Текст книги "Моя мятежница"

Кендалл Райан
Моя мятежница

Запретное желание

Kendall Ryan

THE REBEL

Печатается с разрешения литературных агентств

Dystel, Goderich & Bourret и Andrew Nurnberg.

Copyright © 2021, by Kendall Ryan

© Болдырева Н., перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Плейлист

«Pardon Me», «Drive», «Wish You Were Here» – Incubus

«Bittersweet Symphony» – the Verve

«River of Deceit» – Mad Season

«Blurry» – Puddle of Mudd

«Don’t Look Back in Anger» – Oasis

«Shimmer», «Hemorrhage» – Fuel

«Today» – the Smashing Pumpkins

Глава 1
Иден

– Не оглядывайся, – говорит моя подруга Гретхен с понимающей ухмылкой. – Приближается беда.

Как будто я не знаю.

Алекс Браун, шестифутовый бог хоккея, источник озорных выходок. Проблема в том, что озорство мне нравится. Во всяком случае, когда дело касается его. В какой хорошей девочке нет капельки чего-то дурного?

Но, если не считать одного идеального поцелуя украдкой, я все еще не уверена, что Алекс вообще знает, какая я.

И кто я на сегодняшний день?

В старших классах я была дочерью губернатора. Старшим ребенком обеспеченной, консервативной семьи, умной, целеустремленной, непоколебимой в собственных убеждениях девушкой.

Но теперь? За три года в Саттоне, маленьком университете Бостона, ставшем моим новым домом… я изменилась, и моя семья тоже.

Папа больше не губернатор. Нет, все закончилось ужасно, со скандалом, в котором была замешана его секретарша, и мои родители развелись. Что ж, изнутри меня прямо-таки терзает желание совершить что-нибудь безрассудное. Я хочу сделать что-то для себя, и только для себя.

И Алекс Браун в самом верху этого списка дел.

Гретхен в курсе, потому и пихает меня сейчас локтем под ребра, пока Алекс входит в переполненную гостиную.

Вечеринки, устраиваемые студенческим братством, обычно не наша фишка, но сегодня хоккейная команда выиграла, а значит, они празднуют победу. То есть у меня есть отличный шанс вновь пересечься с Алексом. Так что я надела джинсы в обтяжку и милый черный укороченный топ, завила волосы и вытащила с собой Гретхен.

Алекс вновь подносит бокал ко рту и делает большой глоток. Один из товарищей по команде едва ли не сражается с ним, и его губы расплываются в улыбке. Я заворожена точеной линией его подбородка. Ровными белыми зубами. Растрепанными темно-русыми волосами. Натурой проказника.

– Сегодня – та самая ночь, – говорит Гретхен, и я киваю.

– Да, – бормочу я, на мгновение лишившись дара речи. Трепет у меня внутри – это отчасти возбуждение, отчасти – страх. Страх быть отвергнутой силен, он поднимает свою уродливую голову всякий раз, когда я представляю, как подхожу к Алексу и говорю ему, чего хочу.

И все, чего я хочу – это он.

Наш поцелуй в прошлые выходные на похожей вечеринке всю неделю вертелся у меня в голове. Алекс разбил много сердец по всему кампусу, но в ту ночь я кое-что почувствовала, искру между нами. На одно короткое, потрясающее мгновение его взгляд встретился с моим, и я перестала быть скучной студенткой строгой морали и со слишком большим количеством обязанностей. Я стала веселой, смелой и желанной.

Для него это наверняка было каким-то глупым вызовом, но для меня – чем-то гораздо-гораздо большим. По коже бежали мурашки, а сердце сбивалось с ритма.

Губы Алекса были потрясающе эротичными, сексуальными и властными, мои колени буквально дрожали. Я потянулась, одной рукой уперевшись в его крепкое плечо, в попытке сохранить равновесие, чувствуя, что просто упаду без поддержки. Его язык касался моего уверенными, размеренными движениями, и я издала негромкий стон удовлетворения.

Что на самом деле не удивительно. У Алекса определенная репутация в хоккейной команде. Этот парень – игрок. Дверь его комнаты практически не закрывается, впуская и выпуская горяченьких девчонок, и все они ищут лишь одного – жаркой, веселой ночи с ним. И мне не стыдно признать, что я одна из них.

