Текст книги "Вдова его величества"

Просто пройтись по мостовой. Посмотреть на людей. Быть может, посетить ресторацию или навестить пару лавок. Ей ведь нужны платья.

Новые. Соответствующие нынешнему ее положению. И к ним туфли. Ботинки… это, пожалуй, было смешнее всего. Там, во дворце, у Катарины имелась целая комната для обуви. Туфельки атласные. Туфельки парчовые. Туфельки, расшитые золотом. С подошвой столь тонкой, что сквозь нее ощущались крошки на паркете. Но ведь это так изысканно… а вот башмаки дорожные Джио принесла. И с ними другие туфли, из прочной козлиной кожи, пусть и не столь изысканные, как все те, что остались, но удобные.

Да, с обувью надо что-то решать. И с гардеробом.

Меж тем коляска свернула с дороги, взяв выше, к темному холму, на гребне которого вытянулась полоса леса.

– Уже скоро, дорогая… знаешь, как по мне, Бристон на редкость унылый городишко. Я помню Лондиниум, его вечное движение, жизнь, которая не останавливалась ни днем, ни ночью, – она мечтательно прикрыла глаза. – Балы, вечера… торговцы… я не знаю, есть ли в колониях такие лавки…

– В колониях есть все, – Катарина поправила шляпку, которая норовила съехать на затылок.

– Ах, дорогая, я не пытаюсь оскорбить твою… родину, просто пойми, там и здесь – разные миры… и я хочу, чтобы ты открыла для себя нынешний.

Холм приближался. Он наплывал зеленой громадиной, и деревья уже не казались хрупкими. Они вытягивались, обретая плотность и размер. Коляска меж тем замедлила ход.

– Дальше дороги нет. И эта почти заросла. Матушка рассказывала, что когда-то на этом холме жил священник. И была у него дочь столь прекрасная, что перед красотой ее не устоял сам король альвов…

– А у них разве не королева?

– Это неважно, – тетушка дождалась, пока сыновья ее спешатся. И приняла руку. – Он соблазнил несчастную, а после бросил, и она умерла.

– Очень романтично, – Катарина демонстративно проигнорировала протянутую руку. Прикасаться к кузену не хотелось. А он лишь оскалился.

– Печально, – поправила тетушка. – Она повесилась в отцовском доме, а тот умер с горя и проклял всех нелюдей. Но это было давно. И от дома-то ничего не осталось.

Камни. Они вырастали из плотного травяного ковра то тут, то там. И были это не огромные валуны, но обыкновенные глыбины, из которых раньше и вправду строили. К примеру, Королевскую башню.

– Матушка нам рассказывала это, желая предупредить. С нелюдями связываться не стоит.

– Не буду, – Катарина вспомнила вчерашнего мертвеца и нервно улыбнулась.

– Я слышала, что в колониях они ведут себя много более вольно. И что порой некоторые несознательные особы отвечают на эти вольности…

Узкая тропа пробиралась на самую вершину. Мимо зарослей жимолости, на ветках которой уже появились первые ягоды, мимо одичавшей яблони и пары рябин.

– На что вы намекаете? – Катарина обеими руками держалась за зонтик.

А вот кузены следовали рядом.

Один слева. Второй справа. Молчали. И облизывали взглядами. Во дворце быстро учишься обращать внимание на взгляды.

– Я? Помилуй, девочка… просто… у нас тут тоже неспокойно. Здесь, мальчики, доставайте корзинку.

– Какую? – поинтересовались кузены хором.

– Господи, дай мне сил… ту, что осталась в коляске. Кевин, будь добр… или ты, Гевин.

Значит, в темно-синем – Кевин, а в зеленом – Гевин. Надо будет запомнить. Или не надо? Толку-то… к вечеру опять переоденутся.

– Оба идите, – решила тетушка. – И захватите покрывала… два. Они в ящике будут. Еще шаль мою. Здесь иногда дует, но место и вправду чудесное.

