Текст книги "Столп огненный"

Сэл явно подмывало устроить скандал. Лицо экономки перекосилось от ярости, казалось, она вот-вот кинется в драку. Но все же не решалась. Видимо, сообразила, что если новая сноха графа потребует избавиться от нерадивых слуг прямо сегодня, в день своего приезда, граф вряд ли сможет отказать.

– Я… – Сэл опустила голову. – Прошу прощения, миледи. Пойду за веником, с вашего позволения.

Экономка вышла. Леди Джейн, которая внимательно наблюдала, но не вмешивалась, тихо сказала дочери:

– Молодец.

Марджери заметила ездовой хлыст, лежавший на табурете рядом с парой шпор. Взяла хлыст и направилась туда, где валялись на подстилке псы.

– А ну прочь, паршивцы! – крикнула она и огрела каждого по спине. Не столько побитые, сколько напуганные, псы опрометью вылетели из комнаты.

Девушке почудилось, что они злорадно кривили морды.

– И не смейте возвращаться! – крикнула Марджери им вслед.

9

Ролло отказывался верить, будто обстоятельства складываются не в пользу Марии Стюарт. Как такое может быть, негодующе спрашивал он сам себя, если Англия – католическая страна, а за спиной Марии сам папа? Поэтому тем утром он по просьбе графа Суизина написал письмо архиепископу Кентерберийскому, кардиналу Поулу.

В письме испрашивалось благословение епископа на вооруженное выступление против Елизаветы Тюдор.

Насилие виделось ныне единственной надеждой. Король Фелипе отказал в покровительстве Марии и поддержал вместо этого Елизавету. Это сулило погибель – Ролло, всему семейству Фицджеральдов и истинной католической вере в Англии.

– Это не измена? – осведомился Суизин, беря в пальцы перо.

– Нет, – заверил Ролло. – Елизавета еще не коронована, так что никто не злоумышляет против государя.

Он не стал уточнять, что, если Елизавета все-таки взойдет на трон, подобные тонкости не удержат ее от расправы. Всех, кого поймают, казнят как заговорщиков. Но в мгновения вроде нынешнего приходится делать выбор.

Суизин подписал письмо – медленно, с запинкой; ему было проще укротить взбесившуюся лошадь, чем записать собственное имя.

Кардинал Поул вроде бы хворал, но, думал Ролло, он ведь сможет продиктовать ответ. Интересно, что он напишет Суизину? Поул считался наиболее ревностным католиком среди всех английских прелатов, и Ролло почти не сомневался, что кардинал одобрит восстание. А впоследствии, когда все закончится, действия Суизина и сторонников графа будут оправданы церковью.

Двоим доверенным слугам поручили доставить письмо во дворец Ламбет, неподалеку от Лондона, где проживал архиепископ.

Между тем сэр Реджинальд и леди Джейн возвратились в Кингсбридж, а Ролло задержался у графа. Юноше хотелось дождаться ответа и убедиться, что все состоится.

В ожидании письма архиепископа Суизин с Бартом собирали вооруженный отряд. Другие графы-католики должны были заниматься тем же самым по всей Англии, как прикидывал Ролло; когда они объединят силы, их будет не одолеть.

Для сотни деревень графства Ширинг граф Суизин был господином и повелителем и обладал едва ли не той же безграничной властью, какой располагали его предки в былые столетия. В некоторые деревни Суизин и Барт отправлялись лично. В других графские слуги зачитывали для крестьян призывы к оружию, а приходские священники повторяли эти призывы на своих службах. Одиноких мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати лет созывали в Новый замок – и требовали приносить с собою топоры, серпы и железные цепи.

Ролло никогда прежде ничего подобного не наблюдал, а потому не догадывался, чего можно ожидать.

Отклик потряс его до глубины души. Каждая деревня прислала с полдюжины парней и мужчин. Те рвались в бой. Самодельные орудия – равно как и молодые мужчины, ими размахивавшие, – не очень-то требовались для труда в полях в ноябре. Вдобавок протестантство возникло и окрепло в городах, но так и не смогло отравить своей ересью державшуюся старины сельскую глубинку. А еще это событие для многих пришедших крестьян грозило стать самым главным в жизни. О них говорили повсюду, а безусые юнцы и старики плакали от разочарования, что их не берут в графское ополчение.