За прошедшую неделю я провела небольшое расследование и узнала, что Алекс получает полную спортивную стипендию хоккеиста, что он лучший из новичков и, как ожидается, в следующем году подпишет контракт с НХЛ и не будет заканчивать свой выпускной год в Саттоне.

А значит, мне нужно действовать быстро, пока он не переехал.

К тому же я – не из тех девушек, что сидят сложа руки и ждут, пока что-нибудь случится. Я скорее из тех, кто хватает жизнь за яйца. По крайней мере, так было в последнее время. После фиаско отца я поняла: ничто не длится вечно, и лучше всего брать, что хочешь, пока есть шанс.

Но мое окно возможностей закрывается прямо на глазах.

Мы с Гретхен наблюдаем, как к Алексу подходит бойкая блондинка из «Каппа Ну». Он улыбается ей, пока та что-то болтает, его взгляд опускается с ее губ на пышную грудь. Ее губы изгибаются в улыбке, а затем она берет его большую ладонь и тянет за собой через гостиную и вверх по лестнице. И Алекс послушно следует за ней.

Все внутри меня обрывается.

Гретхен обеспокоенно смотрит на меня.

– Дерьмо.

Я пожимаю плечами, стараясь не показывать разочарования.

– Все нормально, – вру я.

Это совершенно иррационально, но вспышка неприятия жалит, будто пчела. В сочетании с тем, что моя семья теперь впала в немилость, а на меня возложены большие надежды, это уже слишком.

Я воображала, что мы с Алексом станем сильной парой. Он – спортивная звезда с широкой лучезарной улыбкой и жизнерадостным взглядом на мир, я – с мозгами, напористостью и связями. Он бы увидел, какая мы идеальная пара, и отказался бы от своих мальчишеских привычек. Каждый парень должен однажды повзрослеть, ведь так? И если Иден Винн – не из тех девушек, с которыми можно остепениться, то, с кем, черт возьми, вообще?

Моя фамилия – это моя мантра. «Винн». Победа любой ценой. Со мной только так.

Гретхен все еще встревоженно наблюдает за мной.

– Сейчас вернусь. Найду что-нибудь еще выпить. – Мой голос звучит спокойно, но внутри я этого вовсе не ощущаю. Я чувствую, что теряю контроль, будто на одном из тех аттракционов на карнавале.

Гретхен мрачнеет, но кивает. Я не вполне уверена, что она верит мне, но плевать.

Торопливо поднимаюсь по лестнице как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алекс с девушкой исчезает в спальне. Сердце стучит в болезненном ритме. Не так я планировала провести сегодняшний вечер.

Дверь не закрывается полностью, как ожидалось, и я замираю там, посреди коридора. Не смею сдвинуться с места, поскольку скрипучие доски пола, несомненно, выдадут меня. Музыка снизу доносится как едва слышный, отдаленный ритм, поэтому можно различить тихое шуршание одежды.

– Боже, – стонет Алекс.

Я вовсе не это ожидала увидеть. Мне представлялась страстная сцена, включающая в себя жаркие прикосновения, объятия и поцелуи. Такие, что можно прочувствовать глубоко в душе. Наши с ним поцелуи, о которых я мечтала всю неделю.

Но Алекс стоит, словно высеченная каменная статуя, мускулистый и неподвижный, если не считать грудь, вздымающуюся от быстрых, неглубоких вздохов. Его взгляд опущен, сосредоточен на девушке, опустившейся перед ним на колени. Ее руки быстро расстегивают пряжку ремня. Я слышу лязг металла, и моя сердце сжимается.

Точка обзора у меня не слишком выгодная, но и так все становится понятно, когда она высвобождает его член. Ее голова начинает раскачиваться, а он издает сдавленный звук.

– Твою мать.

Он стонет, зажмуриваясь и сгребая ее волосы в кулак. Я с усилием набираю воздух в легкие и, пошатываясь, отступаю на шаг назад.

– Шпионишь?

Низкий, хриплый мужской голос, раздавшийся в коридоре, пугает меня, и я резко оборачиваюсь. Сердце подскакивает к горлу.

– Нет.

Слово слетает с моих губ в тот момент, когда я понимаю, кто именно стоит за моей спиной.

Холт Росси.

