Текст книги "Нил – река большого приключения"

Хотя африканские охотники продвигались в чаще тростника почти бесшумно, всё же до ушей Яцека то и дело доносилось хлопание крыльев срывающихся в панике птиц, испуганный гогот, резкий свист куликов, ну и разумеется, ворчливая перекличка цесарок. Над мальчиком тяжело пронеслось несколько ибисов, потом низко пролетела стайка африканских колпиц4949
  Африканская колпица (прим. пер.) – длинноногая болотная птица.


[Закрыть], затем вереница небольших цапель и, наконец, большая стая маленьких жёлто-чёрных птичек, которые погрузились в заросли тростника с громким щебетанием.

Сидя на носу плота, привязанного к тростникам, и сжимая в руке копьё, Яцек приглядывался с интересом к водяной курице, блестящей на солнце металлически окрашенным оперением. Она ловко бегала по широким листьям водяных лилий на своих длинных ходульных ногах, хватая повсюду то гусеницу, то жука, а порой пролетающую стрекозу.

Внезапно внимание мальчика обратило на себя толстое покрытое илом бревно, лежащее в камыше, тут же, почти у кормы плота. Это открытие заставило его задуматься, потому что он мог поклясться, что этого бревна он не видел в момент причаливания плота к острову. Уже хотел он сдвинуться на корму, чтобы острием копья попробовать твёрдость бревна, когда произошло что-то совсем неожиданное. Мнимое бревно шевельнулось, и внезапно корма плота исчезла под водой, а на ее месте показалась широко разинутая пасть, вооружённая двумя рядами конических клыков, угрожающе выступающих из бледно-красных дёсен. В момент стремительного погружения кормы в воду нос ее подскочил вверх, сидящий на нём Яцек пошатнулся, и попал бы, наверное, в открытую пасть чудовища, если бы инстинктивно не ухватился за кисти тростника, наклоненные над берегом. Тут же он почувствовал, что плот выскальзывает у него из-под ног, однако в последующие секунды сильным броском тела он оказался на берегу острова.

Всё это произошло в одно мгновение, однако он уже не сомневался, что это «бревно» было ничем иным, как коварным крокодилом, который уже полностью вскарабкался на плот, и намеревался броситься прямо на него. Мальчик молниеносно отскочил в сторону, и почти одновременно огромный крокодил ухватил зубами спутанные тростники, на которых мгновение назад стоял Яцек.

Хотя чудовище дотянулось пастью до места, с которого непостижимым способом исчезла его добыча, всё же передними лапами он опёрся о берег, задние же вместе с длинным и тяжёлым хвостом остались на колыхающемся плоту. Для Яцека в его положении это стало неимоверно благоприятным обстоятельством, так как появилось у него время схватить лежащее на земле копьё и вонзить его с полного размаху в тело чудовища. Остриё шириной в ладонь попало зверю в шею, у самого основания головы, легко пробило мягкую в этом месте кожу, перерезало позвоночник и вышло с другой стороны. Смертельно поражённый крокодил безжизненно свалился на растоптанные тростники.

Яцек не сразу дал себе отчёт в том, что крокодил мёртв, и был поражён его неподвижностью. Дома, где часто собирались самые известные охотники Африки, он слышал рассказы о необычайной живучести этих пресмыкающихся, следовательно не мог поверить, что один удар копья смог убить чудовище. Он допускал скорее, что крокодил ошеломлён ударом и скоро очнётся, после чего снова атакует его. Внезапный страх охватил его, и он уже хотел бежать вслепую в чащу, но в это мгновение донеслись до его ушей знакомые голоса следопытов, несколько приглушённые треском и хрустом ломаемых без опасения тростников.

Трудно себе вообразить неимоверное удивление шиллуков, когда, выйдя из чащи, они увидели четырёхметровое чудовище, убитое копьём. Яцек должен был подробно рассказать им о своём необычайном происшествии с кровожадным пресмыкающимся, они же с заметным восхищением смотрели то на мальчика, то на громадное тело животного.

Африканские следопыты добыли на острове несколько жирных цесарок и крокодила двухметровой длины, однако считали, что их добычу нельзя даже сравнивать со зверем, убитым Яцеком.

