Текст книги "Бастарды культурных связей. Интернациональные художественные контакты СССР в 1920–1950-e годы"

Катарина Лопаткина
Бастарды культурных связей. Интернациональные художественные контакты СССР в 1920–1950-e годы

Издание осуществлено в рамках грантовой программы «ГАРАЖ.txt» Музея современного искусства «Гараж»

Все права защищены

© Катарина Лопаткина, текст, 2019

© Андрей Кондаков, макет, 2019

* * *

От автора

Идея этой книги возникла несколько лет назад во время рабочего совещания с Дмитрием Озерковым, заведующим отделом современного искусства Эрмитажа. На повестке дня было обсуждение истории эрмитажной коллекции искусства XX века. Собственно, вскоре наша дискуссия свелась к осознанию ее невозможности: выяснилось, что сведений об этой части эрмитажного собрания не так уж много. Их поиск начался с архива Государственного Эрмитажа, и сразу невероятно удачно: моя коллега Марина Шульц в одном из дел за 1932 год случайно натолкнулась на документ, в котором упоминалась загадочная «Комната современного искусства». С «Комнаты» и попыток ее обнаружения во времени и пространстве все и началось. Работа была трудной и очень захватывающей: все время находились новые и новые забытые имена, названия, произведения и документы. Исследование вышло за рамки истории Эрмитажа, и к эрмитажному архиву добавились отдел рукописей Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный архив литературы и искусства, Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга, архив Министерства иностранных дел Российской Федерации, а затем архивы Польши, Болгарии и Румынии. В какой-то момент стало ясно, что книга будет скорее сборником рассказов, чем повестью. Так оно в конце концов и получилось: каждая глава – это отдельная история, «случай в музее», но все они связаны одной большой запутанной сетью советских культурных контактов.

Я хотела бы выразить искреннюю признательность руководителям и сотрудникам Государственного Эрмитажа Михаилу Борисовичу Пиотровскому, Георгию Вадимовичу Вилинбахову, Мариям Магомедовне Дандамаевой и Дмитрию Юрьевичу Озеркову за интерес к моим исследованиям и поддержку в поисках тех мельчайших кусочков мозаики, из которых постепенно сложилась эта книга. Особая благодарность – коллегам из Эрмитажа, ГМИИ им. А. С. Пушкина и Государственной Третьяковской галереи Ксении Малич, Марине Шульц, Николаю Зыкову, Ольге Юдиной, Анне Чернышевой, Наталии Веденеевой, Александре Даниловой, Сергею Фофанову и независимой исследовательнице Хельге Пригниц-Пода за их щедрость, радость совместной работы, плодотворный обмен идеями и знаниями. И, безусловно, мне сложно представить работу над этим текстом без критических замечаний, советов и бесценной поддержки Анастасии Лесниковой и Надежды Синютиной, а также ежедневного терпеливого участия в судьбах моих архивных изысканий моей семьи – Евгении Князевой и Дмитрия Орлова, Владимира и Татьяны Князевых и, конечно, Данила и Егора Лопаткиных.

Глава I
«Воздействовать, в особенности памятниками современного искусства, на сознание и волю трудящихся масс…». Выставки современного западного искусства в СССР в эпоху сталинизма

5 июня 1956 года профессор исторического факультета Московского государственного университета С. С. Дмитриев, находясь под впечатлением от посещения выставки индийских художников, записал в своем дневнике: «Для советского зрителя, приученного к удручающей одинаковости живописи à la Бродский и Маковский, картины индийских художников представляются отражением в Индии “растленного”, “космополитического” искусства современной империалистической буржуазии. ‹…› Наше искусство искусственно и насильственно оторвано от развития искусства во всем мире. Мы не видели современного[1]1
  Курсив С. С. Дмитриева.


[Закрыть] искусства Европы и Америки вот уже сорок лет»[2]2
  Дмитриев С. С. Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечественная история. 2000. № 2. С. 114.


[Закрыть]. Действительно, вскоре после революции современное западное искусство оказалось по большей части отрезанным от советской публики: сыграли свою роль специфическая культурная политика Советского государства и радикальная смена критериев оценки «современности» – фокус с формы сместился на «политическую остроту» содержания.

Основные принципы и приоритеты системы изобразительного искусства сталинской эпохи, берущие начало в конце 1920-х, сформировались к концу 1930-х и проявились во всей своей полноте после окончания Второй мировой войны. Характерные для этой системы стремление к культурной изоляции и одновременно необходимость идеологического экспорта создавали чрезвычайно напряженное и полное противоречий поле советских культурных обменов и международных контактов. Историк-советолог Фредерик Баргхорн еще в 1960-е годы отмечал, что политика международного культурного обмена СССР была политикой изоляции советских людей от капиталистического мира, вызванной страхом воздействия его идей, и что согласие СССР на этот обмен было обусловлено только желанием извлекать собственные односторонние политические выгоды[3]3
  Barghoorn F. C. The Soviet Cultural Offensive. The Role of Cultural Diplomacy in Soviet Foreign Policy. New Jersey, 1960. P. 31.


