Текст книги "Иван Грозный"

Отношения между Польшей и Россией скоро порвались. На этот раз Рим не стал вмешиваться. При этом затруднения, которые могли встретиться при выполнении условий Ям-Запольского мира, не имели значения. Спорным вопросом являлось обладание маленькой крепостью при устье Межи, на важном водном пути между Смоленском и Луками. Витебский воевода Пац своевольно завладел ею. Иван приказал своему послу лучше уступить всю область, чем заводить новые враждебные действия. Баторий велел разорить крепость. Обе стороны старались избежать немедленного столкновения, но тем не менее Грозный задумывал рано или поздно поднять оружие, призвав на помощь Англию. История последних лет царствования Батория доказывает, что он сам смотрел на перемирие 1582 года как на временную остановку его победоносного шествия. Он надеялся за это время укротить буйную Польшу и повести ее дальше Пскова. Король задумал и в следующие годы начал приводить в исполнение более широкий план военных действий. Ему нетрудно было добиться помощи Рима. Кроме того, он надеялся на поддержку Венеции и Флоренции. Преемник Григория XIII Сикст V был пленен гением великого полководца, и он был готов перейти от фантастических мечтаний к грандиозным реальным предприятиям. Антиоттоманская лига, ради которой Иван собирался соединить браком Елизавету с императором, была придумана Грозным лишь в насмешку. Только в одной Польше были еще крестоносцы. Раньше Баторий хотел доказать, что путь из Москвы в Константинополь лежит через Варшаву. Теперь же он желал попасть в Константинополь через Москву и искал средств осуществить это. Уже в Вильне в беседах с Поссевином он опередил Петра Великого, указав на Азов как на необходимую опору для решительных действий против турецкого владычества. Чтобы добраться до Азова, нужно было иметь за собой Москву, согласную стремиться к той же цели. Но Москва доказала, что она этого не хочет. Оставалось покорить ее – и Баторий брался за это.

Что этот проект был осуществлен, доказала легкая удача Димитрия и победоносные, хотя и бесполезные походы его покровителей при Сигизмунде III. Преждевременная смерть покорителя Полоцка разрушила этот план, а он был по силам только ему. Ивану оставалось жить слишком недолго, чтобы он мог почувствовать угрозу надвигавшихся событий. Но он, без сомнения, предвидел их возможность. Вполне вероятно, что это страшное видение омрачило последние дни царя и повлияло на его распоряжения. Еще до 1584 года польский король в четырехчасовой беседе с папским нунцием Болоньети открыл ему свои заветные мечты. Он решился пожертвовать своими видами на Венгрию и изменить свое отношение к Турции. Иван, как будто предчувствуя надвигавшуюся опасность, примирился со Швецией. После Англии он еще раз напрасно пытался искать союза с Германией. Империя была погружена в религиозные споры, а император был занят науками и искусством.

В августе 1583 года по условиям перемирия шведы получили занятые ими города – Ям, Ивангород и Копорье. Иван снова обратился к Лондону, хватаясь за эту последнюю надежду, как утопающий за соломинку.

Вскоре он умер. Но счастье улыбнулось осиротевшей державе. Баторий ненадолго пережил своего соперника. Кроме того, на другом краю громадных владений Ивана судьба готовилась возместить ему потерю Полоцка и Ливонии. На востоке открывалась отдаленная таинственная, беспредельная Сибирь. Впрочем, она не была добычей маленькой кучки смельчаков-казаков, как обыкновенно предполагают. Она была приобретена продолжительными и терпеливыми усилиями целой армии мирных, трудолюбивых колонистов.

