Текст книги "В поисках Совершенства"

– Теперь скажите себе: битва окончена. Представьте всех солдат вокруг себя. Я хочу, чтобы они увидели вас.

– Да, они видят меня! – Она засмеялась.

– А в этой жизни вы испытывали чувство, будто вас не видят?

– Да, все свое детство.

– Вы хотите, чтобы кто-нибудь увидел вас сейчас?

– Мой сын.

– Что вы хотите ему сказать?

Она снова заплакала и произнесла:

– Я больше не буду от тебя прятаться. Я хочу, чтобы ты видел меня.

– Значит, у вас есть тенденция уходить в сторону, когда возникает стрессовая ситуация. Вы больше не на поле боя, поэтому необходимо ваше полное присутствие. Теперь люди думают о вас. Посмотрите. Откройте глаза.

Она открыла глаза. На нее смотрели улыбающиеся лица. Я чувствовала себя русским солдатом в казарме, полной мужчин. Настоящее товарищество. Она засмеялась:

– Господи, я и забыла, что вы все здесь.

Это был очень изматывающий сеанс, хотя обошлось без травматических ситуаций, вроде описанных в книге. Роджер рассказал, что однажды группа увидела на шее женщины, вспомнившей, как ее повесили, красные полосы.

Он развлекал нас байками до шести вечера. Я от всей души порадовалась, что на мою историю времени не хватило. Но какая-то часть меня так же сильно возмутилась, что весь оставшийся час мы просто сидели и болтали. Роджер сказал:

– Может, сейчас где-нибудь в России есть более мирный дом.

Его спрашивали, правда ли, что в «мире духа» все всё прощают. Похоже, что чаще всего так и есть. Один клиент, которого сожгли у столба, отыскал Кальвина. Кальвин сказал: «Думаю, я был немного чересчур суров». Другой клиент накричал на Св. Павла за его отношение к женщинам. Св. Павел признался: «Это правда, что я не очень хорошо понимал женщин».

Одна из женщин поведала нам историю, как она работала в приюте для наркоманов (в этой жизни). Она была благочестивой еврейкой и не верила в реинкарнацию. На работу в приют пришел индиец, и она его очень боялась. До такой степени, что начала прятать нож на случай, если он нападет на нее. Однажды после молитвенного собрания она заговорила с ним, и ей стало очень стыдно, потому что он оказался мягким человеком с тихим голосом, убежденным пацифистом и любителем тишины. И однажды он сказал ей:

– Я тебя знаю. В прошлой жизни я убил тебя. Я заколол тебя ножом в спину.

Она ничего не рассказала ему о своем страхе и о том, что прятала ножи, когда он здесь появился.

Этот случай убедил ее в том, что прошлые жизни – это правда.

В шесть часов вечера я пошла в супермаркет, потому что отчаянно нуждалась в чем-нибудь знакомом, привычном и вредном для меня.

Упражнение в воскресенье утром заключалось в том, что мы учились быть проводниками в «возвращениях» друг друга. Нам раздали листы бумаги с подробными инструкциями, как вести человека по его истории. Кроме Роджера, присутствовали четверо квалифицированных ассистентов на случай, если кому-то потребуется помощь.

Основной принцип заключался в том, чтобы спрашивать, что происходит, а не «почему ты здесь?». Вопросы «почему?» мешают ощущениям и возвращают человека обратно. Проводник не должен требовать, чтобы «возвращенный» говорил: «Я думаю, это как-то связано со страхом перед ведьмами, характерным для того века». Мы должны были спрашивать: «Что происходит дальше!», чтобы человек заново смог пережить события, что-нибудь вроде: «Теперь они привязывают меня к стулу» или «они меня утопят». Нам велели давать команды. На вопросы вроде: «Хотите продвинуться еще немного вперед во времени, в комнату пыток?» вряд ли можно получить полные энтузиазма ответы: «О да, с удовольствием!»

Моя партнерша нарисовала картинку, похожую на рекламу отдыха на тихоокеанском острове. Заголовок гласил: «Жизнь в раю». Мне стало ужасно завидно, и я подумала, правильно ли она поняла задание. Я начала задавать ей вопросы, и мне описали теплый песок, пляж, то, как она собирает дары природы, чтобы накормить мужа и ребенка. Просто какая-то волшебная сказка.