[Закрыть]. Подобный подход сделал к 1950-м годам импорт современного – в западном понимании этого слова – искусства практически невозможным, оставив советский народ в окружении «удручающей одинаковости» произведений социалистического реализма. Тем не менее с 1917 по 1955 год в СССР прошло около ста выставок, на которых можно было увидеть произведения западных художников XX века, – следуя извивам большой политики, политика культурная и, конкретнее, политика выставочная были ярким индикатором общественного состояния, знаком перемен в ту или иную сторону.

В организацию выставок зарубежного искусства в Советском Союзе были вовлечены несколько организаций и «свободные агенты» – художники, искусствоведы, писатели. Самыми активными являлись Всесоюзное общество культурной связи с заграницей, Государственный музей нового западного искусства, Государственный музей изобразительных искусств, Государственная академия художественных наук, Международное бюро революционных художников, объединение «Всекохудожник» и, позднее, Комитет по делам искусств[4]4
  В Москве выставки проходили в ГМНЗИ, ГМИИ, в выставочном зале объединения «Всекохудожник» (позднее – Дом художника Союза художников СССР), в созданном в 1930 году Центральном доме работников искусств. В Ленинграде – в выставочных залах «Всекохудожника» (позднее – Дом художников Ленинградского союза художников) и в Государственном Эрмитаже.


[Закрыть]. Главным «свободным агентом» и эмиссаром Советского Союза за рубежом на протяжении многих лет был писатель Илья Эренбург, в 1921–1940 годах живший в Европе[5]5
  Катерина Кларк выделяет четверых советских посредников, «совершавших экспедиции в джунгли капиталистической культуры»: режиссера Сергея Эйзенштейна, Илью Эренбурга, публициста Михаила Кольцова и писателя Сергея Третьякова. Каждый из них владел несколькими иностранными языками и поддерживал обширные связи с зарубежными коллегами и друзьями. Кларк К. Москва, четвертый Рим. Сталинизм, космополитизм и эволюция советской культуры (1931–1941). М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 50.


[Закрыть].

С середины 1920-х и до 1940-х годов ведущую роль в международных культурных контактах СССР играло Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (ВОКС). Созданное в 1925 году, ВОКС было ключевым учреждением советской культурной дипломатии, контролировавшим международные культурные контакты. Согласно уставу, в его сферу деятельности входили связи с различными институциями и печатными органами, работа с международными «обществами дружбы», организация выставок и поездок ведущих советских специалистов за границу и т. д. Внутри страны ВОКС курировало визиты высоких зарубежных гостей (писателей, ученых, художников), снабжало опубликованными за границей материалами советские учреждения и библиотеки. Основанное в форме общества с большим числом коллективных членов, ВОКС строило свою работу «на началах общественного содействия», что также было отражено в его уставе: «Идея международных культурных связей выходит за рамки отдельных ведомств. Она может быть осуществлена только при мобилизации вокруг нее общественных сил как в СССР, так и за границей»[6]6
  Устав Всесоюзного общества культурной связи с заграницей. М., 1925. C. 4.


[Закрыть]. Тем не менее с самого начала своего существования ВОКС представляло собой советское учреждение культуры со всеми вытекающими проблемами, главными из которых были забюрократизированность, недофинансирование, а также усиленный контроль со стороны партии и органов госбезопасности. Во время организации Общества состав правления и руководство утверждались Секретариатом ЦК РКП(б) – при этом был принят во внимание тот факт, что большая часть работы «имеет секретный характер и разворачивается в заграничной обстановке»[7]7
  Это диктовало, в свою очередь, интерес со стороны Объединенного государственного политического управления (ОГПУ). От управления ВОКС курировали М. А. Трилиссер и Г. И. Бокий, по указанию которого в Обществе была создана секретная часть. В официальную структуру ВОКС она не входила и в печати не упоминалась. См.: Анатшева И. А. Роль Всесоюзного общества культурной связи с заграницей в развитии международного сотрудничества СССР, 1925–1939 гг. Дисс. канд. ист. наук. М.: МГУ, 1994.


[Закрыть].

Наделенное широкими полномочиями, будучи по сути уникальной организацией (до его создания институции, вовлеченные в международные отношения в области культуры, традиционно находились в составе Министерства иностранных дел), ВОКС претендовало на монополию в развитии культурных связей и единоличный контроль культурного импорта и экспорта. Это стремление было озвучено, в частности, на одном из межведомственных совещаний 1927 года: «Ввиду невозможности допустить бесконтрольное проникновение из-за границы спорных или чуждых культурных течений, таким фильтрующим и контролирующим органом должен являться ВОКС. Отсутствие этих функций может привести к поддержке за границей тех течений нашей культурной жизни, которые не являются для нас чисто советскими и с которыми мы ведем культурную борьбу»[8]8
  Голубев А. Взгляд на землю обетованную: из истории советской культурной дипломатии 1920–30-х годов. М.: Институт российской истории РАН, 2004. С. 104–105.


[Закрыть].

Выставки не были самым важным направлением деятельности ВОКС. Литературоцентричность советской культуры, нацеленность ВОКС на лидеров мнений и на работу с ними были не только идеологически более действенной, но и экономически более выгодной формой деятельности. Тем не менее в ВОКС был создан выставочный отдел, в задачи которого входили обеспечение участия советских художников в международных выставках и организация советских выставок за рубежом. Работа отдела была направлена в основном вовне и ориентирована на Запад: презентация советских научных, культурных и художественных достижений была важной частью программы обучения иностранцев тому, как следует воспринимать советскую действительность[9]9
  В первые два года своего существования ВОКС в своей деятельности не ограничивалось лишь западным направлением. Общество намеревалось ознакомить советскую общественность с культурой и историей народов не только Запада, но и Востока. С этой целью ВОКС издавало сборник «Запад – Восток», однако свет увидели только два его выпуска, после чего его издание было прекращено: ВОКС целиком сосредоточилось на западной аудитории и обеспечении ее информацией об СССР.