Глава 3
Покорение Сибири. Ермак

Покорение и колонизация. Строгановы. Казаки. Ермак в Сибири

В русских документах название Сибири появляется лишь во второй половине XV века, и под этим именем была известна только часть нынешней Тобольской губернии, занятой до XVI века татарскими ханствами. Еще задолго до указанного времени русские открыли дорогу к высоким плоскогорьям Уральского хребта. Перейдя потом через хребет, они начали медленно подвигаться из бассейна Печоры в бассейн Оби. Уже в XI веке холоп именитого новгородского гражданина Журяты, Рогович, добрался до Уральского хребта, а в 1364 году экспедиция, организованная предприимчивой Новгородской республикой, добралась до Оби.

В следующем веке новгородцы уже поддерживали постоянные политические и торговые сношения с Югрой (так называли в XII–XIV веках земли, лежащие на запад от Урала, а с XV века так стал называться и восточный склон хребта). Югричи платили Новгороду ежегодную дань мехами и даже серебром, добывавшимся, вероятно, примитивным способом из копей, известных под названием Чудских. Ими пользовались еще недавно изыскатели при своих разведках.

После присоединения Новгорода великие московские князья продолжали начатое дело. Но придали ему свой традиционно-военный характер. В 1472 году совершилось покорение Пермской земли. В 1485 году войско, во главе которого стояли князь Федор Курбский, Черный и Иван Иванович Салтык-Правин, перешло через Урал, поднялось по реке Тавде, впадающей в Тобол, потом по Иртышу проникло в Сибирь, в бассейн Оби. Югорские и вогульские князья покорились, отправились в Москву и согласились платить дань. Великий князь прибавил к своим титулам титул князя югорского, но в 1499 году ему пришлось оружием снова утверждать там свою власть.

Все эти приобретения были пока весьма незначительны. После взятия Казани и Астрахани явилось много добровольных данников. Между ними был и сибирский князь Ядигер, владелец татарской юрты среди нынешней Тобольской губернии. Он насчитывал до 30 000 подданных. Но заключенные условия исполнялись очень плохо. В 1556 году вместо 30 000 куниц, обещанных Ядигером, было прислано им всего только семьсот. Он ссылался на грабежи и насилие со стороны своих соседей, против которых царь обещал ему помощь. Татарские князья были неуловимы и не поддавались завоеванию. Если им приходилось плохо, они углублялись в степи и достигали безнаказанности тем, что признавали над собой власть Москвы, брали на себя обязательства и не выполняли их.

Когда Иван был занят Ливонией, дела на востоке пошли совсем плохо. Последний царский не то посол, не то сборщик дани был убит. Достичь прочных результатов в этом крае можно было только лишь с помощью иного рода побед, и Московское государство не было лишено средств для этого.

До настоящего времени подвижность остается характерной чертой племени, заселившего огромные пространства европейского востока и азиатского северо-запада. Я уже указывал на причину этого явления. «Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше». В этой пословице выразительно передано то стремление, которым объясняется великое дело колонизации, совершенной подданными Грозного и Петра Великого.

Для колонизации бассейн Печоры не представлялся удобным. Им могли бы воспользоваться люди торговые, а русские колонисты были земледельцами. На долю одной семьи выпала честь сообщить этому национальному движению иной характер. Она придала благоприятное направление, воспользовавшись могучим течением эмиграции, несшей в себе действительную силу, обратив ее в бассейн Камы.

С давних времен Строгановы пользовались особыми льготами для заселения пустынных земель в Устюжском уезде, к северу от Вятки. Социальное положение и права Строгановых до сих пор являются спорным вопросом. Предание связывает членов этой семьи с знатным родом Добрыниных. Но история говорит, что она принадлежала к сословию купцов или хлебопашцев, между которыми московское право XVI века не делает различия. «Illi vivunt sua negotiatione», – говорит о Строгановых неизвестный автор «Historia Siberiae» (1681).

