Текст книги "Глазами альбатроса"

Мелисса в очередной раз меняет перчатки. Затем поднимает кряжистый хвост животного и вставляет тупфер в задний проход. Мэри подставляет баночку, чтобы принять тампон с материалом, затем отрезает держатель и плотно закрывает крышку. Весь процесс повторяется еще раз. После этого Мелисса наносит гель на более длинный инструмент с петлей на конце и вводит его тюленю глубоко в задний проход. Проба на паразитов. Она несколько раз прокручивает его там и достает образец. Взяв еще мазки на вирусы, сальмонеллу и гельминтов, они ставят тюленю градусник. Он чихает. Температура тела животного – 37,2 ℃.

Мелисса снова наносит антисептик, на этот раз на левый бок животного, и вводит ему под кожу крошечные метки – микроскопические кусочки стальной проволоки с выбитым на них порядковым номером. Если тюлень потеряет внешний ярлык, его можно будет идентифицировать, всего лишь поднеся специальное считывающее устройство к задней части туши.

Мэри и Мелисса собирают инструменты и отходят шагов на двадцать назад. Подготовившись, Джейсон и Митч стягивают сеть с головы тюленя. Он оборачивается, раздувая ноздри и округлив глаза. Скоро действие успокоительного ослабнет, и животное вернется в естественное дремотное состояние.

Мы отходим в сторону по оккупированной птицами территории. Меняем перчатки и комбинезоны на новые. Ботинки и сачок обрабатываем в большой емкости с отбеливателем. Напряжение ненадолго отпускает нас. Но даже когда все проходит удачно, нас одолевают смешанные чувства, вызванные необходимостью применять силу в работе с животными.

На другом конце пляжа пухлый молодой тюлень гоняет носом пластиковую бутылку от жидкого мыла, которую принесло сюда из какого-нибудь далекого уголка нашего маленького мира. Этот детеныш, которого недавно отлучили от груди, появился на свет в этом году. Метрах в пятидесяти от него лежит еще один тюлень – годовик, если верить Митчу. Я с удивлением отмечаю, что он выглядит маленьким по сравнению с тем, который родился позже. Митч объясняет, что так обычно и бывает.

– Они быстро набирают вес, пока мать кормит их молоком, но за первый год, пытаясь выжить самостоятельно, сильно худеют.

Видя, что мы приближаемся, детеныш разевает пасть и предостерегающе хрипит. Митч уверенно обхватывает его шею и садится на него верхом.

Это самка – драгоценный дар будущему. Наша команда точно так же берет у нее кровь и мазки на анализ, но на этот раз обходится без биопсии. Кроме всего прочего, мы снабжаем ее идентификационными метками. Мелисса берет пробойник для кожи и прокалывает один из задних плавников. Раздается лязгающий звук металла о металл. Животное резко дергается. Ей такое обращение явно не по душе – у тюленей-монахов пирсинг пока еще не в моде. Все это время Митч сидит верхом на животном, держа его за голову. Мелисса прокалывает второй плавник. Мэри берет желтые пластиковые бирки, предназначенные для крупного рогатого скота. На них стоит одинаковый код: YI99. Мелиссе никак не удается приладить вторую бирку в отверстие на плавнике, и животное ревет от боли. Шепотом обсуждают, как справиться с проблемой. Наконец им это удается. Они измеряют длину тюленя при помощи штангенциркуля, обхват груди при помощи рулетки. На этом список дел на утро выполнен. Теперь команда на два тюленя ближе к тем 50 особям, которых им нужно протестировать.

На ярком песке пляжа черненький новорожденный детеныш тюленя активно сосет молоко, впервые получая удовольствие от еды. Его мать, которая тем временем дремлет на боку, полна съестных запасов, словно большая кадка молока с медом.

– Сразу видно, что эта толстушка в хорошей форме, – говорит Митч о матери.