– Сколько вам лет? – спросила я.

– Около восемнадцати, и я так счастлива. У меня есть дочь. Мой муж – рыбак.

Интересно, что будет дальше?

– Давайте продвинемся немного вперед, к важному событию, – предложила я. – Один, два, три...

Я не успела задать ей ни одного вопроса. Она уже бежала на пляж – ее ребенок оказался в воде, и она пыталась спасти его, но утонула сама.

– Все вокруг только синее, просвечивающее синее. Я знаю, что не успею добраться до нее вовремя. Я не смогла. – Она лежала на одеяле, и по ее щекам струились слезы.

– Так вы обе умерли? – спросила я. – А ваш муж? Что случилось с ним?

– Мне все разно. Я теперь дух, и я ищу душу моей дочери. Вот она. Она бежит ко мне. Обнимает меня. Так странно – ведь у нас больше нет тел, и все-таки я чувствую, как обнимаю ее. Она говорит, что я не виновата.

Она продолжала тихонько всхлипывать. Я отложила в сторону инструкции и решила, что сама знаю, о чем спросить.

– Вы должны сказать ей еще что-нибудь?

– Да, что мне очень жаль.

Она продолжала разговаривать с дочерью в мире духа, а здесь, на Холлоуэй-роуд, я просто смотрела и ждала. Наконец она договорила и открыла глаза.

– Что-нибудь из этого привязывает вас к сегодняшней жизни? – невинно спросила я.

– Вода. Возможность утонуть. Я этого не осознавала. Я всегда иррационально боялась опустить голову под воду. Так сильно, что даже под душем не могу стоять. О Господи! Я всегда знала, что я слишком заботливая мать и слишком опекаю детей. Разве не странно?

Во время ленча я увидела, что Роджер в одиночестве сидит в приемной. Он ждал «женщину с «Би-Би-Си», которая пришла слишком рано. Ее попросили вернуться к назначенному часу, но она вообще исчезла. Я ухватилась за возможность задать ему свои вопросы, и села рядом. Он угостил меня клубникой.

Я сказала ему, что встреча с ним стала для меня приятным сюрпризом после суровости его книги, и, как подросток-фанат, попросила его расписаться на книге.

– А каким образом со всем этим соотносится Бог? – спросила я, желая выяснить, верит ли он, что за всей этой кармической неразберихой есть и направляющая любовь.

– Все это и есть любовь, – улыбнулся он. – Но я не думаю, что Господь вмешивается сюда. Господь – выше личного.

– А как же тогда монашки, которые посвящают всю свою жизнь молитвам? Или они просто передают миру хорошие вибрации?

– Я когда-то собирался стать священником... – сказал он. – Вы читали Саймона Вейля?

Я не читала.

Тут появилась женщина с «Би-Би-Си».

– Последний вопрос, – взмолилась я.

– Да?

– Правда ли, по вашему мнению, что в этой жизни мы встречаем людей, которых знали в прошлых жизнях?

– Закон духовной вселенной – это закон притяжения. Это мы и имеем в виду, когда говорим о родственных душах.

Тут его увели, а я съела три печенья с джемом и приготовилась к послеобеденному сеансу.

Я лежала на одеяле, а моя партнерша говорила:

– Посмотрите себе на ноги. Во что вы обуты?

– Я босиком. Ноги почернели от грязи и кровоточат. Кажется, у меня какое-то кожное заболевание. Ноги кровоточат, кожа очень сухая и болит. Я вообще больна. Все тело онемело и болит.

– Что вы делаете?

– Я должна приготовить еду, но готовить не из чего. Я разгневана и возмущена – все мужчины ушли и оставили меня с детьми. Я умираю с голоду, я в отчаянии. Я не могу справиться сама. Дела идут все хуже и хуже. Еды не осталось. Я больше не могу.

– Что происходит дальше?

Я увидела, что выхожу на поиски мужчин. Один или двое из них – отцы оставленных со мной детей. Кажется, я ищу целую группу мужчин. Одного из них я люблю, но он всегда обращался со мной плохо.