Если Алекс – золотой спортсмен, то Холт – задумчивый одиночка. Внушительный, сильный мужик. И, стоя тут перед ним, я чувствую себя слегка некомфортно. На самом деле он просто огромный. Грудь и плечи широкие. Точеный подбородок. И раздражение в глазах.

– Я искала, чего бы еще выпить. Пиво ужасное. – Это не совсем ложь.

– Напитки на кухне. – Он бросает на меня укоризненный взгляд, но, еще помедлив, кивает в сторону коридора. – Пошли.

По какой-то странной причине я следую за ним. Может, потому, что он поверил в мою ложь. А, может, на самом деле я просто не хочу видеть и слышать, как моему романтическому интересу делают минет.

Мы с Холтом вместе ходили на английский на первом курсе, а на втором у нас было два общих предмета. На одном из них нас поставили партнерами в проекте на весь семестр. Затем он решил, что будет специализироваться на уголовном праве, и наши совместные занятия прекратились. В этом году я видела его всего несколько раз. Его волосы отросли, и выглядит он так, словно забыл про бритье, но глаза все те же, темно-серые, выразительные, со скрытой глубиной, которую я никогда до конца не понимала.

Он отпирает дверь, и я следую за ним. Мне требуется минута, чтобы осознать, что я в его спальне. Это небольшая комната, расположившаяся, по-видимому, на перестроенном чердаке, с обшитыми деревянными панелями стенами и скошенным потолком, который заставляет его пригнуться, когда мы входим.

– Ты живешь тут?

Он кивает.

– Переехал прошлым летом. Зато платить не надо.

– С чего вдруг Тета не берет с тебя денег?

Я знаю, он не состоит в братстве. И практически уверена, что он против всех тех вещей, за которые ратует любое братство, то бишь веселья, товарищества и братской любви. Холт Росси не любит полагаться на кого бы то ни было, кроме себя.

– С того, что я занимаюсь с первокурсниками и работаю, поддерживая порядок на территории.

Я киваю.

– Понятно.

Холт достает из комода серебристую флягу и протягивает ее мне. Я, конечно, не жажду испить то, что внутри. Плевать, что это. Никогда не была большой любительницей выпивки, но поскольку я солгала ему, будто ищу тут, чего бы выпить, мне не хочется разрушать свою легенду.

Я беру фляжку и делаю маленький глоток. На удивление идет гладко, но на языке остается привкус виски.

Когда я возвращаю ему флягу, Холт подносит ее ко рту, прижимаясь губами к горлышку, где секунду назад были мои губы, и делает большой глоток. Думая об этом, я ощущаю странную вспышку чего-то чуждого и отвожу взгляд.

Его спальня обставлена скудно: двухместная кровать на металлическом каркасе, без изголовья и с одной подушкой. Я сплю по меньшей мере с шестью подушками. Чересчур? Да, но мне нравится.

Комод высокий и узкий. Один из ящиков провисает, будто его выдернули с рельсы и так и не вернули на место. Под маленьким круглым окном стоит письменный стол, кряхтящий под тяжестью учебников и древнего ноутбука.

Впервые я задумываюсь о Холте, о его истории, о том, что ему нравится и с какими девушками он встречается.

Если я – благовоспитанная, коей меня все считают, то Холт – полная противоположность этому. Он из рабочей семьи и, насколько я знаю, учится тут по стипендии, полученной за высокую успеваемость. Вполне естественно, что я интересуюсь им. Так ведь?

– Ты не в его вкусе. – Глубокий голос Холта вновь выдергивает меня из раздумий.

– А?

– Браун.

Я пожимаю плечом, стараясь выглядеть безразличной, но слова Холта пронзают насквозь, выбивая воздух из легких.

На этот раз, когда он передает мне флягу, я принимаю ее охотно, благодарная за возможность отвлечься. Я делаю глоток побольше, позволяя горячительному напитку теплой струйкой пролиться в мое нутро.

– Почему это я не в его вкусе? – Я вытираю рот тыльной стороной ладони.

– Потому. – Холт пожимает плечами, забирая флягу и опустошая ее. – Ты хорошая девочка. От тебя исходит вайб постоянной подружки. А я практически уверен, у Брауна аллергия на моногамию.

