Текст книги "Добро пожаловать на борт! Что делают бортпроводники во время полета и после приземления"

Джентльмены?

Другими жертвами таких старомодных авторитарных капитанов были вторые пилоты. «Те мужчины были ненамного старше нас, но они должны были держать все под контролем, пока их шеф лежал на кушетке, – рассказывает Нора. – Когда мы прилетали в Нью-Йорк, они должны были носить его портфель и везде хлопотать за него. Иногда им, например, приходилось работать всю ночь, но, если они осторожно спрашивали: «Commandant, je peuxaller faire pipi?»[73]73
  Командир, можно мне отойти помочиться?


[Закрыть]– тот с неохотой разрешал: «Allez-y, mais pas trop longtemps!»[74]74
  Иди, но недолго!


[Закрыть] Увы, если вы молоды, с вами можно не считаться. Но такие капитаны точно не были правилом».

«Чаще всего они были дружелюбными, – подтверждает Элиз, ровесница Норы. – Конечно, они были намного старше нас, поэтому мы были для них les gamines[75]75
  Молодняком.


[Закрыть]. Когда я в 1967 году перешла работать в Sobelair, пилоты были уже моложе и приветливее. В отличие от пятидесятых годов, я тогда работала в Sabena, мы больше не должны были ждать у дверей, пока выйдут все пассажиры и мужчины из кабины пилотов. Бортпроводники в Sabena выходили последними, но я не считаю это ужасным. Такими тогда были правила».

Моник, коллега Норы и Элиз, отзывается более позитивно: «Конечно, иногда среди них попадались деревенщины, они везде встречаются, но большинство капитанов были вежливыми и пропускали стюардесс вперед. Они были джентльменами, особенно англичане».

Сразу же после Второй мировой войны Sabena приняла на работу бывших пилотов из Royal Air Force. В Sabena они часто получали самые престижные направления, и некоторые коллеги называли их, не без зависти, «атлантическими баронами». Те, которые годами до этого были вторыми пилотами, к тому времени становились капитанами, но вели себя очень по-человечески. У них было достаточно уроков в жизни.

«RAF-пилоты вышли из совершенно другой среды, чем командиры коммерческой авиации, и они не всегда были знакомы с ситуациями, в которых оказывались, – рассказывает Тео, который дебютировал в Sabena в 1961 году. – Во время войны они пережили тяжелые испытания и часто принимали таблетки, чтобы оставаться в здравом рассудке и не испытывать страха. Когда они у нас работали, некоторые все еще много пили».

У Ричарда есть веселая история, которая это подтверждает: «У меня однажды был рейс, в котором такой вот RAF-пилот так перебрал, что нам вдвоем пришлось силком тащить его на борт в Бангкоке. К счастью, в кабине пилотов того DC-10 сидели еще два пилота и один механик».

Подагра

По словам опытных стюардесс, капитаны-алкоголики встречались довольно редко. Одна из них не под запись рассказала, что однажды она слышала о кофе в Sabena, вернее, о кофейнике, в который кабинный персонал тайком наливал себе вино, и что Air France в девяностых годах давала экипажу маленькие бутылочки вина к обеду. «Раньше я тоже слышала истории о бельгийских стюардах и стюардессах, у которых были проблемы с алкоголем, но пилотов в состоянии опьянения я никогда не видела, – рассказывает она. – В любом случае сегодня это не осталось бы без последствий. В бельгийских авиакомпаниях, которые я знаю, капитаны каждые шесть месяцев должны проходить медицинский контроль. Там их также проверяют на наличие наркотиков. Сдавать мочу перед полетом они не должны, но если есть сомнения или причины для подозрений, тогда, по-моему, авиакомпании могут попросить их сдать анализ».

Как для капитана, так и для команды существует правило: запрещено употреблять алкоголь за двенадцать часов до рейса. «Конечно, это нелегко, особенно если команда вечером перед этим ходила вместе ужинать. Но кто нарушает это правило, рискует очень сильно опозориться. Тот, кто потеряет работу в авиакомпании из-за алкоголя, может навсегда забыть о карьере в гражданской авиации».

