг победили – ну что, лучше бы было? И ты бы здесь остался, и я… Или даже если бы мы победили – и что дальше? Этот Харон, он же начальник отдела у них! И все знал про нас с Янусом к тому же…

Леха не отвечал.

Начальник-то начальник… Но вот знал ли он про Януса и сатира?

Это еще большой вопрос, сам Харон обо всем догадался или ему все выложил один однорогий доброхот…

А сатира как прорвало:

– Думаешь, дал бы он Янусу вытащить меня с тобой? Ха! Да он скорее самого бы Януса за такие подвиги сюда упек! А так хоть я выберусь отсюда… Чем-нибудь и тебе пособлю оттуда, может быть… А? Ну ведь это же лучше, чем ничего, – хотя бы один из двух? А?

Леха не выдержал и расхохотался. Ну вы только послушайте его… Он еще и одолжение сделал, оказывается! Сатир оскалился:

– Ну что?! Я, что ли, виноват, что дежурства так разложились?! Что Янус следит в начале дня, а последнее слово за Хароном будет? Что в базе данных смертников может случиться еще один маленький сбойчик, уже после дежурства Януса?! Я в этом виноват, что ли?! Я?!

Леха не отвечал.

– Ну даже захотел бы я тебя вытащить – и что? Как?! Клыка-то по-любому из расклада не выкинуть, он с немцами и Хароном черт знает сколько времени! Давно уже наводил их, оказывается…

Леха не реагировал.

– И его никак не выкинешь, – все жаловался сатир, – и ты тут еще со своим благородством… Тут жопу рвешь, чтобы отсюда выбраться, все что угодно отдал бы! А он, видите ли, свое место какой-то бабе решил подарить. Гордый он, видите ли, и благородный, мать твою буйволову за щеку…

Леха молча разглядывал его морду. Вроде та же козлиная морда: бегающие глазенки, драная и грязная бородка, один рог целый, другой отбитый. Но что-то изменилось…

– Что? – нахмурился сатир. – Чего уставился?!

Ухо. Вот что изменилось.

– А-а, кольцо… Все, убрали кольцо. У Клыка тоже потерли. И у всех остальных, если вдруг кому-то еще модеры сувенирчики давали… У них там уже девять часов утра, через три часа у Харона смена кончается. Ну и вот… Он всем сразу и потер подарочки специальной программкой. Чтобы, если вдруг нагрянет проверка, никаких следов… Или если вдруг теперь тот же Янус услышит раньше времени, как все вышло, и бегом примчится обратно на фирму и начнет копать, как это так вышло да почему, ор поднимет… Чтобы не заложил никого со злости. Он прибежит – а колечек-то уже и нет.

Сатир замолчал, лишь тихонько болтал копытом. Но не уходил. Опять покосился на Леху.

– Да и на хрена они теперь, эти кольца? Четыре часа осталось. В час дня, по-ихнему, бригада хирургов подъедет, вытащит отсюда нас с этим кабаном…

Леха поднялся и побрел прочь.

Из последних сил сдерживаясь, чтобы не побежать. Ярость, отступившая было, снова была тут как тут – и душила. Ух скольких сил стоило сдержаться, не накинуться на этого козла…

Но нельзя. Нельзя!

И идти надо – вяло, понуро, побито…

Чтобы, не дай бог, сатир ничего не заподозрил. Карты у него нет, но немцы – вон они, неподалеку крутятся. Один знак – и они насторожатся. Сообразят, что что-то не так.

А если они еще и с Хароном свяжутся и он вернется в игру как модер…

Леха свернул и пошел к скальной стене, к проходу.

Медленно, медленно! Как побитая собака, у которой не осталось ни одной надежды…

В расщелину, в темноту прохода…

Дотерпел до ее конца. А по ту сторону – уже можно! Здесь сатир уже не увидит и не услышит дробного эха от торопливых шагов!

Леха крутанулся вбок и рванул. Понесся вдоль стены на юг, от души вколачивая копыта в песок.

Ну, господин Фавн без причиндалов, теперь-то недолго осталось…

Недолго!