Его слова ранят, но, если задуматься, приходится признать, что в них есть смысл. Если Алекс и правда переведется в следующем году в НХЛ, зачем ему заводить девушку?

Холт отодвигает стул, аккуратно задвинутый на место под письменным столом, и предлагает мне сесть. Я сажусь, а он занимает место в изножье кровати.

Алекс прекрасно сложен в своей суровой хоккейной манере, с его мускулистыми бедрами, массивными предплечьями и растрепанными волосами. От Холта же исходит энергетика горячего плохого парня. Он высокий, даже крупнее Алекса, и, судя по жесткой щетине на его подбородке, его лицо неделями не видело бритвы. Но глаза у него добрые, теплые, словно топленый мед. Мне всегда нравились его глаза.

– Не важно, – в конце концов говорю я, понимая, что Холт все еще рассматривает меня, словно бабочку, попавшую в сеть паука. – Этого не случится. Не сейчас. – Я смотрю через комнату, на дверь, где всего в нескольких шагах по коридору Алекс Браун, вероятно, трахает в горло какую-то бедную счастливицу.

Тон Холта смягчается.

– Он не заслуживает этого, ты ведь знаешь, да?

Понятия не имею, с чего он такой проницательный. Откуда ему знать, что я планировала на вечер с Алексом? Ему я об этом не рассказывала.

– Этого? – «Это», скорее всего, довольно грубая отсылка на чью бы то ни было девственность, и мой тон более чем явно намекает на раздражение.

– Твоей преданности, – говорит Холт, дабы внести ясность, приподнимая одну темную бровь.

Я расправляю плечи.

– О. Точно.

Холт прокашливается и отводит взгляд. Не уверена, смущен ли он моим присутствием или просто дает мне время. Я медленно выдыхаю и пытаюсь успокоиться. Руки у меня все еще дрожат.

– Еще есть? – Я киваю подбородком на флягу на комоде.

Губы Холта изгибаются в кривой ухмылке, и мне думается, это самое близкое к улыбке, что я у него наблюдала. От него не исходит никаких теплых, мягких флюидов, однако же с ним я чувствую себя в безопасности.

Вспоминаю, как на втором курсе после совместных занятий в библиотеке он настоял на том, чтобы проводить меня обратно в общежитие, когда мы поняли, что на улице стемнело. Пока я отпирала дверь, он ждал на крыльце, хотя шел дождь и он был без зонта. Холт не сдвинулся с места, пока я не помахала ему из окна своей комнаты на втором этаже. После этого он опустил голову, закинул на плечо тяжелый рюкзак и зашагал прочь.

– Конечно. – Он встает с кровати и открывает верхний ящик комода, вынимая бутылку, из которой, как я подозреваю, была наполнена фляга.

Когда он отдает ее мне, откручиваю крышку и делаю глоток. Я уже чувствую, как внутри разливается тепло, меня даже слегка ведет в сторону.

– Ну и какова твоя история? – спрашиваю я.

– Моя история?

Я пожимаю плечами.

– Самое главное. Планы в жизни… ну ты понимаешь.

Я уже знаю о нем самое главное, но мне не хочется выглядеть какой-нибудь сталкершей. А еще мне известно, что по выходным вечерами он подрабатывает вышибалой в баре «Таверна», расположенном за пределами кампуса. Он проверяет удостоверения и разнимает драчунов, когда те становятся слишком шумными.

Холт ерзает на кровати.

– Тут особо нечего рассказывать. Вырос в маленьком городке в Нью-Джерси, в нескольких часах езды от Нью-Йорка. Уехал оттуда, как только смог.

– Семья?

Он издает раздраженный звук.

– Полагаю, их можно назвать и так. Никого, с кем я был бы близок.

Я киваю. Несмотря на идеальный фасад, коим любят щеголять Винны, я знаю, каково это – быть потомком династии.

– У меня семейство тоже не сахар. Вероятно, не как у тебя, но все же… не сахар.

Холт не пожимает плечами и не смеется над моей неловкостью, когда я произношу эту фразу. Уверена, он знает, что я из состоятельной семьи и что мой отец был губернатором, так что при желании Холт мог бы рассмеяться мне в лицо. Мог бы потрепать меня по голове и отнестись весьма покровительственно к моей привилегированной жизни… но не сделал этого.