Такие случаи известны. Девушки, у которых была подагра, рисковали заработать обострение, если сочетали алкоголь и солнце. Они не могли работать и после двух-трех инцидентов должны были сдать свои крылья.

«Самое сложное во время экзамена на должность старшего бортпроводника – ответить на вопрос, что ты будешь делать, если увидишь своего капитана незадолго до отправления в рейс сидящим с бокалом шампанского, например, на фуршете, организованном компанией, – говорит анонимная стюардесса. – Тем не менее я думаю, что с ним или с ней все равно нужно поговорить. Если я замечу, что от моего капитана перед самым полетом пахнет алкоголем, то скажу: «Я не полечу с вами».

«В восьмидесятых годах все было по-другому, – говорит Глория, бывшая сотрудница Sobelair. – Стюардессы не могли высказывать свое мнение. Пару раз я сомневалась в трезвости своего капитана, и мои ладони были мокрыми от пота до тех пор, пока мы не приземлялись в целости и сохранности».

Хорошая забота

У Глории случались стычки с пилотами: «Один из них не захотел забрать меня домой с Тенерифе, где я проводила каникулы с дочкой. Хорошо, что мне все-таки удалось договориться: в тот день был еще один рейс Sobelair с одним из лучших и добрых капитанов – такие, конечно же, тоже существовали. Я вспоминаю рейс Санта-Клауса, который был организован для детей персонала. К концу моей карьеры все стало гораздо лучше. Современные пилоты держатся за свою работу и зарплату, но те, что были раньше, считали себя богами».

«У них была профессия, полная стрессов, – добавляет Жаннин, проработавшая почти тридцать лет в Sobelair. – Капитаны должны были взлетать в определенное время, иначе рейс задерживался, что вызывало неудовольствие авиакомпаний. Если посадка пассажиров происходила недостаточно быстро, они тоже напрягались. Это нормально. Когда в 1994 году Sobelair снова начала выполнять дальние рейсы, в Boeing 767 они за раз перевозили более 270 пассажиров – почти в два раза больше, чем раньше. Естественно, это была большая нагрузка, но все – и кабинный персонал, и капитан – воспринимали ее как повышение в должности».

«Странно, но многие капитаны из Saudia умирали очень рано, – говорит Мари-Поль. – Не было ли это связано с их нервной и нездоровой работой? Они часто были уставшими и выбитыми из колеи. Некоторым приходилось принимать лекарства от бесонницы». «Еще они прикладывали к лицу кислородные маски, если не до конца приходили в себя после вечера накануне», – добавляет Глория.

«Пилоты нуждаются в особой заботе, – считает Моник. – Дешевые авиакомпании, на мой взгляд, заботятся о них слишком мало. Они не выделяют им достаточно времени для отдыха, из-за чего подвергают жизни многих людей опасности. И все это для того, чтобы было дешево. Низкая стоимость билетов мне нравится, но у меня вызывает страх то, что за это можно поплатиться безопасностью и здоровьем».

Шустрый Гонзалез

Задолго до времен дешевых билетов авиация привлекала в основном бесстрашных людей. «Это было в конце семидесятых. Мы приземлились в Афинах, – вспоминает Джон, стюард из Sabena. – И получили распоряжение не возвращаться обратно в Брюссель, а лететь в Тегеран. Аятолла Хомейни развязал там иранскую революцию, а бельгийцы, иранцы и другие захотели покинуть опасные зоны. Когда мы влетели в иранское воздушное пространство, к нам приблизились два истребителя, чтобы проверить, не отклонились ли мы от маршрута или не было ли у нас других планов, кроме гуманитарных.