Еще один детеныш лежит без дела неподалеку. Он выглядит вполне здоровым, но рядом с ним нет матери. Митч говорит, что это классический пример детеныша, которого слишком рано отлучили от груди.

– Почему ты думаешь, что его отлучили? – интересуюсь я.

– Матери же нет рядом, – отвечает он.

– Значит ли это, что малыш обречен? – спрашиваю я.

– Возможно, – говорит он, немного подумав. – Существует вероятность, что он пристроится к другой самке, может быть, даже оттолкнет кого-нибудь помладше, чтобы поесть. Но не исключено, что он обречен.

Название тюленей-монахов отчасти происходит от того уединенного образа жизни, который они ведут. В отличие от остальных тюленей и морских птиц, которые выводят потомство в шумных колониях и выработали благодаря этому способность узнавать своих детенышей в толпе, тюлени-монахи не слишком хорошо отличают собственных отпрысков от остальных. Поэтому детеныши частенько оказываются перемешаны. Иногда тех, кто потерялся, «усыновляют».

Но даже такой исход не гарантирует выживания. Жирное материнское молоко дает детенышу время – на то, чтобы учиться. Обычно отлученный детеныш бывает настолько упитанным, что обходится без регулярного питания те два месяца, которые требуются ему, чтобы освоить навыки охоты. Но для этого все должно случиться вовремя. При рождении щенки тюленя весят около 14 килограммов. Как правило, матери кормят их пять или шесть недель. За этот короткий промежуток времени они набирают до 90 килограммов. (Самка теряет тот же вес – а иногда и больше, потому что все это время не ест.) После этого мать оставляет детеныша, тем самым принуждая его к самостоятельности.

У «усыновленных» щенков есть шанс на выживание, но только если не упущен момент. Расчет таков: чтобы малыш не погиб, мать должна кормить его хотя бы до месяца. Ее запасов хватает самое большее на шесть недель. Когда щенку исполняется пять недель, запасов молока у матери остается на неделю. Если она «усыновит» недельного малыша, то он будет находиться на грудном вскармливании всего две недели – неделю с родной матерью и неделю с приемной, – и, значит, он обречен. А в некоторых случаях, «усыновив» сироту, приемная мать рискует потерять собственного отпрыска – снова печальный конец.

* * *

На обратном пути Митч замечает, что тело молодого тюленя, который выполз на берег, пока мы работали, опоясано под плавниками кольцом из жесткой упаковочной ленты. Она может стать причиной смерти животного, потому что начнет врезаться в кожу и плоть по мере его роста. Доставая из тележки секатор с полуметровыми ручками, Митч говорит:

– За год нам на глаза попадается по одной-две особи, которые точно так же запутались в упаковочной ленте. Но с этим уже раз случалось подобное несколько лет назад. И это странно. На днях здесь был еще один с петлей из веревки и куском рыболовной сети.

Тюлени-монахи любят подползать ко всему, что лежит на пляже, например к бревнам. Возможно, так они и попадают в неприятности. Взять хотя бы этого: уютно устроился на куче тросов, которые случайно или намеренно сбросили в море с какого-нибудь корабля.

Мы стоим на месте и наблюдаем за происходящим издалека. В бинокль мне удается различить три широкие полоски на боку у тюленя – скорее всего, давно заживший укус тигровой акулы. Покой в мире смертельных опасностей.

Митч крадется к тюленю. Когда он уже близко, животное просыпается и бросается прочь. Одним ловким движением Митч проворно подсовывает секатор под полиэтиленовый обруч, защелкивает его и поворачивает. Пластик лопается. Митч отступает от тюленя. Тот тут же ложится обратно.

Джейсон, который долго работал с шустрыми морскими котиками, с удивлением отмечает:

– Такое впечатление, что тюленей-монахов чем-то накачали. Вы посмотрите только, он уже успел заснуть!

Митч добавляет, что те животные, которые уже имели дело с человеком, сопротивляются меньше.

