Текст книги "Розовое дерево"

Глава XIII

Алан сидел в кровати, когда пришла Опал вытирать пыль в комнате. Его лоб был нахмурен, на губах недовольная гримаса. Опал доброжелательно улыбнулась, но он только мрачно кивнул в ответ. Опал растерялась. Вначале Миллисент была молчаливой и раздражительной после праздника вчера вечером, а теперь, кажется, и Алан на что-то сердился. Опал испуганно подумала, не она ли чем-то расстроила их.

– Извините, – мягко сказала она. – Я пришла не вовремя? Может, мне уйти? Я вернусь попозже.

– Нет, ты тут ни при чем. Входи, Опал, не обращай на меня внимания. – Алан вздохнул и его губы раздраженно изогнулись: – Это все этот про… проклятый Джонни. Я позвонил в колокольчик как минимум десять минут назад, а он до сих пор не изволит появиться. Я хотел встать и пересесть на стул; мне нужно кое-чего поделать за столом. Куда он делся? Неужели для того, чтобы добраться в комнату с заднего двора, нужно десять минут?

– Так он не во дворе! Ида послала его в овощную лавку купить приправы для супа. И еще он собирался зайти по пути на почту, чтобы взять газеты для мисс Миллисент. Он, должно быть, вот-вот вернется.

– Прекрасно! – На лице Алана появилось раздраженное выражение. Он отвернулся от девушки, не желая, чтобы она видела его таким. – Извини. Ты, должно быть, думаешь, что я абсолютно избалованный, эгоистичный человек, заставляющий всех носиться со своими проблемами…

– Нет, ну что вы! Конечно же, нет! – Опал подошла к изголовью его кровати. – Честное слово! Вы не избалованный, не эгоистичный. Должно быть, очень тяжело ждать кого-то лишь потому, что хочешь встать с кровати. Это раздосадует любого.

Алану удалось улыбнуться.

– Спасибо. Я всегда могу рассчитывать на тебя, если мне нужно будет успокоиться. Кажется, я этого не заслуживаю.

– Ну что вы! Может быть, я смогу вам помочь подняться с кровати? – предложила Опал. – Знаете, я очень сильная, намного сильнее, чем кажусь.

Алан выглядел испуганным.

– Нет, я уверен, ты не сможешь! В твоем-то положении? Нет, так не пойдет. Даже если бы ты была не…. то все равно не подняла бы меня. – Он не пояснил, что Джонни в полном смысле слова, переносит Алана с кровати на стул, как ребенка. Слишком стыдно было рассказывать об этом Опал. – Нет, нет. Все в порядке, не волнуйся! Я подожду, пока вернется Джонни. Это недолго.

– Ну что ж, если вы так считаете… – Опал заколебалась. – Но я могла бы вам помочь, в самом деле. – Она повернулась и начала уборку. Алан наблюдал за ее быстрыми и уверенными движениями, когда она стирала пыль с мебели, наклонялась, чтобы протереть ножки кровати и шкафов.

Алан нахмурился:

– Ты уверена, что эта работа не тяжела для тебя? Я имею в виду твое положение. – Опал выпрямилась опершись о стену, чтобы легче было стоять, и улыбнулась ему.

– О Боже, это совсем не тяжело для меня! Даже наоборот, очень легко. Мне кажется, я обманываю вас и Миллисент.

– О, нет! – быстро перебил ее Алан. – Не думай так. Уверен, что ты очень помогаешь Миллисент.

– Не понимаю, чем, – честно призналась Опал. – Но я очень благодарна мисс Миллисент за доброту. И вам тоже.

Алан, смущенный ее благодарностью, опустил глаза. Ему не казалось, что они с Милли так уж много сделали для девушки. Опал нужен муж, который заботился бы о ней. Она была такой милой, хорошенькой и хрупкой – и такой доброй, сердечной…

Опал продолжила уборку, затем остановилась, не решаясь что-то сказать, но потом неуверенно произнесла:

– Я подумала… надеюсь, вы не сочтете меня слишком бестактной…

– Конечно, нет, – заверил Алан, когда она замолчала. – В чем дело?

