Текст книги "Серебряные крылья"

– Да. Я любила Яка. Думала, я и неспособна никого так полюбить. Но этого оказалось недостаточно. Меня оказалось недостаточно. А потом появилась Жюльенна. Совершенно новая разновидность любви. И она перебила…

Голос изменил ей, она отвернулась. На мгновение все нахлынуло снова. Все, через что пришось пройти их семье. Сперва то, что делал Як. Потом – то, что сделала она, когда решила спасти их от него.

– Даже представить себе не могу, что тебе довелось пережить, – сказал Давид, и Фэй вздрогнула. На секунду она позабыла о его существовании. – Потерять ребенка… Фэй, я… мне так хотелось бы снять с твоих плеч эту тяжесть, но это никому не под силу.

Фэй встряхнулась, отогнала все чувства и воспоминания, требовавшие внимания. Если она позволит себе чувствовать и вспоминать, то не сможет сделать больше ни шагу.

– Как хорошо, что ты рядом, – сказала Фэй. – Что ты слушаешь…

Некоторое время они стояли молча на фоне мерцающих огней парка развлечений. Долго-долго никто из них не говорил ни слова. Потом Давид протянул ей руку.

– Пошли. Давай вернемся.

Фэй кивнула. Они развернулись и пошли обратно в сторону Страндвеген. Когда снова миновали «Страндбрюгган», Давид остановился и обернулся к ней.

– Искупаемся? – спросил он.

– Здесь?

– Да, сегодня теплый вечер, а мы живем в Северной Венеции. Мостки есть повсюду. Вон там, например.

Он указал на два больших плавучих дома и длинные деревянные мостки, уходящие в воду между ними. Не дожидаясь ее, почти бегом устремился туда. Из-за плавучих домов его практически не было видно с набережной. Наклонившись, он развязал ботинки. Фэй огляделась. Ни души. Мимо проезжали лишь редкие машины. Давид уже снял льняную рубашку, джинсы и ботинки. Носки. Трусы. В темноте мелькнули его бледные ягодицы, потом Фэй услышала бодрый крик, сменившийся мощным всплеском. Она наклонилась вперед. Давид плескался в воде в двух метрах от Фей, глядя на нее снизу вверх.

– Холодно, но здорово, – отрапортовал он. – Прыгай сюда.

Бросив взгляд через плечо, Фэй убедилась, что никого нет. Сбросив туфли, она положила платье рядом с кучей вещей Давида, оставшись в нижнем белье, разбежалась и пролетела, дрыгая ногами в воздухе, пока не врезалась в воду. Завопила в голос от страха и восторга. Холодная вода обжигала тело.

Они отплыли от берега и остановились, плескаясь на месте. Некоторое время, дрожа от холода, рассматривали огни города.

– Ты мне нравишься, – сказал Давид.

Слова звучали урывками – у него стучали зубы.

Фэй улыбнулась, ибо выглядело это комично, но внутри у нее так потеплело, что на какое-то время она забыла о холоде. Ей хотелось ответить, но она молчала. Когда-то Фэй дала себе слово больше не влюбляться, но теперь чувствовала, что ее оборона начала давать трещину. Давид умел ее рассмешить. И это джентльмен без скрытых мотивов. Напротив, он сам успешный бизнесмен, понимающий ее работу, а его улыбка заставляет ее растаять даже в холоднющей воде.

Когда они выбрались на берег и быстро накинули на себя одежду, Давид обнял ее за плечи и потер, чтобы согреть.

– Что будем делать теперь? – спросила она.

Возвращаться в номер отеля ей совершенно не хотелось.

Давид посмотрел на нее хитрым взглядом.

– Пошли, – проговорил он и надел ботинки.

Вслед за ним Фэй двинулась к яхт-клубу на другой стороне моста Юргордсбрун. Ее волосы прилипли к плечам и спине, пока они почти бежали, чтобы согреться. У ворот остановились. Давид заглянул в будку охранника, убедился, что она пуста, и перелез через забор.