Вместо этого он смотрит с пониманием. Не с сочувствием, не с жалостью, а так, словно знает, о чем я говорю. В некотором смысле мы тут вроде как делимся секретами. У меня такого ни с кем не было. Даже с Гретхен.

Внимание Холта отвлекает потасовка в холле и громкие голоса. Я поворачиваю голову к двери, прислушиваясь, гадая, не принадлежит ли один из голосов Алексу. Раздумываю, не пора ли сваливать отсюда. Затем раздается глухой стук, словно кого-то толкнули в стену, а затем звук скребущих по полу ножек мебели.

– Оставайся здесь, – говорит Холт и уходит на разведку, оставляя меня в спальне одну.

По лестнице раздаются громкие шаги, и я пересекаю комнату. Когда выглядываю в коридор, там уже тихо и пусто. Голоса теперь доносятся снизу, гневные мужские выкрики, хотя я никак не разберу, о чем они.

Дверь в комнату Алекса открывается, и я быстро закрываю дверь Холта, снова прячась внутрь. Девушка, с которой он был, что-то говорит, и он смеется, затем они вместе спускаются по лестнице.

Я вынимаю телефон и вижу сообщение от Гретхен.

«Ты где?».

«Наверху», – набираю я трясущимися руками.

Понятия не имею, почему все еще нервничаю. Может, потому, что меня опять едва не поймали на подглядывании, только на этот раз Алекс?

Но я знаю, что дело не в этом. Все потому, что я, по сути, пряталась тут с Холтом.

От Гретхен приходит ответ.

«На улице драка. Я ухожу. Ты справишься или тебя надо подбросить?»

Алекс и его подружка на одну ночь ушли. Так почему я все еще прячусь в спальне Холта? Решившись, я набираю:

«Справлюсь».

«Как хочешь, – пишет Гретхен в ответ. – Дай знать, если передумаешь, я заеду за тобой».

Я посылаю ей эмодзи «палец вверх».

Холт пока так и не вернулся, так что я прячу телефон в карман и пересекаю комнату, направляясь к его маленькому деревянному письменному столу у окна. На нем лежит записная книжка, и я открываю ее, просматривая страницу и пытаясь понять, что это.

 
«Я пресытился глупыми играми,
А затем появилась вдруг ты —
С голубыми глазами, а волосы…
Прежним мне уж не быть никогда»
 

Куплеты песни? Стихи? Не уверена, но не хочу разнюхивать дальше. Звук приближающихся шагов заставляет меня отойти от стола и приватных мыслей, что прячутся в записях Холта.

Холт вваливается в комнату, тяжело дыша. Руки у него сжаты в кулаки, а обычно спокойное лицо искажено.

– Гребаное братство, – бормочет он под нос, когда я подхожу к нему.

– Что случилось?

Он не отвечает. С трудом сглатывает, глядя с яростью.

– У тебя кровь, – говорю я, с беспокойством оглядывая его.

Костяшки его пальцев ободраны, а в уголке нижней губы появилась капелька крови.

– Я в порядке, Иден. Тебе, наверное, стоит уйти. – Тон у Холта ровный, он избегает встречаться со мной взглядом.

– Я не оставлю тебя в таком состоянии.

Протягиваю руку, чтобы коснуться его губы. Я понятия не имею, почему делаю это… Никогда раньше не прикасалась к Холту. Может быть, потому, что никогда раньше не обращала внимания на его губы. Губы у него полные и мягкие, и мне не нравится, что их пятнает кровь.

Когда он снова заговаривает, его голос звучит мягче.

– Поверь, я в порядке.

Я указываю на кровать.

– Ты не в порядке. Сядь.

Глава 2
Холт

Познакомившись с Иден Винн, я и представить не мог, что она станет ярким пятном в моей мрачной, несчастной жизни. Но вот она, проводит со мной вечер, закрывшись в моей спальне, перевязывает распухшие костяшки моих пальцев ужасно нежно. У меня ощущение, будто из груди весь воздух выкачали.

Ее разочарование из-за потери Алекса Брауна совсем не похоже на ту боль, которую испытываю я. Глубокую, всеобъемлющую боль, затмевающую все счастье в жизни.

