Текст книги "Анелия любит Короля!"

В институте быстро узнали о происшедшем. Еще бы, проректор, большая семейная ссора, пропала супруга. Кто сочувствовал, искренне старался поддержать товарища, кто злословил. На четвертый день к розыску присоединился следователь из прокуратуры. К вечеру он допросил заявителя. Следователь прокуратуры повторно произвел осмотр дачи. При осмотре в сарае, под инструментами, был найден кухонный нож, завернутый в тряпье, со следами запекшейся крови.

Произошло то, чего никто не ожидал. В шоке были все. Алдана охватил холодный пот, дыхание распирало, он не мог поверить своим глазам. Следователь прокуратуры, в присутствии понятых, задал вопрос Алдану:

– Вам знаком этот нож?

– Да, – кое-как выдавил из себя Алдан. – Это кухонный нож, он был в доме.

Алдан не узнал свой голос.

– Как он попал сюда, вы знаете? – задал вопрос следователь, буравя взглядом Алдана.

– Вы, что, хотите сказать, – пауза, Алдан не верил происходящему, – я его сюда спрятал.

– Я пока ничего не хочу сказать. Я только задаю вам вопрос.

Здесь в разговор вмешался капитан милиции Сериков.

– Ага[5]5
  Уважительное обращение на казахском по отношению к старшему, в переводе – старший брат.


[Закрыть], у кого еще могли быть ключи от ворот дачи, кроме вас?

– Ключи, – повторил Алдан, – ключи?… Запасные в сейфе на работе, а эти всегда со мной в связке, а еще одни были у Аиды.

* * *

Вечером следующего дня Алдан был взят под стражу. Было открыто уголовное дело, ему было предъявлено обвинение по подозрению в убийстве. Новое обстоятельство всколыхнуло умы и души обывателей. Что творилось, все только об этом и говорили. «Убил, зарезал свою жену! Академик – убийца».

Следствие установило следующие факты:

– На теле задержанного, на правой руке, близ локтя имеются телесные повреждения, в виде небольшого овала. По словам задержанного ранение было получено от супруги, укус от зубов, в результате произошедшей в этот вечер ссоры.

– Ткань, в который завернут кухонный нож, был оторван от халата гр. Исмаиловой А. – супруги задержанного гражданина Исмаилова А. В этом халате, в этот день, ее видели допрошенные соседи.

– Соседи утверждают, что слышали шум, крики. Крики, призывающие о помощи. Отчетливо были слышны слова: «Помогите, убивают!»

– На месте ссоры супругов, в комнате отдыха, обнаружена кровь на следующих предметах и вещах: на диване, ковре, деревянном полу.

– В квартире задержанного Исмаилова А. обнаружена рубашка белого цвета с пятнами крови.

– У задержанного гражданина Исмаилова отсутствует алиби, никто не может подтвердить, где он находился после отъезда с дачи, после происшедшего инцидента с супругой, приблизительно с 23–00 часов вечера 12 июня 1979 года до 9 часов утра – 13 июня.

Экспертиза установила:

– Кровь на лезвии кухонного ножа, принадлежит гражданке Исмаиловой А.Б., супруге задержанного.

– Отпечатки пальцев, обнаруженные на рукоятке ножа, принадлежит задержанному гражданину Исмаилову А.

– Рубашка принадлежит задержанному гражданину Исмаилову А.

– Пятна крови на ней принадлежат супруге задержанного, другие пятна крови принадлежат задержанному гражданину Исмаилову А.

* * *

Алдан не верил происходящему, все факты были против него. Сын тоже отказывался верить. Он считал, что мама обязательно найдется, и отца отпустят. Тимур не верил, что отец мог пойти на такой шаг. Тимур переехал жить в дом Антона. Антон ограждал его от разговоров и пересудов. Поиски Аиды продолжались, но ни она сама, ни ее тело не были найдены. Были допрошены соседи по даче, соседи по квартире, друзья, коллеги – все, кто знал Алдана и Аиду. Следователей интересовало, были ли ссоры раньше, их взаимоотношения, буквально все – все о семейной жизни, работе, быте и прочем.

Подруги Аиды давали следствию разноречивые показания, но все они были не в пользу Алдана. С их слов следователи установили следующую картину: гражданин Исмаилов А. – погубил жизнь супруги, она постоянно испытывала мучения и страдания. Супруг все эти годы издевался морально ….

