Текст книги "Розовое дерево"

Глава XI

Миллисент испытывала чувства непереносимого унижения. Укрывшись в своей комнате, этом испытанном убежище, оставшись наедине с собой, она села на кровать и прижала ладони к пылающим щекам. Что же случилось? Она была ошеломлена. Ее никогда так не целовали и не обнимали. Милли никогда не чувствовала ничего подобного! Что с ней происходило? Может, это случается со всеми старыми девами, приближающимися к тридцати? Неужели эти странные, эротические мысли и ощущения дремлют в их думах и телах, пока их не потревожат, не взбудоражат? Миллисент всегда контролировала свое поведение и поступки. Даже будучи совсем юной и легкомысленной, когда жизнь состояла из череды вечеринок, нарядов и болтовни с девчонками, она всегда была уверена в том, что знает, что следует, а чего не следует делать. До сих пор она не представляла, что значит потерять контроль над собой. Она никогда не предполагала, что позволит мужчине такие вольности, тем более что будет испытывать от этого удовольствие!

Милли крепко зажмурила глаза, словно это могло помочь вычеркнуть из памяти этот эпизод: Джонатан целует ее, прижимает к своей сильной груди, а она, пылкая и разгоряченная, тянется ему навстречу… При одном воспоминании о его губах, о глубине и страсти этого поцелуя Милли бросило в дрожь. Даже теперь она почувствовала слабость и огонь во всем теле. Несмотря на стыд за собственное недостойное поведение, она не могла отрицать, что внутри нее горело возбуждение, а сердце бешено колотилось. Она знала, что страстно желала повторения этого поцелуя, прямо сейчас.

Казалось, она стоит на пороге чего-то темного, неизведанного, что впереди лежат тайны женственности, страсти, любви и познания мужчины. Это был мир, доселе вырванный из ее жизни судьбой, пугающий и интригующий, полный незнакомых жарких эмоций и ощущений. Но этот мир уже властно захватил ее и поселился внутри, живя своей собственной жизнью. Это было странно и ново. Ей хотелось кричать. Ей хотелось смеяться. Ей хотелось упасть на кровать и выплакать непонятное разочарование.

Милли провела длинную бессонную ночь. Ее мозг неустанно работал, пытаясь найти разумное объяснение тому, что произошло. Она не могла разобраться в самой себе, и это приносило ей больше страданий, чем поток неведомых до сих пор ощущений.

Она не могла понять и Джонатана Лоуренса. Зачем он обнимал и так страстно целовал ее? Она была слишком старой и непривлекательной, чтобы заинтересовать его. Наверное, слишком глупо придавать значение этому поцелую. Происшедшее, конечно, взбудоражило ее, но единственное, что следовало сделать – это выбросить его из головы. Просто в ее жизни не было места пылким страстям по красавцу-блондину с дьявольской улыбкой. Это невозможно: ничего не могло, ничего не может произойти между ними! У Истинной Леди не должно быть никаких чувств; истинные леди никогда не ведут себя так. Этот случай с Джонатаном Лоуренсом был результатом временного заблуждения, вот и все.

К несчастью, все было не так просто: Миллисент никак не могла выбросить из головы тот поцелуй. Она думала о нем, когда пришла Бетси помогать консервировать овощи. Она думала об этом, когда видела, как Джонатан уходил на службу и когда возвращался домой. Она думала об этом вечером, собираясь ложиться спать; ее непослушные мысли витали там, где им хотелось. Она думала об этом в то время, когда ей следовало заняться подготовкой праздника, организованного церковью с помощью их Женского Миссионерского общества. Она постоянно думала об этом, поняла, что скоро может сойти с ума.

Этот ежегодный праздник должен был состояться в следующую субботу. Милли требовалось заранее ото-сласть приглашения и напомнить некоторым забывчивым девушкам об их обязанностях. Кое-кто из них вообще, казалось, обо всем забыл; они с нетерпением и надеждой ждали самого праздника. Милли раздражало, что большинство девушек видели в этом событии только веселый праздник, забывая о главном – сборе денег с благотворительными целями.