– Я ищу их.

– Нашли?

– Да. Я умоляю их о помощи, но они презирают меня. Возможно, они относятся ко мне с отвращением из-за кожного заболевания. Они говорят, что я сумасшедшая. Тот, кого я люблю, тащит меня обратно, ухватившись за одежду. Он в бешенстве. Он не бьет меня, но дергает и толкает. Он,– отец одного из моих детей, зачатого без любви. Я не понимаю. Я просто хочу любить его. Я не старая женщина. Мне всего лет тридцать пять, но я сгорбленная и больная.

– Что происходит дальше?

– Он швыряет меня в амбар, к детям, и запирает дверь. Потом все мужчины садятся верхом и уезжают. Я колочу в дверь. Я хочу, чтобы он услышал меня. Чтобы хоть кто-нибудь услышал меня. Я не могу выбраться. Дети плачут.

– Продвинемся немного вперед и посмотрим, что случилось. Один, два, три...

– Я лежу на земле. Я очень ослабла. Я уже несколько дней без воды. Двое детей умерли. Третий стонет, но я ничем не могу ему помочь. Я все еще смотрю на дверь. Не думаю, чтобы они собирались убить нас. Думаю, они рассчитывали, что кто-нибудь придет и выпустит нас. А может быть, они знали, что мы все равно умрем. Но я все еще жду. Я не могу не надеяться.

– Давайте посмотрим, пришел ли кто-нибудь. Продвинемся во времени еще немного вперед.

– Нет, никто не пришел. Я уже умерла. Какое-то время моя душа ждет в теле – вдруг кто-нибудь придет – даже после смерти. Но никого нет. Я думаю, может быть, их всех убили, поэтому отправляюсь на поиски. Из мира духа я вижу, как они все пьют в какой-то таверне. Они вообще про нас не думают. И он не думает, тот, кого я любила. Он ничего не понял.

– Давайте продвинемся еще немного вперед, до его смерти. Видите – теперь он стоит перед вами?

– Он улыбается. Он спрашивает: «Ты сможешь простить меня?». Я в смятении. Я хочу его простить, но даже моя душа не знает, как это сделать.

И тут, всматриваясь внутренним взором в лицо, я поняла, что оно знакомо мне. Улыбка, глаза... я узнала одного американца из своей жизни. Того самого, что ушел от меня, бросил меня. И я растерялась, потому что не понимала, в какой временной зоне нахожусь и с кем разговариваю. Я попыталась вернуться к предыдущей сцене и ответить на вопрос, могу ли я его простить. Я беспомощно стояла перед ним. Было бы так просто сказать эти слова, но я понимала, что этого недостаточно. Он взял меня сексуально, но без любви. Я родила его детей, а он убил меня своим пренебрежением. И детей тоже. Как я могу простить все это?

Я решила, что отложу этот вопрос. Мне требуется помощь. Я завершила упражнение и пошла к Роджеру. Думаю, такие вопросы задают ему каждый день.

– Гм... я стою в духовном мире перед мужчиной, который фактически изнасиловал меня, а потом из-за него я умерла от голода и жажды. Теперь он хочет, чтобы я его простила, и я хочу простить его, но не знаю, как. Можете помочь?

– Нет ничего хорошего в прощении, если ты все еще в гневе. Дайте гневу уйти, только тогда вы сможете простить его. Ключ к состраданию – сопереживание. Вам придется понять, каково это – быть им. Вам придется как следует об этом подумать. Тогда вы сможете его простить.

– Да, доктор Вуглер. Благодарю, доктор Вуглер.

Остальные тоже проживали свои сцены. Скептик-ученый, которого привела сюда сестра, убивал кого-то. Он душил подушку и пронзительно кричал:

– Ты никогда, никогда больше не сделаешь со мной этого!

Я весело подумала, что, несмотря на все его научные возражения, это на него тоже действует. Один из ассистентов внимательно наблюдал за ним, возможно, волнуясь за судьбу подушки.

Я решила не возвращаться назад, просто села рядом со своим проводником, и она небрежно спросила:

– Что-нибудь в этой сцене напоминает вашу теперешнюю жизнь?

