Текст книги "Целуйте меня!"

Но бывает и так, что дети требуют конфет или игрушек, чтобы на них обратили внимание. Если, забирая дочь из школы, вы не особенно внимательно слушаете то, что она сбивчиво пытается вам рассказать о своем дне, а вместо этого настойчиво ее поправляете; если не спешите обнять и поцеловать ее или даже ведете себя враждебно («Посмотри на свои руки! Ты что, не могла их перед выходом вымыть? А что с твоей новой юбкой? И с пуговицами на переднике! Мне что, по-твоему, делать нечего – целыми днями их обратно пришивать?!»), она скорее всего станет требовать все, что только увидит в витрине первого же попавшегося ей магазина. Она будет требовать, чтобы вы доказали ей свою любовь. Требовать ошибочно, потому что подлинную любовь доказывают уважением, общением и пониманием, а не сувенирами и сладостями.

Некоторым родителям сложно устоять перед искушением дать ребенку это ложное доказательство своей любви в виде материальных благ. Все-таки время – деньги, а в сутках его только 24 часа. Если деньги есть, «дешевле» купить дочке ходящую и говорящую куклу, чем по часу в день самим играть с ней в самые обычные. Именно так мы и «портим» своих детей – учим ценить материальные блага выше людей. Их не просто накопление дорогих вещей портит – у детей богатых родителей игрушек всегда больше, но при этом у некоторых бедняков дети вырастают испорченными, а у некоторых богачей – нет. «Испортить» – значит ровно то, что значит само это слово: недодать ребенку необходимого количества любви, нежности, уважения и внимания. Нельзя испортить ребенка, уделяя ему много внимания, обнимая его, утешая и играя с ним.

Как я уже говорил, если по воскресеньям вы с мужем сталкиваетесь в коридоре, вам не нужно приветствовать друг друга, потому что вы не разлучались. Но если супруги все воскресенье напролет ни разу не заговорят, не взглянут друг на друга, не поцелуются и не обнимутся, разве вы не подумаете, что они на уже грани развода? Даже если люди постоянно находятся рядом друг с другом, те, кого связывают эмоциональные отношения, нуждаются в том, чтобы периодически делать что-то вместе. Если вы об этом забываете, ребенок вам напомнит.

Во многих повседневных ситуациях разлучения наблюдается эффект, сходный с тем, что описывал доктор Боулби, но и матери, и специалисты продолжают неверно интерпретировать факты. Вот как описывает реакцию своего сына на разлуку Сюзанна:

На прошлой неделе Рамон впервые пошел в детский сад. Ему почти два годика, и раньше я его в детский сад никогда не отдавала, ну если не считать пары месяцев в прошлом году… Проблема в том, что, с тех пор как он пошел в садик – со второго дня, если точнее, – он начал меня самым бесстыдным образом шантажировать. И то, как он давит на эмоции, меня немало утомляет. Просыпается он всегда в хорошем настроении, ест свой завтрак, смотрит мультики, и вдруг заводит: «Мама, садик – плохо, мама, садик – плохо…» И так может по полчаса ныть – естественно, с соответствующим печальным выражением лица. По дороге он себя ведет нормально, но вот когда уже видит детский сад, начинается главное представление: «Мама ходить, мама красивая, мама, садик – плохо, мама, поцелуй, мама, обними, мама, дома спать…» – и естественно, с крокодиловыми слезами и трагическим лицом. Когда воспитательница берет его на руки, он, бедняжка, начинает орать как резаный. Он меня саму едва до слез не доводит. Я потом себя просто ужасно чувствую, просто кошмарно. Я все думаю, правильно ли я поступаю. Я считаю, что правильно: мне ведь надо искать себе работу, а садик ему пойдет на пользу (он такие сцены уже целую неделю каждый день закатывает). Вот я однажды и решила днем заглянуть к нему, утешить бедняжку. И что бы вы думали, я там увидела? Сидит себе, довольный, играет с другими детьми. И личико не припухлое, значит, особо не плакал. Но стоило ему меня увидать, он опять за свое (хотя на этот раз уже без слез): «Мама хорошая, мама, домой, мама, садик – плохо…» А воспитательница смеется, говорит, что он за весь день ни разу не заплакал, и стоило мне уйти, сразу успокоился, только спросил: «Где мама?» И так каждый день. А дома по вечерам он себя ведет просто ужасно. Все время хочет быть только со мной, даже в туалет меня не отпускает – плачет под дверью, зовет. Ночью, если просыпается, а приходит к нему папа, говорит, что хочет маму. И в магазин мне его приходится с собой брать…