Но это история для другого раза. Иден примостилась рядом со мной на матрасе. Запах ее шампуня, мать его, с ума сводит, так же, как когда мы вместе работали в библиотеке. После того как в прошлом году мы сдали наш последний проект, я сомневался, что увижу ее снова. Не в таком большом кампусе, как этот.

Но я увидел.

В первый раз несколько месяцев назад, мельком, когда она шла по двору и ее яркая, солнечная улыбка согревала меня даже на расстоянии. А потом снова, в прошлом месяце, в баре, где я работаю по выходным. Она пришла с подругой, с той же девушкой, с которой была сегодня на вечеринке. Тогда я присматривал за ней так внимательно, как только мог, чтобы с ней ничего не случилось. Но Иден умная. Она достаточно сообразительна, чтобы не принимать выпивку от незнакомцев или не ехать из бара домой к какому-нибудь пьяному придурку.

– Кто это сделал? – спрашивает Иден, возвращая меня в настоящее.

Когда я встречаюсь с ней взглядом, ледяная голубизна ее глаз вышибает воздух из моих легких. Брови у нее озабоченно нахмурены. Или озадаченно. Я не уверен.

Относится ли ее разочарование ко мне, к моему жизненному выбору? К тому, что я всегда нахожу способ влезть по уши в дерьмо? Или она расстроена ситуацией, в которой я оказался?

– Не важно, – ворчу я. – Я в порядке, Иден.

Она фыркает.

– Ты не в порядке. Ты, черт возьми, дрался на кулаках.

Я тихонько посмеиваюсь, задаваясь вопросом, знает ли она другие ругательства или «черт возьми» – ее предел.

– Что? – резко спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

– Ничего. Просто никогда не видел, чтобы кто-нибудь так переживал из-за сбитых костяшек.

Она бросает на меня многозначительный взгляд, поджимая полные, так и требующие поцелуев губы.

– И из-за распухшей губы, судя по всему.

– Мне не больно. Клянусь.

Покачав головой, Иден встает и выбрасывает упаковки от пластырей в маленькое мусорное ведро рядом со столом.

Парочка завсегдатаев вечеринки немного переборщили внизу, и я помог им покинуть помещение. На лужайке перед домом состоялся обмен ударами, но повезло, что все не стало хуже. Удача, что никто не вызвал полицию. По крайней мере, так кажется. Последнее, что мне нужно – пойти по стопам семьи и оказаться на заднем сиденье полицейской машины.

Я делаю еще один глоток виски прямо из бутылки, которую мы с Иден делили ранее, и стараюсь не морщиться, ведь – вот дерьмо, – разбитую губу дико щиплет. Держу пари, утром это будет выглядеть круто. Но я сказал Иден правду. Не очень-то и болит. Бывало и хуже, и я не умер. Я всегда выживаю.

Она удивляет меня, вновь садясь на кровать рядом со мной. Я предлагаю ей бутылку, но она качает головой. Я уверен, она вот-вот уйдет, просто встанет и выйдет из моей жизни навсегда, но вместо этого происходит нечто совершенно иное.

Иден придвигается ближе и поднимает подбородок, чуть запрокидывая лицо. Когда она встречается со мной взглядом, сердце начинает адски стучаться о ребра. У нее глаза такого красивого голубого оттенка… глубокие, словно океан, наполнены острым умом и любопытством.

– Почему Алекс был там с ней? – Она кивает на дверь, а затем эти голубые глаза вновь смотрят на меня.

Сердце начинает сбоить.

– Потому что он – гребаный идиот. Берет то, что само плывет в руки.

– Всегда?

– Всегда, – говорю я тихонько.

Она улыбается мне.

– Спасибо за… все. За то, что не позволил мне выставить себя дурой. Думаю, так даже лучше.

– Я ни от чего тебя не спасал, Иден. Что-то мне подсказывает, что тебя не нужно спасать.

От меня не ускользает намек на улыбку на ее идеальных губах. Но это правда. Я знаю, она может постоять за себя. Она умная, красивая и добрая. Тройная угроза.

Иден откидывается на подушки, по-видимому довольная тем, что побудет тут еще немного.

Тем временем я изо всех сил пытаюсь понять, в какой альтернативной вселенной оказался, хотя, опять же, я не хочу слишком уж задумываться о том, почему она тут, со мной. Не в момент, когда я могу отбросить неуверенность в себе и наслаждаться происходящим. Что я и делаю.