[Закрыть]. По словам О. Д. Каменевой, председательницы правления ВОКС в 1925–1929 годах, суть программы общества состояла в том, чтобы «охватить и выпукло показать за границей генеральную линию советской культуры во всем ее объеме, во всех разрезах»[10]10
  ВОКС. Факты и цифры. М., 1930. С. 5.


[Закрыть].

Посылая выставку за границу, ВОКС старалось использовать ее максимальное количество раз, перебрасывая из города в город. Экспонаты выставок подбирались в соответствии с «основной установкой производственного плана художественного сектора ВОКС», где важнейшей задачей была «пропаганда и популяризация за рубежом основных достижений социалистического строительства через образы искусства»[11]11
  Предварительный просмотр выставок проходил в присутствии представителей ОГПУ и агитотдела ЦК РКП(б), итогом которого являлось утверждение или неутверждение выставки. Цит. по: Анатшева И. А. Роль Всесоюзного общества культурной связи с заграницей в развитии международного сотрудничества СССР, 1925–1939 гг. С. 109.


[Закрыть]. Ведущими темами были индустриализация и достижения коллективного сельского хозяйства («Ударными темпами за пятилетку», «За вооружение техническими знаниями», «В СССР 1 200 000 женщин вовлечено в производство»). В 1930 году в отчете фотосекции указывалось, что на выставку «вместо балерины мы посылаем женщину-работницу, вместо левитановского – пейзаж индустриализации»[12]12
  Предварительный просмотр выставок проходил в присутствии представителей ОГПУ и агитотдела ЦК РКП(б), итогом которого являлось утверждение или неутверждение выставки. Цит. по: Анатшева И. А. Роль Всесоюзного общества культурной связи с заграницей в развитии международного сотрудничества СССР, 1925–1939 гг. С. 110.


[Закрыть]. В 1931 году советская фотография была показана на пяти международных и шестнадцати самостоятельных выставках (общее количество – 2000 снимков) в Англии, Голландии, Австрии, США, Южной Америке, Бельгии, Швейцарии и Японии[13]13
  Предварительный просмотр выставок проходил в присутствии представителей ОГПУ и агитотдела ЦК РКП(б), итогом которого являлось утверждение или неутверждение выставки. Цит. по: Анатшева И. А. Роль Всесоюзного общества культурной связи с заграницей в развитии международного сотрудничества СССР, 1925–1939 гг. С. 109–110.


[Закрыть].

В Москве первой выставкой «с зарубежным участием», которую поддержало ВОКС, стала организованная ГАХН в помещении бывшей картинной галереи Румянцевского музея выставка «Революционное искусство стран Запада»[14]14
  Из истории художественной жизни СССР: Интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. Материалы и документы / Сост. и авт. вступ. ст.: Л. С. Алешина и Н. В. Яворская. М.: Искусство, 1987. С. 118.


[Закрыть]. Она открылась 16 мая 1926 года. Подготовка к выставке началась еще весной 1925 года, когда западным художникам были разосланы приглашения. «Государственная Академия художественных наук ‹…› не предвидела того сочувствования, с которым откликнулся на ее воззвание европейский художественный мир. ‹…› В течение нескольких месяцев в Академии оказалось до 3000 экспонатов»[15]15
  Из истории художественной жизни СССР: Интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. Материалы и документы / Сост. и авт. вступ. ст.: Л. С. Алешина и Н. В. Яворская. М.: Искусство, 1987. С. 120.


[Закрыть]. Многие из приглашенных уже были (и оставались до середины 1930-х годов) участниками советских выставок: большое количество своих произведений прислали Ф. Брэнгвин, Ф. Мазерель, Б. Уитц, П. Алма, Г. Гросс, К. Кольвиц, Т.-А. Стейнлен. На выставке для некоторых из них (Кольвиц, Мазерель, Брэнгвин) было выделено специальное пространство. Организаторам выставка виделась как «художественный Интернационал», где собраны «наиболее крупные имена современного Запада»[16]16
  Из истории художественной жизни СССР: Интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. Материалы и документы / Сост. и авт. вступ. ст.: Л. С. Алешина и Н. В. Яворская. М.: Искусство, 1987. С. 120.


[Закрыть]. Выводы, к которым президент ГАХН П. С. Коган подводит в конце своей статьи в каталоге выставки, прекрасно иллюстрируют подход Советского государства к западному искусству: «Выставка дает материалы для оптимистичных выводов: большая армия даровитых художников и писателей сочувствует пролетариату и участвует с ним в борьбе за освобождение человечества»[17]17
  Из истории художественной жизни СССР: Интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. Материалы и документы / Сост. и авт. вступ. ст.: Л. С. Алешина и Н. В. Яворская. М.: Искусство, 1987. С. 120.


[Закрыть].