Строгановы не были ни боярами, ни служилыми людьми. Но на огромных пространствах принадлежавших им земель пользовались исключительными льготами. Им принадлежало право суда над местными жителями. Сами же они были подсудны лишь одному царю. Они строили города и крепости, хотя и испрашивали разрешение государя для каждой постройки, держали войско и лили пушки, воевали с сибирскими князьями и торговали беспошлинно с азиатскими племенами. Это были купцы и хлебопашцы особого рода, хотя в Уложении царя Алексея Михайловича они и приравнивались к гостям – первостатейным купцам, но они только приравниваются к ним, а не смешиваются с ними. В главе о взысканиях за некоторые оскорбления упоминается одна и та же пошлина в применении к гостям и к Строгановым, названным по имени. Можно утверждать, что семья эта составляла отдельную социальную группу.

Карта Строгановских вотчин

В 1558 году Григорий Аникеев Строганов просил у Ивана пожаловать ему 106 квадратных верст земли, лежащей за Пермью по берегу Камы. Он хотел там выстроить крепость для защиты от татар, распахать землю, завести пастбища, устроить соляные варницы. Просьба его была удовлетворена. Царь пожаловал ему землю и освободил его от всяких налогов на двадцать лет. Он оставлял за собой только право на серебряную, медную и оловянную руду, если она в том месте окажется. Это были обычные условия при такого рода подарках, на которые московские государи не скупились. Чего они не разрешали, так это была военная армия. Их политическая система не допускала в этом направлены никаких уступок.

Однако на границе с Сибирью по необходимости пришлось разрешить и это. Строганов построил крепость на реке Пискарке и назвал ее Конкором. В 1564 году он просил царя построить другую крепость дальше на двадцать верст на Орле. Это был Каргедан. В 1566 году по просьбе этого сильного рода его городки и промыслы были включены в опричнину. А в 1568 году значительно расширены. Растянутые владения Строгановых страдали от частых набегов черемисов, башкир и других диких соседних племен. Иван, ознакомившись с делом, разрешил колонизаторам вооружить необходимое количество остяков и казаков, чтобы отражать эти нападения. Преследуя нападающих, казаки скоро перешли за Урал, где начинается уже легендарная эпопея.

В это время появилось в Сибири татарское ханство, основанное, как полагают, родом Тайбугов, враждовавших с одним из правящих родов. Он отделился и стал покорять соседние земли остяков и башкир. Столица этого ханства называлась Сибирь, или Искер. С 1556 года ханом там был Кучум – киргиз-кайсакского происхождения. Он свергнул с престола Ядигера, прежнего данника Ивана. Успехи Строганова встревожили его. Боясь потерять независимость, он отправил своего сына или племянника, царевича Магметкула, напасть на новые русские промыслы. Враждебные действия продолжались до 1582 года и заставили Ивана еще больше расширить права братьев Строгановых, Григория и Якова. Им были пожалованы берега Тобола и его притоков за Уралом. Между 1574 и 1579 годами эти огромные владения перешли по наследству к третьему брату, Семену Аникееву, и к его двум племянникам, Максиму Яковлевичу и Никите Григорьевичу. Чтобы выйти из опасного положения, они прибегли к смелому средству. Донские казацкие станицы, как я уже указывал, служили убежищем для сброда со всей русской земли. Это были полувоины-полуразбойники, большею частью убежавшие от виселицы и не боявшиеся ни царя, ни Бога, ни черта. Отправленное на Дон предложение Строгановых поступить к ним на службу было полно заманчивых обещаний. В числе других оно привело на берега Камы и человека, который до сих пор слывет покорителем Сибири. Но он только случайно стал героем счастливейшего из тысячи эпизодов. Он стал одним из тех людей, которые своей грубой силой способствовали успехам цивилизации, утвердив на дальнем азиатском Востоке московское владычество.

Казаки составляли часть населения на всем пространстве Московской державы. На севере они являлись бродячими хлебопашцами или ремесленниками. На юге они были большею частью военными. Но обыкновенно под именем казаков подразумевались все бродяги. Самое слово «казак» татарского происхождения и обозначало первоначально крестьянина, не имевшего связи ни с землей, ни с семьей. Затем оно стало относиться к воину, завербованному из подобных бродяг. В поисках счастья эти непокорные люди шли, куда вела их фантазия. Одни направлялись в привольные степи, где основывали военные общины. Другие оставались на родине, образовывали шайки и занимались грабежом. Последних официальные документы называют воровскими казаками.