Долго держать солдат в Новом замке было невозможно, да и дорога до Хэтфилда предстояла неблизкая, поэтому ополчение выступило в путь, так и не дождавшись ответа кардинала Поула. Предстояло зайти в Кингсбридж, где воинов собирался благословить епископ Джулиус.

Суизин ехал во главе отряда. Барт держался рядом с отцом, а Ролло следовал за Ширингами. Они добрались до Кингсбриджа на третий день пути. У моста Мерфина их поджидал сэр Реджинальд, мэр Кингсбриджа, которого сопровождали местные олдермены.

– Прошу прощения, – извинился старший Фицджеральд перед графом, – но возникли непредвиденные сложности.

Ролло послал коня вперед и приблизился к отцу, оттеснив Суизина с Бартом.

– Что стряслось, отец?

Сэр Реджинальд помешкал, пряча глаза.

– Давайте спешимся, – предложил он, – и я вам покажу.

– Не очень-то приветливо ваш город встречает святое воинство! – раздраженно бросил Суизин.

– Знаю, – согласился сэр Реджинальд. – Поверьте, я пытался… Вы сами все увидите.

Ширинги и Ролло нехотя спешились. Суизин подозвал своих капитанов, раздал деньги и велел доставить из ближайшей таверны достаточно бочонков с пивом, чтобы солдаты приободрились.

Реджинальд провел их по двойному мосту в город. По главной улице они дошли до рыночной площади.

Там их взорам открылось изумительное зрелище.

Лавки закрылись, временные прилавки разобрали, площадь расчистили – и ухитрились вбить в стылую землю то ли четыре, то ли пять десятков толстых древесных стволов, каждый толщиной около восьми дюймов. Между этими стволами стояли несколько сотен молодых людей; Ролло, не веривший своим глазам, вдруг сообразил, что эти люди держат в руках деревянные мечи и щиты.

На площади выполнял упражнения воинский отряд.

На помосте в конце площади вожак этого отряда показывал, как нападать на противника, орудуя мечом и щитом, попеременно правой и левой рукой, причем с прытью, которая, как показалось Ролло, вполне годилась для настоящего сражения. Потом он остановился, опустил руки, а все прочие принялись по очереди повторять его движения.

Ролло вспомнилось, что он уже видел нечто подобное в Оксфорде, когда королева Мария Тюдор готовилась отправить английскую армию во Францию на подмогу испанцам. Эти деревянные столбы называются пеллами. Их вкапывают как можно надежнее, чтобы не упали. Поначалу, продолжал вспоминать юноша, необученные рекруты машут своими оружием столь азартно, что некоторые вообще ухитряются промахиваться мимо столба. Но со временем учишься точно целиться и разить куда следует. Бывалые солдаты говорили, что за несколько дней потешных боев с пеллами из самого бестолкового деревенского пентюха можно сделать воина, которого стоит опасаться.

Тут Ролло заметил на площади Дэна Кобли, и последний кусочек головоломки встал на свое место.

Это отряд протестантов.

Сами себя они, конечно, именуют иначе. Утверждают, как поведал сэр Реджинальд, будто готовятся к обороне на случай возможного вторжения испанцев. Мэр и епископ Джулиус ни капельки им не верили, но ничего не могли поделать. Полтора десятка человек городской стражи были бессильны арестовать и посадить под замок несколько сотен рекрутов, даже если те нарушали закон, – а насчет последнего имелись сомнения.

Ролло наблюдал, как молодые люди на площади нападают на пеллы, все увереннее, решительнее и точнее.

– Это не совпадение, – сказал он. – Они прослышали о нашем приближении и собрали свой отряд, чтобы нас задержать.

– Граф Суизин, если ваши бойцы вступят в город… – Сэр Реджинальд замялся. – Боюсь, начнется потасовка и кровопролитие на улицах.

– Мои крепкие деревенские парни зададут жару этим хлипким протестантишкам!

– Олдермены не желают пускать ваших людей.

