Текст книги "Игольное ушко"

– Абсолютно невероятная история, – заметил Блоггз, – в нее невозможно поверить.

Годлиман пожал плечами.

– Но ведь кто-то убедил Сталина казнить своих лучших военачальников, когда Гитлер начал приготовления к войне.

Блоггз покачал головой и сменил тему.

– Хорошо. Как мы будем действовать дальше?

После некоторых раздумий Годлиман сказал:

– Мы пошлем запрос о переводе сержанта Паркина в наше распоряжение. Он единственный, кому Die Nadel знаком лично. Кроме того, он теперь слишком много знает, чтобы отпускать его на фронт, где он может попасть в плен и подвергнуться особым методам допроса. Затем мы должны изготовить первоклассные копии этой фотографии. Пусть над ней поработают лучшие ретушеры, добавят ему волос и уберут усики. Потом мы пустим эти снимки в оборот.

– Вы хотите объявить его в общенациональный розыск? – спросил Блоггз с сомнением в голосе.

– Нет. Начнем исподволь. Если мы поместим фото в газетах, он об этом узнает и исчезнет. Пока мы раздадим эти снимки только полицейским.

– И это все?

– Думаю, да. Если только у тебя нет каких-то своих соображений.

– Сэр! – откашлявшись, обратился к нему Паркин.

– Слушаю.

– Мне бы очень хотелось вернуться в свое подразделение. Только не поймите меня превратно, но я не очень-то гожусь для бумажной работы.

– Простите, сержант, но выбора у вас нет. В данный момент не имеет решающего значения, возьмем мы еще одну итальянскую деревушку или нет. А вот этот человек – Фабер… Из-за него мы можем потерпеть в войне поражение. И поверьте, я нисколько не преувеличиваю.

11

Фабер отправился на рыбалку.

Он разлегся на палубе тридцатифутовой парусной яхты и наслаждался весенним солнцем, пока лодка двигалась по каналу со скоростью не более чем в три узла. Одна его рука лениво лежала поверх румпеля, а в другой он держал удочку, леска от которой тянулась вслед за лодкой.

За весь день он не поймал ничего.

Наряду с рыбалкой он занимался наблюдением за птицами – не столько из реального интереса (хотя теперь он знал о пернатых чертовски много), сколько для того, чтобы иметь предлог возить с собой бинокль. Нынче утром ему даже попалось гнездо зимородка.

Он совершенно осчастливил владельцев дока в Норидже, когда арендовал у них яхту на две недели. Дела у них шли совсем плохо – в хозяйстве осталось всего два судна, причем одно из них стояло на приколе еще со времен Дюнкерка. Фабер поторговался о цене, но больше проформы ради. А закончилось тем, что в придачу ему на борт погрузили еще и целый ящик консервов в подарок.

Наживку он купил в соседнем магазинчике, а все снасти привез с собой из Лондона. Хозяева не преминули отметить, как ему повезло с погодой, и пожелали вернуться с большим уловом. Никому и в голову не пришло попросить у него удостоверение личности.

Так что пока все шло отлично.

Но самое трудное было еще впереди, так как оценка численности армии противника сама по себе сложная задача. Для начала ее – эту армию – нужно хотя бы обнаружить.

В мирное время военные ничего не имели против того, чтобы помочь местным жителям, расставляя на дорогах свои знаки. Теперь же с шоссе сняли не только военные, но и вообще всякие указатели.

Простейшим решением проблемы стало бы взять машину и следовать за первым же попавшимся армейским грузовиком до места его назначения. Однако машины у Фабера не имелось, а нанять ее гражданскому лицу едва ли удалось бы. Но даже при наличии автомобиля возникала еще одна проблема – приобретение бензина. К тому же непонятный гражданин, преследующий армейское транспортное средство, неизбежно вызвал бы подозрения и его задержали бы.

Другое дело лодка.