Благодаря географическому положению и этнографическому характеру Древней Руси с ее неопределенными границами и отсутствием исторически обособившихся областей этот подвижной элемент, формально зависевший от государства, а в действительности пользовавшийся почти полной независимостью, явился авангардом колонизаторского движения. При Василии рязанские казаки нашли путь к Дону. При его преемнике они уже основались на обоих берегах этой реки и стали опасными соседями крымских, азовских и ногайских татар. Сначала Северная Украйна пополняла контингент их смельчаками, храбрость которых вошла в пословицу. Потом потянулись со всех сторон городские и сельские казаки, совершившие что-либо противозаконное. Притон этот причинял и Ивану некоторые затруднения и неприятности. Когда татары жаловались на постоянные набеги казаков, Грозный отговаривался своим бессилием, чтобы справиться с этими «разбойниками». В промежутках между набегами на Орду «разбойники» отправлялись на Волгу и на своих легких «чайках» преследовали русских купцов. Иногда против них устраивались настоящие походы царских отрядов.

В 1579 году государь все-таки разрешил Строгановым взять себе на службу шайку этих разбойников в количестве 640 человек, под предводительством двух атаманов. Один из них, Иван Кольцо, только что был приговорен к смертной казни. У другого тоже, вероятно, были кое-какие грехи. Его звали Ермаком Тимофеевичем.

Происхождение этого популярного имени еще не выяснено. Одни видят в нем искаженное имя Ермолая или Герман, другие – прозвище, полученное героем легенды в то время, когда он нес на себе скромные обязанности кашевара в станице, где ермаком назывался котел для каши. На Волге ермаком называют ручную мельницу. Никитский нашел это имя, в сокращении Ермашко, в новгородских писцовых книгах, где оно встречается часто.

В. И. Суриков. Покорение Сибири Ермаком

Первого сентября 1581 года отряд казаков, подкрепленный солдатами из строгановских крепостей, где были русские, литовцы, немцы и татары, двинулся в путь под предводительством Ермака. В этом отряде было 840 человек. Ему предстояло перейти через Урал, по следам других двадцати экспедиций, направлявшихся в ту же сторону в разное время, и напасть на Кучума в его гнезде. В тот же день шайка диких наездников под предводительством татарского князя Пелыма напала на Пермскую землю. Напуганный воевода просил у Строгановых подкреплений, но они отказали, ссылаясь на недостаток в войске после ухода Ермака. Воевода пожаловался в Москву. Там мало были расположены видеть что-нибудь серьезное в новом зауральском походе, Иван обозвал Строгановых изменниками и послал в Пермь приказ вернуть как можно скорее Ермака с товарищами. Но этот приказ нельзя было исполнить. Ермак был уже далеко.

Посланный навстречу русскому войску Магметкул встретил его на берегах Тобола и испугался, увидев «дымящиеся и издающие гром луки». Ему еще неизвестно было огнестрельное оружие. Он потерпел полное поражение. На Иртыше Ермак победил самого Кучума и в октябре овладел покинутой его столицей. Там он провел зиму. Весной его казаки взяли в плен Магметкула, а летом занимали и приводили к покорности маленькие городки и татарские улусы по Оби и Иртышу. Ермак решил известить о происшедшем Строгановых и самого царя. Он не побоялся отправить к Грозному Ивана Кольцо, которому грозила смерть от руки палача.

Ермак был прав, думая, что государь будет обезоружен. Действительно, никто не спрашивал Кольцо о его прошлом. Ермаку была пожалована значительная сумма денег. По преданию, Иван послал ему дорогие подарки – две богато украшенные брони, серебряный кубок и шубу со своего плеча. В то же время он послал двух воевод – Семена Болховского и Ивана Глухова – вступить от его имени во владение взятыми у Кучума городами. Так было всегда. Посылали казаков; если они терпели поражение, от них отрекались, называя их «разбойниками». Если же они побеждали, их победу приписывали себе.