Когда мы вступаем в непринужденную беседу, я понимаю, что могу слушать Иден часами. Я узнаю, что она познакомилась с Брауном на прошлой неделе, что она не уверена в выборе специальности, что ее соседка по комнате оставляет кофейные кружки на столе до тех пор, пока те не покроются плесенью, и это чертовски раздражает Иден.

Я посмеиваюсь над этим, и она бросает на меня укоризненный взгляд. Я пожимаю плечами.

– Если это все твои проблемы…

Она хмурится в ответ.

– Нет.

Я вроде как верю ей. Что-то мне подсказывает, что жизнь у нее не такая яркая и блестящая, как она хочет ее выставить.

Последние два часа мы сидели на моей кровати и просто разговаривали. Никогда мне еще не было так весело с девушкой… уже вполне протрезвевшей и ведущей серьезный разговор. Если подумать, звучит почти безумно.

Мы обсудили множество тем. Поговорили обо всем, начиная с семьи и заканчивая любимыми фильмами, лучшими и худшими начинками для пиццы и тем, чего мы хотим от жизни.

Цели Иден грандиознее моих. Я в основном не хочу оказаться в тюрьме, как мой старший брат, или в реабилитационном центре для наркоманов, как мать. Амбициозно с моей стороны, знаю. Вот почему то, что Иден лежит тут со мной, используя мое плечо как подушку, пока мы пялимся в потолок, кажется полнейшим безумием.

Уже поздно, и мне, наверное, стоило бы проводить ее домой… но я не хочу. И раз уж я сегодня такой жадный, планов прекращать наше общение у меня нет.

– Тебе никогда не хочется просто сказать «да пошло оно все», – говорит она, – и сделать ровно противоположное тому, что от тебя ожидают?

Я коротко смеюсь в кулак.

– Что? – Она приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз.

Боже, просто обожаю смотреть на нее.

– На самом деле у меня возникла точно такая же мысль. Лежать с тобой… в моей постели. Никто такого не ожидает: Холт Росси и Иден Винн. Но пошло оно все. Пошли они все.

Даже дикие лошади не смогли бы утащить меня отсюда.

– То есть, по-твоему, это неожиданно… я и ты. – Она произносит это осторожно, все еще глядя на меня сверху вниз.

– Очень. Но в хорошем смысле. – Я слегка улыбаюсь ей, и ради разнообразия улыбка не кажется мне вымученной.

Я медленно тянусь и прижимаю ладонь к ее щеке. У нее самая мягкая кожа из всех, которой я когда-либо касался. Или так, или я никогда не обращал внимания на такие детали с другими девушками. Но Иден не просто еще одна девушка.

Подтверждая мою мысль, она склоняет ко мне лицо. Медленное, осторожное движение. В ней нет ничего поспешного. Она грациозна, элегантна, и так, мать его, сексуальна, что, кажется, я могу просто взорваться.

Ее полные губы приоткрываются, она закрывает глаза, и тогда я запускаю руку в ее волосы, касаясь затылка. Кончики пальцев прижимаются к коже у основания ее шеи, когда я притягиваю ее к себе. И вот, наконец, ее губы касаются моих. Они слегка приоткрыты. Влажные и теплые. Иден прижимается ближе.

Это самый лучший первый поцелуй, который у меня когда-либо был. И от этого соприкосновения все мое тело вибрирует.

Во-первых, я в шоке от того, насколько приятные, мягкие и теплые ее губы на ощупь. После же накатывает волна возбуждения, проносится от груди до паха.

Она жадно целует меня в ответ, ее язык медленно скользит по моему. Наслаждение от прикосновения затмевает любую боль в разбитой губе.

К тому моменту, как мы отстраняемся друг от друга, у меня не остается воздуха в легких. И когда эти голубые глаза открываются, заглядывая глубоко в мои, меня будто снова бьют в грудь.

Момент тихий и напряженный, наполненный обещанием.

Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь – понятия не имею, что, – но Иден вновь целует меня, на этот раз забираясь на меня, оседлывая бедра.

Твою мать. Жар пробегает вдоль позвоночника, и член тут же твердеет.

