Текст книги "Иван Грозный"
Автор книги: Казимир Валишевский
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Иван почерпнул много сведений из разностороннего чтения. Но он не мог привести в порядок этот материал в своей голове. В первые годы царствования Ивана правление бояр оставляло ему много досуга и вынуждало замыкаться в свой собственный внутренний мир. В эту пору он читал все, что попадалось под руку и возбуждало его любопытство. Он читал Священное Писание и римскую историю, русские летописи и византийские хронографы, творения Отцов Церкви и жития святых. Отсюда он почерпнул много мыслей и выбирал те, которые, по его мнению, относились к нему, касались его положения и предсказывали ту роль, которую он мечтал сыграть. В переписке с Курбским мы видим разнообразие этих познаний и то, как он пользовался ими. Его послания к беглому князю представляют памфлет в двух частях, удары которого направлены против бояр. К нему присоединяется рассуждение о верховной власти. Иван аргументирует цитатами, приводимыми, очевидно, наизусть. Текст этих цитат большей частью не точен. Едва ли Иван допускал подобные искажения сознательно. В его изложении Григорий Назианзин чередуется с Иоанном Златоустом, пророк Исаия с Моисеем, Библия с греческой мифологией, «Илиада» и заимствованные древней русской словесностью сказания о взятии Трои – с Евангелием. Все это смешивается самым причудливым образом с удивительным сочетанием имен. Зевс и Дионис оказываются в ближайшем соседстве с Авимелехом и Гедеоном, Эней с Гензефихом, царем савраматов… Он пишет даже Зинзирих. Поражают самые невероятные анахронизмы. Вместе с политическими афоризмами мы встречаем философские рассуждения. Курбскому эта литература казалась болтовней старой бабы. Но весь этот хаос идей и образов, несомненно, слагается в одно целое. При внимательном рассмотрении мы замечаем тонкую, но никогда не рвущуюся нить, связывающую весь этот материал. Она превращает этот беспорядочный материал в страстную защиту власти в том виде, как понимает ее автор, то есть единой, безусловной, божественной по своей природе и недосягаемой для обыкновенных смертных. Здесь совсем не важно, что этот писатель-самоучка смешивает события и эпохи, говорит о разделении Восточной империи при Льве Армянине, ошибается на два столетия, определяя время завоевания Персии арабами. Вся эта варварская эрудиция не стоит ничего, важны те идеи, которые пронизывают эту беспорядочную груду фактов. Перед нами пылкий деспот, оперирующий такими данными, которых не знали ни отец его, ни дед. В своих познаниях он черпает доводы в пользу теории, о которой те не имели представления. Иван уже открывает новый мир. Этого одного достаточно, чтобы прославить необыкновенного государя, проявившего первым в своей стране если не научные познания, то вкусы, инстинкты и страсти нового человека.
На впечатлительную натуру Ивана воспоминания действовали так же, как и сами события. Они господствовали над его мыслью. Вся его эрудиция властвовала над ним больше, чем он распоряжался ею. Она заставляла его переходить от одного предмета к другому и диктовала ему самые неожиданные отступления. Его постоянная страстность и раздражительность, всегда пробуждавшаяся во время письма, мешали ему с должным разбором пользоваться своими знаниями. Он не взвешивал того, что попадало ему под руку, пускал в ход все средства, не задумываясь над тем, годны ли они.
Иван любил выставить напоказ все, что знал или что казалось ему знанием. С литературной точки зрения он представляет чистого полемиста. Хотя он словоохотлив и даже болтлив, но при всех своих отступлениях и разглагольствованиях он умеет подметить как слабую, так и сильную сторону своего противника и наносит ему удар в самое слабое место. Курбский был человеком начитанным, по тому времени ученым. Иван старается превзойти его своей книжной мудростью, будучи уверенным, что тот не сможет проверить его цитат. Но Курбский не только учен, но и религиозен. Иван это знает и старается нанести ему удар и с этой стороны. Он изображает, как беглый боярин вместе с поляками разрушает православные церкви, упрекает его в том, что ногами своими попирает святые иконы и, как Ирод, избивает невинных младенцев. Царь льет слезы над этими жертвами и над самим палачом. Он любил лиризм и никогда не отказывал себе в удовольствии удариться в пафос. Курский упомянул о крови, пролитой им на службе царя. Иван возражает ему: «А я разве не проливал пота и слезы благодаря вашему неповиновению?»
