Текст книги "Добро пожаловать на борт! Что делают бортпроводники во время полета и после приземления"

Девичья мечта

«В тот день, когда я надела униформу, я стала другим человеком, – говорит Шари, ближайшая коллега Аннеке. – Прическа, юбка, блузка, макияж, шарфик – шаг за шагом я создавала саму себя перед зеркалом и еще больше вживалась в роль стюардессы. Когда я садилась в таком виде в машину, то видела, как люди смотрели на меня. Наша профессия – это что-то особенное. Я думаю, для меня и для многих других это девичья мечта. Но сначала стюардессой нужно стать, а потом уже гордиться этим.

Совсем недавно мне и многим другим моим коллегам пришлась по вкусу идея носить шляпку. Руководство согласилось при условии, что эта идея наберет на Facebook тысячу лайков. Так и получилось, и хоп – шляпка появилась! Многие посчитали это временным явлением, но, как только у нас появились шляпки, нам вменили в обязанность носить их практически постоянно. А точнее сказать, на Dreamliner[50]50
  Boeing 787 (прим. автора).


[Закрыть] и во время посадки и высадки пассажиров. Работать в шляпке было бы не очень практично. Но мне кажется, что она смотрится аккуратно и привлекательно. От нее веет высшим классом».

Шанталь работает в Brussels Airlines, где колготки и губная помада обязательны до сих пор. Она была в восторге от своего наряда Big Apple. Когда в 2012 году Brussels Airlines впервые за 10 лет возобновили полеты в Нью-Йорк, они выпустили специальную красную форму. «Мне она сразу понравилась, – рассказывает Шанталь. – Но носить ее могли только сто человек: семьдесят членов экипажа и тридцать человек из наземного персонала. Нужно было пройти собеседование, чтобы стать «послом» Нью-Йорка.

Я решила подойти к этому с юмором и наклеила фотографию своей головы на изображение статуи Свободы. Затем я все покрасила в красный цвет. «I’m totally ready for New York»[51]51
  Я полностью готова к Нью-Йорку.


[Закрыть], – написала я в текстовом облачке. Если мне что-то очень нужно, я впиваюсь в это зубами. Когда мне сообщили, что мой красный наряд ждет меня, я не могла поверить в свою удачу».

Макгайверы[52]52
  «Секретный агент Макгайвер» – американский телесериал (1985–1992) (прим. перев.).


[Закрыть]

Искусство импровизации

Несмотря на кокетливые юбки и туфли-лодочки, стюардессы часто напоминают расторопных мальчиков на побегушках. Их коллеги-мужчины также прекрасно знают свое дело. При этом всем нужно быть довольно изобретательными, особенно если на борту или в командировках снова и снова происходят неожиданные происшествия.

«Is this quite normal?»[53]53
  Это нормально?


[Закрыть] – спросил меня однажды пассажир. Это было примерно в 1985 году, – рассказывает Тео, ветеран Sabena. – После этого вопроса я посмотрел в иллюминатор. И что я увидел? «МиГ» – советский истребитель! Он летел так близко от нас, что я даже мог разглядеть пилота. Его взгляд был строгим, потому что от коммунистов он получил задание нас перехватить. Мы держали путь на Ближний Восток и, по всей видимости, отклонились от разрешенного маршрута. К счастью, наши пилоты быстро ушли вправо и никто не впал в панику».

В большинстве случаев не все улаживается так быстро, и члены экипажа переживают маленькие ЧП. «Не так давно в Кигали на борт поднялся один пожилой мужчина с женщиной и младенцем, – рассказывает Шанталь, которая сначала работала в Sabena, а сейчас – в Brussels Airlines. – Они входили в группу людей, которые эмигрировали в Америку в рамках Международной организации по миграции. У нас они часто бывают на борту. Как правило, они не говорят на английском и понятия не имеют, что такое туалет или как пользоваться ножом и вилкой. И тут я заметила, что у ребенка нет подгузников. Я спросила об этом отца, но он ответил что-то неразборчивое. Даже язык жестов не помог.