Был вызван и опрошен московский друг Василий Степанович. В своих показаниях он написал, что не верит версии об убийстве. О ссоре Алдан ему ничего не поведал. Однако отметил, что Алдан был чем-то встревожен, подавлен, таким он его никогда не видел. На вопрос Василия Степановича: «Почему он так выглядит?», Алдан ответил: «Всю ночь простоял у машины, от этого и такое настроение».

Василий Степанович написал следствию всю правду и только правду. По-другому он не мог.

Через некоторое время приехал следователь из Москвы. Он еще жестче, чем местные следователи начал допрос: «Чистосердечное признание и раскаяние будет учтено судом. У Вас большие заслуги в научном мире, и если вы добровольно признаете свою вину, вас не приговорят к высшей мере наказания. Если же вы не раскаетесь в содеянном преступлении, не покажете место, где вы ее захоронили, то никто не может гарантировать вам сохранение жизни».

* * *

1980 год. Май. Зал суда. На суде Алдан молчал, понурив голову, слушал о совершенных им гнусных преступлениях, написанных следователями из Москвы, Алма-Аты, Караганды. Слушал обвинительные речи прокурора – Асетова Мейрама. Судьба продолжала дарить неожиданные сюрпризы. Алдан не знал его, никто не рассказал ему тогда о зануде – ухажере Мейраме, посчитали ненужным. Может, правильно поступили? Как знать?

* * *

«Я люблю ее! Да люблю! Что эта юная дева может знать о любви? Совершенно ничего. Влюбилась в хулигана, в боксера. Что он из себя представляет? Может быть, что-то и представляет.

Заморочил голову – груда мышц. Мое милое создание, что ты можешь знать о любви? Что? Знала бы ты, что тебя ждет впереди, если во время не отрезвеешь и не уйдешь от него.

Молодуха, молодуха, что ты можешь знать о жизни?

Губишь ее вот так запросто. Любовь, любовь. Любовь глупа – полюбишь и козла!

Как, как ей раскрыть глаза на это. Милая. Нежная моя. Она моя, она создана для меня.

Нет, нахрапом здесь брать нельзя. Надо проявить такт и терпение.

Будь рассудителен, Мейрам! Будь любезен. Забудь свои капризы. Нет недоступных крепостей. Любую крепость можно покорить длительной осадой.

Удачи тебе, Мейрам. Не отступай. Да, ты, я вижу, по уши влюблен. Да, да, влюблен! Я люблю тебя, Анелия! Ты будешь моей. Ты обязательно, рано или поздно будешь моей.

Мне, кажется, она любит меня. Только скрывает это тщательно, маскирует. Как она зачарованно смотрела на меня в первый раз. Дурак, сам все испортил». – Мейрам был влюблен, он не спал еще долго. Светлые чувства не давали покоя, только не дано было ему проявить, высветить их так же ярко, красиво, сильно. Душа его, дала чувствам, совсем другое преломление.

Мейрам выдержал без Анелии неделю. Он не стал приходить в общежитие, но регулярно, каждые три дня через посыльного передавал букет гвоздик. Посыльный не говорил, кому он предназначается, говорил только от кого цветы. Подруг Анелии это забавляло.

– Уж лучше бы печенье, пироги присылал, – пробурчала Дарья, – слаще жилось бы. Что девчонки, может, торговать цветами будем?!

Мейрам стал появляться на этаже исторического факультета. Он не подходил к Анелии, только кивал ей головой. Она не реагировала на его кивки. К нему подходили ее подруги, им было жаль влюбленного "горемыку". Ничего поделать подруги не могли. Они знали одно – тот, кто испытал чары Анелии, пропащая душа! И соблазнять его было занятием бесполезным, никого, кроме Анелии, он больше замечать и видеть не будет.

– Подошла бы, Анелия, поддержала мужичка-то, – не переставала совестить Дарья, – высохнет, ой высохнет мужичок-то.

– Тряпка – не тряпка, мужик – не мужик, нюня – не нюня! Зануда! Да, да, зануда – не дай бог жить с таким-то, – перебила Дарью Людмила, – правильно делаешь, что не подходишь! Поволочится, поволочится, да и отстанет. Нет, точно, ненормальный какой-то. А я его соблазнить хотела, вдруг, думаю, женится на мне. Родители-то у него знатные. Да, нет, не нужен он мне такой – зануда бесхребетный! – сделала вывод Людмила.