Выставки произведений западных художников были для ВОКС скорее побочным продуктом, нежели желанным результатом. Часто они выступали в роли дипломатического аванса одному из заграничных «обществ дружбы с СССР» за последующий показ выставки советских художников за рубежом. Именно так были проведены выставки голландского (1932), польского (1933), финского (1934) искусства. В отчетах ВОКС на это указывалось прямо: «Польша согласилась устроить выставку советской графики в Варшаве с тем, что в Москве будет показана польская графика»[18]18
  ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 11. Д. 190. Л. 138.


[Закрыть]. В некоторых случаях добавлялись драматические подробности. В одном из отчетов о финской выставке есть упоминание о дискуссии среди финских организаторов: многие художники не хотели отправлять свои работы в СССР. Споры были такими горячими, что дело дошло до поножовщины. Тем не менее ВОКС добилось открытия этой давно обещанной выставки[19]19
  ГАРФ. Ф. 5283. Оп. 11. Д. 360. Л. 15, 29, 65, 71–75.


[Закрыть].

Обложка журнала «Красная нива» (1927, № 19) с воспроизведением работы Поля Гогена «Женщина, держащая плод» (1893) из коллекции ГМНЗИ (ныне в собрании Государственного Эрмитажа)

Количество экспозиций политической направленности, организуемых ВОКС, с каждым годом неуклонно росло в ущерб художественным проектам. Так, с 1937 года Общество стало проводить за границей исключительно политические и информационные выставки[20]20
  На работе ВОКС 1930-х годов сказался прежде всего Большой террор. Председатель правления ВОКС в 1934–1937 годах А. Я. Аросев 3 июля 1937 года был арестован и 10 февраля 1938 года расстрелян. После его ареста в ВОКС прошли очередные проверки, призванные искоренить «аросевщину», что практически остановило деятельность общества. Кроме того, ВОКС к концу 1930-х почти совсем растеряло свою международную аудиторию. В одном из внутренних отчетов организации 1943 года отмечалось: «До 1937 года у нас было две аудитории на Западе – интеллигентов и рабоче-крестьянская… С 1937 по 1941 год мы потеряли обе: интеллигенцию – из-за процессов, массы – из-за финской войны». См.: Голубев А. Взгляд на землю обетованную: из истории советской культурной дипломатии 1920–30-х годов. М.: Институт российской истории РАН, 2004. С. 154, 170.


[Закрыть]. Со временем не только выставочные проекты, но и рассылаемые информационные материалы все меньше касались вопросов культурного строительства в СССР, их содержание большей частью отражало успехи экономики, науки, образования.

С 1919 по 1948 год единственным советским музеем, профессионально занимавшимся западным искусством XX столетия, был московский Государственный музей нового западного искусства (ГМНЗИ)[21]21
  С 1923 по 1928 год ГМНЗИ являлся филиалом ГМИИ, в 1948 году музей был расформирован.


[Закрыть].

В 1919 году ему были переданы национализированные собрания С. И. Щукина и И. А. Морозова – известных московских коллекционеров искусства Западной Европы (главным образом французской живописи и скульптуры 1860–1910-х годов), которым принадлежали выдающиеся произведения Мане, Ренуара, Дега, Моне, Ван Гога, Гогена, Писсарро, Тулуз-Лотрека, Сезанна, Матисса, Пикассо, Родена. Эти собрания стали I (щукинским) и II (морозовским) отделениями ГМНЗИ, которые в 1921 году были объединены.

В 1922 году директором ГМНЗИ был назначен Борис Николаевич Терновец[22]22
  Б. Н. Терновец занимал пост директора ГМНЗИ с 1921 по 1938 год.


[Закрыть]. С его приходом музей стал не просто хранить и показывать доставшуюся ему коллекцию, но и изучать и пополнять ее, а также организовывать выставки, приглашая участников из-за рубежа. В 1924 году музей начал свою деятельность небольшой выставкой французского рисунка из московских собраний, затем были устроены выставки немецкого искусства, персональные выставки Поля Сезанна, Поля Гогена, Винсента ван Гога, Луи Лозовика. 16 сентября 1928 года в ГМНЗИ открылась большая выставка «Современное французское искусство», устроенная по взаимному соглашению между Министерством народного просвещения Франции и Наркомпросом РСФСР при посредничестве парижской галереи Бийе и при помощи живущего в Париже художника Михаила Ларионова[23]23
  Из истории художественной жизни СССР: интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. С. 132.


[Закрыть].

Работа над проектом была непростой; Пьер Вормс, директор галереи Бийе, писал в Московский комитет выставки: «К сожалению, во многих случаях мы получили отказы, причиной которых были то опасения политического характера, то нежелания некоторых владельцев отправлять картины в СССР в то время, когда богатые иностранные коллекционеры могут приехать их купить в Париж»[24]24
  Из истории художественной жизни СССР: интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. С. 134.


[Закрыть]. Тем не менее, несмотря на трудности, на выставке было представлено 262 работы 75 художников: живопись, графика, скульптура. Они были разделены на две части – французскую, куда вошли работы современных французских мастеров, и русскую – с работами художников русского происхождения, живших в Париже. В силу интернациональности парижской художественной сцены разделение было довольно условным: во французской части, кроме, собственно, французов, оказались итальянцы Модильяни, де Кирико и Северини, румын Бранкузи, бельгиец Мазерель, испанка Бланшар, голландец Ван Донген, японцы Коянаги и Фужита[25]25
  Современное французское искусство. Каталог выставки. М.: Издание комитета выставки, 1928.