– Знаете, в одном из приютов, где я жила, был мужчина, уже пожилой. Его ранили во время войны, когда он был еще мальчиком. Обе ноги ампутировали выше колен. На потолке над его кроватью был приделан крюк, через который протянули веревку. Так он подтягивался по этой веревке и сам поднимался с кровати. – Она замолчала, пытаясь по выражению лица Алана определить его реакцию.

Алан с минуту смотрел на нее. Странно, но от этих слов он ощутил где-то внизу живота холодное предательское шевеление, похожее на страх. Но это глупо – чего ему бояться?

– Какое такое приспособление? – наконец произнес он. – Что ты имеешь в виду? Расскажи поподробнее.

Ободренная его вопросом. Опал подошла ближе.

– Знаете, он был очень независимым человеком и ненавидел, когда санитарки или их мужья помогали ему вставать с кровати или, наоборот, перебираться из коляски в постель. Он сидел в кровати или кресле у окна целыми днями и строгал что-то ножом. Попросил своего брата принести веревку, и они перекинули ее через крюк. А потом он научился подтягиваться по этой веревке – поднимать свое тело и садиться прямо в инвалидное кресло, которое стояло рядом с кроватью. Он проделывал это каждый день.

– Понятно… – после некоторой паузы сказал Алан. – И ты думаешь, что я должен попробовать то же самое?

– Нет, я не говорила, что вы «должны». Но знаю, что вам не нравится подолгу ждать Джонни. Могу поспорить, вы чувствуете, что слишком зависите от него.

Опал была права. Он ненавидел это чувство. Но всегда относился к нему как к тому неизбежному, с чем необходимо смириться. Он никогда не думал, что все это можно изменить. После несчастного случая Алан был очень слаб; долгое время находился между жизнью и смертью. Ему грозило кое-что пострашней, чем парализованные ноги. Еще год или два после этого он был очень болезненный и при малейшей возможности подхватывал простуду. С самого начала Джонни стал переносить его с кровати в кресло и обратно, как ребенка. Миллисент и мать нянчились с ним, как с маленьким, всегда стараясь предугадать любое его желание. Они непростительно разбаловали его; Алан считал, что Миллисент до сих пор продолжает это делать. А он постарался принять все случившееся как должное, не жаловаться и не стонать, примириться с фактом, что он инвалид, не способный ничего сделать самостоятельно.

– Но я… – он попытался улыбнуться, чтобы скрыть чувство унижения. – Я слабый человек. После несчастного случая я совсем обессилел. Похоже, мне просто может не хватить сил, чтобы поднять свой вес с кровати.

– О, простите! Думаю, я заговорила обо всем этом только потому, что мне и в голову не пришло, будто у вас ослабленный организм. – Ее лицо стала медленно заливать краска. – Знаете, вы прекрасно выглядите, но я должна была сама догадаться. Я не подумала… – она смущенно отвернулась.

Алан обнаружил, что ему неприятно, когда Опал думает о нем как о немощном и больном. Одна из главных причин, почему ему нравилась эта девушка, заключалась в том, что она не относилась к нему как к ребенку, а именно так поступали Миллисент и его остальные родственники. С Опал он не чувствовал себя беспомощной развалиной. Она считала его умным и добрым. А теперь, со страхом подумал Алан, и она поймет, что он абсолютно обыкновенный человек: заурядный лежачий больной, не способный сам заботиться о себе и полностью зависящий от других.

Она увидела его таким, какой он был на самом деле – просто калекой.

Опал тихонько выскользнула из комнаты. Алан откинулся на подушку и закрыл глаза. Ему было больно;

больно так, как никогда раньше. Это не была горечь, или печаль, или знакомое разрывающее душу желание вдруг сделать что-то, что он мог делать раньше, до того, как… Он не хотел вновь стать мальчиком. Все, чего он желал, – это поступать и выглядеть, как мужчина.

Через несколько минут в комнату бесшумно вошел Джонни, прервав грустные размышления Алана.