Передо мной промелькнула моя жизнь. Мужчины, которые уходили. Отец, оставивший мою мать еще до моего рождения. Мужчины, которых не было рядом, чтобы помочь матери вырастить меня. Мой бывший муж, который бросил меня с маленьким ребенком. И тот, последний, который тоже ушел; тот, кого я просто хотела любить. Тот, который не понял. Мужчины, которых не было! Только вчера утром я больше, чем остальные, переживала из-за того, что в этой комнате всего трое мужчин! Неисправимая порода!

– Гм... да, – признала я.

Потом мы снова сели на подкову из стульев. Роджер включил нам Баха. Потом заговорил:

– Прошлое прошло. Вспоминать прошлые жизни стоит по единственной причине – чтобы оставить их в прошлом. Эти внутренние характеры – все равно что наши комплексы. Всем известно, что у нас полно комплексов, но если мы их не осознали, они берут над нами верх. Если осознали – мы с ними справляемся. Люди пугаются идеи множества личностей, но в каждом из нас много личностей. Во мне живет внутренний монах, который всегда надеется, что Господь обеспечит меня всем необходимым. Мне приходится объяснять ему, что мы живем в двадцатом веке, и я должен иметь счет в банке, но его оптимизм мне нравится. Если вдруг у меня возникают не мои мысли, я понимаю, что это такое. Для того, у кого в этой жизни есть любящая семья, очень важно перестать ощущать себя нелюбимым только потому, что когда-то давно он умер в одиночестве.

В комнате стояла полная тишина. Он говорил мягко.

– Когда я только начал заниматься этим, мой скептический разум спрашивал меня: «Это какая жизнь – теперешняя или предыдущая?» Но потом это стало неважным, и наступила ясность. Стоит признать, что в каждом из нас есть остатки предыдущих инкарнаций, и многое становится понятным. Это ваши частицы, и нужно пригласить их обратно.

Мой собственный скептический разум по-прежнему недоумевал. Та покинутая и умирающая от голода женщина – это реальность из предыдущей жизни, и ее след каким-то образом влияет на мое поведение и ожидания, или же это просто туманная фигура из темного уголка моего сознания, воображаемое создание моего подсознания? Нет никакой возможности получить ответ на этот вопрос, но суть дела не меняется. Опять указание из «Внутреннего Проникновения»: «Используйте все возможное для своего обучения, духовного подъема и роста».

Мне нужно найти возможность утешить эту женщину, накормить ее и объяснить ей, что потерянная любовь на этот раз не будет длиться вечно. И все – за день работы.

Семинар завершился чтением, и одна строчка так подошла к моей истории, что после занятия я ее переписала. Фарид Аттар, «Беседа птиц»:

«У тех, кто ранен любовью, на лице остается след, и должен быть виден шрам. Пусть будет виден и шрам на сердце, потому что по этим шрамам можно узнать тех, кто стоит на тропе любви».

ОДИННАДЦАТАЯ ФАЗА: КАК МЕНЯ РАСПЛЮЩИЛИ, ИНИЦИИРОВАЛИ, ПОБИЛИ КАМНЯМИ И ВЫМЕСИЛИ

Всю неделю после семинара по прошлым жизням я чувствовала себя изможденной, травмированной и напряженной. Плечи казались такими одереневшими, что достигали ушей. Я околачивалась по дому, не понимая, мое это напряжение или той женщины, и на всех кричала. Но тут (хоть раз в жизни!) решение было простым – мне требовался массаж. Мне хотелось хоть немного удовольствия, а если так случилось, что приходится ухаживать еще и за отпечатком предыдущей инкарнации – что ж, тем лучше. Я оплачу массаж, и это будет мой запоздалый взнос в экономику, о которой я размышляла, когда загорала. Решение принято, осталось найти человека, который хорошо выполнит работу.

Не знаю, как вы, а я терпеть не могу массаж, при котором только кожа сдвигается, а напряжение в совершенно нетронутых мышцах остается. Меня знают, как человека, просящего: «Пожалуйста, немного сильнее». Целых тридцать секунд массажист надавливает сильнее, после чего снова возвращается к нежному поглаживанию. Я это ненавижу. Иногда прошу во второй раз: «Не могли бы вы работать поглубже?», опять не достигаю желаемого результата и лежу, слушая, как мистер Внутренняя Мужественность кричит на меня: «Ну, видишь? Бесполезная трата времени!»