Нельзя не согласиться с Ключевским, что в этой риторике меньше убеждения, чем желания убедить, больше фосфорического блеска, чем настоящего жару. Некоторые склонны были видеть в письмах Грозного коллективное произведение любимцев царя. Такую гипотезу, между прочим, поддерживал Михайловский, проницательный, но тенденциозный критик. Он заимствовал ее у автора одного дрянного романа. Но эта гипотеза рушится при первом же знакомстве с источником. Сам Михайловский признает за ним единство настроения и стиля. Личность автора, его «когти» чувствуются в каждой строке.
В идейном движении своей эпохи Иван не занимает первого места. В борьбе, которая шла между нравственными идеалами суровых старцев и испорченностью большинства, он примыкал не к достойнейшей стороне, однако нельзя сказать, что он действует единодушно с самыми худшими элементами. В этом конфликте стояли друг перед другом два противоположных полюса. С одной стороны отшельники-аскеты, с другой – отчаянные головорезы, утратившие связь с обществом. Иван занял среднее положение. Он был богато одарен природой, но чтобы быть представителем благороднейшей группы высших стремлений, ему недоставало ни ума, укрепленного науками, ни чистоты сердца. На Стоглавом Соборе он был готов поддержать партию реформ. Однако шаткость его убеждений не позволила ему этого сделать. В религиозных вопросах он оставался человеком старого закала. Для него ношение бороды и однорядки имело такое же значение, как и догматы веры. Учение Нила Сорского только скользнуло по уму Грозного, но не проникло в его сознание. Приобщиться к более широким культурным течениям Запада в области науки и искусства у Ивана не было возможности. Европа была далеко, а Москва слишком отстала от западноевропейского мира. Грозный решил прибегнуть к самому простому средству. Он захотел получить от своих соседей внешние блага их цивилизации. Он потребовал от них печатников, мастеров и инженеров. Этим путем обыкновенно идут отсталые народы, желая наверстать упущенное. Вспомните Японию. Но усвоенная таким образом культура оказывается искусственной и поверхностной. Новая Россия представляет пример этого.
Обвинители Грозного склонны отрицать у него всякую оригинальность. По их мнению, он только шел по следам своего деда Ивана III, и в этом он не обнаружил ловкости. Защищаясь против литературной оппозиции, он будто бы прибегал к готовым теориям и идеям, заимствованным из прочитанных книг. Боярство еще раньше лишилось своих исторических прерогатив. Государственная власть еще до Грозного пыталась опереться на новые социальные группы. Если Иван и попробовал организовать самоуправление общин, то и в этом он только воскрешал лишь порядки далекого прошлого. В понимании своей личной роли он только следовал заветам Священного Писания. Этим суровым судьям можно напомнить, что ничто не создается из ничего. Наполеон ведь не из собственной головы почерпнул содержание своего кодекса! Они, впрочем, готовы признать положительное значение за теми преобразованиями, которые были совершены в первую половину царствования Ивана. Но и в этом они заслугу относят на счет приближенных царя. Потрудились ли они прочесть в книге Стоглавого Собора тридцать семь вопросов, касающихся церковного строя, и десять законопроектов, относящихся к государственному управлению? Нельзя ведь не согласиться, что автор этих страниц одно лицо с оппонентом Курбского. Между тем, когда Иван писал своему беглому боярину, Адашев и Сильвестр были далеко от него. Тождествен не только дух, но и стиль этих произведений. На стиле же Ивана лежит яркий личный отпечаток. Ясно, что в создании опричнины ни Адашев, ни Сильвестр, ни Курбский не принимали никакого участия. Между тем опричнина составляла одно целое с реформами 1551 года. Биографы Грозного совершенно не понимают опричнины, если они отказывают ему в том, что признают за его сотрудниками. Петр Великий не ошибся, назвав себя продолжателем его дела.