– А мне его жаль, девчонки, – не унималась Дарья, – жаль и все. Нормальный он, статный, видный. Влюблен просто. По уши влюбился мужичек и все тут! Мается он.

11

В университет приехала женщина лет пятидесяти. Представилась родственницей Алдана. Имени она своего называть не стала. Выяснив, что Алдана нет, и что как год уехал на Украину по распределению, сильно удивилась. Узнав, что на факультете есть девушка, которая встречалась с Алданом и переписывается с ним, напросилась на встречу. Анелия услышав, что ее ищет родственница Алдана, сразу же отозвалась.

– Как тебя зовут, доченька? – спросила женщина. Взгляд у нее был "мыльный", лицо полное, румяное, одежда по-деревенски опрятная.

– Анелия.

– Сколько тебе лет, Анелия, доченька?

– Двадцать. А вы кто будете?

– Я не буду говорить тебе своего имени. Алдан мне может этого не простить. Придет время, может я и скажу, кто я. А пока я скажу лишь то, что я с аула Алдана, родственницей прихожусь, а какой пока не скажу.

– А зачем я вам понадобилась? Зачем вы искали встречи со мной?

– Счастья я тебе хочу, доченька, только счастья!

– Спасибо. Я внимательно слушаю вас.

– Слушай меня, Анелия, доченька, да не перебивай. Ты молодая! На чужом несчастье своего счастья не построишь.

У Анелии екнуло сердце, на душе стало неспокойно. «Что эта женщина хочет сказать? Что?» – Анелия не перебивала, набралась терпения.

– Так вот, значит, в кого влюбился Алдан. Да, ты очень красива, статна, любой мужчина голову потеряет. Так знай, доченька, как бы горько тебе не было, знай! У него в ауле осталась жена да двое детей.

У Анелии потемнело в глазах, сердце учащенно забилось, его удары, казалось, были слышны этой незнакомке. Анелия пыталась переварить услышанное.

– Он сбежал от них, понимаешь, сбежал! Оставив их без средств к существованию! Я теперь поняла, почему он не остался в Казахстане, не вернулся в родные края и почему уехал на Украину. Бог его за это не простит. Понимаешь, доченька, не простит! При живом-то отце дети растут сиротами.

Анелины глаза наполнились слезами – ей было горько, досадно, она не могла понять, что с ней происходит. Она не хотела верить словам этой женщины, не могла она быть обманута, не могла!

– Я смотрю, доченька, ты плачешь, не знала, значит, про жену и детей! Не знала. Да и откуда ты могла знать. Нет, не виновата ты. Ответь мне перед богом, ты и вправду не знала, что у Алдана есть семья?

Анелия отрицательно замотала головой, не смогла выдавить ни слова. Язык не подчинялся.

– Не плачь, доченька, не плачь. Не расстраивайся. Бог простит тебя! Одна просьба, ты теперь все знаешь, не бери грех на душу, не лишай детей отца, а жену – мужа. Бес попутал его. Вернется! Вернуться должен. Добрый он, добрый. Никуда не денется. Все от тебя теперь зависит, доченька, от тебя!

Анелия не могла далее слушать незнакомку, ноги понесли ее прочь.

– Доченька, доченька, постой, … – пыталась остановить ее незнакомка.

Анелия не слышала ее.

* * *

Анелия брела по городу, в горестном забвении, она оказалась совершенно беспомощна в своей беде. Только слезы напоминали ей о том, что она еще жива. Не поняла, не помнила, когда и как оказалась в своей комнате. Подруги были перепуганы. Анелия молчала, в ответ еще больше рыдала. Так прошла ночь, под утро она заснула беспамятно-унылым сном. Во сне Анелия плакала, стонала, всхлипывала. Подруги были встревожены и напуганы ее состоянием, однако, решили не задавать вопросов, время – лучший лекарь. Наступит время – сама все расскажет, поделится болью и проблемами. Анелия пролежала неделю.