Поэтому я обратилась за рекомендациями к хорошим друзьям Вики, сама массажистка, не обиделась.

– Если ты хочешь глубокий массаж, тебе нужен рольфинг – расплющивание.

– Расплющивание? – это звучало как-то чересчур радикально.

– Ну да, это такой термин. Тело преобразовывают, и это весьма болезненно.

Да. Боль. Вот чего мне хотелось. Этих восхитительных моментов, когда пальцы попадают точно на узел, из-за которого плечи несколько месяцев подняты до ушей, и надавливают на него. Сильно. Я хотела боли. Я это сделаю.

Еще три телефонных звонка, и я нашла рольфера. Американца, единственный телефонный разговор с которым побудил меня к неправдоподобным фантазиям на его счет.

Его голос был просто шелковым. Я уже не могла дождаться, когда смогу полуобнаженной лечь перед ним на стол. Установив при помощи нескольких хитроумных вопросов, что он не гей, я бессовестно начала флиртовать с ним по телефону.

– Вы знаете, я больше не боюсь щекотки. – Женский подход «я-нуждаюсь-в-присмотре». – Как вы думаете, ваш рольфинг поможет мне восстановить боязнь щекотки?

– Это интересный вопрос.

– Может быть, вы сможете использовать меня, как исследовательский проект?

Честное слово, иногда я шокирую сама себя.

В назначенный день я была очень возбужденной. Фиона, моя задушевная подруга, захотела сопровождать меня. Я прожужжала ей уши, рассказывая, каким чувственным кажется этот парень, и ей было любопытно взглянуть на него. Она увидела его, и ее брови приняли интересную зигзагообразную форму.

Как вам это нравится? Голоса бывают такими обманчивыми! Он десять лет прожил в Японии и, похоже, превратился в одного из этих нервных, недокормленных, перетрудившихся типов, которые каждый рабочий день набиваются, как селедки в бочку, в токийскую подземку. Даже лицо казалось японским.

– Привет, я Питер, – сказал он с сильным калифорнийским акцентом. Я улыбнулась, чувствуя себя в полуобморочном состоянии от разочарования.

– Можно мне стакан воды? – попросила я.

– Ну конечно! – И он исчез.

Комната для рольфинга в Камден-тауне была маленькой и плохо отапливалась. Я очень неохотно сняла часть одежды и, замерзая, села на его стол. Примерно через месяц он вернулся с водой.

– Не могли бы вы встать? Мне нужно посмотреть на вашу осанку.

Я всегда гордилась собой, потому что, благодаря занятиям танцами обладаю очень хорошей осанкой. Он обошел меня вокруг, разглядывая с таким видом, будто ему подсунули попорченный товар. Я так и ждала, что он сейчас скажет: «Ну что ж, терпимо, но нельзя ли получить скидку?» Вместо этого он нахмурился и произнес:

– Не могли бы вы сесть на стул?

– Конечно.

– Теперь, пожалуйста, снова встаньте.

– Теперь снова сядьте.

– Снова встаньте.

– Снова сядьте.

– Снова встаньте.

Между прочим, я за это плачу.

– Теперь не могли бы вы пройтись, пожалуйста?

– Пожалуй, нет. – Там не было места, чтобы «пройтись», разве что влезть на стол или перевернуть его. Я сделала шаг вперед, повернулась и сделала шаг в обратную сторону.

– И еще раз, пожалуйста. И еще раз, пожалуйста.

В конце концов, после того, как он тщательно изучил, какие части меня нуждаются в преобразовании, мне разрешили лечь на массажный стол. Ну, вряд ли вы думаете, что спроектировать массажный стол очень сложно, правда? Каким он должен быть? Достаточно широким, чтобы вы смогли на него лечь. Так вот этот не отвечал своему назначению, и я с растущим раздражением засунула руки себе под бедра, чтобы они не свисали по краям стола.