Грозный был первым русским царем не потому, что он первый принял царский титул, а потому, что первый понял реальную силу своего сана. Теория единодержавной власти явилась еще до него. Уже с XV века в московской литературе она развивалась достаточно ясно и полно. Но ни Василий, ни Иван III не задумывались над ее конкретным смыслом. Они были далеки от понятия о государе, которому Бог вручил власть, и он несет лишь перед ним ответственность за пользование своими сверхчеловеческими правами, без каких бы то ни было обязательств по отношению к своим сотрудникам. Его действия не подлежат никакому контролю. Он воплощает в себе божественный разум и волю.
Царь Иоанн Васильевич Грозный. Скульптор М. М. Антокольский
В эту теорию Иван внес субъективный элемент. Его мы не находим ни у одного из его предшественников, не встречаем даже и у его преемников. Петр Великий считал себя первым слугой своего народа. В глазах же Ивана монарх стоит выше своей державы и представляет собой нечто вроде какой-то божественной ипостаси. В оскорбительных посланиях к Баторию он заявляет, что государь выше державы, которой он повелевает. Польша победила. Московское государство вынуждено было принять ее требования. Но царь не хочет подчиниться этой необходимости: он парит в какой-то высшей сфере, где никто не может посягнуть на его права и достоинство. Это тонкое рассуждение было продиктовано не столько логикой, сколько непосредственным чувством. Впрочем, идеи и чувства Ивана часто так смешиваются, что необходимо их подвергнуть хотя бы беглому анализу.
IV. Идеи и чувстваГрозный много страдал, и эти преувеличивавшиеся обыкновенно им страдания многие выводили из глубокого нравственного источника. Иван живо сознавал пороки и недостатки политического и социального строя своего государства и чувствовал свое бессилие бороться с этим злом более или менее действительными средствами. Мучительное раздвоение ощущалось им в собственном духовном мире. Он ясно видел свои недостатки, постоянно бичевал себя за них, но не мог или не хотел от них избавиться. Но было бы ошибкой считать это раздвоение результатом недовольства самим собой. Представители школы Юрия Самарина, склонные видеть в Иване одинокого и непонятого современниками героя, конечно, заблуждались. По их мнению, он только один видел зловещие признаки наступающего разложения. Не находя никого, кто бы мог разделить с ним его презрение и ненависть к существующему порядку, он терял власть над собой в своем мучительном одиночестве и разил в отчаянии все, что окружало его. Он не умел разобраться между добром и злом, существовавшим в нем самом и вне его. Ему недоставало воли, соответствовавшей силе его ума.
Подобная оценка несправедлива как по отношению к государю, так и по отношению к его эпохе. Иван был знаком и встречался с такими людьми, которые лучше его понимали необходимость оздоровления общества и знали, какими средствами оно может быть достигнуто. Идеалы сторонников Нила Сорского отличались большей возвышенностью, чем стремления самого царя. В своей борьбе с боярством Иван отлично понимал, что делал и кому наносил удары. Было бы исторической ошибкой представлять его, подобно Бесстужеву-Рюмину, каким-то Гамлетом, который по своему темпераменту склонен к отвлеченным построениям, но совершенно бессилен сделать решительный шаг в действительной жизни. Ибо опричнина – не абстракция, и Гамлет не мог бы вести такую тонкую игру с выдающимися дипломатами.
Иван отлично знал, чего хотел. Некоторые видели доказательство безволия в том, как Иван обращался с людьми, служившими ему орудием для проведения в жизнь его планов. Он постоянно ломал эти орудия, не удовлетворяясь ими. Но бросая одни, он искал другие. Это свидетельствует о том, что он сам не способен был воплотить свои идеи. Он был будто бы скорее человеком мысли, чем дела, теоретиком и даже художником. Он понимал все прекрасное и доброе, но был бессилен воплотить отвлеченные представления в действительность. Он любил сильные ощущения и искал художественных эффектов даже в ужасах своих казней… Это – положения Константина Аксакова. Исходя из этого взгляда, нужно признать, что глава государства должен все делать сам. Но этого не достигал и Петр Великий. Не без основания его упрекали в том, что он много внимания уделял мелочам. Преобразователь нуждается в сотрудниках. У Грозного в распоряжении были или такие ничтожества, как Бельский, или же такие чудовища, как Скуратов. Поэтому он совершал свое дело собственными силами даже тогда, когда в этом не было необходимости.