Мейрам каждый день присылал огромные букеты цветов. Все привыкли к этим цветам. Они были везде, напоминая всем: "Это я, Мейрам, Мейрам, Мейрам,… Я везде! Это мои запахи, это мои цветы, это мой аромат! Таков мой стиль, моя любовь, таковы мои причуды!" ….

Она упоенно прочитала последнее письмо Алдана. Затем вновь перечитала его. Окончив чтение, свернула и положила письмо под сердце.

– Не верю я этой женщине, ой, не верю. Почему она не назвала своего имени? Почему нашла меня? Почему я должна ей верить? Почему я не должна любить Алдана? Почему я не должна верить ему? И почему ее грязь я должна передать Алдану. Не такой он человек, не такой, – произнесла вслух Анелия.

– Анелия, ты права! – сказала Роза.

– И я верю Алдану, не мог он оставить детей и жену. Не такой он человек! – сказала Людмила, – нет у него жены и детей. Чепуха все это, выдумки! Столько лет учиться и столько лет все скрывать. Столько лет никто его не искал, и вдруг на тебе, появилась, не запылилась какая-то баба, родственница, да еще и безымянная!

– А мне кажется, это чистая провокация, девчонки, чистая подстава! – подозрительным голосом сказала Роза.

– Да, да, точно! – ответила встревоженно Людмила и продолжила, – кому нужно было облить грязью Алдана? Кому? – выдержала паузу, – только ему, Мейраму! Да, да, лицемеру Мейраму!

Все разом посмотрели на цветы.

– Ишь, задаривает! Каждый день по копне! А откуда вдруг внезапно нахлынувшее внимание? Сговор это, все совпадает. Именно после встречи Анелии с этой женщиной началось усиленное внимание со стороны зануды, – сказала Людмила.

– Это он! – коротко подвела итог Анелия.

На душе отлегло. Девчонки кинулись собирать цветы. Набралась большая охапка роз и гвоздик.

– Я выброшу их на помойку, – сказала Роза.

– Я помогу тебе, Роза, – поддержала Людмила.

Цветы были не просто выброшены, они были растоптаны Розой и Людмилой.

– Ишь, ты паршивец! Какой паразит! Двуличный зануда, интеллигент! Интригу, какую интригу закрутить захотел. А ведь мог и погубить Анелию. Как долго она оправлялась от удара? – возмущалась Люда.

– Да, вот оно коварство! Надо же выдумать такое! Хорошо во всем вовремя разобрались, – поддержала подругу Роза.

На другой день подруги устроили Мейраму большой шумный наезд и разборку. Приметив его в фойе, они пригласили интригана в пустую аудиторию, закрыли дверь.

– Иуда, подлец, лицемер! – начала Люда, – мы предупреждаем тебя, чтобы ты больше не присылал нам своих цветов, навсегда забыл об Анелии. Иначе мы устроим тебе прилюдную казнь! Мы набьем тебе морду! Опозорим тебя перед всеми, публично!

– Девчонки, что случилось? – пытался оправдаться Мейрам, – почему вы позволяете себе так со мной разговаривать!

– Молчи, Иуда, лицемер! Сказала бы я тебе, – вдруг загремела Мира, обычно молчавшая и всегда жалевшая Мейрама. – Ты подлец, других слов я не нахожу. Ты чуть не погубил Анелию. И не надо делать вид, что ты не в курсе событий. Мы пришли сюда не для того, чтобы что-нибудь доказывать тебе. Мы точно знаем, что это ты прислал к Анелии эту женщину. Она оклеветала Алдана. По твоему расчету, после этого события, Анелия должна была отвергнуть Алдана и достаться тебе. Это твоих рук дело. Не вышло! И твой мерзкий ход не удался. Ты жалкий подонок! Только подонки могут так завоевывать сердце женщины. Слов не могу найти подходящих, чтобы оскорбить тебя и унизить!

– Вы что себе позволяете, это уже слишком! – пытался противостоять натиску Мейрам.

– Молчи уж, Иуда! В общем, так, мы тебя предупредили. Еще раз появишься в наших краях – опозорим, понял?! – твердо и решительно заявила Людмила.

– И еще, моли бога, чтоб об этом никогда не узнал Алдан, – он точно башку тебе снесет! – вошла в раж Людмила.

