Текст книги "Политология"

5.1. Исторические корни власти

Власть, как и государство, является одним из ключевых элементов мира политического. В течение многих веков мыслители, ученые и исследователи различных социально-философских и идейно-политических направлений пытались определить фундаментальную природу власти, основные ресурсы, обеспечивающие обладание властью и ее реализацию, границы, в которых могут быть использованы эти ресурсы, и соответственно применение самой власти. Немаловажное место в этих поисках занимало установление основных источников власти, факторов ее возникновения и последующей эволюции.

Как социально-политический феномен власть составляет антитезу состояния безвластия, отсутствия власти. Началу (греч. «архэ») власти в качестве символа организованного порядка в сообществе людей, регулируемого определенным комплексом общеобязательных норм и правил, противопоставлялось безначалие (греч. «анархэ»), безвластие в качестве символа общественного устройства, в котором отсутствуют всякая власть, господство и принуждение. Ксенофан называл «анархией» время без Архона, т. е. без высшего правителя государства. Идеал такого общества, получивший позже большую популярность, на рубеже нашей эры изобразил римский поэт Овидий, назвавший его «золотым веком», «когда люди без всяких судей сами, по собственной воле соблюдают честность и справедливость».

Греческое слово «анархэ», означающее свободу от господства или состояние свободы, равно как и прилагательное «анархос», сохраняет свое значение в почти неизменном виде со времен Гомера и Геродота. Анархическими можно считать общину без вождя, общество без государства, армию без командующего, команду корабля без капитана, банду разбойников без главаря и др. Причем большей частью с античных времен это слово употреблялось с отрицательным оценочным оттенком. Для большинства античных мыслителей был самоочевидным тот факт, что человеческое общежитие всегда нуждается в «архэ», т. е. во властном начале, призванном укротить стихийные импульсы людей и обеспечить порядок в обществе.

Анализ исторических форм сообществ людей показывает, что разного рода идеи о некогда существовавших свободных обществах без принуждения и господства относятся к жанру политических утопий, но никак не к реальной истории. То же самое верно и применительно к различным вариантам анархизма, которые в отличие от большинства традиционных утопий, предлагавших модели справедливой власти, предлагают (во всяком случае в идеале) идею свободы от любых форм власти. Уже в первобытнообщинных сообществах существовали системы нормирования и регулирования социальных отношений. М. Вебер называл эту систему «регулируемой анархией». Но с такой оценкой можно согласиться лишь с соответствующими оговорками. Уже первобытная община, по-видимому, была немыслима без конкретных обязательных норм, правил и табу, предусматривающих самый широкий спектр наказаний, в том числе насильственных.

Более того, властный императив теснейшим образом связан с первоначалами человеческой истории. Рассматриваемую в качестве инструмента контроля поведения людей власть только с определенными оговорками можно назвать историческим феноменом. Дело в том, что власть коренится в самой природе человека как общественного существа. Именно властное начало сыграло если не определяющую, то во всяком случае немаловажную роль в процессе вычленения человека из стада.

Дело в том, что само возникновение человека, его выход из животного или стадного состояния теснейшим образом связан с укрощением отдельных природных задатков. Необходимость такого укрощения была вызвана потребностями формировавшегося человеческого общества подчинить эгоистически-индивидуалистические и агрессивные устремления отдельно взятого индивида императивам формировавшейся социальной жизни, интересам общины, коллектива в лице рода или племени. По-видимому, особенно на первоначальных этапах в основе власти лежало скорее отрицательное, нежели положительное начало. Не случайно табу и по сей день имеет запретительный смысл.

В этом смысле рудиментарные элементы власти первоначально возникли в форме отдельных табу, или запретов, на те или иные действия или акты, которые считались очевидными в стадном состоянии. Или, иначе говоря, первоначально власть коренилась в табу. Первым властным актом, по-видимому, нужно считать именно первое табу, т. е. запрет делать, или приказ, веление не делать человеку то-то и то-то.

По-видимому, первого, кто произнес сакраментальное выражение «Ты не должен…», можно считать основателем власти и закона. Без таких табу невозможно себе представить переход людей от состояния безвластия и вседозволенности, или анархэ, к состоянию архэ, когда человеку под угрозой наказания, в том числе и путем применения физического насилия, не дозволяется делать те или иные вещи.

В основе этого лежит тот факт, что сама сущность человека определяется прежде всего социальным началом. Поскольку становление человека – процесс формирования его сущности, антропогенез представляет собой одновременно и социогенез. Иначе говоря, антропогенез и социогенез теснейшим образом связаны друг с другом, составляют две стороны единого процесса антропосоциогенеза. Процесс становления человека и человеческого общества есть процесс формирования механизмов обуздания, ограничения, подавления зоологических инстинктов, таких, например, как пищевой и половой, постановки их под контроль общества, введения в определенные социальные рамки. Другими словами, императивы очеловечивания диктовали необходимость формирования внешних механизмов подчинения человека нормам человеческого общежития.