– Иногда они просто смотрят на тебя с таким видом, будто хотят сказать: «Что ж, давай».

– Несмотря ни на что, сегодня мы принесли пользу хотя бы одному тюленю, – говорит Мелисса.

– Хорошее выдалось утро, если не считать, что мне вовсе не нравится скакать верхом на тюленях. Меня это утомляет. Сначала столько стараешься, чтобы не потревожить их лишний раз. А потом идешь и пугаешь их до чертиков. Другим-то мы велим даже не смотреть в их сторону, а сами ходим вот так, тычем в них иголками и причиняем им всяческое беспокойство.

Митч проводит мыском линию на песке и добавляет:

– Я часто задумываюсь над тем, насколько все это оправданно. Тюленю не важно, где вы работаете, турист вы или ученый, когда вы сидите на нем верхом. Но в итоге я прихожу к следующему заключению: раз уж человеческий фактор влияет на их численность, по-моему, нам нужно продолжать прилагать усилия к сохранению их популяции. Нам известно, что они населяют планету уже пятнадцать миллионов лет. Но за последние пару десятилетий их количество сократилось настолько, что скоро они вполне могут пополнить ряды вымерших животных.

Митч пристально вглядывается в простирающуюся за пляжем лагуну, а затем продолжает:

– Сегодняшняя работа прямо противоположна нашему обычному подходу. Как правило, мы пользуемся другими методами. Мы стараемся не применять силу по отношению к тюленям. На каждого из них мы смотрим как на нечто священное. Единственная причина, по которой нам придется снова поступить так с ними, – морбилливирус. Мы серьезно относимся к этой инфекции из-за того, что она нанесла непоправимый урон популяциям других морских млекопитающих. И все же то, что мы делаем, вызывает у меня смешанные чувства. Я рад, что по завершении этого исследования нам какое-то время не придется беспокоить животных.

Джейсон тоже высказывает свою точку зрения на работу с видами, находящимися под угрозой:

– Делая все это, сомнений не испытываешь. Но потом они все же возникают, и начинаешь думать, достаточно ли мы стараемся, чтобы помочь популяции тюленей-монахов восстановиться. Большинство из того, чем мы занимаемся… кто знает, принесет это результат? Мы надеемся… мы очень надеемся, что во всяком случае не причиним им вреда. Мы надеемся, что, изучив их получше, в конечном счете сумеем помочь этому виду. Но говорить об этом наверняка пока, конечно, рано. На Аляске мы спасли сотни тюленей, у которых вокруг шеи были намотаны обрывки сетей. Когда освобождаешь животное от них или снимаешь куски рыболовных снастей с рифа, знаешь, что помогаешь конкретному животному. Это как раз один из тех немногих случаев, когда можно сказать что-то определенное. Но даже здесь нельзя быть уверенным в том, как это отразится на популяции в целом. Тут нужно проявлять смирение и понимать, что их численность может начать расти не из-за нас, а просто благодаря счастливому стечению обстоятельств.

Использование хирургических костюмов, масок и перчаток и тщательная обработка сачков и обуви при работе с тюленями снижают до минимума возможность того, что мы только усугубим ситуацию. Каждый из нас по-настоящему привержен животным и своей работе. Мне не доводилось пока встречать биолога, который не задумывался бы о том влиянии, что он оказывает на тех, кого изучает. Но точно так же мне не доводилось встречать и специалиста, которому не приходилось бы время от времени корить себя за нечаянно раздавленное яйцо или животное, пострадавшее по его неосторожности. Редко кто из биологов легко относится к таким случайностям. Особенно среди молодых специалистов. «Не существует ли более гуманного способа?» – постоянно спрашивают они. Методы работы продолжают совершенствоваться. Приятно находиться среди таких людей, потому что они искренни в своих переживаниях. В конечном счете их работа сводится к тому, чтобы выяснить, что животные не могут сказать нам о себе сами, – дать голос безгласным и слово бессловесным, чтобы стать ближе к тем, кто до сих пор оставался безмолвным.