Потом, после внимательного осмотра убитого крокодила, они вытянули из него копьё, уложили его на плот и осторожно поплыли в сторону «Нефертити», на которой, видимо, заметили отсутствие мальчика и следопытов и поэтому нетерпеливым рёвом сирены призывали их к возвращению. Второй плот был нагружен добычей шиллуков.

Когда оба плота пришвартовались к борту «Нефертити» и вместе с добытым крокодилом были подняты на палубу, вся команда с неимоверным удивлением осматривала прекрасный трофей Яцека, внимательно слушая рассказы шиллуков, которые не скупились на похвалы молодому охотнику за его отвагу и быструю реакцию.

А мальчик в это время рассказал отцу обо всех подробностях происшествия, стараясь смягчить его справедливый гнев по причине того, что тот собрался на охоту без позволения. Когда, однако, в разгневанных и огорчённых глазах отца увидел он отблеск восхищения и гордости его действиями, прижался к нему со всей силой и побежал на палубу, где Исмаил, превосходный препаратор, уже снимал шкуру с громадного крокодила, обещая сделать из неё прекрасный трофей, который всегда будет напоминать Яцеку его первую охоту на крупного зверя.

Очищенная от водорослей «Нефертити» уже могла двигаться в дальнейший путь, когда с берега раздались крики араба, который вынырнул из-за колючих акаций на удивительном верховце, то есть на небольшой горбатой… корове. Белый бурнус так плотно окутывал наездника, что было видно только кусочек его почти чёрного лица, босые ступни ног в стременах и тёмные ладони. В левой руке он держал ремень, прикреплённый к кольцу в ноздрях животного, в правой длинное копьё с широким наконечником в виде листа.

– Авлад Хамид акхуна! (Наш брат из племени Авлад Хамид!) – воскликнул Мохаммед.

Вслед за первым наездником показался второй, потом третий, и вскоре весь берег кишел воинами, сидящими на коровах и потрясающих очень длинными копьями, за воинами показалась группа женщин, также едущих на коровах, а потом несколько животных, тащивших на хребтах узлы и большие вьюки. Наездники ловко соскочили со своих «экзотических» верховцов, быстро сняли узлы и большие вьюки с вьючных животных и без малого в течение получаса установили на берегу несколько обширных намётов, покрытых цветными матами, искусно сплетёнными из пальмовых листьев. Женщины сбросили с себя чёрные шали, покрывавшие их головы, а также тёмные длинные абайи (плащи) и начали хлопотать, позвякивая кастрюлями, вынимать котелки и сосуды для воды. Мужчины сняли с верховцов сёдла и толстые соломенные чапраки5050
  Чапрак (турецк.) – подкладка под седло, изготавливаемая главным образом из сукна и войлока; порой украшенная и богато вышитая.


[Закрыть], к которым были привязаны кожаные сумки, наполненные сорго; пошли с тесаками в чащу мимоз, откуда вскоре вернулись, таща колючие ветви, чтобы окружить ими ферик, или временную стоянку.

В это самое время к «Нефертити», до сих пор причаленной к берегу, приблизились двое арабов, закутанных в бурнусы, и после приветствий, установленных обычаем, начали оживленную беседу с Мохаммедом и штурвальным. В результате оба араба были приглашены на палубу судна и представлены господину Гораю. Оказалось, что они являются придворными особами шейха5151
  Шейх (араб.) – начальник (вождь) племени.


[Закрыть] Эль-Азхари, одного из важнейших князей, или насиров, кочевого арабского племени Авлад Хамид, которые пришли просить польского чавага5252
  Чавага (араб.) – чужой, чужеземец, европеец в Судане.


[Закрыть] от имени своего вождя, чтобы он удостоил визитом его ферик, как давний и хороший знакомый. К неимоверной радости сына, пан Горай принял приглашение.

Яцек изучал в Хартумской гимназии всеобщую историю Судана, следовательно, знал, что между многочисленными арабскими кочевниками баггара или пастухами, населяющими Кордофан, племя Авлад Хамид занимает почетное место.

Это племя очень давно переселилось из Аравии и обосновалось в Кордофане, на пограничье плоских степей и скалистого Нубийского плоскогорья, где правили могущественные султаны5353
  Султан (прим. пер) – sultan заимствовано из турецкого, восходящего к арабскому источнику, – титул царствующего монарха в мусульманских странах.