Раньше у нас на борту были подгузники, но к тому моменту их уже не было. Тогда я взяла толстую, абсорбирующую тряпку, которую мы используем на кухне, свернула ее наподобие штанов и надела на ребенка. Остальная часть команды сочла это чем-то из ряда вон выходящим, но что еще я могла сделать? А так все было чисто… В группе тех пассажиров я наконец-то заметила мужчину, который немного говорил по-английски. Я объяснила ему, что во время остановки в Брюсселе они должны купить памперсы, иначе их, возможно, не пропустят в Америку. Эта ситуация показывает, что мы должны уметь быстро что-то придумывать. Мы отвечаем за обслуживание и безопасность, но в то же время мы еще ухаживаем за детьми, являемся медсестрами и наполовину психологами. Мы должны все уметь. Мы – настоящие Макгайверы».

Ингрид де Схрейдер, которая начала работать в Sabena в 1975 году, считает, что так было всегда: «Задержки, забастовки поставщиков, неожиданные изменения в меню. Мы постоянно все улаживаем. Всегда была путаница, если что-то шло не по плану, но в большинстве случаев мы с этим справлялись. Потом это стало рутинным занятием».

Процедить бензин

Грита взялась за работу засучив рукава в начале девяностых: «Мой первый работодатель, Flanders Airlines, был таким маленьким, что мне все приходилось делать самой. Я появлялась с утра в так называемом офисе, делала кофе и разливала его по термосам. Потом я должна была сама переносить их на борт, так же как и горячую воду, молоко, сахар и картонные коробки с едой. Мы везли это все до самолета на фургончике. У нас не было поставщика, который бы делал это за нас. Это была тяжелая работа, но прекрасная атмосфера в коллективе помогала с ней справляться».

В конце шестидесятых Элис должна была взять на себя еще более необычные обязанности: «Я помню тот день, когда персонал по багажу в Sabena устроил забастовку. Сейчас в подобном случае самолет бы просто не полетел, а тогда мы вместе с другими стюардессами сами погрузили багаж в самолет.

В другой раз мы приземлились в Агадире, чтобы заправиться. Аэропорты тех времен очень отличались от современных. Бензин стоял готовым в канистрах, и его нужно было залить в крылья нашего DC-6. «Дайте мне свои капроновые чулки», – сказал нам командир. «Зачем?» – удивилась я. «Чтобы процедить бензин», – ответил он. Я помню, как мы – я и еще одна стюардесса, Ирэн, – стояли внизу и качали бензин, чтобы он поднимался. На крыле стоял командир. Мы посмеялись тогда от души.

В Sobelair правила были менее строгие, чем в Sabena, где я работала в конце пятидесятых. Спустя какое-то время мне надоели все эти правила, поэтому манера работы в Sobelair понравилась мне больше. Конечно, мы не делали ничего опасного или незаконного, мы просто старались не попасть под увольнение».

Большинство членов экипажа знают, что делать в случае внезапно всплывающих препятствий, но все равно иногда найдется какой-нибудь совсем беспомощный коллега.

«Одна из тех девушек, которых я обучала, как-то раз должна была открыть картонную коробку с супом, – рассказывает Элис. – Она уже проделала одно отверстие сверху и сказала: «ça ne coule pas bien»[54]54
  Плохо вытекает.


[Закрыть]. Я посоветовала ей сделать две дырочки. Тогда она перевернула коробку вверх дном и сделала еще одно отверстие на дне коробки, которое теперь уже было наверху».

Пять юных красавиц

Тео тоже узнал, насколько комична может быть неопытность: «Как-то раз в 1980 году у нас на борту был американец, который летел в Нью-Йорк. Он хорошо поел и спросил одну из наших девушек: «Where are the rest rooms, miss?»[55]55
  Где здесь уборные, мисс?