– Мистер Алан, – произнес он, обходя кровать. Джонни был угловатым и худым, как лезвие ножа, но Алан знал, что внешняя хрупкость была обманчива; он без труда поднимал и переносил Алана. Этот парень был очень медлительным, хотя Алан помнил, что в детстве Джонни мог летать, словно ветер. Алану никогда не удавалось догнать его. Все в Джонни было странным. Тихий голос и странная, присущая скорее туповатым людям манера разговаривать резко контрастировали с острым юмором и глубоким смыслом сказанного, который скрывался за простыми обыденными словами.

– Джонни, – обратился Алан, взглянув на парня, – можешь ответить на один вопрос? Только честно. Ни один мускул загорелого лица Джонни не дрогнул.

– Ответить на вопрос? Ну, конечно же. Вас что-то беспокоит?

Алан покачал головой:

– Нет, просто – как ты думаешь, я очень слаб? Я имею в виду, если укрепить как-нибудь на потолке веревку, я смогу подтягивать с ее помощью свое тело? Или это для меня непосильно?

Джонни долгим взглядом посмотрел сначала на Алана, потом на потолок. Еще через некоторое время он вновь посмотрел на Алана.

– Что вы имеете в виду под «укрепить»? Как мы это сделаем?

– Ну, не знаю. Но если сделаем, смогу я подниматься с кровати и пересаживаться на стул?

Джонни заморгал. Он взглянул на инвалидное кресло, стоящее довольно далеко от кровати.

– А для чего вам это? Я помогу вам.

– Да, но я не хочу, чтобы мне помогали. Это моя цель. – Алан поморщился. – Все, что я хочу от тебя услышать, так это хватит ли у меня сил или нет?

И снова неподвижный взгляд задержался на нем еще на одну минуту.

– Вы хотите сказать, достаточно ли сильны ваши руки? Сможете ли вы поднять собственный вес? – Он нахмурился и слегка покачал головой. – Точно не знаю. Вы были достаточно сильным парнем, но ваши мышцы очень долго отдыхали. Мне кажется, они сейчас слабоваты. Не уверен, что вы сможете приподнять себя с постели. По крайней мере, сейчас.

Алан кивнул. Он ожидал именно такого ответа.

– Только… – медленно начал было Джонни.

– Да? – подхватил Алан. – Что только?

– Сила мускулов – это такая вещь, которая может вернуться. Вот что я думаю: это не то что деньги, которые истратил, и все. Если бы вы поработали над этим, то сумели бы справиться рано или поздно.

Алан покраснел.

– Работать над этим? И что я должен делать?

Джонни выглядел озадаченным.

– Ну, я не знаю сейчас, что именно. Никогда не задумывался. – Он помолчал. – Наверное, поднимать что-нибудь? Что-нибудь маленькое, но тяжелое, как камень или кирпич.

– Да. Можно начать с этого, а потом брать более весомое – по мере того, как я буду становиться более сильным. Если буду становиться… – Алан был далеко не уверен в этом. В конце концов, его руки не занимались никакой физической работой целых десять лет. С другой стороны, он не мог выносить, когда Опал думала о нем как о слабом и беспомощном. Но если ничего не выйдет, ему снова придется это пережить. Он до сих пор ощущал привкус стыда, испытанного, когда был вынужден признаться Опал, что не может сделать то же, что другие мужчины. Больше всего на свете Алан не хотел испытать этот стыд еще раз.

Он судорожно вздохнул. Он уже не помнил, когда в последний раз рисковал. Да, в самом деле, в последний раз он испытал это, когда маневрировал на краю телеги и свалился под колеса. Последний, гибельный риск.

Он подумал о больших серых глазах Опал. Как они сияли, когда он что-нибудь ей объяснял! Бывали случаи, когда отказаться от риска опаснее, чем решиться на него. И болезненнее.

В оставшуюся часть дня, после того, как Джонни пересадил его в кресло и подкатил к столу, Алан не переставал думать о возможности укрепить мышцы рук. Не то, чтобы они были совсем слабыми. В конце концов, все эти годы он руками крутил колеса своей коляски; нельзя сказать, что его руки абсолютно бездействовали.

Да и почему руки должны быть слабыми, если покалечены ноги? В действительности у него не было причин считать себя полным инвалидом, думал он. До несчастного случая Алан имел превосходное здоровье. И хотя он был тогда лишь подростком, но уже достаточно сильным физически. Он рубил дрова, скакал верхом, взбирался на деревья. Все знали, что он отличный пловец, самый быстрый из всех мальчишек.

