Текст книги "Действие есть форма: Выступление Виктора Гюго на конференции TED"

Великан как инструмент политического влияния

Классическому активисту новый великан Гюго может показаться все тем же старым Голиафом. Противопоставление себя авторитарным силам, несогласие, сопротивление и отказ повиноваться зачастую подразумевает бинарную, оппозиционную диспозицию. Однако подобно архитектору, который обнаруживает, что создает объектную форму в контексте, соответствующем активной форме, активисты часто оказываются в ситуации, когда власть, против которой они борются, куда-то подевалась. Сильные игроки действуют через доверенных лиц и запутывают следы. Их махинации невозможно проследить, взаимоотношения нельзя распутать. Пока активист сражается на баррикадах, Голиаф переводит свою штаб-квартиру в свободную экономическую зону. Более того, он умудряется предстать Давидом и, надев его костюм, избегает камня из пращи. Небольшой вброс сплетен и лжи способен привлечь больше внимания мировой общественности, чем прямое политическое высказывание. И действительно, досужие представления о том, какими должны быть политические переговоры, служат безупречным прикрытием изворотливому великану с его темными делишками.

Но в эту игру можно играть и вдвоем. Освоить дополнительные искусства активной формы и диспозиции – значит научиться использовать великана, и не в бинарной конфронтации, а в непрекращающемся политическом разладе (диссенсусе). Этот длящийся трудноопределимый разлад нельзя устранить революционным путем, поскольку он поддерживается диспозициональным складом нашего ума. Изменения в диспозиции, как и изменения в среде, могут приводить к глубоким трансформациям и создавать эффект домино. В то время как традиционные политические силы, выступающие за радикальные революционные изменения, часто призывают к полному уничтожению предшествующей системы, сдвиги в диспозициональном поле являются частью постепенного переустройства, ведущего к коренному изменению пространственно-политического климата. Такие диспозициональные сдвиги способны смягчать политические нравы, позволяя избегать бинарной конфронтации и снижать давление и насилие, ей сопутствующие. Несоответствие между тем, что говорится, и тем, что делается, – верный признак незаявленной диспозиции. Оно же сообщает пространству некую двойственность. Любая организация или структура может оказаться тайным агентом или искусным фарисеем. В этой конфронтации разумность и правильность зачастую оказываются менее полезными и важными, чем двуличие и лукавство. Несоответствие само по себе – важный двигатель иной, возможно более действенной, программы обучения альтернативному искусству политики.

Этому альтернативному искусству сопутствуют особые эстетические представления. В работе «Политика эстетики» философ Жак Рансьер говорит об эстетике, которая «не имеет отношения к теории чувствительности, вкуса и удовольствия, доставляемого художественным произведением любителю искусства». Вместо этого он сосредотачивается на «эстетических практиках», которые одновременно «описывают» и «предписывают», формулируя «способы делания и производства». Эстетика существует как изменчивая система форм, наполненная смыслами, но их не определяющая[19]19
  Rancière J. The Politics of Aesthetics. London: Continuum, 2004. P. 22–23, 13–14.


[Закрыть]. Весьма показательно, что Рансьер пишет не об эстетике политики, но о политике эстетики – политических коннотациях в восприятии произведения искусства, которые могут совершенно не соответствовать авторским намерениям. Для примера он берет «Мадам Бовари» Флобера, роман, транслировавший читателям либеральную диспозицию, несмотря на консервативные взгляды автора.

Можно вспомнить и другие примеры, когда сценарий и политическая диспозиция не совпадали или когда действие становилось формой. «Like a Rolling Stone» Боба Дилана, будучи песней плохого парня, стала гимном контркультуры. Доказать, что Барак Обама – христианин, не составляет труда, поэтому слухи, что он мусульманин, имеют большой эффект: они живут в два раза дольше – ведь сначала их распространяют, а потом опровергают. Активная диспозициональная форма слуха – то, как он распространяется и работает – важна не меньше, чем его содержание.

Чтобы овладеть искусством политики, архитектуре нужно усвоить некоторые эстетические приемы, отсылающие к театральному искусству, в основе которого лежит действие. Как бы ни были актеры поглощены игрой, они ни на секунду не забывают, что действие часто не соответствует тексту. Мало того что они используют свои профессиональные приемы и средства для перевоплощения в другого человека – им еще приходится совмещать противоположные интенции: придерживаться сквозного действия, порою полностью расходящегося с внешним рисунком роли и текстом пьесы. Социолог Эрвинг Гоффман, которого интересовали и противоречивые личности, и противоречия в повседневной жизни людей вообще, полагал, что формализовать обучение двуличию достаточно сложно. Если ты учишься искусству «подсадной утки», жулика или мошенника «на доверии», большинство приемов можно только схватить на лету.