[Закрыть] Очевидно, ее школьный английский был никуда не годен, потому что она ответила: «I’m sorry sir, there are no rest rooms in this plane»[56]56
  Извините, сэр, в этом самолете нет уборных.


[Закрыть]. Она думала, что он имеет в виду комнату отдыха. Он пошел, озадаченный, на свое место и спросил, как долго еще продлится полет. «Five hours, sir»[57]57
  Пять часов, сэр.


[Закрыть], – ответила она. «I’ll never make it»[58]58
  Я не переживу этого.


[Закрыть], – выдохнул он в отчаянии. К счастью, в тот момент подошла старшая стюардесса, которая исправила это недоразумение и помогла бедному мужчине».

В середине семидесятых Тео был старшим бортпроводником на Boeing 707, который Sabena использовала с начала шестидесятых: «Я стоял в Брюсселе, ждал, когда мы отправимся, и тут ко мне подошли пять девушек, которых я раньше никогда не видел, – рассказывает он. «Vous étes qui?»[59]59
  Вы кто?


[Закрыть] – спросил я. «On est l’équipage»[60]60
  Мы – экипаж.


[Закрыть], – ответили они. Но никто из них еще не летал. Конечно, это была ошибка авиакомпании. Как начальник экипажа, ты можешь в течение полета сопровождать только одну новую девушку, но не пять же?! Хорошо, что они все очень старались, а пассажиры были довольны покладистыми сотрудниками.

Я никогда не забуду, как после полета мы пошли что-нибудь выпить в Хартфорде, недалеко от Нью-Йорка. Бармен округлил глаза: «You do know that you are in the company of the five most beautiful giro’s in town?»[61]61
  Ты знаешь, что находишься в компании пяти самых красивых девушек в городе?


[Закрыть] Я угостил девушек аперитивом, потому что они очень старались во время полета. И знаете, что они сделали? Они скинулись и оплатили мой ужин. Это было так трогательно».

Нелепая одежда

Стюардесса, у которой есть хоть какой-то опыт, будет всегда и везде делать то, что задумала, даже если, например, ее чемодан где-то задержался. «В первую неделю, когда я только начала летать, моя первая ночная остановка была в Афинах. Оттуда у нас были намечены рейсы еще на неделю, – рассказывает Мике из Sabena. Была весна 1983 года. – Моя мама дала мне красивый дамский чемоданчик от Nina Ricci. Она сама летала десять лет и знала, что его можно взять как ручную кладь. Но по некоторым причинам в тот день я должна была все же зарегистрировать чемоданчик как багаж. У меня не было другого выхода. Он же не должен потеряться?

В Афины я отправилась в гражданской одежде – на том рейсе мы были обычными пассажирами, – поэтому у меня даже не было с собой униформы. И конечно же, ни у кого из моих коллег не было запасной униформы, поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как работать в своей обычной одежде. «Это новый стиль?» – спрашивали пассажиры. «Что за начало у меня…» – думала я.

Чемоданчик объявился ровно через неделю, немного потрепанный в дороге. К счастью, моя мама не злилась. Она знала, что что-то подобное могло произойти».

Ингрид де Схрейдер тоже убедилась в том, что все может пойти не по плану, 4 июля 1976 года: «По случаю bicentennial[62]62
  Двухсотлетие США (прим. автора).


[Закрыть] в Соединенных Штатах намечались большие праздники, и мне тогда посчастливилось впервые полететь в Нью-Йорк. До этого я летала на дальние расстояния только в Азию. Как я была рада, что мне выпал шанс посмотреть на Нью-Йорк. Я до отказа наполнила свой чемодан нарядами для вечеринок, купальниками для бассейна, юбками на каждый день и далее по списку.

