Текст книги "Никто не ожидал, что мы изменим мир"

Глава 4
Столкновение двух миров:
И тут появляюсь я

Кто бы мог подумать, что три недели спустя мой бывший босс будет вести со мной серьезный разговор за бейгелями, лососиной и омлетом в «Ратнерс», известном кошерном ресторане в Нижнем Ист-Сайде на Манхэттене! Приближалось лето 1969 года. Что представляла из себя Америка тех лет? Затяжные протесты против войны во Вьетнаме, свободная любовь, отвязная музыка, всевозможные наркотики, фестиваль в Вудстоке, первые шаги Нила Армстронга по поверхности Луны, кровавые убийства банды Мэнсона в Лос-Анджелесе, инцидент с Тедди Кеннеди в Чаппакуиддике[7]7
  Во время отдыха на острове Чаппакуиддик сенатор Эдвард Кеннеди не справился с управлением автомобиля, в результате чего погибла его секретарь Мэри Джо Копечне. Инцидент стоил Кеннеди политической карьеры.


[Закрыть]. За год до того «Битлз» выпустили свой «Белый Альбом», «Роллинг Стоунз» призывали слушателей проявить «Сочувствие к Дьяволу»[8]8
  «Sympathy for the Devil» — альбом группы The Rolling Stones.


[Закрыть], а «Дорз» подталкивали нас к «Прорыву»[9]9
  «Break on Through» — альбом группы The Doors.


[Закрыть], по мере того как сексуальная революция, порожденная изобретением противозачаточных пилюль, переворачивала с ног на голову представления о морали.

Поколение беби-бумеров, представители которого были тогда подростками или едва разменяли третий десяток, бросало вызов власти так дерзко, как никогда еще не было в истории. Никто больше не желал следовать правилам просто потому, что так принято. Традиции теряли свою силу. Это поколение хотело знать не только «как» и «что», но и «зачем». Они свободно мыслили и свободно любили, они экспериментировали с галлюциногенами и новыми формами религиозности. Они с презрением отвергали механическое соблюдение иудейских и христианских ритуалов как бессмысленное занятие, и вскоре в обществе начал набирать обороты интерес к тому, что позднее назовут Нью-Эйдж – религиями «нового века».

Внезапно люди начали говорить о реинкарнации, карме, рае, астрологии, выходе из тела, камерах сенсорной депривации, медиумах, психоделиках, дзен-буддизме, астральной проекции и предсмертных видениях Света. Бесчисленные духовные искатели отправлялись на поиски смысла и просвещения. Всевозможные молитвы, медитации и техники расширения сознания стали обычным делом в офисах, университетах и аграрных коммунах, в которых хиппи собирались для совместной жизни и любви.

Рав, изолированный от соблазнов века в своей религиозной общине, едва ли был затронут потрясениями 1969 года. Но я на протяжении какого-то времени была тем самым искателем. Я видела, как общество вокруг меня начало меняться, как молодые люди бросали вызов любым границам. Благодаря мюзиклу «Волосы» молодежь на улицах пела о рассвете Эры Водолея – буйное цветение контркультуры стало превращаться в мейнстрим.

Если оглянуться назад, то покажется, что сама Вселенная подготовила плацдарм для появления Каббала Центра. Однако на то, чтобы созрели плоды, потребовались годы. Рав слишком уважал традицию, которой был призван учить, а я была слишком молода для того, чтобы мы с ним внезапно превратились в «пару крупных дельцов, нажившихся на веяниях времени», как нас порой изображали в СМИ. Напротив, я верю, что столкновению двух наших миров было предначертано совпасть с историческим моментом расколов и трансформаций.

Позвольте объяснить. Рав говорил: «Люди считают Иерусалим святым городом, потому что там находится Храм, но душой мы понимаем, что правдиво и обратное. Храм находится в Иерусалиме потому, что святая земля – это портал для духовной энергии». Храм был построен как инструмент, чтобы проявлять, раскрывать и даровать энергию всему остальному миру.