– Там камера, – сказала Фэй, указывая пальцем.

– Не беспокойся, – ответил он, приземлившись на другой стороне. – У одного моего приятеля здесь стоит лодка; он не рассердится, если мы ее одолжим.

Фэй поставила ногу на прут, ухватилась за верхнюю планку забора и перелезла на другую сторону, где ее подхватил Давид.

Оглядев катера и яхты, он воскликнул, указывая на большой катер, пришвартованный в самом конце пирса:

– Вот же она!

А в следующий момент схватил за руку Фэй и потащил ее следом за собой.

Они взошли на борт. Давид присел на корточки и пошарил рукой под белой подушкой сиденья, затем с триумфальной улыбкой вытащил ключи. Отпер дверь, и Фэй шагнула в тепло. Они сняли с себя мокрую одежду и завернулись в большие махровые простыни, обнаруженные Давидом.

– Кому принадлежит катер? – спросила Фэй, усевшись на диван, пока Давид открывал кухонные дверцы.

– Моему хорошему другу, – повторил он и тут же воскликнул: – Смотри-ка, виски!

Давид налил и протянул ей стакан, а потом и сам опустился рядом с ней. Напиток согревал изнутри. Волны бились о корпус, приятно покачивая лодку. На диванчике лежали детская заколка с Эльзой из «Холодного сердца» и большой голубой бант; Фэй растерянно перебирала их. Они напомнили ей Жюльенну. Та обожала Эльзу и обычно во все горло распевала «Отпусти и забудь» на своем выдуманном английском.

– Ты о чем-то задумалась?

Давид нежно разглядывал ее. Потом увидел детскую заколку у нее в руках и тихо охнул.

– Прости… Я…

Фэй положила ладонь ему на руку, чтобы показать, что всё в порядке. От тепла его тела в ней все затрепетало.

Давид улыбнулся ей.

– Что такое? – спросила она.

– Ничего.

Фэй была близка к тому, чтобы сказать, что он ей тоже нравится, ответить, пусть с задержкой, на его слова, сказанные в воде, но не могла ничего из себя выдавить. Слова застряли в горле. Застряли в шрамах. В тех, которые не видны снаружи.

– Можно мне будет навестить тебя, когда ты переберешься из «Гранд-отеля»? – спросил Давид.

– Если хочешь.

– Хочу.

– Я тоже.

Он с улыбкой вздохнул.

– Не знаю, что со мной такое, но когда я с тобой, я так нелепо счастлив… Становлюсь как подросток, хочу произвести на тебя впечатление… Мне даже и не нравится плавать в открытой воде. И все же я знаю, что тебя это не волнует, что ты все равно хорошо ко мне относишься, хотя и не говоришь это. И я так благодарен тебе, что ты доверилась мне!

Фэй молча кивнула.

– Кстати, я встретил его несколько лет назад. Яка. Мне показалось, что он высокомерный и самовлюбленный тип, и…

Фэй подалась вперед и прижалась к нему. Она не хотела больше говорить о Яке – ни сейчас, ни потом. Прижав губы к губам Давида, чтобы заставить его замолчать, она обнаружила, что губы у него куда мягче, чем она думала.

– Давай не будем о нем. Давай не будем говорить ни о чем, кроме нас двоих, – по крайней мере, сегодня.

– По рукам.

Словно по молчаливой договоренности они встали, прихватив с собой бутылку в каюту. Кровать оказалась неожиданно большая и застеленная белыми простынями.

Фэй села на кровать. Ее полотенце упало на пол. Под ним у нее ничего не было. Она посмотрела в глаза Давиду. От алкоголя и возбуждения взгляд у него затуманился. Он медленно подошел к ней. Уронил свое полотенце. Подошел к Фэй, сидевшей на краю кровати – его возбужденный член на уровне ее глаз.