Умение использовать сочетание активных и объектных форм, равно как понимание их внутренней противоречивости, повышает политическое влияние архитектуры. Более того, научившись манипулировать гигантом, мы не только лишаем его таинственности, но и обращаем его гигантские размеры в свою пользу. Если б можно было перекидывать персонажей из одного сюжета в другой, справился бы Том Сойер с ролью Давида? Вместо того чтобы пытаться убить Голиафа, активист может использовать размеры и мощь великана или его мультиплицирующие возможности в собственных интересах. Для освежения своего репертуара активисту стоит поучиться у разных скользких типчиков – пиратов, принцесс, заключенных, комедиантов и знаменитостей. И хотя открытый честный активизм бывает вполне оправдан, иногда прямо перед финишем разумней повернуть на 90 градусов или, без боя и оглядки на противника, медленно, но верно продвигаться к новым перспективным территориям.

Такой расширенный диспозициональный репертуар, конечно, далек от геройства, однозначности, прямой оппозиционности, зато более эффективен и изощрен. Включив в диспозицию активные формы, активист может освоить следующие технологии – слухи, сплетни, подарки, податливость, дезориентацию, переключение внимания или намеренную бессмыслицу. Эти технологии нельзя назвать собственно политическими, «правыми» или «левыми». Это имманентно присущие инфраструктурному пространству ресурсы, которые способны стимулировать изобретательность и находчивость. Инфраструктура с ее репродуктивными возможностями способна распространять изменения как сплетни, а выдуманные сценарии, вроде тех, что отвлекают нас от реальной деятельности свободных экономических зон, можно использовать для достижения альтернативных политических целей. Диспозициональные технологии (особенно такие коварные, как чрезмерная податливость или подарки, от которых невозможно отказаться) могут изменить традиционную роль архитектора в создании объектных форм, а кроме того, открывают перед ним широкое поле альтернативных практик, когда предприниматель от архитектуры создает нецифровую программу, по которой городское пространство будет работать в течение длительного времени. С помощью таких явных выражений (функция косинуса для пространственных отношений и взаимозависимостей) можно, к примеру, переписать программу свободной экономической зоны или широкополосного урбанизма. И если дизайном этих выражений заниматься не так, как занимаются девелопер или экономист, а так, как умеют только художник и архитектор, это может серьезно укрепить связи архитектуры с другими игроками. Все, о чем шла речь, имеет большее значение, поскольку то, что упустили из виду архитекторы, уже стало формой правления, и здесь дизайн способен снизить давление авторитарных структур, а то и вовсе его избежать.

Выступление Гюго (как и то, что делают упомянутые им организации) – это театрализованное представление его позиции. Как и все «подсадные утки», комедианты и мошенники, он демонстрирует публике важные последствия применения инфраструктурных технологий. Точно так же, немного поупражнявшись и схватив на лету несколько приемов, предприниматели, имеющие дело с пространством, смогут играть с ним – воздействуя на инфраструктуру не «по науке», а с помощью искусства. Подобно Человеку-невидимке, такой предприниматель знает кое-что о последствиях, которые имеет для пространства его присутствие или отсутствие.

Архитектура покажет свою силу, если будет не просто камнем, брошенным в воду, но самой водой, а при необходимости растворится в ее активных формах и станет информацией. Решающее значение имеет диспозиция выступления – кто говорит и как, кто повторяет и для кого. Действие есть форма.

Об авторе

Келлер Истерлинг – архитектор, преподаватель Йельского университета. Автор книг «Пространство организации: пейзажи, шоссе и дома в Америке» («Organization Space: Landscapes, Highways and Houses in America», 2001), «Преодолевая невинность: глобальная архитектура и ее политические маскарады» («Enduring Innocence: Global Architecture and its Political Masquerades», 2005), «Мастерство управления: глобальная инфраструктура и политические искусства» («Extrastatecraft: Global Infrastructure and Political Arts», в печати).

О «Стрелке»

Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка – международный образовательный проект, созданный в 2009 году. Помимо постдипломной образовательной программы с преподавателями мирового уровня «Стрелка» организует публичные лекции, семинары и воркшопы, консультирует в области городского развития и издает лучшие книги по урбанистике, дизайну и архитектуре.