То же самое произошло и с нашей связью. Великое духовное брожение во Вселенной привело нас друг к другу для создания современного движения каббалы. Если посмотреть на наши жизни, то Рав с его консервативным происхождением и я с моим беспокойным детством вряд ли могли бы встретиться и соединиться на духовном уровне, если бы это не было суждено свыше. В нашем союзе поучаствовали Небесные силы. Вселенная привела нас друг к другу. Вселенная позволила этому случиться. Вселенная была готова к появлению Каббала Центра.

Итак, мы сидели в «Ратнерс» – бородатый ортодоксальный раввин сорока с небольшим лет, без тени улыбки на лице, в черном пальто и шляпе, и молодая мать двух маленьких девочек, не старше тридцати лет, в мини-юбке и сапогах. Мы были так поглощены нашим разговором, которому суждено было стать решающим, что не замечали своих отражений в зеркальных стенах и любопытных взглядов посетителей.

С момента моего знакомства с Рабби Филиппом Грубергером прошло девять лет, но теперь он казался мне совсем другим человеком. Я никогда не была влюблена в моего босса из страховой компании. Да, он сделал немало хорошего для бизнеса и для своих сотрудников, но я всегда считала его несколько высокомерным и авторитарным. Религиозным – да, но не духовным, и это меня отталкивало. Теперь же, несмотря на то что он все так же строго соблюдал законы, казалось, что он стал мягче. Его сердце было открыто, и сам он держался более скромно и больше был готов слушать. Он выглядел открытым, чутким и более одухотворенным.

Это было заметное преображение.

На этот раз было понятно, что соединились две родственные души, хотя по всем внешним признакам мы никак не подходили друг другу. В то время я еще этого не знала, но Ари (Рав Ицхак Лурия) писал, что брак родственных душ – это когда люди «пересекли море». Это значит, что если партнеры приходят друг к другу из разных культур, а не из одного сообщества, скорее всего речь идет о встрече истинных духовных половинок. Это определенно было справедливо для наших отношений. В отличие от Рава, у которого был надежный тыл и спокойное детство, моя жизнь была хаотична, непредсказуема и полностью лишена системы и религиозного образования.

Я росла без отца: он умер, когда мне не исполнилось и года. Моя мать Беатрис была еще молода и хотела жить для себя, поэтому дома мы ее видели редко. Я жила у своей бабушки Роуз. Мы с ней были очень близки, и с ее помощью я вырастила себя сама. И нет, когда я приходила из школы, дома меня не ждали шоколад и стакан молока. В конце концов мать снова вышла замуж и я переехала к ним. Вскоре родилась сестра, которая была младше меня на двенадцать лет.

Казалось бы, тогда моя жизнь должна была войти в спокойную колею, но этого не случилось. Отчим работал сезонно менеджером отеля в Майами-Бич. Каждый сентябрь я начинала учебный год в Нью-Йорке, но в ноябре мы переезжали в Майами. Затем весной, с наступлением тепла, отель закрывался, и подобно перелетным птицам, которые летят из жарких мест на север, мы возвращались в Нью-Йорк. Каждый раз при переезде меня записывали в новую школу. К восьмому классу я сменила тринадцать разных школ.

Эта бродячая жизнь сбивала меня с толку в детском возрасте. Я никогда не знала стабильности и того, что называется нормальным домом. Из-за отсутствия последовательности в учебе и нехватки родительского внимания я начала читать на пять лет позже, потому в школе были проблемы. Одноклассники дразнили меня «недоразвитой».

Мне было всего десять лет, когда поздно вечером соседские хулиганы столкнули меня в котлован на строительной площадке. Я не могла оттуда выбраться самостоятельно. Пойманная в ловушку, в темноте и холоде, я испугалась, что там и умру, и начала плакать. Каким бы ужасным ни был этот случай, он изменил мою жизнь к лучшему. В тот момент я отчетливо услышала голос. У всех порой что-то проносится в голове, но это не был голос в моей голове. «Почему ты плачешь? – спросил голос. – Разве ты не понимаешь, что происходит? Для всего, что случается в твоей жизни, есть своя причина». Тогда я впервые почувствовала присутствие Творца. В конце концов два добрых человека услышали плач и вытащили меня из ямы.