Рамон демонстрирует несколько типичных для ситуаций разлучения реакций: виснет на матери и постоянно требует ее внимания, в садике ведет себя внешне спокойно и послушно, а дома тут же утрачивает самоконтроль. Судя по всему, в том, что он «притворяется», его мать убеждает именно то обстоятельство, что в самом садике он не плачет. Что он должен делать, чтобы она поверила в реальность его страданий – целыми днями там рыдать? Плакать целый день все равно невозможно. Люди перед лицом ужасных испытаний и лишений обычно немного плачут, а затем берут себя в руки. Никто не плачет безостановочно – ни на похоронах, ни в больницах, ни в тюрьмах, ни в концентрационных лагерях. Тот факт, что мы в какой-то момент перестаем плакать и даже напускаем на себя решительный вид, пытаемся отважно взглянуть в глаза неприятностям, не означает, что мы не страдаем.

Как уже было сказано выше, в возрасте до трех лет от разлуки с матерями больше страдают именно те дети, чьи отношения с ними крепки. Показательная реакция Рамона демонстрирует, что он очень любит свою маму и что она всегда хорошо с ним обращалась. Как жаль, что сама Сюзанна этого не понимает!

Вся трагичность этой ситуации заключается в том, что непонимание матери может только усугубить страдания ребенка. Не будем обманываться: идеальным вариантом было бы подождать еще несколько месяцев и только потом уже отдавать ребенка в детский сад. Но это не всегда возможно; Сюзанне нужно искать работу, и у нее не было иного выхода, кроме как отдать сына в садик. Нет, это еще не конец света; это всего лишь кратковременное разлучение, которое возможно компенсировать. Рамон сам показывает матери, как это сделать, как исцелить нанесенную ему рану: он хочет, чтобы она проводила вечера с ним, приходила к нему ночью, когда он зовет (подозреваю, что он наверняка был бы рад спать в ее кровати), брала с собой в магазин и почаще его обнимала и целовала. Сюзанна с радостью дала бы ему все это и сама бы от этого почувствовала себя гораздо лучше, потому что ее собственную рану, нанесенную разлукой, это бы тоже исцелило. Но воспитательница в садике (якобы профессиональный педагог) оказалась неспособна распознать в таком возрасте признаки разлучения и высмеяла страдания мальчика. Сюзанна же, к сожалению, выбрала противоположную стратегию: вместо того чтобы признать, что ее ребенок реально страдает, вместо того чтобы одарить его вниманием, а злиться на систему, которая заставляет мать с двухлетним ребенком искать работу, она пытается убедить себя в том, что ее сын притворяется, что его слезы ненастоящие. Теперь она злится на сына, обвиняет его в шантаже и игре на эмоциях. Как же им теперь сохранить отношения и восстановить потерянную близость?

Почему он всегда хочет на ручки?

Многие женщины на одной руке держали грудных младенцев, а другой орудовали у плиты.

Франц Кафка. «Процесс»

Африка. 100 000 лет до нашей эры. Группа людей медленно бредет по равнине. Возможно, они идут в почти боевом порядке, как это делают бабуины: в центре – женщины и дети, вокруг них – мужчины, кое-кто с дубинами. Некоторые женщины беременны, другие держат детей на руках; все племя движется так, чтобы успевали самые медленно передвигающиеся его члены. Они останавливаются то тут, то там, чтобы выкопать коренья или поймать съедобных муравьев. Если им повезет и они достаточно умны, умеют работать в команде и хорошо кидать камни, они смогут убить пару мелких животных или отбить у гиен кусок падали.

Куда же они девают своих детей на время охоты? Оставляют дома, в кроватках, с нянями? Нет, конечно. Ни домов, ни кроваток у них нет, племя в полном составе кочует с места на место.

Пока самки обезьян прыгают с ветки на ветку, детеныши вцепляются в своих матерей руками и ногами и крепко присасываются к груди, держатся сразу в пяти точках. Детеныши шимпанзе или горилл настолько похожи на людей, что даже не умеют цепляться за матерей; тем приходится одной рукой придерживать их, чтобы не упали. Но только первые две-три недели; после этого детеныши уже могут держаться сами. А вы на каком году жизни вашего малыша рискнете полезть на дерево, держа его одной только рукой, без помощи слинга или рюкзачка? Ни одному другому виду на Земле не требуется больше года на то, чтобы банально научиться держаться за свою мать.