Продолжая смотреть ему в глаза, Фэй обхватила рукой его член, медленно приблизила лицо и открыла рот. Поначалу коснулась головки лишь своим горячим дыханием. Потом вытянула язык и слизнула первую прозрачную капельку. Давид застонал, на мгновение закрыл глаза, но тут же снова открыл их и взглянул на Фэй.

Она чуть приоткрыла рот, обхватила губами головку, щекоча языком тонкую натянутую струну. Ей доставляло удовольствие слышать тяжелое дыхание Давида. Медленно, медленно она все глубже брала его в рот. Временами ощущала легкий рвотный рефлекс, но извлекала член изо рта до того, как становилось неприятно. Потом снова вводила внутрь. И вытаскивала наружу. Она помогала себе рукой; от ее слюны член стал влажным и скользким, рука двигалась легко.

Давид дышал все более прерывисто, громко постанывая; теперь он закрыл глаза, обхватив ее рукой за голову и запустив пальцы ей в волосы.

– Больше не могу сдерживаться, хочу войти в тебя, – пробормотал он.

Фэй откинулась на кровать. Он лег на нее, между ее ног, прижался к ее отверстию, расширил его и медленно, невыносимо медленно вошел в нее. Это было восхитительно. Теперь застонала Фэй, ощущая между ног его жар, его твердость, его решительность.

Внезапным движением Давид резко вошел до самого конца и рухнул на нее. Почти касаясь губами ее уха, так что его горячее дыхание опаляло ее щеку, стал двигаться толчками, а Фэй обвила его тело ногами. Крепко держа его за бедра, она помогала ему найти нужный ритм, прижималась к нему – она хотела еще, хотела его всего…

Но тут он вышел из нее.

– Не хочу кончать. Ты меня безумно возбуждаешь… Я должен попробовать тебя на вкус.

Давид раздвинул ей ноги, облизнул пальцы правой руки и принялся медленно ласкать ее. Фэй приподняла голову, чтобы видеть, как он касается ее. Массируя ее клитор, он медленно ввел в нее два пальца, затем три. Она всхлипнула, застонала.

Давид извлек из нее свои пальцы. Фэй заверещала – она уже была близка к высшей точке. Он развел ее ноги еще шире, приблизил лицо и кончиком языка стал щекотать ее клитор. Фэй пыталась сжать его бедрами, но он нежно держал ее, положив руки на ее колени. Язык у него был мягкий, но решительный; он все крепче и крепче ласкал ее клитор, двигаясь волшебными кругами. И довел ее до крайности. Она выгнула спину дугой, вцепившись в простыню. Потом Давид снова ввел в нее пальцы, и Фэй почувствовала, как подступает оргазм – наслаждение на грани боли. Она металась головой по подушке, пока он уверенной рукой подводил ее к пику.

Кончая, Фэй громко закричала. Давид продолжал, двигаясь все интенсивнее, а она тряслась всем телом, сжимаясь в сладких спазмах вокруг его пальцев.

Когда оргазм отзвенел, все тело расслабилось, но Фэй не желала отдыхать – ей хотелось ощутить Давида внутри себя.

От удара волны по борту лодка покачнулась. Фэй перевернулась и встала на четвереньки. Стукнулась головой о низкий потолок каюты, так что они с Давидом захихикали. Опустилась ниже, выгнув спину, повернула голову и увидела, как он встал, приближаясь к ней сзади. Но взял ее не сразу. Сперва погладил ее по ягодицам, нежно и трепетно.

– Какая ты красивая…

– Возьми меня, – сказал Фэй, еще больше выгибая спину.

Давид снова погладил ее по ягодицам, потом взял за бедра, прижался к ней и вошел глубоко-глубоко. Хотя Фэй только что кончила, она тут же снова возбудилась, захотела еще.

– Возьми меня, Давид!

И он выполнил ее просьбу.

Потом они повалились на кровать, наслаждаясь теплом друг друга. Давид убрал с затылка ее волосы и поцеловал в самое чувствительное место за ухом. Фэй засмеялась – было бесконечно приятно, но и щекотно тоже. Он скатился с нее, лег на спину, положив руку ей на поясницу.