Если бы он с самого начала решил без посторонней помощи подниматься с кровати и ложиться в нее, то сейчас это не представляло бы для него проблемы. Мышцы обрели бы силу и крепость. Почему он не попытался раньше? Почему никто не заставил его попробовать?

Алан подумал о любви родителей и Миллисент, о том, как они оберегали его, заботились о нем, стараясь делать все, чтобы он не ощущал себя обделенным судьбой. А ему было так легко, приятно, удобно принимать их любовь. Они абсолютно обезопасили его мирок. Тогда он только этого и хотел. Но теперь – теперь недавнее прошлое показалось слишком гладким и спокойным.

Было бы здорово самому поднимать и опускать себя при помощи подтягивания. Это будет способом отвоевать хоть толику независимости. Алан при этой мысли ощущал головокружительное чувство свободы.

Он решил, что сможет начать, упражняясь с парой книг в каждой руке. Если он будет ежедневно делать это бесчисленное множество раз, то, по крайней мере, скоро поймет, увеличивает ли это силу мышц или, наоборот, ухудшает самочувствие.

Алан подъехал к книжным полкам и взял толстый художественный журнал, который Миллисент принесла ему вместе с почтой. Не удовлетворившись им, он принялся искать еще что-нибудь подходящее, вытаскивая и вновь ставя книги на место. Наконец, нашел два тома подходящего веса и размера, которые, казалось, могли бы послужить для его целей.

Он начал поднимать и опускать книги много-много раз, пока руки не заболели. Он опрокинулся на спинку кресла, чтобы отдохнуть, и задумался о том, когда же удастся достаточно укрепить руки, как вдруг услышал за спиной звонкий молодой голос.

– Привет! А что ты делаешь? – Бетси, зацепившись руками за подоконник, стояла на цыпочках на веранде по ту сторону окна.

– Сейчас я и сам толком не знаю. Кажется, пытаюсь тренировать руки.

– Зачем? Как?

Алан улыбнулся. Это были два самых любимых вопроса Бетси.

– Я… – он поколебался, не желая никому объяснять свои намерения. Словно внутренний голос настойчиво советовал скрыть эти первые усилия, пока не выяснится, получится у него что-нибудь или нет. Но Бетси была слишком любопытным ребенком, чтобы удовлетвориться молчанием вместо ответа. – Ну что ж… я пытаюсь провести эксперимент с этими книгами.

– Эксперимент? Правда? – Бетси еще больше свесилась в комнату через подоконник, глаза ее расширились от любопытства.

– Да. Хочу выяснить, смогу ли укрепить руки.

Бетси нахмурилась, сморщив нос.

– Но как вы сможете узнать это из книг?

– Не из книг, а с их помощью. Смотри, книги легко поднять, но в то же время они довольно тяжелые. Если я буду их поднимать какое-то время, то мои руки должны стать сильнее. Потом я попробую удерживать более тяжелые книги – ну, и так далее.

– А, понятно! Но зачем это вам?

– Я надеюсь, что если стану сильнее, то попрошу Джонни укрепить на потолке, над кроватью, веревку и буду подтягиваться на ней, поднимая свое тело с постели. Потом научусь пересаживаться на стул с кровати и обратно, не прибегая к посторонней помощи.

Бетси энергично закивала. Она все-таки была еще ребенком, чтобы понять желание делать все самостоятельно, без помощи посторонних.

– А что вы хотите прикрепить к потолку?

– Веревку. Я думал, что можно будет закрепить там крюк и привязать к нему веревку.

– Ей-богу! Вот будет!

Наивная Бетси, подумал Алан, улыбаясь.

– Ты так думаешь? Надеюсь, что будет. Но вначале я хочу потренировать руки.

– Бьюсь об заклад, что тогда вам лучше не терять времени, – решила Бетси, спрыгивая в комнату. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо! Если ты не возражаешь, я бы хотел сейчас остаться один.