Начиналось все хорошо. После посадки гигантский лимузин отвез нас в отель на Манхэттене. Но там я узнала, что мой чемодан не прилетел. У меня с собой не было ничего, кроме униформы, в которую я была одета. Я была в полной растерянности. Больше не было никаких рейсов от Sabena, и все магазины были закрыты из-за праздников. Тогда наш пилот дал мне свои джинсы, а коллега-стюардесса – блузку и туфли. Я даже представить не могла, что буду так нелепо одета во время своей первой прогулки по Нью-Йорку.

На фотографиях я выглядела немного грустной, но, к счастью, мне удалось получить удовольствие от этого путешествия. В гавань заплывали большие корабли и гудели. Власти устроили в городе фейерверк, и все прогуливались по улице. Это было восхитительно. Через несколько месяцев как-то утром я снова прилетела в Нью-Йорк, и на выходе стоял мужчина из наземного персонала. «Кто здесь Ингрид де Схрейдер?» – спросил он. Оказалось, мой чемодан нашелся. Все вещи были на месте».

Охота на акул

Ингрид оказалась хотя бы в центре Северной Америки, где бурлит жизнь, а вот некоторых ее коллег забрасывало в негостеприимные и самые неожиданные места. «Летом 1948 года мы вылетели из Мелсбрука с капитаном Роджерсом, – рассказывает Нира, которая два года летала с Air Transport. – Во время нашей первой остановки в Риме он вытащил запасное колесо из носа самолета, чтобы уменьшить вес судна: меньше года назад один из наших самолетов разбился в Куньмине[63]63
  Куньмин – город на юго-западе Китая (прим. автора).


[Закрыть], потому что был перегружен и не смог достаточно быстро набрать высоту. Капитан не хотел, чтобы подобное случилось снова.

Через несколько дней и несколько пересадок мы вылетели из Сингапура в Австралию, где должны были остановиться в знаменитом The Raffles Hotel. Однако капитан почувствовал, что с самолетом что-то не так, и сказал, что мы совершим вынужденную посадку в другом месте. Штурман и радист быстро начали искать летное поле, где мы могли приземлиться. Они нашли его на Целебесе[64]64
  Ныне индонезийский остров Сулавеси (прим. автора).


[Закрыть], но посадочная полоса там оказалась недостаточно длинной – капитану пришлось усиленно тормозить, и одно колесо отскочило. Это стало огромной проблемой, ведь запаску мы оставили в Риме. Вместе с пассажирами – эмигрантами из Италии и Греции – мы должны были три дня ждать на Целебесе, пока колесо не починят.

Когда мы наконец-то смогли вылететь оттуда, наш капитан был так рад, что стал совершать в воздухе немного безумные движения, пока наземная служба безопасности не предупредила его, что он должен это прекратить – иначе лишится лицензии. Командир судна доставил нас в Дарвин, но оттуда нам не разрешили лететь дальше в Сидней с залатанным колесом. Тогда мы пересадили всех пассажиров – их было тридцать пять – на самолет от Qantas[65]65
  Qantas – старейшая авиакомпания Австралии (прим. автора).


[Закрыть], а сами остались в Дарвине.

Мы прождали два месяца, прежде чем новое колесо доставили из Англии – единственного места, где производили колеса такого типа. Все это время я провела с пилотами. Во время войны перед берегом затонуло много кораблей, и их мачты торчали из воды. Мы каждый день ездили на пляж или на маленькие острова. Иногда мы даже охотились на акул. Я делала все вместе с мужчинами, и мы познакомились со стюардессами из австралийской авиакомпании, которые тоже там оставались. Позвонить домой мы не могли – в то время существовали только телеграммы. Но моим родителям позвонили из офиса, и они знали, что я в надежных руках. Для меня это были прекрасные каникулы».