Еще несколько лет назад, до того как продажа географических карт попала под запрет, Фабер заметил, что Великобритания буквально опутана тысячами миль внутренних водных путей. Реки в XIX веке были соединены целой паутиной искусственно прорытых каналов. Местами сеть водных маршрутов казалась чуть ли не гуще дорожной сети. И одним из таких районов как раз и являлось графство Норфолк.

Пользование яхтой давало множество преимуществ. Если человек ехал по дороге, то следовал в определенном направлении, двигаясь же по реке, он просто совершал прогулку. Проводить ночь в машине выглядело неестественным, а спать на борту пришвартованной к берегу лодки можно было, не вызывая лишних вопросов. Водные пути в такое время оставались совершенно свободными. И разве могло кому-то прийти в голову установить на реке пост для проверки документов?

Конечно, у такого способа разведки имелись и недостатки. Военные аэродромы и армейские казармы обязательно располагались рядом с шоссе, но никак не были привязаны к водным артериям. Поэтому Фаберу приходилось оставлять свое судно и совершать по ночам сорокамильные марш-броски, изучая окрестности при скудном лунном свете. Причем в таких условиях он легко мог пропустить то, что искал, из-за темноты и практической невозможности исследовать всю территорию графства квадрат за квадратом.

Вернувшись на яхту часа через два после восхода солнца, он до полудня отсыпался, а потом трогался дальше, по временам останавливаясь, чтобы взобраться на ближайший холм и в бинокль изучить окрестности. На шлюзах, у фермерских домов и в деревенских пабах он вступал в разговоры с местными жителями в надежде услышать хотя бы намек на присутствие поблизости военных, но до сих пор эти надежды не оправдывались.

И он уже начал задумываться, а в нужном ли районе он ведет поиски. Ставил себя на место генерала Паттона и размышлял примерно так: «Если бы я планировал вторжение во Францию восточнее Сены с базы в Восточной Англии, где бы я разместил такую базу?» Норфолк казался для этого наиболее подходящим местом: обширные малозаселенные пространства с множеством равнинных участков для аэродромов и близость к морю для быстрой посадки на суда. А залив Уош просто создан для концентрации огромной флотилии десантных кораблей. Тем не менее вся эта логика пока опровергалась практикой по неясным для него причинам. Вероятно, ему уже скоро придется оперативно переместиться чуть севернее и обследовать Фенс.

Впереди показался шлюз, и он убрал парус, чтобы замедлить ход. Яхта плавно вошла в наполненную камеру и мягко уткнулась носом в стальные ворота. Домик дежурного стоял тут же, на берегу. Фабер сложил ладони рупором и выкрикнул приветствие, а потом сел и приготовился ждать. Он уже знал: шлюзовальщики – это особая порода людей, которых не стоит подгонять. Кроме того, наступило время вечернего чая, а уж в такой час их лучше вообще не беспокоить.

На пороге показалась женщина и махнула ему рукой. Фабер помахал в ответ. Выпрыгнув на берег, он привязал лодку и направился к домику. Дежурный по шлюзу в рубашке с короткими рукавами сидел за кухонным столом.

– Торопитесь или не очень? – спросил он.

– Вообще не тороплюсь, – улыбнулся Фабер.

– Вот и хорошо. Чай только что заварился.

– Спасибо, – сказал Фабер присаживаясь.

В маленькой кухне было чисто и светло, а чай разлили по красивым фарфоровым чашкам.

– Отдыхаете на рыбалке? – поинтересовался дежурный.

– Да, рыбачу и наблюдаю за птицами, – ответил Фабер. – Подумываю скоро где-нибудь причалить и пару дней побродить по округе.

– Вот как? Тогда вам лучше держаться той стороны канала. По этому берегу – сплошная запретная зона.

– Неужели? А я понятия не имел, что тут где-то есть военные.

– Запретка начинается в полумиле отсюда. А военные там или нет – неизвестно. Мне об этом не докладывают.

– Да нам с вами и не надо этого знать, – заметил Фабер.

– Точно. Допивайте чай, и я пропущу вас через шлюз. Спасибо, что и мне дали спокойно чайку попить.

