Текст книги "Действие есть форма: Выступление Виктора Гюго на конференции TED"

Инфраструктурные пространства как акторы или активные формы

Когда план по превращению Гюго в звезду сработает, тезис «действие есть форма» может лечь в основу эссе об идеях, построенного по принципу детектива (назовем это подходом à la New Yorker). При таком подходе обычно используется следующая схема. Автор с разными уровнями самомнения/скромности, ведущий повествование от первого лица, встречается с разными мыслителями. Каждая встреча дает нам ключ к пониманию идеи. Здесь важен прямой контакт. Особо заковыристого мыслителя рассказчик встречает морозным осенним днем. Или в просторной нью-йоркской квартире, габариты которой в итоге помогают ему постичь проблемы мировой финансовой системы. Или же перед ним специалист по физике элементарных частиц с взлохмаченными рыжеватыми волосами, зачесанными на косой пробор. Подобные описания помогают читателю понять, к примеру, теорию струн. И это работает.

У социолога Бруно Латура темные волосы, зачесанные на косой пробор. Он говорит с французским акцентом и работает над развитием тезиса «действие есть форма». В своей акторно-сетевой теории он выдвигает предположение, что инфраструктурные пространства типа социотехнологических сетей создаются не только людьми, но и технологиями, причем сами технологии участвуют в этом процессе как акторы, или «актанты». «Актанты» «производят некие действия»[7]7
  Ibid. P. 46.


[Закрыть]. Технологии влияют на запросы социальных сетей, а те, в свою очередь, формируют технологии: люди придумали компьютер, который изменил ход человеческой мысли. Люди разработали технологию типовой пригородной застройки, и возникшая среда оформляет их отношения. Изучая действие технологий, Латур рассматривает не только то, что манифестируется или излагается в сценарии, но и внутреннюю деятельность – что делает инфраструктура и что она говорит. Латур утверждает, что взаимодействие между сценарием и технологией подобно потоку информации или потоку воды – оно не поддается определению. Латуровское описание действия варьируется от «сюрприза» до «опосредования»[8]8
  Ibid. P. 45.


[Закрыть]. Действие может быть «позаимствовано, распределено, предложено, навеяно, навязано, извращено, преобразовано»[9]9
  Ibid. P. 46.


[Закрыть]. Социальные формы – это не то, что можно зафиксировать и классифицировать. Они «не поддаются определению» из-за непрерывности процесса[10]10
  Ibid. P. 44.


[Закрыть]. Дать им определение, идентифицировать или обозначить границы равносильно отрицанию самого процесса или попытке остановить поток.

Обращаясь к театру, где конструирование такого рода деятельности в порядке вещей, Латур пишет об использовании слова «актор» в социальных науках: «Не случайно, что это понятие, как и „действующее лицо“, широко употребляется в театре… Театральная постановка – это настолько запутанная история, что понять, кто именно совершает действие, становится совершенно невозможно»[11]11
  Latour B. Reassembling the Social: An Introduction to Actor-Network Theory. Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 46.


[Закрыть].

Актер следует тексту пьесы, однако прописанные в ней слова он воспринимает исключительно как косвенные указания или отголоски, позволяющие интерпретировать глубинное действие. На сцене актеры редко имеют дело с состояниями, легко поддающимися вербализации. Основным средством, или носителем, информации является именно действие. Актриса не станет играть «мать», она скорее сыграет, как она «баюкает ребенка». Актерам хорошо известно, что действие зачастую не соответствует словам и не поддается определению. Произнося «Приятно познакомиться», герой может изгонять собеседника из общества. Герой говорит «Я не люблю тебя», а на самом деле изо всех сил пытается сохранить отношения. Действие – это не то, что говорится, оно может быть никак не связано со словами. В конечном счете информация о герое складывается из череды действий. Похожим образом ведет себя и инфраструктурное пространство, а изменчивая форма этого потока действий – это и есть информация.