– Я вся вспотела, – проговорила Фэй и повернулась на бок, так что его рука оказалась у нее на бедре.

Подняв руку, он нежно погладил ее по щеке.

– Тебе известно, какая ты потрясающая? Какая ты красивая?

– Нет, боюсь, тебе придется мне рассказать.

– Обещаю. Снова и снова.

Фэй поймала себя на том, что улыбается, лежа спиной к нему. Она заморгала, прогоняя непрошеные слезы. И тут же напомнила себе, что больше не должна покоряться мужчине, хотя и начинала опасаться, что напоминание опоздало…

___

Выйдя из лифта, Фэй сделала несколько нетерпеливых шагов к тяжелой двери. Нельзя сказать, чтобы она тосковала по своей старой квартире. Там осталось слишком много воспоминаний. И Як стал их частью. А эта квартира будет принадлежать только ей…

Ключи тяжело лежали в ладони. Фэй упивалась чувством нового, нетронутого. Хотя она всего лишь снимала квартиру на время, ей разрешили перекрасить ее.

Улыбаясь, она вставила ключ в замочную скважину – вспомнилась ночь, проведенная с Давидом, все то, чем они занимались…

Отперев дверь, Фэй почувствовала запах свежей краски. Вот бы никогда не подумала, что она будет так любить этот запах… Квартира казалась девственной землей, которую ей предстояло завоевать.

Керстин ушла в свою квартиру за стеной. Она по-прежнему рядом. Семья… Но эта квартира принадлежит ей. Только ей.

Отперев черную защитную решетку, Фэй вошла, сбросила туфли от «Джимми Чу» и поставила их в прихожей на полочку для обуви орехового дерева. Потом медленно и осторожно обошла квартиру, открывавшуюся ей навстречу – большую и просторную.

Общая площадь составляла более двухсот квадратных метров. Возможно, слегка слишком для нее одной, но после стольких лет в золотой клетке она в первую очередь нуждалась в воздухе и пространстве. Эту квартиру Фэй полюбила с первого взгляда, по фотографии на сайте, где предлагалось жилье в аренду; хотя квартира и не принадлежала ей, но была обставлена совершенно в ее стиле.

Кухня напоминала сельскую кухню в современном прочтении. Филипп Старк[14]14
  Промышленный дизайнер.


[Закрыть], «Гаггенау»[15]15
  Немецкая фирма по производству бытовой техники.


[Закрыть] и «Кордон-Блё» создавали нужную комбинацию. Длинный деревянный стол со скамейками из такого же состаренного дерева, видимо, выполнены мастером по специальному заказу. Фэй провела рукой по крышке стола. На ощупь он показался ей исключительно приятным.

Войдя в гостиную, она улыбнулась при виде огромного дивана, обшитого изумрудным бархатом. Теперь комната была окрашена в светлые ненавязчивые тона, придававшие ей уютный вид.

Подойдя к окну, Фэй некоторое время смотрела на крыши домов Эстермальма, а потом не спеша продолжила осмотр комнат. Квартира станет ее домом, пока она будет заниматься экспансией в США и спасением «Ревендж». Теперь у нее два дома. Один в Италии, один здесь. Оба важны, хотя и по-разному. Половина ее сердца осталась в Италии, где ее ждали Жюльенна и мама. Но вторая половина навсегда останется здесь. Стокгольм стал ее городом с первого дня, как она приехала сюда. Здесь родилась Жюльенна, здесь она сделала свои первые неуверенные шаги. Стокгольм стал родным для нее и Крис. Он помнил их смех, приключения, успехи, провалы и глубокую скорбь.

Эта квартира станет ее крепостью.

Фей нашла дом.

___

Сердце забилось чаще, когда Фэй вошла в дверь дома на Биргер-Ярлсгатан. Когда же она увидела логотип «Ревендж» – причудливо выведенную букву R, – ей пришлось поморгать, чтобы прогнать слезы. Идя по открытому офисному пространству, она улыбалась молодым женщинам, приветствовавшим ее.