Стена изменилась – стала переходить в Изумрудные горы, и тут же над головой зашелестело.

Алиса спикировала на землю прямо перед Лехой. Ждала.

Побежала навстречу, вскинув крылья будто руки, призывая ничего не говорить. Сама быстро-быстро заговорила, не давая вставить и слова:

– Леш, я все знаю! Ты только не кори себя, это ведь…

– Знаешь? – перебил Леха и раздраженно фыркнул. – Все?

Алиса грустно улыбнулась.

– Сарафанное радио никто не отменял, работает даже у монстров… – И тут же шагнула ближе и снова заговорила быстро-быстро и очень мягко, словно маленького ребенка уговаривала: – Леш, ты только успокойся, не кори себя так. Ты ведь сделал все, что мог. Кто же знал, что он предаст… Я, знаешь, даже… рада, что ли? Можно так сказать? Потому что, может быть, ты и прав, и кто знает, смогла бы я вытащить тебя, если бы выбралась отсюда… Может быть, ты и прав, и ничего бы у нас не вышло… А так – по крайней мере мы будем вместе. Я и ты… И знаешь, я…

Леха снова коротко выдохнул. От души! Бычья аватара громко фыркнула.

– Лешка, милый, ну не надо, пожалуйста… – почти взмолилась Алиса, и в ее глазах заблестели слезы. Шагнула еще ближе, заглядывая в глаза: – Ну не виноват ты, не кори себя так… Никто не выигрывает во всем и всегда…

Леха расхохотался.

Алиса нахмурилась. Горечь уходила из ее лица, сменяясь все большим удивлением, – Леха не переставал хохотать, просто не мог остановиться, – а потом на смену удивлению пришла обеспокоенность.

– Леш?…

Кажется, она решила, что и это – от нервов? Вроде срыва?

– Врет все ваше сарафанное радио! – с веселой злостью крикнул Леха.

– Но… – Вот теперь Алиса была действительно удивлена. – Но он же предал тебя… Разве не так? Он же убил каперов…

– Ему же хуже!

Алиса помотала головой:

– Ничего не понимаю… Но он ведь переметнулся к немцам? К тем, кто стоит за ними? Наше сарафанное радио много чего знает про местные нравы, жаль только, что с задержкой, как письма из Антарктиды… Он переметнулся, и он не дурак. Если переметнулся, то знал, к кому и зачем…

– Забудь! Глупости это все. Пойдем!

Леха дернул головой на север, приглашая.

– Куда?… Леш, я ничего…

– Хватит вопросов, девушка-паникерша. Время не ждет. За мной, и пошустрее!

Леха развернулся на север и припустил обратно вдоль стены, разгоняясь.

– Да куда ты, Леш? – Алиса засеменила следом, нагоняя. – Леш!

Но Леха лишь дернул головой – давай следом! – и рванул быстрее.

Алиса еще что-то сказала, но ветер унес ее слова… Потом она появилась справа. Уже не бежала, уже неслась над самой землей, широко раскинув крылья. Поравнялась с Лехой.

– Да подожди ты, Леш! Куда…

– Некогда, Лис! – бросил Леха не останавливаясь. – Слушай и запоминай…

– Все поняла?

– Все. Кроме самого важного. Откуда…

– Подожди… – пробормотал Леха.

Уже не бежал, уже шел. Все медленнее и медленнее. Ну где тот чертов выступ?! Где-то здесь был же…

– Леш?… – Алиса пыталась проследить за его взглядом, но Леха все крутил головой. – Что ты ищешь?

Ага, вон он!

– Пришли, – сказал Леха и шагнул к самой стене.

– Куда? Леш, да объясни ты по-человечески! Что…

Алиса осеклась.

Леха стукнул по валуну у стены копытом, и звук был вовсе не как копытом о камень.

Алиса пригнулась, разглядывая низ валуна.

– Леш?… Это то, о чем я думаю?…

– Все поняла, что надо сделать?

– Да… А откуда… Стой, Леш! Ты куда?

– Есть еще одно дельце.

Ночь вступила в свои владения.

Небо черное-черное, яркие точки звезд…