Во взаимодействии сценариев и технологий деятельность становится третьей силой. Рассмотрев сценарий, заявленный в том или ином инфраструктурном пространстве, можно более отчетливо увидеть необъявленные или не связанные с ним действия. Человек, покупающий загородную недвижимость – дом в колониальном стиле на Кейп-Коде или коттедж в поселке Арнольда Палмера, – приобретает сценарий, но в реальности ему преподносят некий девелоперский проект. Развитие сетей энергоснабжения или мобильной связи может сопровождаться историей про децентрализацию, в то время как реальная ситуация подразумевает монополизацию подобных услуг. Сеть DAPRAnet, изначально создававшаяся Министерством обороны США на случай войны, стала общедоступным Интернетом. Свободные зоны, разрекламированные по всему миру как инструмент, призванный обеспечить торговым сетям открытость и отсутствие бюрократических препон, порождают новые формы бюрократии. Фейсбук, разрабатывавшийся как безобидная социальная сеть для университетского кампуса, во время Арабской весны превратился в инструмент объединения диссидентов.

В подобных случаях информация содержится не только в сценарии или технологии, но и в некоей имманентной неартикулированной деятельности или способности, которую мы могли бы обозначить как диспозицию матрицы. Такого рода информация передается не через известные нам механизмы, вроде текста или кода. Возможно, именно благодаря этой скрытой диспозиции, этому призраку заявленного сценария великан кажется нам загадочным, почти волшебным.

Диспозиция и активные формы инфраструктуры

При жизни философ Гилберт Райл говорил с британским акцентом, курил трубку и писал философские труды в очаровательной разговорно-шутливой манере. Райл – идеальный персонаж для обсуждения тезиса «действие есть форма» à la New Yorker. Особенно хорошо ему удавалось демонстрировать «призраков в машине», или логические противоречия, таящиеся в обыденном языке. Для Райла диспозиция была одним из таких призраков, и практические методы, с помощью которых он в своих трудах демистифицировал призраков и великанов, могут помочь в исследовании инфраструктурного пространства.

Райл писал о диспозиции как о чем-то, что мы уже осознаем и употребляем в обыденной речи: это динамика отношений, потенциальная готовность принять определенное состояние или претерпеть определенные изменения тогда, когда реализуется определенное условие. Доказать фактическое «наличие» диспозиции невозможно. В качестве примера Райл приводит стекло, которое является хрупким, даже если его никогда не разобьют. Подобно Латуру и Бейтсону, Райл полагал, что диспозициональные свойства присущи как людям, так и материальным объектам. Разбитое стекло не является «таинственным, призрачным событием… оно вообще не является событием»[12]12
  Ibid. P. 43.


[Закрыть]. Шар на наклонной плоскости обладает диспозицией, заключенной во взаимном расположении поверхностей[13]13
  Jullien F. The Propensity of Things: Toward a History of Efficacy in China. New York: Zone Books, 1995. P. 29.


[Закрыть]. Чтобы обладать такой диспозицией, шару вовсе не обязательно катиться по наклонной плоскости. Функция в математике – это выражение, описывающее поведение некоторого множества значений, однако знание конкретных значений менее важно, чем общее поведение этой функции, которое описывается кривой определенной формы. Подкрепляя рассуждения Латура, Райл утверждает, что из-за этой латентности диспозицию невозможно определить. Однако эта неопределенность вовсе не обязательно должна быть таинственной. Райл пишет: «Из того, что я имею привычку курить, не следует, что я курю в данный момент. Это моя устойчивая склонность курить, когда я не ем, не сплю, свободен от лекций и не присутствую на похоронах, и если я только недавно не выкурил трубку»[14]14
  Ryle G. The Concept of Mind. Chicago: University of Chicago Press, 1949. P. 43.


[Закрыть].

Райл полагал, что существенной для понимания диспозиции является разница между «знать что» и «знать как» (в первом случае речь идет об ориентации на поиски ответа, во втором – на повторение действий). Человек не может знать диспозицию так, как он знает правильный ответ. Это знание формируется по крупицам из множества разнообразных наблюдений за деятельностью. Диспозиция – это показатель того, как структура во времени реагирует на взаимодействие разнообразных факторов. Как и Латур, Райл обращается к сценическому искусству, которое имеет дело прежде всего с действием. Приводя в качестве примера выступление клоуна, Райл замечает, что однозначного ответа на вопрос, что же такое быть смешным, не знает никто. А вот клоун знает, как быть смешным, из опыта общения с публикой. «Знание как» – диспозиционально[15]15
  Ibid. P. 27–32.