[Закрыть]. Во вступительной статье к каталогу нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский охарактеризовал состав участников как «высокий показатель французской живописи в ее животрепещущем разрезе». Он отметил работы Дерена, Вламинка, Леже, «вождя пуристов» Озанфана, Ван Донгена и «еще совсем не известного русской публике» Утрилло, а Б. Н. Терновец подчеркнул важность выставки «как первой, после 15-летнего разобщения, попытки возобновления связей с художественным миром Франции и как опыт ознакомления широкого советского зрителя с послевоенным состоянием французского искусства»[26]26
  Современное французское искусство. Каталог выставки. М.: Издание комитета выставки, 1928. С. 5, 7.


[Закрыть].

Каталог выставки «Современное французское искусство» в ГМНЗИ. Москва, 1928

ГМНЗИ вплоть до 1940 года будет оставаться самым активным организатором выставок, как из собственного собрания, так и совместно с Академией художеств, Всесоюзным обществом культурной связи с заграницей, Международным бюро революционных художников, при этом постоянно пополняя свою коллекцию. Однако с каждым годом эта работа давалась музейщикам все труднее. В 1930 году на Первом Всероссийском музейном съезде была сформулирована новая официальная позиция в области искусства и музейного дела. Она затронула все музеи, обозначив основополагающим в музейном деле социологический подход. В 1932 году на страницах журнала «Советский музей» Б. Н. Терновец огласил новую концепцию позиционирования ГМНЗИ, соответствующую новому этапу советского музейного строительства: «Москва… цитадель мировой революции, столица мирового пролетариата. В ее стенах должен находиться музей, где в противоположность мощному строительству, грандиозным успехам социалистического государства должны быть показаны упадок, кризис, разложение, безысходные тупики буржуазного общества»[27]27
  Терновец Б. Н. Очередные задачи Государственного музея нового западного искусства // Советский музей. 1932. № 5. С. 73–77. Цит. по: Карлова А. И. Музей современного искусства в советской и российской культуре // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Политология, международные отношения, 2009. Вып. 4. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 134.


[Закрыть].

Вид на один из залов выставки «Современное французское искусство» в ГМНЗИ. Работы Фернана Леже «Композиция I» (1927) и «Композиция III» (1927), Константина Бранкузи «Птица в пространстве» (1928). Фотография. 1928.

Архив Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина

С конца 1930-х музейным сотрудникам приходилось организовывать выставки, приуроченные к празднованию государственных и партийных юбилеев или к национальным декадам, но не имеющие отношения к специальности музея: фотовыставка «XX лет сталинско-ленинского комсомола» (1938), «Искусство Армянской ССР» (1939). Последней в ГМНЗИ стала «Выставка изобразительного искусства западных областей Украины и народного творчества гуцулов» (1940). Во время Великой Отечественной войны фонды музея были эвакуированы, а после возвращения в Москву в 1944 году он работал в закрытом режиме, экспозиции не были развернуты и открыты для посетителей.

11 марта 1948 года приказом Комитета по делам искусств при Совете министров СССР музей был ликвидирован. В постановлении коллекции музея характеризовались как «безыдейные, антинародные, формалистские произведения западноевропейского буржуазного искусства, лишенные какого бы то ни было прогрессивного воспитательного значения для советских зрителей», они «являлись рассадником формалистических взглядов и низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой эпохи империализма и нанесли большой вред развитию русского и советского искусства»[28]28
  ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 327. Л. 1.


[Закрыть].

В начале 1930-х годов активным участником организации выставок западных художников становится Международное бюро революционных художников (1930–1936), учрежденное на Второй международной конференции революционных писателей в Харькове в 1930 году[29]29
  Бюро стало одной из секций Международного объединения революционных писателей (МОРП), организации, призванной объединить пролетарских и революционных писателей мира. Она была создана в 1925 году как Международное бюро революционной литературы (МБРЛ). Членом организации мог быть каждый писатель, выступающий против фашизма, угрозы империалистической войны и белого террора. Работа МОРП велась по национальным секциям и группам. В МОРП принимали участие Л. Арагон, И. Бехер, Т. Драйзер, А. Барбюс, Б. Брехт и другие. В 1935 году объединение прекратило свое существование, его функции на себя взял Международный конгресс писателей в защиту культуры (Париж, 1935). Cм.: Эфрос Н. Д. Международное бюро революционных художников: обзор // Литературное наследство. Т. 81. Из истории Международного объединения революционных писателей. М.: Наука, 1969. С. 610.


[Закрыть]. На материалах его секций за шесть лет было проведено несколько выставок: коллективные выставки художников МБРХ и объединения «Клуб Джона Рида»[30]30
  «Клуб (клубы) Джона Рида» (1929–1935) – американская федерация организаций, объединяющих левых писателей, художников и интеллектуалов, названная в честь американского журналиста и активиста Джона Рида. В объединение входили такие художники, как Альберт Абрамович, Уильям Гроппер, Эйтаро Исигаки, Луи Лозовик, Минна Гаркави, Фред Эллис, Митчелл Филдс. Благодаря МБРХ работы художников «Клуба Джона Рида» в СССР выставлялись чаще других, их демонстрировали на тематических, коллективных и персональных выставках в различных советских учреждениях с 1931 по 1936 год почти непрерывно.