В животе защекотало, когда Фэй открыла дверь в свой кабинет – она любила этот офис, здесь ей удалось сотворить магию и выстроить империю.

Именно отсюда она дирижировала падением Яка. Победила его. Отобрала у него «Компэр».

Поставив сумочку на письменный стол, Фэй уселась в кресло, раскрыла компьютер и устремила взгляд через стеклянную стену на двадцать сотрудниц, сидевших на своих местах. В последнее время появилось с десяток новеньких; она знала их по именам, поскольку переписывалась с ними по электронной почте, и радовалась возможности наконец-то увидеть их вживую. Женщины всех возрастов. Деловые, со знанием нескольких языков, самостоятельные и профессиональные. Современные, уверенные в себе.

– Оборот «Ревендж» будет рекордным – строго говоря, – рассуждала Фэй, сидя за столом и поглядывая на своих сотрудниц, – расширяться нет необходимости. Зачем рисковать тем, что уже есть? Разве не лучше сосредоточить все силы на том, чтобы остановить скупку акций?

С финансовой точки зрения даже праправнуки Жюльенны уже обеспечены до конца жизни. Но Фэй знала: Крис понравилось бы, если бы она осуществила свою мечту и завоевала Штаты. И интервью в «Скавлан» дало результаты сверх всяких ожиданий. Папка «Входящие» переполнилась письмами финансистов, желающих заполучить свой кусок пирога, когда «Ревендж» шагнет через Атлантику. На самом деле до окончательной договоренности с партнерами в США оставался один шаг. Гораздо ближе, чем Фэй давали понять. Однако ей хотелось привлечь надежных инвесторов. Тех, кто дал бы ей свободу и, самое главное, людей, творящих добро. «Людей с хорошим нутром», – как говорила Крис.

Иногда Фэй вспоминала улыбку Крис, снова слышала ее смех, ощущала ее крепкую ладонь в своей. Если закрыть глаза, можно было представить, что Крис стоит рядом… В горле все сжалось, Фэй вытерла слезы. Снова вернулась прежняя меланхолия.

На что ей деньги и успех, если приходится быть в разлуке с теми, кого она любит? Конечно, ей нравятся ее сотрудницы, однако их не было рядом, когда она ничего из себя не представляла – до того, как стала миллиардершей. И если все рухнет, они схватят свои брендовые сумочки и покинут ее не моргнув глазом. В предприятии, как и в отношениях, все держится на лояльности. Однако же тот факт, что Фэй больше времени проводила с Жюльенной и отдавала предпочтение своим потребностям, теперь привел к тому, что она теряет контроль над «Ревендж»…

Бросив взгляд на письменный стол, Фэй охнула. Десять пропущенных звонков от Керстин! Должно быть, случайно поставила мобильный телефон на беззвучный режим… С трепетом в груди она набрала номер Керстин.

– Я выяснила, кто стоит за скупкой акций, – с места в карьер заявила та.

Фэй сглотнула.

– И кто же? – как можно спокойнее спросила она.

– Хенрик Бергендаль.

– Да что ты говоришь!

Зажмурившись, Фэй откинулась на спинку кресла. Прежний компаньон Яка. Как она не догадалась, что рано или поздно это произойдет?

Хотя сейчас дела у Хенрика идут как никогда хорошо, некоторое время у него все шло из рук вон плохо. Однако о нем она и не подумала…

– И это еще не всё, – неумолимо продолжала Керстин. – Только что я узнала, что Ирена Арнель продала ему свой пакет акций.

Фьельбака, давным-давно

Я почти бегом бежала домой из школы. Папа собирался поехать в мастерскую чинить машину – он должен был вернуться только поздно вечером. Меня ожидали несколько редких часов свободы.