[Закрыть]. Шейхи этого племени радовались не только значительному авторитету среди других арабских племён, населяющих Судан, но с ними считались также и англичане в те времена, когда Восточный Судан принадлежал Египту и был действительно английской колонией. Мальчика, очевидно, не интересовала должность насира Эль-Азхари, интересовало только то, что рассказывал ему о насире школьный товарищ, племянник шейха. Именно этот насир был одним из выдающихся знатоков Нубии и тех первобытных африканских племён, которые в горах этого края нашли укрытие, когда именно в Судане разбойничали отлично организованные банды торговцев невольниками, вылавливающие не только жителей отдельных деревень, но даже целые африканские племена, чтобы продавать их на рынках Ближнего Востока. В результате рассказов школьного товарища о путешествиях его дяди по Нубии Яцек тоже хотел выбраться когда-нибудь в странствие по этому краю и ознакомиться с жизнью и обычаями таких интересных племён, как Масакин, Кусар, Коалиб, Кау-Ньяро, и особенно племя Коронго, которое было известно как племя великолепных борцов.

В период английского правления в Судане Нубия была территорией, закрытой для туристов, и только очень ограниченному количеству европейцев было позволено посетить этот неимоверно интересный край. К этой немногочисленной горстке принадлежал также отец Яцека, который именно там завёл знакомство с шейхом.

Спустя полчаса после получения приглашения господин Горай уже находился в лагере насира, разумеется, его сопровождали Яцек и почти вся команда судна. Гости были приняты шейхом с настоящей арабской учтивостью. Они многократно пожимали друг другу ладони, прикладывали их к груди, и одновременно произносили приветствия, установленные обычаем. Потом появились сёдла, прикрытые мягкими ковриками, на которых между двумя молодыми братьями уселся насир, а напротив господин Горай с сыном и Мохаммедом. За насиром стояли его придворные, а за поляком – штурвальный Асмар и два матроса. Остальные люди, сопровождающие шейха, а также остальные члены команды «Нефертити» обосновались на земле, охватывая кругом сидящих. Из намётов выглядывали лица женщин, которые любопытными взглядами следили за каждым движением гостей.

Яцек заметил, что между ними было достаточно девушек с кожей, значительно более светлой, чем у мужчин.

Согласно местному обычаю сперва расспросы касались взаимного здоровья, после чего насир поинтересовался целью экспедиции, а господин Горай любезно спросил о состоянии скота, являющегося собственностью племени и шейха, а также о качестве пастбищ в Кордофане, где паслись стада. Затем, уже в намёте, гостей угостили свежим молоком.

Визит у Эль-Азхари не мог продолжаться слишком долго, так как всё же «Нефертити» имела перед собой очень долгую дорогу, и потому господин Горай сделал насиру подарки в виде кофе, сахара, нескольких пачек бисквитов, а также несколько шнуров цветных кораллов для женщин, сопровождающих шейка, и начал прощаться, когда внезапно тут же за колючей чащей акаций раздались крики, приглушённые грохотом, от которого задрожала земля. Прежде чем сидящие в намёте люди, успели вскочить и схватить оружие, раздался треск сокрушаемых кустов, и тут же рядом с лагерем, почти касаясь ограждения, промчалось в безумном галопе стадо диких буйволов. Звери стремглав пробежали несколько десятков шагов вдоль берега, после чего описали полукруг и исчезли в туманах пыли где-то далеко в степи.

Люди не успели оправиться от изумления, когда снова со стороны чащи зазвучали крики, и в следующее мгновение показалась группа арабов, скачущих на покрытых пеной конях. Тут же, перед колючим ограждением, окружающим лагерь кочевников, наездники резко остановили своих скакунов, так, что те присели на задние ноги, передними глубоко зарылись в землю, всадники легко соскочили с сёдел, и держа в руках длинные копья, целой толпой двинулись к проходу в ограждении.