Одним из таких важных механизмов и являлось табу. Оно, как искусственное человеческое образование, лежит у истоков власти и позитивного закона или права. Иначе говоря, власть так же стара, как и сам человеческий вид. В этом смысле процесс табуизации по сути дела совпадал с процессом формирования власти. Стало быть, власть возникла не на определенном этапе человеческой истории, а вместе с самим человеком, она неотделима от человека как общественного существа. Не случайно древнегреческое слово «архэ» означает одновременно «власть», «главенство», «начало» или «первоначало». Аристотель сообщает, что Фалес, считая воду первоначалом всех вещей, именовал это первоначало словом «архэ». Не случайно и то, что, провозгласив свою знаменитую максиму panta rei, т. е. все течет, все изменяется, Гераклит объявил сам процесс изменения, беспрерывную смену возникновения и разложения первоначалом – архэ. В более поздние эпохи, например в поздней античности и в наше время, ослабление власти связано с вольным или невольным снятием тех или иных табу, с процессом частичной детабуизации. С этим же связаны различные формы анархии, нигилизма, вседозволенности.

Из сказанного можно сделать вывод, что власть возникла с возникновением человеческого общества и вместе с ним прошла длительный путь развития. Весь исторический опыт убедительно показывает, что она – необходимый элемент общественной организации, без которого невозможны жизнеспособность и функционирование общества. Она призвана регулировать взаимоотношения между людьми, между ними, обществом и государственно-политическими институтами. Более того, власть является одним из главных (если не самым главным) ресурсов любого человеческого сообщества.

Притягательность власти с данной точки зрения состоит в том, что властные рычаги дают возможность влиять на производство, распределение и потребление этих ресурсов. Очевидно, что те, кто занимает подчиненное положение, будут стремиться свергнуть существующие власти и занять их место. Поэтому борьба между теми, кто обладает властными рычагами, и теми, кто стремится их взять, составляет неизменный закон человеческой жизни.

Ключ к власти лежит в способности ее субъекта контролировать поведение других людей и манипулировать социально-политическими процессами. В данном контексте под властью подразумевается способность ее субъекта (отдельной личности, группы людей, организации, партии, государства) навязать свою волю другим людям, распоряжаться и управлять их действиями с помощью насильственных или ненасильственных средств и методов. Другими словами, здесь речь идет о способности того или иного субъекта навязать свое господство другим людям, группам, классам, обществу в целом.

5.2. Власть и монополия на законное насилие

Можно выделить множество первоначальных истоков власти и господства. Самым бесспорным из них является сила, которая в свою очередь выступает в разных формах. Следует отметить, что по данному вопросу существует множество мнений – от буквального отождествления власти с силой и физическим насилием до полного отрицания этой связи.

В реальной истории человечества сила слишком часто выступала в качестве не последнего, а первого и решающего аргумента. Необходимость наличия насилия и принуждения как механизмов регулирования поведения людей в обществе определяется недостаточностью одних только средств поощрения и порицания. Неотъемлемым атрибутом власти являются санкции, наказания, в том числе физическое принуждение. Подчеркивая значимость этого факта, в «Законах Ману» отмечалось: «Наказание – царь, оно – мужчина, оно – вождь и оно – каратель… Если бы царь не налагал неустанно Наказание на заслуживающих его, более сильные изжарили бы слабых, как рыбу на вертеле. Весь мир подчиняется (только) посредством Наказания». Необходимость санкций, наказаний, запретов вытекает из самой противоречивой природы человека.

По-видимому, выражение «сильный всегда прав» восходит еще к тем временам, когда спор решался исключительно с помощью физического насилия. В этом смысле власть представляет собой проявление превосходства в сугубо материальном смысле: если я обладаю способностью подавить или убить другого человека, то я «сильнее» его, я способен подчинить его своей власти.

Слишком часто власть являлась результатом военной победы, узурпации, брато– и отцеубийства, государственного переворота или какого-либо другого незаконного деяния. Для любого историка это настолько очевидный факт, что здесь вряд ли надо приводить какие-либо примеры. Поэтому без всякого преувеличения можно сказать, что с самого зарождения власти на ней, как говорится, лежит каинова печать. Приходится признать и то, что в основе множества самых мирных, считающихся в наши дни самыми законными и укладывающимися в рамки права общественных и политических феноменов лежат насилие и другие формы противозаконных действий.