До появления тканей и веревок, не говоря уже о колясках, женщины целыми днями держали детей на руках, по большей части на левой – чтобы правой брать пищу (либо наоборот, если женщина – левша). Дети их скорее всего кормились по несколько непродолжительных раз в час, как дети племени Кунг (такое частое кормление подавляет овуляцию, так что большинство матерей, если только младенец не погибал, рожало раз в три-четыре года). Отдыхая, матери сажали детей к себе на колени или ложились, укладывая их рядом с собой. По мере взросления дети все меньше и меньше нуждались в матерях, а также и сами становились все тяжелее и тяжелее; дальше носить их, вероятно, помогали бабушки, отцы или старшие братья и сестры. Дети день и ночь почти ежесекундно находились в физическом контакте с взрослыми, чаще всего с матерями – до тех пор, пока не научались ползать. Даже трех– или четырехлетки, которые уже сами умеют ходить на довольно большие расстояния, когда племени нужно было пройти много километров, все равно сидели на руках у взрослых.

Так за миллионы лет естественного отбора эволюция отдала предпочтение тем детям, которые требовали, чтобы их носили, и закатывали истерики, если их оставляли одних. Для них это было вопросом жизни и смерти.

Почему дети не хотят спать одни?

…Испуг, вроде того, какой охватывает ребенка, когда он ночью проснется и вдруг увидит, что он один и около него никого нет.

Александр Дюма. «Двадцать лет спустя»

Где спали дети 100 000 лет назад? Ни домов, ни кроваток, ни комбинезончиков тогда не было. Не сомневаюсь: они спали со своими матерями, под боком или на груди, на грубой постели из сухих листьев. Отец, вероятно, спал рядом, а большинство других членов племени – в пределах нескольких метров. Это было единственным способом переночевать в безопасности, ведь ночью они были уязвимее всего. К тем временам восходит и привычка супругов спать вместе, равно как и беспокойство (а иногда и просто бессонница), которую мы испытываем, если в командировке приходится спать вдали от своих супруг. Многие матери, когда мужья уезжают, пускают детей в родительскую кровать, и не всегда можно с уверенностью сказать, кому из них от этого становится спокойнее.

Вы можете себе представить, чтобы ребенок шесть, девять часов кряду спал на земле один, без одежды, на расстоянии пяти, а то и десяти метров от своей матери? Такой ребенок ни за что не выжил бы. Матери должны были как-то обеспечивать постоянный контакт с ребенком, даже ночью, и – скажу снова – потребность эта взаимна: мать хочет быть с ребенком (да, несмотря на все табу, многие матери по-прежнему этого хотят!), а ребенок решительно не желает засыпать самостоятельно.

Засыпать самостоятельно! Главная цель родительства в XX веке! Как я уже говорил, ребенок, который не начинал мгновенно кричать, когда его оставляли на земле одного, но мирно засыпал, прожил бы на этом свете от силы пару часов, не более. Даже если такие дети и существовали, они бы мгновенно вымерли еще тысячи лет назад. (Ну не все, конечно, – некоторые дети действительно с рождения засыпают самостоятельно и спят всю ночь беспробудно. Если ваш ребенок из таких, не беспокойтесь, уверен, с ним тоже все в порядке.) Наши дети генетически предрасположены спать вместе со взрослыми.

Для животных сон – опасное занятие. Если мы чувствуем опасность, гены заставляют нас не спать и позволяют задремать, только когда опасность миновала. Нам неспокойно в незнакомом месте, и многие с трудом засыпают в отелях, потому что кровать непривычная. Мы с трудом засыпаем, когда супруга или супруг не с нами или когда рядом находятся незнакомые люди.

Представьте, что вам нужно было пересесть с поезда на поезд на незнакомой станции в чужом городе и от вас ушел последний поезд. На часах два ночи, все кругом закрыто, и вам приходится ждать утра в здании вокзала. А теперь представьте различные варианты: а) вы одна в зале ожидания, больше никого рядом нет; б) вы одна, но вместе с вами в зале десяток других пассажиров – две семейные пары, несколько пожилых людей и группа бойскаутов; в) вы одна, но кроме вас в зале сидят пятеро пьяных скинхедов; г) вы путешествуете вместе с мужем и двумя другими парами. Думаете, во всех этих ситуациях вы заснете с одинаковой легкостью?