– Так заставьте их! – процедил Суизин.

– У меня нет права. И мне пригрозили арестом, если я стану упорствовать.

– Пусть попробуют. Мы вас вызволим.

– Нам придется пробиваться через треклятый мост, – заметил Барт.

– Справимся. – Суизин презрительно хмыкнул.

– Положим много народу.

– Они знали, на что подписывались.

– А с кем мы тогда пойдем на Хэтфилд?

Ролло искоса поглядывал на Суизина. Граф был из тех, кто никогда не отступает, даже если все против него. Но сейчас на лице графа читалась нерешительность напополам с яростью.

– Не удивлюсь, если то же самое происходит в других городах, – сказал Барт. – Протестанты, думаю, повсюду готовятся сражаться.

Об этом Ролло как-то не подумал. Хотя следовало бы сообразить: если Суизин по его совету собрал свой отряд, что мешало протестантам прийти к той же мысли. Теперь вместо набега, который хотели провести быстро и по-тихому, им грозила кровавая гражданская война. А чутье подсказывало Ролло, что английский народ не хочет гражданской войны – и потому вполне может выплеснуть свое негодование на тех, кто эту войну развяжет.

Начинало походить на то, что крестьянских парней придется отослать по домам.

Двое мужчин вывалились из стоявшей неподалеку таверны «Колокол» и устремились в направлении сэра Реджинальда. Тот же как будто что-то вспомнил.

– Граф, вам сообщение, – сказал он Суизину. – Они прибыли около часа назад. Я велел им подождать в таверне, чтобы они не разминулись с вами по дороге.

Ролло, присмотревшись, узнал гонцов, которых Суизин отсылал во дворец Ламбет. Что же ответил архиепископ Поул? Этот ответ способен все изменить. Если архиепископ их поддержал, отряд Суизина еще может дойти до Хэтфилда. А если нет, проще сразу распустить людей.

Старший из двух гонцов заговорил:

– От кардинала не было ответа.

Сердце Ролло упало.

– То есть как? – прорычал Суизин. – Что значит, не было ответа? Он вообще ничего не сказал, что ли?

– Нас допустили к его помощнику, канонику Робинсону. Каноник сказал, что кардинал слишком болен, чтобы читать письма, тем более на них отвечать.

– Помирать собрался, никак? – процедил Суизин.

– Да, милорд.

Вот и все, подумал Ролло. Главный поборник католической веры в Англии на смертном одре, а стране грозят потрясения и неизбежные перемены. Сопротивляться бессмысленно. До сих пор мысль похитить Елизавету и послать за Марией Стюарт казалась проблеском надежды, и многие соглашались, что это предприятие может обернуться успехом. Но теперь оно стало выглядеть чистой воды самоубийством.

Порой, сказал себе Ролло, судьба принимает сторону дьявола.

10

Нед отправился в Лондон и принялся бродить возле дворца Сент-Джеймс в ожидании вестей о здоровье королевы Марии Тюдор.

Марии стало сильно хуже 16 ноября, и протестанты поспешили дать этому дню, еще до захода солнца, прозвище Среды надежд. Стучавший зубами Нед на следующее утро явился с толпою зевак к привратной кирпичной сторожке – и слышал собственными ушами, как слуга, выглянувший из будки на рассвете, прошептал: «Умерла».

Юноша бросился на постоялый двор «Карета и лошади», велел оседлать коня, а сам растолкал своего гонца, Питера Хопкинса. Пока тот одевался и завтракал кружкой эля, Нед писал записку, извещавшую Елизавету о смерти Марии Тюдор. Вскоре гонец ускакал.

А Нед вернулся к сторожке и снова затесался в толпу, которая сделалась многолюднее прежнего.

На протяжении нескольких часов через ворота сновали господа важного вида, должно быть, придворные, а также бесчисленные гонцы. Нед терпеливо ждал. Когда из ворот показался Николас Хит, юноша последовал за ним.

Хит, архиепископ Йоркский, являлся, пожалуй, наиболее могущественным человеком во всей Англии. Еще он был канцлером королевы Марии и хранителем Большой королевской печати. Сесил пытался, конечно, привлечь его в ряды сторонников Елизаветы, но Хит оставался непоколебимым. Что ж, теперь ему придется выбирать, чью сторону взять.