Одна рука все еще зарыта в ее волосы, другую же я подношу к мягкому изгибу ее попки. С губ Иден срывается слабый вздох. Взгляд затуманен желанием. Между нами пробегает нечто глубокое и мощное, и нет нужды в словах.

Будто все эмоции, которые я когда-либо испытывал, вдруг вспыхивают между нами, и я вижу в ее глазах узнавание. Она тоже чувствует это, этот гимн, слова которого знаем лишь мы.

Прими меня. Не отвергай меня. Люби меня.

Снова склонившись для поцелуя, я слышу, как Иден издает стон. Это лучший звук в мире. Сжимая ее попку – а там, к счастью, есть, что сжимать, черт возьми, – я притягиваю девушку ближе, чтобы она могла почувствовать, как воздействует на меня.

Один медленный поцелуй превращается в два, затем в три. Когда мой язык касается ее, Иден отвечает взаимностью, углубляя поцелуй и заставляя меня застонать.

Я запускаю пальцы в ее шелковистые волосы и целую ее хорошенькие, пухлые губки так, словно от этого зависит моя жизнь. Пока мы целуемся, она издает тихие, полные желания звуки, от которых мой член ноет.

Мы же не можем заняться этим, верно?

– Холт, – бормочет она.

От ее робкой улыбки захватывает дух. Она кладет ладонь мне на щеку и склоняется за еще одним поцелуем, немного ерзая на мне.

Твою мать. Что за чертова му́ка.

Забавный факт: если в следующие десять секунд я не окажусь внутри нее, то взорвусь.

Я крепко берусь руками за ее задницу и притягиваю ее еще ближе.

– Ты меня убиваешь, знаешь это? – Голос у меня хриплый, едва не грудной скрежет.

– Я? – спрашивает она осторожно, будто не уверена, стоит ли мне верить в этом вопросе.

Хотя это безумная мысль. Она должна знать, какая она потрясающая. Хорошенькая. Мягкая. Миниатюрная. Добрая. Список может длиться и длиться.

Единственное, чего я не понимаю, так это почему она тут, в моей постели, занимается этим со мной.

Иден вновь удивляет меня, запуская руки под футболку и касаясь мышц живота. Они накачаны не часами, проведенными в спортзале или на льду, как у ее хоккейного увлечения. Мое тело выстроено тяжелой работой, летом я пахал как проклятый. Но сомневаюсь, что Иден думает об этом сейчас, когда ее губы принимаются изучать мою покрытую щетиной шею.

Когда я отвечаю взаимностью и сую ладони под ее футболку, Иден поднимает руки, позволяя стянуть вещь через голову. Под ней ничего нет, и я, не теряя времени, обхватываю ладонями ее великолепные сиськи.

Я не должен этого делать. Нельзя позволять себе такого. Но почему-то Иден хочет, чтобы этим вечером на ее теле были мои руки, а я слишком слаб, чтобы воспротивиться подобной перспективе.

– Холт… – снова вырывается мое имя из ее уст, когда мои пальцы находят ее соски и дразнят их.

Иден выгибает спину. Я смещаю поцелуи с ее шеи чуть ниже, посасываю ее идеальные груди.

Мы еще долго целуемся. Я то и дело переключаюсь между ее роскошными губами и сиськами, которыми, кажется, никак не могу насытиться. Но затем Иден вновь повышает ставки, расстегивая ремень и запуская руку мне в джинсы. Я издаю стон, когда она гладит меня через ткань боксеров. Ее прикосновения осторожные и мягкие, но безумно приятные.

Я стаскиваю ее с себя, меняясь с ней ролями, и стягиваю с нее джинсы. Расстегиваю и тяну вниз по бедрам. Иден покачивается, помогая мне. Вскоре она уже обнажена, лежит в моей постели и выглядит как самое вкусное на свете лакомство. Я прокладываю дорожку поцелуев вниз по ее животу к лобку.

Она вздрагивает, будто боится щекотки, и я улыбаюсь ей.

Затем прижимаюсь губами к ее киске, и она снова вздрагивает, но на этот раз от наслаждения, а не от нервов. Запинаясь, Иден произносит мое имя, запуская руку мне в волосы, удерживая меня точно там, где она хочет. Не то чтобы я планировал прерываться. Нет, пока она не кончит под моим языком.