Где бы ни была она, там и был Эдемский сад

Марк Твен. «Дневник Евы»

Хавьеру полтора года, и он «плохо спит». Каждую ночь он просыпается, зовет свою маму, Марию, просит почитать ему сказку, принести попить – что угодно, и для всей семьи это превратилось в тяжелое испытание. Все хором утверждают: «Он притворятся, пусть поплачет, с ним все в порядке». И вот Мария с Хавьером отправляются далеко в деревню, к бабушке с дедушкой. Муж Марии работает, и поехать с ними не может. Им нужно доехать до одного крупного города и сделать пересадку. Но их автобус ехал очень медленно, и на следующий они опоздали. Водитель высаживает их на опустевшем автовокзале; кроме них там никого нет. На часах полвторого ночи. Нужный им местный автобус отправляется утром полвосьмого. Мать с ребенком одни в тускло освещенном зале ожидания на окраине города; от вокзала до ближайших жилых домов – несколько кварталов, частные участки, склады и какие-то заводские помещения. Идти одной до центра города кажется небезопасным. Рядом с вокзалом заправка; Мария решает попросить менеджера вызвать ей такси – наверняка ведь в городе есть гостиница. Но хватит ли ей денег? К ужасу своему она обнаруживает, что забыла кредитку. Ну что ж, ладно, ведь прождать нужно всего лишь шесть часов – лучше сидеть на месте. Заправка ярко освещена, и Марии от этого спокойнее. Она бы даже подождала на самой заправке, но на улице холодно.

Мимо периодически проносятся машины, со стороны складов доносится лай собаки. Примерно в три часа ночи подъезжают пятеро байкеров в кожаных куртках. Они устраиваются между вокзалом и заправкой и принимаются пить пиво, кричать и ссориться. Время от времени один из них вальяжно подходит и мочится на ствол растущего у здания вокзала дерева, а остальные ржут и подначивают его: «Пако, что ты как животное, не видишь – там дама сидит?», «Дамочка, да не отворачивайтесь вы, у него такой маленький, вы все равно ничего не увидите!» Это продолжается часа полтора.

Сами понимаете, что Мария всю ночь сидела рядом с дверью и не смыкала глаз, крепко прижимая к себе сына и чемодан. А вот Хавьер, напротив, все шесть часов проспал у нее на коленях. Ну и кто же из них «плохо спит»? В объятиях матери даже в далеком городе в компании угрожающего вида незнакомцев Харьер чувствует себя безопаснее, чем дома в отдельной комнате в своей кроватке. Для ребенка такого возраста его мама – это Супермама, Непобедимая Защитница. Ее объятия – это его дом, его страна, его Эдемский сад. Ну скажите, мамочки, разве это не чудесно?

И если у вас есть дети, разве плач их не пробуждает что-то в самой глубине вашего сердца?

Виктор Гюго. «Собор Парижской Богоматери»

Представьте, что в том самом далеком племени, о котором я уже говорил выше, две матери ложатся спать со своими детьми. Мы не знаем, как именно они это делали, но мы знаем, как это происходит сейчас у шимпанзе: с наступлением темноты каждый взрослый делает себе небольшую постель из листьев и веток и ложится в ней спать. Самцы и самки спят отдельно (не слишком далеко друг от друга, вся группа спит рядом), но матери спят со своими детенышами, пока тем не исполнится пять лет.

И вот те две матери просыпаются среди ночи и по неизвестным нам причинам уходят, оставляя своих детей лежать на земле одних. Один ребенок был из тех, что просыпаются каждые полтора часа, а другой – из тех, что спят всю ночь напролет. Как думаете, который из двух уже никогда больше не проснется? Или, допустим, проснулись они оба, но один тут же начал плакать от голода, а второй – только выждав три часа. Который из них умрет от голода? Один начал плакать тут же, а второй – только когда, к его удивлению, над ним нависла морда гиены. Кого из них, как вы думаете, она съест первым? Один принялся плакать и не замолкал, пока мать не прибежала его утешить: он мог бы проплакать так полчаса, час, при необходимости даже больше – пока сил плакать уже не осталось бы. Второй же, наоборот, похныкал пару минут, но поскольку никто не пришел, заснул снова. Который из них не дожил до утра?

Да, вы угадали верно: дети генетически запрограммированы периодически нас будить. Они унаследовали гены борцов за собственную жизнь, тех, кто вышел из непростой битвы за выживание победителями.