В субботу парк Эмметсвилла заполнили нарядные горожане. Милли сидела за столом и собирала приготовленные девушками коробки и корзинки с угощением. Каждая давала Милли свою поделку, и та вносила имя девушки в список. Одна из ее кузин по материнской линии – Ханна Рэдфилд – присела рядом с Милли и принялась развлекать ее разговорами. Милли куда больше хотелось, чтобы ей помогала Сьюзан, но Сьюзан сейчас редко появлялась на людях. Не было ее и на сегодняшнем празднике. Она даже перестала посещать семейные обеды.

Многие останавливались поболтать с девушками и проходили мимо. Миллисент и Ханна знали почти всех прихожан церкви, да что там – всех жителей города по именам. Еще одна кузина Миллисент ненадолго задержалась поболтать, в основном о своей скорой свадьбе. Но когда она заметила тетушку Ораделли, плывущую к ним, как пароход, и следующую за ней по пятам ее скромную падчерицу Камиллу, то пробормотала: «О-о-о», – и тут же исчезла.

Милли с удовольствием последовала бы ее примеру, но ей нельзя было покидать своего места. Сейчас она была благодарна Ханне за то, что та осталась.

– Миллисент, дорогая, я не представляю, что ты творишь! – произнесла тетушка Ораделли, едва подойдя к Милли и с громким пыхтением усевшись на стул рядом с девушками. – Это позор!

Испытывая угрызения совести, Миллисент сразу же воскресила ночное происшествие с Джонатаном Лоу-ренсом, и краска бросилась ей в лицо. Как только тете удалось узнать об этом? Нет, это невозможно. Милли успокоилась. Значит, миссис Ораделли имела в виду что-то другое.

Милли перевела дух и спокойно ответила:

– Добрый вечер, тетя Ораделли! Как вы себя чувствуете?

– Как я себя чувствую? – повторила Ораделли. Ее массивная грудь негодующе вздымалась. – Как я могу себя чувствовать, слушая все эти слухи о тебе, ползущие по городу. Сегодня ты – самая любимая тема разговоров.

– Да уж не может быть такого, – лениво заступилась Ханна. – Люди всегда просто обожают выискивать у других какие-нибудь недостатки, но никто не смог бы организовать этот вечер лучше Милли.

Тетя Ораделли пристально посмотрела на Ханну:

– Как вы прекрасно знаете, Ханна Конноли Рэдфилд, я не имею сейчас в виду данный праздник.

Милли внутренне сжалась. Тетя была еще больше не в духе, чем она ожидала; когда Ораделли начинала обращаться к людям, называя их полные имена, это значило, что она кипела от негодования.

Разделавшись таким образом с Ханной, глава семейства Хэйзов вернулась к тому, с чего начала.

– Говорю о безобразии, происходящем в твоем доме, Миллисент. Когда Бетти рассказала мне, что ты сделала, я не могла вначале даже поверить.

– Что сделала?

– Не делай невинные глаза, юная леди. Ты прекрасно знаешь, что сделала. – Она понизила голос и таинственно наклонилась ближе, – cпрятала эту распутную девчонку, вот что. Раби, или как там ее зовут.

– Опал. Ее зовут Опал Уилкинс.

– Опал, Раби… Какое это имеет значение? Дело в том, – она понизила голос до свистящего шепота, – что она в положении!

– Да, я знаю. – Миллисент отложила карандаш в сторону и, положив руки на колени, посмотрела тете прямо в лицо, которое просто горело от гнева и злобы. Придать ему спокойное выражение было для Ораделли такой сложной задачей, что ей так и не удалось овладеть этим искусством. Истерика, страх, даже пренебрежение – все это были средства, при помощи которых она держала свою семью в руках. Но холодное спокойствие Милли говорило само за себя: что ее, Ораделли, мнение ничего сейчас для Миллисент не значит.

– «Да, я знаю!» И это все, что ты можешь сказать? «Да, я знаю?»

– А что еще, тетушка Ораделли, – спокойно ответила Миллисент, – вы хотите от меня услышать? Я знаю о положении Опал, но ничего не могу с этим поделать.

– Как раз наоборот, можешь. И ты должна это сделать. Избавься от девушки!