[Закрыть], персональные – Джона Хартфилда, Элиоса Гомеса, Франтишека Бидло и Альберта Абрамовича. Также бюро обеспечивало присутствие иностранных художников на больших юбилейных выставках, таких как «15 лет РККА». Несмотря на обозначенную в названии объединения задачу по показу революционного искусства, бюро не сторонилось контактов и с буржуазными, но симпатизирующими левым идеям художниками. В 1933–1934 годах секретариат МБРХ переписывался с жившим в Париже Ильей Эренбургом по поводу приглашения французских художников посетить СССР и участвовать здесь в выставках – обсуждались кандидатуры Мориса Вламинка, Андре Дерена, Амеде Озанфана, Пабло Пикассо, Фернана Леже, Поля Синьяка, Хаима Сутина. Ответственный секретарь МБРХ художник Бела Уитц сообщал о том, что бюро «дало поручение тов. Эренбургу связать нас с крупными французскими художниками» – Полем Синьяком («основателем буржуазного течения “пуантилизма”») и Андре Дереном («который пользуется мировой известностью среди интеллигенции»). МБРХ совместно с ВОКС планировали показать в Москве в 1935 году выставку «Буржуазные мастера Франции», но этот проект так и не был реализован.

Одним из самых масштабных проектов МБРХ стала персональная выставка Джона Хартфилда. Немецкий коммунист Гельмут Герцфельд, взявший английский псевдоним Джон Хартфилд в конце 1910-х годов в знак протеста против нарастающего германского военного ура-патриотизма, активно выступал в различных немецких левых сатирических и политических изданиях, вместе с братом организовал издательство Malik-Verlag и был известен в СССР как постоянный автор журнала Arbeiter-Illustrierte-Zeitung (AIZ)[31]31
  Рабочий иллюстрированный журнал.


[Закрыть], издаваемого видным деятелем Коминтерна, основателем Межрабпома[32]32
  Международная рабочая помощь (Межрабпом) – международная общественная организация, основанная в Берлине 12 августа 1921 года в ответ на призыв Ленина к международному рабочему классу оказать помощь населению голодающих районов Советской России. Центральный комитет Международной рабочей помощи находился в Берлине, после 1933 года – в Париже.


[Закрыть] Вилли Мюнценбергом.

Визит Хартфилда, прибывшего в Москву в июне 1931 года[33]33
  Gough M. Back in the USSR: John Heartfield, Gustavs Klucis, and the Medium of Soviet Propaganda // New German Critique. № 107. Dada and Photomontage across Borders. 2009. P. 139.


[Закрыть], освещался беспрецедентно широко. Еще до его приезда чешский журналист Эгон Эрвин Киш опубликовал в журнале «Бригада художников» интервью, в котором Хартфилд озвучил свои рабочие и творческие планы в Москве. В частности, он говорил о том, что собирается выступить в качестве эксперта «внутренней перепланировки Музея революции в Москве»[34]34
  Бригада художников. 1931. № 4. С. 25.


[Закрыть]. Позднее в журнале «За пролетарское искусство» уточнили, что по поручению издательства Neuer Deutscher Verlag он должен подготовить две книги – «Красная армия» и «Первая и вторая пятилетки», а также собрать материалы к выставке «Мы строим социализм» для Вены и «Империалистическая война и Февральская революция» для Музея революции в Москве[35]35
  Приезд в СССР художника Гартфильда // За пролетарское искусство.1931. № 8. C. 30.


[Закрыть]. Большую приветственную публикацию с воспроизведением одного из фотомонтажей Хартфилда сделал журнал «Советское искусство»[36]36
  Художник германской революции // Советское искусство. № 37, 1931. С 2.


[Закрыть]. Не отставала и молодежная пресса. Газета «Смена» писала: «К нам приехал Джон Гартфильд – революционный художник Германии. Его должна узнать пролетарская молодежь. Тов. Гартфильд вместе с революционными рабочими Германии борется в рядах коммунистической партии. Свое большое мастерство художника он сумел превратить в остро отточенное оружие классовой борьбы. Оно беспощадно разит носителей реакции – буржуазию и социал-предателей всех толков. Джон Гартфильд не мыслит себе свою деятельность художника-полиграфиста вне задач партии, в распоряжение которой он отдал себя целиком»[37]37
  Эйхенгольц Е. Художник-боец // Смена. № 27. 30 сентября 1931. C. 16.


[Закрыть].

Вскоре по прибытии Хартфилду была организована публичная лекция в Московском полиграфическом институте – основанном в 1930 году высшем учебном заведении, главном советском центре подготовки специалистов в области полиграфии и издательского дела. Лекция о творческом методе Хартфилда и возможностях использования фотомонтажа сопровождалась показом большого количества его работ, которые он привез с собой. В августе его работы были представлены на «Антиимпериалистической выставке», организованной Федерацией объединений советских художников (ФОСХ) в Парке культуры и отдыха имени Горького[38]38
  Каталог антиимпериалистической выставки, организованной ФОСХ. М.: ОГИЗ-ИЗОГИЗ, 1931.