Вид вторгающейся толпы вооружённых воинов вызвал понятное возбуждение среди кочевников Авлад Хамид. Женщины, испуганные шумом бегущего стада буйволов, выбежали из намётов, но, увидев толпу неизвестных, воинственно настроенных мужчин, во весь дух повернули к шалашам и плотно закрыли входы матами, кочевники же встали в боевой порядок и направили острия своих копий в сторону чужих.

Однако эта встреча не закончилась ссорой, так как молодой, стройный воин, видимо, вождь этой группы, увидев насира, отдал своё копье стоящему рядом товарищу, сам поклонился низко и, приложив ладонь к груди, приветствовал шейха установленным обычаем:

– Ас-саляму алейкум! (Мир с вами!)

– Алейкум эс салам! (Пусть мир будет и с вами!) – ответил насир, склонившись в поклоне и также прикладывая ладонь к груди, а затем ко лбу.

Подобным же образом, хотя и несколько другими словами, молодой араб приветствовал господина Горая и его сына, а затем снова обратился к насиру и в изысканно цветистых оборотах начал выражать свою радость по причине встречи чрезвычайно приятного гостя на землях, принадлежащих племени Баггара Селим. Из дальнейших рассуждений молодого человека следовало, что он был послан отрядом воинов своим дядей, шейхом племени Баггара Селим, навстречу насиру, чтобы охранять от опасностей его самого и его двор, а также показать дорогу к поселению дяди, который с нетерпением ожидает прибытия своего великого побратима.

Насир Эль-Азхари слушал эту речь с доброй улыбкой, а Яцек с интересом присматривался к прибывшим. Все они были рослые, плечистые, с худощавыми лицами, как бы высушенными зноем и ветром. Их одежда состояла из широких хлопчатобумажных шароваров и толсто подбитых ватой кафтанов, на которых виднелись кольчуги, искусно сплетённые из железных цепочек. Правой рукой воины опирались на древки длинных копий, левая же рука покоилась на рукояти совершенно прямого меча, свисающего сбоку на широком ремне, переброшенном через плечо. Их головы были покрыты белыми тюрбанами, резко подчеркивающими тёмно-коричневую кожу лица. С первого взгляда можно было распознать в них людей, приученных с детства к тяжёлым условиям пастушеской жизни, привыкших к опасностям и борьбе.

Встречу с кочующими пастухами на их собственной территории, Яцек считал неимоверно счастливым стечением обстоятельств. Всё же он воспитывался среди суданцев, и преобладающая часть его гимназических товарищей была арабского происхождения, однако до сих пор он не имел случая непосредственного соприкосновения с воинственными племенами Баггара. Он часто видел степных арабов, прибывших в Хартум и Омдурман, однако эти люди неловко чувствовали себя в городе, создавали впечатление робких и ошеломленных окружающим их гомоном и толкотнёй, видом базаров и магазинов, заполненных грудами часто неизвестных им товаров.

Совершенно иначе было здесь, где люди из племени Баггара Селим были у себя дома и вели жизнь, наиболее отвечающую их авантюристической натуре. По существу, эти пастухи, занимающиеся разведением скота и частично земледелием, были более воинами и охотниками, везде ищущими возможности для выживания в битвах или необычайных приключениях. Наиболее любимым их занятием была охота с копьями на львов, или атака с мечами на таких опасных хищников, как леопарды.

Пан Горай, видимо, отлично знал пристрастия кочевников, так как спросил:

– А откуда вы всполошили это стадо буйволов, которое пробежало рядом с лагерем?

– Я, салам! (О, небо!) – смеясь, воскликнул молодой воин. – Это не мы перепугали буйволов, а они нас испугали! Мы переправились через кхор5454
  Кхор (араб.) – дословно: короткий ручей или русло высыхающей речки в пору засухи. Кхорами называют также яры и овраги, которые в дождливый период превращаются в реки.


[Закрыть], полный воды, когда внезапно на другом его берегу раздался треск ломаемых тростников, крик всполошенных птиц и глухой топот копыт. Прежде чем наши кони перебрались через ущелье, буйволы, скрывающиеся от жары в тростниках, были уже далеко. Мы пустились за ними в погоню и… Нам повезло, так как мы обнаружили лагерь насира – добавил он, склоняясь в поклоне перед шейхом.

Следовательно, в кхорах ещё стоит вода? – снова спросил господин Горай.