Мама пообещала, что мы с ней будем шить. От бабушки я узнала, что мама всегда мечтала стать портнихой и еще в детстве шила потрясающие наряды для своих кукол. Сейчас она успевала шить только для дома, однако начала учить меня.

Строго говоря, шитье меня не очень интересовало. Но когда мы с ней сидели бок о бок, перед маминой швейной машинкой «Хюскварна», которую папа после долгих уговоров разрешил ей купить, мне казалось, что мы живем отдельно от всех в своем маленьком мирке. С восторгом я разглядывала ее руки, когда она умело и привычно заправляла нитку, показывала, какие кнопки отвечают за прямую строчку, а какие – за зигзаг, какой шов где использовать и как закрепить нитку, закончив работу. Каждая минута доставляла мне удовольствие.

Сегодня мама обещала помочь мне сшить шелковые шаровары. С урока домоводства я утащила домой отрез блестящей фиолетовой ткани и теперь представляла себе, как красиво все будет смотреться, когда мы их сошьем.

Когда я вошла в дом, меня встретила тишина. Я осторожно окликнула маму, не будучи до конца уверенной, что папы нет дома. Но никто мне не ответил.

Стоя в прихожей, я огляделась. Мамина куртка висела на вешалке. И ее туфли стояли на подставке для обуви. В моей душе зашевелилась тревога.

– Мама, ты дома?

Ответа не последовало. До прихода Себастиана оставалось несколько часов. Мы с мамой могли провести вместе много времени – редкостный подарок, и я знала, что она ни за что на свете не пропустила бы такое, ибо тоже любила нашу возню за швейной машинкой. Может быть, она просто прилегла?

Осторожно ступая, я поднялась на второй этаж в спальню родителей. Лестница скрипела, но, похоже, меня никто не слышал. Я свернула направо. Дверь в спальню оказалась закрыта, и от этого я испытала облегчение. Наверное, мама просто прилегла отдохнуть…

Я тихонько отворила дверь. Так и есть. Она лежала на постели, отвернувшись от меня. Тихо-тихо я прокралась в комнату, так и не решив, дать ей поспать или все же разбудить. Я знала, как она расстроится, если нам с ней не удастся посидеть за швейной машинкой.

Обогнув кровать и зайдя с ее стороны, я несколько мгновений рассматривала ее, нахмурив брови. Веки мамы подергивались, она засыпала. Тут мое внимание привлек предмет, лежавший на полу. Белая баночка. Крышка валялась отдельно. Я наклонилась и подняла пустую баночку. Снотворное.

Меня охватила паника. Я принялась тормошить маму, но она не реагировала.

В голове у меня царил полный сумбур, однако я быстро поняла, что должна сделать.

Я наклонила ее через край кровати лицом вниз и стала вводить пальцы ей в рот, все глубже и глубже в горло. Поначалу ничего не произошло. Но потом мама вдруг начала всхлипывать, и я почувствовала, как горячие потоки полились по моей руке на пол.

В луже лежали маленькие кусочки таблеток вперемешку со спагетти от обеда. Я продолжала засовывать пальцы ей в рот, пока не пошла желчь. Тогда я прижала ее голову к своей груди.

Она плакала с таким отчаянием, что ее плач эхом отдавался от стен комнаты, а я укачивала свою маму, как ребенка. Никогда еще мне не случалось так ненавидеть папу, как в этот момент. И я поняла две вещи. Я никогда не смогу рассказать ей, что сделал со мной Себастиан. И я должна любой ценой вырвать нас обеих отсюда…

___

– По какому такому закону Вселенной все должно идти псу под хвост одновременно?

Керстин налила Фэй чашку чая. В «Брумс» толпились посетители, желающие позавтракать. От гула голосов и раздражения у Фэй заболела голова.

– Думаю, ты имеешь в виду закон Мерфи, – ответила Керстин. – Да, знаешь ли, в своей жизни, которая чуть-чуть подлиннее твоей, я заметила, что вещи и явления имеют тенденцию слипаться в ком. Счастье тянет за собой счастье. Горе притягивает горе. Неприятности ходят табуном.