[Закрыть]. В это же время, при поддержке МОРП, в составе редакции журнала «СССР на стройке» он вместе с фотографами Максом Альпертом, Аркадием Шайхетом и Виктором Кинеловским был командирован в Азербайджан и Грузию для подготовки материалов о советской нефтяной индустрии. Такие поездки-командировки по Москве (по определенному маршруту, вместе с подготовленным к работе с иностранцем гидом) или по передовым стройкам Советского Союза были важной частью советской культурной дипломатии. Пол Холландер, один из первых авторов, обратившихся к изучению западных «пилигримов», путешествующих в коммунистические страны, ввел понятие «технология гостеприимства»[39]39
  Его книга, изданная в 1989 году, в 2001-м была опубликована на русском языке. См.: Холландер П. Политические пилигримы. Путешествия западных интеллектуалов по Советскому Союзу, Китаю и Кубе 1928–1978 / Пер. с англ. СПб.: Лань, 2001.


[Закрыть]. Каждого такого гостя ждали в СССР высокий уровень обслуживания, стремление подчеркнуть значимость визитера для страны (с его творчеством или деятельностью принимающая сторона всегда была хорошо знакома), изоляция от непосредственного общения с простыми гражданами СССР. Маршруты и «объекты показа» должны были продемонстрировать с наиболее выигрышной стороны политически важные социальные и индустриальные объекты – стройки, детские и медицинские учреждения, заводы, тюрьмы. Каждый иностранец, пересекавший советскую границу, должен был быть обращен в новую веру, «завоеван» или, по меньшей мере, научен правильно видеть советскую систему[40]40
  Дэвид-Фокс М. Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921–1941 годы / Пер. с англ. В. Макарова. М.: Новое литературное обозрение, 2015. С. 91.


[Закрыть]. Эта технология давала неплохие результаты: очень многие иностранцы искренне верили в объективность полученной информации и правдивость собственных впечатлений. Так, в отчетах или финальных беседах они часто указывали, что самостоятельно выбрали маршрут, однако эти маршруты удивительным образом совпадали: во время визита Хартфилда обязательными пунктами были завод «Шарикоподшипник» в Москве, Днепрострой и нефтепромыслы в Баку[41]41
  В 1932 году из печати вышло два тома: «Гости пролетариата СССР» и «Глазами иностранцев». В первом были опубликованы декларации, отчеты, официальные письма иностранных рабочих делегаций, побывавших в СССР. Во втором – фрагменты очерков известных писателей, посетивших СССР: А. Франса, А. Барбюса, Б. Шоу, Т. Манна, Т. Драйзера, Ст. Цвейга, Г. Уэллса и других. См.: Голубев А. Взгляд на землю обетованную: из истории советской культурной дипломатии 1920–30-х годов. С. 149, 161.


[Закрыть].

«Знатный иностранец»[42]42
  Как правило, в этой роли выступали зарубежные писатели – Анри Барбюс, Андре Жид, Ромен Роллан, Лион Фейхтвангер, но довелось оказаться в этой роли и вернувшемуся в 1928 году в СССР Максиму Горькому. Он совершил большое путешествие по стране, описав свои впечатления от промышленных гигантов первых пятилеток, Болшевской трудовой коммуны для малолетних преступников и Соловецкого лагеря особого назначения в книге «По Союзу Советов» (1929). Подробнее см.: Дэвид-Фокс М. Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921–1941 годы.


[Закрыть], или, как охарактеризовал Хартфилда Бела Уитц в своем рекомендательном письме в ЦК Компартии Азербайджана, «всемирно известный художник», призван был стать свидетелем стремительной индустриализации в СССР. В Баку, завороженный непривычными ландшафтами и масштабами советской нефтяной индустрии и, несомненно, поддерживаемый своими советскими коллегами, Хартфилд много фотографировал – его снимки были опубликованы в декабрьском выпуске «СССР на стройке» 1931 года, так же как и фотомонтажи, посвященные реконструкции Москвы (сентябрь 1931-го) и советской индустриализации (декабрь 1931-го)[43]43
  Gough M. Back in the USSR: John Heartfield, Gustavs Klucis, and the Medium of Soviet Propaganda. P. 150.


[Закрыть].

Выставка Хартфилда, организованная совместными усилиями МБРХ, Российской ассоциации пролетарских художников (РАПХ) и кооперативного союза работников изобразительных искусств «Всекохудожник», проходила с 20 ноября по 10 декабря 1931 года в одном из первых немузейных выставочных пространств того времени – бывшем «Пассаже Сан-Галли».

Одноэтажные здания на участке по адресу Кузнецкий Мост, 11 были перестроены в 1883 году по заказу известного петербургского предпринимателя Ф. К. Сан-Галли архитектором А. А. Мартыновым в «пассаж» – перекрытую стеклянной крышей галерею с магазинами. Летом 1917 года здание выкупил московский булочник Н. Д. Филиппов и устроил в нем знаменитое кафе «Питтореск». Стены и стеклянный потолок были расписаны по эскизам Георгия Якулова; в оформлении пространства участвовали Владимир Татлин, Лев Бруни, Александр Осмёркин, Надежда Удальцова; причудливые жестяные светильники разрабатывал Александр Родченко; авангардную мебель, оставшуюся лишь проектом на бумаге, – Валентина Ходасевич. В кафе была устроена эстрада, на которой выступали Владимир Маяковский, Давид Бурлюк, Василий Каменский. Недолго просуществовавшее кафе осенью 1918 года перешло в ведение театрального отдела Наркомпроса и получило новое название – «Красный петух». «Красный петух» был закрыт в 1919 году, а в годы нэпа в здании вновь разместились магазины. В конце 1920-х оно было передано кооперативному союзу работников изобразительных искусств «Всекохудожник».