О, да! Кхоры и бирки5555
  Бирка (араб.) – лужа, озерцо, трясина.


[Закрыть] полны воды, и поэтому зверь не подходит к реке, имея в кхорах отличные водопои. На берегах кхора, через который мы переправились, я видел много следов разных антилоп и газелей, но звери пасутся далеко в степи, потому что в колючих зарослях полно убежищ леопардов. А эти буйволы заблудились здесь, наверное, случайно.

Слова молодого Селима объяснили, таким образом, загадку отсутствия зверей на берегах Бахр-эль-Абьяд. Господин Горай вскоре попрощался с насиром, а также с воинственными пастухами и вместе с Яцеком, Мохаммедом, Асмаром и частью команды двинулся в сторону причаленной к берегу «Нефертити». Путешественников, разумеется, проводила толпа кочевников, для которых возможность вблизи взглянуть на красивое судно, была немалым событием.

И когда «Нефертити» троекратно проревела своей басовой сиреной и, вспенив воду реки за кормой, начала медленно отплывать, воины, стоящие на берегу, вместе крикнули:

– Ма ас-салам! Ма ас-салам! (Езжайте с миром! Езжайте с миром!)

5

Миновало два дня после встречи с насиром, но Яцеку это время показалось одним мгновением. «Нефертити» плыла теперь через монотонную, плоскую безбрежную равнину, покрытую пожелтевшей травой и купами низких кустов доходящих вплоть до самой реки, но в этой только кажущейся монотонности существовало что-то новое, интересное. С бескрайнего моря лугов раз за разом поднимались вверх тонкие столбы дыма, выдающие присутствие людей. Трудно было, определить, откуда возносится этот дым, с правого или левого берега, потому что Нил образовывал здесь спутанную сеть каналов, ручьев, заливов и более широких или более узких рукавов, но Яцек знал, что на западном берегу простираются земли арабского племени Баггара Селим, противоположный же берег, восточный, был населён африканским племенем Динка, называющим себя «Дьянге». Несмотря на то что берег Баггара Селим казался пустым, безлюдным, так как не видно было на нём ничего, что выдавало какую-то жизнь, в то же время на прибрежных островах, скрытых высокими травами, время от времени выглядывали тукуле шиллуков, то есть большие округлые глиняные хижины, покрытые высокими куполообразными соломенными крышами из травы и листьев пальмы дум5656
  Дум (араб.) – широко разветвлённая веерообразная пальма. Плоды этой пальмы со сладковатой, сухой мякотью, охотно употребляемой африканцами в качестве пищи; ее зёрна, «каменные орешки», продаются на рынках.


[Закрыть], которая здесь, на северных рубежах африканского Судана, начинала появляться единично или в виде небольших рощ. Эти тукуле являлись как бы выдвинутыми далеко на север передовыми постами шиллуков, потому что подлинные территории, населённые этими африканцами, находились несколькими десятками километров южнее, начиная от местности Кака вплоть до озера Но.

Стоя на надстройке судна со своей маленькой кинокамерой в руке, Яцек ловил на ленту мелкие сцены из жизни шиллуков и время от времени снимал эпизоды жизни водных птиц. Как раз на одном из островов, берега которого «Нефертити» почти коснулась своим боком, он увидел порядочную группу венценосных журавлей (лат. Balearica pavonina). При виде судна, птицы убежали вглубь песчаной дюны с широко распростёртыми крыльями, после чего внезапно остановились, и с видимым любопытством начали наблюдать за медленно двигающимся железным чудовищем. В какой-то момент один ближе всего стоящий журавль начал удивительный танец. Он высоко подскакивал, с шумом ударяя распростёртыми крыльями, и вдруг опадал то на одну, то на другую сторону, издавая при этом хриплые крики, напоминающие достаточно выразительное слово: «рхарнук»5757
  Рхарнук (араб.) – суданское название венценосного журавля.


[Закрыть]. Несколько других журавлей, по-видимому, вдохновлённых примером, пошли по его следам. Так как камера Яцека была снабжена тремя сменными линзами, одним движением руки он наставил телеобъектив и снял на киноплёнку всю эту сцену.