Но с той самой ночи я ни на миг не забывала о том, что во Вселенной есть сила, которая больше, чем я и моя маленькая жизнь. Это знание осталось со мной навсегда и освобождало от любого страха. С тех пор я никогда ничего не боялась и спокойно делала то, что многие не осмелились бы.

Наша семья не была религиозна. Будучи ребенком ассимилировавшихся американских евреев в четвертом поколении, я никогда не получала знаний об иудаизме и не учила иврит. Бабушка Роуз зажигала свечи вечером в пятницу, но мы не соблюдали Шаббат. По субботам мы ходили в кино или по своим делам. Мое окружение было полностью светским. Правда, в Йом Кипур мы собирались семьей и устраивали праздничный ужин, но не потому, что мы евреи, а потому, что больше нечем было заняться, поскольку все магазины и рестораны в округе были закрыты. Не было поста, размышлений, покаяния. Это был просто хороший повод собраться всей семьей.

Тем не менее я развила духовную сторону своей личности задолго до встречи с Рабби Филиппом Грубергером. После случая на стройке я почувствовала острую необходимость понять, почему я могу постоянно ощущать присутствие Творца. Я погрузилась в книги об энергии, спиритизме, реинкарнации и астрологии. В очень юном возрасте я решила стать экстрасенсом. Эту сторону своей жизни я вспоминаю с добрыми чувствами. Все, чем увлекались мои одноклассницы – эти пропогандируемые в журналах и ТВ-шоу женские штучки: мода, макияж, кулинария, домоводство, – меня совершенно не трогало. Мне предназначалась вовсе не эта роль. Я не собиралась соответствовать привычным нормам, напротив, меня интересовала моя внутренняя жизнь, сопереживание людям и эмпатия.

Вскоре все наладилось. В свои двенадцать я встретила школьного учителя, который распознал мой потенциал и подпитал его. К старшей школе я обогнала своих одноклассников и была отмечена за успехи в английском.

Когда мне исполнилось шестнадцать, я поняла, что не выдержу еще одного переезда во Флориду посреди учебного года, и решила остаться в Нью-Йорке до конца старших классов. Чтобы обеспечить себя, я нашла работу в страховом агентстве Рабби Грубергера, где провела полгода. Оглядываясь назад, я поражаюсь, как мы оба были слепы относительно будущего. Но, как бы то ни было, в то время мы еще не были готовы друг к другу. Более того, мне не нравился этот мужчина, а он, скорее всего, не питал ко мне особого уважения.

В семнадцать я вышла замуж за чудесного молодого человека и бросила свою работу в страховом агентстве. У меня было мало опыта, но я ценила возможность построить жизнь вдали от своей хаотичной семьи. Мой первый муж был добрым и самоотверженным человеком, и я рада была создавать для него домашний уют, которого никогда не знала. Наша первая дочь, Леа, родилась, когда мне было восемнадцать. Через год на свет появилась ее сестра Сури.

Мы наслаждались всеми атрибутами успешных людей. Наша семья жила в большом доме в квартале Ховард-Бич в Куинсе, недалеко от аэропорта Айдлуайлд (теперь – Аэропорт имени Джона Кеннеди), а я разъезжала на новеньком «Кадиллаке», который мне подарил муж. Но, несмотря на всю его любовь и щедрость, я начала чувствовать беспокойство и неудовлетворенность. И хотя я не нуждалась ни в чем материально, меня стало преследовать ощущение какой-то странной пустоты. Я любила своего мужа как брата и хотела остаться его другом, но между нами не было духовной близости. Мне нужен был кто-то, кто бросал бы мне вызов и помогал расти. Я поняла, что больше не могу оставаться в этом браке.