– Зря вы так! Не знаю, о чем вы сейчас говорите. В чем вы меня подозреваете, на что намекаете? Я никого не просил наговаривать или что там еще? В общем, не моих рук это дело!

– Ты говори, что хочешь, твои оправдания нам не нужны! Мы тебя предупредили! – подвела черту Людмила.

Подруги дружно повернулись и удалились.

Мейрам прекратил свои ухаживания за Анелией. Наезд, устроенный ему подругами, подействовал на него отрезвляюще. "Они меня унизили", – кипело в душе Мейрама. "Они об этом еще горько пожалеют! А ты, красавица, красавица! Не дам я тебе так спокойно уйти от меня. Не дам! Не достанешься ты никому, не достанешься!"

"Спокойно, Мейрам, спокойно!" – не мог успокоить себя Мейрам.

"Опозорю тебя! Нет, ты будешь моей, будешь! Как бы там не было, я овладею тобой, завладею! Ты поймешь, кто я, ты полюбишь меня. Ты еще будешь бегать за мной, просить извинения! Не любит меня. Да, кто ты такая!" – не унимался Мейрам. Что только он не передумал, в долгие ночные часы.

Его самолюбие было растоптано, он был в ярости. Его план не сработал, мало того, раскрыт! Они его разоблачили и всем рассказали. Он был унижен и оскорблен! Этого баловня судьбы, любимчика родителей еще никто с рождения так не унижал и не оскорблял.

Еще долгие месяцы не спал Мейрам. Обида засела в нем. Простим ли мы нашему влюбленному его пороки? Каждый способен любить. И каждый переносит отказ, разрыв, унижение по-своему. Согласитесь, унижение всегда болезненно.

Сказитель «Книги судеб»

Одно удручает – эти люди не всегда умеют прощать, они долгие годы вынашивают планы мести, лелея зло в своих душах.

* * *

Это приходит к нам с молоком матери?!

Или это приобретается с годами?

Или так предначертано судьбой?

Или это недостатки, издержки воспитания?

Одному Господу Богу все известно!

Совершив единожды плохой поступок или деяние, преодолев единожды угрызения совести, человеческое дитя привыкает, а затем со временем и вовсе оправдывает свои мерзкие поступки.

«Каждой твари по паре».

А что же роду человеческому – лица людские?!

А в разум, души и сердце испытание соблазнами?

А кто не выдержит, поддастся искушению иль греху – того и в твари?! В Аспиды?!

Мейрам привык пасовать перед трудностями. Он уверовал в то, что проще покупать людей, покупать отношения. Кого легко купить, не жалко и продать. Он уяснил для себя, что это удобно. Этого никто не замечает или не желает замечать. Все идет гладко, своим чередом. Нет врагов, если они появляются, ты их покупаешь, задабриваешь.

Мейрам все рассчитал и просчитал. У него есть приятели, друзья – он со всеми выстроил хорошие отношения.

Человек так устроен – улыбнись ему, похвали, польсти и он твой навеки. А когда вдруг обнаруживается, что он не нужен, не при делах, забудь его. И когда обманутый «тварью» обнаруживает фальшь – то бывает обычно поздно что-либо изменить. Поздно повлиять на ход событий – ведь ты не при делах. Просчитался малый, просчитался.

Наш Мейрам жил припеваючи. У него удачно складывалась жизнь, удачная, как и у большинства «божьих тварей»

12

Жизнь продолжалась. Алдан исправно работал, много читал. Был справедлив. Тюремный народ понемногу стал тянуться к нему, многие брали с него пример.

Его стало уважать и тюремное начальство.

Люди приходили к нему за успокоением, за поддержкой. Никому он не отказывал в совете, в добром слове. Своим поведением и оптимизмом он давал заключенным веру. Дарил добро. Жизнь в тюрьме менялась в сторону добра и тепла.

Оклеветанный, всеми преданный в том мире, в этом тюремном мире он продолжал жить, стараясь не лелеять свою боль и горечь.

Мир несовершенен, но по-своему прекрасен, и раз такое случилось, произошло, необходимо найти силы и жить дальше. Не грешил он перед господом богом, не совершал преступлений. Однако косвенным образом он сопричастен к гибели Анелии. Простит ли бог ему это?

Алдан с детства верил в бога, в своего бога. Религия была запрещена в Советском Союзе. Пропагандировался атеизм.