Как и Петр Великий, он был только продолжателем. Он шел по пути своего деда. В борьбе прошлого с будущим он выступил защитником тех самых нравственных, интеллектуальных, социальных и особенно политических интересов, за какие боролся и тот. Но в эту борьбу он внес кое-какие новые идеи и средства. Иван III действовал молча, одним топором. Иван IV не откладывал в сторону этого топора, но дополнял работу палача экономическими преобразованиями и речами. Можно ли было молчать, когда говорили вокруг? Время молчания наступило после, когда теория деспотической власти одержала победу и покорила всю державу. Чтобы Курбскому ответило хотя бы слабое эхо, нужно было, чтобы в Европе началось новое революционное брожение: тогда в России раздался голос Радищева. В XVI веке на Руси все рассуждали громко: Иван не мог остаться в стороне и говорил.
Вопреки господствующему мнению Грозный проявил бóльшую силу как практик, чем как теоретик. Он вышел победителем из борьбы со всеми Курбскими и последовательно провел намеченную им политическую программу. Во внешних отношениях он должен был отступить только перед фортуной и талантами Батория. Между тем его идеи, как политические, так и религиозные, оказываются часто смутными и неустойчивыми. Его мыслительные способности большею частью уступают верному инстинкту. Он почти бессознательно стремился опереться на народные массы и сам же отдал крестьян во власть служилых людей.
Он был весьма набожен. В 1547 году, через две недели после брака, он предпринял паломничество в Троицкий монастырь и шел пешком, несмотря на стужу. Диспуты с Поссевином и Рокитою свидетельствуют о том, что он был глубоко убежден в превосходстве своей веры над другими. Однако он часто позволял шутки, граничащие с кощунством. Порой он проявляет некоторую терпимость, но она лишена, по-видимому, принципиальной основы, она обусловливается случайными настроениями или оппортунизмом. Это испытали на себе протестанты, которым он разрешил построить в Москве две церкви, а потом подверг их возмутительным оскорблениям. При взятии Полоцка в 1563 году пред глазами царя были потоплены в Двине все евреи, жившие в этом городе. В то время было запрещено евреям торговать в Московском государстве. Польские послы жаловались на это. Иван привел в свое оправдание курьезные мотивы. По его словам, евреи склоняют его подданных к отпадению от православной церкви и занимаются темными делами, отравляя ядовитыми травами людей.
Царь, по-видимому, намекал на один странный случай. С 1551 по 1565 год в Москве жил флорентинский агент Джиованни Тетальди. Он рассказывает, что в Московское государство была привезена мумия. Из-за нее начался процесс о контрабанде, осложнившийся более тяжелыми обвинениями. Бальзамированные трупы привозились сюда из Африки через Константинополь. Они ценились русскими весьма высоко и представляли предмет обширного обмена наряду с пряностями, которыми торговали евреи. Один польский купец прислал в Россию труп недавно казненного человека. Он набил его ароматическими травами. Мумии ввозились беспошлинно. К евреям предъявили обвинение, что они пытались провезти через границу в этом трупе товары, обложенные высокими пошлинами. Присоединились толки о людях, убиваемых евреями. Толки эти распространились в народной массе. Иван не позаботился выяснить дело. Он остался верен отвращению, какое внушали ему евреи. Эта импульсивная натура по-своему была чувствительна.
Нельзя отрицать, что в idée fixe о путешествии в Англию, о которой он мечтал до последних дней своей жизни, проявлялась именно его чувствительность. Эта поездка для Грозного была своего рода романом. Помимо практических соображений, он проявил большую долю мечтательности. В его грезах с одинаковой привлекательностью рисовались и союз против Батория, и брак с Марией Гастингс.
В. М. Васнецов. Царь Иван Васильевич Грозный
Иван был своеобразен в понимании и истолковывании своей роли. Своей страстностью и стремительной энергией, живой мимикой, широкими жестами и свободной речью некоторым он напоминал удалого казака, богатыря цикла Ильи Муромца. Можно согласиться, что этот цикл завершился на Руси не раньше реформ XVIII века. Еще народ Петра Великого жил в мире эпоса, под гармонические напевы своих сказателей. С Ильей Муромцем Ивана сближает его юмор и бешеная вспыльчивость. Однако психология Ивана уже значительно сложнее. Во внешнем облике обоих этих героев довольно много общего. Их роднит мечтательность, но Иван более реалистичен. Когда умер этот царь, передав свой железный скипетр в слабые руки и унеся с собой в могилу тайну своего могущества, народ в продолжение целого столетия пел и мечтал о нем. Он встряхнул его могучей рукой. Тем удалым молодцам, которые не хотели все еще пробудиться от своих снов и вернуться к действительности, приходилось особенно тесно, и им не оставалось ничего, как бежать куда-нибудь на Украину.