Сопровождаемый свитой, архиепископ верхом направился в Вестминстер, где собирались, как полагалось, на утреннее заседание члены парламента. У ворот этого дворца тоже собралась немалая толпа. Хит громко объявил, что будет говорить с лордами и общинами вместе, так что всем следует идти в палату лордов.

Нед попытался было проскользнуть в ворота за спинами свиты архиепископа, однако стражник его остановил. Юноша всплеснул руками, будто изумленный такой помехой, и воскликнул:

– Я здесь по поручению принцессы Елизаветы! Она велела мне все разузнать и доложить.

Стражника эти слова нисколько не убедили, но Хит услышал – на что и рассчитывал Нед – и вмешался.

– Я тебя помню, юноша, – сказал он. – Ты приходил ко мне с сэром Уильямом Сесилом.

– Да, ваша светлость. – Нед постарался не подать виду, что искренне удивлен памятливостью архиепископа.

– Пропусти его, – распорядился Хит.

Стражник посторонился.

Присутствие архиепископа на заседании парламента означало, что вопрос о престолонаследии может решиться быстро, в особенности если Хит поддержит Елизавету. Принцессу знали и уважали, она приходилась сестрой покойной королеве – и проживала неподалеку, в каких-то двадцати милях. А Марию Стюарт англичане толком не знали, разве что судачили о том, что она вышла замуж за француза и живет в Париже.

Словом, обстоятельства вроде бы складывались в пользу Елизаветы. Но церковь стойко поддерживала Марию Стюарт.

В палате было шумно, члены парламента, разбившись на кучки, вели оживленные беседы. Все наверняка обсуждали одно и то же – и дружно замолчали, когда архиепископ встал перед ними.

– Господь в Своей неизреченной милости этим утром призвал к Себе нашу королеву Марию, – сказал Хит.

По палате прокатился вздох. Разумеется, все собравшиеся уже знали об этом либо успели услышать от товарищей, однако подтверждение слухов из уст архиепископа словно подвело некую черту.

– Но мы должны возрадоваться и восславить Всевышнего, ибо Он не оставил нас без попечения и подарил нам истинную, законную и любезную Господу наследницу короны.

Все затаили дыхание, но Хит не спешил называть имя новой королевы. Кого же он назовет?

– Мы не вправе более сомневаться, – звучно произнес архиепископ, – в обоснованности притязаний леди Елизаветы.

Палата взревела, множество голосов слилось в один. Хит продолжал говорить, но его не было слышно. Все сразу осознали главное – вопреки прямому наставлению папы английская церковь назвала Елизавету законной наследницей. Свершилось!

Некоторые члены парламента что-то кричали и возмущенно размахивали руками, но большинство, как отметил про себя Нед, радовалось и веселилось. Парламент поддерживал именно Елизавету. Должно быть, раньше они предпочитали скрывать свое расположение к ней, опасаясь возможного исхода противостояния, но сейчас отбросили все страхи. Пожалуй, даже сэр Уильям Сесил недооценил, насколько парламент привержен Елизавете. Да, кое-кто сидел с вытянувшимися лицами, скрестив руки на груди, не веселился, не хлопал в ладоши, но таких было явное меньшинство. Остальные же бурно радовались. Гражданской войны удалось избежать, Англии больше не грозило правление короля-чужестранца, а еретиков перестанут жечь на площадях. Нед вдруг сообразил, что кричит и веселится вместе с прочими.

Хит вышел из палаты в сопровождении членов Тайного совета и с крыльца парадной лестницы дворца повторил свои слова для толпы, ожидавшей снаружи.

Напоследок он сказал, что объявит о решении церкви на главной площади Лондона. А потом повернулся и поманил к себе Неда.

– Полагаю, ты готов ехать в Хэтфилд с добрыми вестями?

– Да, ваша светлость.

– Скажи королеве Елизавете, что я навещу ее ближе к вечеру.

– Конечно, ваша светлость.

– И запомни, юноша: сперва доставишь мое послание, а потом уже можешь праздновать.