Милли поджала губы. Тетушка снова пыталась отпускать свои колкости, как всегда в подобных разговорах, но Милли твердо решила не дать себя разозлить. Это было нелегко – сохранить спокойствие, если Ораделли решила чего-то добиться.

– Нет, – коротко ответила Миллисент.

– Нет? – глаза Ораделли расширились от изумления.

– Миссис Холлоуэй, – попыталась успокоить тетушку Ханна, – вам не нужно нервничать по этому поводу.

– Я никогда ни по какому поводу «не нервничаю», если пользоваться твоими вульгарными выражениями. – Ораделли Холлоуэй бросила уничтожающий взгляд на Ханну. Ее не волновала Ханна, слава Богу; она была из рода Коннолли, а всем было известно, что члены этой семейки отличались недостатком воспитания. Вот Миллисент – другое дело: она была Хэйз и тут Ораделли чувствовала ответственность. – Я просто высказываю свое разочарование. Миллисент никогда не относилась так небрежно к чести семьи.

Милли скрипнула зубами, потом усилием воли попыталась расслабиться. Она развернула веер и начала медленно обмахивать им лицо.

– Я не отнеслась небрежно к честному имена семьи, тетя.

– Ты заставила весь город говорить о том, что приняла непорядочную девушку Бог знает откуда и спрятала ее в собственном доме. И не знаешь, как это называется? Да, а что же думает обо всем этом твой бедный брат? Если ты не считаешься с нами, то хотя бы побеспокоилась о нем.

– Алан любит Опал, как и я.

– Конечно, он любит ee! – Ораделли взяла свой черный веер и начала быстро обмахиваться, чтобы немного успокоить нервы. – Он, в конце концов, мужчина. Чего еще ты ожидала? А что будет дальше? Он может полюбить ее еще сильнее.

– Не думаю, что здесь есть повод для беспокойства. Опал никогда не…

– О, ишь ты! – Тетушка Ораделли движением веера прервала Милли. – Много же знают о жизни такие молодые дамы, как ты! Именно это и попытается сделать такая девушка.

– Какая девушка? – повысила голос Милли, теряя, наконец, терпение. – Опал не совершала ничего плохого. – Тетя бросила на нее многозначительный взгляд. – Конечно нет! Вы осуждаете ее, ничего не зная! Это не ее вина, что она беременна!

Тетушка Ораделли потеряла дар речи, а Ханна и Камилла, тихо сидящие возле мачехи, выглядели потрясенными до глубины души.

– Миллисент Анна Хэйз! Соблюдайте, пожалуйста, приличия!

– Извините. – Милли знала, что сказала неприличную фразу; она сама была в шоке, когда Джонатан Лоуренс прямо назвал вещи своими именами. Но, в конце концов. Опал действительно была беременна. Намного проще было откровенно и прямо сказать об этом, как Джонатан, чем ходить вокруг да около, в то время как каждый знал, о чем речь.

– Я не знаю, что нашло на тебя. – Тетя Ораделли говорила таким голосом, будто ее племянница вдруг заболела страшной, неизлечимой болезнью.

– О, зато, думаю, я знаю! – произнес лукавый голос за спиной Миллисент. Она резко обернулась. Ребекка Коннолли!

– Ребекка, что ты здесь делаешь? Опять подслушивала? – презрительно спросила Ханна.

– Нет, дорогая сестренка, – шелковым голоском ответила Ребекка, подплывая к их столу. Она была вся в розовом, на ее плече висел зонтик от солнца, которым Ребекка время от времени кокетливо вертела, хотя солнце уже почти село и вероятность того, что солнечные лучи коснутся ее белой кожи, была очень мала. Милли знала, что Ребекка просто любит носить его с собой как дополнение к своему симпатичному личику.

– Я просто собиралась засвидетельствовать почтение тетушке Ораделли и случайно услышала, о чем вы все говорили. Конечно же, я догадалась, о чем речь. Сейчас все только и говорят об этом.

Глазки Ораделли превратились в щелочки.

– Говорят о чем? – холодно спросила она. Миссис Холлоуэй считала своим правом выговаривать племяннице, но не собиралась позволять чужакам обсуждать членов ее семьи. А Ребекка Коннолли, родственница Милли и Алана по материнской линии, да и то по мужу, несомненно, была посторонней.