– Хорошо. – Бетси поняла: в первый раз всегда лучше делать что-то одному, когда никто не стоит за плечом и не наблюдает. В отличие от многих взрослых, она не обиделась на столь откровенную просьбу Алана оставить его одного. Она наклонилась к нему и тихим, заговорщицким шепотом спросила:

– Это секрет? – Снова она заставляла его улыбаться.

– Да. – Тоже прошептал он в ответ. – Думаю, секрет, хотя бы на некоторое время.

Бетси кивнула и, скрестив пальцы, приложила их к губам.

– Я не скажу ни слова! Клянусь! – Еще раз показав жестом, что ни за что не выдаст тайну, Бетси вылезла в окно.

Алан вновь взял книги и вернулся к своим занятиям. Он поднимал увесистые фолианты из разных положений, какие только мог придумать, стараясь размять каждую мышцу. Завершив тренировки, он был уверен, что задействовал все мышцы, так как руки болели от плеча до кисти. Ему хотелось узнать, стоили ли чего-то эти усилия, но нутром он чувствовал, что стоили. Впервые за последние годы он сделал что-то самостоятельно.

Давным-давно Алану не снились кошмары. Но в эту ночь они вернулись: демоны, рвущие на части его ноги; боль, которая казалась одновременно и горячей, и ледяной; чудовища, толкающие его к краю обрыва… И вот он с криком срывается в бесконечную бездну…

– Алан! – раздался шепот над головой. Чья-то рука трясла его за плечо. – Алан, проснитесь, вам снятся кошмары!

Он выкарабкался из темноты и, открыв глаза, увидел склонившуюся Опал, а на ее лице – сосредоточен-ное, обеспокоенное выражение. Он сел в кровати, сердце его бешено колотилось. Рубашка, в которой он спал, стала влажной от пота.

– О, Господи! – воскликнула она. – Я до смерти испугалась! Я услышала, как вы стонете, а потом закричали…

Она материнским жестом убрала с его лба волосы.

– Вы в порядке?

Алан кивнул. Сердце все еще колотилось, но он уже окончательно проснулся, чтобы почувствовать себя идиотом.

– Извини. – Алан вздрогнул от ее прикосновения. Стало слишком хорошо; он захотел упасть лицом ей в колени, отыскать покой в ее руках. Он не позволит ей больше видеть его слабость. – Все в порядке.

– Нет, не все. Я разбудила вас, но я – я уверена, что сейчас вам нужен сон.

Алан знал, что неприлично вот так, не отрываясь, смотреть на ее выступающий живот. Да, но в беременной женщине было что-то таинственное, даже запретное. Казалось, никому не позволено видеть ее, кроме мужа, который знает ее тело. Такие мысли смутили его.

Опал заметила его откровенный взгляд. Она прикрыла руками живот и улыбнулась.

– Нет, с этим нет проблем. Просто немного неудобно спать – он стал уже слишком большим. Я часто просыпаюсь. Вот почему я и услышала вас.

– Надеюсь, что больше не побеспокоишься. – Он отвел взгляд в сторону. – Кошмар не должен больше повториться.

– Вот и хорошо! – Опал наклонилась к нему, поправляя подушки. – А сейчас, – мягко сказала она, – почему бы вам не попытаться заснуть? О Боже! Ваша рубашка насквозь мокрая. Должно быть, вы сильно вспотели. – Она немного отступила назад.

– Лучше, если вы переоденетесь во что-нибудь сухое, иначе простудитесь.

– Нет, не беспокойся! Сейчас слишком тепло. – Алан почувствовал, что покраснел, и поблагодарил Бога за то, что в комнате темно.

– Ничего не знаю! Это не… – она замолчала, робко улыбнулась ему и поправилась:

– Я хотела сказать, что нельзя спать в мокром, независимо от того, тепло в комнате или холодно. Я много раз слышала, что это вызывает такие страшные болезни, как дифтерия или пневмония, и даже в летнее время. Вы же не хотите рисковать.

– Я не такой хилый, как вы все думаете…

Горечь в его голосе заставила Опал замолчать и повернуться к нему лицом.

– Я не это имела в виду! Извините, мистер Хэйз! Я не хотела вас обидеть. – Она подошла к его кровати, бледное личико сморщилось от волнения.