– Разумеется, ваша светлость.

Хит удалился.

Нед опрометью кинулся обратно в «Карету». Несколько минут спустя он уже мчался в Хэтфилд.

Ему досталась крепкая и выносливая кобылка, которую он то пускал в галоп, то побуждал идти шагом. Совсем не хотелось загнать лошадь без нужды и проделать остаток пути пешком. В конце концов, уже не имело значения, как быстро он доберется до Хэтфилда, – все равно Нед будет там раньше архиепископа.

Из Лондона юноша выехал в разгар утра, а вскоре после полудня он увидел впереди кирпичный торец дворца Хэтфилд.

Хопкинс давно должен был приехать, так что во дворце наверняка знали, что королева Мария Тюдор скончалась. Но никто еще не знал, что страна обрела новую королеву.

Стоило Неду въехать во двор, к нему кинулись сразу несколько конюхов.

– Ну? Что? Как там? – закричали они наперебой.

Нед счел, что первой его новости должна услышать Елизавета, поэтому ничего не ответил конюхам и постарался напустить на себя бесстрастный вид.

Елизавета сидела в приемной, вместе с Сесилом, Томом Парри и Нелл Бэйнсфорд. Когда Нед вошел в дверь, все взоры обратились к нему, а он, храня молчание, двинулся вперед, не позаботившись снять плотный дорожный плащ.

Нед приблизился к Елизавете. Он пытался сохранять хладнокровие, но губы сами расползались в улыбке. Елизавета заметила эту улыбку, и ее лицо словно осветилось изнутри.

– Вы – королева Англии! – объявил Нед.

Он сорвал с головы шляпу, опустился на одно колено и низко склонил голову.

– Ваше величество…

11

Мы были счастливы, не ведая и даже не подозревая о том, какие неприятности ожидают впереди. Я говорю не только о себе, конечно; в ту пору я был младшим соратником людей намного старше и мудрее меня. Увы, никто из нас не обладал способностью заглядывать в будущее.

А ведь нас предупреждали. Тот же Ролло Фицджеральд растолковывал мне, с каким сопротивлением столкнется королева Елизавета; перечислял, сколь ничтожное число европейских государей встанет на ее сторону. Я тогда не прислушался к нему, но он был прав. Этот благочестивый ублюдок был прав.

Наши деяния в том судьбоносном 1558 году привели к политическим распрям, восстаниям, гражданской войне и иноземному вторжению. Позднее, в последующие годы, пребывая в пучине отчаяния, я нередко спрашивал себя, стоили ли наши усилия этаких плодов. Вполне невинное на первый взгляд утверждение, что люди вольны почитать Бога как им нравится, причинило больше страданий и мук, чем библейские десять казней египетских.

Знай я тогда то, что знаю сейчас, согласился бы я совершить то же самое?

Да, черт подери. Да!

Часть вторая. 1559–1563 годы

Глава 9

1

Прогуливаясь по южному берегу острова Ситэ солнечным июньским днем – по одну руку словно взмывал в небеса величественный собор, по другую сверкала и искрилась река, – Сильви Пало спросила Пьера Омана:

– Так ты намерен на мне жениться или нет?

Ей доставил мимолетное удовольствие промелькнувший в его взгляде страх. Это и вправду было необычно. Пьер замечательно владел собой, и поколебать его душевное равновесие было очень нелегко.

Вот и теперь – он восстановил самообладание столь быстро, что тот проблеск страха во взоре можно было бы посчитать наваждением.

– Конечно, намерен, любовь моя! – Пьер выглядел обиженным. – Почему ты засомневалась?

Сильви немедленно пожалела о своем вопросе. Она обожала Пьера, причинять ему боль, сколь угодно малую, было поистине нестерпимо.

А сейчас, когда ветерок с реки играл с его золотистыми кудрями, он выглядел совершенно неотразимым. Однако девушка собрала волю в кулак и не дала себя отвлечь.

– Мы помолвлены уже больше года. Это слишком долго.