– Ну, как же – о Миллисент и этом молодом красавце, – ответила Ребекка, – Джонатане Лоуренсе? Ну, вы знаете – том, который купил «Сэнтинел».

– Я прекрасно знаю, кто он. Но я никак не могу уловить связи между этим будоражащим всех человеком и моей племянницей.

– Хотите сказать, вы не знаете, что он стал соседом Миллисент?

– Естественно, знаю. Это знают все.

– Или что Милли почти удочерила его маленькую дочь? – Ребекка бросила на Милли взгляд скорее злобный, чем просто любопытный. – Я слышала, последние дни эта девочка постоянно пропадает у тебя в доме.

– Алан любит, когда она приходит. Она отвлекает его от мрачных мыслей, – смущенно объяснила Миллисент. Она надеялась, что выглядела не такой виноватой, как чувствовала себя. Что случилось бы, если бы все эти женщины узнали о происшедшем той ночью в ее саду? Это был бы ужасный скандал…

– Нет, люди говорят, что на это у тебя есть другие причины: ты надеешься, что папа девочки официально сделает тебя ее мамой!

– Абсолютная глупость! – строго сказала миссис Ораделли, – Ребекка, ты всегда собираешь мох с болота.

Глаза Ребекки округлились, она задохнулась от негодования, но Ораделли, не давая ей времени опомниться, безапелляционно продолжала:

– А, вот однако, как распространяются сплетни – благодаря таким легковерным и недалеким людям, как ты! Я очень надеюсь, что у вас хватит здравого смысла хотя бы не выносить это за пределы семьи. Заиметь репутацию завистницы так просто!

– Завидовать! – Гневный взгляд Ребекки говорил красноречивее слов, что Миллисент – последняя женщина, кому она позавидовала бы.

– Да, да, – многозначительно глянула на нее тетя Ораделли. – У людей долгая память.

Ханна даже не попыталась сдержать смешок, и щеки Ребекки заалели. Все понимали, о чем речь: Ораделли напоминает Ребекке, что до несчастного случая с Аланом Миллисент имела гораздо больший успех у юношей и только из-за трагедии брата не успела стать самой известной девушкой Эмметсвилла.

Тактика миссис Ораделли сработала.

– Естественно, я не стану ни с кем делиться слухами о ком-либо из своей семьи, – холодно произнесла Ребекка, поднимаясь со стула, на который присела минуту назад. – Я просто подумала, что Миллисент должна знать, что о ней говорят люди. Ей следовало бы поосторожней вести себя. Как вы правильно заметили, подпортить свою репутацию не составляет большого труда.

Она пошла прочь от их стола. Ханна повернулась, смеясь, к миссис Холлоуэй и бросила на нее наполовину веселый, наполовину восхищенный взгляд.

– Кажется, сегодня мне удалось засечь самое короткое время, за которое кто-то смог избавиться от Ребекки Ордуэй.

Муж Ребекки приходился Ханне братом, и было общеизвестным фактом, что все женщины Конноллн недолюбливали Ребекку. Ораделли фыркнула:

– Маленькая лицемерка. Я знаю ее с пеленок и, кажется, никогда не слышала от нее не единого доброго отзыва о ком-либо. – Но вмешательство в их разговор Ребекки не смогло сбить тетушку Ораделли с толку. Она вновь обратилась к Миллисент, поучительно подняв указательный палец. – Но тебе, милая, лучше бы принять это к сведению. Ты думаешь, я не слышала, что ты опекаешь дочку мистера Леуренса?

– Тетя Ораделли, честное слово! – Милли с негодованием стукнула по столу. – Вы тоже думаете, что я с определенной целью взяла девочку в помощницы! Ребенок очень одинок. Теперь девочка часто приходит к нам, она развлекает Алана. Она одна из немногих, кого он хочет видеть. Что же, по-вашему, я должна сделать: приказать маленькой, растущей без матери девочке убираться из моего дома?

– «Растущей без матери», – то-то и оно. Ее отец вдов и живет рядом с тобой. Внешне он привлекателен, но несомненно, не джентльмен, судя по его статейкам в газете. Он не пользуется уважением среди людей, и это очевидно. Я думаю, это не тот мужчина, на которого могла бы обратить внимание леди.