Балет журавлей зафиксировал также большой камерой пан Горай, эта камера была специально предназначена для съёмки на киноплёнку зверей в движении.

– Нам здорово повезло, Яцек! – сказал он сыну. – Венценосные журавли обычно очень пугливы, и трудно подойти к ним на расстояние выстрела, тем более с кинокамерой. Обычно срываются они влёт, как только услышат удары лопаток гребного колеса о воду, и потому туристы, путешествующие на судах по Нилу, почти никогда не имеют возможности стрелять по ним. Сдаётся мне, что снятые нами на киноплёнку птицы прилетели на Нил в первый раз откуда-то из далёких степей, и «Нефертити», должна была произвести на них громадное впечатление, поскольку начали они танцевать, венценосные журавли танцуют, когда увидят что-то для них необычное или в состоянии большого волнения.

На более далёких песчаных отмелях и дюнах пану Гораю и Яцеку удалось снять на киноплёнку стаю малых серых пеликанов (лат. Pelecanus philippensis), изрядное количество всегда голодных аистов-змееядов (лат. Cirkaetus gallicus), несколько видов цапель, змеешеек (лат. Auhinga rufa), ходулочников (лат. Himantopus himantopus), а также водяных куриц (лат. Gallinula chioropus). Кроме птиц сняли они на киноплёнку также четырёх громадных крокодилов (лат. Crocodylas niloticus), возлежащих на песке дюн, нагретых солнцем и многочисленную семью бегемотов (лат. Hippopotamus amphibious), которая наслаждалась послеобеденной сиестой на мели тихого заливчика, отграниченного от главного фарватера реки широким поясом водяных лилий. Вид проплывающей «Нефертити» не произвёл на семейство большого впечатления, зато привёл в бешенство старого самца, вероятно, отца семейства. Сперва гигант гневно фыркнул, а затем поднял вверх свою чудовищную голову и взревел с такой яростью, что затаившаяся в тростниках стая уток с громким хлопанием крыльев сорвалась и с пронзительным кряканьем опустилась где-то далеко в камыши. Это проявление гнева не показалось бегемоту достаточным, в следующий момент он поднялся на ноги и, разбрызгивая воду своим могучим телом, совершил попытку движения в сторону судна, как бы угрожая непрошенному гостю.

На «Нефертити», разумеется, не ожидали атаки разъярённого колосса и спокойно поплыли дальше, не обращая никакого внимания на горестные протесты четырёх шиллуков, которые бдительно следили за движениями зверя, ища повод, чтобы в подходящий момент погрузить острия своих копий в его тело.

Едва Яцек справился с заправкой новой кассеты в кинокамеру, со стороны будки штурвального послышался возглас Мохаммеда:

– Чалли балак! Тер! (Внимание! Птица!)

В голосе капитана звучало такое сильное волнение и вместе с тем удивление, что пан Горай и его сын сразу поняли, что соколиные очи суданца высмотрели какую-то необычную, редко встречаемую птицу. Поэтому что есть сил они побежали к рубке капитана и, глядя в направлении, указанном им, увидели далеко впереди плавающий остров, а на нём высокий силуэт одинокой птицы.

– Это, наверное… ябиру! – воскликнул с радостью пан Горай, всматриваясь в неведомый островок, который благодаря быстрому в этом месте течению быстро приближался к «Нефертити».

– Наам ябиру! (Да, это ябиру!) – подтвердил Мохаммед, когда остров приблизился настолько, что на жёлтом фоне спутанных тростников и трав резко обрисовался ярко-красный клюв птицы с черной поперечной полосой посередине.

Пан Горай опытным взглядом оценил расстояние до острова, после чего быстро сбежал на палубу и исчез в дверях, ведущих к каютам, чтобы показаться через мгновение, но уже с одним из своих помповых ружей, которые должны были сыграть в экспедиции свою главную роль. В несколько прыжков ловец оказался на носу судна, осторожно вставил в ствол помпового ружья ампулку, промаркированную зелёным цветом, поместил во взрывную камеру стальную гильзу со сжатым воздухом, закрыл затвор оружия и начал следить за подплывающим островком и за поведением своего будущего «пассажира».

Яцек не побежал на нос, но, стоя рядом с Мохаммедом, упорно снимал на киноплёнку отцовские действия по подготовке к бескровной охоте на ябиру.