Сказитель «Книги судеб»

Для него не было ни аллаха, ни пророка Мухаммеда, ни Иисуса Христа. Он не различал эти понятия. В детстве он просто не знал об их существовании. Для него бог был един. Бог для него был добрым дедушкой на небесах. Он обязательно выведет его на большую светлую дорогу, он обязательно поможет ему, главное не делать плохих поступков и не совершать мерзостей.

Сейчас же, находясь в тюрьме, Алдан связывал имя и понятие бога со справедливостью. Он верил, что рано или поздно справедливость восторжествует. Он будет услышан богом. Нельзя терять веру в добро и справедливость.

* * *

Алдан нарушил сложившуюся тюремную жизнь и быт. Не все были рады новым переменам, не все были к ним готовы.

Тюремный авторитет по кличке «Рябой» собрал совет из уголовных авторитетов зоны: «Седого», «Штыря», Кузьмича.

– Что думаете, братья, о новом постояльце? – осторожно начал тему «Рябой». Был он небольшого роста, крепко сложенный. В области шеи и рук были видны пятна от ожога, от чего и привязалась за ним в уголовной среде кличка «Рябой».

Все молчали. Первым тишину нарушил авторитет по кличке «Седой». Его возраст перевалил за шестьдесят. Седая голова. Лицо было перепахано глубокими морщинами. Этот человек больше половины сознательной жизни провел в колониях и лагерях.

– Смотрю я на него, наблюдаю. Человек вроде неплохой. Видно, что много повидал на веку своем то. Единственное, что смущает в нем – шибко образованный он, шибко грамотный интеллигент. Как-то не приходилось мне с таким якшаться.

– А ты что думаешь, «Штырь»? – обратился «Рябой» к «Штырю», сдерживая злость и раздражение в голосе, не думал он, что «Седой» возьмет сторону нового постояльца.

– Что, что! Проверить надобно, вдруг гнидой окажется. Не пройдет проверку, тогда и опустим, не просто опустим, опустим на парашу. Будет мне на сон грядущий сказки тарабанить.

– Правильно «Штырь» говорит, проверить надобно. А если окажется не петухом, то посмотрим, – он посмотрел в лицо «Седого». – Жизнь-то у нас здесь, ох, какая длинная. Спешить-то некуда. Вот мы, значит, затем, это значит, посмотрим. – Высказал свое мнение Кузьмич. Был Кузьма выходцем из крестьян, прост в общении, уважал «Рябого», но и «Седого» обидеть не хотел. Высказался нейтрально.

– Хорошо, братья, – подвел итог «Рябой». – Проверка, так проверка. Кто сказал «проверка» – «Штырь». Ты этим, «Штырь», завтра и займись.

– Да, «Штырь», – подметил Кузьмич, – ты мастер на разного рода проделки, – завтра и проверь-ка этого интеллигентика. – Академичка.

– Заметано! – коротко процедил «Штырь». – Как решили, так и будет. Ваши слова для меня закон. Будет сделано.

– Смотри, не перегни палку, понял? – предупредил его «Седой».

– Не перегну, не перегну. А перегну, так поломаю. Я думаю, «Седой», ты переживешь такую потерю. – «Штырь» ехидно улыбнулся.

– Много базаришь, «Штырь», как знать. Смотри, сам не надломись, – отрезал его «Седой». …

На другой день вечером «Штырь» дает распоряжение своей «шестерке» Сидору:

– Как все лягут спать, встанешь и разбудишь новичка, понял?

– Ну, да, понял, – сказал Сидор, – а дальше то что?

– Дальше, скажешь, чтоб лез спать на твое козлиное место, на второй этаж. Понял? Скажешь, что на первой полке тебе, петуху, спать хочется.

– А если он не полезет на мое место?

– Если не полезет, то плюнешь ему в рожу, понял? Затем врежешь. Затем мы тебя поддержим. Главное, мы должны его опустить перед всей честной братвой.

– Понял, Штырь, все усек.

– Не дурак, хоть и кукарекаешь. В общем, козлить будем. А затем и петушить, я так думаю. Да, козлить будем. Через тебя козла и начнем его козлить.

– Неплохой козел из него получится.

На этом и порешили.

* * *

В камере дали отбой, все разлеглись по «нарам». В камере было душно, никто не засыпал.