– Я не обращаю на него внимание. Я едва знакома с ним. Все, что я сделала – это позволила его дочери помогать мне консервировать кабачки и помидоры! И это, честное слово, не преступление.

– Нет. Но это дает почву для разговоров.

– Я не отвечаю за эти разговоры.

Брови тетушки при словах Милли поползли на лоб.

– Настоящая Леди, – четко произнесла она, отбивая такт взмахами веера, – не делает ничего такого, что бы могло дать повод для разговоров о ней.

Миллисент стиснула зубы. Тетя Ораделли частенько говорила о том, что должна и чего не должна делать настоящая леди. Но сегодня ее проповеди показались Милли более назойливыми, чем обычно. Однако по собственному опыту она знала, что спорить с ее тетей бесполезно. Лучшее, что можно было сделать – это дать возможность ей самой выпустить весь пар или надеяться, что ее внимание отвлечет какой-то новый объект.

– Эта… этот людской зверинец, в организации которого ты играешь не последнюю роль, послужит росту сплетен. Кто же подумает, что ты заботишься о дочере этого вдовца, не надеясь стать ее официальной мамашей? А когда ты впустила в дом эту женщину легкого поведения, разве тот же твой сосед не подумает, что ты такая же? Говорю тебе, Миллисент, твое поведение вызовет нежелательные последствия со стороны этого мужчины.

– Может быть, они как раз не нежелательны, – поддразнила ее с улыбкой Ханна. – Я видела Джонатана Лоуренса, и мне он показался безумно красивым.

Кровь бросилась в лицо Милли. Ее кузина, всего лишь пошутив, оказалась очень близка к истине. Если бы только она догадывалась, как желаемы были «последствия ее поведения со стороны этого мужчины» в ту ночь, то пришла бы в ужас, не сомневалась Миллисент. Все считали ее образцом добропорядочности. Никто не подозревал, какие порочные страсти бушевали внутри нее. Да и сама Миллисент никогда до встречи с Джонатаном не догадывалась об их существовании.

– Ты правильно сказала: «безумно». – Подчеркнуто значительно произнесла миссис Ораделли. – Мужчине не следует быть таким красавцем. Это абсолютно неприлично. Тем более для вдовца с дочерью на руках.

Милли не знала, что нужно было сделать жене Джонатана перед смертью с его внешностью, но не захотела спрашивать об этом тетушку. Тем более, та уже перешла к следующей теме – недостатки самого Джонатана Лоуренса – забыв на время о проступках племянницы.

Милли, откинувшись на спинку стула, расслабилась, не спеша обмахиваясь веером и в пол-уха слушая, как Ханна и тетя Ораделли обсуждали Лоуренса, его взгляды и его нашумевшие публикации. Она взглянула в сторону площадки. Тэд Барнхилл, согласившийся вести этот праздник, уже появился и сейчас взбирался на высокую сцену. Перед сценой и по бокам ее толпились молодые девушки. Весело смеясь и оживленно переговариваясь, они то и дело бросали любопытные взоры в глубь парка. Это были те девушки, которые готовили коробки с угощениями. Милли была уверена, что они высматривают юношей, которые должны были вот-вот появиться, и которые, как они надеялись, купят именно их коробочку.

С внезапной острой болью Миллисент вспомнила, как стояла вот так же со Сьюзан и Полли, пытаясь скрыть волнение за веселой болтовней, в то же время умирая от нетерпения узнать, кто же купит ее коробочку и как дорого она будет оценена. Сейчас казалось нелепым вспоминать о том, как она волновалась, оценят ее коробочку дороже, чем Ребекки, или нет. Она бы ни за что не хотела вернуться в то время; она не горела желанием еще раз испытать дрожь и ужас, жаркий комок в горле… И все же… она не могла признаться, что все еще чувствует ностальгию по тем временам. Каким простым и легким все тогда казалось! Каким понятным и ясным… Сейчас ты можешь веселиться и флиртовать, но наступит день, и придет самый лучший мужчина, встанет на одно колено, а потом будет свадьба, и дети, и счастливая жизнь. И это так же верно, как то, что день сменяет ночь.