И начался рольфинг. Он положил руки мне на спину, сильно нажал и повел вниз. И это было больно. Однако не той восхитительной болью, когда отпускает мышечное напряжение, а возникло довольно любопытное ощущение, словно кожа моя растягивается. Он не воспользовался ни маслом, ни тальком, ничем из того, что делает этот процесс приятным. Он просто тянул кожу. Одно я знала точно: мне это не нравится.

Он работал молча. Никакого дружеского голоса, спрашивающего: «Так хорошо!» Я чувствовала, что не могу сказать ему: «Слушайте, мне 6ольно!» В конце концов, меня предупреждали! И делал он не очень много.

– На первом сеансе мы поработаем только над верхней частью тела, – сказал он по телефону, и я ответила:

– Очень хорошо, – представляя себе ликование в спине и шее.

Он продолжал давить и растягивать. Я подумала, что подобное лечение может быть крайне эффективным для человека, у которого по какой-то причине кожи слишком мало для тела. Интересно, существуют ли подобные проблемы? Кажется, этим страдаю я.

– Простите, Изабель, но просто необходимо растянуть здесь кожу еще на дюйм.

Нет, он этого не говорил.

Он провел костяшками по спине. Это ощущение тяни-толкай вряд ли можно описать, как массаж. Неужели люди действительно приходят сюда регулярно?

Потом он начал растягивать мою шею, а я задумалась, почему он просто не воспользуется старомодной дыбой из Тауэра – ему было бы гораздо легче. Потом настал краткий миг блаженства – он массировал голову, и все кончилось.

– На сегодня достаточно, – произнес он ужасно серьезным японским голосом. – Тело должно медленно приспосабливаться к рольфингу.

Интересно, подумала я, а почему оно вообще должно хотеть это делать? Но решила не обсуждать этого с массажистом.

– Желаете записаться на следующий сеанс прямо сейчас? – спросил он, превращаясь, как хамелеон, опять в американца.

– Гм... нет. Я забыла дома ежедневник, – соврала я, надеясь, что он не вывалится из сумки на пол. – Я вам позвоню, хорошо?

И, спотыкаясь, побрела к Фионе, сидевшей в кофейне с книгой в руке и глупо ухмылявшейся мне.

– Ну как? – оживленно поинтересовалась она. Я поведала ей свою печальную историю, полную скорби и растянутой кожи.

– Тогда выдам тебе один секрет. Я очень надеялась, что тебе не понравится, потому что хочу отправить тебя к моему массажисту. Первый сеанс – мой подарок.

О-о, может быть, небеса вознаграждают меня за это ужасное испытание?

– Позвони вот по этому номеру. Он мой хороший друг. Его зовут Джереми.

Вторая возможность ублажить тело казалась довольно интересной. Называлось это «кахуна» и практиковалось изначально на Гавайях. Должно быть, это стоит поездки туда.

Как выяснилось, именно поездка мне и предстояла. Фионин друг Джереми необдуманно переехал в деревню за Батом. Я задумалась, хочется ли мне провести целый день в поездке ради массажа, пусть даже очень хорошего. Но тут мистер Внутренняя Мужественность сменил пластинку:

– Эти сеансы кахуна стоят по 80 фунтов за сеанс. Думаю, мы можем позволить себе поездку в Бат, если нам не придется оплачивать сам массаж.

– И вообще, я обожаю Бат, – чирикнула мисс Женственность.

И настал день, когда я приехала на станцию в Бате, и меня встретил улыбающийся специалист по кахуна. Джереми был привлекательным, темноглазым и выглядел загадочно, словно знал все мои мысли. Хоть раз в жизни массажист не был тощим. Я посмотрела на его мускулы и понадеялась, что он приложит все свои силы к моему покрытому узлами телу. Пока мы ехали к нему домой, я расспрашивала его о массаже.

– Его практиковали в гавайских храмах, как инициацию. – Внезапно он сделался таким же серьезным, как и рольфер. Очевидно, массаж – дело серьезное.

– Инициацию чего? – попыталась я подбодрить его.

– Права на переход. К примеру, к женской зрелости.

– В самом деле? – Кажется, мне больше не хотелось ни о чем расспрашивать. Что, собственно, Фиона затеяла?