– Знаю. – Он махнул рукой, чтобы остановить поток ее извинений. – Все дело во мне. Я – брюзга. Спроси Миллисент. Я часто впадаю в плохое настроение. Я тоже не хотел…

– О, нет… – Опал тихо засмеялась. – И это вы называете плохим настроением? Вы – брюзга? Вовсе нет! Если бы вы знали кое-кого из тех, с кем мне приходилось встречаться, то тогда бы поняли, что такое «брюзга». И потом: если бы вы все время были спокойны и в хорошем настроении, то были бы святым, а не мужчиной. – Опал повернулась к шкафу.

– Итак, где же ваши свежие сорочки? Ага, вот они.

Она с довольным видом извлекла длинную хлопчатобумажную ночную рубашку и подошла к постели Алана. – Вот. Давайте мы освободим вас от старой и наденем новую, сухую.

Алан колебался. Он стеснялся снимать рубашку при Опал. Это казалось почти неприличным. Но Опал все еще стояла рядом, терпеливо ожидая, когда он снимет влажную сорочку.

Он наклонился и осторожно стал стягивать рубашку через голову, стараясь действовать осторожно, чтобы не сползло одеяло ниже талии. Опал протянула руку за сорочкой. Ее пальцы коснулись его руки, и при этом прикосновении внутри у него все похолодело.

Опал отбросила мокрую рубашку и, став на цыпочки, начала надевать на Алана новую. Он просунул руки в рукава и голову в горловину рубашки, а девушка натянула ее и аккуратно расправила. Ему стало стыдно, что она одевает его, будто ребенка. Естественно, не воспринимая его как мужчину. Она наверняка думает, что если он калека, то и импотент.

Господи, кто бы мог представить, что он еще способен почувствовать возбуждение в присутствии женщины! Алан тяжело задышал. Опал была совсем рядом, в одной прозрачной ночной сорочке, светлые волосы заплетены в две косички, спадающие на спину. Он чувствовал смущение, желание, стыд и еще что-то странное. Он не знал, как вести себя, что говорить.

Нужно, естественно, все скрыть. Обязательно. Нужно не показывать вида, что сердце бешено колотится от одного прикосновения ее руки, и что кровь закипает, когда его взгляд спускается ниже лица Опал, на шею и грудь, на темные кружки сосков под светлой материей. Пусть она продолжает думать, что он просто евнух. Иначе, он был уверен, она станет держаться от него подальше.

– Вот так! – удовлетворенно сказала Опал, отступая на шаг назад. – Так ведь лучше, верно?

Он кивнул. Опал подняла старую рубашку и, аккуратно расправив, повесила на спинку стула. Она подошла к кровати и взялась за заднюю спинку.

– Когда я была маленькой, мне часто снились кошмары. Я боялась снова засыпать, думая, что они вернутся, и очень радовалась, когда оказывалась в комнате не одна, а с другими девочками. Могу поспорить, что это бывает у каждого.

– Не знаю, – Алан лёг на спину, оперся на взбитые подушки, сложив руки на груди и глядя на Опал. – Мне это кажется вполне объяснимым.

Опал облокотилась на спинку кровати.

– Иногда я думаю, что будет дальше? Как я стану заботиться о малыше? Ваша сестра спрашивала, не собираюсь ли я отдать его в приют, чтобы его потом усыновили или удочерили. Может, она и права. Может, я не смогу растить ребенка, и работать, и делать все остальное. Возможно, какая-нибудь добрая богатая пара возьмет его. Я слышала, что многие очень сильно хотят иметь ребенка и могут, наверное, дать ему то, чего не смогу я. – Ее личико помрачнело. – Но я, наверное, не смогу жить, зная, что собственными руками отдала малыша в один из этих приютов. А что, если никто не захочет взять его? Если он будет расти, как и я? Я не могу даже думать об этом. Я хочу сама растить малыша. Я хочу любить его и – о, мистер Хэйз, вы – умный человек… – Опал потянулась к нему, – скажите, это очень плохо? Должна ли я оставить ребенка в приюте?