[Закрыть]. Райл обратил внимание на то, что диспозициональные свойства в рамках привычной логики и языковых структур порой остаются туманными и непостижимыми и воспринимаются как «особые скрытые начала или причины, то есть вещи, либо процессы, существующие или происходящие в каком-то особом мире, являющемся тенью нашего настоящего»[16]16
  Ibid. P. 119–120.


[Закрыть]. Однако пренебрежение «знанием как» в пользу «знания что» означало бы девальвацию наших наиболее прагматичных представлений о способностях, потенциальных возможностях, качествах и наклонностях. Слово «диспозиция» лучше всего понимается через узус и само является диспозициональным.

Райл никогда не говорил о диспозиции применительно к городским пространствам, но, будь у него такая возможность, сейчас он бы мог порассуждать о диспозициональных свойствах пригородной застройки, тяготеющей к мультиплицированию, или фейсбука, превратившегося в политический инструмент. В качестве примера он мог бы привести диспозицию простых конфигураций или общеизвестного набора сетевых возможностей, определяющую особый способ обращения информации: «шайка контрабандистов» – вот модель обеспечения секретности в узком кругу игроков. Диспозиция линейной железной дороги или оптоволоконного кабеля отличается от диспозиции рассеянных в пространстве мобильных телефонов. Радиальная, или веерная, структура сети – как в электронных СМИ – подразумевает, что любое действие или соединение осуществляется через центральный узел связи, который распространяет информацию. Древовидная структура имеет иерархический характер, подобно расходящимся от городских магистралей улицам, вплоть до переулков и тупиков. В распределенной сети каждая точка может связаться с любой другой точкой. Высокопроизводительные компьютеры-мейнфреймы связаны линейной сетью, передающей сведения последовательно, тогда как в параллельной сети обмен информацией происходит синхронно. Небоскреб можно считать последовательной структурой, потому что попасть на нужный этаж можно, только проехав на лифте все предыдущие. Рынок, вокзал или любая другая структура с множеством точек доступа и обмена организованы в режиме параллельного доступа. Диспозицию здесь можно конструировать примерно так же, как геометрию и расположение шара на наклонной плоскости.

Если б к разговору мог присоединиться Бейтсон, то в этих простых топологиях и взаимоотношениях он увидел бы диспозицию как маркер политических устремлений. Архитектуру сетей он оценивал по степени легкости прохождения информации. Бейтсон предположил, что бинарные отношения, если они симметричны, порой тяготеют к конкуренции, насилию и нестабильности (например, близнецы, соперничающие за родительское внимание, государства, воюющие за территорию, альфа и бета самцы). А комплементарные отношения (то есть те, где акторы могут занимать то доминирующую, то подчиненную позицию) демонстрируют большую стабильность. Развивая теорию Бейтсона, можно сказать, что с точки зрения обмена информацией последовательная структура не так надежна, как параллельная. Последняя одновременно и более открыта, и более устойчива. То же можно сказать о веерной или древовидной сети. Способы передачи информации, присущие конкретной сети, могут быть индикаторами агрессии, подчиненности, двойственности или устойчивости к внешним воздействиям – индикаторами широких политических ориентаций данного инфраструктурного пространства. Свободная зона, которая, подобно шайке контрабандистов, построена как закрытое сообщество, диспозиционально игнорирует любые взгляды или любую информацию, не согласующуюся с ее бизнес-платформой. Изучая структуру широкополосного урбанизма, мы имеем возможность сравнить линейную конфигурацию оптоволоконной сети с распределенной популяцией мобильных телефонов и увидеть, сколь различна их диспозиция в отношении территориальной экспансии и сосредоточения власти.

Бейтсон, Латур и Райл предлагают технологии для дизайнирования «воды». Они расширяют наши представления о диспозиции активных форм, которые представляют собой не отдельные события или объекты, а похожи скорее на переменные в информационных потоках. Они анализируют инфраструктурное пространство, но уже не как таинственный фон или недоступный пониманию инструмент политических манипуляций. Каким бы сложным ни был великан урбанистической инфраструктуры, эти ученые могут показать простые тумблеры и рычаги, с помощью которых можно научиться им управлять.