– Тогда к нам сейчас точно пожаловал табун, – проворчала Фэй, отхлебнула чаю и поморщилась. – Кто станет добровольно пить эту дрянь? Мне нужен крепкий кофе.

Остановив проходившую мимо официантку, она прошипела:

– Один капучино, пожалуйста.

Та кивнула.

– Съешь что-нибудь, – проговорила Керстин, указав глазами на стол. Они заказали себе ржаные лепешки, яйца всмятку, мюсли с йогуртом и фруктовый салат.

Фэй покачала головой:

– Я не проголодалась.

Керстин молча ела, в то время как Фэй раздраженно махала официантке, желая напомнить о своем капучино. Всю ночь она провела без сна.

– Не срывай свое раздражение на персонале, – сказала Керстин.

– Делаю как мне нравится.

Фэй наконец-то установила визуальный контакт с официанткой, которая тут же поспешила на кухню.

За окнами светило солнце. Люди торопились по своим делам, и на мгновение Фэй задалась вопросом: неужели и все остальные живут, как и она, резко переходя от надежды к отчаянию?

– Ты должна назвать вещи своими именами, вместо того чтобы ругаться на других, – сказала Керстин. – Ирена действовала у тебя за спиной, несмотря на свои обещания. Она продала свои акции Хенрику, старому компаньону Яка.

Фэй стукнула кулаком по столу. Она не сердилась на Керстин, не сердилась на обслуживающий персонал. Она просто была в ярости.

– Пойду принесу пудинг с семенами чиа, – сказала Фэй и поднялась.

На самом деле есть она не хотела, как и сказала, но ей требовалась передышка, чтобы собраться с мыслями. Стоя в длинной очереди, Фэй чувствовала, что с каждой минутой все больше сердится. Дойдя наконец до стойки, она заказала пудинг со всем, с чем можно, – с черникой, клюквой и кокосовой стружкой. Когда снова уселась за стол, Керстин взглянула на нее, не говоря ни слова. Фэй проглотила не только пудинг с семенами чиа, но и все остальное. Еда легла в животе комом. Фэй перевела дух и откинулась на стуле. Только теперь она заметила, что ей наконец-то принесли капучино.

– Во-первых, – проговорила Фэй, – в голове не укладывается, что Ирена продала свои акции. Еще не успел перевариться у нее в желудке тот обед, который мы с ней съели вместе, а она уже побежала продавать! Мне Ирена всегда казалась такой лояльной, честной… Ничего не понимаю.

– Должно быть, тут что-то кроется, – ответила Керстин. – Однако об этом после. Пока мы имеем только факт: она продала свои акции.

– И к тому же Хенрику, – горько добавила Фэй и, залпом выпив капучино, показала официантке пустую чашку.

– У тебя заболит живот, – сухо проговорила Керстин.

– У меня он и так уже болит настолько, что хуже быть не может. Я совершила так много ошибок, Керстин… От этого у меня болит все, не только живот. Я недооценила ненависть Хенрика ко мне. Недооценила уязвимость «Ревендж». И переоценила лояльность акционеров.

– В таком случае все эти ошибки мы совершили вместе. Я тоже не могла все это предположить.

– Что верно, то верно. Но если честно, от этого нисколько не легче.

По всему телу бегали мурашки. Фэй поднялась. За ее спиной официантка поставила на стол еще одну чашку капучино, но Фэй продолжала идти прочь от всего.

В руке у нее зажужжал телефон, и она взглянула на дисплей. Номер не значился в списке ее контактов, однако Фэй узнала его. Это была Ивонна Ингварссон.

– Да, что вы хотели? – сухо ответила Фэй.

Женщина на другом конце линии сделала несколько вдохов. Фэй показалось, что та предвкушает ее реакцию.

– К сожалению, должна сообщить вам, что сегодня утром во время перевозки заключенных произошел побег. Один из сбежавших – ваш бывший муж Як.