Стойкость

Cтюард Sabena Ричард, который после выхода на пенсию стал работать проводником поезда, в середине девяностых застрял в месте, которое он считал самым ужасным на земле: «Кано в Нигерии. Черная-пречерная Африка, где люди в основном неуживчивые и озлобленные. Когда мы заходили там на посадку, в один из двух двигателей нашего Airbus 310 попала птица. Из Брюсселя пришло указание оставаться в Кано до тех пор, пока они не доставят новый мотор из Франкфурта. При этом пассажирам нельзя было покидать самолет, потому что их негде было поселить – в отелях не было свободных номеров.

Мы простояли там более 24 часов в сорокоградусную жару, без кондиционеров. У нас не было еды, только печенье. И то, что большинство людей выдержали это испытание спокойно, на мой взгляд, произошло благодаря нашему обслуживанию. Мы постоянно разносили всем воду и спрашивали, как у них дела. Нужно всегда держать людей в курсе дела и ухаживать за ними, иначе все пойдет не так. В конце концов Sabena прислала другой самолет, чтобы перевезти людей в Йоханнесбург, но экипажу пришлось остаться в Кано. Они нашли для нас грязный отельчик, где мы жили пару дней. Это было мучением».

«Стойкость характера. Вот что должно быть у членов экипажа, – говорит Жюли о своей профессии. – Всегда нужно помнить, что планы могут поменяться в любой момент. Это должны понимать не только твой партнер и твои дети, но и ты сам. Молодые девушки, с которыми я начинала работать в Delta или которых обучали после меня, часто сходили с дистанции. Либо они тусовались в прямом смысле слова в больницах, либо не выдерживали нестабильности и делали выбор в пользу брака и семьи. Есть стереотип, что стюардессы – это такие малышки, но у них за плечами огромный запас знаний». «Официантка в воздухе – самое ужасное, что я могла услышать в свой адрес», – соглашается Нора, которая начала работать в Sabena в 1956 году.

Мушка

В доказательство того, что бельгийские стюардессы были волевыми личностями, Нора с удовольствием рассказывает историю про Аманду Стассарт по прозвищу Мушка – известную личность в Sabena. Мушка начала работать в 1946 году, когда ей было двадцать три года, и стала одной из первых десяти стюардесс авиакомпании. До этого она ни разу не летала.

«Ее родители были бельгийцами, но в тот момент, когда разразилась Вторая мировая война, они с Амандой жили в Париже. Тогда ей было шестнадцать лет, – рассказывает Нора. – Ее родители спрятали у себя английских летчиков, и однажды Мушка пришла из школы и увидела их. «Я тоже хочу помочь, – сказала она своей матери. – У меня есть велосипед, позволь мне приносить посылки».

Какое-то время она действительно ездила за посылками, но потом ее поймали немцы. Они отправили Аманду и ее родителей в концлагерь. Отец и мать Аманды там погибли, а ей удалось выйти оттуда в 45-м: девушка была лысой, исхудавшей, и у нее был опухший от недоедания живот. Доктор, который присутствовал при освобождении пленных, отправил ее в Швейцарию к своей матери, чтобы она набиралась там сил. До войны она начинала учиться в Сорбонне, но после ее окончания у нее уже не было денег, чтобы платить за учебу.

Аманда слышала, что Air France нуждается в сотрудниках, но не могла там работать, потому что была бельгийкой. Мушка не сдалась. Она села в поезд до Брюсселя, чтобы заявить о себе в Sabena. Но там тоже ничего не вышло, потому что девушка не говорила на нидерландском. На собеседовании она сказала, что в течение месяца будет интенсивно учить язык и потом вернется. Сказала – сделала! После этого ей сразу дали разрешение на работу.

В пятидесятых годах она на месяц стала личной стюардессой бельгийского короля Бодуэна, когда тот полетел в Конго. Она даже провела традиционное «крещение», когда они пересекали экватор. Аманда постоянно ходила ужинать во дворец, и за его пределами она тоже была известной личностью. Она была самым настоящим первопроходцем с невероятной харизмой и в итоге проработала в Sabena двадцать три года. Я познакомилась с ней, когда она была старшей стюардессой, которая готовила нас от и до, чтобы мы могли взойти на борт. Позже мы совершили вместе много дальних рейсов, и она стала моей подругой. Это большая честь – знать ее лично».