Грозный уже не узнал ни о судьбе своих посланных, ни о трагическом конце предприятия, в котором Ермак стяжал себе бессмертие.

В 1584 году смелый атаман погиб на Иртыше во время ночного нападения, подробности которого неизвестны. Предание говорит, что он хотел переплыть через реку и утонул под тяжестью брони – рокового царского подарка. Татары узнали его труп в броне, на которой сверкал золотой орел. Они его поставили на помост и в продолжение шести недель пользовались им, как мишенью. Хищные птицы стаями носились над трупом, не прикасаясь к нему. Вокруг него появлялись страшные видения. Испуганные татары решили устроить герою пышные похороны. Причем было убито и съедено тридцать быков. Но и на пепле храброго воина продолжались чудеса. Поднялся к небу огненный столб. Тогда мусульманские муллы предали его останки земле и скрыли его могилу, чтобы никто не нашел.

Стела «Покорителю Сибири Ермаку» в Тобольске. 1839 г.

История говорит только, что Болховский умер еще раньше. После же смерти Ермака другой посланник Ивана должен был отступить за Печору. Ближайшие результаты этого похода не отличались от результатов предыдущих. Но между тем произошло нечто иное. Народное воображение было поражено смелым размахом. Из среды сонма героев, направлявших сюда свои усилия, легенда выбрала имя Ермака, шедшего по следам своих многочисленных предшественников. Прежнего героя воспели былины. Ему воздвигли памятник в Тобольске. Посмертная слава вознесла его на одну высоту с Кортесом и Христофором Колумбом.

Предание могущественно. Оно направляет до некоторой степени стихийные силы, которым принадлежит решающая роль в судьбах народа. Возвеличенный таким образом Ермак должен был найти подражателей. Погибая на своем посту, Ермак мог бы сказать: Non omnis moriar [Не весь я умру]. Он был только орудием, и за ним стояли другие, готовые продолжать его работу. Снаряжались новые отряды солдат защищать «дымящимися и издающими гром луками» прогресс своих мирных трудов. Это были настоящие покорители Сибири – Строгановы со своей армией промышленников-колонизаторов.

Когда в Москву пришла весть о катастрофе, временно приостановившей победоносное движение казаков, Ивана уже не было в живых. Прежде чем приступить к повествованию о трагической его кончине, я постараюсь дать представление читателям о той среде, в которой жил государь. Мы увидим его двор и домашний очаг во всей их пышности, со всеми странностями и ужасами.

Глава 4
Двор и интимная жизнь Грозного

Двор. Александровская слобода. Семейная жизнь Ивана. Семья царя

Первым впечатлением Ченслера по его приезде в Москву была смесь восхищения и изумления. Город с его предместьями показался больше Лондона. Но он напрасно искал в нем той пышности, о которой ему говорили в Холмогорах. Даже Кремль не оправдал его ожиданий. Его вводят в здание, называвшееся «золотыми палатами», а оно, в сущности, едва ли не обыкновенный дом.

Знаменитое сооружение уже тогда представляло хаотичное нагромождение помещений, имеющих своеобразный вид. Главная дворцовая палата со своими сводами, опирающимися на одну колонну, казалась совершенно не подходящей для тех пышных церемоний, какие в ней должны были совершаться. Впрочем, послов и знатных иностранных путешественников принимали в другом, еще более скромном здании. Меблировка состояла из некрашеных скамей и табуретов простого белого дерева. И следа комфорта не замечалось. Бросались в глаза роскошь ковров да, если верить Маскевичу, мемуары которого относятся к 1594 году, большая печь, согревавшая палату и несколько соседних горниц. В XVI веке, как и теперь, Кремль представлял маленькое собрание церквей, в нем были: Благовещенский собор, самый близкий к дворцу, царь в нем ежедневно бывал на богослужениях; Успенский собор, где служит митрополит, коронуются государи и слушают обедню в большие праздники; собор Архангела Михаила с гробницами царствующего дома; церковь с высокой колокольней Ивана Великого. До двух десятков церквей размещено сравнительно на небольшом пространстве, а рядом с ними теснятся монастыри, дома придворных, лавки и мастерские.