Мы возвращаемся по птичьим колониям, и несколько альбатросов привстают в своих гнездах, щелкая на нас клювами.

Подойдя к казарме, мы замечаем, что один из тюленей выполз прямо на баскетбольную площадку. Он проник туда через дыру в заборе. На Земле не так уж много мест, где редкий вид тюленя может вдруг очутиться на спортивной площадке, но здесь, в Стране чудес, никогда не знаешь, какие сюрпризы преподнесет тебе день. В здании суда у животного, находящегося под угрозой вымирания, есть статус. Но в баскетболе рефери вряд ли одобрит его присутствие в игровой зоне. Митч беспокоится, что тюлень не сможет самостоятельно выбраться оттуда. Он отправляется уговорить его покинуть площадку. Ему нужно сопроводить зверя до дыры в заборе. Тюлень подползает к краю, фыркает, оборачивается с угрожающим видом и встает на дыбы. Просто так он сдаваться не намерен. Митч оттесняет его. Тот рявкает и остается на месте. Митч не отступает, он хорошо знаком с психологией тюленей: отойдешь слишком далеко – они тебя проигнорируют; подойдешь слишком близко – развернутся тебе навстречу.

Мы подходим к черному ходу в казарму. Когда мы заворачиваем за угол к двери лаборатории, около 50 кланяющихся крачек вспархивают из свитых в кустах гнезд. Хотя они тут же возвращаются обратно, Мелисса признается, что не любит беспокоить этих птиц. Обращаясь к крошечному птенцу белой крачки, который сидит на бетонном карнизе окна, она говорит:

– Привет, птенчик!

В лаборатории есть микроскоп, центрифуга, штативы с пробирками, раковина, рабочие столы и маленький скелет тюленя, а в придачу к ним два панциря лангустов и разнообразные птичьи перья для украшения. Специалисты работают здесь в купальниках и босиком. Пока мы все дружно разбираем и подготавливаем к хранению взятые утром пробы, Мелисса рассказывает мне о своем видении работы ветеринара в дикой природе.

– Я уверена, что у всех нас есть некое врожденное чувство животных. В детях оно сильнее всего. С годами оно постепенно слабеет и стирается. Большинство людей просто забывает о нем.

Мелисса думает, что главное в жизни животных – это есть, спать, спариваться и защищаться. То же самое составляет основу жизни людей.

– И хотя мы в чем-то отличаемся от животных, суть у нас с ними одна. А поскольку подавляющее большинство проблем, с которыми они сталкиваются, являются следствием деятельности человека, я считаю, что в наши обязанности входит забота о них, борьба с негативными последствиями наших действий и бережное отношение к ним.

Чуть позже Мелисса решает сделать перерыв в работе со словами:

– Думаю, сегодня нам обязательно нужно пообедать.

Пока мы копаемся в остатках еды на кухне, Мэри рассказывает нам с Мелиссой о своих исследованиях детенышей северного морского котика (Callorhinus ursinus).

– Молодые котики превращаются из щенков, трясущихся под дождем, будто обыкновенные наземные животные, в полностью приспособленных к морю млекопитающих, которые способны находиться в ледяном океане девять месяцев подряд. Совсем маленькие детеныши не могут поддерживать температуру тела в воде. Они быстро остывают. Но когда они обрастают густым мехом, температура их тела перестает колебаться. А вместе с ней становится стабильной и скорость обмена веществ – даже в воде. Другими словами, они сохраняют тепло в очень холодной среде, не расходуя лишних калорий. Трудно поверить в такое, когда смотришь на температуру воды в море. Для этого в их организме происходит ряд изменений: вырастает густая шерсть, образуется толстый слой жира и удваивается содержание эритроцитов в крови. Они и правда превращаются из крошечных наземных млекопитающих в настоящих обитателей суровой водной среды. Ну разве же не чудо? Когда приходит пора впервые отправиться в море, им не требуется увеличивать скорость обмена веществ, чтобы поддерживать тепло.