Все остальное в жизни Сильви было просто отлично. Книжная лавка отца процветала, Жиль подумывал открыть вторую, на другом берегу реки, в Университетском квартале. А торговля из-под полы Библией на французском и прочими запрещенными книгами шла еще лучше. Пожалуй, в последнее время не случалось ни дня, когда Сильви не ходила на тайный склад на рю де Мюр за той или иной книгой для очередного покупателя-протестанта. В самом Париже и по всей стране протестантские общины множились словно грибы после дождя, и семейство Пало не только распространяло истинное вероучение, но и радовалось изрядно выросшим доходам.

Но поведение Пьера смущало девушку и озадачивало.

– Мне нужно закончить обучение, а отец Муано отказывается учить женатых студентов, – напомнил юноша. – Я тебе объяснял это, и ты согласилась подождать.

– Я ждала год. Занятия все равно кончаются через несколько дней, лето же. Мои родители нас благословили. Денег достаточно. Жить мы можем над лавкой, по крайней мере, пока дети не появятся. А ты все молчишь.

– Я написал матушке.

– И мне не сказал?

– Хотел дождаться ее ответа.

– О чем ты ее спрашивал?

– Позволит ли здоровье приехать в Париж на свадьбу.

– А если она ответит, что нет?

– Давай не будем гадать. Ответит, тогда и подумаем.

Сильви расстроили эти слова, но она решила не показывать своего огорчения.

– Где будет венчание? – Пьер покосился на громаду собора Нотр-Дам, и девушка засмеялась. – Нет, там не получится. В соборе венчается знать.

– В приходской церкви, наверное.

– А потом повенчаемся по-настоящему, среди своих. – Сильви подразумевала старый охотничий домик в лесу. В некоторых городах протестанты уже проводили моления открыто, но в Париже подобное до сих пор было невозможно.

– Надо бы пригласить маркизу, – проговорил Пьер и скорчил рожу.

– Ну да, дом принадлежит ее мужу… – Как некстати Пьер ухитрился рассориться с маркизой Луизой и так и не нашел способа с нею помириться! На самом деле чем настойчивее он старался ее очаровать, тем холоднее и суровее становилась Луиза. Сильви надеялась, что однажды Пьер попросту отмахнется от этих хлопот с привычной беззаботной улыбкой, но почему-то этого не происходило. Он злился, и Сильви наконец догадалась, что ее жених, такой самоуверенный на вид, весьма озабочен мнением других о своей персоне.

Эта открывшаяся уязвимость заставила девушку полюбить его сильнее прежнего, а вдобавок подарила повод для беспокойства, причем сама Сильви не могла объяснить, из-за чего тревожится.

– Думаю, придется смириться. – Пьер говорил вроде бы весело, но его выдавал взгляд.

Сильви поспешила перевести разговор на более приятную тему.

– Ты наденешь что-нибудь новое? – Она знала, что ему очень нравилось покупать себе одежду.

Он улыбнулся.

– Ага, чудесный наряд мышиного цвета, как положено протестантам, верно?

– Верно, – согласилась Сильви.

Пьер посещал службу каждую неделю. Он быстро перезнакомился со всеми в общине, а также завел знакомства с людьми из других парижских общин. Больше того, время от времени он ходил на моления этих общин. Ему отчаянно хотелось побывать на майском общем синоде – французские протестанты впервые решили устроить нечто подобное, – однако приготовления велись в строжайшей тайне, а на само собрание позвали только тех, кто уже давно доказал свою приверженность истинной вере. Если не считать этого случая, Пьер стал для общины своим, и Сильви была этому счастлива.

– Должно быть, найдется портной, шьющий темные одежды для протестантов, – продолжал Пьер.

– Конечно. Это Дюбеф с улицы Сен-Мартен. Мой отец ходит к нему, когда матушка его заставляет. Вообще-то он может позволить себе покупать новый камзол каждый год, но не желает тратить деньги на всякую, как говорит, бахвалу. Наверное, он оплатит для меня свадебное платье, но расстроится.

– Пускай расстраивается. Зато мне будет приятно.

Сильви остановилась, притянула Пьера к себе и поцеловала.

– Люблю тебя! Ты чудо! – прошептала она.

– А ты – самая красивая девушка в Париже. Нет, во всей Франции.