Мальчик знал, что свое название седлоклювый аист – седлоклювый ябиру (лат. Ephippiorhynchus senegalensis) – получил от арабов, это самый большой наряду с китоглавом (королевской цаплей) представитель семейства аистовых в Африке. Несмотря на то, что зона распространения ябиру является значительно большей, чем у китоглава, поимка этой пугливой неимоверно осторожной птицы не является лёгкой, так как излюбленным местом ее пребывания являются недоступные болота или песчаные дюны на реках и озёрах, отдалённые от берегов. Она питается рыбой, земноводными всяческого рода и пресмыкающимися, однако не брезгует насекомыми, считая саранчу исключительно деликатным и желанным лакомством. Является птицей, предпочитающей одиночество.

Остров быстро приближался, и мальчик наконец подумал, что сможет через телеобъектив уже запечатлеть совершенно отчётливые снимки. Он подготовил свою «Baby»5858
  «Pathe-Baby» (прим. пер.) – первая в истории любительская кинокамера. Кинокамеры серии «Пате Беби» фирма Шарля Пате начала выпускать с 1922 года. Этот узкопленочный кинопроектор отличался повышенной устойчивостью изображения при мощности проекционной лампы всего 6 ватт. За счет малого формата киноленты фильмы требовали значительно меньшего объема для хранения.


[Закрыть] и, поймав в видоискатель изображение островка вместе со стоящей на нём птицей, нажал пружину. Лента с шуршанием начала крутиться в камере, когда вдруг ябиру склонилась, широко развела огромные крылья, несколько раз взмахнула ими, одновременно пробегая несколько шагов по измятой траве, легко оторвалась от земли, взлетела в воздух и полетела над рекой, направляясь к противоположному берегу. В какое-то мгновение она миновала нос «Нефертити» на таком небольшом расстоянии, что пан Горай рискнул сделать выстрел.

Быстрым движением он приложил приклад помпового ружья к плечу и, прицелившись с упреждением полметра перед птицей, – потянул спусковой крючок. Раздалось что-то вроде короткого клацанья, и почти в тот же момент аист подскочил вверх, как будто подброшенный невидимой силой, несколько раз беспокойно шевельнул крыльями, после чего снова распростёр их широко для планируемого полёта. Он летел так в течение какого-то времени, потом внезапно заколыхался раз-другой, вдруг дёрнулся, как бы смертельно раненный пулей, и рухнул в чащу тростников, растянувшихся широким поясом вдоль западного берега Бахр-эль-Абьяд.

Вид падающей птицы вызвал неслыханное удивление среди команды «Нефертити» и самое настоящее остолбенение среди шиллуков, внимательно наблюдавших за всеми действиями ловца. Все чётко видели, как охотник поднял ружьё и прицелился в птицу, но ведь никто не слышал выстрела! Поэтому они не могли понять, каким способом ябиру был ранен пулей. Немного погодя Асмар повернул рулевое колесо на правый борт, чтобы подвести судно как можно ближе к месту падения птицы, а шиллуки приготовили для спуска на воду свои амбачовые плоты, на которых они собирались двинуться на поиски добычи.

Поиски, подстреленной над Нилом птицы, упавшей в широко распростёртые прибрежные луга, оказались делом, пожалуй, настолько же трудным, как отыскание иголки в стогу сена. Пан Горай, опытный охотник, понимал это досконально и, наверное, отказался бы от поисков, если бы не присутствие шиллуков, с незапамятных времён живущих на большом пространстве берега Бахр-эль-Абьяд, для которых прибрежные луга и болота не только представляли в прошлом укрытие от опасностей, но и сделались прекрасным охотничьим районом, по которому они передвигались так же свободно, как по сухой степи. Необходимо было только объяснить следопытам, что птица – вопреки кажущейся смерти – жива и совершенно здорова, и, следовательно, с ней нужно обходиться осторожно и, в случае если она вновь придёт в сознание, не убивать ее.

Шиллуки выслушали объяснения очень внимательно, и было видно, что они произвели на них большое впечатление. Шиллуки смотрели на господина Горая с нескрываемым удивлением, с едва скрываемой примесью страха, как на существо, пользующееся сверхъестественными, непостижимыми разумом силами.