В Тегеране аэропорт был совершенно пуст, никого не было на контрольной вышке. Но нашего капитана это не напугало. Он несколько раз низко пролетел над посадочными полосами, а затем посадил самолет на землю. После этого с помощью радиосвязи он помог прилететь еще двум иностранным самолетам. Во время посадки пассажиров на борт он тоже взял инициативу на себя: подставил лестницы к нашему 707-му – самолетных трапов там не было – и помог беженцам, среди которых была даже женщина на инвалидном кресле, подняться на борт».

«В начале шестидесятых у нас был пилот, которого мы называли Шустрый Гонзалез[76]76
  Из песни про мышонка, которого звали Speedy Gonzales, – ее исполнил американский певец Пэт Бун (прим. перев.).


[Закрыть], – рассказывает Тео. – Он летал так быстро, как будто наш Caravelle, полный пассажиров, был F-16. Как-то раз мы вылетели из Варшавы в Москву. Во время набора высоты мы услышали, что посадка в месте назначения невозможна из-за плохих метеоусловий, но Шустрый не расстроился. Сначала он попробовал приземлиться в Шереметьево, но у него не получилось. Затем он набрал высоту и снова начал снижаться. Тогда я затянул свой ремень безопасности потуже. Он снижался и снижался, но все равно ничего не получалось. После чего Шустрый сказал: «Мы летим обратно в Варшаву». – «Не получится, капитан, – ответил механик. – Нам не хватит топлива».

К счастью, у нас получилось приземлиться в Быково – московском аэропорту для внутренних рейсов. Но техникам пришлось тащить нас с помощью трактора через сугробы. На следующий день в аэропорту Шереметьево мы забрали в самолет, в котором нам самим пришлось быстренько провести уборку, новых пассажиров».

Неизвестно где

Лучшие капитаны не подвергали свою команду опасности, напротив. Когда Нора в 1973 году после трехнедельного «заключения» в Чили[77]77
  Более подробно об этом можно прочитать в главе «Очевидцы» (прим. автора).


[Закрыть] приземлилась в Дакаре, ее капитан замолвил словечко за свою команду. «Он объяснил своему коллеге из 747-го из Air France, на котором мы возвращались назад, что мы побывали в ужасной стрессовой ситуации, – рассказывает она. – Что мы уже пару дней не мылись и надеемся как можно скорее добраться до Парижа. Это было ужасно мило с его стороны.

Тот француз посадил нас всех в первый класс. В туалетах мы могли немного помыться, и он сказал стюардессам на борту: «Donnez un verre de champagne à ces dames et messieurs»[78]78
  Принесите по бокалу шампанского этим дамам и господам.


[Закрыть]. Мы спросили, можно ли нам еще и пива: последние две недели в Чили мы выживали за счет шампанского, потому что ничего другого в том отеле, где мы застряли, не было. «Vous êtes quand-même des petits Belges»[79]79
  Вы так и остались маленькими бельгийцами.


[Закрыть], – засмеялся французский капитан».

Точно так же, когда в начале семидесятых Глория застряла в Нигерии, их капитан сделал все возможное, чтобы они в безопасности вернулись домой. «Мы должны были выполнять из Кано хадж-рейсы, то есть перевозить мусульман в Мекку, но оказалось, что моторы «Боинга 707» не выдерживали ужасной жары, поэтому нас отправили обратно домой, – вспоминает Глория. – Мы шли к самолету, который стоял in the middle of nowhere[80]80
  Неизвестно где.


[Закрыть]. Нам даже не предоставили трап, поэтому капитан открыл снизу люк и подсадил нас. Потом он принялся усиленно вычислять, хватит ли у нас керосина, чтобы добраться до ближайшего полностью оборудованного аэропорта».

«Верни ее в том же виде»

Изабелль часто встречались капитаны с хорошим нравом: «Одна моя знакомая стюардесса работала в Luxair[81]81
  Luxair – национальная авиакомпания Люксембурга (прим. автора).


[Закрыть]. Она была в Америке, когда узнала, что ее ребенок попал в больницу, и по собственной инициативе немедленно вылетела домой. Через пару дней ее уволили. А вот моей коллеге Бетти повезло с нашим капитаном.