Они вышли наружу, Фабер поднялся на борт и отвязал яхту. Ворота позади него медленно закрылись, а потом дежурный открыл спусковые отверстия для воды. Лодка постепенно опустилась вниз, и ворота перед ней разошлись в стороны. Фабер поставил парус и направил яхту дальше вдоль канала. Дежурный помахал ему вслед с берега.

Мили через четыре Фабер сделал новую остановку, привязав яхту к толстому дереву, стоящему у самой кромки воды. Дожидаясь наступления темноты, он приготовил ужин, состоявший из консервированных колбасок, сушеных бисквитов и минеральной воды. Потом облачился во все черное, положил в рюкзачок бинокль, фотоаппарат и экземпляр справочника «Редкие птицы восточной Англии», а по карманам рассовал компас и свой миниатюрный фонарик. Теперь он был готов.

Погасив сигнальный фонарь на мачте и заперев каюту, он спрыгнул на берег. Сверившись с компасом при помощи фонарика, нырнул в лесополосу, тянувшуюся вдоль канала.

Ему пришлось пройти всего полмили к югу от места, где осталась его яхта, когда он наткнулся на ограду из проволочной сетки шести футов высотой и со спиралью колючей проволоки, протянутой поверху. Отойдя назад в лес, он забрался на высокое дерево.

Сквозь редкие облака на небе проникало достаточно лунного света. По ту сторону ограды пролегла равнина, плавно поднимавшаяся вверх. Фаберу уже доводилось прежде проделывать подобную работу в Биггин-Хилле, Олдершоте и еще вокруг нескольких военных баз по всей Южной Англии. Обычно приходилось сталкиваться с двумя уровнями системы охраны: передвижными патрулями, курсировавшими по периметру ограды, и наблюдательными вышками непосредственно на подходе к объекту.

Он по опыту знал: оба можно преодолеть, если набраться терпения и соблюдать осторожность.

Спустившись с дерева, Фабер вновь подошел к ограде. Спрятавшись рядом с ней за кустом, приготовился ждать.

Необходимо было выяснить, когда именно передвижной патруль проходит в этом месте. Если они не появятся до рассвета, ему просто-напросто придется вернуться на лодку и попробовать все повторить следующей ночью. Если повезет, обход пройдет уже скоро. Судя по величине территории, обнесенной оградой, они едва ли проверяли весь ее периметр чаще чем один раз за ночь.

И ему повезло. Вскоре после десяти часов вечера до него донесся звук шагов, и три солдата прошли мимо.

Выждав еще пять минут, Фабер легко перебрался через ограду.

Он продолжил двигаться на юг: когда ни одно из направлений не является по каким-то причинам предпочтительным, всегда лучше держаться ранее выбранного. Фонарик он больше не включал. По возможности использовал в качестве укрытий кусты и деревья, избегая возвышенностей, где его силуэт мог оказаться внезапно виден издалека при свете луны. Совершенно невыразительная местность выглядела абстракцией в черных, серых и серебристых тонах. Почва под ногами слегка сочилась влагой, давая понять, что где-то поблизости могли располагаться болота. Поле прямо перед ним перебежала лиса – быстрая, как гончая, грациозная, как кошка.

Только в половине двенадцатого он наткнулся наконец на первые признаки присутствия военных – и признаки эти выглядели довольно-таки странно.

Снова показалась полная луна, и примерно в четверти мили перед собой он разглядел несколько рядов одноэтажных строений, в которых по четкости планировки безошибочно угадывались казармы. Он мгновенно залег, но уже в следующую секунду ощутил сомнения в реальности увиденного, поскольку не заметил ни огонька и не услышал ни звука.

Так он пролежал минут десять, надеясь, что объяснение этой странности появится само собой, но ничего не произошло, если не считать того, что из норы поблизости показался барсук, заметил человека и тут же исчез.

Фабер пополз вперед.

Оказавшись совсем рядом, он понял, что казармы не только необитаемы, но даже не достроены до конца. Большая их часть состояла из одних только крыш, державшихся на подпорках по углам.