– Ни в коем случае, конечно же! – Алан сел в кровати, лицо его было серьезно. – Ты – мать ребенка. Где ему будет лучше, как не с родной матерью? – Она неуверенно стояла у его кровати, и выглядела такой нерешительной, что Алан, забыв свою обычную стеснительность, потянулся и взял ее за руку, желая как-то утешить. – Никто не сомневается, что ты отлично справишься. Ведь это естественно, если мать хочет вырастить своего малыша, так? – В этом вопросе он не очень-то хорошо разбирался, но был убежден: то, что он сказал, правда. – Уверен, Миллисент не имела в виду, что тебе следует отдать ребенка; она просто предложила, на случай, если ты захочешь. Только ты, наверное, не сможешь работать так много, как раньше.

– А на что же я буду жить, питаться, одеваться и тому подобное?

– У тебя есть дом. Или тебе не нравится у нас?

– Ну что вы, конечно же, нравится! Это самые замечательные дни в моей жизни. Но я не могу просить мисс Хэйз и вас содержать меня и дальше.

– Но это же не одолжение, не волнуйся! Ты работаешь, возможно, даже больше, чем следует в твоем положении. И к тому же, будет очень приятно, если в доме появится малыш. Я никогда близко не общался с детьми. Миллисент наверняка страшно избалует его. Мне кажется, она способна на это.

– Она любит детей. Посмотрите хотя бы, как она добра с соседской девочкой…

При упоминании о Бетси Алан мысленно вернулся к разговору между Милли и Джонатаном Лоуренсом, подслушанному несколько недель назад.

Конечно, Миллисент любила Бетси. Но еще больше она любила ее отца. Снова Алан почувствовал одиночество, и страх сжал его сердце.

– Да, – произнес он голосом, показавшимся девушке усталым и словно звучащим издалека. Конечно, Опал рано или поздно захочет уйти, встретить мужчину и выйти замуж, найти отца для своего ребенка. Она это заслужила. – Да, вообще-то тебе нужен собственный дом.

Опал недоуменно посмотрела на него, удивленная переменой в его голосе.

– Я… извините меня! Вы устали, а здесь еще я со своими проблемами. Теперь вам нужно поспать, мистер Хэйз, а если что-нибудь понадобится, позовите меня.

Алан молча кивнул, и она выскользнула из комнаты. С тяжелым вздохом он снова опустился на подушки. Сквозь тонкие шторы в комнату заглядывала луна, и Алан, наблюдая за странной игрой света на высоком потолке, думал о сестре, о своей жизни, об Опал. Сон еще долго не приходил к нему в эту ночь.

Весь июль Бетси навещала Хэйзов. Иногда она приходила к Алану и подолгу оставалась в его комнате. Миллисент точно не знала, чем они там занимаются, но видела, что у этих заговорщиков есть какой-то общий секрет. Алан и Бетси частенько таинственно улыбались друг другу, хотя оба изо всех сил отрицали, что задумали что-то необычное. В эти дни дверь комнаты Алана долго оставалась закрытой, а на его лице появилось новое жизнерадостное выражение. Опал, так же, как и Миллисент, оставалась в неведении, но никто из них не настаивал в открытии этой тайны. Так приятно было видеть Алана веселым и счастливым!

Однако большую часть времени Бетси неотлучно находилась при Миллисент. Они вместе пололи и поливали огород. Они собирали овощи, и Милли показывала, как их надо мыть, чистить и консервировать. Бетси оказалась отличной помощницей при сборе вишни, забираясь на верхние ветки дерева и срывая ягоды там, куда не могла дотянуться стоящая на лестнице Миллисент. Они мыли ягоды и выбирали косточки до тех пор, пока их руки не становились такого же красного цвета, а потом пекли пироги и торты с вишней, консервировали и варили варенье из оставшихся ягод (которые не успевали съедать).

Милли обнаружила, что все сильней и сильней привязывается к девочке. Бетси очень быстро училась всему и крайне редко ошибалась. Она вбирала знания и житейский опыт Миллисент, словно губка. Она сама тянулась к новому и неожиданно, к удивлению Милли, проявила интерес к своей внешности, выразив желание выглядеть лучше.