– А для чего им такое количество эритроцитов? Чтобы повысить содержание кислорода в крови?

– Именно, чтобы они могли надолго задерживать дыхание, погружаясь на глубину. Целый букет физиологических изменений помогает этим ребятам подготовиться к первому дню в море. – Она замолкает на некоторое время, а потом продолжает: – Было здорово поработать на островах Прибылова. На моем участке исследований у тюленей родилось двадцать тысяч щенков. Потрясающее зрелище – такое изобилие животных в одном месте. Прямо как здесь. Думаю, люди испытывают потребность в общении с животными и посещении таких уголков природы. Просто понаблюдайте, за какие путешествия люди готовы платить большие деньги: в Африку, чтобы насладиться видами дикой природы, к коралловым рифам, чтобы погрузиться в подводный мир. Люди много тратят, чтобы посетить и посмотреть те места, которые мы считаем достойными сохранения. О защите тех мест, которые непригодны для жизни или туризма, особо не задумываются.

Раньше Мэри преподавала в Морском институте округа Ориндж и теперь делится с нами своими наблюдениями:

– Из Лос-Анджелеса к нам приезжали ребята, которые живут в нескольких километрах от океана и при этом ни разу не видели морской звезды. Дети, прямо сказать, трудные. Я не берусь утверждать, что это обстоятельство послужило причиной положения, в котором они оказались, но, на мой взгляд, они редко бывают на свежем воздухе в окружении природы, отчего у них возникает ощущение разобщенности и неудовлетворенности жизнью.

Специалисты по тюленям работают вместе всего несколько дней и все еще продолжают узнавать друг друга. Когда Мелисса спрашивает Джейсона, сколько ему лет (а ему 35), Митч протестует: «Давайте не будем говорить про возраст». Хоть он и похож на рок-звезду, совсем скоро ему исполнится 40 – непростой период.

– Один мужчина прожил до ста двадцати девяти лет, – утешает его Мелисса. – Он раскрыл свой секрет: оказывается он никогда никому не говорил, сколько ему лет.

– Откуда же тогда узнали его возраст? – спрашивает Митч. – Все равно это заложено генетически. Не важно, курите ли вы, следите ли за своим весом и делаете ли зарядку, все равно получите то, что предначертано судьбой.

– Если продолжительность жизни передается по наследству, – говорит Джейсон, – то у меня богатый выбор: инфаркт, рак или старческое слабоумие.

– Я бы на твоем месте выбрал инфаркт, – советует Митч.

Что до него, теперь, на пороге сорокалетия, он часто задумывается об этом. Ему хотелось бы уйти, купаясь здесь в июне, ему хотелось бы, чтобы последним его впечатлением в жизни стало неожиданное нападение большой акулы.

Мелисса говорит, что это не лучший вариант.

– Я видела, как две галапагосские акулы убили тюлененка у берегов острова Триг. Отсюда до него рукой подать. Они откусили ему оба хвостовых плавника и один из грудных. Когда он выбрался на берег, его глаза были полны ужаса. Одна из акул затащила его обратно в воду, и они разодрали его на куски. Не хотелось бы так кончить свои дни.

Ей страшно от одной мысли об этом.

Акула с обманчивым названием «галапагосская» (Carcharhinus galapagensis) обитает по всему миру в теплых водах ближе к экватору, проявляя особую любовь к расположенным посреди океана островам.

– В последний год галапагосские акулы стали чаще охотиться на детенышей тюленей у острова Триг, – сообщает мне Митч. – Раньше я такого не замечал. Уж если на то пошло, этим обычно промышляли тигровые акулы.

В этом году акулы стали настоящим бедствием для детенышей тюленей.