Наши супружеские узы слабели, но этот человек был мне очень дорог. С момента нашей свадьбы я работала с ним и помогала расти его строительной компании. Бизнес процветал. Мне нравилась работа, я не хотела ее бросать и потому длила наши отношения, несмотря на дискомфорт. Кроме того, мне некуда было идти.

Я не теряла контакта с Хершелем Уоллингером – просто чтобы оставаться на связи. Когда мне нужно было найти секретаршу для своего мужа, я вспомнила об одной очень компетентной даме, работавшей в страховом агентстве. Через несколько дней после Песаха в 1969 году я позвонила ей, чтобы узнать, не порекомендует ли она мне кого-нибудь на эту вакансию. Мы коротко переговорили о деле, и, когда обе уже готовы были повесить трубки, я вежливо спросила:

– А мистер Грубергер все еще занимается бизнесом? Вы с ним видитесь?

– Вы знаете, он здесь больше не живет, – ответила она. – Он переехал в Израиль несколько лет назад. Но иногда он наведывается в Нью-Йорк и забирает в офисе почту.

– О, это хорошо, – сказала я. – Если увидите, передайте, пожалуйста, ему привет от меня. – И без всякой задней мысли я повесила трубку. Однако случилось так, что в тот самый день Филипп Грубергер только что прилетел из Израиля и зашел в офис как раз в тот момент, когда секретарь заканчивала этот разговор со мной. Она сказала ему, что звонила Карен и спрашивала о нем. Он был одновременно удивлен и заинтригован.

Не прошло и десяти минут, как зазвонил мой телефон. Это был мой бывший начальник. Вместо обычного привета, который я просила передать, секретарь сообщила ему: «Звонила Карен. Перезвоните ей». И это было вовсе не то, что я сказала. И хотя нельзя было сказать, что мне не терпелось его услышать, узнав голос в трубке, я удивилась и почувствовала странное волнение.

– Как поживаешь? – спросил он, представившись.

– О, прекрасно, – ответила я, и мой разум понесся вскачь. С чего бы вдруг этот человек стал звонить мне теперь, через девять лет? Он вообще помнит меня? Какое ему дело до того, как я поживаю? Зачем ему интересоваться моей жизнью? Не зная, что с ним случилось, я сохраняла не самое лестное мнение о нем.

– Чем вы сейчас занимаетесь? – спросила я.

– Последние семь лет я изучал каббалу со своим учителем в Израиле. Несколько дней назад он скончался, поэтому я вернулся домой.

Настала моя очередь удивляться и быть заинтригованной. Помня того Филиппа Грубергера, который был моим боссом раньше, я довольно прямо спросила: «И что же вы знаете о каббале?»

Из книг по астрологии и реинкарнации я выяснила, что каббала послужила источником всех духовных учений, и мне бы в голову не пришло связать этого мужчину с мистическим течением иудаизма. Это казалось невозможным. Но когда он сказал мне, что провел последние несколько лет в Израиле, изучая каббалу, я заинтересовалась и мы разговорились. Он даже признался мне, что впал в депрессию после смерти своего учителя. Когда наш телефонный разговор подошел к концу, он пригласил меня поужинать в кошерном ресторане в Вильямсбурге в тот же вечер. И я согласилась.

За ужином мы почувствовали связь. Рав родился под созвездием Льва (знак стихии огня), а я – Весы (знак воздуха). Эти знаки подходят друг к другу, поскольку Весы раздувают пламя Льва, а сами получают возможность делиться энергией и чувствовать себя нужными.

Скорее всего, тогда Рав не думал об астрологической совместимости, однако мы оба в тот же вечер поняли, что нам суждено быть вместе. Сильный, упорный, проницательный, умный и харизматичный – этот человек обладал всеми чертами, которые я хотела видеть в своем спутнике жизни. Он умел любить и искренне заботился о других людях – это я могла сказать точно. Его глубокая связь со своими духовными корнями тоже мне импонировала.

В перерыве между блюдами я внезапно задала ему вопрос:

– Можно заключить с вами сделку?

– Какую еще сделку? – спросил меня он.