Создание активной формы и диспозиции как отдельное искусство

Аудиторию нашего нового Гюго будут составлять люди, далекие от архитектуры, отчасти потому, что коль скоро пространство – это секретное оружие самых влиятельных людей на земле, то лучше всего эту тайну хранят именно от архитекторов. Для дизайнеров создание формы часто сводится к форме объекта, эстетические качества которого суть результат тонкого понимания очертаний и геометрии. Пока в этой сфере деятельность рассматривается как программа, идея активной формы представляется оксюмороном или мистификацией, а призванные создать нечто подобное архитекторы полагаются на то, чему их лучше всего учили, – на создание формального объекта, олицетворяющего действие. Можно придумать помещение, которое будет олицетворять, к примеру, изменчивость или динамизм. Его можно напичкать цифровыми датчиками, реагирующими на движение, прикосновение или какую-нибудь другую программу. Еще более наивное недоразумение (чья сила кроется именно в его наивности) возникает, когда действие или деятельность путают с движением или кинетизмом. Архитектор, имеющий дело с изменяющимся пространством, проектирует его, следуя определенному архитектурному паттерну. И чем больше динамики или ажитации будет в его чертежах, тем более «активной» будет считаться форма.

Различие между пониманием формы как объекта и формы как действия подобно райловскому различению между «знанием что» и «знанием как». Значение активных форм зависит от того, к чему они склоняют, что провоцируют и что подавляют. Они задают набор параметров или возможностей, в соответствии с которыми структура будет функционировать в течение времени. Активные формы могут рассказать о том, как некое изменение влияет на функционирование группы, распространяется в пределах поля, меняет популяцию или генерирует сеть. Проектировщик активных форм проектирует не поле в целом, но скорее некую дельту или способы его изменения – не только форму и контуры игровой фигуры, но и арсенал предписанных ей ходов.

Искусство создания активных форм возникло не вчера. Сегодня Гюго был бы вынужден признать, что его формулировка «одно убивает другое» как представление о последовательной смене устаревшего передовым не работает. («Заколдованный круг», – объясняет он, прохаживаясь в мокасинах.) Чтобы выжить, активной форме вовсе не обязательно убивать форму объектную. Им нет необходимости конкурировать, речь идет о более широкой категории, где активная и объектная формы сосуществуют, дополняя друг друга. Активная форма способна удвоить потенциал дизайна, предлагая дополнительные технологии и творческие возможности. В любом проекте, в любой конструкции всегда были и остаются тумблеры активности. Включать их или нет, помещать ли объектную форму в зависимость от целого ряда потенциальных возможностей, как мяч на наклонной плоскости, решает художник. Активная форма может кооперироваться с объектной и усиливать ее действие, определяя культурную траекторию последней и силу отложенного действия.

Ученые и предприниматели во всем мире, как правило, предпочитают использовать комбинацию обеих форм. Генетик не может представить все нуклеотидные последовательности ДНК в двойной спирали, но может включиться в изучение развития организма и тех процессов, которые приводят к изменению этих генных последовательностей. Теоретик-компьютерщик вряд ли станет описывать весь Интернет – он скорее придумает активную форму, прочесывающую Сеть в соответствии с конкретным заданием. Предприниматель проектирует не только сам продукт, но и его путь к потребителю. Эколог, работая в лесу, не станет рассаживать птиц по деревьям или отдельные саженцы в подлеске – он просто выпустит птицу в лес или бросит в землю семена, чтобы пейзаж постепенно преобразился сам собой.