– Брат мой, Алдан, расскажи что-нибудь, развей тоску, – попросил его сосед по нарам. Звали его Аваз, был он азербайджанцем по происхождению, но бродягой по душе.

– Аваз, – тихо начал Алдан, – любишь ли ты мечтать?

– Мечтать? – переспросил Аваз, – как-то не думал об этом.

– А о чем ты тогда больше всего думаешь?

Все в камере слушали разговор этих двух. Заключенные заметили, что постылые, нудные дни стали куда-то исчезать с приходом этого человека. Время проходило не так постыло и нудно. Нового постояльца не только интересно было слушать, он был внимательным, душевным собеседником. Вот и сейчас он завел разговор с Авазом – молчуном. Вот так дела!

– О чем думаю? – Пауза, затем Аваз продолжил, – думаю о том, как я попался на последней краже, зачем вернулся обратно. Зачем снова замахнулся на сторожа. Ведь лежал, не шевелился. Не замахнись второй раз, не проломил бы череп. А так убил его. Теперь убийца я, – с тревогой в голосе рассуждал Аваз. – Убил человека. Вот так просто взял и убил. Веришь, Алдан, не хотел я его убивать. Вот и думаю об этом постоянно, мой брат. Вот о чем думаю. Дети у сторожа сиротами остались, сын и дочка. Об этом я на суде узнал. Мать умерла за год до этого. О каких мечтах здесь можно говорить? О каких, не знаю даже…

Алдан не перебивал его, он почувствовал – этому человеку необходимо высказаться, выговориться, может и покаяться.

Аваз закончил, воцарилась тишина. Каждый в камере думал о своем, о прошлом.

Тишину прервал Алдан:

– Дочь и сын, говоришь, остались. А ты узнал, что с ними?

– Ты, что, брат, как так, – я же убийца их отца. Не простят они мне этого никогда!

– Может, и не простят, но ты, если хочешь грех смыть, инкогнито им помогай.

– Как это инкогнито? – недоуменно произнес Аваз.

– Инкогнито – это значит, что им будет поступать помощь от неизвестного человека. Имей в виду, ты, может, вину и не искупишь перед богом и перед ними, но хотя бы хоть как-то облегчишь им существование. Сделай этот шаг, Аваз. И увидишь, у тебя появится мечта – зарабатывать деньги, пусть и небольшие – и помогать сиротам. Ведь по твоей вине они оказались сиротами. Верю я тебе, не хотел ты убивать отца их и кормильца. Но это случилось и ты маешься. Начнешь помогать, хоть как-то облегчишь себе душу.

Никто в камере не нарушил тишины. Все в душе были согласны с мнением и советом Алдана.

– А ведь ты прав, Академик, – благодарно произнес Аваз, – и как это я раньше не думал. Спасибо. Спасибо, брат. Дай, обниму тебя.

Аваз и Алдан встали с кроватей, Аваз крепко обнял Алдана.

– Вот тебе моя братская рука, – Аваз сильно пожал руку Алдана, – считай меня с этого момента твоим братом. Имей в виду, Аваз – мужик, цену дружбе знает.

Оба вернулись в кровати. Аваз ерзал в своей кровати, в его сердце проснулась искорка надежды на покаяние. Он ушел в свои мечты.

Каждый в этой большой барачной камере переоценивал свои поступки и хотел найти свою мечту, свое покаяние.

Со второй полки спрыгнул Сидор и направился к Алдану. Все в камере обратили на это внимание, привстали, недоумевая, что это Сидору не спится. Сидор, заметив, как все отреагировали на его продвижение по камере, занервничал. Подойдя к Алдану, он остановился как вкопанный. И только «Рябой» со «Штырем» знали, что сейчас должно произойти.

Алдан спокойным голосом сказал Сидору:

– Ты что хочешь спросить, Сидор?

Сидор до того переволновался, что не мог заставить себя действовать. Все планы улетучились, он не мог вспомнить, зачем пришел к Алдану.

– Так, что случилось, Сидор Петрович? Вы не больны? Может, Вам помочь? Вам, кажется, плохо? – с тревогой в голосе заговорил Алдан. Он привстал с кровати и посадил рядом Сидора. – Садитесь, садитесь, вы видимо, слушая нас с Авазом, разволновались.