– Чудесное, – согласилась Катарина.

Холм обрывался резко, будто чей-то огромный нож просто убрал его половину, оставив гладкую темную стену. Где-то внизу разливалась река, такая далекая и яркая, что Катарина зажмурилась.

– Только к краю не подходи. Твоя матушка однажды едва не упала, так увлеклась. Я в самый последний миг ухватила ее за пояс платья.

Это тетушка сказала с явным сожалением. И Катарина послушно отступила от края, который не выглядел надежным. А ведь удобное место для несчастного случая. И уж ее-то, Катарину, никто за пояс ловить не станет…

– Где они там? Мужчины порой столь беспомощны… взять моего Гарольда. Умнейший человек во всем, что дел касается, но слеп… невероятно слеп. К счастью. Вон там дом стоял, – она указала на обрыв. – А после проклятия осел… правда, матушка говорила, что, возможно, все было иначе, что девушка обратилась к отцу за благословением, а он ее убил, не желая, чтобы кровь его рода смешалась с кровью нелюдей.

Ветер гнал облака, которые отражались в синей глади реки. Тени скользили огромными рыбинами, заглатывая редкие лодчонки, чтобы спустя мгновение дать им свободу.

– И холм разрушил уже альв своей песней… впрочем, какое нам дело?

– Никакого, – согласилась Катарина.

– Именно, дорогая, именно… но вот нелюди… ты еще не знакома с соседом?

– Которым? Хотя… не знакома, – Катарина обняла себя. Ветер с реки дул и вправду пронизывающий. Да и не отпускало ощущение, что место это не просто живописно, что есть еще кое-что, из-за чего, собственно, Катарину и привезли сюда.

– Молодой лорд Гленстон. Королевский дознаватель, как говорят.

Сердце ухнуло. И оборвалось. Королевский дознаватель? Нет, королевские дознаватели Катарине нужны не были. Категорически.

– Все знают, что он незаконнорожденный, что бы там его бабка ни говорила… тоже печальная, но поучительная история. Я была знакома с Эвелиной. Все-таки соседи… хотя, признаюсь, это знакомство не доставляло мне удовольствия. Но мы втроем проводили много времени. Соседям не принято отказывать.

Как и родственникам. К сожалению.

Катарина искоса взглянула на тетушку Лу, лицо которой обрело прежде несвойственное этой женщине мечтательное выражение.

– И сюда мы приходили втроем. Ее донельзя занимала эта байка, да… она все твердила, что дело в любви, что любовь все преодолеет, что даже после смерти души возлюбленных будут вместе. Помилуйте. Какая душа может быть у нелюдя?

– Не знаю.

– Я знаю, – неожиданно жестко произнесла тетушка. – Никакой. Но мы все были юны, глупы и мечтательны. И видит Бог, если бы я знала, чем все обернется… – она опустила голову и раздраженно произнесла: – Мальчишки не пришли?

– Нет.

На тропе было пусто.

– Она встретила своего альва… прекрасного… они все прекрасны. Я узнавала. Дело не в них и не в нас, но в магии, которая влияет на людей. И Эва не устояла. Он ей сыграл свою песенку, протянул руку, и она приняла ее. Она ушла с ним, а мы… мы остались вдвоем. И тогда, кажется, твоя матушка вбила себе в голову, что любовь важнее всего.

Руки тетушки сжались в кулаки.

– Леди Гленстон была вне себя от горя, которое лишь усилилось, когда она узнала, что тот альв уже имел жену из своего народа. И Эву он назвал возлюбленной. А по сути она стала содержанкой. Любовницей. Подстилкой… – с каждым словом кулачки сжимались крепче. – И когда у несчастных родителей получилось дозваться до нее, то она сказала, что не желает возвращаться. Что она счастлива. Она провела под холмами двенадцать лет. И родила своему любовнику сына, который оказался не нужен, когда Эвелины не стало. Альвы просто выкинули мальчишку. Но ему повезло, у леди Гленстон не было детей, кроме Эвы. И внука она приняла. Выправила документы. Воспитала… видела бы ты, каким он был!