Мы прибыли.

– Не хотите ли войти?

«Храм» выглядел, как настоящий храм. Барабаны, мечи и маски украшали комнату. Там, где должен был стоять алтарь, находился массажный стол. Меня возложат на него, как ритуальную жертву. Что-то мне стало неуютно. Зато, как я с удовольствием отметила, тут было хорошо натоплено.

– Во время инициации мы не будем разговаривать, – предупредил он. – Но если вам захочется издавать какие-то звуки – пожалуйста. Кроме того, дышите, свободно – это открывает вас для работы. Есть какие-нибудь последние просьбы?

Думаю, он все же сказал: «Есть ли какие-нибудь вопросы?», но прозвучало это именно как «последние просьбы». Как бы там ни было, другого ответа я дать не могла:

– Нет.

– Пожалуйста, снимите с себя всю одежду, лягте лицом вниз на стол, поместив голову над отверстием, и укройтесь простыней. – И вышел из комнаты.

Всю одежду? И белье? Что ж, как говорится, сказал «а», говори и «б». Я сняла одежду и приготовилась к появлению этого абсолютного незнакомца. Я уговаривала сама себя:

– Это просто массаж.

Я лежала на столе, прикрыв наготу тонкой хлопчатобумажной простыней. Через несколько секунд я услышала, как он на цыпочках входит в комнату. Я видела только пол. Он потоптался на месте, потом обошел стол, подготавливая меня. Руки мои, несмотря на то, что стол был достаточно широким, он подложил мне под бедра. Ноги, которые я сдвигала вместе, были теперь широко раздвинуты. Может, в этом массаже есть что-то такое, о чем Фиона умолчала?

Он медленно убрал простыню и начал обильно мазать меня маслом. По крайней мере, кожу он мне не растянет. И вот он начал «трудиться» надо мной. Он действовал не только кистями рук, он работал предплечьями. Он скользил вокруг стола непрерывным круговым движением, делал долгие, медленные, глубокие вздохи и пристанывал на выдохе. Это казалось сюрреалистичным, но было приятно.

Меня предупредили, что у меня могут начаться видения, или же меня переполнят чувства. Не знаю, возможно, невзирая на многочисленные перерождения, мои чувства все еще были заблокированы, но я ощущала единственное желание – оставаться там, где есть. Он передвинулся и заурчал с другой стороны. Руки его скользили круговыми движениями. Это было приятно, но голосок внутри меня подсказывал, что его руки скользят прямо над моей проблемой. Я не могла решиться и попросить:

– Пожалуйста, немного сильнее. – Он, похоже, и так выкладывался.

Это было расслабляюще, и я изо всех сил старалась не уснуть. Не хотелось ничего пропускать. Потом он подошел так близко, что я увидела его ногу. Всю, до самого верха. Он был обнаженным. Я лежала нагая, растопырившись, как ножницы, в комнате с голым урчащим мужчиной. Меня разрывало между предельной расслабленностью и предельной паникой.

Возможно, в этот момент следовало встать и сказать:

– Послушайте, не знаю, к чему это все идет, но я бы почувствовала себя значительно увереннее, если бы вы что-нибудь на себя надели.

Да только в этот самый момент он массировал мне ступни и нижнюю часть ног, и это было так здорово, что желание вырвать ногу и начать задавать ему вопросы было задавлено искренним наслаждением. Я решила, что могу с таким же успехом наслаждаться хорошей частью, а если дойдет до большего, просто придется вскочить и начать «выпускать гнев».

Он подсунул мне руку под живот и изящно перевернул меня. Я закрыла глаза. Он снова вернулся к ступням, похоже, собираясь постепенно подняться вверх. Урчание продолжалось. Меня так и подмывало посмотреть. Он действительно голый? И возбудился? А если так, то хочу ли я об этом узнать? А вдруг возбудился? Нужно ли мне быстренько кидаться к двери? Он приступил к животу, и тут заговорила моя внутренняя женственность:

– Прошу прощения, но это так приятно, что я ничего не хочу знать.

– Да ты рехнулась? – взревел мистер Мужественность, и прежде чем я сообразила, что делаю, я уже посмотрела.