Я еще не знала, что его бизнес потерпел крах, поэтому выпалила:

– Если я вернусь к вам в офис и стану работать бесплатно, вы научите меня всему, что знаете о каббале?

Гораздо позднее мой муж не раз говорил о том, как сильно его поразил мой вопрос – каббале не принято было учить дилетантов, а уж тем более женщин. Посвятить меня в это знание – значило порвать с тысячелетними традициями. Но он также вспоминал, какой искренней и невинной я казалась ему в тот момент. Он видел во мне пустой сосуд. Раздираемый противоречиями, он не мог ответить мне сразу. Ему нужно было спросить совета у учителя.

Три недели спустя мы встретились для судьбоносного разговора за завтраком в ресторане «Ратнерс», с которого и началась эта глава. Рав выглядел подавленным. После того как мы устроились на диванах с красной обивкой, он произнес:

– Я должен кое-что тебе сообщить.

– Я тоже должна вам кое-что сообщить! – возбужденно ответила я.

Он угрюмо кивнул и сказал:

– Говори первая.

– Прошлой ночью мне приснился очень странный сон, – начала я. – Ко мне подошел человек, которого я никогда раньше не видела. Когда я обернулась, чтобы взглянуть на него, он протянул руки, положил их мне на голову и что-то сказал на незнакомом языке, может быть, на иврите. Я не поняла ни слова. Затем он повернулся, чтобы уйти. Я попыталась схватить его за край пальто и спросить, что же он мне сказал, но он исчез, как будто растворился в воздухе.

Казалось, мой странный сон взволновал Рава, он выпрямился, и его лицо просветлело.

– Опиши этого человека, – попросил он.

Его образ стоял у меня перед глазами, и я без труда вспомнила подробности:

– Он был одет в длинное черное пальто вроде вашего, но шел, опираясь на трость. На голове у него была большая круглая фетровая шляпа.

При этих словах Рав вспыхнул и оживился.

– Это очень хорошая новость, – сказал он. – Вчера перед сном я попросил своего учителя прийти ко мне и дать знак, что он разрешает мне учить тебя, женщину, каббале. Он так и не явился, и я шел сюда с тяжелым сердцем, понимая, что не смогу согласиться на нашу сделку. Но мой учитель пришел не ко мне, а к тебе. И более того, положив свои руки на голову, он благословил тебя.

Воодушевление Рава по поводу того сна передалось и мне. Спиритический опыт был для меня не нов, тем не менее это посещение взволновало меня.

* * *

Через несколько дней после того памятного завтрака, где-то в середине мая, Рав вернулся в Израиль, чтобы навестить семью, от которой сильно отдалился. Кроме того, он собирался отметить Шавуот, праздник, соединяющий нас с раскрытием Десяти Заповедей, или, как называл их Рав, Десяти Изречений. С точки зрения каббалы, в этот день сфирот, со слов Рава – «сгустки осознанной, интеллектуальной энергии», стали доступны нам в этом физическом мире. Между Светом и сосудом, между Творцом и человечеством была налажена космическая связь, или, если хотите, состоялось их бракосочетание. Два года спустя мы с Равом поженились как раз накануне этого праздника – наши миры соединились тогда же, когда Свет и сосуд стали единым целым.

Явленный на горе Синай Свет не оставил на земле места для тьмы. На сорок дней, с того момента, как израильтяне услышали голос Творца, и до тех пор, пока Моисей не спустился обратно с горы, из мира были изгнаны смерть и болезни. Больные были исцелены, слепые прозрели, а лишенные конечностей обрели руки и ноги.

Бессмертие должно было длиться вечно, но оказалось недолгим. Израильтяне потеряли терпение из-за долгого отсутствия Моисея. Испугавшись, что он никогда не вернется, они сотворили идола – золотого тельца, – и в этот момент бессмертие пропало из нашего мира.