– Каким?

Катарина потерла руки. Тонкая ткань платья не защищала от холода. И казалось, что ветер проникает внутрь Катарины, унося остатки тепла. Такое уже с ней случалось. В Королевской башне, камни которой всегда были голодны.

– Чудовищем. Я не преувеличиваю. Так уж получилось, что матушка, уж не знаю почему, винила во всем меня. И в том, что случилось с Эвой, и в побеге Бетти… я-то при чем? Но она отказала мне от дома. Сперва. Уже потом, когда появились мальчики, мне было разрешено навещать ее… будто мне хотелось.

Кривоватая улыбка смотрелась нелепо на круглом этом лице.

– Но я приезжала. Мне было жаль ее. Одинокую. Никому-то не нужную… она так любила твою матушку, а та не удосуживалась даже писать! Но ведь мы не об этом, верно? Мы о мальчишке… я сперва жалела его. Ребенок ведь. Дети не виноваты в том, что совершают взрослые. Дети… невинны… почти все… мои мальчики никогда не доставляли мне проблем, к счастью… а это отродье… оно ело под столом. И выло. Улюлюкало. Оно напало на Кевина и опрокинуло его на пол, чтобы потом оторвать все пуговицы. Это был новый костюм, между прочим. Оно подкинуло Кевину крысу, и та его покусала. Мы потом долго ходили к целителю.

– Сочувствую…

– Я просила, чтобы на время наших визитов бабушка не брала к себе это отродье, но… она разделяла ту непонятную привязанность, которую испытывала к ублюдку леди Гленстон. Все закончилось дракой, и оказалось, что виноваты почему-то мои мальчики. Да… после того случая наши отношения с матушкой испортились окончательно. Я ее любила, но не могла рисковать детьми.

…А та оставила свое состояние не дочери, но внучке, что тоже должно было быть обидно.

– Ма, там нет пледов! – донеслось с тропы. – Но мы взяли попоны! Они тоже теплые и толстые.

– Господи, дай мне силы, – тетушка Лу закатила глаза. – В детстве с ними было куда как проще…

Глава 15

Мертвец оказался мало того что издевательски тяжелым, так еще и неудобным. Он норовил то съехать с плеч, то свалиться со спины, по которой уже стекала болотная вода, заставляя Кайдена нервно вздрагивать.

И ведь Дуглас слово сдержал. Шел рядом. Помогал. Советами.

– А вот взял бы веревку, мог бы и обмотать…

– У тебя же есть.

– У меня моя. Она для дела нужна, – Дуглас держался чуть впереди, верно, чтобы вонь мертвого тела, смешанная с затхлым запахом болотной воды, не оскорбляла его обоняния.

– Так и у меня дело! – Кайден мысленно проклял ту минуту, когда ему вообще вздумалось доставать этого вот покойника. Зачем, спрашивается, он понадобился?

Лежал себе в болоте. Тихонечко. Никому не мешал. А теперь… Кайден дернул плечом, по которому поползла щекочущая струйка воды, и едва не выронил ношу.

– Аккуратней, а то потом не поймешь, что ему при жизни сломали, а где ты сам постарался.

– Угу… думаешь, сломали?

– Не уверен. Дамочки, конечно, не из простых, но вот… не любят они кости ломать. Женщины. Грязно это. Неаккуратно. Кровь там. Матюки. Другое дело яд. Капнул в чашечку, подал с улыбочкой и жди себе…

– Думаешь, они? – Кайден с облегчением свалил тело на траву. До дома оставалось всего ничего.

– А кто еще?

– Не знаю.

– Сам посуди, зачем им посторонний труп прятать? – Дуглас тоже остановился. – Через парадный не попрись. Слуги-то свои, но все одно стоит поберечься.

И здесь он снова был прав. Благо имелись в дом всякие пути, ибо был дом стар и нужды у хозяев возникали разнообразнейшие.