Его продвижение остановил внезапный звук: громкий мужской смех. Фабер затих и продолжил наблюдение. Вспыхнула и погасла спичка, после чего в темноте остались светиться две красные точки в одной из недостроенных казарм – охранники закурили.

Фабер проверил стилет в рукаве и пополз дальше к краю военного городка, но так, чтобы удалиться от места, где расположились дежурные.

Теперь он ясно видел: у недостроенных казарм отсутствовали не только полы, но даже фундаменты. И никакой строительной техники рядом – ни тачек, ни бетономешалок, ни лопат, ни груд кирпичей. От лагеря в поле вела проселочная дорога, но она так заросла травой, что стало очевидно – ею не пользовались очень давно. Складывалось впечатление, будто кто-то решил дислоцировать в этом месте по меньшей мере десять тысяч солдат, но передумал, едва начав строительство. Однако было здесь нечто не вписывавшееся в столь простое объяснение.

Фабер распрямился и бесшумно пошел вперед, постоянно вслушиваясь – не вздумается ли охране совершить еще один обход. В самом центре лагеря стояло несколько военных грузовиков. Это были старые и насквозь проржавевшие машины. Кроме того, их основательно «раздели». Ни у одного из грузовиков не было двигателя, отсутствовала также и вся начинка кабин. Но если это списанная техника, почему не сдали кузова на металлолом?

Еще он обратил внимание на то, что все казармы, имевшие хотя бы одну стену, располагались по внешнему периметру лагеря стенами наружу. В целом все это напоминало не стройплощадку, а декорации для киносъемок.

Фабер решил, что узнал об этом месте достаточно. Он дошел до восточной оконечности лагеря, опустился на четвереньки и прополз до ближайшей живой изгороди, где его уже не могли заметить. Пройдя затем еще с четверть мили в обход вершины холма, он обернулся. И перед ним опять открылся вид на вполне правдоподобный военный городок.

Понимание смысла увиденного начало складываться у него в голове. Оставалось дать этой мысли время оформиться окончательно.

Окружавшая его местность представляла собой преимущественно равнину, лишь местами образуя неглубокие впадины или пологие холмы. То и дело встречались заросли деревьев и болотных кустарников, которыми Фабер пользовался для скрытности передвижения. Только однажды ему пришлось обойти небольшое озерцо, гладкая поверхность которого сверкала под луной зеркальным серебром. Услышав уханье филина, он повернулся на звук, но увидел в отдалении лишь какой-то полуразрушенный амбар.

Еще через пять миль перед ним открылся вид на аэродром.

Казалось, на нем базировалось самолетов больше, чем числилось во всех королевских военно-воздушных силах. Здесь находились «пасфайндеры» для сброса осветительных ракет, «ланкастеры» и американские «Б-17» для массированных бомбардировок. «Спитфайеры», «харрикейны» и «москиты» – истребительная и разведывательная авиация. Словом – огромная сила для прикрытия вторжения с воздуха.

Однако у всех без исключения самолетов шасси утонули в болотистой почве, и каждый практически лежал по брюхо в грязи.

И опять-таки ни огонька, ни звука кругом.

Фабер повторил свой прежний маневр. Он подполз ближе к самолетам, пока не заметил, где расположилась охрана. Посреди летного поля была установлена простая палатка, сквозь брезент которой просвечивал тусклый фонарь. Два солдата, три – самое большее.

По мере того как Фабер приближался к самолетам, они на вид становились все более плоскими, словно приплюснутыми сверху.

Он добрался до стоявшего с самого края и с удивлением пощупал крыло. Это был кусок полудюймовой толщины фанеры, вырезанной в форме плоскости аэроплана, в данном случае – «спитфайера», выкрашенного в защитные цвета и привязанного к земле веревкой.

И таким оказался каждый второй самолет.

Всего же их здесь находилось не менее тысячи.