Благодарение Господу, он был не голым. На нем были стринги. Надо полагать, у производителей трусов был тяжелый год, и они начали экономить на материале. Ничего удивительного, что я не смогла их увидеть. Я посмотрела на него, чтобы увидеть, смотрит ли он, как я смотрю на него. Глаза он закрыл. Опять облегчение. Если бы я встретилась взглядом с этим совершенным незнакомцем, который, урча, массирует мой обнаженный живот, ситуация бы только усложнилась. Я закрыла глаза, молча вознося благодарственные молитвы Господу, Будде и всем гавайским святым, которые могут оказаться рядом.

Теперь его руки скользили по моей груди. Знаю я, знаю, что вас интересует. Вы думаете:

– Но это было эротично? Вас это возбудило?

Боюсь, что ответить придется так:

– Нет. Я лежала там и думала: «Что со мной неладно? Разве это не должно быть некоторым образом эротично?» Но это было просто расслабляюще и очень приятно.

Он помассировал шею, но совсем, недолго. Потом руки и кисти рук. Причем руки чувствовали себя тестом, а вот кисти рук – весьма интимно.

Не было ничего грубого, за исключением наготы. Он вел себя очень тактично. Наконец урчание прекратилось. Он поднял концы простыни и закутал меня, как в кокон.

Лежа неподвижно, я приоткрыла глаза и посмотрела. Он все еще стоял с закрытыми глазами, расставив ноги, скрестив руки на груди и тяжело дыша. Минут через пять он открыл глаза и посмотрел на меня. Атмосфера в комнате была такой напряженной, что ее можно было пощупать.

– Можете это повторить? – Я попыталась пошутить и широко улыбнулась, чтобы он это понял. Уголки его губ слегка дрогнули, но голос остался напряженным.

– Можете воспользоваться этой простыней, чтобы вытереть излишек масла. Потом, если вы оденетесь, мы можем еще немного посидеть до того, как вам придется уходить.

Он вышел из комнаты, и через пять минут мы оба стояли в его кухне, забавно одетые в наряды двадцатого столетия. Я не знала, что сказать.

– Вы пьете чай из фенхеля?

В жизни не пила чая из фенхеля.

– О, разумеется. Какой у вас прелестный дом. Вы давно здесь живете? – попыталась я начать легкомысленную беседу, к которым питаю искреннее отвращение.

– Не очень.

Похоже, ему ужасно хотелось спросить:

– Ну и как вам?

Мы допили чай, и он отвез меня на станцию. После долгого молчания я не выдержала:

– Странно, никакой любви или привязанности – и такая физическая близость.

– И духовная близость.

Сев в поезд, я начала обдумывать это последнее замечание. Меня порадовало, что для него это был духовный опыт. Не хотелось все портить, сказав, что для меня-то он был только физическим. Я чувствовала себя прекрасно – вот это совершенно точно. Я чувствовала себя спокойно и расслабленно. Только в плечах и шее оставалось напряжение. Теперь мне был нужен хороший массаж.

Есть способ быть побитой камнями, который не имеет никакого отношения к древнему наказанию за прелюбодеяние.

Может, вы случайно перелистнули страницу? Разве у нас речь шла не о массаже? Да-да, теперь существует массаж, который так и называется: стоунинг – «избиение камнями».

Я наткнулась на статью о нем в разгаре поисков массажиста. Хотя, строго говоря, это в мои планы не входило, я все же не смогла удержаться. Я всю жизнь неравнодушна к камням. Мой дом ими просто завален. Вы встречались с эксцентричными натурами, которые не в состоянии провести день на пляже без того, чтобы не ограбить природу, и которые уходят вечером домой с карманами, набитыми камнями? Так вот я одна из них.

Вы, вероятно, удивляетесь, кому это придет в голову, чтобы ему делали массаж при помощи камней, если человеческие руки значительно мягче?

Чтобы ответить на этот вопрос, я отправилась ни много ни мало – на Харли-стрит. Кто бы мог подумать, чтобы на такой престижной в медицинском отношении улице людей будут молча избивать камнями за закрытыми дверями, а? Однако представьте себе, там все же прячется женщина, которая делает странные вещи с помощью нагретых камней.