Так, все важнейшие атрибуты современной демократии и правового государства прошли испытание насилием. Например, национально-государственный суверенитет, торжество права и закона над Божественным правом государей на власть, разделение властей первоначально являлись объектами ожесточенной идеологической и политической (в том числе вооруженной) борьбы между противоборствующими группами, сословиями, классами, государствами.

На пути разработки, учреждения и институционализации этих принципов и институтов каждая страна прошла через революции, гражданские войны, цареубийства и другие формы насилия. Великобритания, считающаяся одной из самых совершенных демократий современного мира, пережила две революции, причем первый раз она избавилась от своего короля, отрубив ему голову. Еще в большей степени это верно применительно к Франции, которая, прежде чем окончательно принять демократические ценности и институты, прошла через несколько революций и переворотов. В США политическая демократия и рыночно-капиталистические отношения одержали окончательную победу лишь в результате самой жестокой и кровопролитной со времен Мария и Суллы гражданской войны.

Безусловно, власть ни в коем случае нельзя сводить к силе, тем более к голой физической силе или насилию. Но нельзя не учитывать и тот факт, что власть, не опирающаяся на силу, не способная добиться реализации своих решений, в том числе силой или угрозой применения насилия, может оказаться благим пожеланием или просто блефом. В этом смысле власть представляет собой форму выражения силы. Поэтому естественно, что и государство, и власть самым тесным образом связаны с насилием. Государство, даже самое демократическое, во многих отношениях есть механизм принуждения, насилия над людьми. Но это насилие особого рода. Еще Т. Гоббс (продолжая в этом вопросе традицию Н. Макиавелли) усматривал главный признак государства в «монополии (курсив мой. – К.Г.) на принуждение и насилие». С тех пор этот тезис в разных редакциях стал общим для большинства теорий государства. Данную мысль в несколько иной форме выразил известный немецкий правовед XIX в. Р. Иеринг, который подчеркивал, что государство обладает абсолютной монополией на принуждение.

Наиболее завершенную разработку упомянутый тезис получил у М. Вебера. Он, в частности, утверждал, что государство невозможно определить социологически в терминах его целей или из содержания его деятельности, поскольку нет такой задачи, которая была бы исключительным достоянием государства. Поэтому, говорил Вебер, четко очерченный признак государства следует искать в средствах, которые оно использует. Таким средством, по его мнению, и является насилие. «Государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области… претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей стороны допускает это насилие: единственным источником „права“ на насилие считается государство».

Хотя сущность государства и власти, политического в целом, как будет показано ниже, нельзя свести всецело к отношениям господства и подчинения, все же с точки зрения власти и властных структур эти отношения отличают политическое от других сфер общественной жизни. Более того, государство, власть и насилие немыслимы друг без друга. При этом подчеркнем, что насилие не является единственным средством государства. Но это специфическое для него средство.

Государство, особенно если речь идет о современном государстве, в котором как в едином организме сочетается множество разнообразных конфликтующих, зачастую несовместимых друг с другом интересов, устремлений, установок и др., не в состоянии обеспечить выполнение своей главной функции по реализации общей воли своих подданных одними только уговорами или благодаря их сознательности и доброй воле. В данном контексте власть является как бы данью, отдаваемой греховной природе человека, средством, призванным бороться с несовершенством человека и социального мира в целом.

Мировая история, по большому счету, еще не знала государства без механизмов и средств предотвращения и наказания уголовных правонарушений, без системы исправительных учреждений. Насилие или угроза применения насилия является мощным фактором, сдерживающим людей от всякого рода поползновений на жизнь, свободу, собственность других членов общества. Непременные атрибуты государства – человек с ружьем, армия, полиция, призванные гарантировать внутреннюю и внешнюю безопасность как самого государства, так и всех без исключения его подданных. Они составляют инструмент силового обеспечения политики государства. В этом контексте прав французский мыслитель конца XVIII – начала XIX в. Ж. де Мэстр, который говорил: «Бог, сотворивший власть, сотворил и наказание… палач сотворен вместе с миром».

Государство отличается от всех других форм организации людей тем, что оно располагает военной силой и судебно-репрессивным аппаратом. Более того, государство вправе не только применить к своим подданным в случае необходимости насилие, но и требовать от них служения с оружием в руках для применения вооруженного насилия к врагам самого государства.

При этом необходимо учесть следующее обстоятельство. В принципе насилие может быть применено и нередко применяется родителями в отношении своих детей, руководителем предприятия – в отношении своих подчиненных и др. Но все дело в том, что в любом из этих случаев действия применяющих насилие противоречат закону. Более того, закон запрещает такие действия под угрозой применения к ним самим насилия. Что касается государства, то формы, средства, условия использования им насилия или угрозы применения насилия строго определены и регламентированы законом.