Но первое впечатление Ченслера непременно должно было измениться, когда он предстал перед Иваном и увидел его двор. Хотя он и видал царственную пышность Валуа и Тюдоров, но тем не менее теперь он был поражен и очарован прежде всего государем… Да разве этот человек, восседающий на троне, поддерживаемом фантастическими зверями Апокалипсиса, похож на других? Когда, двадцать лет спустя, Поссевин увидит здесь царя в длинном далматике, с тиарой на голове и с посохом в руках, он подумает, что стоит пред лицом другого папы, rex sacrorum. Образ Богородицы над троном, по правую сторону его – образ Спасителя, на стенах изображение библейских событий придавали дворцу вид храма. Правда, по бокам стояли молодые телохранители с топориками на плечах, но разве у римских первосвященников не было своих носителей алебард? Но что еще более его поразило, так это вид присутствующих, как бы застывших в своих позах. Позже Маржерет и Флетчер также были этим поражены. При появлении царя в толпе всевозможных должностных лиц, в рядах стражи, одетой в белые бархатные или атласные платья, в высоких белых шапках – не то воинов, не то монахов, с золотою цепью, скрещенной на груди, и со сверкающими топорами, как бы занесенными для удара, – наступало гробовое молчание. Закрыв глаза, можно было подумать, что дворец пуст.

Грановитая палата Московского Кремля

Двор московского государя пышностью и численностью превосходил все, что иностранцы могли видеть в других землях. Множество придворных, в золоте и драгоценных камнях, толпились в тесных палатах, в сенях, наполняли пространство вокруг дворца. Посмотрим, из кого состоял этот двор. В русском языке XVI века слово двор имеет двоякое значение. Во-первых, оно применяется для обозначения самого жилища государя. Во-вторых, оно относится и к службам, сосредоточивавшимся около дворца и ведавшим как нуждами государя, так и потребностями всей страны. Государь занимал верх дворца. Остальную же часть его и флигели занимали должностные лица. Они делятся на разные приказы и ведают содержанием двора и управлением страной. В следующем веке Котошихин насчитывает до сорока этих приказов, разделенных на палаты, как бы отдельные министерства: Разрядный приказ, Ямской, Дворцовый. Последний соответствовал теперешнему министерству двора. Но содержание двора ведалось еще множеством специальных учреждений: житейный двор, кормовой двор, хлебный двор. Были дворы, ведавшие царские погреба, гардероб, конюшни. Учреждение, ведавшее гардероб, обязано было не только заботиться о государе, но в некоторых случаях одевать весь дворцовый персонал, должностных и сановных лиц. Оно имело свою мастерскую и огромные склады.

Придворные должности были многочисленны. Одни из них были древнего происхождения, другие – новые. Уже Нестор упоминает о стольниках, чьей обязанностью было подавать кушанья, которые раздавались уже князю и гостям на торжественных пирах кравчими и окольничими. Но с древних времен стольникам поручались и другие должности. Их посылали в чужие земли, им вверяли управление областями. Количество этих должностных лиц доходило до пятисот. На втором месте стояли спальники и постельники, одевавшие и раздевавшие государя и смотревшие за его постелью. Спальник входил в состав ближайших советников, а постельник хранил государственную печать. Тот и другой спали в царской опочивальне.