Но путь к его раскрытию не был утрачен навеки. Рав Брандвайн учил моего мужа: когда человечество пробудит в себе осознанность, энергия бессмертия вновь станет доступна. Рав говорил, что это учение впервые позволило ему осознать, что мы могли бы жить вечно в физическом теле. К этому вопросу Рав возвращался не раз и сделал его главной целью своей жизни и работы в Каббала Центре. Рав принял его с непоколебимой уверенностью. Но это случилось позже.

Рав улетел из Нью-Йорка незадолго до Шавуота, чтобы встретить праздник раскрытия Света и бессмертия в Иерусалиме. Может быть, это было предвестником соединения двух наших миров? Вскоре после этой поездки Рав согласился учить меня каббале. Вероятно, речь шла о том зачаточном уровне Света каббалы, которому суждено было раскрыться в этом мире и принести знание о бессмертии. Сейчас люди могут получить эту информацию на уроках Каббала Центра и из книг Рава Берга «Бессмертие. Вечная жизнь неизбежна» и «Нанотехнология преобладания сознания над материей». Неужели все началось с того момента, когда Вселенная задумала соединить нас?

Возможно, именно энергия Шавуота подтолкнула Рава к тому, чтобы начать открыто учить каббале меня, первую женщину. А может быть, он почувствовал, что настало подходящее время, поскольку на Шавуот стало ясно, что этот сосуд готов.

Я могу лишь попытаться представить себе, через что прошел Рав в тот период. Он рос в закрытой, консервативной системе, где каббала была тайным учением. Веками доступ к ней мог открываться лишь небольшим группам избранных мужчин. Величайшие мудрецы всех времен хранили и защищали эту мудрость от праздного любопытства. И тут появилась она – женщина двадцати с лишним лет, нерелигиозная, непосвященная, стоящая на грани развода с мужем, не знающая иврита – желающая получить доступ в это сокровенное пространство.

Оглядываясь назад, я понимаю, какая внутренняя борьба шла в его голове. Следует ли мне учить Карен? Должен ли я нарушить правила? Я получил благословение учителя, но все же! Рав был не тем человеком, который легко мог решиться нарушить вековые традиции и поделиться тайной, сохраненной с таким благоговением. Скорее напротив. Да, он мог инициировать крупные изменения и способен был соединять миры политики и религии, но при этом он питал глубокое уважение к институтам, которым служил и которые представлял. Сколько силы, веры и любви требовал этот шаг!

И все-таки он его сделал. В течение нескольких недель он присылал мне самые восхитительные письма из Израиля. В одном послании на десяти листах он описал, какие шаги мне необходимо предпринять, чтобы начать изучать каббалу. Он писал мне о рождении и перерождении. Он обещал быть моим проводником, помогать в процессе, который ранее считал невозможным. Я должна была стать его первой ученицей. До этого я не верила, что смогу быть частью каббалы, однако теперь это становилось реальностью для нас обоих.

Годами ранее письма, которые Рав, находясь в Нью-Йорке, получал от своей первой родственной души, Рава Брандвайна, помогали ему продвигаться в учебе, приносили любовь и поддержку. Теперь же, когда роли поменялись и Рав стал учителем, а я учеником, его письма служили той же цели – не давали остыть моему желанию учиться и подготавливали меня к принятию древней мудрости. В них звучал отголосок той привязанности ученика к учителю, которую чувствовал Рав Берг к Раву Брандвайну. А теперь в свою очередь я чувствовала, что получила благословение испытывать эту любовь и быть любимой.

* * *

Рав на несколько месяцев вернулся в Соединенные Штаты и ответил на все мои вопросы о религии и традиционных практиках – то есть о вещах, в которых я практически не разбиралась. У меня как у медиума были вопросы к высшим силам. Я спрашивала Вселенную, был ли Рав «тем единственным». Если да, то я клялась пройти через огонь и воду, чтобы быть с ним. «Но если нет, – произнесла я вслух, – пусть он исчезнет из моей жизни».