Наряду с чертежами, конструктивными деталями, вертикальными и горизонтальными разрезами, проектировщик способен оценить и диспозицию проекта. Он может спроектировать отдельный пригородный дом, а может использовать в качестве несущего элемента или мультипликатора повторяющуюся модель. Подобно лифту, который дал толчок высотной городской застройке, детали или технологии (будь то структурная инновация, элемент оболочки или связующий материал) способны «вирусно» поражать целые популяции домов. Объектная форма может стать активной, если она выполняет функцию тумблера или «камня, брошенного в воду». Выстраивая отношения, проектировщик может заложить в них непрямые, неочевидные взаимозависимости, когда под влиянием изменения А меняется B, которое, в свою очередь, изменяет С. При разработке активных форм он конструирует не просто оболочку или границы города, но пространственную диспозицию для роста или даже сжатия. Компьютерщик программирует не содержание информационного потока, а платформу, с помощью которой можно организовывать информацию и управлять ею. Компьютерная программа, как и математическая функция – скажем, простая функция косинуса, – имеет дело с переменными, которые упорядочивают связи, но не управляют результатами. Программное обеспечение, как и формулы для создания пространственных продуктов или свободных экономических зон, – это форма управления формой. А компьютерный дизайнер может создать обновленную версию программы или приложение-«приманку» (которое на самом деле никогда никого не приманивает).

При таком разнообразии формотворчества очень важно понять, когда правильнее бросить камень в воду, а когда – стать самой водой. И то и другое имеет физические последствия. Человек-невидимка обладал властью и наводил страх, потому что он был – и в то же время его не было. Пока сам он оставался невидимым, пространство вокруг него было видимым. Бокал выливался в пустоту, двери открывались и закрывались. Архитектура обладает такой же способностью генерировать невероятный по размаху пространственный отклик, становясь средой существования для самой себя, то есть превращаясь в инфраструктуру. Инфраструктурное пространство способно порождать изменения объектных форм, создавая поток действий и переменных. Действие есть форма. В этом и состоит отдельное искусство создания активных форм и диспозиций – зная как, вы становитесь волшебником.

Новая аудитория Гюго и теория пространства

Новая аудитория Гюго на конференции TED, уже знакомая с политической магией, на которую способно инфраструктурное пространство, будет состоять из политиков, работников социальной сферы и бизнесменов. У них больше связей и влияния, чем у архитекторов, но они мало что понимают про пространство.

Пространственная конфигурация зачастую является нечаянным результатом реализации правил, записанных на языке бизнеса, недвижимости, логистики, торговли, финансов, информатики и управления. К примеру, свободная экономическая зона – устаревшая доктрина создания субэкономических условий в загородном анклаве – это порождение торгового законодательства, стратегий развития и экономической политики. Специалисты по широкополосному урбанизму обращают все большее внимание на информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) и их прямое влияние на развитие, но международные консалтинговые фирмы, типа McKinsey, продолжают анализировать эту сферу с помощью «эконометрики». Удивительно, как мало новых понятий в области развития порождает пространственный анализ.

Инфраструктурой интересуются многие отрасли знания: социология, экономика, информатика, наука и технологии, история науки, теория организации, медиа и коммуникации, архитектура и урбанизм. При этом самые передовые мыслители – те, что, собственно, и составляют новую аудиторию Гюго, – все чаще настаивают на расширении границ своих почтенных наук и выходе за пределы теоретических представлений, чтобы иметь возможность учесть весь комплекс влияний, факторов, процессов и событий. Возможно, они стараются соотнести данные, полученные в результате исследований, с обстоятельствами, являющимися следствием неизученных, но важных пространственных практик.

К примеру, экономист Эстер Дюфло, изучающая проблемы бедности, разработала метод поверки экономической теории с помощью целого ряда второстепенных факторов, действующих в реальной жизни. Опыты показали, что небольшие поощрения или культурные сигналы, поданные в ходе вакцинации или раздачи москитных сеток, влияют на успех или провал кампании против голода или эпидемий. По мнению Ричарда Хикса, директора Центра информатики развития Манчестерского университета, при принятии важных политических решений помимо эконометрических показателей необходимо учитывать экономические, социокультурные и юридические последствия[17]17
  Boateng R. et al. E-Commerce and Socio-Economic Development: Conceptualizing the Link // Internet Research. Vol. 18. № 5 (2008) [www.emeraldinsight.com/1066-2243.htm].


[Закрыть]. Зафиксировав практическую несостоятельность некоторых положений экономической теории, Хикс обратился к акторно-сетевой модели Латура, предполагающей отказ от ряда научных постулатов в пользу пристального наблюдения за изменчивым процессом, где действуют разнообразные актанты[18]18
  Heeks R., Stanforth C. Understanding E-Government Project Trajectories from an Actor-Network Perspective // European Journal of Information Systems. № 16 (2007).