Мы были в Бангкоке, и так как муж Бетти тоже был за границей, она оставила своего одиннадцатилетнего сына в другой семье. Как-то вечером она позвонила туда, но ей никто не ответил даже после нескольких попыток. В то время еще не было мобильных телефонов, и когда на следующий день она никого не застала и в доме своих родителей, то чуть с ума не сошла от беспокойства. В конце концов она узнала, что ее сын лежал в больнице. Он упал с лестницы и сломал плечо и ногу. Тогда капитан побеспокоился о том, чтобы она сразу же смогла улететь в Брюссель, где ее бы заменила незамужняя стюардесса, готовая надолго остаться в Бангкоке».

В конце сороковых годов капитан Ниры заботился о ней, как о собственной дочери. «Господин Ван Пуймбрук, директор Air Transport, был приятелем моего папы, – вспоминает она. – Каждый раз, когда я отправлялась в рейс, Ван Пуймбрук окликал капитана и говорил ему: «Je vous donne Nera mais rammenez-la comme elle est partie!»[82]82
  Я отдаю вам Ниру, но верните ее в том же виде, в каком она уезжает.


[Закрыть] Я была молодой и глупой и ничего не знала об общении с мужчинами».

Сегодня капитан также несет ответственность за всех, кто находится на борту. Таким образом, он или она – с 1974 года бельгийские женщины тоже держат рычаг управления – вмешивается, если кто-то из пассажиров ведет себя агрессивно или недопустимым образом. «Раньше часто вспыхивали ссоры между курящими и некурящими пассажирами, – вспоминает Кристелл, которая шесть лет работала стюардессой, а в 1998 году стала пилотом. – Сейчас у нас бывают трудности с теми, кто тайком курит в туалете. Обычно кабинный персонал должен решать все эти проблемы, они обучались этому, но, если конфликт заходит слишком далеко, капитан принимает решительные меры. По крайней мере так было до событий 11 сентября, потому что после этого дверь в кабину пилотов должна была оставаться закрытой. Несмотря на это, я всегда даю команде почувствовать, что я их поддерживаю, и в случае необходимости звоню в полицию, чтобы они уже были готовы к нашему прибытию».

Скрученный

Капитан Жюли переложил эту ответственность на свои плечи во время одного мудреного происшествия в 1990 году. «Было Рождество, и Delta решила, следуя своей безграничной мудрости, добавить в меню свиную колбасу, – вспоминает Жюли. – Они не учли, что билеты были куплены большой группой евреев из Нью-Йорка, потому что цены были низкими, а они Рождество не отмечают. У Delta были свои базы в Атланте и Джорджии, и они мало что понимали в культурных особенностях разных народов и религий.

Так или иначе, я была на обслуживании, и эта колбаса была брошена к моим ногам еврейским мужчиной, которому было совсем не смешно, – продолжает Жюли. – Я оставалась спокойной и сказала, что все-таки не стала бы бросать в него едой в Хануку или Песах[83]83
  Ханука и Песах – два важных иудейских праздника (прим. автора).


[Закрыть]. После этого я рассказала капитану, что случилось. Ох и разозлился же он! Сразу же встал со своего кресла, подошел к тому мужчине и сказал: «Когда мы приземлимся, оставайся на своем месте. Я заказал для тебя специальный эскорт». Когда мы прибыли, полиция пришла забрать из самолета того мужчину. Между прочим, он сидел в первом классе».

Некоторые пассажиры используют более опасное оружие, чем колбаса. «В 1980 году мы вылетели из Киншасы на самолете, который прилетел из Йоханнесбурга. На том рейсе у них уже были какие-то проблемы, но подробностей они мне не передали, – рассказывает Тео. – На первый взгляд все было спокойно, пока одна стюардесса не пришла ко мне и не сказала: «Тео, того господина невозможно обслуживать». Я пошел поговорить с мужчиной, но он ничего не отвечал и довольно странно смотрел на меня исподлобья. Чуть позже его соседи начали паниковать, потому что он стал поджигать газету.