Воображение было развито у Ивана особенно сильно, чем он резко отличается от Петра Великого, который был одним из самых практических умов. Еще одним отличием Ивана от другого преобразователя было его преувеличенное мнение о своих способностях, хотя оно самым курьезным образом сочеталось с недоверием к самому себе и ко всем окружающим. Если бы спросили Петра, каким талантам он обязан своими успехами, он бы, наверное, ответил подобно современному нам американцу-капиталисту: «Какими талантами? У меня нет никаких талантов. Я работаю до упаду – вот и всё». Иван же считал себя обладателем если и не всех, то многих талантов. Он изображал из себя представителя чуждой на Руси расы завоевателя, и в этом своем происхождении он видел свое превосходство над простыми смертными. В душе Петра Великого было уже сильно развито сознание своей русской национальности. У него национальная гордость была даже несколько преувеличена. Петру, конечно, никогда бы не пришло в голову сказать иноземному мастеру: «Смотри, взвешивай хорошенько. Все русские – воры!» У Ивана же подобные фразы вырывались не раз. При всяком удобном случае он любил говорить о своих «предках немцах». Интересно было бы знать, сохранилось ли в венских архивах что-нибудь похожее на завещание, в котором Иван будто бы передавал все свое наследие Габсбургам, как передает об этом Костомаров. Я не мог проверить этот факт, но считаю его маловероятным. Однако в самых нелепых баснях часто содержится зерно истины. Когда Вейт Ценге говорил о баварском происхождении Ивана, он лишь повторял слова, слышанные им из уст московского царя, который производил слово боярин от баварец. Во всяком случае, подлинное завещание Ивана, как и наилучшее отражение его облика, нужно искать в его делах. К ним я и обращусь, чтобы в заключение выяснить общий характер их и результаты.
V. Итоги царствованияПротивники Ивана, а за ними и позднейшие его обвинители, несомненно, преувеличивали размеры его казней. По словам Курбского, царь уничтожил целые боярские роды – Колычевых, Заболоцких, Одоевских и Воротынских, но эти имена мы встречаем в документах позднейшего времени. Гораздо бóльшие опустошения в рядах аристократии произвела эмиграция, не уничтожившая однако этого сословия. Иван в этом отношении не придерживался какой-либо определенной, решительной системы. Он даже сам старался обеспечить положение таких знатных родов, как Мстиславские, Глинские и Романовы. Очевидно, он не боялся измены со стороны этих родов, не имевших больших связей и находившихся в родстве с царем. Два первых рода лишь недавно переселились в Москву из Литвы, а третий выдал за Ивана Анастасию Романовну.
Ослабление родовой знати зависело главным образом от экономических причин, тесно связанных с некоторыми государственными мероприятиями. В течение XVI века земельная собственность боярства раздробляется, что было вызвано задолженностью московской знати. В приходо-расходных книгах одного ростовщика того времени, Протопопова, встречается целый ряд громких фамилий, числящихся его должниками. Архивы Кирилло-Белозерского монастыря дают нам возможность уяснить, как совершался этот процесс раздробления собственности. В 1557 году, очевидно, исчерпав свой кредит у разных Протопоповых, князь Ухтомский продает братии этого монастыря за 350 рублей большое село с семнадцатью поселками. Через три года он уступает им еще четыре поселка за 150 рублей. Одновременно с этим обитель приобретает у тех же Ухтомских обширное поместье. Наконец в 1575 году ей достается значительный луговой участок «за обедни». Таким путем все имущество Ухтомских переходит в другие руки.