Но в целом нападения этих хищников отнюдь не главный источник неприятностей для гавайских тюленей-монахов. Настоящей угрозой их численности – из-за чего они и попали в реестр видов, находящихся под угрозой исчезновения, – стало истребление их людьми в начале прошлого столетия и беспокойство, которое причинял им военный персонал со своими собаками во второй половине XX века.

Немногим более 1300 особей гавайского тюленя-монаха украшают поверхность планеты на современном этапе развития человеческой и земной истории. Тринадцать раз по сто – несчастливое число. И это с учетом молодых животных и детенышей, родившихся за последний год. Только и всего. В течение 15 миллионов лет, в течение всех эр, эпох, тысячелетий и веков, прошедших за это время, их было значительно больше, чем в последние несколько десятилетий. До прибытия полинезийцев Гавайские острова, вероятно, служили тюленям-монахам местом размножения. Не забывайте, что здесь не водилось хищников – на любом пляже им было совершенно безопасно. Если животные занимали главные острова, то полинезийцы, скорее всего, съели большинство из них, а остальных распугали. В сущности, живущие в наши дни гавайские тюлени-монахи обязаны своим существованием шести размножающимся популяциям Северо-Западных Гавайских островов.

Но эта территория не всегда была для них надежным прибежищем. В конце XIX века охотники на тюленей, команды потерпевших кораблекрушение судов и искатели легкой наживы чуть было не стерли этот вид с лица Земли. В 1859 году всего один корабль перевозил 15 000 шкур тюленей-монахов, что больше их сегодняшней численности. К началу прошлого века на ряде островов тюлени если и остались, то в очень небольших количествах. В 1950–1970-х годах, после нескольких десятилетий медленного прироста численности, их популяция сократилась вдвое из-за того, что военные с собаками постоянно отпугивали самок от мест размножения.

В наши дни гавайский тюлень-монах – один из самых уязвимых видов в мире. Сейчас нам необходимо объединить усилия, чтобы позаботиться о нем. Уязвимый – это значит, что еще не все потеряно.

Доподлинно неизвестно, сколько тюленей-монахов насчитывалось на Гавайских островах до прибытия первых людей, но с тех пор, как ученые впервые подсчитали численность вида около 50 лет назад, она сократилась наполовину.

Можно сказать, что им еще повезло. Их сородич – карибский тюлень-монах (Neomonachus tropicalis), упомянутый Христофором Колумбом еще в 1494 году, – населял прекрасные острова и рифы, разбросанные на просторах от мексиканского полуострова Юкатан до Багамских островов. Европейцы, как обычно, пустились во все тяжкие, убивая до беспечности доверчивых тюленей везде, где находили их. В 1952 году последние карибские тюлени-монахи исчезли с лица Земли. Над средиземноморским тюленем-монахом тоже навис дамоклов меч – всего около 400 особей живут в крошечных, раскиданных на значительном расстоянии друг от друга группах. Поэтому, несмотря на самую низкую за всю историю существования вида численность, в этой многострадальной компании лучше всего дела обстоят у гавайского тюленя-монаха. Быть может, впереди, за горизонтом, его ждет счастливая судьба.

Исторически убыль гавайских тюленей-монахов объясняется главным образом тем, что их постоянно тревожили на берегу. На острове Терн самые низкие показатели их численности совпали с периодом, когда там находились собаки береговой охраны. Их агрессивное поведение заставляло самок покидать остров сразу после родов, приводя к гибели потомства или преждевременному отлучению детеныша от матери. Часто вместо того, чтобы размножаться на крупных участках суши, затравленные самки приносили потомство на крошечных низких дюнах, откуда совсем еще маленьких щенков смывало в океан.

В конце 1980-х годов люди бросили гавайскому тюленю-монаху новый вызов, не давая ему покоя в море.

– Именно тогда в водах Гавайев появились ярусоловы, которые приходили сюда за тунцом и меч-рыбой, – объясняет Митч.