Она усмехнулась, зная, что это не так. Впрочем, в своем черном платье с белым воротником она и вправду выглядела обворожительно, ибо протестантские цвета удачно сочетались с ее темными волосами и румянцем щек. Потом Сильви вспомнила о деле и снова посерьезнела.

– Когда получишь ответ от своей матушки…

– Да?

– Нужно будет выбрать день. Что бы она ни написала, я не желаю ждать до скончания времен.

– Хорошо.

На мгновение она растерялась, поскольку не ждала, что он уступит.

– Ты серьезно? – Радоваться Сильви не спешила, памятуя о минувшем годе, который обернулся сплошным разочарованием.

– Конечно. Мы с тобой назначим день свадьбы.

– Я люблю тебя, – повторила она с широкой улыбкой и снова поцеловала Пьера.

2

Не знаю, как долго я смогу это терпеть, признался себе Пьер Оман, расставшись с Сильви у дверей лавки ее отца. Он торопливым шагом двинулся через мост на правый берег. В отдалении от реки ветерок стих, и юноша вскоре вспотел.

Ожидание свадьбы и вправду затянулось настолько, что становилось подозрительным. Печатник Жиль из-за этого сделался грубее обычного, а матушка Сильви, прежде всегда благоволившая Пьеру, теперь разговаривала с ним через губу. Даже сама Сильви, влюбленная и счастливая, начала беспокоиться. Им казалось, что юноша морочит голову своей невесте, – что ж, они были правы.

Зато этот год принес невиданно обильный урожай. Книга в черном кожаном переплете заполнилась именами сотен парижских протестантов и указаниями мест, где те проводили свои еретические службы.

Даже сегодня удалось узнать кое-что полезное – имя портного, обшивающего протестантов. Пьер упомянул о его существовании в разговоре с Сильви всего лишь в шутку, но шутка оказалась правдой, и глупышка Сильви выдала очередного еретика. Отменный улов!

Кардинал Шарль составлял по донесениям Пьера длинные списки. Как ни удивительно, никого из протестантов до сих пор почему-то не арестовали. Пьеру не терпелось спросить кардинала при встрече, почему бездействует стража.

Сейчас он как раз направлялся на встречу с кардиналом, но располагал временем, чтобы кое-что проверить, если действовать быстро. Пьер двинулся вдоль по улице Сен-Мартен, высматривая лавку портного Рене Дюбефа. Обычный парижский дом, разве что окна чуть больше, чем в соседних домах, а над дверью вывеска.

Юноша вошел внутрь. Его поразило непредставимое сочетание кавардака и порядка. На первый взгляд помещение, в которое он попал, загромождали портновские запасы, но все при этом подчинялось некоему строгому укладу: рулоны шелка и шерстяной ткани ровным рядами лежали на полках, пуговицы в мисках на столе были рассортированы по цвету, на выдвижных ящиках шкафов виднелись пометки и значки, говорившие о содержимом.

Над столом склонился лысый человечек, осторожно и уверенно отрезавший кусок ткани большими портновскими ножницами, весьма острыми на вид. В дальнем конце стола, под железным канделябром, сидела красивая женщина; она шила при свете дюжины свечей. Пьеру подумалось, нет ли у нее на платье нашивки с надписью «Жена портного».

Еще одна семейная пара протестантов для списков кардинала, но куда важнее узнать, кто их заказчики.

Мужчина отложил ножницы и шагнул навстречу Пьеру. Он назвался Дюбефом, опытным взглядом оценил дублет с прорезями и составил, похоже, определенное мнение о посетителе. Пьер даже слегка забеспокоился, не счел ли портной его наряд слишком пышным для протестанта.

Юноша назвал свое имя.

– Мне нужен новый камзол. Не слишком цветистый. Быть может, темно-серый.

– Как скажете, мсье, – настороженно отозвался портной. – Вы пришли ко мне сами – или вас кто-то надоумил?

– Второе. Печатник Жиль Пало.

Дюбеф расслабился.

– О, я хорошо его знаю.

– Он скоро станет моим тестем.

– Поздравляю.

Итак, первый шаг сделан, Пьера признали своим.