Ответ не заставил себя ждать: «Да, ты должна выйти за него замуж». Это подтвердило мое ощущение, что мы оба – часть одной души. Я знала, что мы должны заключить этот союз, как бы тяжело ни было. Уже тогда я понимала, что наша жизнь не будет похожей на типичную историю о том, как мужчина и женщина влюбились, поженились и основали совместный бизнес, как это было в моем первом браке. Наша жизнь должна была стать иной.

Тогда я еще не знала, что в идеале каббалистическая связь родственных душ соединяет не двух, а трех участников, включая Свет Творца. Обоюдное стремление к Свету – это цемент, скрепляющий связь. Цель жизни Рава стала моей целью, и мы слились на этом пути еще до того, как поженились. Тогда у меня не было понимания и слов, чтобы осознать это, я лишь чувствовала, что наш будущий союз станет своего рода служением.

Однако в течение какого-то времени мы не могли быть вместе, поскольку необходимо было разобраться с нашими браками. Я по-прежнему жила в Ховард-Бич у своего мужа, который стал от меня далек. Несмотря на бушующую вокруг сексуальную революцию, мы с Равом не были физически близки – это было бы грубым нарушением строгих ортодоксальных правил. Сперва нам следовало развестись со своими супругами, потом пожениться – и, как вы вскоре увидите, это было непростой задачей.

Мы с Равом решили, что если хотим заложить прочные основы нашего будущего брака, то должны пройти некую духовную подготовку. Некоторые думают, что я изменилась, поскольку он попросил меня об этом, но я бы никогда не поменяла себя, не будь сама уверена, что только так смогу сделать наш брак удачным. Я официально разошлась со своим первым мужем и вместе с дочерьми переехала в небольшую квартирку на бруклинской Авеню-Эйч. Это был религиозный квартал, где нам предстояло привыкнуть жить по-новому. Вместе с моими девочками я начала соблюдать кашрут и Шаббат. Они отказались от своих синих джинсов и летних платьев в пользу скромных блуз и юбок, которые почти подметали тротуар. Это было трудное время и для меня, и для них.

Оставленный муж не смог смириться с моим решением и пообещал лишить меня финансового обеспечения, если я уйду. Он отобрал мою красивую дорогую машину, и внезапно я стала бедной. Но я твердо знала, что все, чего я на самом деле хочу от жизни, – это Рав и то, что он мог мне предложить – жизнь в изучении и практике каббалы. И потому я променяла дом, машину и деньги на крошечную квартирку в Бруклине и скромное пособие.

Моя мать не могла в это поверить. «С чего вдруг ты решила отказаться от своей прекрасной жизни? Ты с ума сошла! Что этот человек может тебе дать? Что он может предложить? Он слишком стар для тебя и слишком религиозен!»

Но мне это не казалось безумием. Я чувствовала, все происходит так, как должно быть.

* * *

Однажды я услышала очень красивую притчу, которая заставила меня взглянуть на родство душ под другим углом. Один человек каждый день проделывал неблизкий путь к колодцу, чтобы наполнить водой два ведра. Одно ведро было целым, а во втором была маленькая трещинка. Наполнив ведра, человек шел домой. Каждый раз, подходя к дому, он видел, что одно ведро полно, а во втором вода доходит лишь до половины. Так продолжалось годами, пока однажды ему не приснился странный сон.

Во сне к нему явилось треснувшее ведро и сказало: «Мне так стыдно, что все эти годы ты носишь меня. Я знаю, ты не хочешь меня выбрасывать, но я вмещаю наполовину меньше воды, чем нужно, а ты тратишь почти столько же сил на то, чтобы отнести меня домой, как на обычное ведро без трещин».

Человек ответил: «А ты замечаешь, сколько прекрасных цветов растет с левой стороны тропинки, ведущей к нашему дому? Вода из твоей трещинки каждый день поливает эти цветы. Мне радостно смотреть на них, идя по тропе! Поэтому я не променяю тебя ни на одно целое ведро».