Хартфилд стал первым зарубежным художником, чья выставка прошла в зале бывшего пассажа. Три выставочных зала общей площадью 400 квадратных метров вместили в себя около 300 работ: плакаты, книжные обложки, фотомонтажи для журналов[44]44
  Из истории художественной жизни СССР: интернациональные связи в области изобразительного искусства, 1917–1940. С. 161.


[Закрыть]. Для Хартфилда эта персональная выставка стала дебютной. Недаром Э. Э. Киш в своей статье подчеркивал, что Хартфилд никогда не позиционировал себя как художник и в таком качестве не выставлялся. Элитарному статусу художника он предпочитал статус рабочего-монтажника, профессионала, который может любого научить фотомонтажу[45]45
  Размышляя об этом, Мария Гоф приводит интересное замечание венгерского фотографа Яноса Рейсманна, жившего в СССР в 1931–1938 годах, о совместной работе с Хартфилдом: «Люди в действительности не имеют никакого преставления о том, как трудно быть фотомонтером. [Особенно] таким, как Хартфилд. Снимки, которые я делал для Хартфилда, были основаны на его карандашных эскизах, в соответствии с его инструкциями, которые часто длились часами, многими часами. Хартфилд настаивал на нюансах/деталях, которые я не мог различить». Gough M. Back in the USSR: John Heartfield, Gustavs Klucis, and the Medium of Soviet Propaganda. P. 150.


[Закрыть]. На своей выставке он вел мастер-классы по фотомонтажу для рабочих и солдат, на практике реализуя озвученный им на лекции в Полиграфическом институте тезис, что фотомонтаж – не просто искусство для масс, но и то, что может стать массовым искусством.

По окончании выставки и своей работы для журнала «СССР на стройке», в начале 1932 года Хартфилд вернулся в Берлин, затем уехал в Прагу. Сергей Третьяков, автор каталога выставки Хартфилда и многочисленных статей о его творчестве, в 1936 году написал «литературный портрет» художника, который заканчивался так: «Много германских коммунистов сейчас в эмиграции. Но меньше всего применимо слово “эмиграция” к Джонни, этому бессменному пограничнику антифашизма, стреляющему фотомонтажами с подписью “Джон Хартфильд”. Он на своем месте, дюжий и зычный гвардеец коммунистического искусства в мире идеологии, тихоголосый голубоглазый человек в мире вещей»[46]46
  Третьяков С. М. Люди одного костра (литературные портреты). М.: Гослитиздат, 1936.


[Закрыть].

В декабре 1935 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об организации Всесоюзного комитета по делам искусств» для руководства «всеми делами искусств, с подчинением ему театров, киноорганизаций, музыкальных и художественно-живописных, скульптурных и иных учреждений». Согласно ему в январе 1936 года начал работу Комитет по делам искусств при Совете народных комиссаров СССР[47]47
  Комитет по делам искусств был ликвидирован 15 марта 1953 года, а его функции были переданы Министерству культуры СССР.


[Закрыть], взявший на себя обязательства по созданию международных выставочных проектов. В 1937 году комитетом были организованы две выставки, «Современное бельгийское искусство» и «Современное чехословацкое искусство» (обе – в залах ГМНЗИ в Москве и затем в ленинградском Эрмитаже), ставшие в СССР последними довоенными крупными западными выставками. В 1937 году к работе с иностранными художниками подключилась иностранная комиссия Московского Союза советских художников. Однако ее деятельность сводилась скорее к переписке и устройству лекций, чем к организации выставок. Тем не менее до начала Второй мировой войны комиссия успела выступить организатором выставки английской антифашистской графики (1937).

Вектор развития «экспозиционной политики» Советского государства прослеживается довольно четко: до середины 1930-х бóльшая часть зарубежных выставок была устроена по личной инициативе художников или по ходатайству того или иного объединения, однако с середины 1930-х тенденция меняется и выставки организуются на правительственном уровне при содействии министерств просвещения соответствующих стран[48]48
  Яворская Н. В. История Государственного музея нового западного искусства (Москва), 1918–1948. М.: РИП-холдинг ГМИИ, 2012. С. 364.


[Закрыть]. Неизменным при этом оставалось то, что увидеть работы западных художников можно было в большинстве случаев лишь в Москве. Некоторые из московских выставок путешествовали в Ленинград, Харьков, Киев, Одессу, Баку, Тифлис/Тбилиси, Ереван, но количественное соотношение было не в пользу последних: в Москве в 1930-е годы было показано около сорока персональных и коллективных зарубежных выставок, в Ленинграде (если учитывать три выставки картин французских модернистов, поступивших в коллекцию Эрмитажа в 1930–1934 годах) – восемь, в других городах это число будет пять и меньше.