К счастью, у нас был фантастический капитан. Он тут же пришел со мной в камбуз в первом классе, куда тот мужчина – вероятно, он был в состоянии наркотического опьянения – уже успел перебежать. Это было опасно, потому что там лежали большие ножи для резки мяса. Капитан спокойно подошел к нему и скрутил его одним движением. Пришел доктор, дал дебоширу успокоительное, и мы с бортпроводником крепкого телосложения сидели рядом с ним всю оставшуюся часть полета. Мы забрали его документы и деньги. Он не дергался до тех пор, пока жандармы в Завентеме не пришли на борт, чтобы его забрать. «Fuck you!» – кричал он старшему бортпроводнику. Жандармы схватили его и бросили с лестницы на асфальт. «J’ai un fils de son âge, – сказал мне расстроенный капитан. – Ça ne se fait pas»[84]84
  У меня сын такого же возраста. Так не делают.


[Закрыть].

Тряпка для мытья посуды

Ингрид Арнойтс помнит капитана, который несколько превышал свои полномочия: «Когда к нему на борт впервые пришел бортпроводник мужского пола, он громко сказал, обратившись к остальным: «Il vient avec nous, celui-là? Est-ce qu’il a déjà fait sa première communion?»[85]85
  Он идет с нами, вон тот? У него уже было первое причастие?


[Закрыть]

Тот же самый капитан однажды прогнал стюарда из-за своего стола. «Le loques et les torchons ne se mélangent pas»[86]86
  Тряпки и кухонные полотенца не смешиваются.


[Закрыть], – сказал он, потому что тряпки для мытья посуды не должны торчать из-под полотенец. Возможно, дело было в том, что этот стюард отбил у капитана любовницу или что-то вроде того, но из-за этих замечаний он чувствовал себя очень неловко. О любых проблемах мы могли всегда доложить своему старшему бортпроводнику».

«Когда я в начале девяностых начала работать в Sobelair, было так: «Доброе утро, господин капитан. Спасибо большое, господин капитан». Если тот говорил, что нужно прыгать, ты прыгал, – рассказывает Грита. – Конечно, не надо стричь всех под одну гребенку, но против старой элитной гвардии мы ничего не могли сделать. Капитан был богом. Такое раболепство существует и по сей день. Я имею в виду, что экипаж все еще проявляет большое уважение к капитану и что все еще существует иерархия, просто сейчас это не так бросается в глаза, как раньше».

«До сих пор встречаются строгие пилоты, которые хотят, чтобы к ним обращались monsieur le commandant, – говорит Шари, уже три года работающая стюардессой в Jetairfly. – В одну из наших остановок на рейсе дальнего следования у нас был такой капитан. Мы с парой коллег так надолго отлучились, что, вернувшись в отель, сразу же пошли завтракать. Мы постарались как можно лучше скрыть это от нашего капитана. Когда он подходил к каждому столику и спрашивал, как прошла ночь, я надеялась, что он не увидит, что мой макияж поплыл».

«Мне жаль, что сегодня мы говорим капитанам: «Эй, Ганс!» или «Эй, Эрик!» В этом вопросе я человек старой закалки, – говорит Шанталь, которая летает с 1990 года. – Иногда, даже если мы с пилотом знакомы сто лет, я захожу в их кабину и говорю: «Voilà, commandant, j’ai votre jus de tomates ici»[87]87
  Вот, капитан, у меня здесь есть томатный сок.


[Закрыть]. Они смотрят на меня с удивлением, но большинству из них нравится такое обращение».

Возражение

По словам Шанталь, период, когда здоровая иерархия еще существовала, остался позади: «Это было вскоре после открытия Brussels Airlines, в 2004 году. Молодые стюарды и стюардессы шли, например, в отель на ресепшен и бесцеремонно спрашивали номер с видом на море. И это в то время, когда их капитан стоял позади них и ждал. Так же нельзя делать!