– Сейчас придем, – Кайден почесал нос и скривился. Руки пахли телом. И болотом. – Помоем… его… и себя помоем… и тогда станет ясно.

Увы, помывка ясности не добавила. Грязь сходила с мертвеца тяжело, будто успела уже привыкнуть к нему, сродниться. Крупицы ее застревали в густой поросли, что покрывала торс и руки покойника, склеивали волосы, забивались в рану.

– Все ж не они, – с немалым облегчением произнес Кайден, рану раздвинув пальцами.

– С чего взял? – Дуглас пристроился тут же.

– Шел бы ты спать.

– Уже не хочу, – ответил Дуглас и широко зевнул, верно, демонстрируя искреннее свое нежелание. – Сон перебил? Терпи теперь. И вообще… любопытная находочка. Губы ему раздвинь.

Кайден подчинился, а Дуглас сполз с кресла и, обойдя покойника по дуге – мертвецов он всерьез недолюбливал, хотя эту вот нелюбовь всячески пытался скрыть, – остановился между столом и окном.

– Да, любопытная…

Клыки у находки имелись.

Крупные такие. Выпирающие. Четыре пары. Передние и сменные, чуть утопленные в нёбо. Сами же зубы были ровными, аккуратными, разве что желтый налет их портил.

– Выродок, – Дуглас все же оттянул веко, заглянув в помутневший глаз. – Точно выродок…

– Или просто старый?

– Зубы на месте? На месте. Шрамов, посмотри, ни одного нет, а должны бы быть. Оборотни в гон не особо друг с дружкой церемонятся. Нет, этот в стае не бегал. Зато баловался духовитой травкой. Если принюхаешься…

Кайдена замутило, но он послушно наклонился над телом. И вправду, травкой пахло. Терпкий сладковатый аромат, казалось, пропитал все тело.

– И ногти, – Дуглас поднял руку. – Если хорошенько от грязи потереть, увидишь…

Тонкую лиловую полоску у самого основания ногтя.

– Ага… и клеймо на месте. Я тебе точно говорю, выродок.

И Кайден согласился. Оборотни не потерпели бы в стае того, кто слишком уж отдается грезам, которые дарит духовица, заодно ослабляя контроль над зверем.

– И смотри, – Дуглас руку вывернул, показав на толстую полосу незагоревшей кожи. – Спорим, носил блокирующие браслеты? Небось свои же и нацепили, чтоб не задрал в припадке.

Похоже на то.

Трава разрушает разум, стирая грань меж фантазиями и явью, а заодно уж порождая чудовищ, с которыми всяк безумец боролся как умел. И вопрос даже не в том, кто нацепил на него браслеты, а скорее в том, кто и когда додумался снять их.

– Думаю, ушел по молодости в наемники… – Дуглас пощупал клеймо.

Кайден и без него видел, что старое оно. Рубцы вон белые и ныне почти сровнялись с кожей.

– А там уже остался, да… со всеми, так сказать…

Кайден молча раздвинул челюсть покойнику, убедившись, что язык его имел весьма характерный черничный оттенок. И стало быть, оставалось оборотню немного.

Странно, что пленник про травку не упомянул. Или не знал?

– А это походило бы на несчастный случай? – Язык Кайден вытянул, подумывая, стоит ли его отрезать. Можно, конечно, и целиком тело оставить, но уж больно массивный покойник попался. Да и к чему? Искать его вряд ли кто станет.

Точно не оборотни. Наемники? Тоже сомнительно.

– Обезумевший оборотень? Гм… пожалуй что походило бы… – Дуглас потер щетинистый подбородок. – Дамочка не проявила должной разборчивости, слуг нанимая. Один свихнулся и загрыз благодетельницу. Его бы, конечно, прибили… расследовать нечего. Дело закрыто. Да… соболезнования родственникам. Похороны…

И могила в родовом склепе, куда стоило бы наведаться, ибо была покойная леди к Кайдену весьма добра. Печеньем овсяным угощала. И позволяла прятаться на чердаке, когда случались грозы. Она даже не ругалась никогда, лишь вздыхала и грозила пальцем, когда он вновь совершал какую-нибудь глупость. И от этого почему-то становилось совсем совестно.