Это обеднение знатных московских фамилий является прямым следствием нового политического режима и тех обязательств, которые он налагал на родовую знать. Всеобщая служебная повинность заставляла боярство жить или при самом дворе, или вблизи его. Если служилый человек не находился в войске, то он исполнял какие-нибудь государственные должности. Проживая в своих вотчинах, бояре извлекали из них скудный доход. Теперь же, оставленные ими, те пришли в полное разорение. Затем явилась опричнина, повлекшая за собой массовую экспроприацию, совершавшуюся правительством на известных общих основаниях. Этим был нанесен сильный удар экономическому благосостоянию и политическому могуществу боярства. В довершение всего Иван начал применять систему круговой поруки среди боярства, благодаря чему последствия эмиграции отразились очень сильно на московской знати. За одного беглеца платили десять, а то и сто других. За исключением Строгановых, мы не можем указать ни одной богатой и знатной фамилии, которая уцелела бы от этого разгрома. Правда, еще и доныне среди богатых русских родов встречаются прямые потомки Рюрика или Гедимина, как, например, Трубецкие, Голицыны, Куракины, Салтыковы, Бутурлины. Но богатство их создалось не раньше XVIII века милостями цариц.
От западноевропейской аристократии русская знать отличалась отсутствием феодального духа. В XVI веке она подверглась окончательной демократической нивелировке. Служебная иерархия создавала новые звания и привилегии, облекавшиеся в систему местнических счетов. Но в этом не было ничего общего с корпоративным духом в европейском смысле этого слова. Напротив, этот порядок дробил даже самую семью на отдельные атомы, над которыми укреплял свою власть государственный порядок.
Казалось бы, что народ должен остаться в выигрыше от этого изменения, однако на его долю достались лишь горькие плоды. Новый режим представлял двухэтажное сооружение – вверху служилые люди, внизу крестьяне. Рабство было и тут и там. В этом случае Грозный, впрочем, был только продолжателем и завершал программу, проводившуюся московскими государями уже два века. Самая опричнина была лишь более широким применением той системы, которой держались предшественники по отношению к вновь приобретенным областям и городам. Опричнина была, в сущности, колонизацией навыворот. Что касается колонизации в обычном смысле, то в XVI веке, как прежде, она была делом частной инициативы, но и для нее Иван открыл новые пути.
На западе его политика потерпела поражение. Но было бы несправедливо возлагать в этом случае всю ответственность на него самого. Через полтора века Петр Великий повторил попытку Ивана. Если бы он вместо безумца, каким был Карл XII, встретил нового Батория, быть может, Полтавская битва имела бы иной исход. Но на востоке Грозный приобрел Казань, Астрахань и Сибирь.
С экономической точки зрения завоевание Казани не дало тех результатов, каких можно было ожидать. Очевидно, татары преувеличивали значение своей торговли, желая, чтобы султан отнял этот город у русских. Английские купцы были разочарованы, познакомившись с Казанью. Но Иван вознаградил себя в другом месте. Предоставляя шведским купцам свободный путь через свои владения, хотя бы для проезда в Индию, он добивался перед их правительством таких же льгот для своих подданных. Его целью было поддержать или завязать новые торговые сношения с иностранцами от Любека до Испании. Летописи упоминают о путешествии русских купцов в 1561 году в Антверпен и Лондон. В английских источниках упоминается о присутствии в 1568 году на берегах Темзы двух приезжих москвичей – Твердикова и Погорелова. К ним относились как к послам. Вероятно, они совмещали в своем лице дипломатов и торговых людей.
Памятник Ивану Грозному (г. Орел)
Развитие промышленности при Иване было поверхностным. Расширению ее способствовали завоевания на Востоке. Приобретение низовий Волги вызвало рост рыбных промыслов. В 1562 году в Переяславле было 99 предприятий такого рода. Широкие размеры приняло добывание соли после занятия Строгановыми Камского бассейна и открытия соляных копей близ Астрахани.
Финансовая политика Ивана не заслуживает одобрения. Она сводилась к ряду мероприятий чисто хищнического характера. Некоторые указания на этот счет можно найти у Флетчера. По его словам, московское правительство потворствовало агентам местной администрации. Оно давало возможность обогащаться им разного рода поборами, а потом силой заставляло выдать себе награбленную таким образом добычу. Той же системы оно держалось и по отношению к монастырям. Оно широко практиковало систему откупов и монополий некоторых производств и известных видов торговли, добывая этим путем значительные доходы. Часто оно прибегало к взысканиям с должностных лиц денежных сумм, предъявляя к ним вымышленные обвинения. Английский дипломат сообщает почти невероятный случай: правительство однажды потребовало от города Москвы целую шапку живых мух.