Как только «Нефертити» коснулась боком тяжело свисающих кистей тростников, они без всякого колебания спустили на воду плоты.

Яцек со своей «Baby» и двумя запасными кассетами также оказался на нижней палубе в надежде, что сможет сопровождать следопытов, но пан Горай не поддался умоляющим взглядам сына. Он только рассмеялся и произнёс:

– Нет, Яцек, не пущу тебя со следопытами! Эти луга, залитые водой, являются рассадником комаров, они кишат крокодилами и в них полно опасных, предательских ловушек. Необходимо иметь громадный опыт или же быть шиллуком или динка, чтобы ходить по ним свободно. Для охотников ты был бы только помехой, а о съёмке на киноплёнку в такой чащобе нельзя даже мечтать. Впрочем, можешь не беспокоиться, так как вскоре поохотимся на нильских козлов (лат. Kobus megacerus).

Мальчик, который тоскливым взглядом следил за исчезающими в зарослях тростников и камышей плотами, при последних словах отца повеселел и предложил:

– Папа, позову Хатима и вместе с ним пойду на склад на носу, чтобы подыскать клетку для ябиру…

Пан Горай снова рассмеялся:

– Не продавай шкуры льва, которого ещё не убил! Нет у нас ещё нашего аиста в руках и вообще не знаем, найдут ли его следопыты. У крокодилов отличный слух и, следовательно, вероятно, даже на большом отдалении они услышали плеск падающей в зарослях птицы и поспешили убедиться, есть ли что-то пригодное для еды. Даже если аиста не съедят крокодилы, отыскание его… в этой чаще даже для шиллуков является не лёгкой задачей и…

Дальнейшие слова пана Горая прервали радостные и неимоверно возбуждённые крики Мохаммеда и Асмара, которые вытянув руки в сторону зарослей камыша, кричали:

– Аллах! Аллах! Матехафш! (Вперёд! Вперёд! Не бойтесь!)

Отец и сын взглянули в направлении вытянутых рук капитана и штурвального и с удивлением увидели над тростниками могучую птицу, парящую удивительно неуверенным, странным полётом. В какое-то мгновение птица перекувырнулась и исчезла в зарослях, потом снова поднялась вверх, пролетела с видимым усилием около десяти метров, заколыхалась на огромных крыльях и рухнула вниз.

– Был ли это наш ябиру? – спросил шёпотом удивлённый Яцек.

– Да, это, наверное, наш седлоклювый аист, – подтвердил пан Горай и немного погодя добавил. – Немного рано он пробудился от наркоза, но это, может быть, и лучше, потому что показался следопытам. Теперь он от них не ускользнёт. Смотри, смотри! Туда, где упал, среди зарослей острия их копий!.. Уже его настигли.

Лёгкий ветерок, веющий с лугов, донёс до ушей людей, стоящих на палубе, далёкий гомон приглушённых возгласов и взрывов смеха. Постепенно говор становился всё более близким, набирал силы и отчётливости, пока наконец из густых зарослей тростников не вынырнули оба плота с сияющими и весело покрикивающими африканцами. Один из них держал в руках огромную, бившуюся птицу, голова и клюв которой были обмотаны куском голубого хлопчатобумажного материала.

Плоты быстро подплыли к судну, и вскоре следопыты вместе с добычей оказались на палубе «Нефертити», приветствуемые триумфальными восклицаниями всей команды.

Пан Горай внимательно обследовал птицу перед ее помещением в удобную клетку, а результатом своих наблюдений поделился с не отступающим от него ни на шаг сыном, показывая ему ампулку, сжимаемую в ладони:

– Помповое ружьё отличное, но вместе с паном Равичем мы совершили довольно большую ошибку при расчётах скорости выстреливаемой из него ампулки. Согласно нашим расчётам, снаряд должен был попасть Ябиру в грудь, а ударил в мышечную часть ноги, вытянутой назад во время полёта аиста. Если бы я потянул спусковой крючок мгновением позднее, ампулка пролетела бы уже за птицей и упала где-то в воду, а наш ябиру спокойно бы ловил жаб на прибрежных топях.