– Интересно. Очень интересно… и самое интересное, кто ж это у нас его так? Точно не ты?

Кайден покачал головой.

– М-да…

Рана была широкой и глубокой. Края ее разошлись, позволяя разглядеть и разорванную глотку, и остатки сосудов, уходивших в шею, и даже позвоночник, который уцелел не иначе как чудом.

– Поднимешь? – Дуглас потер руки. – Смотри. Предположим, я оборотень, которому мерещится всякое… странно, что он вообще хоть как-то себя контролировал. Или браслеты держали? Но тогда кто их снял и когда? Или… помнишь, они про лихорадку говорили? После лихорадки он был бы ослаблен. Обычный двуипостасный вовсе не подцепил бы, к ним такая зараза не липнет, а этот вот… как очухался, пошел в дом заказ исполнять… нет, похоже, что браслеты с него уже в доме сняли. И главное, оборот он совершил…

– Думаешь?

– А ты думаешь, он просто так нагишом погулять вышел? Клещей хозяйством подразнить захотелось?

Покойник норовил завалиться на бок, все потому, что голова его то запрокидывалась, норовя ткнуться в лицо Кайдену спутанными волосами, то падала на грудь, то перекатывалась на плечо. И сам он, даже почти отмытый, был неприятен.

– Одежду не нашли… и браслеты тоже.

Кайден кивнул.

Он искал. И возле поляны, и дальше в лесу, и сам лес спрашивал, да только тот, сонный, отвечал неохотно.

– Значит, кто-то его привел. Помог раздеться. Снял браслеты. Подтолкнул к перевороту… а потом убил?

– Нелогично.

– Верно, – Дуглас схватил покойника за космы и поставил голову ровно. – Не танцуй, держи хорошо.

– Я держу!

– Держи лучше… так вот, думаю, тот, кто его вывел в лес, оставил бы ему что-то, скажем, вещицу с запахом… да, определенно… или духи? Нет, это резковато, а вот запах… шепнул пару слов. Этим много не надо, главное, подтолкнуть в нужном направлении.

Дуглас черканул по шее пальцем. И с другой стороны.

– Человеческий разум не справился бы со зверем. А убедить зверя идти по следу несложно… умно. Да, пожалуй что так… но тот, кто это затеял, не стал бы убивать.

– Если бы оборотень и вправду пошел по следу. А если бы бросился?

– Вряд ли… сколько он носил эти браслеты? Пару лет точно, вон, весь травой пропитался. Стало быть, оборот не совершал очень давно. А это дело непростое, болезненное. И был бы он в первое время беспомощней кутенка. Его приятелю хватило бы времени убраться на безопасное расстояние.

И унести с собой одежду и браслеты. Или одежду после нашли бы, скорее всего где-нибудь у дома.

– Но кому-то наш волчок…

– Думаешь, волк?

– Скорее всего. Для медведя хиловат, даже для недокормыша, а вот волки бывают и мелкие…

Кайден испытывал преогромное желание бросить мертвеца, но держал.

– Ну да ладно, это мелочи. Куда интереснее, что кому-то наш приятель крепко не по нраву пришелся. Удар был один и мощный. Ты когда-нибудь убивал оборотней? Можешь опустить.

Кайден разжал руки, и тело сползло на стол.

– Нет.

– Шкура у них весьма плотная. И добавь шерсть с густым подшерстком, которая тоже себе щит. Да и сомневаюсь, что наш приятель стоял и ждал, когда горло перервут. Надо, надо наведаться в гости по-соседски… пообщаться поближе, приглядеться…

Дуглас вытер ладони платком и велел:

– Иди собирайся. Пойдем знакомиться. Только помойся сперва, а то от тебя болотом воняет.