Фабер поднялся во весь рост, краем глаза непрерывно наблюдая за палаткой, готовый снова залечь при малейшем движении. Он обошел весь этот липовый аэродром, осматривая муляжи истребителей и бомбардировщиков, увязывая это с фальшивыми казармами и размышляя над смыслом увиденного.

Не составило труда догадаться: если он еще побродит по округе, то обнаружит не один такой «аэродром» и такие «казармы», возведенные словно для съемок кинофильма. А выйдя к заливу Уош, наверняка увидит целую флотилию крейсеров и десантных кораблей из той же фанеры. Стало быть, это крупномасштабный, тщательно подготовленный, дорогостоящий, неслыханный по дерзости обман. Конечно, одурачить с таким цинизмом находящегося рядом человека невозможно, но ведь трюк и не был рассчитан на наземных наблюдателей. Предполагалось, что всю эту постановку можно будет созерцать только с воздуха.

Даже летящий на небольшой высоте самолет-разведчик, оснащенный самым совершенным оборудованием для съемки, доставит в Германию фотографии, недвусмысленно показывающие огромную концентрацию в этом районе живой силы и техники противника.

Стоило ли удивляться, что в Генеральном штабе готовились отразить высадку к востоку от Сены?

Само собой, у подобной операции есть и другие составляющие, как теперь догадывался Фабер. Британцы упоминают о «первой американской армии» в многочисленных сообщениях по радио, используя коды, которые легко расшифровать. Фальшивые донесения от агентов поступают в Гамбург через дипломатические каналы в Испании. Возможности для дезинформации открываются поистине безграничные.

У союзников имелось четыре года для подготовки к вторжению. Основные силы германской армии сражались в России. И стоит англо-американскому десанту отвоевать себе плацдарм во Франции, остановить их будет уже невозможно. У Германии есть лишь одна возможность – встретить их на берегу во время высадки и уничтожить, сбросив обратно в море. Вот почему ошибка с местом вторжения стала бы роковой, лишив немцев даже этого шанса.

Планы врага открылись ему со всей очевидностью и оказались до крайности просты, но в своей простоте совершенно убийственны.

Фаберу необходимо информировать обо всем Гамбург.

Да, но поверят ли ему?

Стратегию войны лишь в исключительных случаях меняли из-за мнения одного человека. Его влияние очень сильно, но станет ли этого достаточно?

Идиот фон Браун не поверит ему ни за что. Он многие годы ненавидит Фабера, и конечно же, ухватится за возможность дискредитировать его. Канарис, фон Ренне… В этих людей уже не верил он сам.

Кроме того, существовала еще одна проблема: радио. Он не хотел доверять сообщение такой важности радиоволнам. Не первую неделю он кожей чувствовал: шифровки через передатчик уже не гарантируют секретности. А если британцы узнают, что их трюк разоблачен…

Оставался только один путь: он должен добыть доказательства и лично доставить в Берлин.

Необходимы фотографии.

Он сделает снимки этой гигантской липовой армии, а затем отправится в Шотландию к месту встречи с подводной лодкой. Он собственноручно вручит фото фюреру. Ни много ни мало.

Но для фотосъемки необходим свет. Придется дождаться рассвета. Он вспомнил о полуразвалившемся амбаре, который заметил по пути. Остаток ночи можно провести там.

Сверившись с компасом, он двинулся в нужном направлении. Амбар оказался дальше, чем он предполагал, и добрался он до него лишь час спустя. Это была старинная деревянная постройка с зиявшими в крыше дырами. За отсутствием пищи крысы давно покинули его, и лишь с потолка свисали несколько летучих мышей.

Фабер улегся на какие-то доски, но сон не шел к нему. Он просто не в состоянии оказался заснуть, зная, что теперь, вероятно, от него одного зависел исход войны.

Рассвет в тот день должен был наступить в 5 часов 21 минуту. В двадцать минут пятого Фабер покинул свое укрытие.

И хотя поспать не удалось, два часа отдыха благотворно подействовали на его тело, и он пребывал в приподнятом настроении. Западный ветер разогнал облака, но луна скрылась, сменившись тусклым светом звезд.