[Закрыть]. Помимо математических выкладок и оценок, Хикс предлагает учитывать и анализировать качественные показатели. Он следит за деятельностью предпринимателей, которые имеют дело с новыми платформами для банковских услуг, сельского хозяйства, медицины или маркетинга, созданными на основе краудсорсинга. И ставит вопрос: «Где они, Amazon и eBay международного развития? Каким будет „развитие 2.0“?»

Поскольку архитектура и урбанизм станут основным фактором, влияющим на концентрацию населения, а также доступность, устойчивость и диспозицию любой глобальной сети, вопрос этот можно переформулировать: «Каким будет пространство 2.0?» В связи с тем, что программное обеспечение для цифровых сред и формулы развития пространственных сред (таких, например, как свободная экономическая зона) все больше распространяются по миру, обеспечивая единообразие платформ, предприниматель должен был бы увидеть перспективу в катастрофической нехватке устойчивых пространственных формул.

К примеру, формат свободной экономической зоны является функциональным эквивалентом раннего текстового редактора, который вскоре должен обрасти множеством других программ. Распространение и мутации свободных зон свидетельствуют о том, что, несмотря на очевидные недочеты, популярность общих пространственных платформ растет, даже если они далеки от совершенства. Для такой зоны можно спроектировать объектную форму, создав проект очередного сияющего небоскреба, в котором будут свои достоинства, инновации и красоты, а можно создать систему управления активными формами этого комплекса. Свободная зона сама по себе, подобно коттеджной застройке, есть вирус – потенциальный распространитель новой технологии, программы или политики, исключающей индивидуальную застройку. Статус загородного анклава снижает зависимость зоны от законодательства и прочих политических обременений. В любом случае, поскольку она продолжает поглощать город, грамотный проектировщик предпочтет работать с ее диспозициональными возможностями, а не с морфологической структурой. Те же технологии и сценарии можно использовать в другой диспозиции, к примеру, включив зону в карту города – того самого города, из которого она выделилась, став загородным анклавом. Преимущества и уровень безопасности останутся прежними, но закрытый контур имеет шансы превратиться во всеканальную сеть. Хайтек Сити можно присоединить к Хайдарабаду, а зону Ати Ривер – к Найроби. Включение в городскую жизнь приведет к большей открытости и появлению новых игроков, что сделает информационный обмен более интенсивным. Если это изменение формулы окажется таким же «вирусным», как и предшествующие мутации свободной зоны, диспозициональный сдвиг может иметь далеко идущие комплексные последствия.

Урбанисты, занимающиеся морфологией города и различными аспектами стоимости его физической инфраструктуры, понимаемой как железные и автомобильные дороги, электро– и водоснабжение, явно недооценивают сложные пространственные диспозиции, сопутствующие широкополосной инфраструктуре. Линейный оптоволоконный кабель дает преимущество территории, по которой пролегает. Он же обеспечивает необходимую пропускную способность для современной мобильной телефонии – технологии с разветвленной структурой, обещающей повсеместное покрытие. Провайдеры, продающие услуги широкополосного доступа компаниям, чьи функции зачастую пересекаются, добавляют третий диспозиционный фактор, создавая в местах коммутации точки доступа – свитчи. В дизайне любой сети, по мере ее роста, можно, не без выгоды, производить переоценку ее диспозиции, обращая внимание не только на то, что говорится, но и на то, что делается.

И хотя пространственные диспозиции редко обсуждаются в рамках стратегий развития, именно они могут сыграть ключевую роль в любом экономическом или информационном преобразовании. Ведь пространство зачастую является фактической формой правления, и управлять им – значит контролировать стратегическое сырье политики. Архитекторы, с их пониманием организационной структуры и присущей ей диспозиции, способны противопоставить колдовству великана свои навыки и умения. Готовых рецептов не существует, как нет и однозначных ответов на больные вопросы – иногда нет даже четкого политического курса, который можно было бы заявить. Не будем, однако, забывать, что управлять диспозициями можно, зная как, а не что.