Дети не спят всю ночь как убитые, у них, как и у взрослых, есть разные фазы сна. Продолжительность каждой фазы варьируется от 20 минут и менее до двух часов и более; у взрослых средняя продолжительность такой фазы равняется примерно полутора часам, у младенцев – меньше часа. Перед началом каждого нового цикла наступает частичное пробуждение, легко переходящее в полное.

Даже эксперты по засыпанию, «тренирующие детей спать», признают[24]24
  ESTIVILL, E. and BÉJAR, S. DE, Duérmete, niño. 2.a ed. Plaza & Janés, Barcelona, 1996.


[Закрыть]: их приемы не рассчитаны на то, чтобы отучить детей просыпаться – это попросту невозможно. Их цель – сделать так, чтобы ребенок просыпался тихо и засыпал обратно сам, не будя родителей.

Дети всегда начеку, для того чтобы убедиться, что мама их не бросила. Если младенец чувствует запах матери, может к ней прикоснуться, слышит ее дыхание и тем более сосет ее грудь, он мгновенно засыпает снова. Часто во время кормления ни ребенок, ни мать почти не просыпаются. Но если матери рядом нет, ребенок полностью просыпается и начинает плакать. Чем дольше ему пришлось плакать, пока та не подошла, тем беспокойнее и безутешнее он будет.

«Кто же у них тогда присматривает за детьми, если они не спят с родителями?» – вспылил он.

Хосе Луис Сампедро. «Улыбка этрусков»

В некоторых культурах традиция спать в одной кровати с детьми распространена практически повсеместно (и, как следствие, там почти незнакомы с расстройствами сна). Психолог Гильда Морелли с коллегами[25]25
  MORELLI, G. A., ROGOFF, B., OPPENHEIM, D. and GOLDSMITH, D., Cultural variation in infants sleeping arrangements: questions of independence. Dev. Psychol., 1992, 28:604-613.


[Закрыть] изучали поведение и поведенческие установки четырнадцати индианок-майя из Гватемалы и сравнивали их с поведением восемнадцати белых американок среднего достатка.

У майя все дети (с двух месяцев и почти до двух лет) спали в одной кровати с матерью, а восемь из них – еще и вместе с отцом. В трех случаях отцы спали на другой кровати в той же комнате (двое из них – с другим ребенком), а в других трех отца рядом не было. В десяти случаях в одной комнате с ребенком спал брат или сестра, в четырех – в одной с ними кровати; у четверых детей братьев и сестер не было.

Дети майя оставались с матерями до двух– или трехлетнего возраста, до рождения следующего ребенка, и кормились по требованию. Матери, как правило, не знали, кормится ребенок ночью или нет, потому что не просыпались, и вообще этот вопрос их, по-видимому, не беспокоил. В противоположность им, семнадцати американкам из восемнадцати приходилось просыпаться среди ночи, чтобы покормить своего ребенка (в большинстве своем – в первые полгода), и все семнадцать жаловались на то, что ночное кормление – тягостная обязанность.

Майя было незнакомо понятие укладывания детей спать. Семеро из них ложились спать одновременно с родителями, остальные засыпали на руках еще у кого-нибудь. Те десять детей, которые все еще находились на грудном вскармливании, засыпали во время кормления. Никто не читал им на ночь сказки, не купал их перед сном. Только одна девочка спала вместе с куклой; именно ее единственную с рождения не клали постоянно спать с матерью, а несколько месяцев укладывали в той же комнате в отдельной кроватке, но потом снова стали укладывать вместе с собой.

Женщины-майя и помыслить не могли о том, чтобы их дети спали как-то иначе. Когда исследователи рассказали им, что в Америке дети спят в отдельных комнатах, они были шокированы и отозвались об этом с неодобрением и сочувствием. Одна воскликнула: «Но ведь с ними там все равно кто-то есть, так?» Совместный сон – вовсе не следствие нищеты или стесненных жилищных условий; считается, что это принципиально важно для воспитания детей. К примеру, женщины из числа индейцев майя рассказывали, что чтобы научить ребенка не трогать что-то опасное, им достаточно сказать: «Не трогай это, это плохо, это опасно», и дети их слушаются. Услышав, что американские дети в этом возрасте не понимают слова «нет» или даже делают ровно наоборот, они высказали предположение, что это происходит от того, что тех на ночь разлучают с родителями.

Сравнивать, как воспитывают детей в разных культурах, – потрясающе интересное занятие. Из книг на эту тему безусловным авторитетом пользуется «Наши дети, мы сами» Мередит Смол[26]26
  SMALL, M. F., Our Babies, Ourselves. Anchor Books, New York, 1999.


[Закрыть].