Он точно рассчитал время. Когда он добрался до «аэродрома», горизонт уже просветлел.

Охранники по-прежнему находились в своей палатке. Если повезет, они какое-то время еще будут спать. Фаберу и самому доводилось участвовать в таких дежурствах, и он по опыту знал: тяжелее всего бодрствовать именно в последние предрассветные часы.

Но если они выйдут патрулировать, придется их убить.

Он занял позицию и зарядил в свою «лейку» кассету с 35-миллимитровой пленкой «агфа», рассчитанной на тридцать шесть кадров. Оставалось только надеяться, что ее нежная эмульсия сохранила свои качества – кассета лежала в его чемодане еще с довоенных времен, – в самой же Великобритании купить сейчас пленку для фотоаппарата было совершенно невозможно. Но он держал кассету в надежно защищенном от света мешке и вдали от источников тепла – она не должна подвести.

Как только первые лучи солнца окрасили горизонт, Фабер начал снимать. Он сделал серию фотографий с нескольких точек и с различных дистанций, закончив тем, что снял практически в упор один из фанерных самолетов. На его фото можно будет увидеть и реальность, и иллюзию, созданную англичанами.

Заканчивая работу, он краем глаза уловил какое-то движение. Распластавшись на земле, заполз под фанерный «москито». Из палатки выбрался солдат, отошел на несколько шагов и помочился на землю. Потом сладко потянулся, зевнул и закурил сигарету. Оглядев летное поле, он поежился от холода и вернулся в палатку.

Фабер вскочил на ноги и побежал.

Через четверть мили он обернулся. «Аэродром» уже скрылся из виду. И теперь он направился на запад, к казармам.

Да, это будет далеко не рядовым шпионским заданием. Вся жизнь Гитлера состояла из эпизодов, когда он один оказывался прав. И человек, который доставит доказательства, что фюрер опять принял правильное решение, посрамив всех экспертов, может рассчитывать на куда большую благодарность, чем одобрительное похлопывание по плечу. Фабер знал: Гитлер и так считает его лучшим агентом абвера, – а этот триумф поможет ему занять место Канариса.

Если он сумеет довести дело до конца.

Он еще ускорился: пробегая футов двадцать, потом переходя на шаг и снова пускаясь бегом. В половине седьмого он оказался у казарм. Уже полностью рассвело, и подобраться слишком близко он не мог, поскольку здешние охранники к этому времени покинули палатку и расположились теперь в одной из построек без стен, где весь лагерь оказывался у них как на ладони. Тогда Фабер залег за полосой кустов и стал снимать издали. На отпечатках обычных размеров можно будет увидеть вполне правдоподобные казармы, но сильное увеличение вскроет все детали обмана.

Сделав всего примерно тридцать снимков, Фабер решил возвращаться к своей яхте. Ему приходилось торопиться, так как здесь он был слишком уязвим – человек, одетый в черное, с рюкзаком, набитым аппаратурой, бегущий через поле в запретной зоне…

Но через час он уже находился у ограды, не встретив по пути никого, кроме стайки диких гусей. Оказавшись по ту сторону, Фабер испытал огромное облегчение: внутри огороженного периметра он выглядел подозрительно. За его пределами – вполне натурально. Можно вернуться к своей роли наблюдателя за птицами, рыбака и яхтсмена. Самая серьезная из грозивших ему опасностей теперь миновала.

Он неспешно двинулся сквозь лесополосу, стараясь восстановить дыхание и стряхнуть с себя чрезмерное напряжение, сопровождавшее его на протяжении всей этой ночи. Он принял решение проплыть еще несколько миль вдоль канала, а потом сделать новую остановку, чтобы как следует отоспаться.

А вот и канал. Дело сделано. Его лодка выглядела так импозантно в утренних лучах солнца. Как только он тронется в путь, заварит себе хорошего чая, а потом…

Из каюты яхты вышел мужчина в мундире и посмотрел прямо на него.