Раньше об этом даже дискуссий не было: первым, кто получал ключи, был капитан, после него – второй пилот, потом механик, старший бортпроводник и так далее. Я считаю нормальным проявлять уважение к тому, кто старше тебя и кто занимает более высокое положение. К счастью, в последние годы я наблюдаю улучшения».

Большинство коллег Шанталь, которые все еще работают, хорошо общаются с начальниками и не боятся в случае необходимости противоречить им. Например, если они замечают очень больного пассажира, который собирается лететь, они возражают: «Если этому пассажиру в дороге станет плохо, мы должны будем его реанимировать». Или если они считают, что есть какой-то технический дефект, они обязаны доложить об этом в кабину пилотов. Капитан не всегда бывает доволен подобными комментариями, особенно во время взлета, но безопасность сейчас ставится превыше всего.

«Когда я начинала, в девяностых годах, даже речи не было о том, чтобы кабинный экипаж и пилоты сидели в одном учебном классе, – говорит Грита. – Сейчас все иначе. Я веду у них совместные занятия, например о CRM. Это курс о важности коммуникации на борту. Страшное столкновение между двумя «Боингами 747» от авиакомпаний Pan Am и KLM в марте 1977 на Тенерифе произошло, потому что один из капитанов сказал: «Мы будем взлетать», – хотя в тот момент это было совсем неуместно. Никто из членов экипажа не осмелился ему противоречить, и в результате – сотни смертей. Поэтому мы говорим всем, кто у нас обучается: «Если вы точно уверены, что что-то происходит, возразите даже своему капитану».

Расплавленный асфальт

В восьмидесятых годах Изабелль говорила все, что она думает: «Работая в Sabena, я часто летала в Конго и Руанду. Я видела, что многие африканцы жили в нищете и невыносимых условиях, но они всегда выглядели счастливыми и дружелюбными. Я завела там много друзей и не могла переносить, если кто-то из персонала делал расистские заявления. В этом случае они получали от меня взбучку. Да, даже если это был капитан. Он был главным в самолете, но не в отеле».

Глория тоже не сдерживала себя: «Если капитан сердился и, например, говорил: «Dans mon avion, j’exige ça et ça»[88]88
  В своем самолете я требую, что хочу.


[Закрыть], – я спрашивала: «Votre avion? Où est écrit votre nom là-dessus?»[89]89
  Ваш самолет? Где на нем написано ваше имя?


[Закрыть] До них тогда доходило, конечно. Другие девушки боялись капитанов. Я сначала, естественно, тоже боялась, но после пары лет работы уже нет. Потом я осознанно вооружалась против такого неуважительного обращения».

О происшествии в Чаде Глория вспоминает с куда меньшим удовольствием: «В тот день мы должны были вылететь из столицы Чада, Нджамены, на нашем 707-м. У нас был полный салон паломников, а у капитана было плохое настроение. Проблемы дома, не иначе. Во время рулежки он должен был уступить дорогу другому самолету, но, вместо того чтобы уйти влево, как положено по правилам, он вырулил вправо. В Нджамене была такая невыносимая жара, что границы взлетной полосы расплавились, и наш самолет застрял.

Все пассажиры должны были выйти из самолета, но нам, бортпроводникам, не разрешалось покидать борт. Пока один мужчина откапывал колеса, капитан начал сильно давить на газ, пытаясь вытащить самолет. Мы боялись, что двигатели могут не выдержать. И, как оказалось позже, не без оснований – у команды, которая полетела на этом самолете сразу же после нас, по пути случились проблемы. Когда нам наконец разрешили покинуть борт, нас разместили в гостевом доме, где не было ни воды, ни электричества. Он был полон богомолов, жаб и тараканов, а ночью пришли местные жители: они хотели забрать напитки из мини-бара. У второго пилота украли полетный кейс. В пижамах мы отправились искать его документы, которые воры выкинули в кусты. А наш капитан тем временем продолжал спокойно спать в отеле».