Конечно, это был придуманный мир, а она сама была тогда эгоистичным и непосредственным ребенком.

Но и сейчас довольно часто наступали минуты, когда она глядела на этих свежих юных девочек, ярких, как маргаритки, в светлых платьях, и не могла удержаться от боли в груди, от того, что тоже когда-то была такой и что все ее мечты умерли, когда брат упал под колеса телеги с сеном.

– Вспомни дьявола… – внезапно стихшим голосом проговорила Ханна, и это отвлекло Миллисент от грустных мыслей. Ханна наклонилась и дотронулась веером до руки тетушки Ораделли. – …И вот он идет.

– Кто? – Ораделли, распространявшаяся о причинах непопулярности Лоуренса и его газеты, непонимающе заморгала.

– Джонатан Лоуренс, вот кто, – прошипела Ханна.

– Он направляется как раз в нашу сторону!

– Кто? – Милли непроизвольно обернулась. Конечно же, это был ее сосед, шагающий по газону к их столику. Он улыбнулся Милли и приподнял шляпу в знак приветствия.

– Мисс Хэйз, – сказал он, подойдя ближе.

– Мистер Лоуренс. – Милли вскочила. Она не встречала его с той ночи и сейчас совсем смутилась.

– Я… вы… очень приятно вас видеть. – И почему ему вздумалось подойти и заговорить именно сейчас, именно здесь? Что подумают ее тетушка и кузина после того, что только что наговорили ей?

– Э-э… разрешите представить вам мою тетю. Это миссис Элмер Холлоуэй, сестра моего отца. И, э-э… миссис Ричард Рэфилд, моя кузина. Тетя Ораделли, кузина Ханна, вы знакомы с Джонатаном Лоуренсом?

– Нет, боюсь, не имела удовольствия, – сказала Ханна, протягивая руку Джонатану. – Здравствуйте, мистер Лоуренс!

Тетя Ораделли холодно кивнула ему. Миллисент по веселым огонькам в глазах Джонатана поняла, что он прекрасно знает, как ее тетя относится к нему. Она надеялась, что он догадывается только о тетушкином недовольстве его статьями и ничего не подозревает о том, что Ораделли считает его еще змеем-искусителем, пытающимся соблазнить ее невинную племянницу.

– Вам нравится пикник, леди? Похоже, у вас довольно много коробок для продажи. – Он кивнул на стол, где стояли эти коробки.

– Да, у нас сегодня большой сбор, – сразу ответила Миллисент, возвращаясь к своей роли организатора этого праздника.

– А вы, мистер Лоуренс, пришли купить чью-либо коробочку? – приподняв брови, лукаво спросила Ханна. Джонатан рассмеялся.

– Нет. Боюсь, я только буду собирать материал для субботнего номера.

– Разве у вас нет специальных корреспондентов, молодой человек? – Тон тетушки Ораделли предполагал, что достойному джентльмену писать об общественных праздниках было неприлично.

– Да, мэм. – Уголки его полных губ изогнулись, придав лицу неповторимое, присущее только Джонатану выражение: что в любой ситуации он найдет что-то забавное. – К несчастью, выяснилось, что только владелец издательства должен работать по субботним вечерам.

Тетя Ораделли издала непонятный звук, напоминающий мычание, которое могло означать как неодобрение, так и нечто противоположное.

Это был ее обычный ход, когда она не собиралась продолжать беседу.

Джонатан повернулся к Миллисент.

– Как я понял, вы за все это отвечаете?

– Да. Это не так уж и трудно.

– Уверен, что вы скромничаете.

– Конечно, скромничает, – поддержала его Ханна, и Миллисент бросила на нее быстрый взгляд.

– Извините, – прервала Милли, – мне нужно отнести эти коробки на сцену. – Она обошла Джонатана и начала собирать коробки со стола.

– Позвольте помочь вам. – Джонатан взял коробки у нее из рук. Его пальцы коснулись руки Милли, и колючее тепло разлилось по ее животу.

– Спасибо. – Миллисент старалась быть как можно строже. Передавая ему коробки одну за другой, она боялась, что Джонатан заметит, как дрожат ее пальцы. Оставшиеся она схватила сама и повернулась, стараясь не встречаться глазами с Лоуренсом.