– Так-так. И кто же вы, интересно, такой?

Фабер застыл на месте, пытаясь мобилизовать все свое хладнокровие и выработанные годами реакции. На незваном госте была форма капитана сил гражданской обороны. На поясе у него болталась застегнутая кобура с пистолетом. Но хотя выглядел он высоким и крепким, все же угадывалось, что ему глубоко за пятьдесят. Из-под фуражки выбивались пряди седых волос, и он пока не сделал ни одного движения, чтобы достать свое оружие. Оценив увиденное, Фабер возразил:

– Вы находитесь на борту моей яхты, так что, думаю, это я должен первым выяснить, кто вы такой.

– Капитан Стивен Лэнгэм, гражданская оборона.

– Джеймс Бейкер, – представился Фабер, продолжая оставаться на берегу. Капитан едва ли вышел в патруль один.

– И чем же вы здесь занимаетесь?

– Я провожу отпуск.

– Откуда вы пришли?

– Наблюдал за птицами.

– И начали еще ночью? Возьмите-ка его на мушку, Уотсон.

Слева от Фабера возникла фигура совсем молодого человека в синем мундире, который сжимал в руках ружье. Фабер осмотрелся. Справа стоял еще один мужчина. Четвертый маячил за спиной.

– Откуда он пришел, капрал? – выкрикнул капитан.

Ответ донесся с вершины раскидистого дуба.

– Со стороны запретной зоны, сэр.

Фабер прикинул расклад сил. Один против четверых, пока с дерева не спустился капрал. Но вооружены только двое: пистолет у капитана и ружье у его помощника. И они, конечно же, не были профессиональными военными. Наличие яхты тоже будет полезно.

– Запретной зоны? – переспросил он. – Я действительно видел какую-то ограду. Послушайте, не надо в меня целиться из своего мушкета. Так ведь можно и выстрелить ненароком.

– Никто не наблюдает за птицами в полной темноте, – заметил капитан.

– Если вы найдете себе хорошее укрытие, пока еще темно, птицы не заметят вас, когда проснутся. Это общепринятая тактика. А теперь послушайте. Я знаю, что силы гражданской обороны настроены патриотично и полны желания быть полезными, но не надо заходить в своем рвении слишком далеко. Почему бы вам просто не проверить мои документы и не составить протокол, если в этом есть необходимость?

На лице капитана промелькнуло выражение растерянности.

– Что у вас в рюкзаке?

– Бинокль, фотоаппарат и справочник. – Рука Фабера потянулась к рюкзаку.

– Остановитесь! – скомандовал капитан. – Уотсон, осмотрите его вещи сами.

Вот она – первая ошибка дилетанта.

– Поднимите руки вверх, – приказал ему Уотсон.

Фабер поднял руки над головой, держа правую как можно ближе к левому рукаву своей куртки. У него в голове уже сложился сценарий следующих нескольких секунд – допустить стрельбы он не мог.

Уотсон подошел к Фаберу слева, по-прежнему направляя на него ствол ружья, и откинул тряпичный верх рюкзака. В этот момент Фабер сделал шаг вперед, достал из рукава стилет и вонзил его Уотсону в шею по самую рукоятку. Другой рукой он выхватил у молодого человека ружье.

Двое других солдат, стоявших на берегу, устремились к нему, а ветви дуба затрещали под тяжестью начавшего спуск капрала.

Фабер вытащил стилет из шеи Уотсона, пока тот без признаков жизни заваливался на землю. Капитан возился с кнопкой своей кобуры. Фабер вскочил на борт лодки. При этом ее сильно качнуло, и офицер потерял равновесие. Фабер сделал выпад острием своего стилета, но мужчина стоял слишком далеко, чтобы удар получился разящим. Стилет пропорол воротник кителя и порезал подбородок. Капитан отдернул руку от кобуры и схватился за рану.

Фабер резко развернулся в сторону берега. Один из солдат прыгнул в лодку. Фабер шагнул в его сторону, жестко выставив вперед правую руку. И еще в прыжке бедолага сам напоролся на лезвие стилета.