Несмотря на малый рост, Дюбеф ворочал тяжелые рулоны ткани на полках с легкостью, выдававшей давнюю привычку. Пьер выбрал ткань, серый цвет которой казался почти черным.

К его разочарованию, другие посетители не спешили заходить в лавку. Пьер стал прикидывать, какую пользу способен принести этот портной-протестант. Не будешь ведь торчать тут целый день в ожидании заказчиков. Можно, конечно, установить наблюдение за лавкой – Гастон ле Пан, начальник стражи де Гизов, наверняка подберет неприметного соглядатая, – но так не узнать имен тех, кто будет приходить, а значит, вся затея окажется бессмысленной.

Пьер велел себе думать; уходить из лавки с пустыми руками не хотелось.

Между тем портной взял длинный кожаный пояс и принялся обмерять Пьера и вкалывать разноцветные булавки в кожу, отмечая ширину плеч юноши, длину его рук, обхват груди и талии.

– Вы прекрасно сложены, мсье Оман, – сказал он. – Камзол на вас будет смотреться восхитительно.

Пьер пропустил эту лесть портного мимо ушей. Как, ну как же ему узнать имена заказчиков Дюбефа?

Покончив с измерениями, портной достал из ящика шкафа записную книгу.

– Могу я узнать, где вы живете, мсье Оман?

Пьер зачарованно уставился на книгу. Ну разумеется, Дюбеф должен знать, где проживают его заказчики! Иначе любой мог бы к нему прийти, сделать заказ, а потом сказать, что передумал. И потом, даже если у портного особенная память, даже если он запоминает все имена и все заказы, наличие письменного свидетельства избавляет от споров об оплате. Значит, этот Дюбеф, одержимый порядком, судя по его лавке, должен все записывать и где-то хранить эти записи.

Нужно как-то заглянуть в эту книгу. Именам, которые в нее внесены, самое место в его собственной книге, с черным переплетом, где перечислены все протестанты, выявленные до сегодняшнего дня.

– Где вы живете, мсье Оман? – повторил портной.

– О, простите. Я живу в коллеже Всех Душ[36]36
  Автор «моделирует» Сорбонну по образу и подобию Оксфордского университета, где действительно имелся такой колледж; в списке коллежей Парижского университета такой коллеж отсутствует.


[Закрыть].

Дюбеф вдруг обнаружил, что в чернильнице пусто. Он смущенно фыркнул и сказал:

– Это вы меня простите. Надо сходить за чернилами.

Когда портной скрылся в недрах лавки, Пьер решил, что хорошо бы удалить из помещения и его жену. Юноша приблизился к красавице – той было на вид лет восемнадцать, намного меньше, чем ее мужу, которому явно перевалило за тридцать.

– Скажите, вас не затруднит налить мне вина, горло промочить? Уж больно пыльно на улице.

– Конечно, мсье. – Она отложила шитье и вышла из лавки.

Пьер поспешно раскрыл портновскую книгу. Как он и рассчитывал, там перечислялись имена и места проживания заказчиков, заодно с подробностями насчет выбранной одежды и тканей и с точным подсчетом причитающихся и выплаченных средств. Некоторые имена юноша опознал: это были протестанты, которых он уже выявил. Отлично, просто отлично! В этой книге записана, должно быть, половина всех парижских еретиков. Роскошный вышел бы подарок для кардинала Шарля. Сунуть бы ее за пазуху и удрать, но это было бы опрометчиво. Надо постараться запомнить как можно больше имен.

Пьер старательно зубрил имена, когда у него из-за спины раздался возмущенный возглас Дюбефа:

– Что вы делаете?

Портной, судя по бледности лица, страшно перепугался. И правильно, подумал Пьер; ты, приятель, допустил непозволительный промах, оставив свою книгу на столе.

Юноша закрыл книгу и улыбнулся.

– Так, любопытствую. Прощу прощения.

– Это частные записи! – сурово произнес Дюбеф. Пьер видел, что портной вне себя от страха.

– Знаете, я выяснил, что знаком с большинством ваших заказчиков. Приятно видеть, что твои друзья платят по счетам.