В те годы вокруг архипелага собралось около 100 промысловых судов, которые только что истощили запасы меч-рыбы в Атлантике.

– Они начали подцеплять тюленей своими ярусами. Несколько животных появилось здесь с крючками. У некоторых на головах были раны, нанесенные им рыбаками.

С небывалой поспешностью федеральные надзорные органы создали стокилометровую зону вокруг тюленьих островов, запретив ярусным судам заходить туда. Но с рыболовством связано еще два фактора риска для тюленей: возможное соперничество с промысловыми судами за улов лангустов и осьминогов и попадание в сети. И если о серьезности борьбы за пищу можно спорить, то сети представляют собой вполне очевидную проблему.

Митч рассказывает, что за последние 15 лет в районе Северо-Западных Гавайских островов обнаружили около 150 тюленей, которые запутались в брошенных рыбаками сетях. Лишь несколько из них были мертвы, когда их нашли; остальных освободили, и они до сих пор живы. Это означает, что либо большинство угодивших в плен животных умирает и их туши исчезают, либо многие из них выбираются самостоятельно. Неизвестно, скольким удается спастись. Но останки тех, кто погибает, быстро съедают акулы, не оставляя от них и следа. Впрочем сами акулы, а вместе с ними рыба и морские черепахи тоже попадают в бесхозные сети.

Тюлени – особенно молодые особи – часто подплывают к дрейфующему мусору из любознательности, которая всегда помогала им учиться выживать. Теперь из-за свойственного им любопытства они могут угодить в западню и погибнуть. Поскольку океанские течения огибают Гавайские острова со всех сторон, бесхозные, потерянные и брошенные сети, как и другие рыболовные снасти и обломки, могут приплыть сюда почти из любой точки северной части Тихого океана. Нередко сети оказываются здесь, проделав тысячи километров пути от побережий Аляски или Азии. При этом они представляют угрозу для самых разных видов тюленей, китов и черепах. В конце 1990-х годов исследователи обнаружили, что на каждый квадратный километр Френч-Фригат-Шолс в среднем приходится по 100 обрывков выброшенных морем сетей, которые вместе складываются во внушительное число – 38 000 фрагментов. У взлетно-посадочной полосы и правда лежит большая куча никому ненужных снастей. Однажды я сидел на этой огромной груде и размышлял о том, сколько неприятностей она принесла несчастным существам. Все эти сети изготовили далеко отсюда, здесь такие не используют. Но все их достали из воды и сняли с рифов люди, которые работают на Френч-Фригат-Шолс.

Теперь для тюленей-монахов наконец-то наступает время, когда люди скорее помогают им, чем вредят. По крайней мере, их хотя бы оставили в покое и больше не вмешиваются в их жизнь. Надо отметить, что в центральной части архипелага – на островах Лайсан и Лисянского – численность тюленей стабильна. Впрочем, их популяция восстанавливается и на северо-западной оконечности цепи – на атоллах Мидуэй и Куре, – где в прежние времена она сократилась на 90 %.

Но в юго-восточных районах – особенно это заметно здесь, на Френч-Фригат-Шолс, – их выживание долгие годы находилось под угрозой. С местной популяцией не все обстоит гладко. Многие из появившихся на свет детенышей – за год их рождается около 70 – погибают через некоторое время после окончания грудного вскармливания. Но так было не всегда. В конце 1980-х годов около 70–80 % щенков доживало до года. Среди взрослых особей выживаемость держалась на уровне 90 %.

В 1990-е годы рождаемость сократилась почти вдвое, начала снижаться выживаемость потомства первого года жизни. К концу десятилетия до года доживало только 30 % щенков. С 1990 года количество тюленей-монахов, достигающих половой зрелости, уменьшилось до одной десятой от показателей 1980-х годов. Так, из детенышей, родившихся в 1990 году, только трое дожили до выведения собственного потомства.