– O-o! – воскликнула Бетси, когда Миллисент, разобрав на ровный пробор ее волосы, заплела две тугие аккуратные косички. – У вас так красиво получается! Я не представляла, что так вообще бывает… Как вы это делаете? – Она крутилась и вертелась перед зеркалом, стараясь увидеть себя с разных сторон.

– Просто я слишком долго этим занимаюсь. Смотри, я тебе покажу. – Она начала расплетать косички Бетси.

– Ой, не надо! – закричала в ужасе Бетси, прикрывая голову руками. – Не расплетайте! Они мне так нравятся!

Миллисент засмеялась.

– Я заплету точно так же, вот увидишь. – Она расчесала волосы девочки и показала, как разделить их на ровные прядки, как туго заплести косу и как перевязать ее ленточкой. Бетси раз за разом повторяла ее движения, пока не научилась делать все сама. Потом Милли показала, как завязывать ленту, чтобы кончики не торчали в разные стороны. Когда Бетси, наконец, сама сделала все правильно, то была несказанно горда.

– Это выглядит великолепно? Правда? – невинно нахваливала она себя. – Почти так же красиво, как было у вас.

– Конечно! Со временем у тебя будет получаться все лучше и лучше. А теперь надо подумать о твоей одежде.

– Ой, честно? – завизжала Бетси. – Вы можете что-нибудь сделать с моими платьями?

– Почему бы нет? – Милли удивилась: оказывается, девочка сама понимала, что одевается плохо. – Если ты, конечно, хочешь, чтобы я помогла тебе.

– Да, да! – Она серьезно повернулась к Милли. – Я бы хотела выглядеть красиво, мисс Хэйз. Правда, хотела бы. Я не хочу жаловаться папе; тогда у него будет плохое настроение. Он так сильно старается воспитывать меня правильно. Но иногда он по-настоящему расстраивается и говорит, что растит меня не так, как надо. Я не хочу, чтобы он так думал. Но сама я не умею шить… – Она посмотрела на свое платьице. – Мое очень короткое, да? И иногда у меня торчат подолы нижних юбок. Но я не знаю, как сшить новое платье. Попробовала загнуть нижние юбки, но, по-моему, получилось плохо…

– Я помогу тебе – научу шить, и мы вместе сошьём несколько новых платьев. Как тебе эта идея?

– О-о, да, да, конечно! – глаза Бетси радостно заблестели. – Это будет так здорово! О, мисс Хэйз, я так вас люблю!

В порыве чувств она обхватила Милли за талию и прижалась к ней лицом. Это так сильно поразило Миллисент, что с минуту она не могла двинуться с места. Но в следующее мгновение ее руки уже обнимали девочку. Было так естественно держать ее в своих объятиях и так хорошо! Сердце Милли сжалось, а на глазах выступили слезы. Внезапно она наклонилась к Бетси и прошептала:

– Я тоже тебя люблю. – Она вдруг с удивлением осознала, что говорит совершенно искренне. Непостижимым образом Бетси твердо заняла место в ее сердце. Это открытие испугало Милли, но неизмеримо больше обрадовало.

Насколько часто Бетси была в доме Хэйзов, настолько редко показывался на глаза ее отец. Несколько раз Миллисент видела Джонатана во дворе его дома, а однажды – по дороге в магазин дамских шляп – встретила на улице. Они коротко поздоровались, кивнули друг другу, и разошлись в разные стороны. Это была их единственная встреча с того самого вечера, когда проходил аукцион в парке. Милли успокоилась, убедившись, что Джонатан выполняет обещание и не собирается ухаживать за ней. Она чувствовала себя гораздо спокойнее. Хотя… не могла выбросить из головы мысль о том, что он отступился слишком легко.

И, хотя Милли никогда бы не призналась в этом даже самой себе, в душе она все-таки скучала по нему.

Однажды вечером, в середине июля, все трое – Милли, Алан и Опал – сидели в гостиной. Миллисент просматривала почту, поставив на колени большую коробку с газетами и письмами. Алан растягивал на руках моток шерсти, а Опал, сидя на табуретке напротив него, сматывала клубок. Вдруг на улице послышались громкие звуки ударов.