Приближение грозы Катарина почувствовала ближе к полудню.

Холм остался позади, как и пикник, вполне себе обыкновенный, если не считать внимания, которым Катарину окружили. Нет, никто не пытался нарушить правила приличия, напротив, братья проявляли весьма похвальную сдержанность. Но… они были рядом. Слева. И справа. И сзади тоже. Они говорили. Улыбались. Кланялись. Рассказывали забавные, действительно забавные истории, которые заставляли Катарину улыбаться, отчего она чувствовала себя совершенно глупо, и это злило несказанно, как и смех тетушки.

Лимонад. И мягкие булочки. Овечий сыр, нарезанный маленькими кубиками и щедро сдобренный приправами. Ветчина. И медовые палочки с орехами.

– А еще помню… – Гевин полулежал, опираясь на седло. – Однажды… в детстве…

– А то сейчас ты взрослый, – поддел брата Кевин.

– Взрослее тебя…

– На две минуты!

– На две с половиной…

– Мальчики, – тетушка Лу пригрозила пальцем. – Не спорьте.

А Катарина вдруг ощутила весьма характерную давящую боль в затылке и сказала:

– Пора возвращаться.

– Ты устала, дорогая?

– Нет. Гроза будет. Скоро, – Катарина коснулась этого затылка. Грозы она чувствовала всегда, с раннего детства, и слуги, поняв, что никогда-то она в своих предчувствиях не ошибается, шептались, что виной всему ведьмина кровь. Правда, кого именно считать ведьмой, они так и не решили.

Катарина посмотрела на небо.

Чистое. И солнце светит, слепит. Ветер и тот стих, будто затаился, сил набираясь. И все же грозе быть, и сильной.

– Дорогая, – тетушка покачала головой. – Просто скажи, что ты устала.

– Хорошо, – Катарина мучительно боролась с желанием распустить волосы и коснуться тяжелого затылка, унимая эту боль. – Я устала.

Спорить желания не было. К счастью, никто не стал уговаривать ее потерпеть. Братья обменялись взглядами, и Гевин произнес:

– Действительно, чувствуется в воздухе что-то этакое… неспокойное. Думаю, нам будет лучше вернуться.

Остатки еды вернулись в корзинку для пикника. Попонами занялся Кевин, а Гевин вызвался отнести их к экипажу и заодно уж запрячь лошадей. Катарина же подошла к обрыву.

Странное место.

И сейчас, в преддверии бури, странность его ощущалась особенно остро. Будто имелся здесь некий невидимый изъян.

Какой?

– Здесь она любила стоять… – тетушка подошла сзади, и Катарина вздрогнула, едва не сделала шаг вперед, спеша отступить от этой женщины.

– Кто?

– Моя дорогая сестра. Вот туда ставила этюдник, но часто даже не писала, просто становилась и смотрела, смотрела… никогда не могла этого понять.

– Здесь красиво, – примиряюще сказала Катарина.

– Красиво… но были куда более живописные места. Как-нибудь я отведу тебя на старое озеро. Оно давно уже в болото превратилось, но тебе понравится. Вода там почти черная, а на ней – белые кувшинки. Правда, днем они прячутся в глубинах озера… мне оно казалось бездонным.

Тетушка Лу прикрыла глаза и обняла себя. Она покачивалась и молчала, и кажется, забыла, где находится и с кем. Но стоило Катарине сделать шаг назад, как тетушка очнулась.

– Бабушка говорила, что в озере водятся русалки… на самом деле все много хуже. Есть твари куда более опасные. Никогда не верь нелюдям, да…

– Мама! – донеслось снизу. – Вы идете?

– Идем, – тетушка Лу нервно улыбнулась. – Конечно, идем… куда нам деваться. Правда, дорогая?

Всю дорогу до дома она молчала, чему Катарина была несказанно рада. А дома их ждали гости…