Она направилась к сцене, шагая по неровной земле так быстро, как только могла. Джонатан не отставал. Он шел рядом с ней! Ну, в самом деле! Почему он именно в этот момент решил показать себя джентльменом? После того, что наговорили Ораделли и Ребекка, Милля меньше всего хотелось, чтобы полприхода видело их вместе. Нет, теперь многие действительно смогут почесать языки…

Она не представляла, как ей вести себя с Лоуренсом. После того, что произошло между ними в ту ночь, после всех пересудов она вообще боялась заговорить с ним или дахе взглянуть на него. Что если дикая, животная чувственность, которую она испытала при его поцелуе, написана у нее на лице всякий раз, когда она смотрит на него? Если каждый может догадаться, что было между ними, только взглянув на них вместе? Вдруг он замечает, как она меняется в его присутствии? Милли чувствовала себя неуютно и неуверенно и, как всегда в таком состоянии, была раздражительна и резка.

– Какая из этих милых коробочек ваша? – невозмутимо спросил Джонатан, имея в виду те коробки, которые они несли.

Милли, забыв о смущении, ошеломленно взглянула на него. Он что, шутит?

– Никакая, естественно.

– Вы хотите сказать, что втянули стольких девушек в это мероприятие, в то время как сами не внесли свою лепту? – Он насмешливо покачал головой. – Ай-ай-ай, мисс Хэйз, нехорошо!

Она решила, что он дурачит ее. Любому было ясно, что старая дева, выставляющая на аукцион свою коробочку с лакомствами, делает из себя посмешище. Она холодно произнесла:

– Вряд ли это разумно, мистер Лоуренс. В празднике принимают участие совсем юные девочки. Боюсь, что мой праздник давно позади.

Подойдя к сцене, Милли оставила свою ношу и собралась идти за остальным. Глаза наполнились слезами, но она, сердито поморгав, прогнала их. Она не позволит Джонатану Лоуренсу оскорблять ее чувства.

– Мисс Хэйз! – услышала она его голос позади, но, не останавливаясь, решительно шла вперед. – Мисс Хэйз, подождите!

Для того чтобы расставить все коробки, которые нес Джонатан, потребовалось немало времени. Но он догнал ее и взял за локоть, останавливая. Милли круто повернулась. – Прошу прощения!

Она бросила сверкающий взгляд на его ладонь, сжавшую ее руку. Он сразу отпустил ее.

– Миллисент, извините, пожалуйста. Я обидел вас? Честное слово, я не хотел.

Его голос казался искренним. Милли посмотрела ему в лицо. Его брови были озабоченно нахмурены, а золотисто-карие глаза были чистыми и непонимающими. Он увидел, что она колеблется, и настойчиво продолжал:

– Пожалуйста, скажите, что я сказал или сделал не так? Я не хотел вас расстраивать. Я просто пытался завести разговор. Почему вы так побежали?

– Ох, не будьте таким бестолковым! – сердито проговорила Милли. – Я бы желала закрыть эту тему, а не пускаться в досадные объяснения.

– Лучше я узнаю нечто досадное и неприятное, чем буду находиться в неведении. Итак, не будете ли вы так добры объяснить, почему так рассердились?

– Я не рассердилась. Мне просто стало больно, – сказала Милли.

– Больно? Но почему? Я не понимаю! Что я сказал?

– Вы пошутили насчет сегодняшнего праздника и моего в нем участия, хотя каждый знает, что я уже далеко не в том возрасте, когда… Я не люблю, когда надо мной смеются, – резко закончила она и, отвернувшись от него, пошла дальше.

Он снова схватил ее за руку:

– Минуточку. Вы слишком быстры. Уверяю вас, я не насмехался над вами. Просто решил, что вы тоже принимаете участие. Почему бы нет?

– Мистер Лоуренс, в самом деле! – Щеки Миллисент покраснели. – Это благотворительная акция, правильно, но кроме того, это еще и способ подобрать себе пару. Это возможность для мужчин выбрать себе девушку, как… как предмет симпатии. И это для незамужних девушек, а не для старых дев.

– Так вы относите себя к ним?