Как и прежде, Френч-Фригат-Шолс остается местом обитания самой многочисленной популяции тюленей-монахов на архипелаге. Но с конца 1980-х годов, когда их насчитывалось около 800, численность упала в два раза. Митч особо подчеркивает это:

– Если мы продолжим терять детенышей с такой скоростью, то у нас будет слишком мало молодых животных, чтобы поддержать популяцию. И хотя сейчас мы видим некоторое увеличение численности на северо-западной оконечности архипелага, здесь положение настолько серьезное, что приводит к снижению общих показателей.

Несмотря на то что здесь по-прежнему рождается около половины всех щенков, 65 % из них умирает в течение первых же месяцев.

Нападения акул, агрессия взрослых особей, болезни, паразиты, отравление сигуатоксином, бесхозные сети и вмешательство со стороны человека были отвергнуты в качестве основных причин недавнего снижения численности на Френч-Фригат-Шолс. Последнее тестирование скоро полностью исключит и морбилливирусную инфекцию.

– У тебя есть какое-нибудь объяснение происходящему? – спрашиваю я.

– Что ж, если хочешь знать мое мнение… – Митч колеблется с ответом. – Им нередко приходится голодать. Как только выживаемость начала падать, было видно, что у животных не все гладко, потому что они выглядели истощенными. Потом мы стали замечать, что они страдают от голода даже в начале сезона. Теперь это уже не так очевидно – они просто исчезают.

Но дело не только в этом; виной тому совокупность всех перечисленных проблем, от которых страдают тюлени.

Тем не менее гавайским тюленям-монахам пришлось столкнуться еще с одной трудностью: на некоторых островах нарушено соотношение полов, что, вероятно, произошло вследствие сокращения популяции до критически низких отметок. На островах, где преобладают женские особи, – атоллы Мидуэй и Куре, риф Перл-энд-Хермес – численность тюленей растет. Но там, где самцы в большинстве, они разбойничают, убивая самок и молодняк в попытках спариться с ними. В результате самок становится еще меньше, а ситуация только ухудшается. (В начале 1990-х годов на острове Лайсан соотношение было один к двум, отчего там ежегодно погибало около десяти самок. В некоторых случаях научным сотрудникам удавалось успешно справиться с проблемой, отправляя тюленей в холостяцкую ссылку на другие острова, подальше от мест размножения. В 1994 году с острова Лайсан увезли 22 самца.)

Митч подводит итог, подчеркивая масштаб новых трудностей:

– В дополнение к голоду, хищникам, брошенным сетям и агрессии проблемных самцов всего за два последних года с атолла бесследно исчезло около 60 тюленят. Такими темпами приносить потомство скоро будет некому…

– Грустно все это слышать.

– Да, просто сердце разрывается.

После обеда команда специалистов по тюленям отправляется на другие острова атолла собирать пробы у живущих там особей и возвращается в лабораторию только ближе к ужину.

Ранним вечером, когда все остальные сидят за столом в другом конце здания, «тюлений спецназ» в течение двух часов сортирует, стабилизирует, консервирует и делает анализы образцов крови и тканей. Проверяют уровень глюкозы в крови. Готовят стекла для исследований крови под микроскопом. Замораживают взятые пробы в жидком азоте для их дальнейшей транспортировки и анализа. Мелисса подсчитывает уровень лейкоцитов, чтобы понять, борется ли организм животного с инфекцией. Джейсон берет из центрифуги стеклянную трубочку с готовым образцом крови и измеряет линейкой фракцию красных кровяных клеток – эритроцитарную массу. Это делается с целью определить показатели гематокрита – индикатора гидратации и анемии. Мэри проверяет уровень мочевины в крови (Мелисса говорит, что они в шутку называют этот анализ «УМ»), капнув капельку крови на что-то вроде лакмусовой бумажки; это позволяет ей сделать выводы о метаболизме белков и работе почек.