Налоги также являлись источником эксплуатации. Правительство пользовалось ими самым нерациональным образом. Всякую потребность оно удовлетворяло введением нового налога. Оно не задумывалось над вопросом о соответствии между налоговым бременем и платежными средствами населения. Ему не приходило в голову, что оно рискует зарезать курицу, несущую золотые яйца. К концу царствования Ивана эта курица почти уже совсем перестала нестись.
Завоевание Казани и Астрахани имело значение главным образом для церкви, расширив ее деятельность. Первому казанскому архиепископу Гурию удалось обратить в православие значительное число татар. Однако до самого конца царствования православию приходилось вести борьбу с язычеством, уцелевшим во внутренних областях государства, между прочим даже в некоторых частях Новгородской земли. Что касается попыток религиозной реформы, то Иван скоро отстранился от них и в лучшем случае оказывал только слабую поддержку. Поэтому в этой области не произошло существенных изменений, умственный и моральный уровень духовенства оставался таким же, каким был и прежде.
Впрочем, нельзя не отметить в эпоху царствования Грозного общего умственного подъема. Хотя школы, которые предполагалось устроить после Собора 1551 года, так и остались только в проекте, и книгопечатание ограничилось примитивными опытами. Автор посланий к Курбскому должен быть признан представителем нового умственного движения, которое покидало монастырские кельи и из душной атмосферы религиозных прений выходило на широкий путь светских интересов. Начало духовной секуляризации явилось одной из самых крупных побед царствования Грозного.
Однако даже в международных сношениях Иван не мог или не хотел отрешиться от некоторых традиций варварства, плохо сочетавшихся с требованиями прогресса. Часто московский двор обращался с иноземными послами так, как с военнопленными. Судьба их была обыкновенно довольно печальна. Счастливы они были, если их только продавали или раздавали монастырям в качестве холопов. Случалось, что их просто топили в воде. В 1581 году Иван приказал убить по миновании надобности шведских «языков»: так назывались люди, которых захватывали во время войны, чтобы добыть от них необходимые сведения. Пленные поляки или шведы служили обычной единицей обмена при торговых сделках татарских купцов на константинопольском рынке.
Как бы то ни было, при всех своих недостатках и пороках, ошибках и преступлениях Иван пользовался большой популярностью, перед которой оказались бессильны как его неудачи, так и влияния времени. Это обстоятельство нужно отметить как один из крупных результатов его царствования. В московских исторических песнях Грозный занимает почетное место и не характеризуется отрицательными чертами. Напротив, он хотя и строг, но справедлив и даже великодушен. Несомненно, такая высокая оценка зависела отчасти от религиозного отношения подданных Ивана к его власти. Он был для них окружен мистическим ореолом, охранявшим его особу от посягательства критики. Но и независимо от этого народные симпатии на стороне царя. Предается ли он кровавым оргиям над трупами убитых татар или по простому подозрению отдает в руки палача своих бояр – народ на его стороне. Он воспевает его забавы и казни. Если же он не может выразить ему свои восторги, он почтительно потупляет глаза или вымыслом прикрывает то, что возмущает его нравственное чувство. Он не хочет, чтобы Грозный убил своего сына. Государь былин, отдав приказание казнить сына, скоро раскаивается и щедро награждает Никиту Романовича, с опасностью для собственной жизни спасшего царевича. Этот царь, по народному изображению, имеет некоторые слабости. Он вспыльчив, и первое его движение не всегда бывает благородным. Под стенами Казани, куда фантазия народного поэта приводит вместе с Иваном Ермака и даже Стеньку Разина, царь заподозрил в измене своих инженеров, медлящих делать подкопы, он угрожает им казнями. Трусливые, как всегда в народной историографии, воеводы прячутся за спинами своих подчиненных. Но один молодой ратник берет на себя отвагу защищать своих товарищей, подкоп взрывается, царь признает свою ошибку и награждает героя. Проникнув во взятый город, Иван милует царицу Елену, которая вышла ему навстречу с хлебом и с солью, он только велит крестить ее насильно и заключить в монастырь. Но он приказал выколоть глаза царю Симеону, проявившему меньше покорности и больше достоинства – народ на стороне победителя и в этом случае.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.