– Конечно. К кому же еще я могу себя отнести? Джонатан как-то странно взглянул на нее.

– Я… я не знаю. Очевидно, мне никогда это не приходило в голову.

Миллисент насмешливо взглянула на него:

– А не вы ли сами говорили мне, что я – одна на них?

Губы Джонатана растянулись в улыбке.

– Нет, для такой женщины вы слишком здравомыслящи. И к. тому же я никогда не называл вас «старой» или «незамужней». – Он моргнул. – По-моему, вы вполне подойдете мужу, которому не помешают несколько шипов среди его роз.

Сердце Миллисент забилось сильнее. Что это? Джонатан Лоуренс флиртует с ней? Нет! Это абсурд. Она не занималась этим уже несколько лет. Даже то, что он поцеловал ее в ту ночь, не означало его интереса к ней, разве что в самом примитивном смысле. Она ни на секунду не представляла, что он может позволить себе заигрывать, флиртовать, ухаживать за ней на людях. Неважно, что он сказал, но все ведь знают, что она уже не первой молодости. Все ли? Но Джонатан не имел в виду, что она привлекательная или что она ему интересна. Или имел?

Она почувствовала, как неосознанно вытерла руки об юбку.

– Мистер Лоуренс, я в самом деле не вижу смысла в нашей беседе.

– А каждая беседа обязательно должна иметь какой-то смысл? – спросил он. – Разве никто не может поговорить с вами просто потому, что это ему нравится?

– Я не уверена, что вы находите приятными наши беседы, потому что мы всегда спорим.

Джонатан засмеялся:

– Я люблю немного перца в разговорах. А вы? Общаться с этими девушками – все равно, что есть покрытый сахарной глазурью торт. – Он кивнул в сторону девушек, болтающих у сцены. – Лучше целый час спорить и поддевать друг друга, чем выслушивать хихиканья, жеманности и выражения типа «я должна признаться…»

Он так комично закатил глаза, изображая чувствительных юных особ, что Миллисент не смогла не засмеяться.

– Может быть, нам нужно учредить новый праздник, где коробочки будут готовить мужчины – такие, как вы. – Она помолчала, потом поддразнила его:

– Интересно, захотели бы вы, чтобы кто-нибудь купил вашу коробочку?

Джонатан артистично прижал руки к груди и произнес:

– Это должны быть вы! – Потом он улыбнулся. – Почему бы нет?

Позже Миллисент решила, что могла бы предвидеть такой ответ, но в этот момент она ни о чем не думала. Она просто чувствовала себя легко и счастливо, пока Джонатан помогал переносить на сцену остальные коробки. Затем он задал ей несколько профессиональных вопросов о празднике и его благотворительных целях, и они разошлись.

Еще до начала аукциона Милли заняла свое место за столом и начала принимать вступительные взносы от молодых людей и записывать их имена на листочек. Ведущий весело шутил со зрителями, стоящими в первых рядах, ближе к сцене, подтрунивая над чьей-нибудь прижимистостью или спрашивая, кто чью коробочку предпочитает купить. Милли не обращала на него внимания, пока не услышала, как он произнес имя Джонатана Лоуренса. Она подняла голову и посмотрела на собравшихся у сцены людей. Среди них стоял Джонатан, скрестив руки на груди и улыбаясь.

– Ну же, давайте! – подбадривал Тэд. – Вы за весь вечер не поставили ни на одну коробочку, мистер Лоуренс!

– Но у вас нет той, которая мне нужна, – улыбнувшись еще шире, ответил он.

Миллисент отложила в сторону карандаш, постепенно все больше заинтересовываясь происходящим. Она вытянула шею, чтобы увидеть, чьи коробочки стоят на столе перед Тэдом. Их оставалось всего три. Она узнала одну, принадлежавшую Бьюлах Дорси; наверняка Джонатан не пожелает разделить с ней ужин. А впрочем, почему бы нет? Разве он не может выбрать кого-нибудь из этих трех юных созданий? Что значат его слова о нежелании выслушивать щебетание всех этих симпатичных девушек? Конечно же, его слова ничего не стоят, разве можно верить мужчинам? Он просто разыгрывал ее. А она, как дурочка, попалась на это.