Поэтому и говорят о легитимном, или узаконенном, насилии со стороны государства. Важно учесть также не только легитимность насилия, применяемого государством, но и то, что ему, и только ему, принадлежит это исключительное право. Коль скоро все граждане, независимо от социального положения, национальной, религиозной, профессиональной или иной принадлежности, равны перед законом, ни один из них не вправе (кроме тех случаев, которые предусмотрены законом) применить насилие в отношении другого человека. Это касается и разного рода организаций, объединений, союзов, заинтересованных групп.

Другими словами, право применения или угрозы применения насилия отнято у всех индивидов и коллективов, составляющих общество, и сосредоточено в одних руках – у государства. Государство не просто наделено правом на применение насилия, а пользуется исключительным правом, т. е. монополией на применение насилия. Поэтому-то и говорят, что государство обладает монополией на легитимное, или узаконенное, насилие. Причем такая монополия составляет важнейшее условие самоорганизации и интеграции высокодифференцированного общества.

Очевидно, что в современном государстве сила, насилие и принуждение облекаются в форму писаных или неписаных законов, разного рода запретов и предписаний, которые в существенной своей части строго определены и при необходимости исполняются с использованием силы. При всем сказанном власть отнюдь не сводится всецело к функции насилия. Во властных отношениях подчиненный, будучи одной из сторон, тоже является участником этих отношений.

Государство представляет собой единство всеобщего и частного интереса, синтез всеобщей и частной идеи. Здесь к началу личной свободы и личных прав присовокупляются начала обязанности. Каждый конкретно взятый гражданин должен действовать не только в собственных интересах, но и во имя общего блага, не только преследовать частные цели, но и носить в своем сознании начала общественные. Все это позволяет сделать вывод, что власть проявляется не только в насилии, но также в различных «динамичных формах зависимости, независимости и взаимозависимости между человеком и человеком, личностью и обществом, социальными группами, классами, государствами, блоками государств».

Общество или государство – это не некое механическое соединение тех или иных институтов и отношений, а формы самоорганизации человеческих сообществ, где единство не навязано извне силой, а дано как бы изнутри. С этой точки зрения немаловажен тот факт, что помимо насилия власть имеет своим основанием целый ряд других источников, например традицию, обычай, добровольное делегирование полномочий гражданами на основе договора и т. д., место, значение и роль которых общеизвестны.

Поэтому политическая власть никогда не бывает всеисключающей. Рядом с ней и часто в противовес ей существует множество других источников и форм власти и авторитета, которые призваны уравновешивать и ограничивать ее. Это власть и авторитет традиции и обычая, разного рода организаций, объединений, институтов гражданского общества, таких, как церковь, семья, университеты, бизнес, общественное мнение и средства массовой информации, профсоюзы и заинтересованные группы, господствующие в обществе нравственные императивы.

В значительной мере степень независимости граждан от государства, степень демократичности общественно-политической системы прямо пропорциональна степени полицентричности распределения власти в обществе. Как же в этом случае совместить принцип единства и неделимости верховной власти государства? Дело в том, что в соответствии с большинством современных теорий верховная государственная власть имеет некие границы, которые она не вправе преступать. Это – неотчуждаемые права личности на жизнь и свободу мысли от внешнего вмешательства.

Как подчеркивал П. И. Новгородцев, императивом для верховной власти остается «идея суверенитета народа и личности». Между правом, государством и отдельно взятой личностью существует некий договор относительно этих неотчуждаемых прав личности на жизнь, свободу и независимость, договор, подкрепленный «народовластием и парламентаризмом» в конституции. Гарантией сохранения и реализации прав личности П. И. Новгородцев считал строгое разделение прерогатив и функций ветвей власти, призванное не допустить перекоса в пользу какой-либо одной из них, в том числе и «деспотизма парламента». При этом он всячески подчеркивал, что «под единой властью… не разумеется, конечно, власть единоличная».

Очевидно, что в современную идею суверенитета органически встроены принципы, не допускающие ее использования в целях установления деспотизма, будь то исполнительная или законодательная ветвь власти или отдельное лицо. Необходимо учесть, что в подавляющем большинстве стран развитого мира сама политическая власть не является неким монолитом, а различные ее компоненты уравновешивают друг друга как бы изнутри. Этому, в частности, служит система сдержек и противовесов, предполагающая существование множества конкурирующих между собой центров власти, призванных обеспечить «равновесие власти».

Особенно важное значение для достижения такого равновесия имеет принцип разделения власти на три главные равносущные ветви – законодательную, исполнительную и судебную. Разделение властей отражает конкретные интересы конкретных социальных и политических сил, их борьбу и взаимодействие.