Окольничие появляются только в 1356 году. На них также лежат разнообразные обязанности, но большею частью судебного характера. Для ведения текущих дел у государя были еще стряпчие. Они во время церемоний несли его скипетр, поддерживали верхнее его платье, смотрели за оружием. Это были более мелкие должностные лица, но еще не последние в служебной иерархии. Ниже их стояли дьяки и подьячие, люди ученые, то есть умевшие писать и читать. Первоначальной их обязанностью было петь в церкви, отчего и произошло их название. Позже их стали брать писцами в приказы. В XVI веке дьяки уже занимали должности нынешних референдариев. Некоторые из них заседали в Боярской думе и назывались думными дьяками. Подьячие были их помощниками. На самом низу иерархической лестницы стояли дворецкие или дворники. В других местах, например, в Польше, они пользовались большим значением. Они были как бы маршалами двора, а с XVI века они хранили государеву казну и были близки к западноевропейским curiales, прошедшим через такие же превращения.

Двор царицы состоял только из женщин, за исключением нескольких пажей не старше десяти лет. Первое место здесь принадлежало боярыне, которая берегла казну и смотрела за постелью. На втором месте стояла кравчиня, наблюдавшая за всем персоналом двора. Она управляла обширным штатом мастериц, отдавала приказания постельницам и по очереди с ними спала в опочивальне царицы и сопровождала ее во время ее редких выездов. В таких случаях постельницы превращались в амазонок и верхом на лошадях сопровождали коляску царицы.

Самой большой и светлой комнатой в отведенной для государыни части дворца была рабочая комната. К ней примыкали светлицы. В них помещалось до полусотни женщин, шивших белье, – белошвеек – и вышивавших золотом, серебром и шелком – золотошвеек. Это было нечто вроде художественно-мастерской школы, равно как и помещавшаяся в одном из дворцовых флигелей иконописная палата. Она была одновременно мастерской и академией художеств. В светлицах цариц также вышивались иконы с таким искусством, которое и теперь вызывает удивление археологов.

В. Д. Поленов. Золотая Царицына палата – приемная гостиная русских государынь

Иван был очень богатым государем очень бедной страны. Флетчер глазам своим не поверил, когда увидал сокровища Грозного. Целые кучи жемчугов, изумрудов, рубинов, горы золотой посуды, сотни золотых с драгоценными камнями чаш. Эти богатства, накоплявшиеся и возраставшие с каждым царствованием, хранились взаперти. Их извлекали из хранилищ только в редких случаях, главным образом чтобы поразить иностранцев. Ченслер видел при отъезде посольства к польскому королю пятьсот всадников, одетых с неслыханной роскошью. Одежда на них была из золотой и серебряной парчи, седла бархатные, расшитые жемчугом. Вся эта роскошь была взята из великокняжеских хранилищ. Пред послами Максимилиана II бояре раздевались, чтобы блеснуть роскошью своего нижнего платья. Но все, что на них было, принадлежало государю и после парада должно было быть возвращенным на прежнее место «без пятен и дыр» под угрозой взыскания.

Но эта роскошь сочеталась с большими недостатками и неудобствами. Сидя за царским столом, Дженкинсон ел с золотых блюд и оценил в 400 фунтов стерлингов два кубка, ходившие по рукам пирующих. Флетчер насчитал 300 служащих за столом, одетых в золотую и серебряную парчу. Царь ел один за столом литого золота. Сразу было принесено сто золотых блюд, но не было ни тарелок, ни приборов, о салфетках уж нечего и говорить. Русские носили у пояса нож и ложку. В 1576 году императорские послы обратили внимание на то, что перед устроенным для них пиром около двухсот приглашенных к обеду отправились в царский гардероб и заменили кафтаны из золотой парчи белыми с горностаевой опушкой одеждами.