Как и у этого треснувшего ведра, у каждого из нас есть недостатки: кто-то нуждается в одобрении, кто-то защищается от мира, а кто-то слишком самоуверен. Эти несовершенства помогают нам делиться энергией с окружающими людьми. На самом деле я верю, что мы сами выбираем, считать трещинку в ведре недостатком или достоинством. Человек из этой притчи обладал даром видеть совершенство в трещине, поскольку она давала воду цветам, украшавшим его путь.

Рав знал, что мой недостаток был в стремлении угождать. Неумение устанавливать границы не раз втягивало меня в неприятные ситуации. Я просто разрывалсь на части. Я говорила: «Конечно, сделаю», а затем пыталась втиснуть новое обещание в свое и без того плотное расписание. И это было не потому, что мне не терпелось взвалить на себя столько дел, – я просто не умела говорить «нет». Я боялась кому-то не понравиться и потому отказывалась отстаивать свои интересы.

Общение с Равом и изучение каббалы показали мне, что пора расставить приоритеты. Я поняла, что достигла той точки, когда настало время определить для себя, что действительно важно, и перестать подчиняться живущей внутри меня восьмилетней девочке, жаждущей любви и внимания. Это и был мой оппонет, что вполне объяснимо, если вспомнить мое детство. Кроме того, будучи Весами по гороскопу, я всегда стремилась к открытости, а необходимость устанавливать границы, казалось, лишала меня гибкости и противоречила моей природе.

Рав, рожденный под знаком Льва, был моей противоположностью. Он всегда придерживался истины и четко очерчивал границы, что меня неизменно в нем восхищало. В детстве он был младшим и любимым ребенком, затем получил религиозное образование, подружился с известными политиками и достиг невероятных успехов в бизнесе. Рав не только не обманул, но и превзошел все ожидания своих родителей. И трещина в его ведре была противоположна моей – он был абсолютно самодостаточен. Но на этом и держатся союзы родственных душ. Мы компенсируем недостатки друг друга и привносим новые ценности. Моя гибкость уравновешивала его сосредоточенность. Его сила защищала мою чувствительность. А вместе мы избрали мой любимый путь – почти нехоженую заповедную тропу, которую сделали широкой дорогой, доступной для всех.

Духовная сторона здесь крайне важна. Женщины ответственны за то, чтобы помогать мужчинам исполнить их предназначение в мире, их тикун. Это как Солнце и Луна. Солнце олицетворяет мужскую энергию, называемую Зеир Анпин – шесть сфирот, которые приносят Свет в этот физический мир. Луна представляет собой женскую энергию, Малхут, уровень Царства, измерение материализации, силу получения и сосуд. Мужское и женское начала дополняют друг друга. Луна усиливает свет Солнца даже ночью. Это взаимодействие прекрасно еще и тем, что Солнце никогда не видит темную сторону Луны, поскольку она всегда сияет в его присутствии.

Как Солнцу и Луне, нам предстояло начать совместный путь по Вселенной, но внезапно случилось непредвиденное.

Ривка с детьми все еще оставалась в Иерусалиме, а мы с Равом пытались разобраться, как жить дальше, когда Рав получил ужасные известия о том, что его младшая дочь, трехлетняя Мириам Эстер, заболела раком. Израильские доктора полагали, что у девочки лимфома. В те годы медицинская система Израиля еще не вышла на современный передовой уровень, и я сказала Раву: «Везите ее в Штаты. Я знаю докторов, которые могут помочь. Будем лечить ее здесь».

С помощью своего отца Ривка вскоре перевезла семью обратно в Нью-Йорк. Мириам Эстер положили в больницу в Бруклине, где мой друг заведовал отделом лицевой и шейной хирургии. Там девочке поставили окончательный диагноз: лейкемия. Сейчас это заболевание считается излечимым, но тогда дело обстояло иначе. Малышку три месяца лечили в больнице, но спасти ее не удалось.

Мир Рава полностью раскололся. Боль и чувство опустошения после смерти ребенка усилились еще и тем, что он объявил Ривке, что они должны окончательно расстаться. Их браку настал конец. Рав сказал, что больше не может жить с ней, и попросил официального и религиозного развода.