Сидор махал головой в знак согласия с Алданом.

– Так что же случилось? Говорите, Сидор Петрович, – дружелюбно сказал Алдан.

– Я боюсь высоты, я боюсь спать на второй полке. Но никто меня здесь не понимает. Я думаю, ты поймешь меня, – выдавил из себя дрожащим голосом «шестерка» Сидор.

– Конечно же, конечно, я с большим удовольствием залезу на второй ярус, – ответил ему Алдан.

– Нет, мой брат, – вдруг вмешался в разговор Аваз, ты оставайся здесь, не годится моему брату на втором этаже париться. А если Сидору действительно страшно, – Аваз хотел было пинком или оплеухой отправить Сидора на место, но не решился, уважение к Алдану не давало поступить так, по – тюремному просто, – эй, молодой, как тебя – Ванек, уступи место Сидору.

– А почему я этому козлу должен уступать. Козлу и козлиное место на втором ярусе, – воспротивился было Ванек.

– Тебе что Аваз сказал, быстро прыгай наверх, – вдруг в разговор вмешался «Седой». Слова «Седого» были законом.

Все было исполнено. Сидор занял место Ваньки. Он так и не смог выполнить указания «Рябого» и «Штыря». Да, достанется завтра ему от них.

«Да, уж лучше от них, чем я оскорблю этого новичка. Ведь он единственный за все это время по-человечески обошелся со мной. Да, еще и по батюшке назвал. Путевый оказался человек. Легко с ним. Буду держаться возле него, чего бы мне это ни стоило», – решил Сидор Петрович.

«Рябой» был взбешен, но понимал, что против большинства не попрешь. Интрига не удалась. «Рябой» со «Штырем» затаили злобу. Их не устраивало все. И то, что от них с каждым днем уходит авторитет, как снежный ком весной, тая на глазах. И то, что Академик не любит интриг. Они понимали, что необходимо что-то предпринять. Но что и когда?…

* * *

Анелия, моя Анелия!

Можно я иногда буду называть тебя Алюля! Алю-лия! Мне нравится это звучание! А-лю-лия!

Ты просила написать о Черновцах. Этот город все называют "Маленький Париж". Я не был в Париже. Но если Париж похож на Черновцы, то это действительно красивый, прелестный город. Он очень специфичен, своеобразен. Сказать, что он похож на прибалтийские города – города католиков, и да, и нет. Ничего не сказать. Что он похож на другие города Украины – православные города – и да, и нет! Есть в нем турецко-мусульманский отпечаток. Его надо обязательно увидеть. Он как ты, Алюля, если увидишь, то обязательно полюбишь. Улицы здесь из черного лощеного камня. Дома разные, с богатыми фасадами, крыши черепичные, но не слишком острые, как в Прибалтике. Здесь чувствуется наслоение культурных, религиозных, архитектурных традиций различных народов, завоевателей, побывавших здесь, на земле по-своему обетованной.

Были здесь и австрийцы, и венгры, и румыны, и турки, и немцы, и русские.

Красив город во все времена суток. Ночью и под утро – это сказочный город, он как игрушечный. Город из моих детских снов и грез. Дома строили как будто для сказочных сюжетов. Везде уют, порядок, ухоженность.

Очень важное дополнение, он расположен на холмистой местности. Здесь непривычные для равнинного степного жителя крутые спуски и подъемы дорог, тротуаров. Каменные пешеходные мостики, мосты. Здесь и православные церкви, и католические, и мусульманские, и море других мелких религиозных конфессий.

Алюля, люблю я только тебя, но справедливости ради скажу, что девушки здесь твоих кровей. Твои сестры очень привлекательны, красивы, стройны, высоки. Видимо, сказался богатый генетический фонд. В своем большинстве это кареглазые, смуглолицые хохлушки. Светлых волос почти нет. Пишу тебе как внимательный посторонний наблюдатель, а не как герой – любовник, или участник любовных утех этой реальной действительно красивой жизни в Черновцах.

Вокруг города – красивейшие леса, озера, хвоя, зайцы, лисы, живность, грибы. И, что удивительно, совершенно нет комаров.

Конечно, лучше приедешь ко мне и увидишь сама красоту этих сказочных мест. Люблю тебя, Анелия, моя Алюля!