Monsieur le commandant[66]66
  Господин капитан.


[Закрыть]

Отношения между капитаном и экипажем

Он – как здравомыслящий руководитель, как покровительствующий отец семейства, как горделивый петух среди своих красивых курочек, как безбашенный мастер высшего пилотажа, как путеводная звезда, как сам Бог. На протяжении всех этих лет поведение пилотов было разным, к сожалению или к счастью членов их экипажей. Конечно же, сколько капитанов, столько и мнений, но некоторые ситуации все же повторяются.

«В пятидесятых годах я была знакома далеко не со всеми капитанами, – рассказывает Нора. – А вот старшие бортпроводницы знали их очень хорошо. «Jerry, comment ça va?»[67]67
  Джерри, как дела?


[Закрыть]– ворковали они. И Джерри это нравилось, он тоже флиртовал с ними. А я? А я была quantité négliable, la petite jeune[68]68
  Незначительной юной девушкой.


[Закрыть] даже для тех стюардесс. Многие из них были из высшего общества, и они боялись, что мы, юные и глупые девчонки, украдем внимание их капитанов. Через пару лет стало легче, и мне тоже позволили говорить «Джерри».

«У капитанов, в основном франкоязычных, фамилии очень часто начинались с маленькой буквы «d»: de Montblanck, de Moulin, – говорит Ричард, который начал работать в Sabena в 1977 году. – У них еще были ордена на лацканах, потому что во время войны многие служили пилотами в армии». Для многих бельгийцев это был идеальный способ не платить самим деньги за дорогое и длительное обучение на пилота. «Я знала одного капитана, которого трижды подбили на рейсах, и каждый раз это случалось тринадцатого числа. Поэтому он больше не хотел летать тринадцатого числа, – говорит Нора. – Когда он поднимался на борт, то всегда говорил: «Bonjour, ma petite Nora! C’est prêt pour moi?»[69]69
  Добрый день, моя маленькая Нора! Для меня все готово?


[Закрыть] Я действительно каждый раз наливала ему большой стакан холодной негазированной воды. Этот мужчина так обгорел во время войны, что ему приходилось постоянно пить воду. Я всегда старалась узнать, что может понадобиться каждому капитану.

Но некоторых всегда что-то не устраивало. Того пижона с лорнетом[70]70
  Лорнет – очки с ручкой с одной стороны (прим. автора).


[Закрыть] я никогда не забуду: если ему казалось, что обслуживание было недостаточно хорошим, он давал девушкам пинок под зад и орал: «Вон отсюда!» Он был одним из последних пилотов старой гвардии. Если кто-то из коллег говорил, что le vieux[71]71
  Старик.


[Закрыть] звонил – в пятидесятых-шестидесятых годах мы звали капитана le vieux, – я заходила в кабину пилотов, дрожа от страха.

Когда мы с ним отправлялись в Нью-Йорк, то летели через Манчестер и Шаннон в западном регионе Ирландии. Как только мы поднимались в воздух, он снимал рубашку, чистил зубы и полз на свою кушетку в спальном отделе. «Vous me réveillez deux heures avant New York et vous m’apportez mon petit déjeuner»[72]72
  Разбудите меня за два часа до прибытия в Нью-Йорк и после этого принесите мне завтрак.


[Закрыть], – говорил он и задергивал шторку. В назначенное время я стояла перед его «спальней» с овсяной кашей, томленой грушей и со всем, что было в меню первого класса.

С ним у нас были плохие отношения, но между нами, коллегами, все было хорошо. Мы болтали на кухне на нашем брюссельском диалекте, и все быстро налаживалось. Пассажиры в основном тоже были дружелюбны по отношению ко мне. Я была звездочкой – единственной девушкой в том мужском экипаже».