Для истории страны, развития идей и нравов эти черты имеют важное значение. Такими способами внушалось народу, что он ничто и что у него ничего нет, а у государя – все и все ему принадлежит. Развитию этого представления также способствовал обычный церемониал пиров. Перекрестившись, царь брал себе кусок мяса, нарезанного кравчим, затем давал некоторым высокопоставленным лицам и наблюдал, как подавали кушанья другим гостям. Разносящие каждому говорили: «Царь тебе посылает это». Получивший подымался и благодарил. Та же процедура повторялась и с напитками, нравившимися иностранцам. Что же касается приправ, состоявших из шафрана, кислого молока и огурцов в уксусе, то они им не нравились. Необходимость сидеть за столом пять-шесть часов и пить со всех посылавшихся им царем чаш удручала даже самых выносливых. Кроме того, был обычай после пира посылать почетным гостям кушанья и напитки, которыми они делились с царскими посланными. Один императорский посол зараз получил семь чаш романеи, столько же рейнского вина, мускатного, белого французского, канарского, аликанте и мальвазии, двенадцать ковшей меду высшего качества, семь низшего, восемь блюд жареных лебедей, столько же журавлей со специями, несколько блюд из петухов, жареных кур без костей, глухарей с шафраном, рябчиков в сметане, уток с огурцами, гусей с рисом, зайцев с лапшой, лосиных мозгов, множество пирогов с мясом и сладких, желе, кремов, засахаренных орехов. Все это получил человек, только что вышедший из-за стола!

При дворе, как и у частных лиц, пиры с их ужасным обжорством и неумеренным питьем были необходимым условием всякого празднества и самым любимым развлечением. Но существовали и другие светские развлечения, несмотря на церковные запрещения их. Было даже специальное ведомство по этой части, так называемая потешная палата. При царском дворе играли в шахматы, шашки и карты, занимались охотой с гончими и борзыми собаками. В большом ходу была охота с соколами и кречетами. Ходили на медведя. В первую половину своего царствования Иван с увлечением предался этим развлечениям. Позже его поглотили заботы о государственных делах, и это отразилось на состоянии его охотничьего двора. Когда после Ям-Запольского перемирия Баторий выразил желание иметь красных кречетов и обратился с просьбой к Ивану, тот ответил, что их больше у него нет, так как он давно уже не охотился, будучи удручен горестями. Тогда Баторий спросил, не может ли он послать Ивану что-нибудь приятное. Ему ответили, что желали бы получить добрых коней, шлемов железных, метких и легких мушкетов.

Побежденный под Полоцком и Великими Луками просил у своего побежденного только оружие.

Однако несмотря на свои горести, Иван и в это время еще держал при себе разных дураков и шутов, которые до середины XVIII века входили в состав русского двора. Шутки этих забавников большею частью были непристойны. Убожество умственного развития способствовало развращенности воображения. С другой стороны, давление на умы аскетического учения церкви порождало, как естественную реакцию, грубый цинизм. Кроме того, шут своими острыми речами, дозволявшимися ему в известных границах, удовлетворял необходимости в критике и сатире, свойственной всякому обществу. За отсутствием литературы сатира выливалась таким способом. Издеваясь над советами «Домостроя» и восточного этикета, шут таким образом разряжал тяжелую атмосферу монастыря и тюрьмы, в которой коснели русские. Он открывал двери, разбивал стекла окон и впускал струю свежего воздуха в душные помещения. В каждом более или менее значительном доме тогда держали одного или несколько таких приживальщиков. У Ивана их были десятки. Некоторые из них поплатились жизнью за честь быть с царем запанибрата. Одного из них звали Гвоздевым. Он был княжеского рода, как и будущий дурак императрицы Анны, и занимал при дворе видную должность. Совмещение должностей тогда было обычным явлением. Однажды для забавы Иван вылил этому шуту миску горячих щей на голову. Несчастный закричал. Иван ударил его кинжалом, так как был в нетрезвом виде. Шут упал на пол, обливаясь кровью. Позвали лекаря. «Вылечи моего верного слугу, – сказал ему Иван. – Я с ним неловко поиграл». – «Так неловко, что теперь уже ни Бог, ни ваше величество не заставит его играть», – отвечал лекарь.