При этом Фабера сбило с ног, и он выпустил рукоятку стилета. Его оружие оказалось под упавшим солдатом, и времени извлекать его не оставалось – капитан уже расстегнул кобуру. Фабер прыжком накинулся на него, выбросив руки к лицу. Пистолет наконец удалось извлечь, но пальцы Фабера с силой надавили на глазные яблоки капитана, который взвыл от боли, стараясь оттолкнуть Фабера.

Сзади донесся грохот – это четвертый патрульный приземлился на палубу. Фабер отвернулся от капитана, который теперь не смог бы сделать прицельного выстрела, даже если бы сумел снять предохранитель. Четвертый солдат был вооружен полицейской дубинкой, которую с силой обрушил на Фабера. Тот успел убрать голову, однако удар пришелся по левому плечу и его левая рука на какое-то время совершенно онемела. Тем не менее ребром другой ладони Фабер нанес ему мощный и точный удар по шее. Но, как ни странно, он не вывел противника из строя, и тот вновь занес дубинку вверх. Фабер стремительно сблизился с ним. Его левая рука обрела способность чувствовать, хотя теперь ее пронзала острая боль. Двумя руками он ухватился за голову патрульного, сдавил, резко вывернул и снова сдавил. Раздался достаточно громкий хруст, когда сломались шейные позвонки, но дубинка успела опуститься, и на этот раз точно на голову Фабера. Он отскочил в сторону, однако удар получился весьма ощутимый.

Пошатываясь, капитан попытался навалиться на него, но Фабер толкнул нападавшего – и сначала его фуражка, а потом он сам перелетели через борт яхты. Грузная фигура подняла фонтан брызг.

Только сейчас с дерева сумел наконец спуститься капрал. Фабер извлек стилет из трупа солдата и перебрался на берег. Уотсон еще подавал признаки жизни, но ему оставалось жить не долго – кровь ручьем текла из колотой раны на шее.

Теперь Фабер и капрал встали друг против друга. У капрала имелся пистолет, однако выглядел он перепуганным. Всего за несколько секунд, пока он спускался на землю, этот человек убил трех его товарищей и сбросил четвертого в воду.

Фабер мельком взглянул на его пистолет. Это оказалась старая модель – почти музейный экспонат. И если бы капрал был уверен в своем оружии, он бы уже попытался выстрелить. Но вместо этого капрал сделал шаг вперед, и Фаберу бросилась в глаза его хромота на правую ногу, которую он, возможно, повредил во время спуска. Фабер шагнул в сторону, заставив врага перенести тяжесть тела на больную ногу как раз в тот момент, когда тот начал поднимать пистолет и прицеливаться. Носком ботинка Фабер подцепил валявшийся на земле камень и подбросил его вперед и вверх. Этим он отвлек внимание капрала, получив возможность сблизиться с ним.

Капрал спустил курок пистолета, но выстрела не последовало. Эту рухлядь попросту заклинило. Но даже если бы он выстрелил, то почти наверняка промахнулся бы: его взгляд следил за летящим камнем, опора на поврежденную ногу лишала твердости стойку, а Фабер находился в движении.

Он убил капрала одним ударом стилета в шею.

Теперь оставался только капитан.

Фабер поднял глаза и увидел, как тот выбирается на противоположный берег канала. Он поднял с земли еще один камень, метнул его и попал капитану точно в голову. Тот покачнулся, но сумел выпрямиться и побежал.

Фабер бросился к воде, нырнул и, сделав несколько мощных гребков, переплыл узкую водную артерию. У капитана оказалась фора примерно в сто ярдов, но он был уже далеко не молод. Фабер быстро настигал его, и скоро услышал хриплое прерывистое дыхание беглеца. Капитан замедлил бег, а потом повалился под куст. Фабер подскочил и перевернул его лицом вверх.

– Вы… вы сам дьявол, – сумел выдавить капитан.